- Блестяще! - похвалил Дэвис. - Вы вылезли из машины и зашагали к бульвару Санта-Моника, приятель, продолжал сержант. - А как же быть с сутулым усачом? - спросил Конвей и подумал: о нем они Дэвису вообще не сказали. - На бульваре десятки ларьков, - тотчас ответил сержант. - В них торгуют сувенирами, масками и прочими детскими наборами. Наклеить усы и подровнять их ножницами нетрудно. Сделаться сутулым и того проще. Смотрите. - Бауэр вытянул шею, нагнулся и подал вперед плечи. - Вот вам и сутулость. Зря вы, приятель, надеетесь, что мы купимся на эти детские уловки. Короче говоря, вы вернулись к кинотеатру, когда зрители выходили оттуда. Билетер пропустил вас в фойе, вы вошли в зал, бросили на пол перчатку, позвали директора, и вы вместе нашли ее, вот и все. А потом вы разыграли спектакль с поисками пропавшей жены, сели на трамвай и поехали в участок. Правильно? Правильно. Все это было настолько далеко от действительности, что Конвей успокоился. - Со временем вы сможете писать неплохие книги. Но в девять вечера я был в кино со своей женой, а в девять тридцать мы с ней пришли на стоянку, к нашей машине. Как вы это объясните? - Очень просто, - ответил Дэвис. - Вы же у нас писатель. Билетер помнит, как вы с женой вошли перед началом сеанса, как она обозвала вас придурком, и вы вместе ушли. Больше он вас не видел. - Мы вошли в зал перед самым началом, было много народу. - К тому же, ни билетер, ни кто-либо еще не видел, как вы выходили из зала. Вы сами говорили, что вышли до конца сеанса, значит, в фойе никого не было. - Он был... - Конвей осекся. Он же сказал им, что вышел за минуту до конца сеанса. Если сейчас объявить, что билетер был у ларька с воздушной кукурузой, то выяснится, что он врал, а это потянет за собой все остальное. Ему сделалось не по себе. Он же нарочно выбрал в зале места, с которых можно уйти незаметно, поскольку никак не предполагал, что придется доказывать свое пребывание в зале. А все этот дурак Бауэр, сумевший внушить прокурору, что преступление было совершено на час раньше. - Я вам говорил, - обратился Бауэр к Конвею, - что интересуюсь своими подопечными. Есть одно смягчающее вину обстоятельство. Эти драные перчатки. Я сразу понял, что там какая-то неувязка. Кабы вы замыслили убийство заранее, то, будучи писателем, придумали бы что-нибудь похитроумнее. Посему, если вы признаетесь, будем вести речь о непредумышленном убийстве. - Пожалуй, с этим доводом можно согласиться, - сказал Дэвис. - Но, только если вы пойдете нам навстречу. - Да вы все тут спятили! - Ладно, Конвей, - произнес Дэвис и повернулся к Рэмсдену. - Арестуйте его. - Он подошел к двери, остановился и посмотрел на Конвея. - Если надумаете признаться, дайте мне знать. Не торопитесь. А будете стоять на своем, получите на всю катушку.
      13
      На другой день Конвей встретился с самим окружным прокурором и провел страшный час в обществе репортеров. Едва его заперли в камере, как появился маленький круглолицый человечек. - Я Джон Генри Гейтс, - сказал он охраннику. Конвей насторожился, услышав имя самого известного в Лос-Анджелесе судебного защитника. - Итак, - сообщил он Конвею, - все не так скверно, как кажется. Я беседовал с сержантом Бауэром, встречался с окружным прокурором. Благодарите вашу родственницу. Мисс Бетти сторожила меня у дома с самого утра и упросила взяться за ваше дело. Значит, судимостей у вас не было? - Нет. - Воевали? - Да. - Отлично. Ранения есть? - Н-нет... - неуверенно ответил Конвей. Гейтс уловил колебание в его голосе и проговорил: - Ну, рассказывайте. Со мной темнить не надо. В чем дело? - У меня было что-то вроде расстройства психики, я полгода провел в больнице. Лицо Гейтса просветлело. - Превосходно! - Но вы же не станете это использовать. - Еще как стану. Послушайте, я привык вести дела так, как считаю нужным. Я оказываю вам услугу. И, если докажу суду, что это было непредумышленное убийство, моя популярность не возрастет. - Погодите-ка, - сказал Конвей. - Насколько я понимаю, - продолжал Гейтс, - вы могли бы отделаться десятью годами. Но контуженный герой войны... Полагаю, можно добиться пяти лет в лечебнице для душевнобольных. На миг перед мысленным взором Конвея появилось лицо Хелен, ее скривившиеся в презрительной усмешке губы. Выходит, она все-таки упрячет его в дурдом. - Минутку, - сказал он. - Тут какое-то недоразумение. Я невиновен и не собираюсь признавать себя виновным. Все подтасовано, меня подставили, состряпали улики. - Мне так не показалось, - ответил Гейтс. - Не надо разыгрывать оскорбленную невинность, я же ваш защитник. - Мне не нужен защитник, который упечет меня на десять лет в тюрьму или на пять в психушку. - Ну, тогда поищите себе другого. Хотя я сомневаюсь, что среди нашего брата найдутся такие глупцы. Гейтс ушел. Конвей почувствовал себя неуютно. Он потерял самого одаренного, хитрого и изворотливого защитника. Если уж Гейтс поверил бреду Бауэра, что говорить о простых людях и о присяжных. Конвея охватили дурные предчувствия. Зачем он прогнал Гейтса? Следующей посетительницей оказалась Бетти. - Будем надеяться, что мистер Гейтс поможет тебе. Как он тебе понравился? - Он мне не нужен. Я не намерен признавать себя виновным. Гейтс же хочет строить защиту на другом. - Это естественно, - ответила Бетти. - Послушай, Бетти, я не убивал Хелен и был с ней в кино в девять вечера. - Пожалуйста, не надо. Только не со мной. Зачем ты мне это говоришь? Лучше бы ты сразу все мне рассказал, тогда я не заикнулась бы об этих повторах радиопередач. - На чьей ты стороне? - с негодованием спросил Конвей. - Я понимаю тебя, но мы любим друг друга, и нам нет нужды темнить. - Она заплакала. - Возвращайся восвояси. Я не позволю им засадить меня по ложному обвинению и сам приеду к тебе.
      * * *
      Артур Конвей сидел на скамье подсудимых, слушал выступление помощника окружного прокурора Дэвиса и думал: и с чего это я взял, будто замыслил идеальное убийство? - ...Как мы можем верить словам этого человека? - вопрошал Дэвис. - Он говорит, что был со своей женой в кинотеатре в момент убийства. Это - его единственное алиби, но нет ни одного свидетеля, готового подкрепить его. Это правда, думал Конвей. Я сам старался, чтобы нас не заметили при выходе из кинотеатра. - ...У обвиняемого было два мотива. Он утверждает, что они с женой жили душа в душу, но это явная ложь. Она собиралась развестись с ним и выйти замуж за Тейлора. Когда он обнаружил, что жена сняла со счета все их деньги, ей уже нечего было скрывать, и она рассказала ему о Тейлоре. Тогда-то он ее и задушил. Я прошу вас, дамы и господа, не забывать еще одного. Убитая женщина не может присутствовать здесь. Если она взяла из банка общие деньги, муж мог по суду вернуть себе свою половину. Если она намеревалась выйти замуж за другого, он мог вполне законно развестись с ней. Вместо этого обвиняемый, презрев все законы, хладнокровно умертвил ее и теперь должен понести заслуженное наказание за это злодейское преступление. Присяжные вернулись в зал через два часа. Их единодушный вердикт гласил: виновен в предумышленном убийстве.
      * * *
      Когда до казни оставалось четыре часа, Конвей поставил последнюю точку, отложил карандаш, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Все-таки он успел закончить свой великий рассказ. Но в издательство его отнесет уже Бетти. И она же получит гонорар...