Глава 1

С тех пор как пуля угодила ему в голову, дела у Джо Курца шли до странности успешно. По правде сказать, это продолжалось несколько недель. Позднее он пришел к выводу, что Вселенная просто готовилась перераспределить баланс неприятностей за его счет. И за счет той женщины, которая оказалась рядом с ним, когда прозвучали выстрелы. Причем распределять в гораздо большем размере...

Полицейский, курирующий его после условно-досрочного освобождения, назначил ему встречу на два часа дня. Курц прибыл в администрацию вовремя. Поскольку припарковаться снаружи в это время было просто нереально, он поставил машину в подземный гараж, обслуживающий администрацию, суд и гражданский отдел. Главное, что сейчас офицер, работающий с ним, в очередной раз проставит отметку.

На самом деле Курц понимал, что это вовсе не главное. Офицер по надзору Маргарет Пег О'Тул, бывшая сотрудница отдела по борьбе с наркотиками и проституцией из Буффало, обращалась с ним вполне порядочно. Она поддерживала дружеские отношения с его секретаршей Арлин Ди Марко, а однажды помогла Курцу выбраться из глубокой задницы, когда особо рьяный сыщик решил снова засадить его за решетку, подбросив ему оружие. Отсидев в Аттике одиннадцать с половиной лет за убийство, Джо Курц обзавелся достаточным количеством врагов, и его шансы выжить в тюрьме, и даже в КПЗ, были невелики. Так что, вероятно, помимо проставления отметок, Пег О'Тул просто спасла ему жизнь.

Когда Курц постучался в дверь ее кабинета на третьем этаже, она уже ждала его. Если вдуматься, О'Тул никогда не заставляла его ждать. Многие другие офицеры работали в кабинках на виду у всех, но у нее был отдельный кабинет, окна которого выходили на здание КПЗ, стоящее на Чёрч-стрит. В ясную погоду она могла наслаждаться зрелищем того, как пьяниц ведут в вытрезвитель.

— Мистер Курц, — поприветствовала она его, показав рукой на стул, на который он обычно садился.

— Офицер О'Тул, — ответил Курц, садясь.

— Близится знаменательная дата, мистер Курц, — добавила О'Тул, посмотрев в его личное дело, а потом и на него.

Курц кивнул. Через пару недель исполнится год с того момента, как он вышел из Аттики и впервые пришел к офицеру по надзору за условно освобожденными. С тех пор в его жизни не было серьезных проблем, по крайней мере таких, о которых бы прослышала она или другие полицейские, и Курц вскоре получил право приходить сюда раз в месяц, а не каждую неделю. Вот и сейчас О'Тул задавала ему стандартные вопросы, а он давал на них стандартные ответы.

Пег О'Тул была привлекательной женщиной, чуть моложе сорока. По нынешним стандартам красоты полновата, но Курцу это даже нравилось, так же, как ее зеленые глаза в сочетании с длинными каштановыми волосами. Дорогой, немного консервативный костюм, со вкусом подобранный, и девятимиллиметровый самозарядный «зиг про» в изящной сумочке. Курц однажды видел его.

О'Тул ему нравилась. Не только за то, что помогла Курцу встать на ноги, когда он вышел из тюрьмы в ноябре, почти год назад. Она вела себя по-деловому и без ненужного снисхождения, настолько, насколько это может делать офицер по надзору, общаясь со своими «клиентами». Курц никогда не фантазировал на ее тему, но не по ее вине. Представить себе бывшего полицейского без одежды было для него чем-то на уровне литра антивиагры.

— Вы продолжаете работать с миссис Ди Марко в интернет-фирме «Первая любовь»? — спросила она.

Побывав за решеткой, Курц более не мог заниматься частным сыском, этого не позволяли законы штата Нью-Йорк. Арлин искала по Интернету людей, хранивших воспоминания о любовных историях, произошедших с ними в юности. Затем подключался собственно Курц, применяя свои навыки сыщика. Хоть какая-то работа.

— Сегодня утром я нашел бывшего капитана школьной команды по футболу. Он сейчас проживает в Северной Тонавонде, — ответил Курц. — Я передал ему письмо, написанное от руки его бывшей подружкой, которая в те времена возглавляла группу поддержки.

О'Тул оторвала взгляд от своих бумаг и посмотрела на него, сняв очки в черепаховой оправе.

— Этот футбольный герой все еще не растерял своей привлекательности? — спросила она, едва заметно улыбнувшись.

— Они оба окончили Кенмор Вест в шестьдесят первом, — ответил Курц. — Он постарел, потолстел и облысел, живет в видавшем виды трейлере под флагом Конфедерации, рядом с которым стоит «Шевроле Камаро». Семьдесят второго года.

О'Тул поморщилась.

— А что с главной девушкой группы поддержки?

Курц пожал плечами.

— Письмо запечатано. Если фото и есть, оно внутри. Но я могу себе представить.

— Давайте не будем этого делать, — сказала О'Тул, надевая очки обратно и глядя в бумаги. — А как ваши «Свадебные колокола» по Интернету?

— Потихоньку, — ответил Курц. — Всеми делами в Интернете занимается Арлин — контакты, договоренности с портными, фотографами, кондитерами, музыкантами, церквами и залами для приемов. Деньги с этого есть, но я даже не знаю сколько. На самом деле я этой части работы не касаюсь.

— Однако вы являетесь совладельцем, вложив в бизнес деньги, — без тени сарказма констатировала О'Тул.

— Что-то вроде, — согласился Курц. Как он знал, она прочла учредительные документы во время своего визита в их новый офис. — Я вложил часть дохода от «Первой любви» в «Свадебные колокола», и они уже дали прибыль.

Затем Курц замолчал. Интересно, что сказали бы завсегдатаи Аттики, уголовники, мокрушники и ребята из Арийского Братства, услышав это во время прогулки. Наверное, те мусульмане из блока "Д" снизили бы цену за его голову с 15 до 10 тысяч, преисполнившись презрения.

О'Тул снова сняла очки.

— Я подумываю о том, чтобы прибегнуть к услугам миссис Ди Марко.

Курц моргнул.

— "Свадебные колокола"? Все свадебные приготовления по Интернету?

— Да.

— Тогда вам скидка десять процентов, по знакомству. Я имею в виду — с Арлин.

— Я знаю, что вы имеете в виду, мистер Курц, — сказала О'Тул, надевая очки. — Вы все еще снимаете комнату в... Как там называется этот отель? «Арбор Инн»?

— Да.

Старую ночлежку Курца, «Ройал Делавэр Армс», в июле закрыли инспекторы городской службы. В этом огромном старом здании продолжал действовать только бар, и шутили, что единственными его клиентами были крысы. Чтобы общаться с офицером по надзору, было необходимо иметь адрес местопребывания, и «Арбор Инн» стал одним из них. Курц не собирался рассказывать О'Тул, что маленький отель на юге города стоит заброшенным, с заколоченными окнами и дверьми, а он снял его целиком дешевле, чем платил за комнату в «Делавэр Армс».

— Это на пересечении Огайо и Чикаго-стрит?

— Да.

— Если вы не возражаете, я появлюсь там на следующей неделе, — сказала она. — Просто чтобы подтвердить ваш адрес официально.

Вот черт, подумал Курц.

— Конечно, — произнес он вслух.

О'Тул откинулась на спинку кресла. Курц решил, что разговор окончен. В последние месяцы их беседы проходили исключительно для проформы. Интересно, подумал он, может быть, то, что жаркое лето давно кончилось, а остатки осени уносит ветром вместе с листьями ярко-оранжевого цвета, падавшими с дерева за окном, заставило офицера О'Тул стать еще более спокойной?

— Вы, похоже, практически поправились после той автомобильной аварии, которая случилась зимой, — добавила она. — В последнее время я не замечаю и намека на хромоту.

— Да уж, полностью, — ответил Курц. В рамках этой «автомобильной аварии» в феврале его ткнули ножом, выкинули сквозь окно четвертого этажа и проломили им пластиковое окно галереи на старой железнодорожной станции Буффало. Но сотрудникам службы надзора не было никакой нужды знать об этом. Для прикрытия пришлось пойти на болезненный для Курца шаг — продать двенадцатилетний «Вольво», находившийся практически в идеальном состоянии. Не стоит ездить на машине, если ты сказал, что разбил ее на единственной наледи на зимней дороге. Теперь ему приходилось ездить на красном «Пинто» куда более солидного возраста, скучая по «Вольво».

— Вы ведь выросли в окрестностях Буффало, мистер Курц, не так ли?

Курц никак не среагировал, но почувствовал, как его лицо напряглось. О'Тул знала всю его биографию из личного дела, которое сейчас лежало перед ней. До сих пор она не интересовалась историей его жизни, предшествовавшей Аттике. Что же я сделал не так, подумал он.

Он кивнул.

— Это не профессиональный интерес, — сказала Пег О'Тул. — Просто я столкнулась с маленькой загадкой, очень маленькой, и я хочу в ней разобраться. Для этого мне нужен человек, выросший здесь.

— А вы к таковым не относитесь? — спросил Курц. В Буффало таких было немного.

— Я здесь родилась, но мы переехали, когда мне было три года, — ответила она, открывая правый ящик стола и доставая оттуда что-то. — Я вернулась одиннадцать лет назад и пошла работать в полицию, — продолжала она, выкладывая на стол белый конверт. — И теперь мне нужен человек, родившийся здесь. И имеющий навыки частного сыска.

Курц непонимающе посмотрел на нее.

— Я не частный детектив, — произнес он голосом еще менее выразительным, чем его взгляд.

— У вас нет лицензии, — согласилась О'Тул. Очевидно, холод во взгляде и в интонации нисколько не предостерег ее. — Естественно, после срока за убийство. Но все, что я прочла и что услышала о вас, свидетельствует, что вы превосходный частный детектив.

Курц с трудом сдержался. К чему, черт подери, она клонит?

О'Тул вынула из конверта три фотографии и подвинула к нему.

— Может, вы знаете, где это находится или находилось.

Курц посмотрел на фотографии. Стандартные цветные снимки, без обрамления. На обратной стороне нет даты. Следовательно, они изготовлены в течение последней пары десятилетий. На первой — помятое и сломанное колесо обозрения, возвышающееся на засаженном деревьями холме. На деревьях нет листьев. На колесе не хватает кабинок. Позади виднеется лощина. Судя по всему, там река. Небо темно-серое. На второй фотографии оказался обветшавший павильон с автомобильчиками, стоящий посреди неухоженного луга. Крыша частично обвалилась, автомобильчики ржавые, некоторые перевернуты и разбросаны снаружи, среди увядшей травы. Ранняя зима или поздняя осень. Один из автомобильчиков, с когда-то золотистой девяткой на борту, опрокинут и валяется в покрытой льдом луже. На последней фотографии — лошадиная голова с карусели, крупным планом. Краска выцвела, рот с мундштуком отломаны. На изломе — гнилое дерево.

Он еще раз рассмотрел фотографии.

— Понятия не имею.

О'Тул кивнула, видимо, ожидая именно такого ответа.

— В детстве вы не ходили в такие парки?

Курц натянуто улыбнулся. В его детстве не было места таким вещам, как парки с аттракционами.

О'Тул покраснела.

— Я имею в виду, в те годы люди, живущие на западе штата Нью-Йорк, ходили в парки? Насколько я знаю, «Сикс Флэгс» в Дэрьен-Лейк тогда еще не было.

— Почему вы решили, что это фотографии давно заброшенного парка? — спросил Курц. — Дурное дело нехитрое. Его могли закрыть год назад, и вандалы быстро довели до такого состояния.

О'Тул кивнула.

— Да, но ржавчина и... Все это просто выглядит старым. Семидесятых годов, если не шестидесятых.

Курц пожал плечами, пододвигая фотографии обратно к ней.

— Тогда люди ездили в Кристал-Бич, на канадском берегу.

О'Тул снова кивнула.

— Но там все находится на берегу озера. Ни холмов, ни леса, не так ли?

— Правильно, — ответил Курц. — И там парк не заброшен. Когда придет время закрыть его, аттракционы мигом снесут, а землю продадут по частям за хорошие деньги.

О'Тул снова сняла очки и встала.

— Благодарю вас, мистер Курц. Вы мне помогли, — сказала она, как обычно, протягивая руку. Когда она сделала это в первый раз, этот жест поразил его, но теперь он привык. Они пожали друг другу руки, как всегда после очередной беседы. У нее твердая рука, подумал Курц. Затем О'Тул подписала его квитанцию на стоянку. Вторая часть завершающего ритуала.

Когда Курц уже открывал дверь, она вновь обратилась к нему:

— Я, наверное, действительно позвоню миссис Ди Марко по поводу другого нашего дела.

По-видимому, под другим делом подразумевалась женитьба, решил Курц.

— Да, конечно. Телефон офиса и Интернет-адрес у вас есть.

Позднее Курц думал, что, не зайди он в туалет на втором этаже, все могло бы сложиться по-другому. Черт побери! Ему понадобилось зайти в туалет, и он сделал это. Для того чтобы понять, что все имеет свои последствия, необязательно читать Марка Аврелия. Но если все время об этом думать, свихнешься.

Он спустился по лестнице, вышел в коридор, ведущий в подземный гараж, и увидел Пег О'Тул. Она вышла из лифта и открывала тяжелую дверь, за которой находилась стоянка. На ней было зеленое платье и туфли на высоком каблуке, в руках — сумочка. Заметив Курца, она остановилась. Курц сделал то же самое. Вряд ли офицеру по надзору очень хотелось выходить в подземный гараж рука об руку с одним из своих клиентов. Съязвить и подумать о чем-то другом Курцу не пришло в голову. Но данный исход был неизбежен, если только он не пойдет обратно по лестнице или не сядет в лифт. Проклятие.

О'Тул нарушила паузу, улыбнувшись и открыв дверь, пропуская Курца вперед.

Курц кивнул и прошел мимо нее в холодный полутемный гараж. Если ей хочется, пусть пропустит меня на десяток шагов вперед. Он не оборачивался. Меня посадили, черт побери, за убийство, а не за изнасилование.

Но О'Тул не стала долго ждать. Курц услышал цоканье ее каблуков в паре шагов позади. Она собиралась обогнать его справа.

— Стойте! — заорал он, подняв правую руку.

О'Тул замерла от изумления и подняла к груди сумочку, где, как он знал, она обычно носила свой «зиг про».

Это треклятое освещение вырубилось. Полчаса назад, когда он выходил отсюда, горели все люминесцентные лампы, висевшие на потолке с интервалом в двадцать пять футов, сейчас — только половина. Черными провалами зияли неосвещенные участки гаража.

— Назад! — крикнул Курц, показывая на дверь, из которой они вышли.

Пег О'Тул посмотрела на него, как на чокнутого, не выказав никаких признаков страха, и сунула руку в сумочку, извлекая оттуда свой пистолет.

Началась стрельба.

Глава 2

Когда Курц очнулся в больнице, он сразу понял, что его ранили, но не мог вспомнить, где, когда и кто. Вроде бы с ним был кто-то еще, но любые попытки оживить в памяти что-либо вызывали ощущение зазубренных гвоздей в мозгу.

Курц разбирался в оттенках и сортах боли не хуже, чем некоторые — в винах, но эта боль в голове находилась за пределами оценок. Единственной разумной реакцией на нее мог быть крик, но он не стал кричать долго, поскольку от этого боль только усиливалась.

В палате было темно, но даже слабый свет от оборудования на прикроватном столике резал глаза. Все предметы смотрелись будто окруженные ореолом. Попытка сфокусировать взгляд вызывала тошноту, пробивавшуюся сквозь боль, подобно плавнику акулы, рассекающему маслянистую гладь моря. Чтобы избавиться хоть от нее, Курц закрыл глаза. Теперь он лишь слышат приглушенные больничные звуки, обволакивающие его со всех сторон: переговоры по внутренней связи, скрип резиновых подошв по кафелю, еле слышные разговоры вполголоса, такие, которые услышишь только в больницах и букмекерских конторах. Но все эти звуки, и любой из них в отдельности, в том числе его собственное хриплое дыхание, были слишком громкими для Джо Курца.

Он попытался поднять руку, чтобы потереть правую сторону головы — эпицентр этой вселенской боли, но рука задрожала и осталась на месте, рядом с металлической рамой кровати.

Потребовалось еще две попытки и несколько секунд предобморочного состояния, чтобы напрячь волю и сквозь боль открыть глаза. Понятно, почему правая рука не работает — его просто приковали к кровати наручниками.

Еще через пару минут упорных попыток он разглядел, что левая рука свободна. Курц медленно, с трудом поднял ее и пронес перед лицом. Пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с тошнотой. Он коснулся рукой правой стороны головы над ухом. Боль, казалось, расходилась оттуда волнами, как радиоволны на заставках старых фильмов.

Правая сторона головы была скоплением бинтов и пластыря. Однако не все потеряно, подумал Курц, разглядев, что в него воткнуты всего две капельницы, а в паре футов стоит лишь один попискивающий монитор, вокруг него бегают медсестры и доктора с реанимационными тележками. Значит, состояние, по крайней мере, не критическое. Или на него махнули рукой, вынесли приговор «реанимации не подлежит» и пошли попить кофейку, оставив его умирать в темноте.

— Мать твою, — произнес Курц и вздрогнул. Боль возросла с 7,8 до 8,6 по его собственной шкале агонии по Рихтеру. Он знает, что такое боль, но эта боль... она просто ошеломляла.

Курц уронил руку на грудь, закрыл глаза и позволил себе уйти с поля боя.

— Мистер Курц? Мистер Курц?

Курц проснулся. В глазах все так же плыло, тошнило, но боль стала другой. Еще хуже. Какой-то идиот поднял ему веко и светил в глаз фонариком.

— Мистер Курц?

Голос принадлежал мужчине средних лет с коричневой кожей и добрым взглядом, видимым сквозь очки в черной оправе. На нем был белый халат.

— Я доктор Сингх, мистер Куря. Я работал с вашими ранами в интенсивной терапии, а сейчас вернулся из операционной, где лежит ваш друг.

Курц наконец-то сфокусировал взгляд на его лице. Какой еще друг, хотелось ему спросить, но этот вопрос не стоил того, чтобы открывать рот. По крайней мере, пока.

— Пуля попала в правую сторону вашей головы, мистер Курц, но не проникла внутрь черепной коробки, — произнес Сингх мягким певучим голосом, отдававшимся в голове Курца, как визг трех бензопил, работающих одновременно.

Супермен, подумал Курц. Пули, мать их, отскакивают.

— Почему? — спросил он вслух.

— Что, мистер Курц?

При мысли о том, что снова придется говорить, Курц закрыл глаза.

— Почему... пуля... не... проникла? — с трудом ворочая языком и губами, проговорил он.

Сингх понимающе кивнул.

— Это была пуля небольшого калибра, мистер Курц. Двадцать второго. Кроме того, она прошла сквозь плечо... человека, который был с вами, и срикошетировала от бетонной колонны, находившейся позади вас. Пуля сплющилась и потеряла значительную часть кинетической энергии. Тем не менее если бы в момент попадания вы повернули голову вправо, а не влево, то мы бы извлекали ее из вашего мозга, и это могло бы быть вскрытием, а не операцией.

Исчерпывающе, подумал Курц. Слишком много информации на данный момент.

— В результате, — продолжил пилить голову Курца мягкий певучий голос Сингха, — у вас контузия средней тяжести и внутричерепное кровоизлияние, не требующее трепанации. Левый зрачок не аккомодирует, кровь попала в подглазное пространство, и сейчас белки ваших глаз выглядят кровавыми. Однако все это не столь важно. Завтра мы начнем проверку моторики и постэффектов.

— Кто... — начал было Курц. Он не был уверен, что хочет узнать. Кто стрелял в меня? Кто был со мной? Кто за это ответит?

— Здесь полицейские, мистер Курц, — прервал его мысли Сингх. — Именно поэтому мы не стали вводить сильные обезболивающие с того момента, как вы пришли в сознание. Им надо поговорить с вами.

Курц не стал поворачивать голову, чтобы посмотреть, но доктор сам отошел в сторону, и он увидел двух детективов в гражданской одежде. Один мужчина, одна женщина. Мужчина чернокожий, женщина — белая. Женщину он знал. Когда-то они были влюблены друг в друга.

Чернокожий детектив, опрятно одетый, в твидовом пиджаке, жилетке и старомодном галстуке, подошел ближе.

— Джозеф Курц, я детектив Пол Кемпер. Я и мой напарник расследуем обстоятельства нападения с применением огнестрельного оружия на вас и офицера по надзору Маргарет О'Тул... — начал он. Громкий голос, снисходительная интонация. Вот дерьмо, подумал Курц. Он закрыл глаза и вспомнил, как О'Тул открыла дверь и пропустила его вперед. — ...могут быть использованы против вас в суде, — продолжал мужчина. — Если у вас нет средств, чтобы нанять адвоката, он будет вам предоставлен. Вы ясно понимаете мое изложение ваших прав?

Курц что-то произнес сквозь заполняющую его боль.

— Что? — переспросил Кемпер. Курц передумал. Голос мужчины уже не звучал ни дружески, ни снисходительно.

— Не стрелял в нее, — повторил Курц.

— Вы ясно понимаете ваши права, которые я изложил вам?

— Да.

— Вы желаете, чтобы здесь немедленно появился ваш адвокат?

Желаю «дарвосета» или морфия немедленно, подумал Курц.

— Да... то есть нет. Не надо адвоката.

— Вы можете говорить с нами сейчас?

Сколько еще, мать твою, ты будешь меня расспрашивать, подумал Курц. Потом он понял, что произнес это вслух. Лицо детектива-мужчины приобрело жесткое полицейское выражение «не-смей-материть-меня», а женщина с трудом удерживала смех, стоя у дальней стены. Курцу был хорошо знаком этот смех.

— Как вы оказались в гараже вместе с офицером О'Тул? — спросил Кемпер. Теперь в его голосе не было ни капли снисхождения.

— Совпадение, — проговорил Курц. До сегодняшнего дня он не задумывался, как много слогов в этом слове. Каждый из пяти пронзил его голову, словно раскаленная игла, прошедшая позади глаз.

— Вы стреляли из ее оружия?

— Не помню, — ответил Курц. Сейчас он разговаривал не лучше любого из подозреваемых, которых ему самому приходилось допрашивать.

Кемпер вздохнул и бросил взгляд на свою напарницу. Курц тоже посмотрел на нее и увидел, что и она наблюдает за ним. Очевидно, она его все-таки узнала. Она должна была вспомнить его, едва лишь увидев имя в протоколе. Не поэтому ли она молчит? Она прекрасна, такая же, как в былые годы, сквозь боль подумал Курц. Даже еще прекраснее.

— Вы видели нападавшего или нападавших? — спросил Кемпер.

— Не помню.

— Был ли ваш приход в гараж частью плана, направленного на то, чтобы застрелить офицера О'Тул?

Курц молча посмотрел на него. Да, я-то одурел от боли и контузии, но нельзя же быть таким идиотом. В разговор вмешался доктор Сингх:

— Господа детективы, столь тяжелая контузия часто сопровождается потерей памяти, в том числе о несчастном случае, ее вызвавшем.

— Угу, — откликнулся Кемпер, закрывая блокнот. — Только это не несчастный случай, доктор. И этот парень помнит все, что ему надо.

— Пол, оставь его в покое, — сказала женщина. — У нас есть видеозапись. Пусть Курцу дадут обезболивающее, и он поспит. Мы поговорим с ним утром.

— Утром он встретит нас во всеоружии, продумав все законодательные ходы, — огрызнулся Кемпер.

— Он не станет этого делать, — возразила женщина, качая головой.

С момента последней встречи Курца и Риджби Кинг прошло двадцать лет. Какая там у нее была фамилия в замужестве? Какая-то арабская. Но она оставалась все той же Риджби, которую он знал по приюту отца Бейкера и их службе в Таиланде. Карие глаза, пышная фигура, короткие темные волосы и мгновенно появляющаяся лучезарная улыбка. Словно у той знаменитой гимнастки, в честь которой ей дали имя.

Кемпер вышел из палаты. Риджби подошла к кровати и подняла руку, будто хотела коснуться плеча Курца. Вместо этого она взялась за металлическое ограждение кровати и слегка дернула его, пошатнув прикованную наручниками руку Курца.

— Поспи хоть чуточку, Джо.

— Ага.

Когда ушла и она, Сингх подозвал медсестру, и они что-то вставили в капельницу.

— Обезболивающее и легкое успокоительное, — пояснил доктор. — Мы уже достаточно продержали вас в полубессознательном состоянии, чтобы убедиться в отсутствии постэффектов контузии. Теперь вам можно и поспать.

— Ага, — сказал Курц.

Как только медики вышли из палаты, Курц немедленно подтянул левую руку к лицу и зубами сорвал тампон с пластырем, а затем выдернул иглу капельницы.

Джо Курц прекрасно знал, что может случиться в больнице с беспомощным человеком, накачанным лекарствами. Кроме того, если превозмочь боль, у него найдется о чем подумать до утра.

Глава 3

В четвертом часу ночи в его палату вошли двое мужчин.

Защищаться было нечем. Если бы до этого Курца покормили обедом, он бы исхитрился и стащил столовый нож, спрятав его под подушкой, но его не кормили. Итак, я беззащитен и прикован к кровати наручниками, подумал он. В голову пришла единственная мысль, и он тут же реализовал ее. Перебирая пальцами левой руки трубку капельницы, он добрался до иглы. Длинная толстая игла для внутривенных вливаний. Если нападающий подойдет достаточно близко, можно попытаться ткнуть его иглой в глаз или метнуть ее. Но если у них обоих пистолеты, остается только дернуться влево и свалиться на пол вместе с кроватью, при этом крича и зовя на помощь.

Искоса глядя на две тени, возникшие в дверном проеме, и борясь с головной болью, Курц подумал, что он не уверен, хватит ли ему сил опрокинуть кровать. Кроме того, матрац и сетка, даже больничные, — убогая защита от пули.

К подушке, чуть выше его головы, была прицеплена кнопка вызова медсестры. Правой рукой до нее не дотянуться, поскольку она в наручниках, а стоит ли выпускать из левой руки иглу или демонстрировать ее противникам, непонятно.

Курц следил за силуэтами вошедших с того момента, как эти двое открыли дверь. Когда они прошли дальше, на них упал тусклый свет от медицинского оборудования, стоящего в палате. Первый — высокий, очень худой, в дорогом костюме, с черными волосами, зачесанными назад, и азиатским лицом. У него в руках ничего не было. Второй, находившийся ближе, — крепкий мужчина в инвалидном кресле. Движениями мощных рук он сам вел его к кровати Курца.

Курц не пытался прикидываться спящим. Он внимательно следил за приближающимся мужчиной в кресле. Надежд на то, что это заблудившийся в три часа ночи пациент, не осталось после того, как Курц увидел, что на нем тоже надет костюм. Он не молод, понял Курц, разглядев неровно остриженные редкие седые волосы. Загорелое лицо покрыто морщинами и шрамами, но брови смоляные. Волевой подбородок и жесткий взгляд довершали впечатление. Верхняя часть тела объемная и мощная, но даже при таком свете Курц разглядел, что под брюками скрывались ноги, похожие на высохшие палки.

Азиат с невозмутимым лицом стоял в двух футах позади мужчины в кресле.

Его колеса продолжали скрипеть по кафелю, пока высохшие ноги мужчины не стукнулись о край кровати. Курц посмотрел на него поверх прикованной наручниками правой руки, пытаясь сфокусировать взгляд на его холодных голубых глазах. Оставалось только надеяться, что это дружественный визит.

— Ты — ничтожный, никчемный подонок, кусок дерьма, — прошипел старик. — Это тебе должны были засадить пулю в мозги.

Исчерпывающе, в плане надежды на дружеский визит.

Мужчина замахнулся, и его огромная ладонь припечатала Курца по голове справа, как раз там, где на ней красовался комок тампонов и пластыря, прикрывающий рану.

Попытки справиться с болью, происходившие в течение следующих нескольких секунд, напоминали попытку проехаться на американских горках в Кристал-Бич стоя. Курца тошнило, и он начал терять сознание, но он не позволил себе ни того ни другого. Вместо этого он сжал иглу между средним и безымянным пальцами левой руки. Так держали заточки во время поножовщин в Аттике.

— Ты — дрянной ублюдок, — продолжал мужчина уже во весь голос. — Если она умрет, я задушу тебя своими собственными руками.

Он снова с силой, наотмашь ударил Курца, на этот раз по губам. Но эта боль была ничем по сравнению с болью от первого удара. Курц откинулся назад и увидел руки азиата.

— Майор, нам надо идти, — мягко проговорил тот. Он аккуратно положил ладони на рукоятки кресла и откатил его на метр назад.

Голубые глаза майора продолжали сверлить лицо Курца безумным взглядом. Плевать. По части ненавидящих взглядов я эксперт, подумал Курц. Но следует признать, что этот старик занял бы первое место на конкурсе взглядов, которыми меня когда-либо одаривали.

— Майор, — шепотом произнес азиат. Мужчина в кресле наконец-то оторвал взгляд от Курца, перед этим погрозив ему пальцем. На пальце была кровь, но Курц заметил это только после того, как почувствовал, что кровь стекает по его правому виску.

Азиат развернул кресло и вывез старого мужчину из палаты в полутьму коридора. Ни один из них не обернулся.

Курц не рассчитывал, что ему удастся поспать после этого, вернее, потерять сознание, поскольку при такой боли нормальный сон был просто невозможен, но он все-таки заснул. Когда он проснулся, то увидел перед собой Джеймса Бонда, склонившегося над ним и освещенного лучами утреннего солнца.

Конечно, это не был Джеймс Бонд и не Шон Коннери, лучше всех его сыгравший, но парень хоть куда. Темные волосы, аккуратно уложенные и зачесанные назад, сардоническая усмешка, безупречный костюм от Севиль Роу или что-то в этом духе. Курц никогда не видел костюмов от Севиль Роу. Сияющая белая рубашка с отложным воротничком, галстук из шотландки, завязанный виндзорским узлом, кружевной носовой платок, торчащий из кармана не по небрежности, а чтобы дополнить галстук, со вкусом подобранный «Ролекс», едва выглядывающий из-под идеально выглаженной и накрахмаленной манжеты.

— Мистер Курц? — обратился к нему Джеймс Бонд. — Моя фамилия Кеннеди. Брайан Кеннеди.

Он похож на отпрыска семейства Кеннеди, подумал Курц, на того, который вел самолет и загнал его под гладь морскую вместе с собой и остальными пассажирами.

Брайан Кеннеди уже было собрался протянуть Курцу шикарную визитную карточку кремового цвета, но заметил наручники на правой руке и, не останавливая движения, положил ее на прикроватный столик.

— Как вы себя чувствуете, мистер Курц? — спросил он.

— Кто вы? — с трудом проговорил Курц. Должно быть, мне уже стало лучше, если эти два слога всего лишь заставили запрыгать картинку перед глазами, а не стошнить прямо на него, подумал Курц.

Статный мужчина коснулся пальцем своей визитки.

— Я владелец и управляющий «Эмпайр Стейт секьюрити энд экзекьютив протекшн» — фирмы, производящей и устанавливающей элитное охранное оборудование. Наш филиал в Буффало устанавливал и обслуживал камеры видеонаблюдения в подземном гараже, где вчера произошла перестрелка.

Когда мы вошли в гараж, лампы горели через одну, подумал Курц. Именно это меня и подвело. Воспоминания о перестрелке начали просачиваться в его залитый кровью мозг подобно грязи, подтекающей под закрытую дверь.

Он ничего не ответил Кеннеди-Бонду. Почему этот красавчик здесь? Опасается, что к его компании могут возникнуть претензии со стороны закона? Боль не давала Курцу как следует сосредоточиться на этих размышлениях, и он продолжал молча слушать Кеннеди, глядя ему в глаза.

— Мы предоставили полиции оригинальную запись событий в гараже, — продолжал тот. — Расстояние и угол наблюдения не позволяют увидеть стрелявших, но со всей очевидностью демонстрируют, что ваши действия, как и действия офицера О'Тул, были правильными и ставят вас вне подозрений.

Тогда почему же я до сих пор в наручниках, подумал Курц.

— Как там она? О'Тул? — сказал он вслух.

Лицо Брайана Кеннеди стало каменно-холодным. Джеймс Бонд в печали.

— В нее попали три пули. Двадцать второго калибра. Одна перебила левое ребро. Вторая пробила плечо навылет, срикошетила от потолочной балки и ранила вас. Третья пробила лобную кость и засела в мозгу, в левой передней доле. Они вытаскивали эту пулю пять часов, и пришлось извлечь часть поврежденных тканей мозга. Сейчас она находится в искусственно вызванной коме. Не знаю, что это означает, но похоже, что у нее есть шанс выжить, хотя от последствий ранения она не оправится никогда.

— Я хочу увидеть эту пленку, — сказал Курц. — Если вы, по вашим словам, дали копам оригинал, то, очевидно, предварительно сделали копию.

Кеннеди выпрямился.

— Почему вы... ах да, вы же не помните, как на вас напали, не так ли? Вы не солгали детективам.

Курц выжидательно промолчал.

— Хорошо, — сказал Кеннеди. — Позвоните мне на номер в Буффало, указанный на карточке, когда вы будете в состоянии...

— Сегодня, — обрезал Курц. — Днем.

Кеннеди остановился в дверях, улыбнувшись циничной улыбкой озадаченного Джеймса Бонда.

— Я не думаю, что вы... — начал было он, но потом посмотрел на Курца. — Хорошо, мистер Курц. Безусловно, это не обрадует офицеров, расследующих дело, если, конечно, они узнают, но к моменту вашего визита в офис пленка будет готова к просмотру. Думаю, что вы заслуживаете того, чтобы увидеть ее.

Сделав шаг в коридор, Кеннеди снова остановился.

— Я и Пег помолвлены. Мы собирались сыграть свадьбу в апреле, — мягко произнес он.

Затем Кеннеди наконец ушел, и в дверь вошла медсестра, неся на подносе судно и нечто, похожее на завтрак.

Здесь людно, как на проклятом Центральном вокзале, подумал Курц, когда следом за медсестрой пришел доктор Сингх. Курц не обратил внимания на содержимое подноса, приметив лишь столовый нож. Доктор снова посветил ему в глаза фонариком, пощупал рану через повязку, посетовал на кровотечение. Курц умолчал о затрещине, полученной от Мистера В Кресле. Сингх сказал медсестре, что надо заменить тампон и повязку, а потом объяснил Курцу, что им придется задержать его еще на сутки, чтобы отслеживать его состояние и еще разок сделать рентген головы. В конце разговора Сингх добавил, что офицер, дежуривший у дверей палаты, оставил свой пост.

— Когда он это сделал? — спросил Курц.

Он сидел в кровати, откинувшись на поднятые подушки. Сфокусировать взгляд было уже легче, чем вчера вечером, хотя боль продолжала громыхать в голове подобно ливню с градом по металлической крыше. Это уже не зазубренные гвозди, как ночью. Но свет фонарика вновь пронизал глаза болью, расплывшись желтыми и красными кругами.

— Меня в тот момент не было на дежурстве, — ответил Сингх. — Полагаю, это произошло около полуночи.

Ага, как раз перед визитом Мистера В Кресле и Брюса Ли, подумал Курц.

— Нельзя ли снять наручники? — сказал он вслух. — Я не смогу позавтракать, если у меня будет свободна только левая рука.

Сингх посмотрел на Курца так, будто ему самому было физически больно. Это читалось в печальном выражении его карих глаз даже сквозь очки.

— Мне очень жаль, мистер Курц, действительно. Надеюсь, что кто-нибудь из детективов еще здесь, этажом ниже. Я уверен, что они освободят вас.

Так и произошло.

Через десять минут после того, как Сингх вышел в наполненный шумом больничный коридор, появилась Риджби Кинг. На ней был голубой льняной блейзер, надетый поверх белой футболки, новые джинсы и кроссовки. Под блейзером явственно проступал «глок» калибра девять миллиметров, засунутый в поясную кобуру на правом боку. Риджби молча сняла с его руки наручники и защелкнула их на своем ремне за спиной жестом опытного копа. Она и есть опытный коп, подумал Курц. Он не хотел первым вступать в разговор, но ему была нужна хоть какая-то информация.

— У меня были ночные гости, — сказал он. — После того, как ты ушла с поста в коридоре.

Риджби сложила руки на груди и слегка нахмурилась.

— Кто?

— Это ты мне скажи, кто, — ответил Курц. — Старый мужик в инвалидном кресле и рослый азиат.

Риджби молча кивнула.

— Ты мне скажешь, кто они? — спросил Курц. — Старик в кресле хорошенько треснул меня по голове.

В существующих обстоятельствах мне хотелось бы знать, кто так взбесился по моему поводу.

— Человек в кресле, должно быть, О'Тул, майор в отставке, — ответила Кинг. — Рослый азиат — его бизнес-партнер, вьетнамец. То ли Винх, то ли Тринх, то ли что-то в этом роде.

— Майор О'Тул, — констатировал Курц. — Отец офицера О'Тул, которая была со мной?

— Дядя. Майкл, старший брат Большого Джона О'Тула, хорошо известного в городе.

— Большой Джон? — переспросил Курц.

— Отец Пег О'Тул был настоящим полицейским героем этого города, Джо. Погиб при исполнении около четырех лет назад, незадолго до предполагавшегося выхода в отставку. Конечно, в Аттике ты не мог узнать об этом.

— Еще бы.

— Ты сказал, он тебя ударил?

— Дал хорошую пощечину.

— Он, видимо, считает, что ты как-то виновен в том, что его племянница получила пулю в голову.

— Я ни при чем.

— Ты начинаешь что-то вспоминать?

Странный у нее голос, подумал Курц. Помесь мягкости и раздражения. Или это мне кажется из-за контузии?

— Нет, — вслух ответил он. — Я не могу четко вспомнить ход событий после того, как закончилась наша беседа в ее кабинете. Но могу сказать точно, что не являюсь причиной чего бы то ни было, произошедшего с ней в гараже.

— Как ты можешь быть уверен в этом?

Курц сделал красноречивый жест правой рукой, более не скованной наручниками.

Риджби слегка улыбнулась. Но даже эта едва заметная улыбка напомнила Курцу, за что они прозвали ее Риджби. Она улыбалась, как солнце в ясный день.

— Джо, у тебя были проблемы с офицером О'Тул? — спросила она.

Курц покачал головой и тут же был вынужден обхватить ее обеими руками.

— Тебе очень больно, Джо? — спросила Риджби. Сквозь показное равнодушие тона проглядывало сочувствие.

— Помнишь того парня, которого ты отдубасила своей дубинкой в Пат-Понге, в сквере позади «Галорских кошечек»? — сказал Курц.

— В Бангкоке? — переспросила Риджби. — Ты имеешь в виду парня, который спер бритвенные лезвия у выступавших в секс-шоу и пытался порезать ими меня?

— Ага.

Она нахмурилась, вспоминая.

— Мне тогда пришлось писать объяснительную этому лейтенанту из Королевской морской пехоты, как там его звали, эту задницу?

— Шеридан.

— Ага, — сказала Риджби. — Излишнее применение силы. У того ублюдка часть мозгов вытекла через уши.

— Это была ерунда по сравнению с тем, что сейчас чувствую я, — пояснил Курц.

— Круто, — сказала Риджби. На сей раз безо всякого сочувствия. И пошла к двери.

— Если ты помнишь про лейтенанта Шеридана, ты вполне сможешь вспомнить, что было вчера, Джо, — заявила она.

Курц пожал плечами.

— Когда сделаешь это, позвони нам. Кемперу или мне. Понял?

— Я хочу уйти домой и нажраться аспирина, — ответил Курц, пытаясь придать своему голосу жалобную интонацию.

— Извини. Врачи собираются продержать тебя здесь до завтра. Твоя одежда и бумажник... на хранении. До тех пор, пока ты не сможешь передвигаться самостоятельно, — добавила Риджби и открыла дверь.

— Ридж? — сказал Курц.

Она остановилась и слегка нахмурилась, как будто ее прозвище, тем более краткое, было ей неприятно.

— Я не стрелял в О'Тул и не знаю, кто это сделал.

— Хорошо, Джо, — ответила она. — Но, сам понимаешь, у нас с Кемпером главное подозрение в том, что она и не была мишенью. В гараже был кто-то, кто хотел убить тебя, а бедняжка О'Тул просто оказалась у него на пути.

— Ага, — проронил Курц. — Конечно.

Риджби ушла, не сказав более ни слова. Курц подождал пару минут, с трудом спустил ноги с кровати и минуту сидел, стараясь унять головокружение. Затем он обошел комнату и ванную в поисках одежды, хотя и знал, что ее здесь нет. Поскольку он не воспользовался принесенным медсестрой Рэтчет судном, он задержался в туалете, чтобы отлить. Даже такая мелочь вызвала усиление головной боли.

После этого Курц вышел в коридор, катя перед собой стойку с капельницей, оборудованную колесами. Ничто в мире не выглядит более безобидным и заслуживающим сочувствия, чем мужчина в больничной сорочке с голым задом, виднеющимся сквозь прорезь на спине, толкающий перед собой стойку с подсоединенной к нему капельницей. Медсестра, не та, которая дежурила в его палате, остановилась и спросила, куда он направляется.

— На рентген, — ответил Курц. — Они сказали, чтобы я ехал на лифте.

— Боже. Вам вообще не стоит ходить самому, — сказала молодая медсестра со светлыми волосами. — Идите обратно в палату и лягте. Я пришлю санитара с каталкой.

— Ладно, — согласился Курц.

В первой комнате, в которую он заглянул, были две пожилые женщины, лежавшие на кроватях. Во второй — мальчик. Его отец сидел на стуле рядом с кроватью, очевидно, в ожидании утреннего обхода. Он посмотрел на Курца взглядом оленя, в глаза которому попал луч света от фонаря охотника. Тревога, надежда, обреченность, ожидание выстрела.

— Извините, — сказал Курц и побрел к следующей двери.

Старый мужчина, лежавший на кровати в третьей комнате, несомненно, был при смерти. Занавески нараспашку, других пациентов в палате нет, на больничной карте, лежащей в ногах, маленькая полоска синей бумаги. РНП. «Реанимации не подлежит». Дыхание, несмотря на искусственную вентиляцию, больше походило на предсмертный хрип.

На нижней полке небольшого шкафчика Курц нашел его одежду. Аккуратно сложена. Старомодные брюки в рубчик, слегка малы для меня, но подойдут, рубашка из шотландки, носки, потертые ботинки, слегка велики, плащ, будто из реквизитной Питера Фолка. И шляпа. Старик носил мягкую шляпу, которая была бы в самый раз привидению. С пятнами пота, поля обтрепались и опустились вниз. Интересно, подумал Курц, когда через день-другой родственники будут здесь убираться, заметят ли они пропажу шляпы?

Он пошел к лифту, не глядя по сторонам. В его походке было больше энергии, чем он мог себе позволить в нынешнем состоянии, но его несло. Курц решил сразу спуститься в гараж, а не выходить в вестибюль. Он прошел по гаражу и вышел на улицу сквозь открытые ворота, навстречу солнечному свету и свежему воздуху.

Рядом с приемным покоем стояла машина такси. Курц открыл дверь и свалился на заднее сиденье прежде, чем таксист успел увидеть его и хоть что-то сказать. Он быстро назвал свой адрес.

— Я жду мистера Голдштайна с дочерью, — сказал таксист, не вынимая изо рта зубочистку.

— А я и есть Голдштайн, — сообщил Курц. — А дочка моя решила посетить своего знакомого, который тоже в больнице, так что поехали.

— Мистер Голдштайн вроде бы старик лет восьмидесяти, одноногий.

— О чудеса современной медицины! — откликнулся Курц, глядя таксисту прямо в глаза. — Поехали.

Глава 4

Новое пристанище Курца, «Арбор Инн», представляло собой заброшенную моряцкую гостиницу с баром. Трехэтажное здание треугольной формы стояло посреди пшеничных полей, ныне заросших сорняками, рядом с южной окраиной Буффало. Чтобы добраться до него, надо было пересечь реку по металлическому мосту с одной полосой движения и проехать между заброшенными элеваторами. Пролет моста мог подниматься, если требовалось пропустить идущую по реке баржу, хотя в последнее время нужда в этом возникала не слишком часто. Перед мостом висел знак, гласивший «Подними плуг перед въездом», для сельскохозяйственных машин. Землю за мостом местные называли «Островом», хотя, строго говоря, она таковой не являлась. В воздухе висел горелый запах «Чирио». Единственным работающим предприятием, стоявшим в окружении заброшенных зернохранилищ и силосных башен, был громадный завод «Дженерал Миллс», расположившийся между рекой и озером Эри.

Главный вход в «Арбор Инн» был закрыт, а с тех пор, как здесь поселился Курц, двери запирались на засов с замком. Вход располагался в одной из вершин треугольника, там, где сходились улицы Огайо и Чикаго. На высоте трех метров над землей висела когда-то светившаяся вывеска «Арбор Инн» и трехметровый маяк, настолько изъеденные ржавчиной, что создавалось впечатление, будто кто-то прострочил их из пулемета. Ниже приютилась выцветшая деревянная дощечка с надписью "Сдается в аренду «Эликотт дивелопмент компани» и телефоном с кодом 716. Еще ниже — старая вывеска, гласившая, что здесь подают "Ежедневно — цыплячьи крылышки с чили, сандвичи «Особые».

Курц вынул из тайника запасной ключ, открыл входную дверь, вошел внутрь и запер дверь на замок. Лучи света едва проникали сквозь забитые досками окна, скупо освещая треугольное пространство, где когда-то находился ресторан. Пол был покрыт пылью, обломками столов и отвалившейся штукатуркой. В свое время Курц расчистил себе небольшую дорожку посреди этого хлама. Пахло плесенью и гнилью.

Слева была узкая лестница, ведущая наверх. Курц проверил свои нехитрые ловушки и начал подниматься по ней медленно, постоянно хватаясь за перила, когда головная боль вызывала приступы тошноты.

Перебравшись сюда, он навел порядок в трех комнатах и ванной на втором этаже и обустроил укрытия и потайные ходы во всех девяти. В большой треугольной комнате он даже заменил окна и прибрался, в отличие от небольшой спальни, которую он устроил себе в соседней комнате. Здесь же он соорудил нечто вроде спортзала, повесив тяжелый боксерский мешок и небольшую грушу на пружине для отработки скорости удара. Еще тут была беговая дорожка, которую он подобрал на свалке списанных тренажеров спортивного клуба Буффало и собственноручно отремонтировал. Оттуда же он принес скамейку для работы с весом и разнообразные утяжелители. Курц никогда не был сторонником бодибилдинга, которому фанатично поклонялись в Аттике, и не стал им даже за одиннадцать с половиной лет заключения. Опыт показал, что сила — это хорошо, но скорость и быстрота реакции куда важнее. Тем не менее в течение последних шести месяцев он постоянно давал себе нагрузки. Из двух больших окон комнаты открывался вид на улицы Чикаго и Огайо, заброшенные зернохранилища, силосные башни и заводские здания на западе. Центральное окно выходило туда, где висела рябая от ржавчины вывеска гостиницы.

В спальне не было ничего особенного. Матрац, старый гардероб, в котором Курц хранил белье и одежду, и деревянные жалюзи на окне. В третьей комнате он соорудил книжные полки из кирпичей и досок, закрыв ими обе стены. На полках теснились многочисленные газетные подшивки. На полулежал линялый красный ковер, стояла напольная лампа, которую Арлин чуть не выкинула на свалку, и два совершенно удивительных предмета — кресло и кожаная оттоманка, которую какой-то идиот в Вильямсвилле выставил на улицу рядом со свалкой. Конечно, кожаная обивка выглядела так, будто об нее поточил когти кот весом килограммов в сорок, но Курц аккуратно заклеил все дыры изоляционной лентой.

Он дошел до конца темного коридора, содрал с себя одежду, позаимствованную у умирающего старика, и встал под горячий душ, стараясь не намочить повязку на голове.

Вытершись, Курц взял в руки бритву, выдавил на ладонь порцию пены для бритья и впервые после происшествия в гараже глянул на себя в зеркало.

— Боже мой! — с отвращением проронил он.

Из зеркала на него глядело заросшее и не вполне человеческое лицо. Повязка опять пропиталась кровью, волосы вокруг нее были сбриты. Кожа на правом виске, лбу и вокруг глаз представляла собой один сплошной кровоподтек, превращая лицо в лиловую маску. Глаза были практически такого же ярко-красного цвета, как пропитанная кровью повязка. Левая скула покрыта ссадинами и сыпью. Вероятно, он ударился ею о бетонный пол гаража, когда упал. Левый глаз выглядел как-то ненормально. Похоже, зрачок не мог адекватно сужаться и расширяться.

— Боже, — снова пробормотал Курц. Он еще долго не сможет разносить адресатам любовные послания от клиентов своей фирмы.

Вымывшись и побрившись, он почему-то почувствовал себя еще более грязным и уставшим, но переоделся в чистые джинсы, черную футболку и новые кроссовки. Поверх футболки он надел кожаную куртку-пилот. Когда-то он дал ее своему информатору, старому алкоголику Пруно, но тот вскоре вернул ее, заявив, что она не в его стиле. Куртка выглядела вполне прилично, так что, вероятно, бомж ее и не носил ни разу.

Курц аккуратно надел шляпу и пошел в другую спальню, по соседству со своей. Здесь не было заметно ни малейших следов уборки. Штукатурка кусками валялась на полу, часть потолка обвалилась. Он поднял руку вверх и нащупал скрытую под заплесневевшими обоями дверку. Открыв ее, он достал из потайного шкафчика металлическую коробку, в которой лежал «смит-вессон» 38-го калибра. Револьвер был завернут в чистую тряпку и пах оружейным маслом. Помимо него, там лежали деньги. Курц отсчитал пять сотен и положил остальные деньги обратно вместе с тряпкой.

Затем он проверил барабан, провернув его. Все шесть ячеек с патронами. Он заткнул его за пояс, достал из коробки горсть патронов и положил их в карман куртки. После этого он убрал коробку на место и аккуратно закрыл дверку.

Затем Курц вернулся в большую комнату, подошел к окнам и осмотрелся. Чудесный осенний день. Небо голубое, на улицах практически нет машин. Заросшие сорняками поля на сотни метров вокруг. Заброшенные мельницы и силосные башни на юго-западе.

Курц включил видеомонитор. Когда они с Арлин снимали офис в подвале магазина, торгующего видеофильмами «Только для взрослых», там пользовались этим аппаратом в качестве системы безопасности. Теперь две камеры стояли на улице, контролируя задний двор «Арбор Инн». На экране виднелись заросшие сады, разбитые тротуары и подъездные дороги.

Он открыл шкафчик, стоящий позади боксерской груши, достал запасной мобильный и нажат вызов на номер из записной книжки. Коротко бросив «Через пятнадцать минут», Курц нажал кнопку отмены и набрал другой номер, вызывая такси.

Муниципальные баскетбольные площадки в парке Делавэр представляли собой выставку спортивных дарований западной части штата Нью-Йорк. Несмотря на то что было утро четверга и в школах шли уроки, на них было полно чернокожих мужчин и мальчишек. Они играли просто здорово.

Как только Курц вышел из такси, он увидел неподалеку Анджелину Фарино Феррера. На ней был обтягивающий спортивный костюм. Не настолько обтягивающий, чтобы сквозь него виднелся пистолет «компакт-уитнесс» калибра 0,45 дюйма, который она, скорее всего, как обычно, носила в поясной кобуре. Женщина поддерживала себя в отличной спортивной форме, хоть сейчас на площадку, но не вышла ростом и цветом кожи, чтобы играть с неграми, пускай даже у нее черные волосы и оливковая кожа итальянки по крови.

Курц автоматически подметил двоих ее телохранителей, которых было бы нетрудно найти, даже не будь они единственными белыми в этой толпе. Один стоял в десяти метрах слева, с демонстративным вниманием наблюдая за резвящимися белками, второй — в пятнадцати метрах справа, вплотную к ограждению площадок. Прошлой зимой у нее в телохранителях ходили тупые, коренастые громилы пролетарской наружности, деревенщина из Джерси. Двое нынешних были более худыми, хорошо одетыми и с уложенными, словно у калифорнийских манекенщиков, волосами. Один из них двинулся наперерез Курцу, готовый остановить его и обыскать, но Анджелина Фарино Феррера жестом успокоила парня.

Подойдя ближе, Курц развел руки в стороны, будто для дружеского объятия. На самом деле он просто продемонстрировал, что у него нет оружия ни в руках, ни в карманах куртки.

— Срань господня, Курц, — сказала женщина, когда он остановился в полутора метрах от нее.

— Я тоже рад тебя видеть.

— Ты выглядишь, как персонаж «Духа».

— Кто-кто?

— Комик-оборванец сороковых годов. Он тоже носил синюю маску и мягкую шляпу. Комиксы печатали в «Геральд Трибюн» на специальной страничке. За годы войны мой отец набрал целую подшивку. Он хранил ее в огромном альбоме с кожаной обложкой.

— Угу. Чрезвычайно интересно, — ответил Курц, имея в виду «сможем ли мы разгрести свалившееся дерьмо?».

Анджелина Фарино Феррера покачала головой, усмехнулась и пошла в сторону зоопарка, на восток. К воротам зоопарка шли белые женщины, ведущие за руку детей и опасливо поглядывающие на вездесущих негров, заполонивших пространство вокруг спортивных площадок. Большинство мужчин были одеты только в одни шорты, несмотря на прохладную осеннюю погоду, и их тела маслянисто блестели, покрытые потом.

— Итак, я слышала, что тебя и твоего офицера-надзирателя вчера подстрелили, — сказала Анджелина. — Твой дубовый череп выдержал, а вот она получила пулю в мозги. Поздравляю, Курц. Как всегда. Девяносто процентов везения на десять процентов здравого смысла и умения.

Курц решил не спорить.

— Ты так быстро узнала об этом?

— Есть копы, которые работают и на меня.

Еще бы, подумал Курц. Контузия сделала меня глупее.

— И кто стоит за этим? — продолжила женщина.

Идеальный овал ее лица был достоин скульптур Донателло. Умный взгляд карих глаз, черные волосы, обрезанные под каре до плеч и убранные назад, фигура легкоатлетки создавали совершенный образ. А еще она являлась первой в истории американской мафии женщиной, ставшей доном, главой клана. «Женщина в качестве дона». Итальянская мафия не стремилась идти в ногу со временем, и такой термин, необходимый в рамках нынешней вездесущей политкорректности, вызвал бы у ее представителей изумление. Каждый раз, когда Курц восторгался внешней привлекательностью Анджелины, он старался вспомнить ее рассказ о том, как в свое время она утопила в реке Беличе на Сицилии своего новорожденного ребенка, мальчика, зачатого в результате насилия Эмилио Гонзаги, главы враждебного клана гангстеров, действовавшего в Буффало. Она поведала Курцу об этом случае спокойно, даже с оттенком удовлетворения.

— Я-то думал, это ты мне скажешь, кто в меня стрелял, — ответил Курц.

— Ты их не видел? — спросила она, остановившись.

Вокруг ее ног вились несомые ветром опавшие листья. Телохранители сохраняли дистанцию, не переставая во все глаза следить за Курцем.

— Нет.

— Хорошо. Давай поразмыслим. У тебя есть враги, желающие причинить тебе вред?

Курц дождался, пока она не засмеется сама.

— Мусульмане из блока "Д" все еще блюдут свою «Фатву» относительно тебя. А ребята из клуба на улице Сенеки по-прежнему думают, что ты причастен к гибели их бесстрашного лидера, как там его — Малькольма Кибунте, который прошлой зимой упал в Ниагару и утонул.

Курц продолжал молчать.

— Еще этот громила, хромой индеец, который рассказывает каждому встречному, что собирается убить тебя. Длинноствольный Редхок. Это его настоящее имя?

— Сама знаешь, — ответил Курц. — Разве не ты наняла этого идиота?

— На самом деле это сделал Стиви, — ответила Анджелина, имея в виду своего брата.

— И как дела у нашего Героинчика?

Анджелина пожала плечами.

— После последней поножовщины в Аттике этой весной его никто не видел. Зэки не любят педофилов. Любой мерзавец хочет, чтобы был кто-то пакостнее его самого, чтобы на его фоне выглядеть приличней. Скорее всего, Малыша Стиви отправили куда-нибудь на ферму под федеральную охрану.

— Его адвокат должен бы знать об этом.

— С его адвокатом случилось некое происшествие, которого он не пережил. Прямо у него дома.

Курц осторожно глянул на Анджелину. На ее лице не отразилось ничего. Родной брат был единственным препятствием на пути к власти над семейным «бизнесом» клана Фарино. Устранение его адвоката вывело Стиви из игры еще эффективнее, чем истории про педофилию, запушенные Анджелиной в прессу. Их результатом стали избиения и поножовщина в Аттике.

— Может, меня ловит кто-то еще? — спросил Курц. — Тот, о ком я и не догадываюсь.

— А что мне за это будет?

— А что ты хочешь? — вопросом на вопрос ответил Курц.

— Вот эту куртку, — сказала Анджелина.

— Ты хочешь забрать куртку в обмен на информацию? — непонимающе спросил Курц.

— Нет, засранец ты этакий. Тебе ее подарила Софи после того, как ты ее трахнул. Она такие в «Авирексе» оптом брала.

Вот дерьмо, подумал Курц. Он и забыл, как покойная младшая сестра Анджелины подарила ему эту куртку-пилот. Что и стало одной из причин, по которым он отдал куртку Пруно. Действительно, это был прощальный подарок после бурной ночи. Насколько же я перестал соображать после контузии, подумал он. Выйти на люди в этой куртке. Хорошо, сказал сидящий внутри залитого кровью мозга циник, спишем все это на контузию.

— Я хоть сейчас ее тебе отдам, если ты скажешь, кто еще мог быть вчера в этом чертовом подземном гараже, — произнес Курц вслух.

— Плевать мне на куртку, — ответила Анджелина. — И на то, что ты трахался с Софи, за что и получил ее. Я хочу нанять тебя на службу. Как когда-то она. Как мой папа.

Курц моргнул. Год назад, выйдя из Аттики, он уже думал насчет того, что невозможность легальной работы частным детективом может заставить его проворачивать грязные, но хорошо оплачиваемые дела для таких людей, как дон Фарино или его дочь Софи. Не то что это доставило бы ему удовольствие, в особенности если бы это коснулось ныне покойного дона и его дочери, также покойной.

— Ты спятила, — сказал Курц.

— Это моя цена за информацию, — ответила Анджелина, пожав плечами.

— Ты точно спятила. Ты хочешь нанять меня в нынешнем моем состоянии? Парикмахером для твоих парней, что ли? — спросил он, мотнув головой в сторону телохранителей.

— Ты не слушаешь меня, Курц. Ты нужен мне в качестве следователя.

— За стандартную таксу?

— За круглую сумму, если будешь хорошо работать.

— Сколь круглую?

— Пятнадцать тысяч, если выдашь имя и адрес. Десять тысяч за имя.

Курц выдохнул и замолчал. Казалось, его голову отнесло на пару футов влево. Глаза болели даже от мягкого цвета осенних листьев. Баскетболисты громко заорали, видимо, оценив особо удачный подбор мяча. Где-то в зоопарке кашлянул престарелый лев. Тишина становилась звенящей.

— Ты раздумываешь. Курц, или у тебя момент истины?

— Скажи, что я должен расследовать, и я отвечу, возьмусь ли я за дело.

Женщина сложила руки на груди, наблюдая за баскетболистами. Один из парней помоложе встретился с ней взглядом и свистнул. Телохранители напряглись. Анджелина ухмыльнулась, глядя на парнишку с мячом в руках, и снова обернулась к Курцу.

— Кто-то убивает моих людей. Если точнее, убил уже пятерых.

— Кто-то, кого ты не знаешь.

— Ага.

— Ты хочешь его найти.

— Ага.

— И чтобы я прикончил его.

Анджелина Фарино Феррера закатила глаза.

— Нет, Курц. Для этого у меня есть специальные люди. Просто найди его. Чтобы его причастность была вне сомнений. Найди и назови нам имя. Плюс пять тысяч за его текущее местонахождение.

— А разве твои специальные люди не в состоянии найти и прикончить его?

— Они специалисты другого профиля.

Курц кивнул.

— Те, кого убили, — твои приближенные? Или просто шестерки?

— Не совсем. Агенты. Связные. Постоянные клиенты. Объясню позже.

Курц задумался. Пачка денег в кармане была одной из последних. Где та грань этики, которую он перейдет, найдя человека и выдав его гангстерам? Проблема, однако.

— Гарантированные пятнадцать тысяч, половина — сейчас. Я найду его и дам тебе точное местонахождение, — сказал Курц, устав бороться с этической проблемой.

— Сейчас — треть, — ответила Анджелина. Она развернулась спиной к баскетбольным площадкам и достала из кармана спортивного костюма пять тысяч, заранее свернутые в тугой рулончик.

Как хорошо быть предсказуемым, подумал Курц.

— Я хоть сейчас тебе это скажу.

Анджелина сделала шаг назад. Ее глаза потемнели.

— Новый глава семьи Гонзага. Сын Эмилио, который тусуется во Флориде.

— Нет, — отрубила Анджелина. — Это не Тома.

Курц удивленно поднял брови. Анджелина назвала сына ныне мертвого дона по имени. Она никогда не питала к семье Гонзага особой нежности. Инстинкт частного детектива подсказывал ему, что с прошлой историей, когда Эмилио Гонзага изнасиловал Анджелину и покалечил ее отца, что-то не так.

— Хорошо, — произнес он вслух. — Я займусь этим делом, как только улажу свою маленькую проблему. Так ты собираешься сказать мне что-нибудь по поводу этого нападения?

— Сегодня после полудня я пришлю Колина к тебе в офис на Чипьюа. Он принесет бумаги, — сказала Анджелина, кивнув в сторону более рослого телохранителя.

— Колин? — переспросил Курц, снова подняв брови и тут же пожалев об этом. Больно. — Хорошо. Мой ход. Кто стрелял в меня?

— Я не знаю, кто в тебя стрелял, но знаю, кто за тобой следил последние пару дней, — ответила Анджелина.

Все это время Курца не было в городе. Он развозил письма влюбленных.

— И кто?

— Тома Гонзага.

Курцу показалось, что его обдало холодом.

— Зачем?

— Точно не знаю. Но десяток его парней, новичков, следили за твоей берлогой рядом с заводом «Чирио» и за твоим офисом на Чипьюа. А еще пара ошивалась около «Блюз Франклин».

— Хорошо. Не слишком много, но и на том спасибо, — вздохнул Курц.

— Есть еще одно дело, Курц, — сказала Анджелина, застегивая молнию на куртке.

— Чего?

— Есть слухи... болтают на улице, знаешь ли, всякое... что Тома пригласил Датчанина.

Сквозь пульсирующую головную боль начала пробиваться дурнота. Датчанином звали легендарного киллера из Европы. Он не слишком часто наведывался в Буффало по «работе». Курц лично столкнулся с ним во время его последнего визита. В тот день дон Байрон Фарино, его дочь Софи и еще несколько человек были застрелены в казавшемся неприступным особняке семьи Фарино.

— Ну что ж... — начал было Курц.

Ему было нечего сказать. Понятно, что, если бы Тома Гонзага хотел убрать Джо Курца, он не стал бы вызывать для этого Датчанина. И Анджелина Фарино Феррера прекрасно это понимает. Если вызывают убийцу такого ранга и столь дорогостоящего, скорее всего, Гонзага делает это, чтобы устранить единственного настоящего соперника на территории западного Нью-Йорка — Анджелину Фарино Феррера.

— Хорошо, — повторил Курц. — Я займусь этим, когда выясню, кто меня подстрелил.

Женщина, к которой теперь следовало обращаться «дон Фарино», кивнула и застегнула молнию до конца. Затем она спортивной трусцой побежала в сторону границы парка и задней ограды зоопарка сначала по желтым опавшим листьям, потом по петляющей тропинке. Телохранители мигом вскочили в «Линкольн Таун Кар», припаркованный неподалеку, завели мотор и поехали следом.

Курц поправил стариковскую шляпу, чтобы она не очень давила на повязку. Голова и так раскатывается от боли. Не помогло. Он осмотрелся в поисках скамейки. Хорошо, ни одной нет. Курц с трудом подавил желание найти скамейку и лечь на нее, скрючившись в позе эмбриона, чтобы поспать.

Баскетболисты начата уходить с площадки, освобождая ее для других игроков. Взмокшие от пота, они обменивались напыщенными фразами и замысловатыми ругательствами. Курц достал из кармана куртки мобильный и вызвал такси.

Глава 5

Насколько было известно Курцу, Арлин с радостью восприняла их переезд обратно на Чипьюа. Перед тем как он загремел в Аттику, они снимали здесь офис для своей частной сыскной конторы. Тогда это был совершенно необустроенный район. В прошлом году, когда Курц вышел на свободу, они задешево сняли помещение в подвале магазина видеофильмов в деловом квартале Буффало. Весной, когда весь квартал сносили с применением взрывчатки, Курц хотел было устроить офис в «Арбор Инн» или в здании одного из заброшенных элеваторов, но Арлин добавила денег из своих и настояла на том, чтобы снова обосноваться на Чипьюа. Чипьюа так Чипьюа, согласился Курц.

Тринадцать лет назад заправилой бизнеса был Курц. Его напарницей была Саманта Филдинг, а Арлин работала у них секретаршей. Район был в упадке, но потом выправился. Появилось множество небольших кафе, букинистических лавок, не меньше четырех тату-салонов и один оружейный магазин — любимое место Курца. Во времена его юности, в семидесятых, Чипьюа полностью состояла из магазинов, торговавших порнографией, и была забита под завязку проститутками и уличными наркоторговцами. Он знал это не понаслышке.

Сейчас улица стала островком процветания в разлагающейся громаде Большого Буффало. Если не выходить за ее пределы, можно было бы решить, что Буффало в целом — неплохое место для жизни. Жизнь проистекала в трех кварталах между улицами Эльмвуд и Мэйн. Яркие огни, бары, ночные клубы, паркующиеся у тротуаров лимузины, модные рестораны, пешеходы, не боящиеся выходить на улицу после шести вечера. Ночные клубы закрывались в два часа пополуночи. А еще эти «Старбаксы». Курцу казалось, что местные гордятся ими сверх всякой меры.

Когда Арлин нашла деньги на офис, Курц поставил одно-единственное условие: офис не должен находиться над «Старбаксом». Он их ненавидел. Кофе у них, конечно, нормальный. Курца не могло обескуражить качество. Главное, чтобы в нем не плавали тараканы или что похуже. Просто, по его мнению, как только в округе появлялся «Старбакс», местность зарастала дерьмом. Вернее, становилась дерьмом высшего класса, диснеевской пародией на самое себя.

Арлин согласилась с тем, что можно избежать соседства конкретно с этой сетью кафе, и ближайший «Старбакс» находился в полутора кварталах к западу от них. И двумя этажами ниже. Однако ходили слухи, что скоро откроется еще один. Чуть ли не напротив их офиса, на другой стороне улицы.

Сейчас, подымаясь на третий этаж и мучительно преодолевая два лестничных марша и дверь, Курц, кажется, понял, почему Арлин хотела обосноваться именно здесь. За то время, что он сидел за решеткой, она потеряла обоих своих мужчин. Сначала подросток-сын погиб в автомобильной аварии. Потом муж умер от сердечного приступа. Они оба были помешаны на компьютерах, но все равно главным хакером в семье всегда считалась Арлин. Она и теперь виртуозно обращалась с машинами, без проблем получая доступ к файлам и базам данных окружной прокуратуры Эри, несмотря на то что уже пять лет как оттуда уволилась.

Она работала нещадно и курила так же. Помимо этого, у нее в жизни осталась только любовь к детективным триллерам. Она ходила в офис, забавляясь со всеми этими «Первыми Любовями» и «Свадебными колоколами», хотя с тем же успехом могла связаться с необходимыми Интернет-серверами в любое время дня и ночи, не выходя за порог своего дома в Чиктоваге, пригороде Буффало. Но здесь, как понял Курц, она даже в два часа ночи чувствовала себя в центре жизни. За окном, выходившим на юг, сновали люди, ездили машины и горели яркие огни. Прямо как в большом городе.

Он задержался в дверях. Непонятно, как среагирует она на все это — ранение в голову, пропитанная кровью повязка, лицо в виде лиловой маски, ссадина во всю левую скулу, налитые кровью, словно у демона, глаза.

— Эгей! — проронил он, проходя мимо своего захламленного стола к ее, находившемуся в безукоризненном порядке.

— Сам эгей! — откликнулась Арлин, продолжая барабанить по клавиатуре и вперившись взглядом в экран монитора. Из ее рта свисала сигарета «Мальборо», приклеившаяся к губе, ее голову окутывали клубы дыма, медленно утекавшие в небольшое окно, закрытое сеткой и располагавшееся по соседству с большим, застекленным.

Курц оперся на край стола и прокашлялся.

Она прекратила избиение клавиатуры, стряхнула пепел с сигареты и посмотрела на него. Их разделяло меньше метра.

— Неплохо выглядишь, Джо. Начал сбрасывать вес?

Курц вздохнул.

— Гейл тебе звонила?

Гейл Ди Марко, невестка и подруга Арлин, работала в педиатрическом отделении окружного медицинского центра, в котором Курц еще пару часов назад лежал, прикованный наручниками к кровати.

— Естественно, звонила, — ответила Арлин. — Сейчас она работает только в дневную смену, из-за Рэйчел. Она увидела твое имя в списке вновь поступивших в восемь утра сегодня, когда пришла на работу. Когда она смогла выбрать время, чтобы тебя проведать, ты уже смылся.

Курц кивнул.

— Кроме того, копы уже были здесь с утра. Искали тебя.

Курц снял шляпу и почесал рану сквозь повязку.

— Кемпер?

— И женщина по фамилии Кинг.

Курц посмотрел на нее. Он расстался с Риджби до того, как он и Сэм открыли свое агентство и пригласили на работу Арлин. Сэм ничего не знала о Риджби. Значит, не знала и Арлин. Или знала?

Пол под ногами и стол вдруг качнулись, как лодка на большой волне. Курц судорожно вдохнул и заковылял к своему столу. Он плюхнулся на свой офисный стул несколько более неуклюже, чем рассчитывал, и бросил шляпу на пол. На внутренней ленте виднелась кровь.

Арлин одним тычком затушила сигарету, встала из-за стола и подошла к нему. Осторожно, одними кончиками пальцев она стала потихоньку разматывать повязку и отклеивать пластырь. Курц хотел было оттолкнуть ее в сторону, но руки не слушались, будто их снова сковали наручниками.

— Сиди спокойно, Джо.

Она начала аккуратно отдирать тампоны, пропитанные засохшей кровью. Курц закусил губу, но промолчал.

— Ох, Джо, — вздохнула Арлин.

Даже малейшее прикосновение ее пальцев к ране причиняло боль. Но сейчас все причиняло ему боль, и эта была лишь дополнительным источником шума на фоне рева реактивного двигателя.

— Такое впечатление, что сквозь эти швы можно разглядывать череп, — невозмутимо добавила Арлин. — Похоже, от него откололся кусок кости. Нет-нет, не трогай сам. И не шевелись. Просто подержи пластырь вот здесь.

Она выбросила повязку в корзину для мусора. Курц успел заметить, что тампон покрыт не только кровью, но и выдранными волосами. Арлин полезла в левый нижний ящик своего стола и достала большой пакет с комплектом первой помощи. Он всегда там лежал, так же как и «рюгер» калибра 0,357 дюйма в правом верхнем ящике.

Когда она обработала рану чем-то, обжегшим кожу не хуже керосина, Курц закрыл глаза. Арлин наложила новый тампон и стала наклеивать полосы пластыря, отрывая их от рулона зубами.

— Итак, Джо, что будем делать? Ты знаешь, кто стрелял в тебя?

— Я ничего не помню о самой перестрелке.

— Как ты думаешь, они охотились на тебя или на О'Тул? Гейл сказала, что офицер по надзору сейчас в очень плохом состоянии.

— Я не знаю, кого из нас хотели убить, — ответил Курц. — Вряд ли они охотились за нами обоими сразу. У нас просто не может быть общих врагов. Больше шансов, что им был нужен я.

— Ага, — согласилась Арлин, заканчивая обработку раны. — Не шевелись еще пару минут.

Она снова подошла к своему столу и достала оттуда бутылку «Джек Дэниэлс» и два стакана. Налив виски в оба, она подала ему один из них.

— Удачи нам, — сказала она и выпила свою порцию.

Курц выпил виски. Сейчас напиток показался ему чем-то вроде лекарства, но распространяющееся по телу тепло слегка ослабило головную боль.

— Мне нужно кое-что извлечь из компьютера, — сказал он, наклонившись вперед и опершись локтями о стол. Папки фирмы «Первая любовь» в картонных обложках заскрипели. Курц уставился на свой пустой стакан.

— Что именно? — спросила Арлин, прикуривая очередную «Мальборо».

— Все, что есть.

— Из чьего компьютера?

— Офицера по надзору Маргарет О'Тул, — ответил Курц, аккуратно надевая на голову шляпу.

Арлин искоса глянула на него сквозь сигаретный дым.

— Скорее всего, на него уже наложили лапу копы. Перелопатили весь винчестер в поисках улик.

— Я уже думал об этом, — сказал Курц. — Компьютер стоит в здании администрации округа. Он является собственностью администрации. Есть шанс, что они просто... сделали, что там для этого нужно, чтобы скопировать все файлы с диска. Это же не уничтожает информацию?

— Конечно, — согласилась Арлин. — Все равно остается вероятность того, что они сняли с машины винчестер и отправили его в криминалистическую лабораторию или что-то в этом роде, чтобы поискать ранее стертые файлы.

Курц пожал плечами.

— Но в том случае, если они не снимали диск... или вообще еще до него не добрались...

— Мы можем скопировать с него все, что на нем есть, — закончила за него Арлин. — И как ты собираешься прийти в офис О'Тул средь бела дня? Это в том здании, где произошла перестрелка? Там сейчас должно быть полным-полно копов и криминалистов. Офис опечатали и проход затянули желтой лентой.

— Ночью, — сказал Курц. — Ты можешь дать мне все необходимое, чтобы скопировать файлы?

— Конечно, — усмехнулась Арлин. — Но ты свихнешься, делая это. У тебя еле получается выйти в Интернет и загрузить нужный файл со страницы.

— Неправда.

— Ладно, пускай неправда. Но ты все равно свихнешься, когда потребуется копировать файлы на запасной диск, хотя, в принципе, в этом нет ничего сложного. Этой ночью я пойду туда вместе с тобой.

— Черта с два.

— Я пойду с тобой, — повторила Арлин. — Что мы делаем сейчас?

— Найди все, что сможешь, о покойном отце Пег О'Тул. Большой Джон О'Тул. Он был...

— Копом, — продолжила Арлин, стряхивая пепел. — Погиб при исполнении около четырех лет назад. Я помню, сколько шума было в прессе и на телевидении по этому поводу.

— Ага, — согласился Курц. Затем он рассказал Арлин о своих ночных посетителях. — Раскопай все, что сможешь, насчет этого брата Большого Джона, майора в отставке. Это тот, который был в инвалидном кресле. И насчет этого рослого азиата. Вьетнамец, тоже лет шестидесяти. То ли Винх, то ли Тринх. Их что-то связывает. По всей видимости, этот Винх работает на майора.

— Винх, или Тринх, и майор О'Тул. Фамилии есть, а имена?

— Вот их-то ты и найдешь.

— Хорошо. До вечера я успею найти все, что в моих силах. Что-то еще?

— Ага, — выдохнул Курц.

За пару минут Арлин нашла в «Гугле» все возможное и распечатала список. Еще за пару минут Курц его просмотрел. В районе штата Нью-Йорк, идущем по коду 716, а также прилегающих, имелось сто двадцать три парка отдыха. Первым в алфавитном списке стоял «Замок Аладдинов» (именно так, во множественном числе), на Альберта-драйв, в Буффало, последним — «Дурацкий мир для детей», на Ярмарочной улице в Ниагара-Фоллс, в названии которого почему-то заменили "С" на «Зет».

— И что тебе с этого? — поинтересовалась Арлин.

— То, что эти люди в сортир сами сходить не могут.

— В смысле?

— Заброшенный парк, фотографии которого мне показывала О'Тул, явно отсутствует в этом списке. Это, по большей части, залы игровых автоматов при торговых центрах и аквапарки.

— Кроме «Сикс Флэгс» в Дэрьен-Лейк.

— Ага.

— "Фантастический остров" на Грэнд-Айленде — самый настоящий парк отдыха, — сказала Арлин, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу и глядя на то как порывы осеннего ветра ударяют в большое окно офиса.

— Он в полном порядке. Продолжает функционировать, — возразил Курц. — На тех фотографиях, которые я видел, — основательно заброшенное место. Тот парк не работает уже не один год. А может, и не одно десятилетие.

— Так ты хочешь, чтобы я сделала более подробный поиск — по зонам, по разрешениям на застройку, выданным администрацией округа, по заголовкам и газетным статьям? Насколько далеко надо залезть по времени?

— Возможно, с конца шестидесятых, — ответил Курц.

Арлин кивнула, затушила сигарету и сделала пометку на стенографической доске.

— Только в окрестностях Буффало?

Курц потер ладонями виски. Пульсирующая боль то усиливалась, то ослабевала, не давая ему ни секунды покоя.

— Я даже не знаю, находится ли это место в пределах штата Нью-Йорк. Давай для начала посмотрим область, скажем, от западной границы штата до Фингер-Лейкс.

Арлин сделала еще одну пометку.

— Полагаю, если этой ночью мы отправимся за копиями файлов, ты сможешь еще раз взглянуть на эти фотографии.

— Я вообще хочу спереть их оттуда, — ответил Курц.

— Но ты понятия не имеешь, насколько они важны, не так ли?

— Это не улика, — сказал Курц. — Есть шанс, что они вообще гроша ломаного не стоят. Но в том, что она показала их мне, есть что-то роковое.

— Почему, Джо? Ты же хороший частный детектив... был.

Курц нахмурился и встал.

— Ты ведь не на машине, правда? — спросила Арлин.

— Еще бы. Копы наложили лапу на мой «Пинто». Держат его в том подземном гараже. Скорее всего, доверху обмотали своей желтой лентой с надписью «Место совершения преступления».

— Возможно, это пошло на пользу его внешнему виду, — сказала Арлин, одним тычком затушив сигарету. — Тебя подвезти?

— Пока не надо. Я вызову такси. Мне нужно кое с кем поговорить.

— У Пруно каникулы в честь Хэллоуина, не забыл?

— Не забыл, — ответил Курц. Его лучший информатор, бомж-алкоголик Пруно, регулярно исчезал из поля зрения на три недели, начиная в октябре и до Хэллоуина. Никто не знал, куда он девается в это время.

— Может, тебе поговорить с этой Феррера, — добавила Арлин. — Какое бы дерьмо ни случилось в этом городе, она обычно знает о нем все. Вернее, обычно является его составной частью.

— Ага, — сказал Курц. — Спасибо, что напомнила. Сегодня к нам должен зайти гангстер в костюме от Армани с кучей бумаг. Смотри, не пытайся пристрелить его из пушки, которая лежит у тебя в столе.

— Гангстер в костюме от Армани?

— Его зовут Колин.

— Гангстер по имени Колин, — повторила за ним Арлин. — У тебя глюки от этой твоей контузии, Джо.

— Заезжай за мной в девять тридцать в «Арбор Инн», — сказал Курц. — Оттуда мы оба поедем в Гражданский отдел.

— Девять тридцать? Времени до черта. Что ты собираешься делать?

Вместо ответа Курц коснулся пальцами шляпы, прощаясь, и вышел на лестницу. Тридцать девять ступенек, и каждая отдалась в его голове болью.

Глава 6

Проныре были известны и имена, и адреса. У Проныры были фотографии. А в кармане брюк рабочего костюма лежала «беретта элит II» калибра 9 миллиметров с глушителем. Он с удовольствием вдыхал запах оружейного масла на ней. А еще у него была эрекция на всех заказанных.

В адресе значилась Локавана, старый пригород Буффало. Вонючая дыра. Ряды высоких домов с узкими фасадами, обшитых одинаковым сайдингом серого цвета. Подъездная дорога есть, а гаража нет. Здесь ни у кого нет гаража. Никакой веранды или крыльца. Четыре невысокие ступеньки перед дверью, и все. Даже в такой солнечный день вся окружающая местность выглядела серой и мрачной, будто ее укутала серым покрывалом угольная пыль из заброшенных шахт неподалеку.

Проныра припарковал свой «Астро Вэн», вышел, нажал на кнопку запирания замков и небрежной походкой направился к входной двери. Куртка скрывала выпирающие от эрекции штаны, но не была застегнута настолько, чтобы помешать ему достать пистолет из кармана.

После того как он позвонил в дверь третий раз, ему открыла маленькая девочка. На взгляд ей лет пять-шесть. Может, семь. Проныре было без разницы. Он не увлекался детьми.

— Хай, — радостным тоном произнес он. — Теренс Уильямс здесь живет?

— Папочка наверху, в душе, — ответила малышка.

Ничего не сказав по поводу необычно выглядящего лица Проныры, она развернулась на носках и пошла внутрь, не закрыв дверь, подразумевая, что он пойдет за ней.

Продолжая улыбаться, Проныра пошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Из двери, ведущей на кухню в конце коридора, показалась женщина. Она вытирала руки кухонным полотенцем. Ее лицо слегка раскраснелось, видимо, она только что что-то готовила на плите. В отличие от маленькой девочки, она среагировала на его лицо, хотя и попыталась скрыть это.

— Чем могу помочь? — спросила она.

Это была крупная женщина с широкими бедрами. Не в его вкусе. Ему нравились волчки — миниатюрные женщины, с такой можно усесться, насадить ее себе на член и повертеть, как куклу.

— Да, мадам, — ответил Проныра. Он всегда разговаривал вежливо. Его учили этому в детстве. — У меня посылка для Теренса.

Женщина нахмурилась еще сильнее. Она и так не слишком дружелюбно на него смотрела, подумал Проныра. Ему нравились женщины с дружелюбным взглядом. Маленькая девочка пробежала мимо них из столовой в свою небольшую комнатку, а потом обратно. Дом просто крошечный. Здесь обычно пахнет кислой капустой, подумал Проныра. И эта женщина с недружелюбным взглядом тоже наверняка пахнет кислой капустой. Но сейчас запах стоял чудесный. Она, видимо, что-то печет.

— Вас прислал Боло? — с подозрением в голосе спросила она.

— Да, мадам. Меня прислал Боло.

Девочка снова пробежала мимо них, расставив руки в стороны и изображая звуки летящего самолета.

— Где посылка?

Проныра похлопал рукой по карману брюк, ощутив под ладонью сталь.

— Вам придется подождать, — сказала женщина, показав взглядом на небольшую паршивую комнатенку, в которой стоял пружинный диван и неудобная раскладная кровать, какую обычно покупают мальчикам-подросткам. — Можете присесть здесь.

Она снова нахмурилась, посмотрев на бейсболку Проныры. Будто он должен ее снять только потому, что вошел в дом. Проныра никогда не снимал свою бейсболку с эмблемой «Доджерс». Проныры, как и он.

— Без проблем, — ответил он, улыбнувшись и слегка кивнув.

Он прошел в комнатушку и достал из кармана «беретту» с глушителем. Когда девчушка в очередной раз пробегала мимо, изображая самолет, он убил ее одним выстрелом. А потом и широкобедрую женщину, когда та побежала вверх по лестнице. Перешагнув через ее тело, он пошел вверх в направлении звуков льющейся воды.

Толстый мужчина отодвинул занавеску душевой и уставился на Проныру с пистолетом в руке. Его белая кожа, покрытая волосами, и пухлое тело раздражали Проныру. Он терпеть не мог смотреть на обнаженных мужчин.

— Хай, Терри! — сказал Проныра, наводя на него пистолет.

Толстяк судорожно задернул занавеску, будто она могла защитить его от пуль. Проныра усмехнулся. И в самом деле смешно. Он выстрелил сквозь занавеску пять раз. На занавеске были нарисованы стайки синих, красных и желтых рыбок. Вряд ли желтые, красные и синие рыбки плавают вместе, подумал Проныра.

Толстяк вывалился лицом вперед, сорвав занавеску вместе с трубой, на которой она висела. Это даже не была полноценная ванна. Просто поддон с занавеской и кое-как прилепленной душевой насадкой. Толстяк лежал, перекинувшись через край поддона. Как люди могут так жить, подумал Проныра.

Жирная волосатая задница Терри торчала над краем поддона. Голова, грудь и руки лежали на скомканной занавеске с идиотскими рыбками. Кровь струями текла в сторону его ступней, уходя в сливное отверстие. Проныре совсем не хотелось притрагиваться к этой груде мокрой и липкой плоти. На спине виднелись два выходных отверстия от пуль, из которых толчками лилась пузырящаяся кровь. Проныра нащупал сквозь занавеску голову мужчины, ухватил его за волосы, чему не слишком помешал дешевый пластик, приподнял голову вверх и приставил срез глушителя ко лбу, глядя на безумно расширившиеся глаза, а потом спустил курок.

После этого он подобрал стреляные гильзы, снова спустился по лестнице и обыскал все комнаты, одну за другой, от подвала и до второго этажа. По дороге он подобрал две гильзы, валявшиеся на полу в коридоре. Он израсходовал восемь патронов. В обойме еще два. Пригодятся на случай, если в доме есть еще один ребенок, или тетушка-инвалид, или кто-нибудь еще. Кроме того, у него был с собой универсальный походный нож.

Больше в доме никого не было. В тишине раздавался лишь шум воды в душе. Неожиданно на кухне засвистел стоящий на плите чайник.

Проныра пошел на кухню и выключил конфорку под чайником. Старомодная газовая плита. На кухонном столе лежали свежеиспеченные печенья с шоколадом. Проныра съел три штуки, достал из холодильника бутылку с молоком и отхлебнул. Стеклянная бутылка. Ничего, на руках-то перчатки.

Отвинтив глушитель с пистолета, он убрал оружие в карман, открыл нараспашку кухонную дверь и подошел к двери, ведущей на улицу, чтобы посмотреть наружу сквозь узкие полоски стекла. Улица была столь же пустынной и серой, как и до того момента, как он вошел в дом. Проныра вышел наружу, аккуратно закрыв за собой дверь.

Затем он подошел к своему «Астро Вэну», завел мотор и подогнал машину вплотную к двери. Микроавтобус целиком загородил дверной проем. Соседи ни черта не разглядят. Проныра достал из кузова три больших почтовых мешка и вошел обратно в дом. Пришлось сходить три раза, перетаскивая по одному телу в каждом мешке. Встречаясь с металлическим полом кузова, они издавали странный глухой звук. Он приберег тело ребенка напоследок, потратив основные усилия на перетаскивание Мистера и Миссис Сальные Задницы.

Спустя пятнадцать минут он выехал из города по Интерстэйт-90 и ткнул кнопку настройки на 88,7 ФМ. Самая классная джазовая радиостанция в Буффало. Проныре нравился джаз, и он начал насвистывать, похлопывая руками по баранке.

Глава 7

Курц слушал джаз, сидя в кафе «Блюз Франклин». Он пришел сюда не за этим. До открытия заведения оставалось еще пять часов, но, когда он постучал в дверь, одна из внучек Папаши Брюса, не Руби, официантка, а, кажется, Летиция, младшая, с ужасом глянула на его лицо и шляпу и бегом побежала за дедом. На низенькой сцене за белым «Стейнвеем» сидел молодой чернокожий музыкант, что-то наигрывая. Папаша Брюс специально держал у себя этот рояль. Иногда к нему заходили джазовые пианисты самого высокого класса. Курц сел за стол у задней стены, на свое любимое место, и начал слегка раскачиваться на стуле, слушая музыку.

Из двери, ведущей на кухню, вышел Папаша Брюс, вытирая руки о белый фартук. Старик никогда не садился за стол с клиентами, но на этот раз он взялся рукой за спинку стула и присел рядом с Курцем, качая головой и цокая языком.

— Надеюсь, тот парень, что это сделал, выглядит еще краше.

— Я понятия не имею, кто он, — сказал Курц. — Поэтому и пришел. В последние пару дней кто-нибудь спрашивал обо мне?

— Буквально этим утром, — ответил Папаша Брюс, почесав свою короткую седую бороду. — Куча белых парней, и все спрашивали про тебя. Я уже хотел было повесить табличку «Джо Курца здесь нет и не было, проваливайте».

Курц промолчал, ожидая продолжения.

— Первой была женщина-коп. Давным-давно вы часто ходили сюда вместе, когда были почти что детьми, Джо. В этот раз она представилась детективом Кинг, но тогда ты звал ее Риджби. В те времена я имел полное право дать вам обоим пинка под зад по причине несовершеннолетнего возраста, и все такое, но ты так любил музыку и ее учил в музыке разбираться. И искал способ снять с нее трусики. Я видел и это.

— Еще кто?

— Трое свиней, тоже этим утром. Похоже, шестерки. Очень вежливые. Сказали, что у них деньги для тебя есть. Угу-угу. Как бы нарыть Джо Курца да отдать ему большой мешок с деньгами. Я такого в жизни насмотрелся.

Курцу было незачем спрашивать, сказал ли им хоть что-то Папаша Брюс.

— И как выглядели эти трое? Хорошо одетые, с уложенными, словно у манекенщиков, волосами?

Папаша Брюс рассмеялся спокойным, бархатистым смехом.

— Может, с точки зрения свиней, они и хорошо одеты. Сам знаешь. Все эти белые воротнички с торчащими углами, совершенно не сочетающиеся с рубашками и костюмами. Костюмы, купленные прямо с грузовика, которых никогда не касалась рука портного. Волосы уложенные? Ну да, зачесанные назад и напомаженные, будто бутербродным маслом.

Люди Гонзаги. А не Фарино Феррера, понял Курц.

— Кто-нибудь еще?

Папаша Брюс снова рассмеялся.

— А сколько тебе надо на твою задницу, чтобы почувствовать себя знаменитостью? Может, тебе аспирину дать?

— Нет, спасибо. Значит, ты не слышал, чтобы кто-нибудь хотел шлепнуть меня?

— Ну, ты не спрашивал об этом. Естественно, слышал. Недели три назад в последний раз. Этот хромой индеец-полукровка. Нажрался и рассказывал двум типам из А. Б. о том, что собирается с тобой сделать.

— А почему ты решил, что эти двое — из А. Б.?

— Ты что, думаешь, я не узнаю ребят из Арийского Братства? Я их просто чую.

— И что они здесь забыли?

«Блюз Франклин» никогда не пытались представить круче, чем есть, несмотря на «Стейнвей» и заезжих звезд джаза. И ходили сюда по большей части чернокожие.

— С какого хрена мне знать, зачем они сюда пришли? Мне достаточно, что я знаю, как и когда они ушли.

— Лестер?

— И Рафаэль, его приятель-полинезиец. Этот твой индеец со своими дружками к часу ночи набрались до омерзения, и их пришлось проводить до самой аллеи.

— Этот Длинноствольный, индеец, я имею в виду, затеял драку?

— Обычно никто не лезет в драку с Лестером. Если этот мистер Длинноствольный вернется сюда, тебе позвонить?

— Ага. Спасибо, Папаша.

Курц встал, чтобы уйти. Его слегка шатало.

— Тебе не надо шляться в таком виде, — остановил его старик. — Эти налитые кровью глаза и синяки вокруг них. Тебя дети пугаются. Постой, подожди меня.

Курц остановился. Папаша Брюс бегом ринулся в свою комнату и вскоре вернулся, держа в руке большие темные очки. Курц осторожно взял их в руки и надел на себя. Правая дужка уперлась в повязку. Немного подогнув ее, он добился того, что очки не давили на рану и не причиняли боли.

— Спасибо. Папаша. Я чувствую себя просто Рэем Чарльзом.

— Ты и должен себя им чувствовать, — сказал старик, прокашлявшись. — Это ведь его очки.

— Ты спер очки у Рэя Чарльза?

— Нет, черт тебя дери, — возмутился Папаша Брюс. — Я в жизни своей своровал не больше твоего. Ты помнишь, как он приезжал ко мне сюда пару лет назад, в декабре, с... конечно, нет, Джо. Ты еще сидел в Аттике. Это был отличный концерт. Мы не давали никакого анонса, слова не сказали нигде, и тем не менее сюда пыталось набиться сотен шесть народу.

— И он отдал тебе свои очки?

Папаша пожал плечами.

— Мы с Лестером порадовали его, и он подарил их мне вроде как на память. Он всегда возит с собой запасные. Но это единственные очки Рэя Чарльза, которые есть у меня, так что будь добр, верни их, когда они тебе уже не будут нужны. Может, когда у меня у самого станет плохо с глазами, они и мне пригодятся.

Пруно, по традиции, в октябре устроил себе каникулы в честь грядущего Хэллоуина, но его приятель, Папочка Соул, как обычно, коротал светлое время за шахматами, сидя на холме, возвышающемся над старыми железнодорожными путями. Он сказал Курцу, что ничего не знает, но обязательно свяжется с ним, если до него дойдут какие-нибудь слухи. В лачуге под железнодорожными путями у них стоял портативный компьютер, подключенный к Интернету, и Папочка мог послать с него письмо по электронной почте. Курц усмехнулся. Даже осведомители из числа бомжей идут в ногу с высокими технологиями.

Таксист по имени Энсельмо, которому Курц пару раз хорошенько помог в жизни, рассказал, что ни из разговоров пассажиров, ни от других таксистов он не слышал ничего стоящего, в том числе и о нападении на Курца и офицера по надзору. Есть только слухи, что Тома Гонзага последние пару дней ищет Курца. Курц поблагодарил Энсельмо и дал ему двести долларов, чтобы тот возил его весь остаток дня.

Миссис Туэла Дин, нищенка, просящая подаяние на углу Эльмвуд и Ярмарочной даже в летнюю жару, сказала, что слышала краем уха про чокнутого араба из Локаваны, который хотел кого-то пристрелить, но имя Курца в этих слухах не фигурировало. Она не знала и имени этого араба. Она не помнила, где услышала про это, и вообще не была уверена, что все это ей не почудилось в связи с услышанными по радио историями про Аль-Каиду.

Еще до полудня Курц начал методично обходить один за другим бары, разыскивая старых информаторов и просто разговорчивых людей. У него было в запасе еще часа два до времени, назначенного для визита в офис фирмы Брайана Кеннеди, занимающейся охранными системами. Хорошо, что есть хоть такая отсрочка, подумал он. Хотелось бы, чтобы в глазах чуть прояснилось к тому моменту, как придется смотреть запись событий в гараже.

Сначала он отметился в стрип-барах, куда ходили на ланч бизнесмены. «Талли-Хо» у Рика, на Дженесси, с его рядами раскладных кушеток, потом «Чит-Чат Клаб» на Хертел, где, как слышал Курц, было больше шансов получить синяк на заднице, чем эрекцию. Слухи оказались правильными, хотя свои нынешние шансы на эрекцию Курц оценивал примерно на минус пятьсот. Кроме того, от запахов и музыки в этих заведениях голова болела еще сильнее.

Конечно, было бы неплохо проверить клубы экстра-класса, типа «Чистой Платины» на канадском берегу Эри, но условно освобожденные, такие как он, не имели права покидать страну, сколь близко бы они ни оказались от Моста Перемирия. Таким образом, пришлось ограничиться поисками в районе с противоестественным названием Большой Буффало.

Он заехал в несколько спорт-баров типа «Мак Сити» и «Папы Джо», но здесь шум был еще сильнее, и головная боль снова стата пульсирующей. Курц решил оставить посещение таких мест на потом. Кроме того, те попрошайки и информаторы, с которыми он обычно работал, предпочитали спортивным барам места попроще и потемнее, где собиралась всякая сомнительная публика.

Энсельмо сделал ему скидку, не заставив оплачивать время ожидания, и Курц зашел в несколько других клубов, таких как «Куин Сити Лунж» и «Брэдфорд», стоящих на той же улице, что и его офис. Еще он заглянул во вновь открытый «Коблстоунз» рядом со стадионом. Время неподходящее, да и клиентура здесь не та. Пустая трата времени.

Но раз уж он оказался здесь, следует проверить еще несколько гей-баров. Естественно, Энсельмо этого не одобрил, судя по количеству хмурых взглядов, адресованных им Курцу через зеркало заднего вида, но Джо Курц мог себе позволить не беспокоиться насчет того, что одобряет и чего не одобряет Энсельмо. В «Баддиз», находящемся в Джонсон-Парк, было полно пожилых людей. Они с улыбкой смотрели на очки и куртку-пилот Курца и предлагали ему выпить за их счет. Похоже, никто из них не знал ничего стоящего. Надпись на стене туалета в «Кабаре» на Аллен-стрит гласила: «Мужчины, писающие на изгородь под током, получают шокирующие новости». Там же, но на стене в баре, было написано: «Не сиди дома, старый дурак». Но внутри никого не было.

— А теперь в Кей-Джис, — сказал Курц, рухнув на заднее сиденье такси. — Тогда можно будет сказать, что день прошел не зря.

— Нет, босс, нет, вам вовсе не надо в «Членозаби-вателей».

— Я сказал, Кей-Джис, — отрезал Курц.

Когда он вошел внутрь, ему сразу пришло в голову, что лучше было бы послушаться совета Энсельмо. В Кей-Джис никогда не любили слишком приметных клиентов, не говоря уже о парне в темных очках, с синяками и перевязанной головой, который решил припереться в клуб среди дня, когда у них назначен час «Сморщенного Клуба». Что это за «Сморщенный Клуб», Курц и знать не хотел.

— Карапуз, — неожиданно произнес бармен, подзывая громадного вышибалу. Веселенькое прозвище «Карапуз». Карапуз выставил палец толщиной с бычий член в направлении двери, ясно давая понять, куда следует направиться Курцу.

Курц покорно кивнул, вынул из кармана «смит-вессон» и упер его стволом в нос Карапузу, взводя курок. Нос слегка сплющился. Возможно, это был не самый лучший ход в данных обстоятельствах, но и Курц находился отнюдь не в лучшем расположении духа.

Бармен не стал вызывать полицию. «Сморщенный час» был в самом разгаре сморщивания, и, вероятно, ему не слишком хотелось отвлекать клиентов визитом полиции или звуками выстрелов. Мужчина просто перекинул зубочистку из одного угла рта в другой и мотнул головой, отправляя Карапуза обратно на место. Тот сел, сжимая кулаки от злости.

Курц решил, что эта маленькая победа совершенно бесполезна, поскольку, в любом случае, здесь не с кем поговорить, если, конечно, не побеспокоить тех, с кем он не то что разговаривать — даже видеться не хотел. В стрип-клубах он, по крайней мере, знал некоторых девочек. Он засунул револьвер за пояс и направился к выходу. В этот момент в дверях появился другой громила, раза в полтора крупнее Карапуза. На этом чудовище в человеческом обличье красовался мешковатый костюм и голубая рубашка с белым воротничком, углы которого торчали в стороны. И волосы он, похоже, укладывал при помощи бутербродного масла.

— Ты Курц? — буркнул здоровяк.

— Вот дерьмо, — отозвался Курц. Люди Гонзаги все-таки нашли его.

Здоровяк указал большим пальцем на дверь позади себя.

Курц шагнул в сторону бара. Чудовище покачало головой почти печально и последовало за ним. Клубные мероприятия, видимо, на время переместились в другую комнату. Громила даже не глядел в ту сторону.

— Ты пойдешь сам или тебе помочь? — спросил здоровяк.

— От помощи не откажусь, — сказал Курц, убирая очки в карман куртки.

Подручный Гонзаги улыбнулся. Он явно был не прочь подраться. Надев на пальцы кастет, он пошел на Курца, расставив руки в стороны, словно горилла. Его взгляд был прикован к повязке на голове Курца, и намерения были ясны как день.

— Хэй! — крикнул бармен. — Займитесь этим на улице.

На долю секунды обезьяний взгляд сместился на бармена, но Курцу хватило времени, чтобы вытащить револьвер и со всей силы стукнуть им в скулу противника.

Подручный Гонзаги поглядел на него с удивлением, но устоял на ногах. Бармен вытащил из-под прилавка обрез, сделанный из гладкоствольного ружья.

— Брось! — крикнул Курц, наставив револьвер на бармена. Тот выполнил приказание.

— Откинь его ногой! — велел Курц. Бармен пнул ружье ногой, отбросив его в сторону.

Громила все еще стоял на месте. На его лице застыла легкая, слегка озадаченная улыбка, будто он мог о чем-то задуматься. Курц треснул его ногой в пах, дождался, пока нервные импульсы доползут до тупого мозга, и ударил коленом в лицо, когда громадная туша бандита медленно согнулась пополам, осознав, что ей очень больно.

Мужчина на мгновение выпрямился, тряхнул головой и ничком упал с грохотом, достойным опрокинувшегося игрового автомата.

У Курца болела голова, и он чертовски устал. Поэтому он еще раз пнул ногой упавшего громилу по голове, а потом под ребра. Ощущение было такое, будто под ногой оказался сначала шар для боулинга, а потом мешок с салом весом килограммов в сто тридцать.

Слегка прихрамывая. Курц пошел к двери в задней стене бара, продолжая сжимать в руке револьвер.

На внутреннем дворике пахло мочой и наркотой. Глаза, не прикрытые очками, болезненно среагировали на яркий солнечный свет. Курц моргнул, и это было последнее, что он успел сделать. В пятнадцати метрах от него стоял огромный черный лимузин, перегораживавший выход на Делавэр-стрит. Его мотор работал на холостых. Противоположный выход загородил «Линкольн Таун Кар».

Два человека, одетые в длинные черные пальто, абсолютно неподходящие к этому солнечному октябрьскому дню, навели пистолеты в грудь Курцу.

— Брось пушку, — сказал тот, что пониже ростом. — Двумя пальцами и медленно.

Курц подчинился.

— Залезай в машину, задница.

Мысленно согласившись с выданной ему характеристикой, Курц вновь подчинился приказу. И действительно, он самая настоящая задница.

Глава 8

— Вас тяжело найти, мистер Курц.

Лимузин ехал на запад. К северу от шоссе виднелись озеро и река. Следом за лимузином ехал «Линкольн», набитый телохранителями Гонзаги. Курца затолкали на откидное сиденье рядом с мини-баром, напротив Тома Гонзаги. Рядом с шефом сидел телохранитель, судя по виду, самый умный из его подручных. Он небрежно держал в левой руке револьвер Курца. Правую руку он упер локтем в колено, наведя свой пистолет прямо в сердце пленнику. Второй телохранитель расположился на скамейке с мягкой обивкой справа от Курца, сложив руки на груди.

Когда Курц никак не отозвался на реплику Гонзаги, тот продолжил:

— Весьма странно было найти вас в таком месте, как «Членозабиватели».

— Я услышал, что вы меня разыскиваете, и решил, что вас вполне можно повстречать именно в таком месте, — ответил Курц, пожав плечами.

Телохранитель, сидевший рядом с доном, взвел курок большим пальцем. Тома Гонзага покачал головой, слегка улыбнувшись, и положил левую ладонь поверх пистолета. Не сводя глаз с Курца, телохранитель аккуратно перевел курок обратно.

— Вы пытаетесь меня провоцировать, мистер Курц, — сказал Гонзага. — Хотя ума не приложу, зачем вам это в нынешних обстоятельствах. Вероятно, вы знаете о том, что мой отец сослал меня во Флориду восемь лет назад именно потому, что узнал о моей гомосексуальности.

— Я-то думал, что вы все сейчас предпочитаете термин «гей», — откликнулся Курц.

— Нет. Лично я предпочитаю название «гомосексуал» или «голубой». Даже педераст, в крайнем случае.

— Правда в качестве рекламы?

— Что-то вроде. Большинство моих знакомых гомосексуалистов, которых я знаю не один год, не назовешь ни веселыми, ни беспутными людьми, если вернуться к изначальному значению слова «гей».

Курц снова пожал плечами. Возможно, есть темы, которые интересуют его еще меньше, к примеру, футбол, но ему ничего не приходило в голову.

У Гонзаги зазвонил мобильный. Мужчина нажал кнопку ответа и молча выслушал звонящего. Курц внимательно рассмотрел его лицо. Отец Тома, Эмилио, был исключительно мерзким типом. Будто какой-то чокнутый ученый пришил голову карпа к телу быка. Тома, которому сейчас было лет сорок с небольшим, унаследовал от него бочкообразный торс и короткие ноги, но лицо было даже немного симпатичным, чем-то напоминая Тони Кертиса в молодости, У него были такие же чувственные полные губы, как и у отца, но их изгиб выдавал привычку смеяться, а не кровожадно ощериваться, как это было у старшего Гонзаги. Дополняли портрет голубые глаза и коротко стриженные седеющие волосы. На нем был стильный дорогой костюм серого цвета, а коричневая кожа ботинок выглядела столь мягкой, что казалось, их можно сложить и спрятать в карман.

Гонзага не стал складывать ботинки в карман. Вместо этого он сложил и убрал в карман мобильный.

— Возможно, вам будет приятно услышать, что Бернар уже более-менее пришел в сознание, хотя вы и сломали ему пару-тройку ребер.

— Бернар? — с удивлением переспросил Курц, сделав ударение на последнем слоге на французский манер, как и Гонзага. Сначала Колин, теперь еще и Бернар. Куда катится преступный мир? Он видел, огромную тушу телохранителя выволокли из Кей-Джис и аккуратно положили ее на заднее сиденье «Линкольна».

— Да, — ответил Гонзага. — Будь я на его месте и в его должности, я бы давно сменил имя.

— А Тома не выглядит как женское имя? — спросил Курц. Какого черта он подкалывает человека, который, по всей видимости, вознамерился убить его? Может, опять всему виной головная боль?

— Сокращенное от «Томас».

Не доезжая Международного моста, они свернули направо, на Скахакуада, и лимузин поехал на восток, в сторону Кенсингтона. «Линкольн» продолжал ехать следом.

— Вы были знакомы с моим отцом, мистер Курц?

Вот оно, подумал Курц.

— Нет.

— И никогда не встречались?

— Нет.

Гонзага стряхнул несуществующую пылинку со стрелки на своих широких серых брюках.

— Когда прошлой зимой мой отец вернулся в Нью-Йорк, чтобы встретиться с людьми, и был убит, большинство его ближайших соратников также исчезли. По сути, весьма трудно установить, что с ним происходило в последние дни его жизни.

Курц посмотрел на телохранителя. «Глок» в его руках был все так же направлен в сердце пленника. Копы тоже носят «глоки». Теперь каждый бандит хочет себе такой же пистолет. Машина свернула на юг, и они снова выехали в деловой квартал Кенсингтона. Что бы ни случилось, вряд ли это произойдет прямо в лимузине Тома Гонзаги.

— Вы никогда не встречали человека по имени Микки Ки? — спросил Гонзага.

— Нет.

— А вот я так не думаю. Мистер Ки был самым крутым... соратником моего отца. Его нашли на старой заброшенной железнодорожной станции Буффало спустя два дня после того, как тут у вас разыгралась очень сильная метель. В феврале. У нас в Майами в те дни было градусов двадцать пять по Цельсию.

— Вы затащили меня сюда под дулом пистолета, чтобы беседовать о погоде? — спросил Курц.

Тома искоса посмотрел на него. Курц понял, что вступил на очень скользкую почву. Этот парень может быть сколько угодно похож на Тони Кертиса, но он из той же породы убийц, как и все Гонзага.

— Я пригласил вас сюда, чтобы сделать предложение. От которого вы не сможете отказаться, — ответил Гонзага.

Он и правда это сказал, подумал Курц. Эти идиотские мафиози и так достаточно утомительны, даже когда не стараются шутить и изображать вежливость. Курц попытался сделать максимально внимательное и беспристрастное выражение лица.

— Сегодня с вами разговаривала Анджелина. У нее проблемы. Некоторые из ее поставщиков и распространителей наркотиков пропали, — продолжал Гонзага.

Анджелина? Что за черт? Курц понимал, что этот гей, скорее всего, знает, какую работу предложила бывшему сыщику Анджелина Фарино Феррера. У него есть люди, которые за ней следят. Или они сами поговорили уже после его утреннего разговора с ней. Но чтобы два дона, делящие зону влияния в Буффало, называли друг друга по именам? И Анджелина назвала его «Тома». Сложно себе представить. Каких-то семь месяцев назад Анджелина Фарино Феррера сделала все, что в ее силах и власти, в том числе наняла Джо Курца для того, чтобы убить Эмилио, отца Тома Гонзаги.

— Не предлагала ли она вам работу? Я имею в виду выследить убийцу, — спросил Гонзага. — Мы с ней обсуждали эту идею — привлечь к работе вас.

Курц моргнул. Эта контузия чуть не заставила его вырубиться в самый неподходящий момент.

— Она ничего не говорила о наркотиках, — ответил он, стараясь уйти от темы.

— Она вам сказала, что клан Фарино потерял пять человек по вине какого-то сумасшедшего убийцы? — продолжал Гонзага, сделав ударение на последнем слове, чтобы не оставить никаких сомнений.

— Она кое-что говорила на этот счет, — ответил Курц. — Но без особых подробностей.

Пока что без подробностей, подумал он. Интересно, приходил ли к Арлин этот телохранитель с аккуратно уложенными волосами или еще нет? Если я возьмусь за это дело, ты будешь первым в списке подозреваемых, мысленно пообещал Курц Гонзаге, продолжая смотреть ему в глаза.

— Что ж, могу сказать, что за последние три недели мы потеряли семнадцать, — добавил дон.

Курц снова моргнул. Даже моргание причиняло боль.

— За три недели вы потеряли семнадцать людей? — недоверчиво переспросил он.

— Не сказать, что это были наши люди, — уточнил Гонзага. — Как и у Анджелины. Они не работали непосредственно с нами. По крайней мере, напрямую.

Курц не очень-то понял последнее высказывание и выжидательно промолчал.

— Это были уличные торговцы и постоянные клиенты, которые сотрудничали с нами в торговле тяжелыми наркотиками. Героином, если быть точным, — продолжал Гонзага.

Курц удивился. Фарино докатились до торговли героином. Прежний дон, Байрон Фарино, сделал эту статью дохода единственной запретной для клана. После того как его старший сын Дэвид погиб, намотав свою «Феррари» на стоящее у дороги дерево. Он был под кокаином, и дон Фарино прикрыл и без того не слишком развитую в его клане торговлю наркотиками. Торговлей тяжелыми наркотиками на западе штата Нью-Йорк заправлял Эмилио Гонзага, и никто другой.

— Последние пару дней меня не было в городе, — сказал Курц, сам себе не веря. — Но я бы наверняка услышал в национальной программе новостей о двадцати двух убийствах, связанных с торговлей наркотиками.

— Ни копы, ни пресса о них слыхом не слыхивали.

— Это как это? — поинтересовался Курц.

— Этот чокнутый, который их убивал, всякий раз звонил нам. Преимущественно мне, но пару раз позвонил и Анджелине. Он говорил, где, когда и кого он убил. Мы выезжали на место и делали уборку. И так почти месяц.

— Не понимаю, — сказал Курц. — Зачем вам помогать ему скрывать эти убийства? Не вы же сами их заказали.

— Естественно, идиот. Мы их не заказывали! — прорычал Гонзага. — Это же наши клиенты и работавшие на нас уличные торговцы.

— Поэтому вы и решили сделать уборку, — понял Курц. — Чтобы другие не почуяли, откуда ветер дует, и не сделали ноги в Кливленд или куда подальше.

— Да. Конечно, то, что погибли люди среднего звена и уличные торговцы, не заставит этих уродов отказаться от наркотиков, поскольку они не в состоянии это сделать, но они испугаются и перестанут покупать наркотики у нас. Особенно если учесть, какие метки оставляет на месте убийств этот псих. «Счет не в пользу Гонзаги. Умри». И в таком духе.

— Он вам звонит? — спросил Курц.

— Да. Но это ничего не дает нам. Голос искажен, сейчас полно этих приставок, которые можно прицепить прямо к телефону. Скорее всего, белый. Не меняет местами буквы в словах, не говорит слов типа «козел» или «сам знаешь» через два на третье. Но идентифицировать его по голосу или хотя бы прикинуть приблизительный его возраст мы не смогли.

— Вы пытались засечь...

— Естественно, мы пытались засечь, откуда он звонит. Этим занималась полиция Буффало. У нашей семьи там всегда имелись свои люди. Но этот псих умеет заметать следы, играя с переадресацией звонков в телефонной системе. Мои люди ни разу не успели вовремя подъехать к таксофону, с которого он звонил.

— И потом вы... Что вы делали с телами его жертв? — спросил Курц, стараясь не рассмеяться. — Подозреваю, у вас есть любимое местечко для такого рода мероприятий. Скажем, Форест-Лаунс, со всех сторон окруженный лесами.

Гонзага и не думал смеяться.

— Не было там никаких тел.

— Что?

— Ты прекрасно все слышал. Мы приезжали на место, смывали кровь, сгребали в кучу вышибленные мозги и заклеивали пластырем дырки от пуль в стенах, если таковые имелись. Но никаких тел там не было. Убийца забирал их с собой.

С минуту Курц думал. Голова от этого разболелась еще сильнее, и он потер виски.

— Уже имеется один клиент, который нанял меня в связи с этим делом. Я не могу одновременно заключить договор с еще одним.

— Вы говорите прямо как частный детектив, — возразил Гонзага. — Но вы больше не частный детектив, мистер Курц. Поэтому мое предложение — простая личная договоренность между двумя гражданами.

Лимузин снова свернул в деловой квартал, съехав с шоссе.

— Анджелина собиралась заплатить вам за этого парня десять кусков...

— Пятнадцать, — уточнил Курц. Обычно он не разбрасывался подобной информацией, но у него болела голова и он устал от разговоров. Затем он на секунду закрыл глаза.

— Отлично, — сказал Гонзага. — У меня предложение получше. Сегодня четверг. В понедельник — Хэллоуин. Если до полуночи понедельника вы скажете, кто этот засранец, я заплачу вам сто тысяч долларов и оставлю вас в живых.

Курц открыл глаза и посмотрел на Гонзагу. Одного взгляда хватило, чтобы понять, насколько этот гей в роли дона серьезен. Если он и знает о причастности Курца к смерти его отца, вернее, событиях, к ней приведших, его это не волнует. Прошлое забыто. А Курцу только что зачитали его смертный приговор.

Если, конечно, он не найдет человека, убивающего наркоманов и торговцев героином.

— И еще одно, — добавил Гонзага, слегка улыбнувшись, будто вспомнил что-то забавное. — Должен вам сказать, что этот псих убивает не только наркоманов и торговцев. Он приходит к ним домой и расстреливает целые семьи. Детей. Тещ и тетушек, заехавших в гости.

— Итого у нас двадцать два человека, убитых и пропавших.

— Люди гибнут. Их тела пропадают. На самом деле люди не пропадают. Они пропали еще при жизни. Все эти наркоманы, дилеры, их семьи. Просто отбросы. Еще никто не подавал заявления насчет их исчезновения, — продолжал Тома Гонзага.

— Но это скоро случится, — сказал Курц. — Вы не сможете навечно прикрыть пропажу двадцати двух человек.

— Еще бы, — согласился Гонзага. — Бобби, — добавил он, обращаясь к сидевшему на откидной скамейке телохранителю.

Тот передал Курцу тонкий кожаный портфель.

— Здесь все, что нам известно. Имена убитых, адреса, даты убийств — все, — сказал Гонзага.

— Я не хочу браться за эту работу, — заявил Курц, пытаясь вернуть портфель телохранителю. — Это дерьмо не имеет ко мне никакого отношения.

Телохранитель молча сложил руки на груди.

— Теперь оно очень даже имеет к вам отношение, — возразил Гонзага. — Или будет иметь к вам непосредственное отношение в понедельник, в полночь Хэллоуина. Особенно если вы не найдете этого человека.

Курц промолчал.

Гонзага дал ему в руки мобильный телефон.

— Для связи с нами. Наберете единственный номер, записанный в его памяти. В любое время дня и ночи вам ответят, и в течение двадцати минут я перезвоню лично.

Курц убрал телефон в карман куртки и показал пальцем на телохранителя, державшего в левой руке его револьвер. Телохранитель посмотрел на Гонзагу. Тот кивнул. Мужчина один за другим вынул из барабана патроны, складывая их себе в ладонь, и передал Курцу разряженное оружие.

— Где вас высадить? — поинтересовался Гонзага.

Курц посмотрел наружу сквозь тонированные стекла. Они ехали рядом с Хайатом и Конвеншн-Центр, в квартале от офисного здания, где находился филиал фирмы Брайана Кеннеди в Буффало.

— Прямо здесь, — сказал Курц.

Когда он открыл дверь и уже поставил ногу на бордюр, Тома Гонзага вновь обратился к нему:

— Еще одно дело, мистер Курц.

Курц выжидательно промолчал. Так хорошо выбраться на свежий воздух из набитого людьми лимузина. И пропахшего к тому же одеколоном, которым без меры пользовались телохранители.

— Ходят слухи, что Анджелина вызвала из Европы профессионального киллера по прозвищу Датчанин, — сказал Гонзага. — И заплатила ему миллион долларов аванса. Чтобы свести какие-то старые счеты.

Чудесно, подумал Курц. Анджелина Фарино Феррера говорит ему, что Датчанина вызвал Гонзага. Гонзага говорит то же самое про нее. И зачем им обоим предупреждать об этом меня?

— Какое отношение это имеет ко мне? — спросил он вслух.

— Вам стоит поработать с максимальным рвением за эти сто тысяч, которые я пообещал вам. Особенно в силу того, что есть все основания подозревать, что вы входите в число этих «старых счетов», — закончил Гонзага.

Глава 9

Офис «Эмпайр Стейт секьюрити энд экзекьютив протекшн» располагался на двадцать первом этаже одного из немногих современных зданий в деловом квартале Буффало. В приемной сидела привлекательная женщина восточноевропейской внешности, безупречно одетая. Она вежливо проигнорировала налитые кровью глаза и повязку на голове Курца, улыбнувшись и тут же позвонив Кеннеди по внутренней связи, как только Курц назвал свое имя. Потом она предложила ему на выбор кофе, минеральную воду и апельсиновый сок. Курц отказался от всего, хотя легкое головокружение, еле заметное на фоне головной боли, подсказало ему, что он больше суток ничего не ел и не пил.

Вскоре на застеленный ковром пол приемной вышел Кеннеди. Он пожал руку Курцу так, будто тот был его деловым партнером, и повел за собой по коридору. Они шли между комнатами со стеклянными стенами, в которых сидели мужчины и женщины, работавшие за компьютерами. Мониторы на их столах были с большими плоскими экранами самых последних моделей.

— Бизнес на системах безопасности просто на взлете, — заметил Курц.

— Так и есть, — согласился Кеннеди. — И это несмотря на тяжелую ситуацию в экономике в целом. А может, и благодаря ей. Те, у кого чего-то нет, ищут незаконные способы заполучить желаемое. Те, у которых оно есть, готовы платить все больше, чтобы сохранить имеющееся.

Офис Кеннеди, находившийся в углу коридора, был отделен от остальных толстыми перегородками, но две наружные стены представляли собой стеклянные окна от пола до потолка. Рабочий стол в современном стиле, но не идиотский, на нем три компьютерных терминала. В углу, где соединялись две стеклянные стены, находился овальный стол для переговоров и удобный кожаный диван. На тележке рядом со столом стояли профессиональный видеомагнитофон под пленку формата три четверти дюйма и монитор. Напротив стола сидела Риджби Кинг.

— Джо.

— Детектив Кинг, — откликнулся Курц.

Плавным жестом Кеннеди предложил Курцу место справа от Риджби. Сам он сел у противоположного конца овального стола.

— Детектив Кинг попросила разрешения присутствовать на нашей встрече, мистер Курц. Надеюсь, вы не против?

Курц пожал плечами и сел на стул, поставив на пол кожаный портфель, который дал ему Гонзага.

— Вам что-нибудь принести, мистер Курц? Кофе, минеральная вода, пиво? — спросил Кеннеди, глядя Курцу прямо в глаза, когда тот снял очки Рэя Чарльза. — Нет, пожалуй, в данной ситуации пиво не к месту. Вам должны были вводить сильные обезболивающие.

— Я уже в порядке, — заверил Курц.

— Ты покинул больницу этим утром абсолютно неожиданно, Джо, — сказала Риджби Кинг. Умные, глубокие, как всегда, привлекательные карие глаза, подумал Курц. И настороженные. — Ты даже одежду свою не забрал.

— Я нашел себе другую, — ответил Курц. — Я ведь не под арестом?

Риджби покачала головой. Ее короткие, слегка торчащие волосы делали ее моложе, чем она была на самом деле. Но он помнил, что она на три года старше его, как ни крути.

— Давайте смотреть запись, — сказала Риджби.

— Пег все еще без сознания, на искусственном поддержании жизни, — сообщил Кеннеди, хотя его никто не спрашивал. — Но врачи надеются в течение пары дней перевести ее из критического состояния в стабильное.

— Хорошо, — отозвалась Риджби. — Я час назад звонила в больницу, чтобы узнать о ее состоянии.

Курц уставился в пустой экран.

— Это запись с камеры наблюдения, расположенной над дверью, через которую вы и Пег вошли в гараж, — сказал Кеннеди.

Изображение было черно-белым. Или освещение настолько слабым, что камера автоматически перешла в черно-белый режим. В поле зрения попадал квадрат примерно восемь на восемь метров, начиная от двери, ведущей из здания администрации в гараж.

— А камер, наведенных на место парковки машин, там не было? — спросил Курц, глядя на ожившее изображение. В правом нижнем углу появились дата и время, высвечиваемые белыми цифрами. Вчерашнее число.

— Есть, — ответил Кеннеди. — Городские власти сэкономили деньги при закупке оборудования, и шаг размещения камер равен семидесяти пяти футам, или двадцати трем метрам, если вам удобнее. И та камера работает в противоположном направлении. Стрелявший или стрелявшие попали в мертвую зону между ними. Перекрытия зон обзора не сделали.

На экране Курц увидел открывающуюся дверь и себя, выходящего сквозь нее. Он кому-то кивнул. Это была Пег О'Тул, державшая дверь. Курц смотрел на свое изображение. На экране он шел вперед. Женщина стояла у двери.

Они шли на дистанции примерно в три метра, когда что-то произошло. Курц присел и взмахнул рукой в сторону, указывая на дверь и что-то крича. О'Тул замерла, посмотрела на него как на сумасшедшего и полезла в сумочку за пистолетом. Потом она резко повернула голову, глядя на что-то, находившееся за пределами поля зрения камеры.

В кабинете царила тишина.

Курц увидел искры, высеченные пулей из бетонного столба в восьми футах позади них. О'Тул достала из сумочки свой «зиг про» калибра девять миллиметров и резко навела его в том направлении, откуда шла стрельба. Курц увидел, как сам он крутанулся в сторону, словно собираясь спрятаться за столбом, но в этот момент в О'Тул попали. Ее голова откинулась назад.

Курц начинал вспоминать произошедшее. Медленно, по кусочкам. Три глухих хлопка и вспышки выстрелов. То ли шестой, то ли седьмой автомобиль, если считать от пандуса. Пистолет без глушителя, вспомнил и тут же осознал Курц, и не просто двадцать второго калибра. Похоже, стрелявший вынул из патронов часть пороха. Звук слишком мягкий.

О'Тул начала падать. На ее бледном лбу расплывался черный цветок. Пистолет покатился по бетонному полу.

Курц нырнул вперед, подхватывая «зиг зауэр», встал на одно колено спереди от падающей женщины, зафиксировал пистолет второй рукой и открыл ответный огонь. Замелькали вспышки выстрелов, засветившие экран.

Там было две фигуры, вспомнил Курц. Тени. Стрелявший, ростом пониже, около багажника машины, и другой человек, более рослый, стоявший позади машины. Он смотрел на происходящее сквозь ее стекла. Стрелял первый, низкорослый.

На экране Курц продолжал стрелять. Вдруг он прекратил огонь и схватил О'Тул за руку, а потом поднял ее и потащил к двери.

Я попал в стрелявшего, вспомнил Курц. Он крутанулся на месте и упал позади машины. Поэтому я и решил утащить ее из гаража. И в этот момент второй нападавший схватил пистолет и начал стрелять в нас.

Рука О'Тул дернулась. Пуля прошла через плечо, сказал врач. В этот момент Курц повернулся влево, переводя прицел. Затем его голова дернулась влево, и он упал, уронив женщину на бетон. На полу гаража лежали два тела, вокруг которых расплывались пятна крови — черные в черно-белом изображении.

Прошла еще минута записи. Два тела лежали на полу, одно на другом.

— Выездной пандус не попадает в поле зрения камер, — пояснила Риджби. — Выезжающую машину никто не видел. По крайней мере, кроме контролера на въезде.

— Почему он не подошел, чтобы добить нас? — спросил Курц, глядя на свое тело на экране, лежавшее поверх тела О'Тул. Мысль о втором стрелявшем не давала ему покоя.

— Мы не знаем этого, — ответил Кеннеди. — Спустя минуту через дверь вышла стенографистка, сотрудница администрации... а, вот и она... Она могла спугнуть стрелявшего.

Стрелявших, мысленно поправил его Курц. Воспоминания о потоке адреналина, пронизавшем его в те минуты, заставили голову болеть еще сильнее.

На экране было видно, как из двери вышла женщина. Она прижала руки к щекам и, судя по открывшемуся рту, вскрикнула. Потом она побежала обратно в дверь.

Кеннеди остановил видеомагнитофон.

— Спустя три с половиной минуты она вернулась вместе с охранником. Он никого не видел. Только вы и Пег, лежащие на полу. Он вызвал «Скорую помощь». Люди еще минут десять бегали вокруг, прежде чем приехали врачи. Просто чудо, что Пег выжила после такой кровопотери.

Почему второй стрелявший не добил нас, продолжал терзать себя Курц. Ведь он собирался убить, по крайней мере, одного из нас.

Кеннеди вынул кассету и вставил другую. Курц посмотрел на Риджби Кинг.

— И после всего этого вы приковали меня к кровати наручниками? — возмущенно спросил он.

— На тот момент мы еще не успели посмотреть эту запись.

— Это почему же?

— Случилась неувязка, — ответил за нее Кеннеди. — Записи не были датированы. Мы смогли продемонстрировать их офицерам Кемперу и Кинг уже после того, как вчера вечером они посетили вас.

А я был прикован этими долбаными наручниками всю ночь, подумал Курц, продолжая смотреть на Риджби Кинг. Ты оставила меня прикованным и беспомощным в этом долбаном госпитале на всю ночь. Судя по всему, она поняла его мысли, но ничего не сказала, в свою очередь, сверля его взглядом.

— Это запись с камеры наблюдения на выезде на Маркет-стрит, — пояснил Кеннеди, нажимая кнопку на пульте дистанционного управления.

На посту, в стеклянной кабинке, сидела молодая чернокожая женщина. Она читала «Нэшнл Инкуайер». Неожиданно с пандуса выехал потрепанный автомобиль. Он выехал из гаража на большой скорости, разнеся вдребезги деревянный шлагбаум, и свернул вправо, исчезнув из поля зрения камеры. Улица была пуста.

— Сделайте стоп-кадр, — сказал Курц.

Кеннеди кивнул. Промотав пленку назад до момента появления машины, он остановил кадр на том моменте, когда машина таранила шлагбаум. Внутри машины был виден только один человек — мужчина с длинными волосами, торчащими в разные стороны. Но его лицо было повернуто в другую сторону, и фигуру тоже не разглядишь, только силуэт. Фокус камеры был наведен вниз, чтобы фиксировать номерные знаки. Однако задний номер машины был явно намеренно замазан грязью, и большинство букв и цифр были нечитаемыми.

— Дежурная смогла его рассмотреть? — спросил Курц.

— Нет, — ответил Кеннеди. — Она была слишком испугана. Мужчина. Возможно, кавказец. А может, испанец или даже чернокожий. В легкой рубашке. Очень длинные темные волосы.

— Ага-ага, — сказал Курц. — А второй лежал на полу, у заднего сиденья.

— Ты помнишь, что был второй? — спросила Риджби.

Курц посмотрел на нее.

— Не знаю. Я только хотел сказать, что на полу у заднего сиденья мог быть второй человек.

— Да уж. И мормонский церковный хор в багажнике, — съязвила Риджби.

— Детектив Кемпер считает, что следует искать «Понтиак» темного цвета выпуска конца восьмидесятых с пятнами ржавчины на правом заднем крыле и багажнике, — добавил Кеннеди.

— Это нам здорово поможет, — ответил Курц. — В Буффало таких машин не более тридцати тысяч.

Кеннеди показал рукой на номерной знак на стоп-кадре.

— Мы можем вычленить изображение номерного знака и проанализировать его. Судя по всему, вот здесь — двойка, а последняя цифра в номере — семерка.

Курц пожал плечами.

— Вы проверяли файлы на компьютере офицера О'Тул? — спросил он. — Там не упоминается о поднадзорных, смывшихся из-под наблюдения?

— Да, детективы скопировали все файлы и проверили документы, но... — начал было Кеннеди.

— Мы ведем расследование со всей тщательностью, — прервала его Риджби, видимо, чтобы он не сболтнул лишнего.

Кеннеди посмотрел на Курца и улыбнулся, как бы говоря: «Ну, мужик, сам понимаешь, женщина, да еще и коп...»

— Я пошел домой, — заявил Курц. Все встали. Кеннеди протянул руку для пожатия.

— Спасибо, что пришли, мистер Курц. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы попытались защитить Пег, насколько это было в ваших силах. Просмотрев запись, я понял, что вы абсолютно не виновны в том, что в нее стреляли. Вы вели себя, как герой.