И. А. СЫНЬ
      История одной поездки
      Она, потянувшись, опустила голову ему на плечо:
      - Опять ты уезжаешь... бросаешь меня, - жалобно проговорила Лана, шутливо шмыгнув носом.
      - Что делать, котенок, кушать хочется.
      - Я буду скучать, - она стала почти серьезна.
      - Да ну, брось, всего-то неделя, не в первый же раз.
      - А я все равно буду, - капризничала она, - возвращайся скорей.
      - Будем стараться, - пообещал он.
      Игорь рывком поднялся и остановился голый посреди комнаты. Поеживаясь от холода, он скосился на Лану, подавляя сильнейшее желание нырнуть под пуховое одеяло, в тепло нагретой постели, и, прижавшись к ней, блаженно сомкнуть глаза.
      Но он был челнок, а челнок должен ехать, иначе пройдет месяц, и начнет зудеть под кожей, и будет сниться аэропорт, и тянуть туда - в грязь, в мерзость, взятки, таможни и границы.
      Сборы заняли у него от силы минут десять, и, хотя сумка была хитрая, многократно раскладывающаяся, в нынешнем своем виде занимавшая не более четверти от своего экстремального размера, его пожитки жалко болтались на дне, отчего сумка, с вжатыми боками, отчетливо напоминала старческую мошонку.
      Игорь улыбнулся, вспомнив их с Ланой поездки на юг, у нее на сборы уходило по двое суток, квартира при этом превращалась в совершеннейший дурдом, а она болезненно морщила лобик, обдумывая, куда бы всунуть магнитофон и фен.
      В результате даже ему, профессионально привычному к переноске тяжестей и выносливому, как верблюду, приходилось нелегко.
      Собственно, он мог бы поваляться еще часа два, но Ланка тогда бы ни за что не уснула, а ей ведь завтра на работу...
      Зато теперь она уже спала, сладко потягивая носом.
      "Какая красивая... Даже, наверно, слишком... для тебя". Кольнуло привычно в груди.
      В единственной комнате миниатюрной их квартиры обшарпанная хозяйская мебель причудливо сочеталась с новеньким музыкальным центром и моноблоком последней модели.
      Любила, любила Лана красивые вещи, но Игорь, к чести его будет сказано, никогда на это не жаловался, всеми фибрами ощущая: вокруг нее должно быть красиво.
      Здорово, конечно, было бы скопить на квартиру и даже, в общем-то, реально, но слишком уж много они тратят. Однако это "много", великолепно им понимаемое, куда-то тонуло, когда Игорь видел ее в купленной за безумные деньги ночнушке или каком-то сногсшибательно-великолепном платье. Мыслимое ли дело заговорить осуждающе, когда так по-детски светятся ее глазища?
      В этих вещах Лана казалась вышедшей с иллюстрации солидного женского журнала, и часто, очень часто, проснувшись, Игорь несколько секунд не смел открыть глаза, боясь, что она ушла из их жалкой квартирки туда, где было ей место, в дорогие интерьеры "Космополитена", но каждый раз она была рядом: сонная, красивая, любимая...
      Вот за что он ее ругал, так это за два своих костюма, снабженных блистательными лейблами и ценами, зашкаливающими за немаленькую Ланкину месячную зарплату, и прочие, совершенно ненужные ему рубашки, галстуки и ботинки.
      Впрочем, ни ласковые уверения о полном его безразличии к громким именам на ярлыках, ни логичные убеждения, что те же вещи можно купить и впятеро дешевле, отказавшись от пагубного пристрастия к роскошным бутикам, ни явное пристрастие его к джинсам и свитерам решительнейшим образом не помогали. Снисходительно выслушав Игоря, Лана предпочтений своих не меняла.
      В эту сбрую, добытую строжайшей экономией, Ланка заботливо наряжала его перед встречами со своими подругами и их гладкими многодолларовыми дружками с пустым взглядом.
      Игорь выключил свет и, еще раз полюбовавшись на нее в мягком свете уличного фонаря, перешел на кухню. Он сварил себе кофе и закурил, раскачиваясь на стуле.
      Потом, вспомнив, выложил ключи и документы на машину.
      "Славно, что Ланка теперь будет на машине", - ему очень не нравился хмырь из ее офиса, ставший последнее время чересчур часто подвозить Лану домой. Не то чтобы Игорь ревновал: Лана была действительно красивой женщиной, и возле нее неизбежно крутилась толпа мужиков, но этот, на новеньком "БМВ", очень уж походил на хахалей ее подруг - такой же гладенький, холеный, с портмоне крокодиловой кожи в кармане роскошного костюма.
      Все они - и хахали, и хмырь на "БМВ", и красивые подруги с порочными глазами - были из одного мира, из мира казино, модных ресторанов и отпуска в пятизвездочном отеле на Гавайях, из мира, в который он так хотел и не мог попасть.
      Игорь вкалывал, как каторжный, он изъездил полмира, подорвав свое здоровье вокзальной солянкой, тысячи пуховиков и кроссовок прошли через его руки, но все равно заработки его не составляли и трети доходов холеных коммерческих директоров.
      И что с того, что он закончил с "красным" дипломом физфак, а они в это время фарцевали на улицах, оплачивая заработанным сессию в каком-нибудь железнодорожном институте. Что с того, что сам профессор Гнессман, ныне звезда хайфского "Техниона", считал его лучшим своим учеником. Что с того, что он зачитывался Сартром и Кафкой. Что с того... здесь были нужны другие козыри, а у него этих козырей не было.
      Но все-таки Лана возвращалась из этого сверкающего мира "Невского паласа" и "Виктор-клуба", возвращалась к нему и теперь, и раньше, когда у него не было даже этих тяжелых, густо просоленных потом баксов.
      Игорь знал, что она будет его ждать, знал, что, когда он вернется, она не даст ему спать до утра, выжимая из него, одуревшего от бессонницы, остатки мужчины, а потом прижмется и будет говорить, говорить, говорить... а он снова будет ловить сквозь полудрему слова и снова будет счастлив.
      Да, ради этого стоило ворочать неподъемные стокилограммовые мешки и изнывать от омерзения в китайской грязи.
      Игорь улыбнулся, вспомнив, как однажды нечаянно подслушал ее разговор с подругой. Лана, гневно вздыбив головку, отстаивала свое право на него и на любовь. Он даже сейчас толком не мог вспомнить, действительно ли он это видел или только слышал разговор, а картинку дорисовал потом сам.
      Признаться, иногда он недоумевал так же, как и подруга: что привязало к нему эту высокую красавицу? Познакомились они совершенно случайно, в ночном клубе, куда пригласил его приехавший в гости из Штатов однокашник.
      Воспоминания о первых месяцах их романа снова растянули его губы в улыбке. Не то чтобы Лана принадлежала к недоброй памяти породе хищных вымогательниц, но как-то она не представляла, что на свидание можно пойти куда-нибудь, кроме как в место, где от нулей бежит по спине холодок.
      Он тогда занимался термоядерным синтезом, для иностранцев могу пояснить: у "Токомака" зарплаты платят баснословные, то есть питаться будешь в основном баснями о повышении ставок и Соросовских стипендиях. Подрабатывал Игорь, сооружая базы данных.
      Лана из-за места их знакомства и чрезвычайной живописности его комнаты в родительской квартире, заваленной пеплом, дискетами и книгами, со старенькой "писишкой" в углу, принимала Игоря за слегка шизанутого, но высокооплачиваемого компьютерного маньяка. На мысль о некоторой невменяемости Игоря ее навела странная бедность его гардероба, а окончательно она в этом убедилась, когда он, слегка выпив, начал читать ей стихи, что было приятно, но, согласитесь, явно ненормально.
      Продолжаться так долго не могло, и, разумеется, пришел тот день, когда он, упершись взглядом в пол, содрогаясь от стыда и страха, сознался, что у него ни копейки и никуда они сегодня не пойдут.
      Однако Лана не только его не бросила, но даже, более того, стала на каждое приглашение отвечать испуганным взглядом: а не останется ли он назавтра без сигарет?
      Но все-таки настало время, когда из "Токомака" деньги вовсе капать перестали, да и на ниве компьютерного обеспечения не подворачивалось ничего путного. Тут очень кстати его пригласил в первую поездку один приятель, подающий большие надежды миколог. Таким обычным и даже банальным образом влился Игорь в армию челноков.
      Челнок, кстати говоря, вышел из него, как это ни удивительно, оборотистый и удачливый.
      Если вы захотите узнать мое мнение и спросите, чего же хотела Лана, я отвечу:
      да, хотела, причем безусловно. Хотела теплым весенним вечером, когда стайка девиц с бесконечными ногами, сидя за столиками открытого кафе на Невском, потягивают мартини и вдыхают насыщенный сиренью воздух через фильтр дорогих сигарет, со свистом притормозить шикарную двудверную повозку с трехлучевой звездой на капоте. Хотела, весело выпорхнув из нее, начать мазать щеки диоровской помадой.
      Но так же безусловно хотела Лана, чтобы платил за это именно он.
      Попивая кофе и листая цветастый Ланин журнал, Игорь провел те томительные в своей бездарности часы, когда лопнули уже нити, связывающие человека с домом, а дорога не вступила еще в свои права.
      Наконец, глянув на часы, он прошел в комнату, потом, нацепив подсумок с деньгами и документами, нагнулся над женой и, чмокнув ее в щеку, отправился к выходу. В последний момент он вернулся на кухню и, пососав секунду ручку, набросал в блокноте, валявшемся у телефона: "С добрым утром! Люблю, хочу, скучаю..."
      Надев старый жуткий пуховик и такие же сапоги, он глянул на себя в зеркало:
      "Мдааа... видок-то кошмарный, ну да ладно, чай, не на бал - в Китай".
      ***
      Такси мягко шелестело вдоль тревожных фонарей, раздвигая широту проспектов большого города, горько и остро пахнущего февралем, был час блядей и поэтов, час, когда замирает промерзший до костей город.
      Весна, весна, изматывая неторопливостью поступи, приближалась к городу. Осталось совсем недолго, совсем чуть-чуть - и она придет, и почернеют сугробы, и птицы закружат свою галдящую карусель, и снова проснется, дуя на озябшие руки, надежда, и настанет четвертый их с Ланой год, и он перестанет неотвязно думать о подонках в дорогих машинах.
      Осталось совсем недолго, только уехать и вернуться.
      Почти пуст был светивший сквозь немытые стекла аэропорт, лишь испуганно дремали в креслах редкие пассажиры немногочисленных ночных рейсов да неторопливо прогуливались жгучие брюнеты с колючими щеками, оживленно перекликаясь на языках тюркской группы.
      Все малоопытные пассажиры самолетов страдают особой формой мании преследования:
      боясь опоздать на свой рейс, эти несчастные приезжают в аэропорт за час до начала регистрации, нервно подпрыгивают в креслах и вслушиваются в объявления диктора, потом они сломя голову несутся к стойке, размахивая тяжелыми чемоданами, и, собрав из себе подобных длиннющий хвост, деловито толкаются. В результате они, уставшие и довольные, полтора часа сидят в накопителе, испепеляя завистливым взглядом людей опытных, пришедших в последний момент, когда унылая девушка в голубом одиноко скучает у стойки регистрации.
      Игорек, налетавший по скромным подсчетам часов пятьсот, был вальяжен и многоопытен. Дикторские причитания о регистрации, заканчивающейся и даже закончившейся, вызывали у него только презрительную улыбку. Он, конечно же, был превосходно знаком со всеми несложными аэрофлотовскими уловками.
      Сегодня, впрочем, он от безделья приехал за добрых полчаса до конца регистрации.
      Войдя в здание, Игорь сразу же отправился на второй этаж, единственное место, где в нашем аэропорту работают ночью кафе, и даже сразу два. В одном, щедро разукрашенном заморскими рекламами, цветастыми этикетками и другой сверкающей дребеденью, торгуют колой, аппетитной пиццей, хот-догами и прочими гамбургерами, в другом, даже не в кафе, а скорее точке общепита, предлагают вялые сосиски, сомнительные чебуреки и шницель, вызывающий болезненные воспоминания.
      В этой борьбе общественных укладов, в извечном столкновении с западным, красивым, но не родным, войне прошлого и будущего Игорь, как всякий патриот, мужественно и без колебаний принял сторону первого: в буфете торговали пивом.
      За грязным столиком уже сидело трое коллег по предстоящему путешествию.
      Во-первых, Леша, мужик лет сорока, бывший таксист. Во-вторых, Андрей, или, как звали его гораздо чаще, Буба, уже упомянутый выше миколог, умудряющийся между поездками и торговлей писать в своем институте диссертацию, и, наконец, второй Андрей, он же Фил, студент-расстрига, бросивший года три назад университет.
      Последний из компании - Олег, студент последнего курса, еще не пришел.
      Сотоварищи, не отрываясь от пива, приветствовали его помахиванием рук. Игорь, не теряя времени, ухватил у стойки пару бутылок и присоединился.
      - Здорово, - последовали краткие рукопожатия.
      - Ну, чего в волнах слышно?
      - По метеорологическим условиям аэропорт города Омска... в общем, сидим, отдыхаем.
      - И сколько отдыхать?
      - Пока до полшестого, а там, сам понимаешь.
      Игорь понимал, и было это невесело, они имели совершенно реальный шанс вообще никуда не улететь. Тем более что с Омском ему не везло никогда, там постоянно то не принимали, то не выпускали; время от времени, для разнообразия, там кончался керосин.
      Буба, известный паникер, немедленно начал предлагать способы облета Омска, на случай, если ожидание затянется. Ему сразу же вежливо предложили заткнуться и не портить окружающим нервы раньше времени.
      В это время к ним вальяжной походочкой - сексуальное движение от чуть покачивающегося бедра - подплыл чисто выбритый и прилично одетый Олег, даже по дороге в Китай выглядевший как на свидании.
      Зарегистрировавшись, вся компания продолжила пивной праздник, с неподдельным интересом слушая очередную сексуальную побасенку Фила. На этот раз он повествовал о некой Наташе из Житомира, с которой он ездил в Турцию.
      То есть все, разумеется, знали, что он трепло и ничего подобного не было, но рассказано было так убедительно и смачно, что внимали с любопытством и уважением к фантазии автора.
      Филу было крайне тяжело развернуть повествование в окружении людей, превосходно знакомых как с ним, так и с его непомерно ревнивой женой. Некоторую нейтральную территорию ему предоставляли холостая юность да три или четыре поездки в Турцию, прошедшие без присутствующих коллег.
      Из этого нехитрого материала им, на зависть любому борзописцу, было состряпано бессчетное множество живописнейших приложений к Камасутре.
      Леша, утомленный пивом, не теряя времени, выставил на стол первый литр. Будучи человеком, отягощенным женой, двумя детьми и местами на трех рынках города, он в поездке постоянно бил копытом, выискивая собутыльников. Челнок вообще любит выпить, челнок-трезвенник - такая же редкость, как целомудренная порнозвезда, то есть они, конечно, попадаются: язвенники там или подшитые, но редко - профессия требует крепкого здоровья и сильных нервов.
      Словом, к полшестого накачались они изрядно и на посадку шествовали с некоторой напряженностью, держась неестественно прямо, прихватив с собой еще пару литровок, несмотря на слабые протесты Игоря, который, как самый малопьющий и ответственный, невольно, с самого начала их совместных рейдов, стал главнокомандующим.
      В самолете, правда, банкета не вышло, все мгновенно отрубились в полупустом уюте второго салона. Игорек и сам бы с удовольствием вздремнул, но Буба уселся рядом с ним и, полностью оправдывая прозвище, бубнил монотонно и бессвязно: что брать и как провезти.
      Игорь, проявив чудеса мужества и выдержки, терпел его не меньше часа, односложно отвечая и не отводя взгляда от угадывающегося в темноте, за иллюминатором, темного силуэта крыла и красного мигающего маячка, но в конце концов не сдержался и в кратких, но емких выражениях указал Бубе маршрут. Буба обиделся, но заткнулся.
      В Омске стюардесса долго и безуспешно пыталась выгнать их из самолета, но бесконечно крепок сон пьяного русского человека, страшно выразительна краткость его языка. Усталая барышня, поразмыслив, решила приравнять их к беременным женщинам и затихла.
      Леша проснулся где-то на полпути между Омском и Читой. Со вкусом покурив в туалете, пуская дым в унитаз, он вернулся в салон и оценивающим взглядом окинул соратников.
      Решительной походкой подошел он к Филу и, ткнув того в плечо, предложил:
      - Ну чего, по децилу?
      Фил, очнувшись от полусна, потянулся, зевнул и, почесав в затылке, так же кратко согласился:
      - Тащи.
      Понемногу стали просыпаться и остальные; Олег, проснувшись, обреченно повел глазом, принял пластиковый стаканчик от хозяйственного Леши, выпил, крякнул и, категорически подняв ладонь, достал цветастый детектив.
      Минут через двадцать по очереди раскрыли глаза и Игорь с Бубой. Игорек, легонько ткнув Бубу под ребро, кивнул головой назад. Буба секунд десять обозревал умилительную сценку: разливающие и выпивающие Леша с Филом, а рядом сосредоточенно уткнувшийся в книгу Олег.
      - М-даа, смольнинка в гусарской казарме.
      - Не, скорее профессор Лейпцигского университета в окружении турецких рабочих.
      - Прикольно, никогда ведь не скажешь, что у них бабок раз в пять побольше.
      В самом деле, хотя Олег и не был совсем уж бездарным в коммерции, а, напротив, обладал хорошим чутьем, самым важным, пожалуй, в нелегкой их профессии, но слишком уж много тратил.
      Если Леше и Филу довольно было литра-другого на тихой кухоньке, под нехитрую закуску, Олег гулял в дорогих барах.
      Пока остальные сколачивали капитал, он тратился на дорогие шмотки и хорошую машину.
      И теперь ему, небережливому, приходилось собирать деньги на поездку в компании с двумя, а то и тремя, такими же, как он, аутсайдерами. Стремительно разбухшие цены, тарифы и взятки, объединяясь с нараставшей конкуренцией, требовали увеличения капитала.
      Крутобедрая барышня с хмурой мордашкой поверх форменного кителя толкала никелированную тележку, на которой громоздились коробки с посиневшей курой, следом другая, соревнуясь в крутобедрой хмурости, щедро оделяла кофе или чаем.
      Кофе, выбранный Бубой и Игорем, оказался, к удивлению, не жидкими помоями, а (реформа!) приличным растворимым и бразильским.
      - Кушать будете? - мрачно спросила она у нарочито уткнувшегося в книгу Олега.
      - А дадите? - поднял он голову, одарив плейбойской полуулыбкой, полунамекнув, полупредложив.
      - Дадим, - растаяв, откликнулась она, протянув в ответном пасе "и".
      Олег, мгновенно потеряв отчего-то интерес к продолжению, то ли просто поленившись искать следующий ход, безразлично принял подносик. Девушка, нахмурясь еще сильнее, протолкала тележку дальше, снабдив выпивающих закусью.
      Катящееся к заходу солнце тонуло, силясь пробиться через перистую толщу к невидимым и безлюдным таежным лесам, а может, и к сопкам, спрятанным под облаками. Громкоговорящая девушка пообещала посадку в Чите и повелела пристегнуться. Буба задумался на секунду и пристегнулся, Игорь подумал и не стал, Фил и Леша хлопнули еще по одной.
      Девушка не соврала, двигатели напомнили о себе сменившейся тональностью, самолет нырнул вниз, и сразу заложило уши. Спустя минут двадцать "наш авиалайнер совершил посадку в аэропорте города Чита" (или Читы? А черт его знает, не помню). Мерзкий город Чита, верьте мне, мерзкий. Впрочем, относительно города я, возможно, и погорячился, но аэропорт безусловно.
      Поесть нечего, за дверьми холод и сопки, а все читинцы в спортивных штанах и коротко стрижены. Осмотревшись и покурив, мои герои по очереди забежали в столовую и, повертев носами, ретировались - несъедобно. На первом этаже они встретились и, поискав, обнаружили-таки в одном из ларьков пиво, за тройную против питерской цену, оказавшееся к тому же старым и горьким.
      Стоически допив теплую мерзость (и откуда только берут теплое пиво, когда на улице минус двадцать? Загадка), они дружно прокляли Читу и отправились на посадку.
      Во Владивостоке дело обернулось много хуже, хотя было там потеплее и даже пиво оказалось неплохим, но их никто не встретил. Ничего не дали и поиски на огромной стоянке, разбуженные водители микроавтобусов злобно ругались, но присланы были не за ними.
      - Так их женщину-мать... Где автобус? - гневно и риторически вопросил Фил.
      - Не знаю, должен быть, - ответил злой Игорь и добавил сокрушенно: Так их маму и туда.
      - Ты с ними точно договорился? - обратился он к привычно паникующему Бубе.
      - Да точно, конечно, я же...
      - Ладно, нечего здесь стоять, поехали.
      Город, вольно раскинувшись на сопках, ниспадающих к океану, врезавшись мысом в воду, светил редкими огнями уличных фонарей и уютными желтыми окнами неспящих спален и кухонь, пугал неуловимым дуновением сходства со своим астральным близнецом, воздвигнутым другим истеричным движением всевластной и железной самодержной руки.
      Тем временем мои герои, поливая туристическое агентство "Атлант" отборными помоями, отправились в "Уссурийский залив" - средней руки гостиницу, неизбежную стоянку по пути в Китай. Там их ждала новая неожиданность: номера были забронированы почему-то только до двух ночи, а поскольку было уже четыре, это было, мягко говоря, неприятно. Однако, к счастью, номера все же нашлись, и они отправились спать, рисуя соблазнительнейшие картины расправы с толстой тетей, владелицей "Атланта".
      Игорек проснулся и увидел Бубу, трясущего его за плечо:
      - Подъем, пол-одиннадцатого.
      - Ну и что? - Игорь, рискуя вывернуть зевотой рот, перевернулся на другой бок.
      - Ты что? Давай вставай, надо идти разбираться, а то мы вообще никуда не уедем.
      - Аа, брр, - очнулся наконец Игорь и, сев на кровати, затряс головой, издавая бессмысленные звуки, - сколько, говоришь, времени?
      - Пол-одиннадцатого, они уже давно открыты.
      - Ладно, я пойду в ванную, а ты пока буди Олежку, мы с ним сейчас сбегаем.
      Прополоскав физиономию и почистив зубы, Игорь провел рукой по колючей щеке, но бриться не стал, мотивируя привычным: "чай, не на бал".
      Когда он вернулся в комнату, Олег брыкался и рычал.
      - Игорюнь, без шансов, - развел Буба руками, - может, со мной сбегаем?
      - С тобой... - протянул Игорь, надев часы и убедившись, что в самом деле уже почти десять.
      С одной стороны, ему чрезвычайно не хотелось слушать все утро Бубино нытье, а с другой - очень лень было идти одному.
      Игорь оценивающе глянул на посапывающего Олега, вспомнил заговорщицкий вид Фила и Леши, явно собиравшихся вчера продолжить, надел, достав из-под матраса сумочку, натянул поверх джинсы и кивнул:
      - Давай собирайся.
      Во Владивосток пришла уже весна, и хотя кое-где виднелись еще чернеющие глыбы снега, но солнце припекало уже по-весеннему, и было по-весеннему же весело и шумно. Теплый воздух неторопливой махиной поднимался от ласково сверкающего океана.
      Даже Буба отвлекся от черного своего пессимизма и, проникнувшись витающим настроением, молчал весь их недолгий путь.
      Но вот показалась уже цель их утренней прогулки - маленький старинный особнячок, уютно спрятавшийся среди махин многоэтажных гостиниц.
      Внутренности особнячка мгновенно избавили их от налетевшей было романтики; там, среди деловитой суеты, дребезжали телефоны, какие-то коробки захламляли коридоры, и путалось в пыльных шторах солнце.
      Они зашли в нужную комнату, где за тремя столами сидели женщины лет под сорок, четвертая, помоложе, бестолково суетилась вокруг электрического самовара. Самая важная и толстая тетя разговаривала о чем-то по телефону, недовольно глянув на них, она проболтала еще минуту и наконец попрощалась: "Тут ко мне пришли, я тебе перезвоню".
      - Я вас слушаю.
      - Мы - группа из Ленинграда, вчера прилетели, и нас никто не встретил, - начал Игорь.
      - Нет, - высокомерно проронила она, - водитель вас вчера ждал, вы к нему так и не подошли.
      - То есть как не подошли, - загорячился Буба, - мы вчера обошли все автобусы в Артеме, там никого не было.
      - Не знаю, он вас встречал.
      - Ладно, - снова заговорил Игорь, - неважно, мы уезжаем сегодня.
      - Не знаю, что я теперь могу сделать, вы вчера опоздали... - это было сказано так, как будто это лично Игорь задержал самолет.
      - Ну и что, у нас же выезд сегодня.
      - Как это сегодня, вот у меня же здесь записано... - с этими словами она подвинула к себе толстенную конторскую книгу и возмущенно прочитала: Группа из Ленинграда, приезд двадцать пятого, выезд в Китай двадцать шестого. Вот - она повернула к ним книгу.
      - Извините, Наталья Александровна, но мы всегда закладываемся на "Аэрофлот" и всегда оставляем день про запас, ну вы же знаете, мы же не первый раз через вас едем.
      - Не знаю, ребята, - покачала она головой, снова наклонившись к книге, - у меня здесь записано...
      - Я не знаю, что у вас там записано, - разозлился Буба, - но я сам звонил, заказывал поездку и сказал, что мы прилетаем в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое, а выезд с двадцать шестого на двадцать седьмое.
      - А с кем вы разговаривали?
      Буба запнулся и обмяк.
      - Хорошо, - вступил Игорь, - так вы можете нас сегодня отправить?
      - Ну не знаю, - проронила тетя, сделав вид, что задумалась, - если хотите, у нас сегодня едет группа уфимцев, можем вас с ними отправить.
      - Но они, наверно, только с двумя ночевками?
      - Да, с тремя у нас только вы ездите, - она это так сказала, как будто уличала Игоря по меньшей мере в кровосмесительстве.
      Игорю очень захотелось взять со стола тяжелый стеклянный графин и стукнуть им по шестимесячной завивке. Усилием воли он сдержался и спросил:
      - А сделать нам выезд в разные дни вы можете?
      - Нет, ну как же я вам сделаю, у вас же список один будет, - она была возмущена.
      - Но мы же с вами... - на этих словах Игорь Бубу прервал.
      - Андрей, подожди. А когда вы нас можете отправить с тремя ночевками?
      - Даже не знаю, - она снова уткнулась в свою книгу, - завтра у нас уфимцы, потом Челябинск, потом однодневки... только на той неделе.
      - Нет, но мы же с вами договаривались, неужели...
      - Андрей, подожди, - опять прервал его Игорь, - Наталья Александровна, я сам этого решить не могу, мне надо с ребятами поболтать.
      Буба пытался еще возмущаться и размахивать руками, но Игорь ухватил его под мышки и выволок из кабинета.
      - Андрюша, я не понимаю, у тебя что, голова совсем не работает?
      - Игорюнь, я тебе точно говорю, я, когда звонил, все правильно заказал.
      - Верю.
      - Тогда она должна нас сегодня отправить, - он снова рванулся к двери.
      - Буба, - разозлился наконец Игорь, - ты чего, что-то не понял? Объясняю популярно: к ней приехали тридцать уфимцев. Это ты понимаешь?
      - Ну?..
      - Что ну? Как ты считаешь, кого ей выгодней отправить: нас пятерых или их? - Игорь выместил раздражение и продолжил относительно миролюбиво: Так что можешь здесь хоть до завтра сучить ножками, поедут все равно они. Въехал?
      - А чего мы делать-то теперь будем?
      - Пошли позавтракаем, а там подумаем.
      - Какой завтрак? Надо сейчас что-то решать.
      - Буба, голодным я по городу бегать не буду.
      - Нет, Игорюнь, но ведь...
      - Ладно, ладно, побежали. - Игорь проявил такую редкую покладистость, представив прелесть завтрака с зудящим Бубой.
      *** Олег блаженствовал; уютно раскинувшись в кресле, он наслаждался утренним кофе.
      Ненавязчивым переливом доносилась откуда-то негромкая музыка, аппетитно дымилась в руке сигарета, ласковое солнце играло во влажных еще волосах...
      Идиллия была мгновенно и с грохотом разрушена криками ворвавшейся в номер парочки.
      - Нет, Буба, ты только глянь на этого бездельника: пока мы, не жалея сил, устраиваем его судьбу, он... Ты скажи, тебе не стыдно?
      - Не-а... ну чего, как дела?
      - Ну, в "Атланте" нас, ясное дело, послали, но мы нарыли одну конторку, так что сегодня уезжаем.
      - Молодцы, - зевнул Олег.
      - Слушай, ты, неблагодарная сволочь, давай вставай и иди собери бабки с алкоголиков, а потом вместе с Бубой катитесь в фирму... да, еще паспорта не забудь, - добавил он после паузы.
      - Да уж догадался бы, - неохотно выбрался из уютного кресла Олег.
      Игорь, скосив усталый глаз в сторону вожделенной постели, принялся раздеваться.
      А я, с вашего позволения, оставлю, пожалуй, его до вечера.
      Более того, мне придется, видимо, прибегнуть к этой практике пропусков еще неоднократно, поскольку это повествование и так катастрофически растягивается, грозя перерасти из жанра Большого Рассказа в жанр Маленькой Повести, а меня это разрушение предварительных расчетов чрезвычайно беспокоит.
      *** Итак, было часа четыре ночи, когда Игорь, опрокинув в рот остатки водки, плескавшейся еще на дне пластикового стакана, обвел взглядом тесные и темные внутренности микроавтобуса, ползущего по петляющей среди сопок дороге, ведущей от Уссурийска к границе.
      Кстати, любопытно, что хотя, судя по названию, где-то здесь, по просторам уссурийской тайги, должны грациозно бродить одноименные тигры, однако вокруг не было даже намека на хоть какой-нибудь захудалый лесок, а единственный тигр стоял напротив единственного же в Уссурийске кабака.
      Игорь выискивал, чем бы заняться, поскольку спать он совершенно не хотел, а читать в трясущемся и темном автобусе было категорически немыслимо.
      Олег нашел себе привычное занятие, и с заднего сиденья раздавался его голос вперемешку с девичьим хихиканьем. Девица была, правда, несколько перезревшая - под тридцать, но вполне еще на вид аппетитная, звали ее, кажется, Викой. Леша с Филом, по обыкновению слегка набравшись, сладко посапывали в полусне. Фил, признаться, и сам имел некоторые планы относительно заднего сиденья, но был опережен и побежден симпатягой Олегом.
      На переднем вторую и последнюю девушку, лет на пять помладше, толстушку хозяйку со стершимся именем, захватил и пытал теперь Буба. Пытал о извечном: что, как и почем.
      Неудобно скорчившись на узеньком сиденье, Игорь рассеянно ловил обрывки разговора, вскользь отмечая интересное: ...юань, ...таможня, ...футболки.
      Он любил Бубу, зная, как меняется тот, как исчезают его мелочность и жадность, как он размахивает руками, стоит разговору коснуться заветного.
      Буба был готов часами разъяснять любому свои научные изыскания, пользуясь, как любой уважающий себя профессионал, в основном терминами "хреновина" и "штуковина".