Глава 1

Скунс!

Распространившееся зловоние явно исходило от него.

Трейс Баллинджер тихо выругался. Он был почти уверен, что слышал глухой удар о передние колеса своего джипа на последнем повороте.

— Ну и вонь, верно, Бадди? — обратился он к охотничьему псу, сидевшему с настороженным видом на пассажирском месте рядом с ним. Бадди жалобно заскулил в ответ.

Осветив фарами мокрый асфальт на следующем повороте, Трейс прибавил скорость.

Моросить начало еще до того, как Трейс выехал из Нью-Йорка. А когда он достиг Покипси, мелкий дождик превратился уже в настоящий ливень. Какая удача, что, прежде чем продолжить путь в Грантвуд, он решил задержаться, чтобы не попасть в час пик.

— К черту, удача здесь ни при чем! — пробормотал Трейс себе под нос.

Он сам кузнец своего счастья. И так было всегда. В конце концов, он самостоятельно принял решение дождаться вечера, когда огромные пробки на этом участке дороги рассосутся.

Трейс прибавил звук. По радио Триша Йервуд пела о том, что ночь будет холодной и трудной.

И он был с ней полностью согласен.

В зависимости от состояния дороги, погоды и его настроения — причем последний фактор был решающим — весь путь от начала до конца обычно занимал у Трейса не более двух часов. Исходной точкой был его дом на Восточной Восемьдесят девятой, а пунктом назначения — дом Коры в конце величественной аллеи, протянувшейся через несколько сотен акров каштановых деревьев на севере Райнбека.

Он до сих пор живо помнил свою первую поездку в Грантвуд, которая состоялась почти восемь лет назад. По окончании юридического факультета Гарварда и получения права адвокатской практики в штатах Массачусетс и Нью-Йорк (он был не более ловок, чем остальные с его курса, просто старше, настойчивее и ответственнее) Трейс стал выполнять самую тяжелую работу в фирме.

Полгода в тесном замкнутом пространстве без окон — и он закусил удила… Год — и он почти свихнулся. Трейс уже чуть было не уволился из «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин», когда его известили: Кора Грант лично просит, чтобы он присутствовал на ежемесячной встрече ее поверенных.

Даже такая фирма, как «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин», не могла позволить себе отшить столь серьезного клиента, как Кора Грант с ее миллионами. Так Трейс оказался на трассе номер девять впервые.

«Сумасшедшая».

В тот день Кора окинула его взглядом — он был в своем обычном облачении, которому и по сей день не изменяет за пределами суда: линялые джинсы, белая рубашка (как всегда, неглаженая), поношенный кожаный пиджак (Трейс приобрел его за десять баксов на задворках Гудвилла еще в те жутко голодные годы — он не любил расставаться с ним и старался по возможности этого не делать) и пара старых ботинок — и с уверенностью, которую ничто не могло поколебать до самой ее кончины неделю назад, провозгласила:

— Трейс Баллинджер, вы мне нравитесь.

— Вы мне тоже, миссис Грант, — ответил он.

К своему удивлению, Трейс обнаружил, что это правда. Ему действительно нравилась старуха. Она была не такой, как все. Ну хорошо, хорошо, она была откровенно странная. Кора Грант не просто плясала под свою собственную дудку — что частенько говорили и о нем самом, порой за спиной, порой в лицо, — у нее был целый личный оркестр. Правда, Трейс никогда не верил, что она абсолютно безнадежна.

Кора Лемастерс Грант, восьмидесятилетняя эксцентричная особа, с самого начала внесла определенность в их отношения.

— Называйте меня Кора, — потребовала она.

— Хорошо, — согласился Трейс.

Она подалась вперед, и ее следующие слова прозвучали почти страстно:

— Терпимы ли вы к глупости?

Трейс знал, что в этот момент его глаза превратились в две узкие темные щелки.

— Не знаю, как там насчет терпимости, но в мире есть вещи и похуже глупости.

Его ответ явно попал в яблочко. Кора кивнула и произнесла:

— Согласна.

Ее следующий вопрос не заставил себя долго ждать:

— У вас есть седые волосы?

— Да.

Она едва заметно улыбнулась:

— У меня тоже. Еще вопрос:

— Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Вы выглядите старше.

Трейс слышал это не впервые.

— Вы уже не ребенок, — заметила она, остановив на нем свой пристальный взгляд.

— Да, я не ребенок, — уверил он ее.

Черт возьми, он распрощался с детством уже по окончании начальной школы в рабочем районе Питсбурга — местечке, огороженном с одной стороны железнодорожными путями, а с другой — фабричными трубами. Уже тогда ему было известно кое-что такое, о чем детям знать не положено.

— Курите?

— Бросил.

— Когда?

— Двадцать лет назад. — Это была чистая правда. Кора быстро моргнула несколько раз подряд.

— Бросили курить в одиннадцать лет?

— Да, — подтвердил он и добавил: — Я был нетипичным ребенком.

— Да уж вижу. Кора продолжила:

— Пьете?

— Иногда. Пиво. — Это все, что он может себе позволить, но Трейс не стал вдаваться в подробности.

Не обращая ни малейшего внимания на находившихся в комнате именитых юристов, она продолжила экзаменовать Трейса:

— Выражаетесь?

— Иногда, — осторожно ответил он. Откинувшись на спинку стула, почтенная дама потребовала:

— Расскажите о своем детстве.

Трейс замялся. Он не любил говорить о себе, но что-то ему подсказывало, что именно сейчас и именно здесь это совершенно необходимо.

— По словам моей матери, я с самого рождения был сущим наказанием. Похоже, я не понимал слова «нет», пока его так или иначе не вколачивали в меня кулаками. И еще я был классическим двоечником в школе.

— Почему? — перебила его Кора.

— Мне было скучно.

— Продолжайте.

Трейса и раньше с пристрастием допрашивали о его прошлом. Как правило, это были офицеры в форме со значками на груди.

— К десяти-одиннадцати годам я уже был бунтовщиком и отпетым хулиганом, — довел он до сведения старухи. — В тринадцать у меня были проблемы, неприятности с законом. В четырнадцать я бросил школу.

Кору Грант явно заинтересовала последняя реплика.

— И они вас не искали? — Они?

Кора в замешательстве покачала головой.

— Школьное начальство, инспектора, занимающиеся прогульщиками, социальные работники.

Трейс был уверен, что нога Коры Грант ни разу не ступала на порог бесплатной средней школы. Уж у нее-то было самое блестящее образование, которое только можно получить за деньги в частной школе.

Он преподнес ей приукрашенный вариант истории:

— Искали. Но не нашли.

Кора не стала развивать эту линию дальше.

— Что же вы делали после этого?

Трейс подумал и решил сократить рассказ о целом годе тяжких мук до одного предложения:

— Начал работать на сталелитейном заводе бок о бок со своим отцом.

— А как же законы об охране труда? Трейс приподнял бровь:

— А что законы?

Казалось, Кора была в замешательстве.

— Как мог четырнадцатилетний подросток получить работу на заводе?

Он был с ней честен.

— Я солгал. Сказал, что мне восемнадцать. — Трейс пожал плечами, которые до сих пор выдавали в нем сталевара. — Я выглядел старше своих лет. И за меня поручился мой отец. Начальнику цеха этого было более чем достаточно. — Трейс рассмеялся, но отнюдь не потому, что ему было весело. — Да, еще помогла небольшая купюра в двадцать долларов, протянутая ему под столом.

Находившийся в это время в библиотеке Грантвуда младший партнер «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин» чертыхнулся.

Кора Грант не обратила никакого внимания на эту вспышку раздражения. Трейс последовал ее примеру.

— Что было дальше?

Трейс плотно сжал губы. Он вовсе не обязан рассказывать ей все о своей частной жизни. На то она и частная. Он мотнул головой:

— Я решил уйти.

— Бросили работу на заводе? Он кивнул.

Изогнув брови, Кора вперила взгляд в Трейса:

— И в конце концов вы оказались на юридическом факультете Гарварда?

Трейс коротко ответил:

— Да.

— Однажды я захочу услышать продолжение вашей истории, — настойчиво, но все же в рамках вежливости сказала Кора.

— Возможно, однажды я доскажу вам ее, — произнес он, не давая никаких конкретных обещаний.

В этот момент Кора Лемастерс Грант, изувеченные артритом руки которой покоились у нее на коленях, наклонилась вперед на своем стуле, который был еще более старым, чем она сама (Трейс отметил, что этот богато украшенный предмет меблировки — музейная редкость и скорее всего принадлежит к периоду правления французского короля Людовика XIV), и изрекла:

— Говорят, вы достигли заметных высот в своей области?

Терпение и труд все перетрут.

— Это так.

Его самонадеянность ничуть не покоробила Кору.

— Я бы хотела, чтобы вы стали моим поверенным. Эти слова заставили всех находящихся в комнате поднять головы.

Трейс размышлял всего лишь секунду или две.

— Я согласен.

— Это будет нелегко, — предупредила его Кора.

— Все, что чего-нибудь стоит, дается не без труда, — ответил он.

И тут Кора улыбнулась ему:

— Уверена, мы отлично поладим, Трейс Баллинджер.

— Я тоже в этом уверен, Кора Грант.

И они действительно нашли общий язык.

Оглядываясь назад, Трейс отчетливо понимал, что тот день стал поворотным пунктом в его карьере и жизни.

— Твоя карьера и есть твоя жизнь, Баллинджер, — пробормотал он себе под нос, делая очередной поворот на скорости шестьдесят миль.

Он ехал слишком быстро. Черт побери, он вечно куда-то спешил. Он чересчур много работал. И слишком много развлекался. Стремясь к достижению профессиональных вершин, он прошел путь от классического неудачника до классического любимца фортуны-.

Фактически он работал по восемнадцать, порой даже по двадцать часов в сутки. Единственным способом расслабиться для него были пробежки в парке с Бадди. Идеальным вечером вне дома было посещение соревнований по бейсболу, когда он мог достать билеты.

По радио чувственный женский голос пел: «Обещаю, ты никогда не будешь одинок».

Он и не был одинок.

Он был один.

Разница огромная.

Не отрывая глаз от дороги, Трейс протянул руку и потрепал Бадди за шею. Этот охотничий пес светлого окраса тоже был изгнанником общества. Как-то позапрошлой зимой, утром, Трейс наткнулся на заблудившегося пса — без ошейника, без бирки, наполовину замерзшего, с ввалившимися боками, — когда тот бежал по Центральному парку. Он позвал собаку с собой, и с тех пор они не разлучались.

— Хочешь прогуляться, дружище?

Бадди заскулил и приподнял голову.

— Подумай как следует, — предупредил его Трейс. — Дождь льет как из ведра. Мы оба насквозь промокнем, если остановимся и вылезем из джипа.

Бадди заскулил снова.

Трейс снизил скорость, подыскивая место, где бы лучше съехать с шоссе.

Он не смог бы объяснить, что именно предупредило его об опасности. Возможно, это был звук лопнувшей шины, а может, вибрация руля в его руках, но внезапно оказалось, что единственное, чем ему удастся удержать джип под контролем, — это съехать на обочину.

— Сукин сын!

Трейс заскрежетал зубами и бросил все свои силы на то, чтобы не дать автомобилю врезаться в деревья, росшие вдоль дороги.

Время остановилось.

Дождь стоял сплошной серой стеной.

И сверху, и снизу, и по бокам не было ничего, кроме непроглядной тьмы.

К счастью — опять это слово, — скорость на спидометре стала быстро падать — пятьдесят, сорок, тридцать — и наконец достигла нулевой отметки.

Трейс резко ударил по тормозам. Джип замер как вкопанный. Трейс обернулся назад, чтобы проверить, как там Бадди. Помахивая хвостом, пес стоял на своем сиденье и лаял — один, два, три раза.

— Я не смог бы выразиться лучше, — согласился Трейс, с облегчением отдуваясь и почесывая шею собаки. — Давай отдадим должное зову природы, а затем я сменю колесо. — Он выглянул из окна в холодную, темную, дождливую ночь. — Похоже, Бадди, нам суждено промокнуть до нитки.

Глава 2

Она никогда не считала, что Кора сумасшедшая.

Странная? Да. Одержимая? Это точно. Слабая? И да, и нет. Одинокая? Но разве одиночество не удел большинства людей? Отшельница? Конечно, и с годами все больше и больше.

Ее двоюродная бабушка всегда была необычна, но она не была душевнобольной.

— Во всяком случае, не больше и не меньше, чем все остальные, — вслух произнесла Шайлер Грант, ведя свой «ягуар» сквозь пелену дождя.

Сколько же прошло с тех пор, как она в последний раз была в Грантвуде и виделась с Корой?

Слишком много.

Годы.

Девять лет.

У Шайлер защемило в груди. Той весной ей исполнилось двадцать. Она изучала историю искусств в Сорбонне (как раньше ее мать и старшая сестра Катерина — для своих просто Кит), когда получила ошеломляющее известие о произошедшей трагедии. Два судна столкнулись и пошли ко дну у берегов Мексики: одно — мощный быстроходный катер, на котором предположительно перевозились наркотики, другое — яхта ее семьи. Все, кто был на борту, погибли. Шайлер немедленно вылетела в Штаты на похороны своих родителей, сестры и ее жениха и спустя несколько дней снова улетела, не в силах оставаться дольше.

Шайлер глубоко вздохнула и сосредоточилась на темной ленте дороги, вьющейся перед ней.

Прошло почти десять лет с тех пор, как она в последний раз видела бабушку, и вот теперь похороны самой Коры — вернее, поминальная служба — и необычные условия ее завещания, которые в конечном счете и привели Шайлер домой.

Согласно семейным преданиям (а их было немало), Кора Лемастерс Грант была типичной представительницей своего времени и сословия — послушная дочь, признанная красавица, благонравная и скромная дама, жена и мать, идеальная хозяйка, столп общества и обладательница утонченного вкуса, но все это — до трагедии.

Жизнь Шайлер тоже совершенно изменилась, после того как в нее вторглась смерть.

Несмотря на шестьдесят лет разницы, на долгую разлуку и на то, что между ними, казалось, было очень мало общего, их с Корой объединяло одно — обе они потеряли всех, кто был им дорог.

«Нет, я не буду сейчас об этом думать», — приказала себе Шайлер, поправляя черный шелковый шарф, повязанный вокруг головы на французский манер. Ей сейчас надо сосредоточиться на вполне конкретной цели — доехать из аэропорта в Грантвуд.

Ночь была дождливая и темная. Воздух был явно холодноват для конца апреля. Шайлер устала — просто-таки лишилась сил — после долгого перелета из Парижа, и, как ей вскоре стало ясно, она уже знала трассу номер девять не так хорошо, как когда-то.

Она никого не винила в сложившейся ситуации, кроме самой себя. Это было ее собственное решение. Поверенный Коры прислал за ней в аэропорт лимузин с шофером. Но по прибытии в Нью-Йорк она вдруг решила взять напрокат автомобиль. Дала чаевые шоферу в униформе и отпустила его на все четыре стороны.

Она хотела остаться одна, и вот она одна. Ну и что с того, что темно? Что с того, что идет дождь? Она неплохой водитель. Чертовски хороший водитель! Разве она не попадала в парижские пробки?

И тем не менее последние несколько миль, чтобы не сбиться с пути, она ориентировалась лишь по свету фар ехавшего впереди автомобиля.

Шайлер еще раз глубоко вдохнула и, досчитав про себя до трех, задержала дыхание. Затем медленно выдохнула и расслабила плечи. Из стереосистемы «ягуара» доносился голос неподражаемого Шарля Азнавура, поющего на своем родном французском. Она тихонько замурлыкала вслед за ним. Песня была совершенно во французском духе и при этом весьма грустная: об обретенной и вновь утраченной любви и об одиночестве, которое неизбежно следовало за этим.

Шайлер сейчас никого не любила и не разлюбила и, естественно, не чувствовала себя одинокой. У нее были десятки, даже сотни друзей по обе стороны Атлантики. Практически по всему миру.

Шайлер протянула руку и выключила музыку.

— Вот и нечего зря себя расстраивать!

Она сделала еще один глубокий вдох и почувствовала знакомый едкий запах.

Скунс!

Она сморщила нос от отвращения.

Затем, совершенно неожиданно, в зеркале заднего вида она заметила быстро приближающийся свет фар какого-то автомобиля — на мгновение он просто-таки ослепил ее.

— Что-то ты слишком уж близко подъехал! — вслух проворчала она.

Поставив ногу на педаль газа — в этот момент она запоздало пожалела, что перед выездом не сменила «шпильки» на пару простых удобных туфель без каблуков, — Шайлер наблюдала, как скорость на спидометре постепенно растет — на пять, десять и, наконец, на пятнадцать миль в час.

Машина сзади тоже прибавила ходу.

Шайлер решила испробовать другую тактику и намеренно уменьшила скорость, надеясь, что нетерпеливый преследователь на скорости сорок, а затем тридцать пять миль проедет мимо.

Автомобиль тоже сбросил скорость и пристроился в хвосте, снова ослепив ее светом фар.

Шайлер тихо выругалась по-французски. Если бы на пути попался ресторан фастфуд, автозаправочная станция или что-то подобное, она бы давно уже свернула в поисках убежища. Все, что угодно, лишь бы избавиться от преследователя. Но, на ее беду, вокруг не было ничего, кроме черного полотна дороги, свинцового неба и темной пелены дождя.

Шайлер прибавила ходу.

Преследователь сделал то же.

Она сбавила скорость.

Автомобиль сзади последовал ее примеру.

«Это не значит, что я боюсь, — сказала себе Шайлер. Она утратила чувство страха перед многими вещами, перед большей частью вещей, девять лет назад. — Просто мне это надоело».

Огни автомобиля медленно приблизились, затем на мгновение как будто исчезли. Потом послышался отчетливый звук удара, и «ягуар» стукнули сзади по бамперу.

Шайлер нервно облизнула губы и нажала на газ.

Еще удар — и «ягуар» накренился вперед, снова атакованный сзади.

Вот теперь она испугалась. Это больше не было похоже на заурядную неприятность и даже мало походило на чью-то дурную шутку. Все было гораздо серьезнее. Кто-то пытался ее сбить.

Она, конечно же, читала об автомобильных авариях, о подстроенных несчастных случаях, о кражах кошельков и похищении женщин… и даже хуже.

У Шайлер внезапно пересохло во рту. Казалось, в горле застрял ком, который она никак не могла проглотить. Душа ушла в пятки, засосало под ложечкой. Она изо всех сил вцепилась в обернутый кожей руль.

Яркий свет приблизился снова. Впереди как раз был поворот. Шайлер прибавила скорость. Затем в отдалении она заметила огни машины, припаркованной на обочине.

Надо рискнуть. Черт побери, лучше бы ей не видеть того, что должно произойти.

Шайлер стала снижать скорость. В долю секунды она охватила взглядом открывшуюся перед ней картину: джип, приподнятый сзади домкратом, и склонившийся над ним мужчина, меняющий, как она предположила, проколотую шину. Рядом сидела большая собака, наблюдавшая за его действиями. И мужчина, и пес были насквозь мокрыми.

Слишком близко.

Шайлер осознала, что она находится слишком близко к выведенному из строя джипу, когда преследовавший ее безумец третьим ударом спихнул «ягуар» с дороги. Таинственный автомобиль на бешеной скорости пронесся мимо и растворился в ночи.

Как будто в замедленной съемке мужчина поднял голову и выпрямился во весь рост. На мгновение в свете фар он напомнил ей раненого оленя. Шайлер Грант вывернула руль резко вправо и взмолилась, чтобы не задеть его.

Глава 3

Громкий скрежет раздался совсем неподалеку.

Просто дьявольски близко.

Еще секунду назад Трейс собирался поменять спущенное колесо, чтобы они с Бадди могли продолжить свой путь, а уже в следующее мгновение — когда его ослепили фары несущегося прямо на него автомобиля — перед глазами у него пронеслась вся жизнь.

В самый последний момент машина резко повернула и завертелась на задних колесах, с ног до головы оросив его брызгами дождевой воды и осколками гравия.

А впрочем, он и так уже промок.

Кто бы ни сидел за рулем «ягуара» — характерный верх и обтекаемая форма кузова позволяли достаточно легко определить марку автомобиля даже в темноте, — он отпустил тормоза и обрушился всей тяжестью на руль.

Целую вечность единственными доносившимися до Трейса звуками были ритмичное шуршание дворников, двигающихся туда-сюда по стеклу автомобиля, и шум дождя.

— Оставайся на месте! — приказал Трейс Бадди, прежде чем приблизиться к спортивному автомобилю. Он постучал костяшками пальцев по стеклу водителя. — Как вы?

Ответа не было.

Он постучал громче и повторил свой вопрос:

— Эй, у вас все нормально?

Голова медленно приподнялась и неторопливо повернулась в его сторону. Трейс увидел мертвенно-бледное лицо на контрастном черном фоне.

Окно беззвучно опустилось, и женский голос произнес:

— Не знаю.

Трейс попытался еще раз, тщательно выговаривая каждое слово:

— Вы не ранены?

Она задумалась.

— Нет, — последовал наконец ответ.

Трейс стоял у машины, с него ручьями стекала вода.

— Вы чуть не задавили меня, — сказал он, хотя это и так было ясно.

В голосе владелицы «ягуара» внезапно послышалось беспокойство:

— С вами все в порядке?

Трейс отметил про себя, что чувство юмора отказывало ему уже не в первый раз за последние пятнадцать минут — с того момента, как у джипа лопнула шина.

— Как мило, что вас это интересует. — В его голосе звучал неприкрытый сарказм.

— Ваша собака не пострадала?

— С Бадди все в порядке.

— А ваш джип?

— У машины все еще спущено колесо, но ее состояние не ухудшилось из-за того, что вы чуть ее не протаранили.

— Я прошу прощения.

Трейс не мог разглядеть лицо женщины — ее голова была обмотана чем-то вроде шарфа, — но заметил, что речь ее немного неразборчива, а голос слегка дрожит.

— Это не моя вина, — заявила она.

В самом деле?

Он полюбопытствовал:

— А чья же тогда?

— А разве вы не видели другой автомобиль? — В ее голосе и поведении проскользнуло явное возмущение.

Трейс стоял под дождем, расставив ноги на ширину плеч, опустив руки и просунув большие пальцы в петли на поясе своих джинсов.

— Какой еще другой автомобиль?

— Тот самый, что столкнул меня с дороги, — сказала она в свою защиту.

Трейс покачал головой.

Женщина поднесла руки к голове и поправила шарф. Облизнула губы.

— Кто-то намеренно нанес удар по моей машине. Выражение «Не виновен, пока вина не доказана» больше годится для зала суда.

— Я не видел другую машину.

— А она была, — с жаром принялась объяснять женщина. — Машина появилась позади меня за несколько миль отсюда. Я прибавила скорость. Водитель авто сделал то же. Я сбросила скорость. Он…

Трейс вытянул вперед руку и прервал ее:

— Откуда вы знаете, что это был мужчина?

Это ее отрезвило. Она размышляла секунд десять — пятнадцать.

— Я не знаю. Возможно, это была женщина. В любом случае водитель сбросил скорость, когда я замедлила ход. Затем он или она несколько раз протаранил мой бампер. — Женщина обратилась к Трейсу: — По правде говоря, я стала нервничать. Увидела ваш джип и решила съехать на обочину. В этот момент мою машину снова ударили, и я слетела с дороги.

Трейс не позволил ей сгладить ситуацию:

— В этот момент вы чуть не сбили меня и Бадди.

— Да.

Он не был уверен, что верит ей.

— Вам кажется, что я лгу, да? — спросила женщина.

Трейс подумал, что, весьма вероятно, она просто пытается спасти свой зад. Нельзя сказать, чтобы он винил ее. Большинство людей на ее месте поступили бы так же.

— Я говорю правду, — настаивала она.

Дождь заливал Трейсу глаза. Он убрал с лица волосы — они не были ни длинными, ни короткими — и высказал свое предположение:

— Может, вам просто показалось что вы видели другую машину?

Она моментально обиделась:

— Вы хотите сказать, что я все это придумала?

Он не ответил. Вместо этого задал еще один вопрос:

— Вы курите?

— Нет.

— Вы выпили?

— Нет, я не пила, — твердо сказала она. И тут же парировала: — А вы?

Трейс наклонился и приблизил свое лицо как можно ближе к ее:

— Я никогда не пью за рулем.

— Ну, так и я тоже, — провозгласила женщина, проведя рукой по глазам.

— Устали?

— Да.

— Не вы первая, кто заснул за рулем, — сказал Трейс.

— Я не спала. — Женщина в «ягуаре» бросила взгляд на часы на приборной доске, где было полно всевозможных измерительных приборов и шкал. — Однако уже поздно.

— Да, это так.

— Послушайте, я действительно сожалею о случившемся. — Она грациозно махнула рукой. — Могу я вам чем-то помочь?

— Чем?

Незнакомка повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза:

— Я могла бы подержать над вами зонтик, пока вы будете чинить машину.

Он должен дать ей шанс.

— Думаю, уже немного поздно.

Спустя мгновение она предложила:

— Я могу посветить фонарем, пока вы будете менять колесо.

Трейс уже сделал движение, чтобы уйти, но затем остановился. Дело пойдет гораздо быстрее, если он сможет видеть, что делает.

— Я ведь могу и согласиться. Она приподняла изящную бровь.

— Можете?

Он понимал, что будет справедливо предупредить женщину в модной черной одежде.

— Вы промокнете.

Показалось ему это, или действительно на ее полных губах промелькнула улыбка?

— Со мной такое уже случалось, — сказала она слегка охрипшим и неестественно веселым голосом. — Я не растаю.

Трейс не был так уж в этом уверен.

Его неуверенность возросла, когда она открыла дверцу у руля, повернулась, болтая ногами, достала с заднего сиденья зонтик, нажала кнопку на черепаховой ручке, отчего хитроумное приспособление тут же раскрылось, схватила ручной электрический фонарик и стала выбираться из «ягуара».

Ноги.

Они у нее были длинные, стройные и гибкие. Казалось, они растут от ушей.

Трейс не собирался пялиться, но подол ее юбки поднялся выше колен — черт, да она задралась до середины бедра. Или же это один из тех модных фасонов, что появились некоторое время назад с подачи одного популярного телевизионного шоу. Короткая ли, длинная ли, ее юбка просто-таки кричала о том, что она от модного модельера и стоит очень дорого.

Удача.

Эта удача как раз в его духе — быть сбитым, ну, или почти сбитым, странной женщиной в модной одежде, управляющей модной машиной, женщиной, которая явно не отличит одну сторону покрышки от другой.

Черт побери, лучше бы ей не видеть того, что должно произойти.

Именно так подумала Шайлер в тот миг, когда псих на машине позади нее столкнул ее с дороги.

Сейчас же ей предстояло выяснить, не попала ли она из огня в полымя.

Шайлер не совсем понимала, что заставило ее покинуть относительно безопасное место в салоне машины и добровольно предложить совершенно незнакомому человеку свою помощь в замене колеса… под проливным дождем… поздно ночью… непонятно где.

Ну, вообще-то это было не совсем «непонятно где». Она находилась посреди пустынного участка дороги, по одну сторону которой протекала река Гудзон, а с другой раскинулся государственный парк.

Вина.

И все же была причина, по которой она предложила посветить, пока мужчина не закончит менять колесо у своего джипа. В конце концов, она чуть не переехала его самого и его собаку.

— Симпатичные туфельки, — заметил он, рассматривая высокий каблук. — Итальянские?

— Да.

По-видимому, он почувствовал себя обязанным предупредить:

— Вы их испортите.

— Меня это не волнует.

Он пожал своими широкими плечами, словно говоря: «Что ж, леди, если вас это не волнует, то меня и подавно».

Они преодолели последние несколько футов до выведенного из строя автомобиля. Мужчина присел на корточки перед проколотой шиной.

— Направьте луч вот сюда.

Шайлер включила фонарь и сделала так, как он просил. Дождь все еще лил сплошным потоком. Зажав в другой руке зонтик, она старалась держать его таким образом, чтобы он защищал от дождя мужчину и животное.

Ей было жаль несчастную, перепачканную грязью собаку. Пес сидел и, лишь изредка поскуливая, терпеливо ждал. Шерсть его прилипла к телу.

Наконец Шайлер нарушила молчание:

— Почему вы не оставили собаку в машине?

Темные глаза воззрились на нее.

— Это не мое решение.

Шайлер не поняла, что он имеет в виду.

— Не ваше решение? — Интересно, чье же тогда?

Один за другим с колеса были отвинчены все болты. Сразу после этого мужчина ответил на ее вопрос, в общем-то несильно прояснив ситуацию:

— Бадди не останется в машине, если я вышел.

Ей стало любопытно.

— А почему?

— Бадди идет туда, куда иду я, — коротко бросил он, снимая поврежденное колесо.

«Интересно, этого хочет Бадди или его хозяин? « — подумала Шайлер.

— Если бы у Бадди была такая возможность, он никогда не выпускал бы меня из поля зрения, — добавил мужчина.

Да, преданность лучших друзей человека отнюдь не вымысел.

Следующие несколько минут незнакомец был сосредоточен на своей непосредственной задаче. Было очевидно, что ему не впервой менять колесо. Казалось, он знает абсолютно точно, что и как делать. «В отличие от меня», — отметила про себя Шайлер.

Она направила луч света в то место, куда он просил. В результате его лицо тоже оказалось частично освещенным. Через минуту-другую Шайлер поймала себя на том, что изучает его. Волосы мужчины были темно-каштановыми, скорее даже черными, с проседью на висках. Сзади на шее и за ушами они слегка курчавились, возможно, из-за дождя.