.. и приглашала Каспара пока пожить у нее. В ее предложении были свои резоны - общага опостылела. От Сашенькиной помощи в съеме квартиры Каспар отказывался - надо же было блюсти последний форпост самостоятельности. Итак, Каспар, не подозревая о подвохе, поселился у гостеприимной герлфренд-френд. Т.е. у подруги друга. В конце концов, они вместе пуд соли съели. И когда-то, между прочим, Каспар освободил ее куцые жилые метры от тиража брошюр Белозерского. Который, кстати, он так и не распространил, и часть его до сих пор - стыдно подумать! - складирована у той доброй самаритянки, которая ездила в Тибет... Ох, грехи наши тяжкие!
      Герлфренд-френд, или Олинька, как звал ее Белозерский, помнила еще объятия непутевого мэтра. А Каспар ее долгое время почти не замечал. Он даже по имени ее называл редко. Привет - привет! И все дела.
      А Оля, несомненно, была достойна более внимательного отношения. Со времен безумного профессора она весьма поумнела. Прочитала Джойса. Окончила несколько курсов. И между прочим, умудрялась работать по специальности, вечно суетясь с копеечными подработками. Она была служительницей слова, как сама однажды, будучи очаровательно нетрезвой, назвала себя. Со временем их союз с Игорьком и вправду начал смахивать на сословный мезальянс: тургеневская девушка и драйзеровский пройдоха. Хотя, разве одно другому противоречит? Скорее, одно к другому притягивается, и это притяжение порождает добрую половину человеческих драм на Земле. Вот и для Олиньки наметилась драма - она потянулась к френду своего френда. Каким, однако, коварством в любовных делах оборачивается принцип "друг моего друга - мой друг"!
      Каспар одновременно смущался и пребывал в крайнем раздражении. Но оба этих чувства накрывали его постепенно - он никак не мог поверить глазам своим, ушам и прочим органам, ответственным за воспитание чувств. Олинька кормила его. Подумать только - жареными бананами (эфиопский аналог нашей яичницы - якобы!), вела долгие вечерние разговоры, во время которых садилась к бедолаге на кровать и ждала волнующей развязки сюжета. Сначала она просто жаловалась на Бека, на его поверхностность, страсть к мелкой нечестной наживе и неспособность развивать интеллект. Она, казалось, так искренне изливает душу, что поначалу "доктор Ярошевкий" бросился оказывать терапевтическую поддержку. Опять здравый смысл затмила ответственность за дело рук своих - как ни крути, именно Каспар свел два одиночества. И поначалу этот пасьянс послушно сложился. В конце концов, на заре их знакомства Олинька тоже не выказывала задатков к развитию интеллекта. А во времена Белозерского так и вовсе казалась тихой шмарой, как говорили на родине Каспара.
      И вот в тихом омуте активизировались чертики. Оля отвергла все психотренинги, кроме одного, - самого результативного. Т.е. любви психотренера. Классики психоанализа такой ход лечения категорически отвергают. Но, быть может, они не совсем правы? Олинька, во всяком случае, была в этом уверена.
      -- На самом деле, ты мне нравился давно, - говорила она горячим шепотом.
      Неправда! - отвечал ей про себя Каспар.
      -- Когда умер наш Белозерский, мне было так страшно в этой комнате! Почему ты ко мне не приходил?? - увеличивала громкость со слезами на глазах Оля. - Ведь тут одни пираньи! И эта его взбесившаяся выдра, бывшая жена! Они готовы были меня сожрать. Но я решила - живой гадюкам не дамся. Белозерский не простил бы мне бегства...
      Неправда! - отвечал про себя Каспар.
      Скорее, профессор не понял бы бегства. Он так хотел, чтобы кто-нибудь из его окружения срубил хоть какой-то куш! Но если бы у кого-то все сорвалось, он бы отнесся к этому с виртуозным философическим пофигизмом. Пожалуй, только сейчас "доктору Ярошевскому" пришло в голову задуматься, каково было Олиньке после смерти профессора. Действительно, приятного мало! Сам Каспар не остался бы на ее месте на спорных двадцати метрах. Переждал бы бурю где-нибудь в укрытии. Попросту говоря, струсил бы! Он так и сказал Олиньке зачем-то: тем более, что вообще плохо представлял себе что ей говорить. Утешать? Но ей почему-то приспичило заполучить Каспара вовсе не словесное утешение. Такой настойчивый спрос на его персону впервые. И потому он поддался на соблазн.
      После он уговаривал себя, что как "специалист" в области "межличностных контактов" он должен сам все попробовать. Как настоящий матерый лекарь испытать все панацеи и яды на себе. Его поглотила масса ощущений. Оля была одновременно порывистой, ласковой и стеснительной. И она умилялась тому, что Каспар признается в своих слабостях. Особенно в трусости, конечно. Такая уступка всегда ценится. Ведь этот грех - последнее прибежище скандалисток. Самое тяжкое обвинение для мужчины. Меж тем, каждая вкладывает в это понятие свое содержание. Например, для Оли непростительным малодушием с каспаровой стороны явился бы его отказ вступить с нею в рискованную связь.
      -- Но это была бы с моей стороны так называемая "порядочность", ты не находишь? - спрашивал новояленный храбрец своего категорического судию.
      -- Порядочность - это гуманность, - отвечала, не задумываясь, Олинька. - И ты ее еще проявишь. Когда приедет Игорь, мы все ему скажем. И пусть, наконец, задумается... Ведь он действительно невыносимый!
      Каспар не знал, чем крыть. Получалось, что он самонадеянно взял на себя роль странного кукловода, который, как Бог: сначала дал, потом взял... Хотя в сущности, все произошло само. От сводника мало что зависит, с богинями судьбы ему не тягаться. Опять эта невозможность определить свой статус! Да еще и в весьма осложненном переплете: Бекетов его сильнее и мощнее. Они в разных весовых категориях. Ну, хорошо, друзья подерутся, и Каспар уйдет побежденным. Но ради чего все это? Почему женщины во всем видят совершенно иной смысл? Белозерский любил цитировать пассаж Ницше о том, что цель женщины - не мужчина, а ребенок. Неужели Олинька хочет детей от Каспара? Нереально! Дети Каспара не могут появиться вот так, в результате будничного адюльтера... А, может, это лишь отговорки, и доморощенный психотерапевт просто лишен способности впадать в любовную горячку?! Впрочем, была когда-то Зоя... но вряд ли та воздушная нирвана может быть истолкована как классическое "половодье чувств"...
      А Олинька читала, что нечего тут умничать, и что люди любят кого-то просто потому, что им нужно с кем-то быть. А если с кем-то одним становится плохо, надо найти кого-то другого. И что в этом постыдного?! Игорь обзывает ее. Попрекает лишним куском ветчины. Поглядывает на других женщин, между прочим! Ненадежен, груб, необразован. Поверхностный циник в личине трубадура. Но это еще что... недавно он ударил Олиньку, а этому уже нет прощенья.
      -- А нельзя ли тебе просто попросить у Игорька тайм-аут? - отчаянно советовал Каспар банальные ходы. - Скажешь, что временно хочешь пожить одна... или нет: скажи, что приезжает мама! Она ведь может к тебе приехать?
      -- При чем тут мама?! Почему ты предлагаешь мне врать? Я хочу, чтобы все по-честному.
      -- Но в таких делах невозможно все по-честному! Тут непременно где-нибудь соврешь, смягчишь, сгладишь углы...
      Каспар был убежден в том, что говорил, хоть и мораль его была далека от идеала. Потому что идеал, читай честность в амурных делах, недостижим и даже вреден. Стальной логикой парикмахерских "утюжков" не разгладить до конца локоны любовной игры...
      -- Нельзя отрезать хвост по частям! - упрямилась Олинька. - Я полюбила другого человека. И Игорь имеет право об этом знать. Но ты... ты не бойся. Если тебе не нужны проблемы... я не стану тебе обузой. Если ты меня совсем не любишь...
      Голос Оли сценически дрогнул. К тому же она одела очки. И сразу стала такой беззащитной библиотекаршей! Просто удивительно, как преображает облик этот досадный для многих предмет... Девушку в очках хочется лелеять и оберегать. Каспара вообще завораживали несовершенства: дефекты речи, особенно картавость, легкая хромота, неопрятные прически, потекшая тушь... Немедленно вообразилась Олинька беременная: с животом, в очках, близоруко прищурившаяся над томиком Тютчева и закутавшаяся в шаль из свалявшейся шерсти... Приступ щемящей жалости оказался куда ярче, чем воздушная нирвана.
      -- Нет, не люблю. Совсем! И ты тоже, как и Игорь, имеешь право знать об этом.
      Каспар не знал иного пути, как объяснить ретивой правдолюбке, что он категорически не согласен с предложенным методом. С каких щей он будет влезать в чужие отношения - пусть только этим в жизни он и занимается, пусть даже переплет, в который он нынче вляпался, - прямое следствие его невылупившегося кредо...
      И вообще пора спасаться бегством! Что если Олинька и вправду ему уже полюбилась? Надо пресечь эти шашни на корню. На чужой каравай рот не разевай! А если разинул, вовремя захлопни. Хотя... если вдуматься, во всем свои плюсы. Теперь он смело может писать новую главу своей многострадальностраничной монографии. Глава будет о том, как мужчине вести себя с женщиной, которая терпит домашнее насилие и просит помощи. Тема, при всей ее вопиющей актуальности, совершенно не разработана! Ограничиваются советами не лезть в чужой монастырь, сами, мол, разберутся. Однако это примитивное потакание злу... Но и влезать надо с умом - в перчатках дистиллированной безупречной морали, вооружившись скальпелем юридической терминологии. Знание законов действует на людей, - даже несовершенное знание несовершенных законов! Здесь уместно будет извлечь из долгого ящика отцовских связей образ буйной, но обаятельной Лейлы Робертовны. Вклинить в текст для солидности слово специалиста. Тем более, что, как насплетничала Айгуль, неистовая Лейла снова явилась на горизонте. А Сашенька еще смехотворно о врал о том, что пытается скрыться от лучшего юриста...
 
      12. Гордость и предубеждение
      
       Из отцовских потуг к метафизике: "Даже ангелы смущаются, когда их просят о московской прописке".
      Каспар решил пока сбежать от Оли. Ему надо охлынуть. Поразмышлять. Олинька пусть тоже поломает голову. Если она сделает правильные выводы, она поднимется на новую ступеньку в своем развитии... Доктор Ярошевский украдкой почувствовал себя местечковым гуру. Иногда можно - если недолго и про себя! Его, правда, немного тревожило, не слишком ли он жестко обошелся с девушкой. Но иначе было не объяснить... Он как-нибудь потом непременно подсластит пилюлю. Скажет, что если бы не Игорь, бесценный друг детства, тогда оно конечно, все было бы иначе...
      Пока Каспар лелеял в воображении все радости сослагательного наклонения, его ноги шагали в самом любимом направлении - этот укромный путь когда-то показал Белозерский. И Каспар никогда не упускал случая по нему прошвырнуться: почти центр мегаполиса - и такие тихие живописные трущобы, обрамляющие железную дорогу. Натура для съемок глухой провинции. Дети играют в индейцев, тетенька в ситцевом халате развешивает белье во дворе, азербайджанская диаспора играет в нарды, старожилы в кальсонах читают газеты... Маленькие радости теплой осени! Каспар был бы не прочь поселиться в этой непафосной слободке: отсюда можно пешком до трех вокзалов и прочих стратегически важных точек, рядом дружеская пристань имени незабвенного профессора, и даже арбитражный суд, о котором остались такие неожиданно приятные воспоминания. Теперь немного грустно проходить мимо...
      Зато, - хвала небесам, - здесь можно встретить милое знакомое лицо. Наташа, помощница легкомысленного судьи! Идет, нахмуренная и уставшая. Когда Каспар окликнул ее, она не сразу подняла голову.
      -- Нельзя так глубоко уходить в себя, а то выйдешь с черного хода!
      Наташа вяло улыбнулась. Ей, похоже, сейчас было не до светского щебетания. Каспар хотел быстро распрощаться, но услышал вопрос:
      -- А ты когда снова к нам придешь?
      -- Не приду больше. Я теперь уволенный в запас, так сказать...
      Слово за слово, он выложил усталой Наташе обидную историю своей незадавшейся журналисткой карьеры. Она почему-то сразу оживилась, стала интересоваться дальнейшей перспективой. Каспар и тут не стал таиться, хотя обычно он старался не развивать тему своих занятий с мало знакомыми людьми. Прикрывался учебой в институте и грядущей защитой диплома. Но Наташе можно было не заливать: про институт этики и права она слышала и справедливо называла его "шарашкиной конторой", а вот тема "межличностных контактов" ее занимала гораздо больше.
      -- Слушай, может, ты и мой случай разберешь?
      -- А что у тебя за случай? - насторожился Каспар.
      -- Меня сестра старшая все хочет замуж выдать. За иностранца. Говорит, что я тут прозябаю. И никогда не стану судьей... да даже если б и стала - все равно наша судебная система насквозь прогнившая. И рано или поздно я зачахну. Она такая активная, ей тяжело сопротивляться...
      -- Насильно она все равно ничего не сделает, - беззаботно успокоил ее Каспар. - И к тому же - зачем тебе я? У тебя уже есть своя Ханума!
      Но Наташу настораживала такая Ханума. Она была бы не против деликатной и вкрадчивой Ханумы, которая действовала бы в масштабах города - но не мира. Urbi, но не Orbi! Каспар не слишком сочувствовал. Мне бы ваши проблемы! Послать подальше надо сестру - и вся недолга... И вообще, чего стоят пустые намерения. Вряд ли дойдет до дела - неужто она будет выкладывать кругленькую сумму за насильственное счастье своей сестры?
      Каспар подкрепил все историей с ядовитой "Белой лилией" и литовским австралийцем. Мол, за матримониальные услуги надо еще и раскошелиться, а это серьезный барьер! Все-таки самолюбие осталось чуть потертым наждаком обиды. Хоть и обижаться глупо, но ему до сей поры и выговориться было некому. Не с Олинькой же было откровенничать на безрыбьи... А язык чесался сообщить общественности, что у Шлыка на физиономии начертан водяной знак предупреждения "Осторожно, скользкий тип". И уж граждане вольны выбирать, рискнуть или держаться подальше. Но Наташа не дала закончить сагу:
      -- Так это наверняка была моя сестра! Она же мне тоже экзотического австралийца сосватала!
      -- Тоже про литовца?
      -- Да, да! И русскоязычный он, и романтичный, и еще черт знает какой...
      -- А фамилия?
      -- Варанавичус.
      По отвисшей челюсти Каспара и последующему утвердительному воплю Наташа догадалась, что попала в точку.
      -- Мама родная! Ты говоришь, она даже заплатила?!
      -- Ну... в общем, получается, что шутка вышла не из дешевых. А она что у тебя, любительница розыгрышей?
      -- У нее не поймешь, когда она всерьез, а когда для красного словца отца не жалеет, - досадовала Наташа. - Как выглядела та, что к вам приходила?
      -- Солидно. Видно, что своего не упустит. Такой даме палец в рот не клади.
      -- Вот я и не кладу! Ну-ка, поехали сейчас ко мне! Я тебе фотку ее покажу, скажешь, она это или нет.
      Каспар чувствовал, что может влипнуть в очередную историю, но у него в мыслях не было отказываться. Это ж часть его призвания - влипать. Про Олю он не время забыл. Ему уже мерещились детективные сюжеты. И не зря. Наташу явно тревожили намерения заботливой сестрицы. Положим, Каспара они тоже настораживали, но, может, все это излишняя подозрительность? Может, активная родственница движима благими намерениями. Чем не подарок - муж? Королевский подарок, кто будет спорить... Это тебе не жрица любви на ночь для шефа как презент от преданных сотрудников. Так зачем сгущать краски?
      Наташа хмурилась:
      -- Есть у меня на этот счет некоторые мысли...
      По фотографии Каспар однозначно опознал клиентку Шлыкова. Это не оставляло особого труда: прическа, взгляд - все сошлось... Итак, она звалась Татьяна. Слишком простодушное имя для хищницы. Впрочем, как утверждала Наташа, Танюша умела маскироваться под личиной энергичной доброжелательницы. И более того, иногда ею и являлась! Как же все запутано...
      Для начала требовался небольшой экскурс в семейную историю. Таня была сводной сестрой, у них с Наташей общий отец. Таня - его дочь от первого брака. Но так уж повелось в его втором браке: Танюша всегда была желанным гостем в новой семье. Мария Богдановна, Наташина мать, была женщиной сентиментальной, впечатлительной и доверчивой. Не то чтобы уж ангел во плоти, - она была способной и к домашнему терроризму: например, мучила домочадцев влажной уборкой и симфонической музыкой. Но - разве не все жены немного тиранши? Грехи Марии Богдановны были в пределах ошибки, посему простительны. Она полюбила Танюшу с первых дней знакомства с нею. Общительная, доброжелательная, восприимчивая к искусству девочка... И это при том, что ребенок жил в тяжелейших условиях, потому как вскоре после развода родителей у восприимчивой девочки появился злой отчим. Пил, бил и изрыгал ненорматив даже во сне. Лупил падчерицу очень грамотно: так, чтобы не оставалось синяков - по волосистой части голове. Мария Богдановна была в праведном гневе, и предлагала вырвать девочку из лап злодея. Но ведь у Танюши была родная мать, которая, хоть и проявляла малодушную покорность мужу-извергу, сама вовсе не давала повода к лишению ее материнских прав.
      Шли годы. Таня окончила школу и уехала подальше от родного дома. Куда бежать столичным штучкам, как не в другую столицу? Она махнула в Питер. Поступила в институт, получила временную прописку. Вышла замуж. Развелась. Когда бури молодости улеглись, она вернулась в Москву. Но в родном гнезде ее не ждали! Мама к тому времени тихо угасла, а злодейский отчим блудную падчерицу прописывать отказался. Борьба за жилплощадь - вечные бои без правил... И где тот окровавленный защитник слабых, поборник справедливости, условный Ван Дамм земли русской, который в этих боях побеждает...
      Пропуская долгие перипетии этой драматичной истории, Каспар усвоил следующее: добрячка Мария Богдановна прописала Танечку в свою квартиру. Благодарная и повзрослевшая девочка продолжала горячо дружить с нею и Наташей, наставляя последнюю на путь истинный и объясняя на своем примере, как не стоит вести себя с коварными мужчинами. Своим присутствием Таня не обременяла, снимала какие-то углы, и вскоре совершила закономерную ошибку, отыскав себе нового мужа. От этой ошибки народился чудный мальчик. И вроде бытие встало на твердые рельсы. Таня с новым мужем наладили загадочный челночно-чулочный бизнес, с чудным мальчиком порою сидела Мария Богдановна... Годы продолжали идти. Ошибок успела наделать и Наташа, и у нее народилась чудная девочка. Мария Богдановна удалились по-стариковски на дачу, там и проводила большую часть года. В один прекрасный момент Тане приспичило выдать сводную сестру замуж...
      А надо заметить, что к Таниному мнению привыкли прислушиваться. Потому что она опытная и башковитая, потому что у нее сложная прическа и она умеет ее на себе носить, потому что она не растерялась в новых экономических условиях, и на дни рождения приносит шикарный торт, который делают на заказ, и обновку, которая всегда отменно по фигуре. Слово, было немало причин танюшиного авторитета. И потому Мария Богдановна горячо поддержала идею заграничного брака. А вот Наташу замысел озадачил.
      И дело тут было не столько в географических излишествах, а в браке как таковом. Ведь она "бывалая", этот лучик света судебных коридоров - в смысле, замужем уже была. Сие есть нешуточное испытание для девушки с принципами, да еще видавшей Фемиду вблизи, без повязки на глазах, взвешивающей стопки купюр на весах справедливости...
      -- У меня был неплохой муж, - вздыхала Наташа. - Но он сильно переоценивал свою роль. Дескать, кем ты была бы без меня... Можно было бы подыграть ему и избежать развода. Но я так не умею. Как говорится, протестую, Ваша честь! А знаешь, когда брак можно считать удачным? Когда один из двоих признал себя помойной кошкой. Согласись, что тебя подобрали в грязи, что ты сдох бы, если б не судьбоносная встреча... - и семейное счастье у тебя в кармане. Какие там общие ценности, паритетные основы, согласие по части взглядов на деньги-религию-государство! Забудь! Вытри ноги о золотые пропорции и прочие "киндер-кюхен-кирхен"! Будь головой Олоферна - и умрешь с Юдифью в один день...
      -- А если поменять кошке пол? В смысле, для помойных котов это правило работает? - интересовался Каспар.
      -- Ты имеешь в виду, если мужик прогнется? Конечно, работает. Сама знаю такие союзы. И первейший из них - мои родители. Папочка умер вполне счастливым шрейкбрехером.
      -- М-да... Но это было бы слишком просто - один рецепт на всех! А как быть с охотниками и спорщиками? Им необходимо, чтобы жертва сопротивлялась и бунтовала, иначе их не заводит, - бросился Каспар в полемику. Но Наташу с пути было не сбить:
      -- А охотники и спорщики на поверку - сами идеальные жертвы. И это не парадокс. Ты как человек не чуждый психологий должен бы это знать...
      Может, так оно и есть, соглашался про себя Каспар. И думал о своих родителях: кто из них был кошкой, кто Юдифью? Впрочем, можно ли было их брак назвать удачным - вот вопрос. Не являлась ли ранняя смерть Авроры уходом от ответа на него...
      Так или иначе, Наташа не желала больше играть в жестокие брачные игры. Ясно, что с этим таинственным Варанавичусом придется раз - лежать, два - тихо... да еще и в австралийской глуши, в тоскливый сезон дождей. И почему только Таня, которая сама не безупречна в выборе мужчин, этого не понимает? Версия только одна: потому что ей выгодно отправить сестренку подальше от дома.
      -- Видишь ли, Танюше при всей ее ушлости не очень везет. Улавливаю я одним чувствительным местом скорый крах ее бизнеса. А она дама осторожная и предусмотрительная, шишек в свое время набила. Соломку себе на месте падения подстелить умеет. В общем, думаю я, что все из-за квартирного вопроса. Сестрица не прочь переждать смутные дни в моей квартире. В моей и маминой. Но мама, как я уже говорила, весь год почти безвылазно на даче. И никогда не будет против того, чтобы Танечка пожила у нас - конечно, если меня и дочки не будет... Тем более, рядом с нами хорошая школа, куда Танька мечтала устроить сына. Он у нее как раз в следующем году заканчивает начальную школу...
      -- А как же ее муж? Как я понял, у них общий бизнес... или он тоже переселится в твою квартиру? Твоя мама от него тоже без ума? - усомнился Каспар.
      -- Вот когда бизнес лопнет, тогда и муж схлынет, неужели не понятно?! - раздражалась Наташа. - У Таньки такой принцип: если человек связан с неудачей - с ним надо расставаться! У нее ведь и с первым мужем так: чего-то они замутили, замудрили, а как затея забуксовала - муж с воза, кобыле легче...
      -- Предательский принцип!
      Наташа вздохнула и задумалась. Все-таки не было в ней судейской категоричности. Не нравилось ей выносить однозначные суждения:
      -- Не так все просто. Видишь ли, она ведь не то, чтобы бросает в трудную минуту - она дает возможность начать другое дело, но без нее. Тут есть тонкий момент: Таня всегда дает что-то вроде отступных. Не только в материальном смысле. Своего первого мужа она устроила на хорошую работу по знакомству. Носилась, выбивала для него какие-то долги. В общем, сама осталась ни с чем, но ему оставила возможность снова подняться. Он собственно так и сделал. Согласись, так бывает: начинаешь жить с человеком. С ним тебе хорошо. Энергия на подъеме. Но проходит время - и все меняется. Из последних сил бьетесь - и все равно непруха. И у тебя, и у него. Особенно, если дело у вас общее, и оно не идет. И все усилия коту под хвост. Вот тогда...
      -- ... имеет смысл разбежаться и начать вкалывать поодиночке. И все пойдет на поправку?! - негодовал Каспар. - Чушь! Этак мужу можно и ураган во Флориде инкриминировать! А как же быть с объективными причинами неудач? А с презумпцией невиновности? И, на худой конец, быть вместе в горе и в радости... Почему во всем виноват всегда тот, кто ближе всех?!
      -- А как ты хотел! Именно так. Ближний - он и есть крайний. Это наипервейший закон семейной жизни. Какая невиновность?! Презумпция виновности, дорогой друг! Хотя, впрочем, откуда тебе это знать...
      Действительно! Тут Наташе не откажешь в правоте. Да и в последующем с ней трудно не согласиться: Каспар увлекается "межличностными контактами" до поры до времени - пока сам не попадется в брачные узы. Тогда его взгляды претерпят кардинальные изменения. И он уже поостережется столь легкомысленно ввергать двух ни в чем не повинных людей в такое изнурительное предприятие как юридический или гражданский брак... Что ж, как знать. С подобным взглядом он был хорошо знаком. И был хорошо натренирован по части обороны своих непопулярных нынче концепций. А потому давно уже не бросался на амбразуры, а плавно маневрировал между контраргументами. Ведь чаще всего человек спорит не с оппонентом, а с самим собой.
      -- И вообще, скоро куда актуальней будет помощь в грамотном разводе, - пессимистически подытожила Наташа. - Людям будет что делить... И нет большего блага на Земле, чем оказаться обеспеченным и свободным!
      -- Допустим. Тебе виднее. Только что-то маловато я встречал однолюбов. Вокруг одни рецидивисты...
      И так они дискутировали до ночи, постепенно позабыв о сестре-лазутчице, строившей злодейские планы. Таким образом, шагая к закрытию метро, Каспар поймал себя на том, что так и не понял, какой помощи ждала от него Наташа. Совета по части укрощения Таниных поползновений? Или все же хотела, чтобы Каспар переупрямил ее несокрушимое неприятие института брака? Но, так или иначе, оба выговорились и, кажется, остались довольны. Каспар вдоволь нацитировался самого себя - а когда еще представился бы такой случай! Времена Коли Фокусника и его причудливых семинаров давно канули в Лету... А до сих пор не рожденное детище "Инстинкт и необходимость" требовало обкатки в риторических баталиях:
      -- Я ведь во многом с тобой согласен. Я не сводник-маньяк, который, как Гулливер с лилипутами, играет с людьми: этого поженим с этой, а ту выдадим за третьего. Я всего лишь хочу предложить более гуманные модели сожительства. Словцо это дискредитировано правоохранительными органами - и нет им прощения! Умение гармонично сожительствовать - важное составляющее личного успеха. И, кстати, я совсем не понимаю, почему этот глагол сузили до его второго и неглавного значения "состоять в интимных отношениях"! Семантика предусматривает куда более широкий смысл. Сожительствовать - значит "совместно жить с кем-нибудь", как свидетельствует нам толковый словарь, скажем, Ушакова. Таким образом, нам приходится сожительствовать со всем сложным комплексом домочадцев, включая тараканов, мышей, древесных червячков и даже комнатные растения. А бывают еще и вредные соседи, и гроздья родственников на боковых ветвях твоего генеалогического дерева...
      -- Вот ты загнул - сложный комплекс домочадцев, включая тараканов! - хохотала Наташа.
      -- Зря смеешься! Именно так. И если бы люди научились серьезно и спокойно строить отношения со всякой тварью, обитающей рядом с ним, то и ближние перестали бы быть крайними, по твоему меткому выражению. Потому что и с тараканом надо уметь договориться! Недаром некоторые ретивые хозяева все травят и травят паразитов, а воз и ныне там. Все потому, что формальный логический подход здесь не работает. Думают, яд рассыпали - и дело в шляпе. Ан нет! Надо с паразитом поговорить на его языке. Уважить его. Ощутить себя с ним в одном Великом круговороте матери-природы. А научишься с меньшими братьями жить в мире и согласии - и с большими братьями общий язык найдешь.
      -- Ага, натренируешься на таракашках - и жен легче будет травить! - продолжала веселиться Наташа.
      -- Вот видишь - ты уже позитивнее смотришь на проблему, - парировал Каспар. - Значит, я чего-нибудь да стою как психотерапевт-самоучка. А что касается травли домочадцев... не устаю повторять, что семья умерла. Умерла в той форме, которая была закреплена цивилизацией. Необходим новый гендерный подход, - вставил-таки нелюбимое умное словцо Каспар. - Именно поэтому вопрос отношения полов как никогда актуален. Инстинкт-то никуда не делся.
      -- Не факт. Скоро и инстинктам хана. Разгул гомосексуализма и прочей демократии приведет к тому, что Третий Рим падет также, как и первый.
      -- Но на наш-то век еще хватит. Прикрываться скорым концом света - типичное малодушие и признак исследовательской немощи. Мы еще покоптим небо! Пусть даже нас занесут в Красную книгу - индивидуумов со скучной традиционной ориентацией...
      Про Шлыкова и Аксинию Наташа не особенно слушала. Что ей до них, ненадежных организаторов, если под руководством Тани она уже втянулась в переписку с таинственным австралийцем с литовскими корнями. И, в общем, в письмах он вполне даже ничего... Только вот на его фотографию Наташа взглянуть не спешила. Удивительно, но факт! Полное развенчание мифа о непреодолимом женском любопытстве. Она лепила неловкие отговорки о том, что с лица воду не пить, что зачем ей загружать сознание визуальным образом того, с кем все равно детей не крестить... И, наконец, к чему лишний повод для жалости (если Варанавичус окажется форменным сморчком) - или для фантазий (если остроумный респондент окажется вдобавок красавчиком)!
      Ну, кого она хочет обмануть! Ее зацепил заокеанский Слава, и она, конечно, боится разочарования. Налицо типичная романтизация образа, которую не истребили витающий рядом дух судейской мантии и сокрушительные ветра эмасипации. Впрочем, как раз судейская мантия как раз способствует парадоксам: ведь фотография - что-то вроде улики, вещдока. А электронная переписка - отнюдь. Ее эфемерная виртуальность и принадлежность пока что узкому кругу революционеров дают простор для эпистолярных шалостей. Для того, чего бумага не стерпит, что бы там ни вещали поговорки. Наташа как судебный работник перед бумагой робеет, а у волшебного экрана можно отпустить себя и порезвиться. И помечтать без последствий. И, конечно, надо было выдумать корыстолюбие сестрицы, чтобы скрыть от себя истинную причину беспокойства.
      Каспар, махнув рукой на дипломатию, настоятельно предупредил о том, что никакого Варанавичуса, скорее всего, Наташа не дождется сквозь толщу неблагонадежных посредников. И посему ее мнимые опасения исчерпаны - в отличие от истинных опасений, о которых он умолчал. Но время покажет.
 
      13. Скрытые течения
      
       Из печалей отца перед сном: "Представь, что всю жизнь ты проводишь в разъездах. И каждый раз, садясь в разные поезда, ты застаешь рядом с собой одного и того же попутчика. Это и есть семейная жизнь. Но, может статься, однажды ты поедешь в пустом купе...".