Олег Синицын

Скалолазка и мировое дерево

Часть I

Московские тюльпаны

Глава 1

Переполох на колесах

Если Лехе выпало сообщить мне о какой-нибудь гадости, то он непременно это сделает с радостью и издевкой. Я тороплюсь, в сумке у меня лежит вещица сколь опасная, столь и важная, а на трассе ждет человек, на встречу с которым спешу из самой Камбоджи. Изнервничалась, все ногти погрызла. А Овчинников, который сидел за рулем, как бы невзначай спрашивает:

– У тебя случайно нет богатого, но ревнивого друга?

– Есть, – сердито ответила я. – Только он бедный и гад по натуре.

– Ну, сейчас речь не обо мне, а о «БМВ», который едет за нами.

Я быстро обернулась.

Трасса МКАДа была запружена автомобилями. Лето, пятница, конец рабочего дня. Погода отличная, все спешат за город – кто на садовые участки, а кто в коттеджи. Только я и закабаленный мною Овчинников направлялись в противоположную сторону.

Автомобиль серьезного черного цвета держался позади Лехиного «жигуленка». Номер с нулями. Водителя не разглядеть. Что еще за друг? Раньше таких друзей у меня было пруд пруди. Но вот уже полтора года от них ни слуху ни духу. С тех пор как я нашла маму… Я надеялась, что меня наконец оставили в покое. Я скромная переводчица, увлекаюсь скалолазанием. Правда, последнее время с преувеличенным интересом изучаю некоторые слова санскрита, но не пытаюсь произносить их вслух, потому что делать это опасно. Впрочем, кому какое дело до мертвого языка древних индийцев?

– Уверен, что за нами едут?

– Шутить изволишь? Забыла, где я работаю? – Сказано было с такой бравадой, будто Лешка подрабатывает охраной самого премьер-министра. Всего-то капитан милиции. – За нами едет, будь спокойна. Я перестраивался с полосы на полосу – не отстает.

– И давно едет?

– От самого аэропорта, похоже, ведет.

Из Камбоджи я прилетела усталая и дерганая. Боялась, что меня на таможне прихватят – есть за что. Но все прошло удачно… К площадке для посадки пассажиров колымага Овчинникова подкатила одной из последних (всех моих соседей по рейсу давно подобрали новенькие блестящие иномарки). Правая фара светила в сиротливом одиночестве. Левая не работала. С таким безобразием Леха ездит уже больше года. До отлета я спросила его, когда он последний раз заглядывал в лицо своей железной подруги, и видел ли, что она уже год как превратилась в циклопа? Он пробурчал, что вовсе не год и что фару он поменял, но потухла другая, зараза.

Баул со снаряжением бросила в багажник. Сумку оставила при себе. Не хочется класть ее в отсек, который Овчинников открывает ногтем. Знаете, потом стоять в очереди за новым паспортом, да и в кошельке осталось около четырехсот долларов. Но настоящая причина, почему я крепко прижимала сумку к своей печени, – в ней лежала вещица, из-за которой я пережила это головоломное путешествие в буддийский храм, затерянный в джунглях.

Глядя на преследовавший нас «бумер», я инстинктивно ощупала сумочку. На протяжении всего пути – в камбоджийском автобусе, в отеле, в самолете – я делала это раз двести. Боялась потерять капсулу, содержимое которой добыла с превеликим трудом. Она для меня важна, хотя она не главное. Главное то, что даст взамен нее человек, поджидающий меня перед развязкой Ярославского шоссе.

«Бумер» сверкнул фарами. Яркий пронзительный свет галогена ударил по глазам.

– Та-а-ак, – протянул Овчинников. – Предупреждаю, я пистолет дома оставил.

Снова двойная яростная вспышка. Ишь как старается. Точно, нам мигает. Чего же делать-то?

Я нервно завертела головой по сторонам. Справа ехал универсал, в котором разместилась семья с детьми, бабушкой и яблоневыми саженцами. Слева «Газель», нагруженная пластиковыми окнами, впереди «Пазик» с рабочими. Вроде куча людей вокруг, фонари над трассой горят, но почему я чувствую себя так, словно меня загнали в темный угол?

Слева в потоке образовалась брешь, «БМВ» резво обошел нас и стал вытеснять на обочину, игнорируя другие машины. Позади завизжали тормоза, раздались недовольные гудки. Овчинников поделать ничего не мог и покорно прижимался вправо. Остановились мы возле пыльной полосы ограждения.

– Вот и все, – сказал Леха с некоторым злорадством. – Суши весла. Допрыгалась, Баль.

– Может, они хотят дорогу спросить? – робко предположила я.

Правые двери иномарки синхронно распахнулись. Из машины вылезли двое внушительного вида молодых парней в строгих костюмах. Оба незнакомые. Уж не знаю, хорошо это или плохо. Пока пыталась в этом разобраться, они подошли к нам. Один остался возле капота, другой, с коротко стриженной головой и обаятельной улыбкой, открыл дверь с моей стороны.

– Вы кто такие! – начала я, – Это что за…

– Господин Овчинников, – оборвал меня парень, – вы не будете возражать, если мы на некоторое время заберем вашу даму?

– Забирайте насовсем. Устал я от нее. Все время нудит: почему приехал так поздно, почему у тебя фара не работает?

Опешившая и разгневанная, я попыталась испепелить его взглядом, но Овчинников не смотрел в мою сторону, а, прищурившись, беззаботно закурил сигарету. Вот предатель!

– Мадам? – произнес парень, галантно подавая мне руку, чтобы помочь выбраться из машины.

Неужели кто-то еще знает о капсуле? Невозможно. Бред. Арнольду нет смысла рассказывать кому-то. Ему нужна частица останков буддийского святого, а мне нужна вещь, которой владеет он. Бартерный обмен с человеком, работающим вне закона. Но мне до его занятий дела нет.

Мне нужна тряпица. Это то, что я хочу получить больше всего на свете.

– А в чем, собственно, дело? – возмутилась я, стараясь состроить строгую физиономию. – Я опаздываю на важную встречу!

– Мы не отнимем много времени.

Я воспользовалась поданной рукой и выбралась из пропахшего бензином салона, продолжая прижимать сумку к печени. Можно было спорить, упираться, изображать оскорбленную невинность. Но я не стала, потому что пиджак был парню немного узковат и через ткань выпирала рукоять пистолета.

Двенадцать метров до «бумера» дались мне с невероятным трудом. Ноги не слушались. Поджилки тряслись, словно после американских горок. Мой сопровождающий с пистолетом под мышкой, заметив, что я спотыкаюсь, взял под руку и помог доковылять до распахнутой дверцы, ведущей в затененный салон, пахнущий кожей и дорогим лосьоном.

Я плюхнулась на заднее сиденье рядом с человеком в ношеных ботинках и потертом пиджаке. Все-таки попала к старым знакомым.

Глеб Кириллович нисколько не изменился с того времени, когда мы виделись в последний раз. Это произошло в клинике, куда я привозила на обследование маму. Еще в нашей, не в швейцарской. Старый чекист тогда пришел поинтересоваться ее самочувствием, он ведь близко знал моего отца и был знаком с ней. Хотя мне кажется, он пришел ради того, чтобы увидеть маму собственными глазами. Хотел лично убедиться. Не верил, что я привезла именно ее, ведь прошло двадцать лет, двадцать долгих лет… Так вот, с того времени Глеб Кириллович не изменился. Стальной взгляд, седые волосы, военная выправка. У него даже морщины правильные и образцовые, как у руководителей КГБ в советских фильмах о разведке.

В своих ношеных ботинках и потертом пиджаке старый чекист в роскошном салоне «БМВ» выглядел, мягко говоря, неадекватно. Этакий дедушка, которого обеспеченный сынуля решил подбросить от одной остановки автобуса до другой. Вот только «сынки» в пиджаках с опаской поглядывали на дедушку. Водитель делал вид, что жуть как заинтересован шумным потоком МКАДа. Мой сопровождающий остался снаружи: прижавшись ягодицами к багажнику, он поглядывал по сторонам.

– Ну здравствуй, Алена, – произнес Глеб Кириллович с такой интонацией, будто я от него скрывалась.

– Здрассьте… – подавленно ответила я, перебирая складки кожи на сумочке.

– Как дела? Чем занимаешься?

– Да все нормально.

Я говорила, уставившись на подголовник переднего сиденья. Нормальные дела. Вот, везу контрабанду для одного криминального субъекта.

– Это хорошо, что нормальные дела, – произнес Глеб Кириллович, глядя на меня как прокурор на расхитителя. – А то, знаешь, бывают плохие дела. И хреновые дела бывают. А еще такое бывает, что вообще по уши в…

– Нет, у меня нормальные. Ни плохо ни хорошо – так себе, все течет своим чередом.

Надо с ним поосторожнее. Чтобы он не понял, будто я куда-то тороплюсь. Заподозрит что-нибудь опытным глазом разведчика. Или заметит, что я все время тискаю сумку… Алена, опусти сумку!.. Заметит, заинтересуется содержимым…

У меня дыхание перехватило от этой мысли.

Так, спокойно. Я никуда не тороплюсь. А в сумке ничего не лежит.

– А вы как? Все воюете на невидимом фронте?

– Воюем! – недовольно хмыкнул он. – Если бы все было так просто. Мир стоит на ушах, с тех пор как великая держава прекратила свое существование… кхм… Как дома, как семья? Ребятишек не завела?

Мои щеки вспыхнули.

– Не от кого.

– Принца ждешь какого?

Нет, так нельзя. Если буду осторожничать, то мы с ним до утра просидим. Три тысячи греческих синонимов! Ведь я опаздываю! Как ему сказать, что я опаздываю?

Так и скажи.

Но прежде чем я открыла рот, Глеб Кириллович опередил меня.

– Федя, – сказал он водителю, – подыши-ка воздухом.

Федя кивнул и покорно вылез из машины, а я подумала, что фраза «подышать воздухом», относящаяся к Московской кольцевой автодороге, звучит несколько издевательски.

Мы остались вдвоем в огромном салоне.

– Приходи ко мне работать. Сейчас нам деньги хорошие выделяют. Будешь получать намного больше, чем за мертвые языки в своем архиве.

Я устало выдохнула.

– Опять вы за старое. Меня деньги не интересуют. Я люблю эти мертвые языки, и мне больше ничего не надо.

– Работа интересная, разноплановая, – гнул свое старый чекист. – Будешь ездить по заграницам, будешь респектабельной фрау-мадам. Ты нужна стране, Овчинникова! Как ты этого не понимаешь?

– Вы меня словно не слушаете! – возмутилась я. – Глеб Кириллович, мне интересны переводы, а не шпионские игры.

Он посмотрел как-то сквозь меня. Затем приоткрыл дверцу, и в салон ворвался шум автострады.

– Федя, залазь обратно!

Водитель плюхнулся на свое место и повернулся к нам. Пиджак ему тоже был узковат, и у него под мышкой тоже был пистолет.

– Ну давай, – сказал Глеб Кириллович, обращаясь ко мне. – Давай, чего у тебя там в сумке?

У меня, наверное, от ужаса округлились глаза. Федя взялся за сумку и попытался вытащить ее из моих рук, но я вцепилась намертво.

Федя вырвал сумку со второй попытки. Передал Глебу Кирилловичу.

– Нехорошо, Овчинникова! Нехорошо! – с отеческим укором произнес старый чекист, положив сумку себе на колени. – Контрабанда биологических материалов, да еще для преступников. Мне за тебя стыдно.

Парень снаружи открыл дверцу и, взяв меня за руку, легонько потянул наружу.

– Глеб Кириллович!.. – взвыла я.

– И не возникай. Шутки с клонированием вне закона.

Я не помню, как оказалась снаружи. Помощники Глеба Кирилловича резво запрыгнули в салон. Чьи-то руки сунули мне сумочку назад. Хлопнули закрывающиеся дверцы, и «БМВ» резво стартовал, обдав меня пылью и выхлопными газами.

Трясущимися пальцами я расстегнула молнию. Паспорт и деньги на месте. Но капсулы, естественно, не было.

Леха в «жигуленке» беззаботно докуривал сигарету. Я обрушилась на него:

– Ты самая-самая последняя сволочь из всех сволочей, которые существуют на свете! Почему ты не мог оторваться от них?!

– От кого? От семерки «БМВ»?

От злости я сильно хлопнула дверцей, но она все равно не закрылась. Не без удовольствия я повторила процедуру с двукратным усердием. От могучего хлопка машина затряслась.

– Как ты мог! Как ты мог сдать меня им!

– Да я по номеру видел, что федералы. Сразу вспомнил про твоего друга-старичка.

– Никакой он мне не друг! Как и ты! – Я вытерла нос, в котором жалобно хлюпнуло. – Поехали, что сидишь?

Быстрее девяноста километров в час Лехина развалина двигаться не желала, как он ни жал на газ. Мотор надрывно ревел, словно вот-вот взорвется, торпеда громыхала. Я опаздывала уже на сорок минут. Лишь бы Арнольд не уехал! Я не знаю ни его адреса, ни телефона. Вся информация, которая у меня есть – две реплики на форуме археологов в Интернете, где он оставил сообщение под этим именем. Может статься, что и не Арнольд он вовсе.

Кем бы он ни был, я должна получить от него тряпицу, просто обязана. Это моя последняя надежда. Если она не поможет, то даже не знаю, что делать. Но пока есть надежда, буду цепляться за нее до конца.

Серебристый кабриолет с открытым верхом стоял в условленном месте. Какое счастье! Овчинников остановился метрах в десяти позади; назло мне припарковался так, что дверь открывалась лишь на четверть и упиралась в ограждение. Пришлось вытекать из салона.

– Тебя подождать? – осведомился Леха.

– Езжай по своим делам, предатель! Без тебя справлюсь.

– Как знаешь.

Он еще раз хлопнул дверью с моей стороны, закрывая ее плотнее. Включил передачу и уехал, громыхая чем-то под днищем. Я побежала к кабриолету.

В открытом салоне негромко играла музыка. Человеку за рулем на вид было лет тридцать пять. В светлом костюме, жилистый, с цепким взглядом, длинными волосами, собранными на затылке в конский хвост, и золотым перстнем на большом пальце.

– Здравствуйте, вы Арнольд? А я…

– Уже понял, маленькая моя.

– Простите за опоздание. Честное слово, я должна была приехать вовремя, но случилось непредвиденное.

– Забудь об этой ерунде. Ну, чего стоишь? Запрыгивай. С дверцей аккуратнее, не поцарапай о забор.

Я осторожно открыла полированную дверцу и опустилась на мягкое сиденье из белой кожи. На контрасте сразу вспомнился тошнотворный коричневый дерматин, которым обтянуты кресла Лехиной «копейки»… Да что я все о нем! Каков подлец, вот нет его рядом, а все равно продолжает меня доставать. Овчинников, убирайся из моей головы!

Не включая поворот, Арнольд резко вклинился в поток, перескочив через две полосы и подрезав сразу несколько автомобилей. Нам вслед раздались рассерженные гудки.

– Ого, круто! – восхитилась я. И тут же поймала себя на подхалимстве.

Арнольд оказался настоящим слаломистом. Он скакал с полосы на полосу, вливаясь в пустоты автомобильного потока; подрезал чужие автомобили и не забивал голову тем, что о нем думают участники движения.

– Нравится машина? – спросил он. Я с трудом расслышала вопрос: в открытом салоне шумел ветер, да еще музыка громко бухала.

– Ага, тачка что надо!

Я улыбалась во весь рот. Господи, что я несу? Какая тачка? Я никогда так не выражаюсь. Я филолог по образованию, специалист по языкам!

– Где товар?

– Что? – не расслышала я.

Он нажал какую-то кнопочку. Матерчатый верх кабриолета быстро поднялся и отгородил нас от грохота автострады. Разговаривать стало намного удобнее.

– Товар привезла?

Я попыталась объяснить все обстоятельно, надеясь, что Арнольд войдет в мое положение.

– Я все сделала так, как вы рассказали в письме. В Камбодже нашла тот самый храм, о котором говорится в свитках. Пока я шла к нему через джунгли, меня укусил гиббон – вот посмотрите, на ноге остался след от зубов. Целых четыре дня провалялась в горячке, к счастью, Бог придумал антибиотики.

– Ну, – нетерпеливо сказал он.

– Мощи буддийского святого охраняли монахи. Но я пробралась через разрушенный свод храма и срезала кусочек плоти с плеча, как вы просили. Когда я выбралась за пределы монастыря и думала, что все позади, монахи заметили веревку. Они погнались за мной и гнались по джунглям целых двое суток! Я едва ноги унесла.

– Где товар?

– Таможню прошла удачно. Полет был просто восхитительным. Но когда я приземлилась в Домодедово и уже ехала на встречу с вами, меня остановила ФСБ…

– ФСБ, – повторил Арнольд удрученно.

– Да. Они забрали у меня капсулу с мощами. Это произошло всего десять минут назад!

Арнольд уставился на бампер катящегося впереди пикапа. Наш кабриолет больше не скакал с полосы на полосу, и мы, пожалуй, впервые ехали прямо.

– Значит, федералы виноваты?

– Так получилось. Это моя вина, я не отрицаю. Но я клянусь, что отработаю! Я могу снова полететь в Камбоджу!

– Снова? – устало переспросил он.

– Да, да! Я опять проберусь в храм, выкраду мощи. Правда, у меня закончились деньги… Арнольд, понимаете, мне очень нужна эта тряпица, которая находится у вас. Она ведь у вас?

– У меня, цыпочка, у меня. Только что же мне с тобой делать?

– Поверьте мне. Вы меня не знаете, но многие люди, которые знакомы со мной, могут подтвердить, что я всегда держу слово. Мне очень нужна тряпица, вы даже не представляете, как она мне нужна! Я много месяцев искала ее по всем музеям и запасникам, а она, оказывается, находится у вас. Если бы вы отдали мне ее в качестве задатка…

Свернутая в свиток тряпица вдруг появилась у Арнольда в пальцах. Кусок ветхой ткани, перевязанный шелковым шнурком; на изнанке просвечивали чернила, которыми написан текст.

– Странно ты рассуждаешь, – задумчиво сказал он, вращая свиток и гипнотизируя меня им. – Задание провалила, а бонус спрашиваешь.

– Вы не представляете, как мне нужна эта тряпица! У меня мама…

– У всех мама! – оборвал он и замолчал. – Да ладно, мне-то она совершенно не нужна. Держи!

Свиток вдруг оказался у меня на коленях. Я нерешительно прикоснулась к нему.

Неужели? Я не верю!

– Вы даже не представляете… Спасибо, Арнольд! Не знаю, как вас благодарить!

– Не нужно благодарить.

На короткий миг свет померк перед глазами. Кто-то схватил меня за волосы и заломил голову назад, через спинку сиденья. Все произошло настолько неожиданно, что мне казалось, будто я все еще вижу заветный свиток у себя на коленях.

Режущая боль в скальпе привела в чувство. Свет вернулся в глаза. Я смотрела на мелькающие над дорогой фонари – все, что было позволено видеть. Поза такая, что не пошевелиться и не рыпнуться. Человек на заднем сиденье сильно тянул за волосы, но, видимо считая это малоубедительным, приставил еще к горлу лезвие.

– Вот такие дела. – прокомментировал Арнольд, забирая тряпичный свиток с моих коленей. Краем глаза я заметила, как свиток отправился обратно в карман. – А лихо ты гнала пургу про гиббона и монахов. Я даже поверил… Но ты, девочка, не с теми связалась, кому можно окучивать лопухи. С «таганскими» такие кренделя не проходят, усекла? Особенно когда их выписывают козявки вроде тебя!

Человек на заднем сиденье рванул за волосы. Я взвыла от боли. Как я не заметила его? Очевидно, прятался, когда я садилась в машину. Если так, то становится понятно, что Арнольд не собирался отдавать мне тряпицу.

От этой мысли я почему-то успокоилась.

– Скажите только одно, – прохрипела я. – Вы не из «Мглы»?

– Чего? – басисто рассмеялся сидящий сзади. – Чего она лепечет?

– Из какой-то мглы. Нет, мы из тумана. Пока, неудачница! Спокойной ночи!

Арнольд протянул руку и дернул за рычаг, отпирающий дверцу с моей стороны. Дверца приоткрылась. Бешеный шум МКАДа снова ворвался в салон. Сидящий сзади человек вытолкнул меня из машины.

На Памире я однажды сорвалась со склона. Он был крутым, и я катилась по нему не меньше полукилометра. Получила массу впечатлений и адреналина (а еще разбитые коленки и два сломанных ребра). Но на этом аттракцион не закончился, и весь остаток дня я наблюдала занимательное вращение мироздания вокруг собственной персоны. Где бы я ни оказывалась, стены домов, горы и небеса – все это без конца поворачивалось, словно устав от однообразия. Я, кстати, после того случая на обычные аттракционы не хожу. Ни на американские горки, ни на какие другие. Неинтересно.

Когда доброжелатели выбросили меня из кабриолета, скорость была не очень высокой – километров под семьдесят. Впереди возник затор, и автомобильный поток притормаживал. Однако мне казалось, что я качусь по асфальту все двести километров в час. Впечатления были точно такими же, как на склоне Памира.

На меня летел огромный трейлер. Мерзавец с заднего сиденья вытолкнул прямо ему под колеса. Каким-то чудом водитель успел среагировать и рванул свое чудовище в сторону. Раздался металлический удар. Кого-то зацепил, но зато спас мне жизнь. Хотя это весьма относительное утверждение, потому что я катилась дальше, навстречу несущемуся по МКАДу автомобильному потоку.

Пару раз я теряла сознание. В промежутках между этим слышала визгливый скрежет покрышек, раздающийся в опасной близости справа и слева; еще несколько тяжелых металлических ударов. Конец моим сумасшедшим кульбитам пришел под колесами праворульного «субару».

На счастье, к этому моменту он уже затормозил.

Я лежала под передним бампером и чувствовала себя так, словно меня несколько раз переехали колесами. Казалось, что дыхания нет, сердце остановилось. Я вот-вот выскользну из плоти и воспарю над собой.

– Ни фига себе!

Это произнес краснолицый мужичок, вылезший из «субару». Он помог мне подняться. Хорошо, что не переехал меня своим полным приводом. Спасибо ему за это.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Я вас едва не задавил. Вы что, с неба свалились?

В голове потихоньку светлело. Я обнаружила, что джинсы на коленке разорваны, а сама коленка разбита. Отнялась левая рука, но потихоньку начала оживать – сотни иголок впились в нее со всех сторон. Помню, что треснулась еще затылком об асфальт. Хорошо, что несильно.

На ключицах обнаружился кровоточащий порез. Мерзавец с заднего сиденья успел полоснуть лезвием, когда выталкивал меня на дорогу.

– Хорошо, – говорил мужичок, – очень хорошо, что вы живы! Сейчас я вызову «скорую». – Он стал хлопать себя по карманам, очевидно, в поисках телефона. – Сейчас, сейчас вызову…

Поток вокруг нас застыл. Трейлер перегородил сразу две полосы, сбоку под ним торчала въехавшая под днище иномарка. Позади быстро увеличивалась пробка, раздавались нетерпеливые гудки тех, кто не видел происходящего. А те, кто видел, пытались как-то объехать зону аварии.

Поток впереди удалялся. Серебристый кузов мелькнул и пропал среди машин. Никаких сомнений, что Арнольд больше на связь не выйдет. Его электронный адрес можно спустить в электронный унитаз. Серебристый кабриолет, у которого даже не было номера, исчез для меня навсегда.

– Не надо «скорой», – попросила я, едва ворочая разбитыми губами. – Подбросите меня?

Водитель «субару» заметно обрадовался, что не нужно вызывать «скорую». И ДПС не надо вызывать.

– Подброшу, никаких вопросов! Вам куда?

– Вы быстро ездите?

– Если надо, могу медленно. Но мне это трудно. Садитесь.

Только сейчас заметила, что праворульная «субару» расписана рекламой, какая бывает на автомобилях, участвующих в гонках. Вот так повезло! Впрочем, можно ли так заявлять, когда меня только что выбросили на приличной скорости под колеса груженого трейлера?

Я рухнула в салон с той стороны, где в нормальных автомобилях располагаются руль и водитель. Рэйсер занял место справа. Он нацепил на лицо желтые очки, и мы стартовали. Я знаю, что уезжать с места аварии нехорошо. Но у меня не было выбора.

Не было выбора у меня.

Если Арнольд выглядел на дороге заурядным хулиганом, то мой невзрачный краснолицый спутник как минимум закончил институт и получил ученую степень по безобразиям на колесах. Мчал он бешено. Я только за сиденье держалась.

Мы нагнали основной поток и влились в него. Василий, так назвал себя мужичок-гонщик, был сосредоточен, неподвижен, взгляд устремлен на дорогу, только руки быстро крутили руль.

– Вы напишете бумагу, что не имеете претензий? – спросил он.

– Хоть две, если вы догоните вон ту серебристую машину.

– Тот пидорский кабриолет? Сейчас.

Арнольд ехал по крайней левой полосе. В салоне гремела Глюкоза. Верх снова откинут, ну нравится человеку представлять себя в Калифорнии! Громила, чью лапу еще помнили мои волосы, перебрался на переднее сиденье и дергал головой под музыку, причем попадать в такт у него не получалось. Оба пристегнуты ремнями безопасности, ишь какие примерные!

Я покрутила головой, пошевелила плечами. Хрустнули шейные позвонки, стрельнуло в локте. Но вроде ничего не сломано, все функционирует.

«Субару» почти поравнялся с кабриолетом, держась от него лишь на полкорпуса сзади. Я опустила стекло. Ветер стеганул по лицу.

– Вы можете так и ехать рядом? – попросила Василия. – Ага, отлично… Я сейчас вернусь.

И прежде чем он успел что-то сказать, я выскользнула в окно.

…Вероятно, Арнольд почувствовал, как кабриолет покачнулся на скорости. Он сразу стал тыкать в кнопочки на руле, чтобы убрать гром динамиков и разобраться в причинах.

Его спутник недовольно повернулся к нему:

– Оставь музыку-то!..

– Тссс!!

Арнольд прижал палец к губам, а в следующий миг обнаружил, как у него из подмышки выросла третья рука и полезла во внутренний карман.

– Какого?!

Они оба заорали, когда обнаружили меня на заднем сиденье. Ну прямо как женщины, ей-богу.

– Пошла прочь! – истерично закричал Арнольд и схватил мое запястье. Я цапнула воздух в считаных сантиметрах от заветного свитка, что выглядывал из-под лацкана.

Вот неудача! Надо было резко выхватить свиток и уматывать обратно в раскрытое окно «субару». Но что теперь рассуждать…

Люди вокруг таращились на нас сквозь лобовые, боковые и затемненные стекла. Пытались понять, что происходит. Я с ними согласна. В обычной жизни редко увидишь картину, как какая-то девчонка перебирается из одной машины в другую прямо на ходу. Хочется разобраться, в чем подвох и где спрятана камера?

В руке громилы сверкнул знакомый нож. Не сомневаюсь, что он собирался им воспользоваться, причем самым негуманным образом – продырявив мою правую почку, которая открылась ему на обозрение.

Я врезала ему темечком в лицо. Единственное, что могла сделать. Сильно, с чувством, со всего размаха. Еще и волосами хлестнула по глазам.

Ножик вывалился из руки головореза. Голова запрокинулась, и он перестал двигаться. Кажется, заехала ему в висок и парень лишился своего недалекого сознания.

Арнольд тем временем оправился от шока, в который его ввергло мое появление в кабриолете. Его губы сжались от ненависти. Одной рукой он стиснул руль, удерживая машину на трассе. Второй принялся выкручивать мое запястье.

У меня вырвался стон.

– Я тебя на куски порву! – прошипел он, почти не разжимая губ.

Не сомневаюсь. Порвет. Силен оказался, чертяка.

Я попробовала вырваться. Дернула… еще раз… Арнольд держал крепко, профессионально. Видать, где-то служил. Я попыталась добраться до него второй рукой, но он еще сильнее выкрутил запястье, и я тут же позабыла о своих намерениях.

Борясь со мной, на какое-то мгновение Арнольд потерял контроль над дорогой, что незамедлительно сказалось на движении. Кабриолет повело в сторону. Пока Арнольд выравнивал крен, одновременно заламывая мою руку, я вдруг наткнулась взглядом на ключ в замке зажигания. Он торчал прямо перед глазами. С прорезиненной головкой, иммобилайзером и кнопочками, включающими сигнализацию. Красивенький ключ.

Его я и выдернула.

Арнольд моментально бросил мою руку, словно раскаленную адскую кочергу. Он вцепился в руль, только было поздно.

Кабриолет стало заносить.

От испуга Арнольд крутанул рулевое колесо, чего делать было ну никак нельзя, даже я это знаю!

Система безопасности застопорила руль.

Полированный кабриолет, на спидометре которого не было и двадцати тысяч, потерял управление и боднул крылом бетонный бортик, разделяющий потоки. Осколки фар и пластикового бампера брызнули на асфальт. О полировке и говорить нечего – отрихтовалась что надо.

Бортик оттолкнул кабриолет, и автомобиль стало заносить в другую сторону. Я поняла, что делать мне здесь больше нечего. «Субару» держался рядом. Я прыгнула через полосу бешено несущегося асфальта и ввалилась в распахнутое окно.

– Двадцать три года кручу баранку, – признался Василий, пока я устраивалась на сиденье. – Но такое на дороге впервые вижу.

Иллюстрируя его слова, неуправляемый кабриолет ткнулся в зад груженого КамАЗа, который невесть как забрался на крайнюю полосу, и смял в гармошку капот. Отскочил, пошел юзом. Получил в заднее крыло удар от внедорожника «нисан». Подпрыгнул и закувыркался по дороге, словно ничего не весил.

Василий благоразумно притормозил, и кабриолет улетел вперед. Его перенесло через две полосы, и там машину долбанул несущийся рефрижератор.

Движение снова остановилось. Сзади образовался мощный затор. Я сегодня уже наблюдала подобное.

Кабриолет застыл колесами кверху. Серебристые борта ободраны и смяты. Под капотом на асфальте увеличивалась темная лужа – масло, вытекающее из пробитого картера. Кругом валялись осколки лобового стекла и подфарников.

Я выбралась из «субару». Недолго постояла на месте, держась за дверцу, чтобы привыкнуть к отсутствию движения. Затем двинулась к перевернутому кабриолету.

Арнольд выползал из-под машины заторможенно, рывками, словно из-под развалин здания, уничтоженного бомбежкой. Нижняя челюсть распухла. Из разбитой брови сочилась кровь, которая залила левый глаз. Светлый фирменный костюм на груди и локтях перемазан в машинном масле.

Не успела я преодолеть и половину пути до перевернутого кабриолета, как откуда-то гаркнул гаишный сигнал, и на поле битвы вылетел черный «БМВ» с нулями на номерном знаке. Он лихо затормозил передо мной. Синхронно распахнулись дверцы. Из машины выскочили уже знакомые ребята в костюмах. Они выдернули Арнольда с его неочухавшимся дружком из груды металла и поставили на ноги.

Последним из «бумера» появился Глеб Кириллович. Серьезный, как сердечный приступ. Бросив короткий взгляд на разбитый кабриолет, он подошел ко мне.

– Ну, Овчинникова! – сказал он. – Не надо было тебя из машины выпускать. Как дитя, ей-богу! Стоит одну оставить, тут же устроишь бардак!

Я молча стояла возле него и глядела, как на Арнольда и его спутника нацепляют наручники. Арнольд выглядел как алкаш: лицо разбито, ноги подкашиваются. Он где-то потерял резинку, которой были стянуты волосы, и теперь они торчали в разные стороны.

Наши взгляды встретились.

– Я тебя запомнил… – глухо произнес он, с трудом двигая распухшей челюстью. – Ты у нас еще попляшешь!

Глеб Кириллович обернулся к нему. Подошел ближе, пристально глядя на молодого человека.