— Я попытаюсь перейти, — сказала она, поднимаясь на гребень остывающей лавы.

Пол Кукали издал протестующий возглас, но последовал за ней.

Элинор шла медленно и очень осторожно, как будто переходила бурный поток по скользким камням. Вокруг нее дышали жаром трещины, в которых клокотала свежая лава. Из трещин вырывались сернистые газы, смешиваясь с дымом и паром, которые совсем заслонили солнце. Она чувствовала, как подошвы тапочек становятся мягче, и шла как можно быстрее, стараясь не думать о том, что случится, если корка вдруг проломится под ней, — Там внизу, — сказал Пол Кукали на середине, — лава течет, как настоящая река. В этом месте корка тоньше всего.

— Спасибо, — сердито сказала Элинор и закашлялась. — Я как раз пыталась не думать об этом. — Она сделала еще шаг. Справа от нее лава с шипением и бульканьем, напоминавшим радиопомехи, включенные на полную громкость, изливалась в Тихий океан.

Один раз поверхность все же треснула, и Элинор пришлось буквально запрыгнуть на более высокую глыбу лавы, чтобы спастись от жара и жидкого огня, хлынувшего из трещины. Еще несколько минут она стояла, не в силах унять дрожь. Ей всегда казались удивительными приключения тети Киддер — с тех пор, как она прочитала дневник, — но только теперь она могла оценить мужество женщины, которая прошла по дну кратера во время извержения. Она подумала, что, может быть, тяга к опасности передается в их семье из поколения в поколение. Еще шаг…, и еще.

Найти выход оказалось нелегко, но наконец она спрыгнула с лавовой террасы на дымящуюся траву. Элинор отошла подальше от жара и встала на твердый камень, чувствуя дрожь в ногах. Одновременно ей казалось, что она вот вот взлетит — обычное следствие выброса в кровь адреналина.

К ней подошел Пол, все лицо у него было в саже, так же, как — она поняла — и у нее.

— Нам придется так же возвращаться, — сказал он. — Хорошо еще, если лава за время нашего отсутствия не зальет джип.

Элинор сделала глубокий вдох. Ей в самом деле надо было поставить машину подальше от лавы. Она еще не так опытна в общении с вулканом. Но она научится, обязательно научится. Они пошли по еле заметной тропинке, продолжающейся и по эту сторону лавы.

Кахуны встретили их на пороге своего старого трейлера. Оба были гавайцами лет семидесяти — по крайней мере так казалось, — в джинсах, выцветших рубашках и ковбойских сапогах. Схожесть их лиц и манер заставила Элинор подумать, что они близнецы.

— Алоха, — сказал тот из них, что курил сигарету — не правдоподобное зрелище среди густых клубов дыма, затягивающего небо, океан и все вокруг. — Мы вас ждем. — Он выплюнул сигарету и растер ее ногой. — Уйдем с плохого воздуха.

Трейлер внутри пропах жиром и старыми тряпками. Все четверо кое как втиснулись за обеденный стол — Элинор с Полом с одной стороны, кахуны — с другой. В другом конце трейлера на продавленной кушетке сидела старуха с длинными седыми волосами. Элинор кивнула ей, мужчины же, включая Пола, не обратили! на нее никакого внимания.

— Элинор, это мои дядюшки Леонард и Леопольд Камакави. Капуна, это доктор Элинор Перри. Она хочет с вами поговорить.

Леопольд — тот, что курил, — положил руки на стол в древнем жесте приветствия и улыбнулся. Несколько зубов у него отсутствовали, но остальные были очень белыми.

— Доктор. — Он удовлетворенно кивнул. — Хорошо, что вы приехали. У меня как раз разболелось плечо.

— Я не тот… — начала Элинор и тут поняла, что старик шутит Она ответила ему улыбкой. — Вы можете снять рубашку. Здесь так жарко.

Он замахал руками:

— Нет нет! Я никогда не снимаю рубашку перед красивой вахине…, пока не выпью пару рюмок. — Тут же он достал с полки бутылку и четыре пыльных бокала.

Леонард Камакави не улыбался.

— Поп, — спросил он, — это твоя новая ипо? Ты вела кахао?

— Нет, кануна. Доктор Перри просто гость. Элинор он объяснил:

— “Капуна” значит “дед”, но может означать еще и “мудрый”. Иногда употребляется из лести.

Леопольд хихикнул.

— Вольем ка немного мудрости. — Он разлил по бокалам темную жидкость.

Они чокнулись и выпили. Жидкость, пахнущая керосином, огненной струей устремилась в желудок Элинор.

— Что это? — спросила она, хватая ртом воздух.

— Околехау, — любезно пояснил дядя Леопольд. — Это значит “железное дно”. Делается из корня дерева ти. Варят его в железном котелке, отсюда и “хау” в названии.

— Что ж, оно едва не перевернуло меня кверху “околе”, — сказала Элинор, отпивая еще глоток.

Тут засмеялся даже хмурый Леонард. Когда смех утих, дядя Леопольд спросил:

— Так что вам нужно, Элинор Перри? Элинор решила сразу открыть карты:

— Пол сказал мне, что вы кахуны. Старики молчали, к чему Элинор была готова. В этом случае она намеревалась спросить, кто они — “кахуна анаана” или “кахуна лапаау”. Первый был чародеем, владеющим черной магией, а второй — жрецом, исцеляющим телесные и душевные недуги.

Не успела она задать вопрос, как дядя Леопольд спросил:

— Вы что, хотите, чтобы мы вымолили кому то смерть?

— Нет, но откуда вы…

Дядя Леонард повелительным жестом остановил ее:

— Есть кахуны, сочетающие оба дара. Элинор медленно кивнула:

— — Или близнецы, разделяющие их? Старики опять промолчали.

— Это не мое дело…

— Вот именно. — Леопольд Камакави отпил еще глоток околехау.

— Это не мое дело, но мне кажется, вы попытались вымолить смерть курорту Мауна Пеле.

Мне кажется, вы открыли Милу и выпустили заключенных там демонов — Пана эву, Нанауэ, Ку и других. Мне кажется, что из за вас гибнут люди, и вы должны это остановить. — Элинор замолчала, чувствуя, как у нее бьется сердце. Она вдруг поняла, что находится вдали от цивилизации, в окружении трех мужчин, причастных к колдовству, среди потоков разъяренной лавы. Она уже думала об этом, когда оставила на столе записку для Корди.

В наступившей тишине ясно слышались треск и шипение лавы, стекавшей в океан в четверти мили от них. В закопченное окошко Элинор видела только вьющийся дым. Казалось, они вместе с трейлером летят среди облаков. Да они и могли улететь — куда нибудь на вулкан, где кахуны принесли бы ее в жертву. “Успокойся, — сказала она себе. — Возьми себя в руки”.

Наконец Леонард сказал:

— Мы не хотели гибели людей. Можете в это поверить.

Леопольд пожал плечами и отпил еще глоток “железного дна”.

— По правде говоря, мы и не думали, что старые заклинания сработают. Пол тронул ее за руку:

— Это не только дядя Леонард и дядя Леопольд. Кахуны со всех островов одновременно прочли древние заклинания. Это я виноват. Я сказал им, что нет другого средства, после того как суд отказался признать наши права.

Леонард покачал головой:

— Я говорил, что этого нельзя делать. Моко должны оставаться под землей. — Он отпил большой глоток.

“Леонард — “кахуна лапаау”, целитель, — поняла она в шоке. — Темными силами повелевает улыбчивый Леопольд”.

Словно прочитав ее мысли, Леопольд улыбнулся.

— Можете вы остановить это? — спросила она.

Оба старика покачали головами.

— Все кахуны уже пытались, — сказал Леонард. — Заклинания открыли Милу, но не смогли его закрыть, не смогли вернуть демонов под землю.

— А Пеле…

Леопольд безнадежно махнул рукой:

— Пеле сердита на нас. — Он указал на дым за окном. — И она нас не слышит.

— Уже несколько поколений, — добавил Леонард. — Мы лишились древних способов связи с ней.

Элинор наклонилась ближе:

— А кахуны Пеле? Тайный орден жриц, которые раньше общались с Пеле?

— Откуда ты знаешь об этом, хаоле? — спросил Леопольд.

— Она читала. — В голосе Пола Кукали сквозил еле заметный оттенок иронии.

Элинор оглянулась на куратора и опять повернулась к близнецам:

— Разве я не права?

— Нет, — сказал дядя Леонард. — Сто лет назад у нас были кахуны Пеле. Но теперь они все умерли и никому не передали своих секретов. Никого не осталось.

— Никого? — переспросила Элинор, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Весь ее тщательно продуманный план шел насмарку. Она оглянулась на женщину на кушетке, но ее взгляд оставался неподвижным. Элинор подумала, что она, должно быть, слепа.

— Никого, кроме Молли Кевалу, — сказал Пол.

Дядя Леопольд фыркнул:

— Молли Кевалу — пупуле. Сумасшедшая.

— И она ни с кем не говорит, — добавил дядя Леонард.

Леопольд опять безнадежно махнул рукой:

— Она живет на вулкане, далеко от дорог. Чтобы добраться до нее, нужен не один день. Может быть, ее уже поглотила лава.

— Но как она живет там? — спросила Элинор. — На вулкане ничего не растет.

— Ее кормят женщины. — Леопольд опять фыркнул. — Они верят, что она обладает маной, и носят ей еду вот уже пятьдесят лет или больше. Но она всего лишь сумасшедшая, пупуле.

Элинор вопросительно взглянула на Пола, но тот покачал головой:

— Молли Кевалу считает, что говорит с Пеле, но это же считает половина женщин, которые лежат в больнице Хило со старческим слабоумием.

— Но…

Пол остановил ее тем же повелительным жестом, что и его дядя:

— Элинор, вы слышали, что нельзя брать с вулкана ни одного камня, чтобы не разгневать Пеле?

— Конечно. Об этом знают все туристы. Богиня не любит, когда крадут ее лаву.

— Поэтому каждый год национальный парк завозит тонны камней — в основном из Японии. Четыре раза в год эти камни привозят на грузовиках к вулкану и оставляют там с подношением…, обычно это бутылка джина.

— Ну и что?

— А то, что нет такого поверья и нет табу.

— Капу, — поправил дядя Леопольд.

— Я проследил происхождение этого суеверия в одной из своих статей, — продолжал Пол Кукали. — “Древнее табу” было придумано в 50 х годах водителем автобуса, которому надоело выгребать из салона пыль и лавовую крошку.

Элинор рассмеялась, чувствуя, как у нее желудке переливается “железное дно”.

— Это правда?

— Сущая правда, — сказал Пол.

Она так же сокрушенно махнула рукой.

— А при чем тут Молли Кевалу?

— Тоже легенда, ни на чем не основанная. В принципе любая старуха на Гавайях можно решить, что общается с Пеле. Никаких подтверждений этому нет.

— Где она живет? — спросила Элинор.

— В Кау. В пещере на лавовом поле, далеко от дорог. Эту местность раньше называли Кахау комо, потому что там растут только два дерева хау.

— “Хау”? Это железное дерево? Леонард продолжал:

— Пещера Молли Кевалу находится рядом с большим камнем, который древние называли Хопоэ. Он стоит на таком маленьком основании, что даже ветер может качать его. Потому его и назвали Хопоэ — в честь знаменитого танцора из Пуны, который учил танцам Хииаку, младшую сестру Пеле. — Он помолчал, потом закончил:

— Камень рухнул, когда Пеле разгневалась на людей в 1866 году.

Элинор взяла стариков за руки, и они удивленно взглянули на нее из за своих бокалов.

— Вы освободили этих демонов. Неужели нет силы, способной опять отправить их в подземное царство?

Безнадежный взгляд обоих был достаточно красноречивым ответом. Старуха по прежнему молчала.

Пол поглядел на часы.

— Пора возвращаться. — Он одним глотком опорожнил свой бокал. — Может, лава уже добралась до джипа.

Элинор пожала плечами:

— Он все равно прокатный. — Выходя, она кивнула молчаливой старухе, удивленная, что ни Пол, ни другие как бы не замечают ее присутствия.

Пейзаж снаружи был таким же сюрреалистическим. Дым теперь струился быстрее, гонимый ветром с юга. От океана ясно слышалось шипение выкипающей при столкновении с лавой воды.

— Капуна, — сказал Пол, — лава движется быстро. Уже эвакуированы все селения отсюда до Мауна Пеле. Может, вы поедете с нами?

Леонард Камакави покачал головой, Леопольд Камакави рассмеялся, и оба вернулись в свой трейлер.

На обратном пути лавовый поток показался им еще более зыбким и опасным. Элинор засомневалась, удастся ли его пересечь, но все случилось быстрее, чем она дала своим страхам волю. Дерево возле джипа уже горело, но сама машина была невредима.

— Нам нужно поговорить, — сказал Пол, когда они достигли шоссе № 11 и повернули на север. Полуденный свет отпечатал их тень на черной лавовой гряде справа от них. Дым здесь был еще гуще, а запах серы — сильнее.

— Хорошо, — сказала она.

— Марк Твен никогда не писал о том, как Идущие в Ночь построили хеиау на том месте, где сейчас находится Мауна Пеле. Мы…, кахуны знают об этом из преданий. Вы узнали откуда то еще.

Элинор попыталась сменить тему:

— Вы полноправный кахуна. Пол? Куратор печально улыбнулся. “Совсем как дядя Леонард”, — подумала Элинор.

— Я никогда не стану настоящим кахуной. Мое западное образование лишило меня необходимой для этого веры. Мои глаза хаоле затуманены рационализмом.

— Но вы верите в то, что ваши дяди и другие сделали с Мауна Пеле?

Пол в упор посмотрел на нее:

— Я видел пса… Ку…, с рукой его жертвы. Я видел и другие вещи.

Элинор не стала спрашивать о других вещах. Вместо этого она спросила:

— Так как насчет вертолетной экскурсии? Он просиял:

— Вы еще хотите?

— Конечно.

— Мой друг приземлится в Мауна Пеле через несколько часов…, перед закатом. Если, конечно, к тому времени курорт не эвакуируют или его не зальет лавой. Еще просьбы будут?

— Скажите, кто та старушка? — спросила она, когда они подъехали к воротам Мауна Пеле. Дыма здесь почти не было; с юга дул теплый сладковатый ветерок.

— Какая старушка? Вы имеете в виду Молли Кевалу?

Сторож узнал их и приветственно махнул рукой. Они поехали дальше через черные поля аха. До берега было не больше двух миль, но и он, и курорт тонули в дыму.

— Нет, — сказала она. — Та старушка в трейлере.

Пол странно посмотрел на нее:

— Какая старушка? Там больше никого не было.

— Мы их раздели, — сказал Байрон Трамбо. — И что дальше?

Уилл Брайент поморщился от такой вульгарности.

— Мистер Сато беспокоится о Санни.

— Черт, — сказал Трамбо. При всем идиотизме ситуации переговоры шли по плану. В три часа, после ленча на открытом ланаи седьмого этажа, сопровождаемого хулой в исполнении пяти профессиональных танцовщиц, выписанных с Оаху, стороны перешли к торгам. В 16.15 они сошлись на сумме 312 миллионов и начали готовить соглашение. Сато привез с собой целый взвод юристов; у Трамбо их было восемь, но он никого не привез, свалив все на верного Брайента. У него был диплом юриста, как и у Бобби Танаки, и эти двое целый час обсуждали условия сделки. В 17.30 готовые документы лежали на столе красного дерева в президентских апартаментах.

Но Хироси Сато беспокоился о Санни Такахаси.

— Черт, — сказал Трамбо уже в двадцатый раз за час. — Фредриксон так ничего и не нашел?

— Ничего. — Уилл Брайент продолжал перечитывать документ, превращавший курорт Мауна Пеле в японский гольф клуб. Связанные в хвост волосы и очки “черепашки” делали его похожим на прилежного студента. Из образа выбивался только костюм от Донны Каран стоимостью три тысячи долларов.

— А что с Бриггсом?

— Неизвестно.

— Ас Диллоном?

— Пока неизвестно.

— Ты говорил с Бики об отъезде?

— Нет. Она купается.

— А Майя?

— Все еще хочет остаться.

— Кэтлин?

— Она и мистер Кестлер звонили в Нью Йорк. Похоже, они еще надеются вынудить вас согласиться на их условия. Два раза она пыталась пробиться к Сато, но охрана ее не пустила.

Трамбо лег на диван, задрав ноги в тапочках на пуфик.

— Боже, как я устал!

Уилл Брайент кивнул, продолжая перелистывать страницы контракта.

— Вы уверены в том, что платежи Сато должны проходить через нашу компанию “Майами энтертэйнмент”?

— Да. Так будет легче избавиться от налогов. На компании куча долгов, под шумок мы ее ликвидируем и вместе с ней загоним два казино. Это даст достаточно денег, чтобы войти в синдикат спутниковой связи и профинансировать сделку с Эллисоном.

Брайент кивнул:

— Это должно сработать.

— Это сработает. — Трамбо сел. — Как думаешь, Хироси не купится на историю, что Санни всю ночь развлекался с девочками, а сейчас где нибудь отмокает?

Брайент положил контракт на кофейный столик.

— Санни любит развлекаться. Но после этого всегда приходит на работу вовремя. Боюсь, мистер Сато вам не поверит.

— Бобби прослушивал разговоры? — В номерах японцев были установлены подслушивающие устройства. Все разговоры записывались на магнитофон, а потом их прослушивал Бобби Танака, знающий язык.

— Он говорит, что мистер Мацукава против сделки.

— Старый пердун! Лучше бы эта штука сцапала его, а не Санни.

— Зато Инадзу Оно “за”. А он ближайший друг и советник мистера Сато. Трамбо закрыл глаза.

— За четыре миллиона этот ублюдок Оно мог бы уговаривать и получше. Наверное, Сато обещал ему порядочный кусок курорта, если он будет торговаться до последнего.

— Наверное. Во всяком случае, все в порядке, кроме подписи.

— Подписать нужно сегодня. Проклятый вулкан дымит все сильнее. Не думаю, что нам удастся удержать дела под контролем еще хотя бы день. Сколько туристов осталось?

— М м м… — Уилл заглянул в блокнот. — Одиннадцать.

— Одиннадцать, — упрямо повторил Трамбо. — Одиннадцать человек на пятьсот номеров.

— Мистер Картер предупредил их…

— Картер? Этот тип еще здесь?

— Да, но…, вы же его еще не уволили.

— Просто я вспомнил…, где этот жирный гаваец?

— Джимми Кахекили?

— Точно. Он еще здесь?

— Он в столовой, ест пирожные. Топор все еще с ним. За ним следит Майкле.

— Отлично. Он может понадобиться, когда крутом ходят такие типы, как Кэтлин, Майрон Кестлер и этот Картер. — Трамбо с застывшей улыбкой потер виски.

— Босс, у вас болит голова? Тут зазвонил радиотелефон.

— Алло, Трамбо слушает!

— Мистер Трамбо, — голос принадлежал Фредриксону, — мы нашли Санни Такахаси. Прием.

Трамбо вскочил с дивана:

— Он жив?

— Да, сэр. Насколько я могу судить, даже не ранен. Прием.

Байрон Трамбо ухватил своего помощника за плечи и исполнил с ним несколько замысловатых па. Уронив Брайента в кресло, он схватился за трубку:

— Давай его скорее сюда. Получить премию. В трубке протрещали помехи.

— Лучше вам приехать, мистер Трамбо. Прием.

Миллиардер нахмурился:

— Где ты находишься?

— На поле петроглифов. Знаете, там, где беговая дорожка уходит в скалы. Прием.

— Черт, я знаю, где это! Зачем мне туда ехать? Санни с тобой?

— Да, сэр. Он здесь и мистер Диллон тоже. Прием.

Трамбо обменялся недоуменными взглядами с Уиллом Брайентом.

— Диллон? Слушай, Фредриксон, давай скорее сюда Санни, а с тем можешь не…

— Я думаю, вам нужно на это взглянуть, мистер Трамбо. — Голос охранника был странно гулким, словно он говорил через трубу.

— Черт, давай сюда этого япошку или… Фредриксон! Фредриксон? Черт! — Трамбо рванулся к двери, на ходу вытаскивая браунинг. Брайент поспешил за ним.

— Нет! — Миллиардер сделал отрицательный жест. — Оставайся здесь и собери всех в конференц зале. Я притащу Санни через десять минут. Пусть из него хоть мозги вышибли, главное, чтобы он присутствовал. Скажи Сато, что его дорогой мальчик нашелся, и все ждите нас.

Он поехал на лифте вниз, а Брайент направился к номеру Сато.

Трамбо быстрым шагом прошел через вестибюль в ресторан, потом в столовую. Джимми Кахекили сидел у стойки и поедал пирожные, придерживая другой рукой топор. Из угла за ним как ястреб следил Майкле.

— Мистер Трамбо! — воскликнул Бри, шеф повар, размахивая руками. — Эта гора жира сидит тут уже три часа! Как хорошо, что вы пришли!

— Замолчи, Бри. — Трамбо подошел к стойке. — Слушай, мне надо прогуляться на поле петроглифов. Пошли, будешь меня охранять.

— Да, сэр. — Майкле вскочил, застегивая пиджак, из под которого торчала рукоятка револьвера.

— Да не ты. — Трамбо ткнул пальцем в пятисотфунтового гавайца. — Ты.

Джимми Кахекили продолжал уписывать пирожные, не обращая никакого внимания на Трамбо.

— Десять тысяч долларов! — крикнул миллиардер ему в ухо.

Гигант оттолкнул блюдо, встал со стула, жалобно заскрипевшего под его тяжестью, и пошел к выходу.

Кахекили не влезал в тележку, поэтому Трамбо решил идти пешком. Пока они шли на юг к Бару Кораблекрушения, тень гавайца закрывала его, как зонтик.

Они уже дошли до большого пруда, когда Трамбо остановился так резко, что Джимми Кахекили едва не налетел на него.

Впереди их ждали Кэтлин Соммерсби Трамбо, Майя Ричардсон и Бики. Улыбающийся Майрон Кестлер расположился в сторонке под кокосовой пальмой. Все три женщины о чем то оживленно болтали, но, увидев Трамбо, все они скрестили руки на груди и вопросительно воззрились на него. Солнце играло на отлакированных ногтях.

— Мистер Трамбо, — новоанглийский акцент Кэтлин был так же безупречен. — Мы вас давно ждем.