– Значит, поэтому гномики живут под землей?

– Именно! – ответил Женя.

– Наша воспитательница, наверное, не знает об этом.

– Вот ты ей об этом и расскажи.

Этот вечер Женя провел с дочерью, наслаждаясь редким моментом. На следующее утро он вылетел в Санкт-Петербург.

* * *

12.30 по московскому времени,

29 июня, Санкт – Петербург

Самолет приземлился в аэропорту Пулково. Было половина первого дня. На метро Женя добрался до Васильевского острова, где располагался Санкт-Петербургский государственный университет.

Кузнецов вошел в здание, в котором кроме исторического факультета размещались факультет философии, военная кафедра и поликлиника № 1. На кафедре истории Древней Греции и Рима его знали – Кузнецов не один раз обращался сюда за консультациями. Кивая головой знакомым, но не здороваясь ни с кем за руку, Женя прошел в комнату с табличкой на двери «Историческая экспертиза». В этой комнате и обитал его друг – незаметный, но талантливый историк Миша Мигранов.

Кабинет Мигранова был увешан полками, на которых грудились книги по истории и археологии, проспекты музеев мира вперемешку с античной посудой, глиняными и железными статуэтками, предметами старины разных периодов. Мигранов обожал неразгаданные тайны истории. Он мог заниматься любой эпохой от античного мира до Второй мировой войны, лишь бы в ней была какая-нибудь загадка. Он дал свое толкование надписям на Фестском диске, разработал проект поднятия и консервации царской ладьи у южной стены пирамиды Хеопса, развил свою теорию о пользе инквизиции для Средних веков и был убежден, что знает, где искать остатки Ноева ковчега.

Они обнялись.

– Как долетел? – спросил Миша, двигая ему кресло на колесиках.

– Если честно, то я устал от этих полетов, Миша, – ответил Кузнецов, присаживаясь в кресло. – Можно я позвоню от тебя?

– Надеюсь, не международный звонок?

– Всего лишь междугородний. Мне надо позвонить в Москву.

– Ты прилетел из Москвы! Ты не мог оттуда позвонить? – со смехом спросил Мигранов.

– Так получилось, – неопределенно ответил Кузнецов, набирая код города. Миша деликатно отошел в сторону, не желая ему мешать. После пятого сигнала на другом конце провода подняли трубку:

– Замдиректора Института сейсмологии Воздвиженский.

– Михал Николаевич, это Кузнецов вас беспокоит, – произнес Женя. Мигранов посмотрел на него искоса и усмехнулся. Он знал, что разговор у Жени с замдиректора никогда не получался.

– Кузнецов? Ты откуда звонишь, Кузнецов?

– Я в Санкт-Петербурге, Михал Николаевич.

– Женя, вчера еще ты был в институте, а сейчас уже в Питере?

– Мне пришлось срочно вылететь. Меня пригласил академик Мигранов.

– Спасибо, – сказал Миша, слушая разговор. – Не начальство, так хоть ты меня в должности повышаешь.

Женя кивком головы показал, чтобы Мигранов подошел к трубке. Миша поднял руки вверх и отрицательно замотал головой.

– Мигранов хочет сейчас с вами поговорить, Михал Николаевич, – сказал Женя и, поймав Мигранова за рукав, подтащил его к телефону и сунул в руки трубку.

– Алло, Михаил Николаевич Воздвиженский? – неожиданно басом произнес Миша. – Это Мигранов. Мы с вами встречались в…

– Казахстане, – подсказал Женя шепотом.

– …в Казахстане. Помните?

Профессор на другом конце провода молчал. Воспользовавшись паузой, Женя прошептал:

– Он точно не помнит. В 1985 году они в большой компании сейсмологов так набрались, что он до сих пор не может без слез смотреть, как пьют другие.

– В 1985 году, – все так же басом произнес Мигранов.

– Да-да, конечно, – ответил наконец Воздвиженский. – Вас, кажется, зовут…

– Михаил, – опередил его Мигранов.

– Точно, Михаил!

– Дорогой мой, – сказал Мигранов, – мне хотелось бы побеседовать с Кузнецовым по тектонике Тихого океана. Я уверен, что мы оба найдем в этих беседах много полезного для себя.

– Да, конечно. На какой период времени вы хотите его задержать?

Мигранов быстро прикинул в уме:

– Дней на пятнадцать.

– Это слишком много, у него стоит работа…

– Тогда хотя бы на десять.

– Хорошо. Можно я снова поговорю с Кузнецовым?

– Пожалуйста, – ответил Мигранов, протягивая трубку Жене. Кузнецов вскинул подбородок, изображая вопрос – какого еще хрена нужно этому Воздвиженскому? Мигранов недоуменно пожал плечами. Женя взял трубку и, прикрыв ладонью микрофон, спросил:

– Почему ты просил так много времени?

– Ты что, забыл? Тебя ждет Бельгия.

– Михаил Николаевич? – Женя приложил трубку к уху. Некоторое время он слушал то, что говорил заместитель директора, а затем вернул трубку на рычаг.

– Ну как? – спросил Мигранов.

– Я получил последнее предупреждение.

– Я что, не попал? – забеспокоился Мигранов. – Нет такого термина «тектоника Тихого океана»? Я, конечно, не блестящий актер, в отличие от тебя…

– Да нет, все нормально. Ты сыграл прекрасно. Ну, давай.

Миша внимательно изучил его лицо, после этого подошел к входной двери и запер ее. Затем он проследовал к дальней стене, на которой находились полки с книгами, и потянул за одну из них. Часть полок отъехала в сторону, словно дверца. За полками от посторонних глаз был спрятан сейф, в котором Миша хранил наиболее ценные вещи, переданные ему для изучения, и крохи собственных сбережений в долларах. Миша, покопавшись в кармане брюк, выудил маленький желтый ключик и отпер сейф. Он вытащил из сейфа коробку из-под ксероксной бумаги «Кимлаке» и поставил ее на небольшой столик перед Кузнецовым. Женя задумчиво смотрел на коробку, вертя на пальце брелок. Мигранов открыл коробку и достал из нее золотую статуэтку.

– Как видишь, я держу Иттлу в таком месте, где никто ее не найдет, – произнес Мигранов. – Можешь не волноваться за нее. Кроме меня, о статуэтке никто не знает.

Женя внимательно разглядывал фигурку, вполуха слушая Мигранова. Статуэтка изображала человека в длинных одеждах, ноги которого упирались в подставку. Человек вытянул руки вперед, словно держа что-то, но ладони его были пусты. Фигурка не была особенно искусной, черты лица выполнены в упрощенной манере, складки одежды не казались естественными. На эту статуэтку указал один древнеегипетский текст, и Женя заинтересовался ею. Когда Кузнецов заполучил ее, он усомнился в том, что Иттла – одна из тех вещей, которые он разыскивает. Однако, не доверяя своему чутью, Женя решил перепроверить это. Он тайно перевез Иттлу из Франции в Россию и попросил Мигранова, который уже много лет помогал ему, перевести текст, выгравированный на нижней стороне подставки.

– Эту статуэтку я датирую 2065 годом до нашей эры, – произнес Миша.

– Откуда такая точность? – удивился Кузнецов.

– На подставке изображен гороскоп. То есть расположение планет, видимое из определенного района земного шара. Он означает дату, когда создавалась статуэтка. А как ты знаешь, одно и то же расположение планет по созвездиям Зодиака повторяется очень редко, только через сотни и тысячи лет. Я консультировался с астрономами, и оказалось, что такое расположение действительно уникально. Его можно было наблюдать с полуострова Индостан в 2065 году до нашей эры. Я даже знаю конкретный день.

– Поразительно, – с сомнением произнес Кузнецов.

– Статуэтка – произведение древнеиндийдкой цивилизации, называемой Хараппской, которая, как считается, была уничтожена в 1500 году до нашей эры арийцами. Хотя у меня на этот счет есть другие соображения, но они к делу не относятся. Хараппская письменность до сих пор оставалась для нас загадкой, а надписи на подставке выполнены именно на этом языке.

Женя оторвался от статуэтки, вслушиваясь в слова Мигранова. Тот обошел вокруг стола и продолжил:

– Язык оставался загадкой до тех пор, пока я не нашел сходные знаки на Иттле и каменных табличках из города Мохенджо-Даро. Пользуясь этими знаками как базовыми, я вначале перевел текст с каменных табличек. Он получился очень приблизительным, но я считаю перевод правильным.

– При чем тут таблички? – спросил Женя.

– После перевода табличек я получил новые знаки, которые мог использовать при переводе текста с Иттлы. Когда я прочитал этот текст, то понял, что перевод правилен, потому что иного толкования быть не может. Текст предельно конкретизирован.

Миша достал из коробки, в которой лежала Иттла, лист бумаги и стал читать:

«Да велик будет пророк Иттла, самый великий из пророков на земле! Только посвященные хранят статую эту. Познай истину через данный срок. Путь к истине укажет луч солнца, пещера на южном склоне горы в Дравахне словно рот. Посвященный, войди в пещеру и найди путь к истине. Слон поможет тебе, но не до конца. Поторопись найти путь до срока и спаси жизнь человеческую».

Миша поднял глаза:

– Ну как? Кузнецов потер лоб:

– Не знаю. Если честно, я ничего не понял.

– В тексте говорится об истине, которую должен познать, очевидно, член какого-то клана посвященных. Если предыдущий текст, который дал указание на Иттлу, верен, то истиной является то, что ты ищешь, Женя.

– Допустим. Что за место – Дравахна?

– Я полагаю, так древние индийцы называли Гималайский хребет. Заметь, что в пещере в Гималаях лежит не сама истина, а путь к ней. Я полагаю – это предсказания, сделанные Иттлой, так как Иттла, заметь, пророк. Необходимо отыскать предсказания, чтобы найти…

– Я понял. И где нам искать эту пещеру?

– На одной из гор в Гималаях.

– Гималаи тянутся на две с половиной тысячи километров, являясь частью Индии, Китая и Непала. Если исследовать все горные пещеры в Гималаях, пусть даже только на южных склонах, нам не хватит и двухсот лет!

– «Путь к истине укажет луч солнца», – процитировал Мигранов.

– Эта фраза не несет никакой информации.

– На наш взгляд – да. Я тоже не понял этого. Но затем попытался поставить себя на место человека, который писан текст. Ведь посмотри: он объясняет, где находится пещера. Он указал район – это Гималаи. Он указал, что пещера находится на южном склоне и что она напоминает рот. Спрашивается, почему он не указал гору. Он хотел это скрыть? Нет, ведь он давал полное описание, по которому нужно найти пешеру. Человек, который будет читать данное послание, перед глазами имеет только эту статуэтку. Поэтому фразу «путь к истине укажет луч солнца» необходимо рассматривать в совокупности со статуэткой. Женя еще раз посмотрел на фигурку.

– А теперь внимательнее присмотрись к подставке, на которой стоит Иттла. Видишь, он стоит на неровной поверхности? Я полагаю, что это план горных хребтов Гималаев.

Женя пригляделся, и действительно, после пояснений стало понятно, что выпуклости на подставке изображают горы. Их было около двадцати, но ни на одной не было пометки, где находится пещера.

– Путь к истине укажет луч солнца, – задумчиво повторил Кузнецов.

– Не кажется ли тебе странной поза этой фигурки? – заметил Мигранов. – Иттла стоит, вытянув руки вперед ладонями вверх. Я полагаю, что пророк должен держать в руках изображение салнца. Один из лучей солнца должен указывать на искомую гору.

– Где же это солнце?

– Ты представляешь, я нашел его! Я полазил по каталогам и нашел его в Королевском музее истории и искусств Брюсселя.

– Ты молодец! – похвалил его Женя.

– Спасибо, – скромно улыбнулся Мигранов, потянувшись к полке за каталогом. Каталог составляли черно-белые фотографии античных предметов Королевского музея. Жене каталог показался слегка устаревшим.

– У него какой год издания? – спросил он Мигранова. Миша заложил пальцем страницу, на которой остановился в поисках «солнца», и перевернул каталог.

– 1955-й год.

– Я так и понял.

Мигранов возобновил поиск. Некоторое время он листал страницы, затем резко остановился.

– Вот оно. – Он подвинул раскрытый каталог Кузнецову. На фотографии была запечатлена металлическая бляха, во все стороны от которой расходились лучи разной длины. Под фотографией стояла подпись: «Диск Солнца. Золото. Найден графом де ля Бергом в 1902 году в Западном Пенджабе на полуострове Индостан».

– Мы не сможем по фотографии прикинуть – куда упадет луч? – спросил Женя.

– Вряд ли. Мы не знаем, где у «солнца» верх, где низ, как ляжет оно в руках Иттлы. Видишь, у «солнца» множество лучей. Поворот диска в руках фигурки на неправильный угол – и неправильный луч может дать ложные исходные данные в поисках горы. Я полагаю, с обратной стороны «солнца» есть ключ, по которому оно вставляется в руки Иттлы. Видишь, на руках Иттлы выступы и пазы? Это точно ключ.

– Может быть, в более поздних каталогах фотографии «солнца» представлены с двух сторон?

– У меня это единственный каталог музея.

– Понятно.

– Тебе необходимо лететь в Брюссель.

– Ты мне сделаешь ксерокопию фотографии?

– Конечно.

Женя поморщил лоб.

– Кстати, почему мы ограничены во времени? – спросил он.

– От года создания Иттлы, то есть 2065 года до нашей эры, древние индийцы отсчитали срок, до истечения которого нужно «узнать истину». Они указали количество саросов – циклов лунных и солнечных затмений, величина одного цикла составляет 18 лет 11 дней и 8 часов, – а также количество полных и частичных лунных фаз.

– Ты хочешь сказать, что предсказание дано с точностью до часа?

– Почти! С точностью до дня! Я сложил саросы и лунные фазы, не забыв учесть високосные года. Получилось, что срок истекает 22 июля этого года.

Кузнецов присвистнул:

– Почему необходимо спасти жизнь человеческую до указанного срока?

– Трудно сказать. Возможно, это дата какого-нибудь древнеиндийского Армагеддона.

– Ты полагаешь, стоит к ней прислушаться?

– Понимаешь, Женя, это очень странно. Лицо Мигранова сделалось задумчивым, казалось, он смотрел не на Евгения, а в глубь веков. – Большинство предсказаний, допустим Апокалипсиса, дают расплывчатый срок наступления события. Но срок, указанный на Иттле, заметь, очень точен. До дня. Я с некоторым суеверием отношусь к таким вещам. Представляешь, они дают срок в четыре с лишним тысячи лет. И до истечения его осталось всего 3 недели. За это время необходимо найти путь к истине – предсказание.

Женя задумчиво потер подбородок:

– Все-таки это не то, что я ищу.

– Посмотрим, – произнес Мигранов.

В 15.20 этого же дня на самолете авиакомпании «Скандинавские авиалинии» Кузнецов вылетел в Стокгольм. В 14.45 по местному времени он приземлился в аэропорту Арланда и сделал пересадку на самолет авиакомпании «Файнэйр», который в 16.05 вылетел в Брюссель. После двух с лишним часов полета Кузнецов вышел из самолета в аэропорту «Брюсселе Национал».

В этой европейской стране Женя оказался впервые, поэтому тут же в аэропорте купил карту города. Он всегда так поступал в незнакомом месте. Обменяв пятьсот долларов на бельгийские франки, Кузнецов купил универсальный проездной на все виды транспорта и на метро добрался до Рю-де-Миди, улицы, на которой, как сообщал путеводитель, имелось множество дешевых отелей. Пока метро доставляло его до Рю-де-Миди, Женя обстоятельно изучил карту и путеводитель по Брюсселю. Оказалось, что столица Бельгии насчитывает всего около миллиона жителей, а по плотности населения Бельгия уступает лишь Нидерландам. Пропустив другую ненужную для себя статистическую информацию, Кузнецов нашел на карте Королевский музей истории и искусств, располагающийся в квартале Гранд Саблон.

На Рю-де-Миди Жене показалось, что он очутился в средневековом европейском городе. С обеих сторон над узкими улочками нависали невысокие двух-, трехэтажные дома с остроконечными крышами. Он прошелся по улице, посидел за столиком уличного кафе, проглотив пять гамбургеров, выпив кофе и на десерт насладившись куском бисквитного торта.

Недалеко от пересечения Рю-де-Миди с Рю-де-Ченс Женя снял номер в небольшом семейном отеле. Комната была узкой, с высоким стрельчатым окном и низкой дверью, кровать застелена белоснежной простыней. Жене очень понравился строгий порядок в комнате, он даже смирился с тем, что его ноги не помещались на кровати.

Измотанный перелетами и сменой часовых поясов, Кузнецов быстро заснул. Ночь пролетела незаметно.

Он проснулся от солнечных лучей, бьющих через занавески на окнах. Наручные часы показывали десять утра. По местному времени. Вчера он перевел стрелки на два часа назад – Брюссель находился от Гринвича в следующем часовом поясе. Минут пятнадцать он лежал, закинув руки за голову, что-то обдумывая. Затем встал, почистил зубы и, не завтракая, вышел из номера. Путь его лежал к бульвару Императора, откуда начинался квартал Гранд Саблон.

Он купил билет в Королевский музей истории и искусств и некоторое время погулял по залам античного мира, рассматривая экспонаты. После этого он нашел отдел Древнего Египта, совмещенный с отделом Древней Индии, и очень внимательно осмотрел представленные древности. «Солнце» он не нашел. Женя еще раз тщательно осмотрел экспонаты, чувствуя, как его прошибает холодный пот. «Солнца» не было. Придя к выводу, что дальнейшие поиски – бессмысленная трата времени, Кузнецов подошел к смотрителю музея.

– Здравствуйте, мадам, – поздоровался он.

– Доброе утро, мсье, – ответила смотритель на приличном английском.

– Я представитель Британского музея. Я ищу вот этот экспонат, – сказал он, доставая из кармана ксерокопию «солнца» из каталога Мигранова.

Вежливо улыбаясь, смотритель нацепила на нос очки и внимательно посмотрела на ксерокопию.

– Боюсь, я не могу вам помочь, мсье. У нас нет такого экспоната.

– Это фотография из каталога вашего музея 1955 года. У вас ведь не пропадали экспонаты?

– Нет, мсье.

– И вы не передаете экспонаты другим музеям?

– Ну, как вам сказать. Бывает и такое. А знаете что! Поговорите с доктором Элеонорой Граббс. Она занимается исследованием экспонатов, у нее большие знания по истории музея.

Женя поблагодарил экскурсовода и, попросив проводить его к доктору Граббс, получил доступ в служебное помещение. В отличие от высоких и просторных залов Королевского музея служебные коридоры были тесными и узкими. Кузнецов и смотритель спустились на этаж ниже, женщина указала Кузнецову нужную дверь и оставила его. Женя толкнул дверь и вошел в комнату.

Комната оказалась небольшой, возле стен высились два книжных шкафа. Судя по переплетам, некоторые фолианты были весьма древними. Посередине комнаты стоял широкий стол, на котором молодая женщина лет двадцати семи – двадцати восьми (очевидно, доктор Граббс) изучала огромную каменную таблицу. Волосы доктора были собраны на затылке в пучок, на носу сидели большие очки в роговой оправе. Она одета была в длинный свитер, доходящий почти до колен, джинсы и кроссовки.

Женя закрыл за собой дверь. От щелчка замка доктор Граббс вздрогнула и обернулась.

– Прошу прощения, – произнес Кузнецов. – Надеюсь, мадам говорит по-английски?

Ее светло-серые глаза в растерянности забегали, а аккуратно очерченные губы приоткрылись. Похоже, он ее напугал. Чтобы смягчить обстановку, Женя улыбнулся.

– Да, я говорю по-английски, – ответила она. – Что вам угодно?

Женя достал из кармана ксерокопию и, подойдя ближе, показал ей.

– Это «солнце», найденное в 1902 году в Западном Пенджабе на полуострове Индостан графом де ля Бергом, значится в каталоге вашего музея за 1955 год. Однако, обойдя экспонаты, я не смог обнаружить «солнце». Более того, смотритель музея заявила, что никогда не видела данной вещи.

Доктор Граббс поморщилась и еще раз посмотрела на ксерокопию. Женя внимательно следил за ней.

– Я тоже что-то не припомню этого экспоната. Можно поинтересоваться, зачем он вам нужен?

– Видите ли, мадам… – Женя сделал паузу, стараясь сконцентрироваться и не допустить ошибок. – Мое имя – Жорж де ля Берг. Я потомок того де ля Берга, который нашел это «солнце».

Удивление в глазах доктора Граббс было настолько искренним, что Кузнецов понял – документов для удостоверения личности графа де ля Берга предъявлять не придется.

– Моя семья последние пятьдесят лет прожила в Англии, поэтому я почти не говорю по-французски. Мой бедный отец скончался от рака два месяца назад. Перед тем как отправиться в мир иной, он оставил письмо, доставшееся ему от моего прадеда. После смерти отца я вскрыл письмо и обнаружил там завещание. В нем было сказано, что если в двадцатом столетии семью де ля Бергов будут преследовать финансовые трудности, он разрешает отсудить у Королевского музея истории золотое «солнце», найденное им в Индии и отданное музею в долг. Мой отец вложил все деньги семьи в акции угольных компаний. К сожалению, многие шахты закрылись, компании лопнули. Отец умер, а я остался без денег. Чтобы хоть как-то поддержать семью, я бы хотел вернуть эту реликвию. Ведь в письме ясно сказано, что вещь отдана музею в долг.

Элеонора Граббс посмотрела на него из-под своих роговых очков.

– И что же вы хотите?

– Прежде чем представлять дело в суд, я хотел бы найти «солнце».

– Я попытаюсь помочь вам, – с долей участия в голосе ответила она.

– Я был бы вам очень признателен!

– Можно еще раз взглянуть на ксерокопию?

– Пожалуйста.

Она положила ксерокопию на стол поверх каменной таблицы под мощный свет матовой лампы. Затем откуда-то из-под стола доктор Граббс достала большое увеличительное стекло. При его помощи она тщательно исследовала ксерокопию.

– Тут есть инвентарный номер. Зная его, найти предмет будет намного проще.

Она переписала номер на листок бумаги и подняла трубку телефона. После этого некоторое время разговаривала с архивом. Положив трубку, она улыбнулась ему.

– Да, действительно, эта вещь хранилась в нашем музее до 1967 года. В 1967 году граф Бисбрук предложил музею поменять эту вещь на две статуэтки египетской цивилизации эпохи XVIII династии фараонов.

– Граф Бисбрук, – повторил Женя.

– Этот человек знаменит как ценитель древностей и антиквариата. Я слышала о нем. Его особняк расположен, кажется, в Герардсбергене. Конечно, музей не имел права передавать другому лицу вещь, которая отдана ему в долг…

– Конечно-конечно, – Женя заторопился. – Спасибо. Вы мне очень помогли.

– Ну что вы! Если потребуется дополнительная помощь, звоните. – Она протянула ему свою визитную карточку. Женя взял ее, положил в один карман, сложил ксерокопию и положил в другой карман.

На площади Сен-Жан в информационном бюро Женя узнал адрес графа Бисбрука. Кузнецов хотел отправиться в Герардсберген сегодня, но понял, что вернуться до наступления темноты не успеет. Поэтому он принял решение завтра с утра на электричке отправиться к графу Бисбруку, а сегодня погулять по Брюсселю, посмотреть город и заодно обдумать, что скажет завтра графу. Его речь должна быть убедительной и совсем не такой, какую он произнес сегодня перед доктором Элеонорой Граббс. Во-первых, ему необходимо сначала попасть к графу, пройдя возможную охрану, а во-вторых, Бисбрук может знать об истории «солнца» больше, чем доктор Граббс, поэтому что попало ему не соврешь.

На Брюссель опускался теплый летний вечер, по одному зажигались окна двухэтажных домов. Около часа он бродил по улицам, рассматривая витрины магазинов на Рю-Намюр, вечерние фасады зданий, подсвеченные фонарями, и людей – спешащих, гуляющих, радующихся жизни и не обращающих внимания на русского ученого, пытающегося в одиночку совершить открытие, способное перевернуть сознание целого мира.

Он не имел представления, где находится, потому что давно не сверялся с картой. Улица была пустынна, лишь где-то впереди четверо молодых ребят слушали отрывистый рэп, доносившийся из магнитофона. Он споткнулся, едва не упав. Женя посмотрел под ноги и увидел развязавшийся шнурок на левом ботинке. Он присел возле стены и стал завязывать шнурок. Кто-то толкнул его в спину. Женя поднял глаза, и в этот момент последовал удар в висок. Кузнецову показалось, что в голове разбилась лампочка, а осколки ее посыпались на булыжную мостовую. После этого он потерял сознание.

…Из тумана проступила ярко-красная брошь. Перед глазами все плыло, но образ броши выполненной из множества мелких камней в форме овала и оправленных в позолоту, четко стоял перед его взором. А затем к Жене вернулся слух, и в его голову ворвался поток французской речи. Он не понимал ни единого слова, кроме постоянно повторяющегося имени Жорж. Женский голос твердил «Жорж-Жорж», Кузнецову это так надоело, что он готов был дать этому Жоржу пятьдесят долларов, лишь бы тот подошел к зовущей его женщине.

– Жорж, вы слышите меня? Жорж, очнитесь!

Женя чувствовал, что голова его покоится на коленях этой женщины. Несколько голосов рядом говорили по-французски, но эта женщина окликала Жоржа по-английски. Видимо, кто-то еще ранен, если она призывает Жоржа очнуться, подумал Кузнецов.

– Жорж, вы слышите меня? – Она звала Жоржа, а трясла его, Женю Кузнецова. Бестолковая женщина. Или она ЕГО называет Жоржем? Но почему?

Постепенно сознание Кузнецова начало проясняться. Конечно, Жорж – это он и есть, потому что держала его доктор Элеонора Граббс. Для нее он Жорж де ля Берг. Как она оказалась здесь?

– Что произошло? – еле слышно пробормотал Кузнецов.

– Похоже, вас ограбили. Как вы себя чувствуете?

Женя поднял голову с ее колен и сел. Он по-прежнему находился на пустынной улице Брюсселя, названия которой не знал. Он сидел на булыжном тротуаре, рядом с ним – Элеонора Граббс. Их окружали те четверо подростков с магнитофоном.

– Как вы себя чувствуете?

– Как будто столкнулся с локомотивом. – Женя дотронулся до виска и вскрикнул от боли. Лицо с правой стороны раздулось и пульсировало, при каждом толчке причиняя острую боль.

– Ребята говорят, будто видели, как двое, шедшие сзади, внезапно ударили вас, когда вы присели. Они быстро выпотрошили ваши карманы и убежали в проход между этими двумя домами.

Женя поднял глаза на доктора Граббс и отметил красную брошь из мелких камней на белоснежной блузке. Темные волосы доктора были распущены, очки в роговой оправе отсутствовали, и теперь Женя видел, что перед ним симпатичная женщина. Прямой тонкий нос и ровные губы придавали лицу какую-то строгую красоту. Женя заметил это только сейчас.

– Что вы тут делаете, доктор? – спросил он.

– Я живу в соседнем доме… Вам повезло, что все в порядке. Удар в висок – очень опасный удар. Вы можете подняться?

– Кажется, да. – Он поднялся на ноги, поддерживаемый Элеонорой. Его слегка шатало. Он прислонился спиной к стене дома.

– Проверьте, что у вас украли, – настоятельно попросила она.

Женя сунул руку в карман, где у него находился бумажник. Бумажника, естественно, не было. В нем остались бельгийские франки на сумму чуть меньше пятисот долларов, несколько визитных карточек, записная книжка с телефонами. Женя сунул руку в другой карман и вздохнул с облегчением. Заграничный паспорт был на месте. Исчезли ключи с брелком в виде глобуса, который он купил в Америке. Две тысячи долларов лежали в маленьком кармашке на ремне чуть ниже правого колена. Женя потрогал колено. Деньги были на месте. Да, еще исчезла ксерокопия «солнца». Она лежала в одном кармане с бумажником.

– Исчез мой бумажник и ключи, – сказал он.

– Вам нужно обратиться в полицию, – произнесла Элеонора. – Будет лучше, если вы сделаете это прямо сейчас, пока здесь ребята – свидетели.

– Нет, это бесполезно.

– Почему? У нас высокий процент раскрываемое преступлений.

– Я не могу связываться с полицией, это отнимет у меня много времени, а времени почти нет.

– Ну, это ваше право… Хотя я считаю, что этим вы поощряете преступников совершать новые преступления.

Женя попробовал оторваться от стены, сделал шаг вперед, его качнуло, и он упал обратно на стену.

– Где вы сняли гостиницу? – спросила Элеонора.

– На Рю-де-Миди.

– Это почти на другом конце города. Пойдемте ко мне. Переночуете у меня. Места у нас немного, я живу с мамой, но диван для вас найдется.

– Спасибо, – поблагодарил Женя. Элеонора помогла ему пересечь улицу. Затем, пройдя один дом, они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Квартирка у доктора Граббс была действительно небольшая, зато мать Элеоноры оказалась чрезвычайно чуткой женщиной. Она помогла дочери сделать грелку со льдом для распухшего виска Кузнецова, а затем накормила Евгения ужином.

– Спать будете здесь, в гостиной, – сказала Элеонора, когда ее мать отправилась в спальню. – Диванчик небольшой, но другого нет.

– Спасибо, Элен… Ничего, что я вас так назвал?

– Так меня называют все.

Женя разглядывал полки с книгами в гостиной, прижимая к виску грелку со льдом.

– Вы любите фантастику? – спросил он.

– Я люблю научную фантастику. Правда, археологию обожаю не меньше.

Женя присел на диван. Она хотела уйти, но задержалась в дверях.

– Вы собираетесь завтра к Бисбруку? – спросила она.

– Да, я хотел бы удостовериться, что «солнце» находится у него.

– Я могла бы съездить с вами к графу.

Поначалу Женя подумал о том, что это могло быть полезно, но потом понял: Элен сильно ограничит его в средствах общения с графом. И наконец, в ее глазах он сам потомок графа, а представляться перед Бисбруком в этом образе Кузнецову не хотелось. Настоящий граф быстро его раскусит.

– Нет, спасибо, мне не хотелось бы отрывать вас от работы.

– Тогда после поездки к Бисбруку я могла бы показать вам пригороды Брюсселя. Там очень красивые места – аббатство Ла-Шамбр, государственный ботанический сад.

– Ну, может быть, после того, как я посещу графа, вы покажете мне Брюссель? Она улыбнулась:

– Договорились.

За сорок минут электричка домчала Кузнецова до Герардсбергена, города, – расположенного на юго-востоке провинции Ост-Вландерен, где в величественной зелени деревьев утопали старинные замки Оденберг и Виан, аббатство Святого Аяриана, а также дом графа Бисбрука.

Дом Женя нашел быстро. Первый же прохожий указал на расположенный возле реки Дендер двухэтажный особняк со скульптурами вдоль каменного забора, фонтанами и подстриженными деревьями. Чем ближе Евгений Кузнецов подходил к особняку, тем больше убеждался, что дом и пристройки выполнены в древнегреческом стиле. Вход в дом начинался с широкой лестницы из белого мрамора, входные двери скрывались за четырьмя высокими колоннами, заканчивающимися атлантами, держащими навес. Перед дворцом был разбит французский сад с подстриженными в форме шара тисами, с невероятно четкой геометрией посадок кустов самшита, квадраты и прямоугольники которых образовывали дорожки. Евгения поразило обилие скульптур не только вдоль забора, но и у фонтанов, возле прогулочных дорожек и на самом здании. Было видно, что хозяин богат и обожает тратить деньги.