- Как они могли попасть в дом? - произнес Жаке, выйдя из задумчивости. - Парадный вход охранялся! Остальные двери были заперты!
      - Мы сейчас проверяем все залы, комнаты, чердаки, кладовые. Если преступники еще в здании, мы их отыщем.
      Мне бы его уверенность. Я опустилась в кресло.
      Что-то устала за сегодняшний вечер... Вспомнились Верочкины слова, когда она уговаривала меня лететь сюда: "Отдохнешь, повеселишься..." Вот и повеселилась. Скоро полиция приедет. Следователи примутся за бесконечные допросы. И стоило за этим удовольствием отправляться во Францию! Покидать бывшую свекровь, которая меня могла отыскать даже на дне морском, чтобы грозно осведомиться, почему у ее сына Лешеньки синяк под глазом. Будто я ведаю! Мы теперь с Овчинниковым идем по жизни разными дорожками...
      Во время очередного рейда через кабинет Жаке остановился рядом со мной, нервно потирая руки.
      - Вам что-нибудь нужно? - волнуясь, спросил он.
      - Ужасно хочу домой, - устало ответила я. - В Москву. Больше ничего.
      - Полиция наверняка захочет поговорить с мадемуазель Овчинниковой, осторожно напомнил начальник охраны. - Она единственный свидетель.
      - Ничего страшного, - заверил Жаке, теребя подбородок. Он явно не знал, куда деть руки. - Полиция снимет показания, возьмет адрес, и я уверен, что уже утренним рейсом вы сможете отправиться в Москву.
      - Было бы здорово, - кивнула я. Начальник охраны ушел, оставив после себя сладковатый запах сигары.
      Мы некоторое время молчали, затем голос подала Верочка:
      - Алена, мне...
      - Не надо, Вера, - оборвала я ее. Знаю наперед, что она скажет. У нее все на лице написано. - Никто не виноват.
      - Поверить не могу, что это произошло в моем доме! - произнес Жаке. Ведь для приема я специально нанял охранную фирму! Как такое могло произойти?
      - Вы знали доктора Энкеля? - спросила я.
      - Мы дружим лет десять. Клаус - милейший человек. Умный, образованный!.. Не представляю, зачем кому-то потребовалось...
      Он замолчал.
      - Я успела познакомиться с ним. Он просил меня перевести одно загадочное слово. Даже не знал, к какому языку оно относится. Чем он занимался?
      - Он - самый настоящий доктор медицины. Очень хороший специалист в области биохимии и травматологии. У него своя клиника в Швейцарии.
      - А хобби у него какое-нибудь было?
      - Его хобби - наука. Он отдался ей беззаветно и всецело. У него даже семьи нет. Энкель по четырнадцать-пятнадцать часов пропадает в клинике... Жаке замолчал, а затем поправил себя: - Пропадал. В клинике...
      Этнограф думал, и мне показалось, что он готов сказать что-то еще. Я оказалась права.
      - Знаете, Алена. Не могу судить о хобби доктора Энкеля. Но однажды на день рождения он подарил мне древнюю гравюру, сопроводив ее странной легендой...
      Я утопала в кресле. Жаке возвышался надо мной, лицо его обрело задумчивое, отрешенное выражение. Он стеснительно потирал руки, словно они мерзли.
      - Легендой? - выдавила я. Отчего-то пересохло в горле.
      - Возможно, это сказка, возможно, легенда.
      Жаке перестал потирать руки и посмотрел на меня сверху вниз. Отчего-то вдруг сделалось неуютно. Что-то не понравилось мне в его взгляде.
      - В одном из городов средневековой Европы, - произнес этнограф, - жил человек по фамилии Ганеш. Он был умен, образован, знал языки, был сведущ в разных науках, но предпочтение отдавал алхимии. Он много времени проводил за текстами древних манускриптов и ставил по их описаниям бесчисленные опыты... Однажды по доносу злоязыких соседей Ганеша схватили и привели к главному инквизитору города - лютому Иоганну Мейфарту. Во время страшного допроса инквизитор обвинил Ганеша в ереси и колдовстве. Обвинения были столь серьезны, что алхимику грозила не плеть и даже не mums strictissimus - каторжная тюрьма, а очищающий костер. Ганеш смертельно испугался и сообщил Мейфарту, что знает, как выделить мертвую воду.
      - Мертвую воду? - переспросила я.
      - Да. Магическое вещество с могущественными свойствами. Его называли еще "черным львом"... Так вот, инквизитор, алчность которого была больше, чем его вера в Бога, загорелся желанием обладать "мертвой водой". Он отпустил Ганеша и даже дал ему денег. Однако, чтобы алхимик не обманул или не сбежал, инквизитор-францисканец посадил в тюрьму четырнадцатилетнего сына Ганеша.
      Опасаясь за жизнь единственного сына, в течение года алхимик не спал ночей и положил здоровье, стараясь выделить "мертвую воду". Но случилось страшное. Сын Ганеша пытался бежать из тюрьмы, и один из охранников снес ему голову. Тело и голову юноши выставили на площади в назидание еретикам и сочувствующим. Узнав об этом, ослепленный горем отец пробрался ночью на площадь и выкрал останки сына, чтобы оплакивать его три дня и три ночи. Инквизитор рассвирепел, повелел схватить Ганеша и...
      Жаке обернулся к стене. Проследив за его взглядом, я увидела старинную гравюру в золоченой рамке. Подарок доктора Энкеля.
      На гравюре изображался помост с двумя столбами и привязанными к ним людьми. Ноги несчастных утопали в вязанках дров и хвороста, от которых поднимался огонь; чернильные жгуты пламени обвивали страдальцев. Один человек что-то кричал, обращаясь к высокому худому священнику в черной сутане. Второй стоял покорно, закрыв глаза.
      - В обычной процедуре аутодафе перед тем, как предать еретиков огню, их сначала душили удавкой на палке, - холодно произнес Жаке. - Это делалось для того, чтобы крамольные речи не оскверняли слух горожан, собравшихся на казнь... Но Мейфарт хотел видеть страдания Ганеша. Поэтому алхимика оставили в сознании. И еще. Видите, пламя какое-то скудное? Инквизитор приказал использовать сырые дрова, чтобы смерть была долгой и мучительной.
      Я проглотила сухой комок, застрявший в горле.
      - Инквизитор предал Ганеша костру на исходе третьего дня. Алхимик смеялся из огня, и над площадью, над толпой летели его слова: "Глупый францисканец вместо силы двух львов получит пепел укротителя!"
      Верочка за столом уронила слезу. Я сидела в кресле, не в состоянии отвести взгляд от древней гравюры. Жуткая история околдовала меня. Только...
      - Не поняла, - нарушила я тишину. - А за что инквизитор сжег алхимика? Почему Ганеш вызвал в нем такую неистовую ярость?
      Жаке пожал плечами. Повернулся ко мне и закрыл гравюру спиной.
      - Вероятно, после смерти сына Ганеш отказался искать для Мейфарта "мертвую воду".
      - Тогда при чем тут три дня?
      - Наверное, это связано с христианским представлением о вознесении души на третий день после смерти.
      - В легенде сказано - три дня и три ночи. Вы не ошиблись в пересказе?
      - Исключено, - ответил Жаке.
      - Если тело сына выставили днем, а Ганеш выкрал его ночью... Прибавим к этому времени еще три ночи - получится уже четверо суток. Никак не вяжется с христианским обрядом... А если, допустим, юноша был умерщвлен днем ранее, прежде чем его тело выставили на обозрение? Тогда и вовсе пять суток!.. Что-то не сходится.
      - Это легенда. В ней допустимы нестыковки.
      Если я завелась, меня трудно остановить.
      - А кто второй несчастный? С закрытыми глазами?
      - Не знаю, - ответил Жаке. - Инквизиция казнила многих.
      Почему-то я не поверила его объяснению. Вроде логично, но какой-то червь сомнения скребся в груди.
      - Кстати, - вдруг произнес Жаке. - Это загадочное слово, о котором вы упоминали... о котором вас спрашивал Энкель... Возможно, оно как-то связано с Новой Зеландией.
      - С Новой Зеландией? - удивилась я. Верочка за столом поперхнулась шампанским.
      По-моему, ей пора было прекратить себя "успокаивать". Ведь утром самолет?
      - Да, - кивнул Анри. - Энкель пару лет пропадал в Новой Зеландии. Совершенно не представляю, чем он там занимался. Затем вернулся в свою клинику.
      Я размышляла: стоит ли говорить этнографу о странной жидкости, которую всучил мне доктор? Судя по всему, маньяк Чиву и остальные члены шайки охотились именно за ней. Зачем милейший старикан притащил ее на прием?
      Кстати...
      А вдруг эта темноватая жидкость и есть "мертвая вода"?
      По спине заструился нехороший холодок.
      Бред, Алена! Взрослая девочка, а в голове одни глупости... Может быть и так... Но фужер с той водой до сих пор находится на крыше!
      Я взволнованно поднялась с кресла, чтобы рассказать обо всем Жаке. Не хотелось больше никаких проблем. Скоро полечу домой, в Москву. Местным полицейским предстоит расследовать убийство Энкеля. Информация о странной жидкости им пригодится. Пускай они голову ломают о ее назначении - это их работа.
      Едва я успела открыть рот, как дверь распахнулась и в кабинет ворвался начальник охраны. Игнорируя наши вопрошающие взгляды, быстрым шагом он приблизился к Жаке и стал что-то шептать ему на ухо. Я различила только слова "метан" и "Северное крыло". Лицо Анри побледнело, глаза нервно забегали. Кажется, гонец принес нерадостную весть.
      - Проклятье, - произнес этнограф. - Немедленно эвакуируйте людей из здания. Северное крыло сейчас пустует, но я не хочу, чтобы еще кто-то из гостей пострадал.
      - Что случилось? - произнесла Верочка заспанным голосом.
      Этнограф вымученно улыбнулся.
      - Ничего страшного, - ответил он. - В Северном крыле ощущается запах газа. Где-то образовалась утечка.
      Ну, конечно, ничего страшного! Совершенно ничего! Хоть детей приводи на экскурсию!
      Если эвакуируют людей, значит, достаточно искры - и Северное крыло фамильного особняка останется только в воспоминаниях.
      Иллюстрируя этот вариант, Верочка грохнула свой фужер с шампанским на пол. Словно мои мысли прочитала. Ничего удивительного. Мы с ней давние подруги. Близкие - почти как сестры. А мысли близких людей часто очень схожи.
      Брызнувшие по ногам осколки встряхнули мужчин.
      - Нужно перекрыть задвижку на линии, которая питает здание, - сказал начальник охраны. - Вы можете показать, где она находится?
      - Не уверен, что знаю наверняка, но попытаюсь. Кажется, где-то на улице...
      Анри обернулся к нам с Верой:
      - Пожалуйста, покиньте дом через Южное крыло.
      - Южное... это на юге? - неуверенно спросила Верочка.
      - Это крыло, где проходил прием. Дверь, в которую вы вошли. Найдите лимузин, доставивший вас, и ждите в нем.
      Правильно. Так будет лучше всего. К тому же в лимузине осталась моя одежда. Хоть переоденусь в сухое. Сниму, наконец, это Светкино платье. Сил больше нет носить его.
      - А как мы отыщем тот самый лимузин? - спросила я.
      - Помните шофера? Его найдите.
      Помню ли я шофера? Сомневаюсь, что смогу узнать нашего африканца среди других таких же...
      Мои мысли оборвались и полетели куда-то в пропасть. Я вдруг увидела, как Жаке протянул руку к одной из полок и взял с нее...
      ЧЕРНУЮ ШЛЯПУ!
      Окружающие краски сразу поблекли. Комната и стеллажи с книгами закружились. Будто кресло, в котором я сидела, и не кресло вовсе, а сани американских горок.
      - Оставайтесь в лимузине, - произнес Анри, надевая шляпу. Его голос сделался для меня вдруг невероятно громким и отчетливым. Я вслушивалась в каждое слово, в каждый звук, произносимый Жаке. - Я вас найду, - закончил этнограф.
      Он нас найдет!
      От ужаса я не могла пошевелиться. Элементы мозаики последних событий сложились в зловещую картину.
      Анри и начальник охраны спешно вышли из кабинета. Я ошеломленно проводила взглядом черную шляпу на голове француза.
      Неужели примерный этнограф Анри Жаке и есть тот человек, который инструктировал лысого убийцу Чиву?!
      Невозможно поверить!
      Но все сходится. Анри Жаке отлучался из зала как раз в тот момент, когда я, заляпанная икрой, наткнулась на подозрительную парочку в коридоре. Представилось, как он говорит Чиву: "Я подниму занавес экспозиции, все будут хлопать, и ты прирежешь спокойно моего старого друга!"
      Меня с самого начала удивляла наглость, с которой преступники орудовали в чужом доме. Теперь все встало на свои места. Ведь они действовали по указаниям хозяина дворца! Неудивительно, что служба безопасности никого не поймала. Как можно поймать самих себя?!
      Я вспомнила усмешки и странные взгляды этнографа. Сопоставила с тем, как смотрел на меня человек в шляпе... Не знаю, чем доктор Энкель насолил Анри Жаке. Возможно, причина кроется в странной жидкости, которая осталась на крыше?
      - Алена, - подала голос Верочка. Похоже, она действительно переусердствовала с шампанским, потому что говорила заплетающимся языком. Я не понимаю, что происходит?
      Я принялась рыскать по кабинету. Распахивать дверцы шкафов, выдергивать ящики стола.
      - Мы в серьезной опасности, Веруня! Твой дружок-лягушатник организовал весь этот переполох.
      - Кто? - удивилась Шаброва. - Жаке?
      - Нет, конь во фраке!
      Вера пьяно рассмеялась.
      - Ну ты и выдумщица! Он же ученый, Алена. Зачем ему это?
      Я прервала на мгновение поиски и повернулась к ней:
      - Знаешь, каких ученых я встречала? Был у меня такой знакомый профессор Йоркского университета Майкл Гродин. Археолог. Вроде бы милейший старикан... Пытаясь найти древний тайник, продался всем, кому только можно было, и руки перепачкал в крови по самые уши!.. Разные ученые бывают, Верочка.
      Вера нахмурилась, пытаясь переварить информацию. А я, наконец, нашла то, что упорно искала. Квадратный хрустальный графин с каплеобразной пробкой. Пойдет!
      Воду из графина вылила прямо на ковер - нечего церемониться с имуществом этого мерзавца.
      Не знаю, что они там задумали с начальником охраны. Зачем устроили этот переполох с утечкой газа. В любом случае, нам с Верой необходимо выбраться из особняка и забрать вещи из лимузина. Там же моя сумочка, деньги, документы. Эх, предчувствую, что покинуть Францию, станет в копеечку. Новая страховочная беседка катастрофически отдаляется.
      - Ведь не хотела ехать во Францию! - пробурчала я.
      Двигаться по коридорам особняка, волоча за собой Верочку, было тяжело. От шампанского, которым она пыталась залить стресс, ее качало, шатало и заносило на поворотах. Во время редких остановок подруга заводила свое осточертевшее "и все-таки я не понимаю!". Я молча упрямо тащила ее за руку, как непослушного ребенка, а она прижимала к груди полбутылки шампанского.
      - Вера, неужели тебе не стыдно? - не выдержала я. - Брось бутылку.
      - С ума сошла? - ответила она, уставившись на меня сквозь толстые линзы. - Это же настоящее французское шампанское! Не наш лимонад.
      В знакомой галерее, где находилось панорамное окно с видом на реку, путь преградил охранник. Он жестом остановил нас.
      Едва я успела открыть рот, чтобы произнести какую-нибудь вразумительную ложь, как Вера пьяно заявила:
      - Хоть вы ей скажите!
      Охранник хмуро посмотрел на меня.
      - Куда вы направляетесь?
      - Мы? - пискнула я. Голос предательски сорвался. Я кашлянула, а затем повторила: - Мы? Эвакуируемся. Нам Анри Жаке велел найти наш лимузин.
      - Вам следует покинуть здание через Южное крыло, - произнес он.
      - Мы туда и идем, - улыбнулась я как можно обворожительнее, пряча за спиной квадратный графин.
      Мой шарм не имел успеха.
      - Вы направляетесь в Северное крыло! Туда нельзя. Там авария. Возвращайтесь обратно.
      - Я же говорила тебе, что это Северное крыло! - набросилась я на уже открывавшую рот Верочку. - А ты - Южное, Южное!.. Вечно из-за тебя плутаем!
      - Да? - удивленно спросила Верочка и почему-то посмотрела в горлышко своей бутылки.
      - Извините, вы не подскажете, где здесь выход на крышу? - спросила я.
      - Что-о? - окрысился охранник. Пришлось вернуться назад и пройти в Северное крыло по другой галерее, обойдя охранника.
      Деревянные ступени, ведущие на крышу, обнаружились в конце длинного тупикового коридора. Проход был узким, плохо освещенным, с низким потолком. Мы долго поднимались по ступеням, под конец оказавшись перед запертой дверью.
      - Замок, - разочарованно констатировала я, ковыряя пальцем в скважине, словно надеясь отпереть запор ногтем.
      - Что мы здесь делаем? - произнесла Вера таким драматичным тоном, будто в этот тупик ее загнала сама жизнь.
      Я вытянула шпильку из метелки на ее голове. Вера уставилась на меня и произнесла нетленное:
      - Кто ты такая?
      Ее бы сейчас на сцену, к зрителям. Прочесть какой-нибудь патетический монолог из Горького.
      Не обращая на Веру внимания, просунула шпильку в замочную скважину. Интересно, как это делают в фильмах? Крутят, вертят, потом - щелк!.. Нужно на досуге разобрать какой-нибудь замок. Всякие случаи бывают. Всегда полезно умение вскрыть заколкой пару-тройку запертых дверей. Вот, например, как сейчас...
      Легкое похлопывание по плечу едва не вогнало меня в гроб. Я подумала, что это Жаке невесть откуда появился, приведя ко мне озлобленного Чиву.
      Повернула голову и наткнулась на две толстые линзы Вериных очков.
      - Алена, слушай, как ты думаешь... Кто я такая?
      - В масштабах мировой революции или отдельно взятого Чукотского автономного округа?
      Вера непонимающе уставилась на меня.
      - Веруня, отдохни пару минут. Не строй из себя Лао Цзы! Отключи сознание... И отдай мне наконец это! - Я выдернула у нее из руки бутылку и бросила вниз. Бутылка запрыгала по лестнице, выплевывая пену на стены и ступеньки.
      Вера проводила шампанское задумчивым взглядом. Я была уверена, что она сейчас спросит что-то вроде: "Что такое эта бутылка?", но Вера благоразумно промолчала. Вдруг шпыняемая мною шпилька проскочила вглубь замочной скважины.
      Из недр замка раздался щелчок.
      Во дела! Новичкам везет!
      Я распахнула дверь, и мы выскочили на крышу, на свежий воздух. Серебристого диска луны на небе уже не было, тучи успели закрыть его. Над нами раскинулось покрывало темной ночи.
      Дверь выводила на просторный балкон, устроенный посередине крыши. Похож на обзорную площадку. Я встала возле перил и глянула вниз.
      Скат крыши оказался приличным - градусов сорок. Если спущусь на край, к водостоку - туда, где находится фужер с водой, - то обратно могу не взобраться. Скользкая кровля. Есть, конечно, вариант снова прыгнуть в реку, но что-то не хочется.
      Оставив Веруню слушать стрекотание цикад - "чудных кузнечиков", как она выразилась, - я спустилась обратно в коридор, отыскала пожарный шланг и вернулась с ним. К моей радости, Верочка начала трезветь. Все-таки шампанское не водка - долго не держится в организме. А тут еще ветерок, свежий воздух...
      - Алена, - сказала Вера, подозрительно косясь на пожарный шланг, - я, конечно, не вправе судить, потому что никогда не бывала за границей... Ты уверена, что все делаешь правильно?
      - Правильно все делает только Бог, - ответила я, привязывая шланг к перилам балкона, - а люди для того и созданы, чтобы ошибаться, грешить, потом замаливать свои грехи.
      - Что, в самом деле?
      Верочка всем хороша, но иногда у нее отрубается чувство юмора. Словно какие-то ворота закрываются, образуя мощный заслон. Полагаю, кто-то из ее родителей был чересчур серьезным.
      Я с сожалением посмотрела на Веру, а потом бросила скрученный шланг вниз. Расправляясь, он загремел по кровле и быстро исчез в темноте. К горлышку квадратной бутылки я привязала шнурок, который вытащила из портьеры. На другом конце сделала большую петлю и накинула "сбрую" через голову на плечо. Затем закатала платье (в который раз за сегодняшний вечер), перелезла через перила и взялась за рукав шланга.
      - Постой, постой, Алена! - кинулась ко мне Верочка. - А мне что делать?
      - Жди здесь. Я недолго.
      - Поклянись, что недолго. Боязно оставаться одной.
      - Чтоб я латынь забыла!
      Проворно перебирая руками, я стала быстро спускаться вниз. Вера, в своих толстых линзах чем-то напоминающая стрекозу, растворилась в темноте.
      Спуск проходил легко и приятно. Все проблемы вдруг улетучились куда-то. Казалось, что убийство, стрельба, погони, дурацкий фужер с темноватой жидкостью на краю крыши - ничего этого не было и нет. А есть только плавное скольжение вниз, совершаемое ради собственного удовольствия, да ветер, терзающий волосы. Да, давненько я в горы не выбиралась. Руки соскучились по веревке. Перебирая шланг, я ощущала неземное блаженство, нагружая кисти и предплечья.
      Расслабившись, едва не пропустила срез крыши. Обнаружила, что спуск завершен, когда левой пяткой провалилась в пустоту. Квадратный графин хлопнул меня по бедру. Тому самому, на котором разошелся шов платья.
      Встала на краю, отцепилась от пожарного рукава. Полотно реки внизу по-прежнему выглядело темным и страшным. Неужели я рухнула в воду с такой высоты? Поверить не могу... Ладно. Бог с ним!
      Фужер должен находиться в желобе водостока. Где-то левее, мне кажется. На крыше Северного крыла.
      Я осторожно двинулась в том направлении. Позади, с южной стороны особняка, где располагался парадный вход, доносился шум автомобилей и гомон великосветской толпы. Небось возмущаются дамы и месье, что прием закончился скандально. Досадуют, что не успели доесть черную икру и допить шампанское... Кстати, до сих пор не слышу воя сирен. Еще одно доказательство моих подозрений. Начальник охраны не звонил в полицию, не вызывал жандармов. Зачем их вызывать! Вдруг отыщут ненароком настоящего убийцу!
      Северное крыло словно умерло. Ни звуков, ни ожидавшегося запаха метана. Именно по коридорам Северного крыла я бегала от Чиву и его сообщников в лакейских ливреях.
      Фужер заметила еще издали. Хрупкий контур его обозначился на самом краю крыши. Просто удивительно, как он не упал.
      Села на водосток, свесив ноги в пустоту. Взяла фужер и принялась разглядывать жидкость. Ничего не видно. А что, Алена, ты собиралась увидеть? Химическую формулу? Так вряд ли ты в ней разберешься.
      Ветер подул в лицо, и ноздри уловили легкий запах, похожий на запах сырого металла.
      Что же это за жидкость такая? Неужели...
      Нет. Не может быть.
      Я сняла с графина пробку-капельку, ухватила его за горлышко, словно намереваясь задушить, и стала очень аккуратно переливать в него содержимое бокала. Жидкость монотонно зажурчала.
      С трудом разбирала, где горлышко графина, правильно ли падает струя... Вот, кажется, все и перелила. Журчание прекратилось. Фужер наклонила так, чтобы последние капли из него тоже скатились. Отставила опустевшую емкость в сторону и вдруг почувствовала, как указательный палец левой руки, которая держала графин, что-то кольнуло. Я вздрогнула, по телу пробежал озноб. Убирая фужер, все же уронила каплю таинственной жидкости на себя!
      - Черт!
      Сейчас с меня сползет кожа, и мясо начнет отваливаться от костей. Потом слезет скальп, далее выпавшие зубы заполнят рот, слово камешки для исправления дикции.
      Какая же я дура! Хоть бы перчатки надела!.. Только где их взять на крыше?
      Я торопливо отерла палец о лист кровли и поднесла близко к глазам, пытаясь рассмотреть начинающиеся необратимые мутации. О, наверное, сначала скрючится, потом рука превратится в одубевшую корягу, следом искривится плечо, позвоночник...
      Палец не мутировал. Насколько позволяла разглядеть темнота - оставался таким, каким был прежде.
      Я сидела на крыше, ожидая старуху с косой, как вдруг на открытое плечо упала капля. Затем еще одна на коленку...
      - Тьфу ты! - воскликнула я с досадой и задрала голову.
      Ночное небо затянуто тучами! А я тут невесть чего навоображала!
      От злости запустила фужер в речку. После короткой паузы снизу раздался негромкий всплеск. Я смахнула ладонью капли пота с висков, встала и крепко засадила пробку в горлышко графина. Для надежности обмотала ее веревкой.
      Все. Жидкость доктора Энкеля снова у меня. Теперь наша с Верой главная задача - отыскать лимузин, забрать вещи и убраться восвояси. Подальше от крыш, темной реки, коридоров-лабиринтов, залов с чучелами галльских крестьян. Подальше от преступников, главарь которых разыгрывает из себя ученого.
      По краю крыши вернулась назад и наткнулась на темную подозрительную фигуру впереди. Вот беда! Гости пожаловали. Не было печали.
      Однако, подойдя ближе, узнала нескладные пропорции моей Веруни. К тому же матросские полоски на платье выделялись в темноте.
      - Шаброва! Ты, что ли?
      - Господи, Алена! - захныкала Верочка. - Я вся изнервничалась!
      Кажется, алкоголь из нее выветрился. Период пьяного философского просветления сменился слезливым трезвлением.
      - Ты зачем сюда спустилась? Я велела ждать наверху!
      - Мне хотелось, как ты... Вот так, держась за веревку...
      - За шланг, - автоматически поправила я.
      - ...спуститься вниз, презирая все опасности... Спуститься у меня получилось, а подняться обратно - нет, - виновато закончила она.
      Я устало вздохнула. Дернул ее черт... Вера - самый настоящий книжный червь (или, если хотите, червиха). Она не любит спорт и боится его.
      В школе, подозреваю, имела вечное освобождение от физкультуры. Какой леший понес ее на темную скользкую крышу? Хотя ясно - какой. Розовый, игристый, полусладкий.
      - Значит, так, Вера, - произнесла я. Чтобы не терять времени, стала вытягивать свисающий с крыши конец шланга. - Я поднимусь на балкон первой. Потом...
      Вот, кстати, и конец с металлическим соединителем. Я обернула талию Веры рукавом и завязала его на животе.
      - Потом, - продолжила я, - буду забирать шланг на себя, подтягивая твою тушу наверх. Тебе нужно только перебирать ногами по крыше. Туфли лучше сними.
      Вера послушно стащила туфли и держала их в руках, словно исполняя какой-то языческий ритуал. Заправив за уши непослушные волосы (надо бы постричься!), я ухватилась за шланг и стала подниматься. Квадратный графин снова стучал по бедру, темная вода плескалась на самом его дне. Из темноты послышался жалобный голос Веры:
      - Только не забудь меня здесь!
      - Не волнуйся! Не брошу россиянку на поганой французской крыше! Тем более - лучшую подругу. Как я могу бросить ее! Чистого, светлого, беззаветного человека!
      Года три назад мой бывший - Леха Овчинников - имел такие неприятности, что понадобилась куча денег, дабы сохранить в целости данную ему природой смазливую внешность. В каком-то ночном клубе потанцевал с девушкой одного из "одинцовских".
      По морде первым делом я ему накостыляла. Но что с ним и с нашей квартирой могла сотворить бригада "одинцовских" бойцов - один ГУБОП знает. Короче, пришлось откупаться. Пять тысяч американских "гринов".
      Я наскребла три, Леха - жалкие пять сотен. Немного дали мои бабушка с дедушкой. Оставалось около тысячи... И тогда Веруня, которая одна воспитывает сына и которая в течение восьми лет откладывала по десять долларов в месяц, без лишних слов сняла со счета единственную тысячу и отдала мне. Ну и как после этого я могу бросить ее!
      На площадку балкона взобралась быстро. Осторожно выглянула через приоткрытую дверь на лестницу. Никого. Вот и чудненько!
      Подергала за шланг. В ответ ощутила два таких же рывка. Веруня готова, very well.
      Стала подтягивать. Тяжело. Может, потому что пользуюсь пожарным рукавом? Я таким способом еще никого не транспортировала - в альпинизме для подъема и спуска применяется статическая веревка.
      Половина шланга уже лежала у моих ног, словно сброшенная кожа анаконды. На воображаемом плане я уже намечала путь к выходу из особняка, когда за спиной послышался какой-то звук.
      Продолжая забирать на себя рукав, оглянулась на приоткрытую дверь. Всю лестницу не видно, но вроде она пуста. Да, пуста. Никого... Надо закругляться. А то ведь галлюцинации замучают.
      Я повернулась к скату крыши и обомлела.
      Вот это галлюцинация! Целая шизофрения!
      На конце пожарного рукава вместо Веры оказался мой старый, но далеко не добрый знакомый.
      Чиву!
      Его лысая голова выплыла из темноты, лицо - красное от натуги. Рот мерзко улыбался, обнажая редкие зубы.
      Да нет, все это мне лишь снится! В жизни не существует особняков посреди реки, неприлично богатых ученых, загадочных темных жидкостей... Не бывает превращений очкастой переводчицы в маньяка... И вообще, вся поездка во Францию - бредовое забытье! Я сплю у себя дома на двух подушках, древний будильник на тумбочке скорее лязгает, чем тикает. Я вижу сон... А руки продолжают работать, хватая и вытягивая шланг, хватая и вытягивая... Я продолжаю тащить Веру, но почему она похожа на маньяка-убийцу?!
      Помотала головой. Чиву не исчез. Более того - сделался ближе. По его лицу градом катился пот, но он не переставал улыбаться. Тут я и очнулась.
      Выпустила шланг, надеясь, что сила тяжести унесет румына вниз. Не тут-то было: оказалось, что я вытянула его полностью. Белыми мертвецкими руками маньяк ухватился за перила.
      Пока я без успеха ждала, когда он улетит вниз по скользкой крыше, Чиву перепрыгнул через прутья ограды и оказался возле меня. Рывок руки - и в ладони убийцы появилось хорошо знакомое загнутое лезвие.
      - Как настроение? - поинтересовался он, продолжая мерзко улыбаться. Голова не болит? Суставы не ломит? В животе не колет?
      - Нет, - обескураженно ответила я.
      - Сейчас будет колоть! - воскликнул он, замахиваясь.
      Выбора у меня не было. Знала, что рискую, хотя понятия не имела - чем.
      Горлышко хрустального графина удобно легло в ладонь, а его квадратные грани как нельзя кстати прошлись по лысому черепу румына. Я жутко боялась, что хрусталь разобьется и опасная жидкость выплеснется на него... на меня...
      Но графин выдержал удар. Лишь отозвался глухим звоном. Вроде бы и голова Чиву выдержала. Все же он рухнул поваленным деревом.
      Держа графин дрожащими руками, я оглядела его со всех сторон, отыскивая трещины. Ни одной не обнаружила. Хороший графин.
      Посмотрела на Чиву - жив он или мертв? Прижался щекой к полу, словно вслушивается в бетон, глаза закатились, челюсть скошена... Мне сделалось холодно. Однажды я уже грохнула человека. Правда, не графином, а альпинистским молотком. В состоянии аффекта - после того как он застрелил моего мужа и наставил пистолет на меня, собираясь убить. В принципе, мои действия можно считать самообороной. Но все равно, не хочу вспоминать ту историю. Каким бы мерзавцем ни был Джон Бейкер, лучше бы он остался жив. Творил бы свои пакости где-нибудь вдалеке от меня, и я не чувствовала бы постоянную гнетущую вину.