— Во-вторых, тобой движет кровная месть.
— Месть?! — изумился он.
— Миссис Форбс хорошо изучила историю клана Стормов. Просто удивительно, в каких подробностях ей известна история размолвки между братьями-близнецами.
— Да она настоящая шпионка! — возмутился Митчелл. — Более нелепого повода к вступлению в брак нельзя придумать! Да еще в наше время! — Он подошел к окну, откуда открывался вид на зубчатый вал крепостной стены с бойницами, глядящими на море. — А в-третьих?
Тори молчала. Ей не хотелось пересказывать ему глупые домыслы Сильвии, но Митчелл обернулся и повторил свой вопрос:
— Так что еще она тебе наговорила?
— Что ты испытываешь ко мне грубое животное влечение, — промямлила Тори.
— Ну что ж, с третьей попытки миссис Форбс попала в точку.
— Как это понимать?
— А так: мы действительно испытываем друг к другу взаимное плотское влечение.
— Взаимное?! — вырвалось у нее. Митчелл поднял руку:
— Давай не будем обманывать друг друга, раз уж игра зашла так далеко.
— По-твоему, это игра?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Нас влечет друг к другу, и нет смысла отрицать это.
Тори сделала вид, что не расслышала последней реплики. Тем более что он и в самом деле был прав.
Вдруг ее внимание привлек знакомый предмет: портрет королевы Виктории, который они вывезли из кабинета Сторм-Пойнта. Рядом с ним она заметила мемориальную доску, обнаруженную в крыле принца Уэльского. Быстро оглядев комнату, Тори увидела на столе бронзовую фигурку и шахматы. Здесь были собраны все «Виктории», за исключением садовой статуи, которая все еще была в пути из Соединенных Штатов в Британию.
— Что ты задумал? — воскликнула Тори. Митчелл тяжело вздохнул.
— Я пытаюсь сложить фрагменты мозаики в целую картину, — сказал он и, помолчав, добавил: — Держу пари, что у тебя это получится лучше.
Тори мысленно улыбнулась.
— Это ты так изысканно намекаешь, чтобы я помогла тебе в этом деле?
Лицо Митчелла просветлело.
— Так ты не против?
— Конечно, нет. Расскажи, какие выводы ты успел уже сделать.
Он предложил ей устроиться поудобнее в одном из кресел, стоявших у камина, и сам сел рядом с ней. Тори искоса взглянула на него:
— А что ты делал после того, как привез сюда коллекцию «Викторий»? Сидел и любовался на них по ночам?
Митчелл кивнул и, опустив локти на колени, обхватил руками голову.
— Я не глупый человек, Тори, — объявил он.
— Я знаю, — заверила его Тори. В душе она считала его человеком блестящего ума.
— Но я чувствую себя дураком. Я не могу подобраться даже к пятидесятиярдовой отметке.
— К какой еще пятидесятиярдовой отметке? Он поднял на нее глаза:
— Это футбольный термин.
— Ах да, ты же бывший футболист, играл за Техасский университет.
Он кивнул:
— Это означает, что я не продвинулся в своем расследовании ни на дюйм.
— Иначе говоря, ты так и не сумел найти ключ к разгадке.
— О, у меня множество ключей. — Он кивнул на коллекцию «Викторий». — Только толку от них никакого.
Тори попыталась рассуждать логически:
— Давай начнем с самого начала и будем продвигаться шаг за шагом. Ты хочешь найти пропавшие фамильные сокровища.
— Да.
— Ты уверен, что такие сокровища существуют?
— Нет.
Она издала недовольный возглас.
— Раз мы решили их искать, значит, мы должны принять за аксиому, что сокровища существуют. Вопрос в том, что именно они представляют собой: драгоценные камни? Ювелирные украшения? Или древние рукописи? Редкие монеты? Святые мощи?
— Не знаю.
Тори откинулась в кресле, закинула ногу на ногу и, задумчиво переводя взгляд с одной «Виктории» на другую, стала наматывать на палец свою золотую цепочку.
Прошла минута, другая.
Наконец Митчелл не выдержал и спросил:
— Что ты делаешь?
Тори размотала цепочку, рассеянно пробормотала: «Думаю» — и опять замолчала. Наконец она заговорила:
— А как тебе пришла в голову мысль, что ключом является «Виктория»?
Митчелл пожал плечами:
— В семье об этом знали все.
— Тогда почему ни твой отец, ни твой, дед, никто другой из их предшественников не попытался найти эту «Викторию» и сокровища?
— Они пытались, — пожав плечами, ответил он.
— И всех постигла неудача?
— И всех постигла неудача.
Пока их рассуждения не добавили ничего нового к тому, что они уже знали.
— Пожалуйста, повтори мне в точности слова, которые произнес твой дед перед смертью.
— «Ты должен отыскать сокровища. Ключ в Америке. Поезжай в Америку и привези сюда Викторию» — вот все, что он сказал мне.
— А не был ли это предсмертный бред? Или что-то вроде духовного завещания будущему поколению Стормов? — без тени иронии спросила Тори.
— Я задавал себе эти вопросы множество раз, — признался Митчелл.
— Итак, что нам известно? — Тори подняла голову и посмотрела прямо перед собой. — Мы знаем, что был аукцион. Фамильные ценности были куплены тайными агентами Эндрю Сторма и переправлены в Америку. Но мы не знаем, почему твой дед решил, что ключ к разгадке находится именно в Америке, а не здесь, в Шотландии, на острове Сторм, в самом замке Сторм.
Митчелл со вздохом откинулся на спинку кресла. Тори повернулась к нему и задумчиво проговорила:
— Ты знаешь, у меня появилось странное чувство… Знала бы она, какое чувство появляется у него, когда она смотрит вот так своими невероятными зеленовато-голубыми глазами!
— Мне кажется, что ни одна из этих «Викторий» не является настоящим ключом.
— Ты уверена?
— Да, я уверена, что все эти вещи не имеют никакого отношения к той «Виктории», которую ты ищешь, Митчелл. Ни одна из них не поможет нам найти сокровища.
Он предпочел бы этого не слышать, но что-то подсказывало ему: Тори в своих ощущениях близка к истине.
— Знаешь, как называются подобные озарения по-гэльски?
Она медленно покачала головой и прошептала:
— Нет.
— Тогда я скажу тебе, правда, заранее предупреждаю, что произношение у меня не очень. По-гэльски это называется таибхсе, или да-шеаладх, что в дословном переводе означает «два зрения», или «второе зрение». В этой стране до сих пор верят в добрые и дурные приметы, в счастливые и несчастливые дни, в призраков и фей, в предсказания, особенно в предсказания различных несчастий. Черт, владение «вторым зрением» было когда-то настолько обычным явлением в Шотландии, что практически в каждом клане и в каждом городе имелся свой ясновидящий. Между прочим, Маккламфа совсем недавно сокрушался, что у меня нет этого дара. Он говорит, что нам это могло бы здорово пригодиться. — Митчелл взглянул на часы. — О, мы опаздываем на чай.
— А мы ведь не хотим упустить возможность посидеть в тесном семейном кругу вместе с Сильвией Форбс и ее отпрысками, — с сарказмом в голосе заметила Виктория.
— Мы можем попросить подать чай только для нас двоих. — В глазах Митчелла вспыхнул опасный огонь.
— Но это будет невежливо по отношению к твоим гостям.
— Я их не приглашал. — Митчелл уже не чувствовал голода. Он вообще утратил аппетит. — Давай погуляем в саду, — предложил он.
Они долго шли узкими переходами замка, пока не оказались на старой потайной лестнице. Оттуда они прошли вдоль ряда бойниц, которые были частью древней оборонительной системы замка, и, открыв деревянную дверь, вышли в уединенный сад.
— Какая прелесть! — восхищенно воскликнула Тори. Митчелл уже давно не был здесь и успел забыть об этом укромном уголке.
— Мне тоже здесь нравится.
Они прошли под естественной аркой пышно разросшейся глицинии и остановились перед садовой скамейкой, расположенной в нише толстой стены. Она была рассчитана как раз на двоих, ни больше ни меньше.
— Симпатичная скамейка, правда? — заметила Тори. Митчелл пожал плечами:
— Наверное.
— Ты только представь, сколько владельцев этого замка приходили сюда на тайные свидания со своими возлюбленными! — начала фантазировать Тори.
Уединенный сад. Красивая желанная женщина. Женщина, которую он безумно хочет. Этого достаточно, чтобы забыть обо всем.
Митчелл шагнул вперед.
А в следующее мгновение она повернулась и, потянувшись к нему, нетерпеливо сказала:
— Поцелуй меня, Митчелл.
Глава 15
И он поцеловал ее.
Без колебаний. Даже не спросив, почему она вдруг захотела, чтобы он поцеловал ее.
Он притянул ее к себе и впился в ее губы жадным требовательным поцелуем. Мягкая податливость ее губ, таких сладких на вкус, аромат, который принадлежал только ей одной и не поддавался никакому определению, моментально вскружили ему голову. Для него сейчас существовала только Тори — ее губы, ее божественное тело.
Крепко прижимая к себе ее талию одной рукой, другую он положил ей на грудь, но Тори вдруг оттолкнула его, прошептав:
— Надин. Она смотрит на нас из окна третьего этажа.
— Черт! — Митчелл оторвался от ее губ и с досадой посмотрел на окна дома. — Она шпионит за нами! Зачем ей это нужно?
— Неужели ты не догадываешься? — спокойно сказала Тори. — Сильвия Форбс мечтает женить тебя на своей внучке. И сама девушка, кажется, не прочь стать твоей женой.
— Но ведь я сообщил им, что помолвлен. Тори слегка усмехнулась:
— Для Надин это не имеет значения.
— Что ты хочешь этим сказать?
Митчелл привык думать, что хорошо разбирается в людях и мотивах их поступков, но в последнее время у него появились на этот счет сомнения.
Тори вздохнула и медленно проговорила:
— Эта девушка без памяти влюблена в тебя, Митчелл.
— Да я едва знаком с этим семейством, я же тебе говорил.
— Это не имеет значения.
— О Господи! Разве молодые женщины влюбляются в стариков? — с досадой поморщился Митчелл.
— Она влюбилась. Митчелл покачал головой:
— Но это невероятно!
— Это вполне вероятно, можешь мне поверить, — сухо сказала Тори.
Митчелл спрятался в тени, отбрасываемой нависшими над ними растениями, и задумчиво проговорил:
— В таком случае нам нужно осторожно избавиться от этой девушки, так чтобы не задеть ее чувств. Если она будет чаще видеть нас целующимися, то быстро выкинет из головы все свои фантазии относительно меня.
— Ты так думаешь?
— А ты нет?
— Нет. Надин слишком увлечена тобой и одержима желанием стать леди Сторм. Эмоции неподвластны голосу рассудка. Понимаешь?
Он нагнулся и поцеловал ее в кончик носа.
— Ты удивительная женщина, Виктория Сторм. Я восхищаюсь тобой и уважаю тебя! Ты мне нравишься.
— Ты мне тоже, — после секундного колебания откликнулась Тори.
— Мне… мне нравится целовать тебя. — Он придвинулся к ней ближе. — А тебе?
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
— Ну, оцени свои чувства по десятибалльной шкале. Тори молчала.
Тогда он решил ей помочь:
— Ну, предположим, один балл означает, что ты не возражаешь против этого, но для тебя существует масса других более приятных вещей.
— А десять баллов?
— Десять означает, что мой поцелуй необходим тебе как воздух. Что ты скорее согласилась бы умереть, чем жить без моих поцелуев.
Она молчала.
Не дождавшись ответа, он сказал:
— Разумеется, ты не обязана отвечать.
Конечно, она знала ответ.
Но стоит ли сейчас признаваться ему в этом? Хотя… может быть, как раз сейчас и пришло время сказать правду. Тори шевельнула губами и не узнала своего голоса:
— Поцелуй меня, Митчелл.
— Здесь?
— Да.
— Сейчас?
— Сию минуту, — потребовала она. — Мне нравится, когда ты целуешь меня. Мне нравится целовать тебя. И я хочу, чтобы ты целовал меня. Я умираю от желания, чтобы ты поцеловал меня.
И он стал целовать ее. Теперь его поцелуи были совершенно другими, чем раньше. В них выражалась кипевшая в нем страсть. Их губы и языки жадно искали друг друга, руки безжалостно срывали одежду. Когда их разгоряченные тела обнажились, Тори почувствовала, как его губы нашлиее сосок. Он трогал его языком, перекатывал, втягивал в рот все глубже и сильнее до тех пор, пока она не почувствовала, как эротическое напряжение охватило всю ее, до кончиков пальцев на ногах.
Тори, не помня себя, положила руки ему на грудь. Ее ногти оставили небольшие царапины у него на коже, пока она искала и наконец нашла твердый мужской сосок. Тори сжала его пальцами — довольно сильно — и почувствовала, как Митчелл вздрогнул.
Молнию у него на джинсах заело посередине, и Митчелл выругался сквозь зубы. Наконец Тори сумела расстегнуть ее до конца.
Его пенис вырвался на свободу. Он был горячим и тяжелым в ее руке, а кожа на нем — гладкой как шелк и чувствительной к малейшим прикосновениям. Тори притронулась к нему сперва осторожно, потом смелее, потом женское любопытство и уже ничем не сдерживаемая страсть заставили ее отбросить остатки стыда.
— Тори… — В голосе Митчелла звучали и боль, и необычайное наслаждение, испытываемые им от того, что она делала. — Боже, помоги мне!
Она видела крошечные капельки пота, выступившие у него на лбу, слышала его участившееся дыхание, ощущала в ладони бешеный пульс его крови.
Рука Митчелла опустилась к ней на колено, скользнула под юбку, вверх по ноге и наткнулась на неизбежное препятствие.
— Черт бы побрал эти тряпки! — нетерпеливо воскликнул Митчелл.
— Ничего страшного. От них легко избавиться, — сказала Тори, приблизив губы к его рту.
Он дернул тонкую материю на себя, и послышался звук рвущейся ткани. Через секунду он откинул в сторону ее шелковые трусики, и его ладонь интимно прижалась к завиткам ее волос на лобке.
— Здесь они у тебя тоже рыжие? — прошептал он, наматывая их на палец.
Тори бросило в жар от этих слов и прикосновений, все ее тело охватил огонь.
Почувствовав, что она уже совсем влажная и полностью готова к тому, что должно произойти, Митчелл ввел палец внутрь. Тори потрясенно ахнула. Палец медленно выскользнул обратно и задержался, чтобы погладить чувствительный бугорок женской плоти. Долгожданный стон невольно сорвался с ее губ.
— Митчелл, я не могу… — задохнувшись, умоляла она… о чем?
— Можешь.
Он с силой ввел в нее два пальца и подождал, пока ее плоть приспособится к их размеру. Потом начал вводить их в ее тело снова и снова.
Тори почувствовала, что сжимает его мужскую плоть крепче и крепче; повинуясь инстинкту, рука ее стала двигаться вверх и вниз по гладкому стволу. Неизбежный финал приближался.
И он наступил.
Внезапно она поняла, что теряет контроль над своим телом: оно горело как в лихорадке. От нахлынувших ощущений у нее перехватило дыхание, имя Митчелла замерло на губах, и ее плоть под его рукой начали сотрясать сладкие конвульсии. Теперь Тори уже не могла остановить того, что с ней происходило, даже если бы захотела. Но она и не хотела этого.
Потом, когда сознание отчасти вернулось к Тори, она заметила, что Митчелл тоже находится на грани взрыва.
— Тори, я не могу… — в изнеможении простонал он.
— Ты можешь, — заверила она его. Сердце ее бешено колотилось. — Ты в хороших руках.
И она положила конец его терзаниям, доведя до высшей точки наслаждения…
В этот день они так и не вышли в гостиную к чаю.
Глава 16
На следующий день они встретились в назначенный час в условленном месте — в два часа у старой железной калитки, за которой шла тропинка к морю. Эта калитка существовала здесь с незапамятных времен.
— Ты умеешь плавать? — спросил Митчелл.
Тори склонила голову набок и пристально посмотрела на него.
— А почему ты спрашиваешь?
— Не волнуйся, у меня нет никаких тайных причин спрашивать об этом.
— Очень жаль. — Она лукаво усмехнулась.
— Тогда, может быть, нам отложить прогулку до следующего раза?
— Прогулку?
Он поднял руку, осмотрел ее сначала с тыльной стороны, потом ладонь.
— Я стараюсь сдерживать свои обещания.
— Какие обещания?
Он не дал ей прямого ответа, и на то имелись свои причины.
— Я говорю об обещании, которое дал тебе однажды.
— Когда?
— Если я скажу когда, — он нахмурил красивые темные брови, — ты сразу обо всем догадаешься.
Тори уперла руки в бока и пронзила его сверкающим взглядом.
— А вам когда-нибудь говорили, лорд Сторм, что дразнить людей нехорошо? Я пришла сюда ровно в два часа, как вы просили. Я надела голубые джинсы и старый свитер…
Реакция со стороны Митчелла последовала незамедлительно. Он пощупал ткань ее бледно-розового кашемирового джемпера и переспросил:
— Старый свитер? Тори надула губы:
— У меня нет другого свитера. — И снова перешла в наступление: — Я надела сандалии… все, как ты велел. Захватила солнечные очки и шляпу. — В подтверждение своих слов она надела очки и водрузила на голову шляпу цвета хаки, которая была совершенно не в ее стиле.
Митчелл изумленно посмотрел на Тори:
— Откуда у тебя эта шляпа?
Она надменно вздернула подбородок:
— Я взяла ее во временное пользование у Элис. Ну разумеется, как он сам не догадался.
— Так, значит, ты готова? — спросил он.
— Готова.
Митчелл взял ее за руку, и они пошли по тропинке к морю.
— Я хочу тебе кое-что показать.
— Что?
— Это сюрприз. — Он вдруг вспомнил. — А ты ведь так и не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Ты умеешь плавать?
— Конечно, умею. Я чувствую себя в воде как рыба. Мне даже говорили, что я научилась плавать раньше, чем ходить. В детстве меня каждый год вывозили летом на море, и я четыре года подряд принимала участие в соревнованиях по женскому плаванию, когда училась в школе мисс Портер. У меня было девятое место.
— Значит, ответ «да», — заключил он, выслушав ее пространный монолог.
— Да, — сказала Тори и фыркнула.
— В таком случае, мисс Сторм, вам нечего бояться.
— А куда ты меня ведешь?
Митчелл остановился и указал в сторону небольшого причала:
— Вон туда.
Тори сняла очки и прищурилась.
— Но я вижу там только старый ялик, — разочарованно протянула она.
— Ялик понадобится нам, чтобы добраться к тому месту, которое я хочу тебе показать.
— Ты меня заинтриговал, — оживилась девушка.
— Я хотел бы кое-что подарить тебе. Тори рассмеялась низким грудным смехом.
— Боюсь, что слышала похожее заявление совсем недавно.
Она имела в виду вчерашний день. То, что произошло между ними в саду. Когда они дарили друг другу ласки, радость и удовлетворение.
Митчелл решил наконец открыть свои карты.
— Я говорю серьезно, Тори. У меня есть для тебя подарок.
Ее прелестное лицо осветилось улыбкой.
— А он мне понравится? Митчелл не ожидал такого вопроса.
— Думаю, да. Надеюсь.
— Обожаю подарки. Только мне не часто их дарят. — Она сделала обиженное лицо и пожаловалась: — Большинство людей не знают, что мне подарить.
— Почему?
Девушка пожала плечами; как ни удивительно, но, казалось, ее совершенно не волновало то, что она выглядела довольно смешно в своем дорогом кашемировом джемпере и дешевой хлопковой шляпе.
— Наверное, потому что я отношусь к той категории женщин, которые и без подарков имеют все, что пожелают. Если я и получаю подарки, то всегда знаю, что в них вложена уйма денег и ни капли души.
— Понимаю.
У самого причала Тори остановилась и повернулась к Митчеллу.
— Я сама отвяжу ялик, — сказала она и быстро вбежала на пристань.
Когда лодка была отвязана и весла вставлены в уключины, Митчелл оттолкнулся от причала и начал грести, напрягая мышцы сильного тела.
Главным в этом деле было найти ритм. Митчелл с наслаждением работал веслами, подставив спину солнечным лучам. Легкий ветерок обвевал его разгоряченное лицо.
Крики чаек, соленый морской воздух, присутствие любимого человека — что еще надо для счастья?
Стоял отличный летний день, какие редко выпадают на западных островах. Ярко-синее небо без единого облачка, тихое безмятежное море. Он специально ждал именно такого дня, чтобы осуществить задуманное.
— Между прочим, — он еще сильнее налег на весла, — это «Барбара Аллен».
Сквозь стекла солнечных очков он видел, что ее глаза закрыты. С тех пор как они отчалили от берега, Тори не произнесла ни слова. Она тоже, как и он, наслаждалась, купаясь в солнечных лучах и вдыхая свежий морской воздух.
— Хм-м, — послышался ее ленивый ответ.
— Я говорю, что это «Барбара Аллен».
К его удивлению, Тори начала тихонько выводить нежным мелодичным сопрано:
В городе Скарлетт, где я родился, Жила-была девушка, чудо-краса. И каждый, кто видел ее, был готов полюбить. Барбару Аллен нельзя позабыть.
— Как раз эта песня и заставила меня назвать ее «Барбарой Аллен», — сообщил Тори Митчелл.
Глаза девушки округлились.
— Кого ты назвал «Барбарой Аллен»?
— Наше судно, покоряющее океанские просторы, — с пафосом проговорил он.
— Ты назвал «Барбарой Аллен» свой ялик? Он кивнул, не переставая грести.
— Когда?
— В то лето, когда мне исполнилось тринадцать.
— Ты гостил тогда здесь у дедушки с бабушкой, — вспомнила Тори.
— Верно. Я говорил тебе, что за мной никто не следил. Однажды я обнаружил эту старую шлюпку, залатал ее, подкрасил, достал пару новых весел, окрестил «Барбарой Аллен» и объявил своей.
Девушка немного помолчала.
— Выходит, твой дед все эти годы хранил ее для тебя. У него застрял комок в горле.
— Я нашел ее в лодочном домике после его смерти.
— Должно быть, он понимал, как много она для тебя значит, — едва слышно произнесла она.
— Думаю, да.
— Наверное, он не терял надежды, что когда-нибудь ты вернешься на остров Сторм.
Вильям Сторм много раз говорил ему, что только надежда на возвращение сына удерживает его в этой жизни.
— Мой отец чувствовал себя на острове как в тюрьме. А я никогда не испытывал подобного чувства, — говорил Митчелл, наблюдая, как лодка скользит по воде. — Может быть, он был тогда еще очень молод, жаждал увидеть другие страны. А может быть, он боялся взять на себя ответственность за судьбу целого клана. — Митчелл вздохнул. — Единственное, чего он хотел, — это поскорее уехать отсюда и странствовать по свету.
— А твоя мать?
— Мать очень любила отца и ездила за ним повсюду. — Митчелл немного сбавил темп. — Но мне кажется, она всегда страдала оттого, что не могла вернуться на родину.
— А ты? — едва слышно проговорила Тори.
— Я тоже всю свою жизнь скитался. У меня не было корней. Не было родины. Когда я вернулся в прошлом году в Шотландию, на остров Сторм, я наконец понял, что такое родной дом. — Он откинул назад голову и глубоко вдохнул воздух родной земли. — А теперь, Тори, этому краю принадлежит мое сердце. Я люблю здесь каждый холм, каждый камень, каждую скалу, каждое дерево и даже протекающую крышу родового замка.
Митчелл хотел сказать ей что-то важное. Тори видела это по его глазам.
— Вода такая прозрачная, что видно дно, — сказала она, перегнувшись через борт лодки, и опустила пальцы в воду. За ними побежала серебристая дорожка.
— Только остерегайся сказочных тюленей, — предупредил ее Митчелл.
— А кто такие эти сказочные тюлени?
Лодка быстро приближалась к месту назначения, и Митчелл неторопливо начал:
— Когда-то, давным-давно…
— Эта история тоже начинается с «когда-то, давным-давно…»? — улыбнулась Тори.
— Я просто пересказываю ее тебе так, как ее рассказывал двадцать пять лет назад Старый Нед. Его давно уже нет в живых, и теперь Старым Недом зовут его сына.
— Мы с Элис находим, что у тебя на острове просто невероятное количество Недов.
— У них это семейная традиция — при рождении давать мальчикам имя Нед.
Тори приготовилась слушать, и Митчелл начал опять:
— Когда-то, давным-давно, сказочный кельтский народ Шотландии жил в подземных пещерах. Среди их обитателей были злобные гномы, которые похищали детей из-под самого носа у матерей. Но встречались и другие гномы, их проказы были невинны, а могущество так велико, что они могли творить любые чудеса. Поэтому шотландцы старались не портить с ними отношений.
— Я бы на их месте тоже старалась.
— Но гномы предпочитали брать себе в супруги людей. Они научились принимать облик тюленей и переплывали от острова к острову, выискивая себе пару.
Тори понравилось это предание.
— А почему они превращались именно в тюленей?
— Не знаю. В легенде говорится, что однажды на остров, расположенный неподалеку отсюда, приплыла женщина-тюлень, чтобы найти себе мужа. Она сбросила тюленью кожу и обернулась прекрасной женщиной. Настолько прекрасной, что перед ее красотой не мог устоять ни один мужчина.
— И нашелся юноша, который влюбился в нее?
— Да. Вскоре они поженились. Тори наклонилась вперед:
— И что было дальше?
— Шли годы. Они жили счастливо. Но потом наступил грустный день — день, который неизбежно наступал для каждого гнома, взявшего себе в супруги человека. В этот день женщина должна была опять надеть свою тюленью кожу. Она мгновенно превратилась в тюленя, прыгнула в нахлынувшие волны, и больше ее никогда никто не видел.
Тори смотрела поверх его плеча куда-то вдаль.
— Красивая сказка, Митчелл, но, я думаю, тебе следует знать одну важную деталь.
— О чем ты, любимая? О себе? Или обо мне? Или о нас? В любом случае с этим можно подождать до завтра.
— Нет, с этим нельзя подождать. Он вздохнул:
— Хорошо, что же это?
— Там, впереди, стоит большой риф, и, если в ближайшие две секунды ты не сделаешь что-нибудь, мы на полном ходу врежемся в него.
Вовремя предупрежденный, Митчелл благополучно обогнул риф. Потом завел ялик в уединенную бухту и остановил лодку у большого камня, который лежал здесь и двадцать пять лет назад, когда Митчелл был мальчиком и обследовал на ялике окрестности.
— Я чуть не забыл про это место, — признался он девушке.
— И как оно называется?
— Так, просто островок.
— Чудесное место, — сказала, оглядевшись, Тори.
Небольшая рощица, несколько валунов и луг, заросший дикими цветами, которые пестрели в траве яркими красками.
— Все-таки странно, что у него нет названия. Каждое место на земле должно иметь свое название, — серьезно заметила Тори.
— Ну тогда назови его, как тебе нравится.
— Что ж, я подумаю над этим.
— Пожалуйста, у тебя достаточно времени. — Митчелл оглядел остров. — Он твой.
— Ты о чем?
Он обвел рукой вокруг:
— Все это твое.
— Ты даришь мне этот остров? — неуверенно спросила Тори.
— Очень маленький остров.
Она молчала.
— Я не знаю, что на это сказать.
— А тебе и не нужно ничего говорить. Кстати, я не просто так дарю тебе этот остров. На то есть причина. — Митчелл взял ее за руку и повел к рощице.
Оно росло в самом центре. Диаметр его ствола был размером с небольшую хижину; от него отходили десятки, сотни ветвей, которые росли вверх, в стороны, вниз, в самых разных направлениях; они цеплялись за сучья, образовывая причудливые укрытия и навесы.
Тори молча рассматривала дерево. Митчелл начал беспокоиться:
— Помнишь, тогда в Род-Айленде я пообещал тебе дерево? Помнишь?
— Помню.
— А я всегда выполняю свои обещания. Она не проронила ни слова.
Митчелл засунул руки в карманы джинсов и зарылся носком ботинка в прошлогоднюю листву.
— Никто не знает, сколько этому дереву лет. Тори продолжала молчать.
— Но то, что не одна сотня, это точно. Некоторые историки считают, что в 1787 году Роберт Берне посетил этот остров, когда гостил в замке Сторм. Легенда гласит, что, стоя под ветвями этого дерева, которые сплетались в форме сердца, — Митчелл указал на ветки, переплетение которых действительно немного напоминало форму сердца, — он сочинил одно из своих стихотворений.
— Какое же?
— Говорят, это было «Расставание». Она покачала головой.
Митчелл прочитал отрывок, который помнил довольно хорошо:
Кто видал тебя, тот любит, Кто полюбит, не разлюбит. Не любить бы нам так нежно, Безрассудно, безнадежно, Не сходиться, не прощаться, Нам бы с горем не встречаться!
— Он подарил мне дерево, — крикнула она Элис через комнату и погрузилась в ванну с теплой благоухающей водой. Это была старинная фарфоровая ванна на ножках викторианской эпохи.
— Но ведь он обещал его тебе.
Тори положила голову на край ванны и с гордостью проговорила:
— Роберт Берне сочинил одно из своих стихотворений, стоя под ветвями этого дерева, переплетенными в форме сердца.
— Впечатляющая легенда.
— Это очень старое дерево. Можно даже сказать: древнее. И в дупле у него вырезаны странные знаки.
— Какие знаки?
Тори пожала голыми плечами и сдула с ладоней мыльные пузыри.
— Они немного напоминают «М» и «В».
— Интересно.
— Я тоже так подумала. Митчелл посоветовал мне расспросить о них Старого Неда. Ему известно абсолютно все об острове, замке и клане Стормов. Я собираюсь сходить к нему завтра.
— Хорошая мысль.
Тори провела мокрой губкой по лицу.
— А ты не хочешь пойти со мной?
— Не могу.
Тори улыбнулась и села, положив руки на края ванны.
— Опять Маккламфа?
Элис Фрэйзер ответила не сразу:
— Да.
Поскольку больше никакой информации о великане Маккламфе не последовало, а Тори уважала право Элис на личную жизнь, девушка вернулась к обсуждению своего подарка.
— А я сказала тебе, что это дерево стоит в самом центре крошечного острова, заросшего травой и цветами?
— Нет. Какая прелесть! Тори вздохнула:
— Митчелл подарил мне и остров тоже.
— Подумать только!
— Да, представляешь?
— Надеюсь, ты поблагодарила его?
— Ну разумеется!
На самом деле она была настолько взволнована, что не помнила, что делала и говорила с того момента, как они причалили к острову. Она помнила только, как перед отплытием подошла к дереву, погладила его кору и прошептала: «Это я, Виктория. Я вернулась».