— Слушаю, — пробормотала она голосом маленькой девочки.
— Правда, этот многоопытный старый крокодил полюбил тебя, как мальчишка, полюбил девку, подобранную им на улице Фонтен. У него уже была кругленькая сумма, которая бы позволила ему уехать на берега Марны или куда-нибудь на юг. Этот бедный идиот вообразил, что сделает из тебя настоящую даму. Он одел тебя, как супругу богатого буржуа. Ему не нужно было учить тебя считать, это ты умела с самого рождения.
Сколько показной нежности было в твоем обращении с ним! Ты хорошо себя чувствуешь, папа? Хочешь, я открою окно? Ты не хочешь пить, папа? Хочешь, твоя Алина тебя поцелует?
Резко поднявшись, он произнес:
— Девка!
Она и глазом не моргнула, не шевельнулась, хотя знала, что в гневе он способен и ударить ее.
— Это ты его заставила записать недвижимое имущество на твое имя? А счета в банке? Не важно! Пока он оставался здесь замурованный в четырех стенах, ты встречалась с его сообщниками, ты передавала им от него инструкции, ты собирала бриллианты. Тебе все еще нечего сказать?
Сигарета выпала из ее пальцев, и концом тапочки она раздавила ее на ковре.
— Сколько же времени ты была любовницей этого самца Фернана? Год, три года, несколько месяцев? Вам очень удобно было встречаться в отеле на улице Этуаль. И однажды кому-то из вас двоих, Фернану или тебе, стало невтерпеж. Хоть Манюэль и был слабее, чем раньше, но все же оставался крепким и мог прожить десять или пятнадцать лет. Накоплено было достаточно, и тебе не составляло труда внушить ему, что остаток дней надо провести там, где его могли бы катать в кресле в саду, где бы он чувствовал себя легко и свободно среди природы. Тебе или Фернану пришла эта мысль в голову? Твоя очередь говорить! Давай, живее!
Тяжелыми шагами он ходил от одного окна к другому, иногда выглядывая на улицу.
— Твоя идея?
— Я тут ни при чем. — И с усилием спросила: — Что вы сделали с Фернаном?
— Он в камере предварительного заключения, где будет томиться до тех пор, пока я его не допрошу.
— Он ничего не сказал?
— Не важно, что он сказал. Ясно, что не ты убила Манюэля. Фернан взялся за это, пока ты ходила за покупками. Что касается второго преступления…
— Какого еще второго?
— Ты что, не знаешь, что в доме произошло еще одно убийство?
— Кого?..
— Так вот! Подумай немного и ответь — кого, если ты не играешь комедию. Пальмари убрали с дороги. Но Барийар вдруг заподозрен полицией в этом убийстве. Вместо того чтобы увезти вас обоих на набережную Орфевр и устроить вам очную ставку, вас оставляют каждого в своей ловушке, тебя здесь, его напротив, без связи друг с другом. А что это дает? Ты таскаешься по квартире, теряясь в догадках, чем все кончится, и даже не моешься. Барийар мучительно соображает — где может быть наиболее слабое звено. Особенно возможный свидетель.
Прав он или нет, но Барийар уверен, что ты не будешь свидетельствовать против него. Но вот там, наверху, в мансарде есть сообщник, может быть, немного безумный, а может быть, более хитрый, чем хочет казаться, которому того и гляди достанется лакомый кусок.
— Старый Жеф убит? — воскликнула она.
— А ты сомневалась, что он будет первым в списке?
Она смотрела на него, явно сбитая с толку, не зная, за что уцепиться.
— Как его убили?
— Сегодня утром его нашли повешенным в подвале Барийара, давно уже превращенном в мастерскую, где Жеф Клаас, точнее Виктор Крулак, заново гранил украденные камни. Он повесился не сам. За ним ходили наверх, в мансарду. Его стащили в подвал и убили, прежде чем надеть веревку на шею.
Мегрэ не торопился, ни разу не посмотрел молодой женщине в лицо.
— Теперь речь идет не просто о грабежах, не только о драгоценностях, не о свиданиях в отеле «Бюсьер». Речь идет о двух убийствах, совершенных хладнокровно, преднамеренно. Тут слетит по меньшей мере одна голова.
Не в силах больше сидеть на месте, она встала и тоже принялась шагать, стараясь не подходить близко к комиссару.
— Что вы об этом думаете? — услышал он ее шепот.
— Что Фернан превратился в дикого зверя, а ты в его самку. Что ты жила тут месяцы и годы с тем, кого называла папой и кто доверял тебе, и ждала часа, когда сможешь пойти порезвиться с этим негодяем. И теперь уже не важно, кто держал пистолет, убивший Манюэля.
— Не я.
— Сядь сюда!
Он указал ей на инвалидное кресло, и она, онемев, вытаращила глаза.
— Сядь сюда.
Он схватил ее за руку и заставил сесть в кресло.
— Не шевелись. Я покажу тебе место, где Манюэль сидел большую часть дня. Здесь! Вот! Чтобы иметь радио под рукой, журнал под другой. Точно?
— Да.
— А где находился пистолет, без которого Манюэль никогда не пересаживался с места на место?
— Не знаю.
— Лжешь, ты видела, как Пальмари клал его туда каждое утро после того, как вечером уносил к себе в спальню. Верно?
— Может быть.
— Не «может быть», черт возьми! Это правда. Ты забываешь, что я приходил сюда двадцать или тридцать раз, чтобы поболтать с ним.
Она сидела застывшая, бледная, в том кресле, где умер Манюэль.
— Теперь слушай внимательно. Ты ушла за покупками нарядная и свежая, поцеловав папу в лоб и послав ему последнюю улыбку из дверей гостиной. Предположим, что в этот момент оружие было еще на своем месте, за радиоприемником. Фернан отпирает дверь своим ключом — у него был ключ, который позволял ему приходить к вожаку, когда это было необходимо. Представляешь, как Фернан обходит кресло и просовывает руку за радиоприемник, чтобы схватить пистолет и выпустить первую пулю в затылок Манюэля? Нет, крошка, Пальмари не мальчик из церковного хора, он насторожился бы сразу же, как только Фернан сделает неверное движение. Дело в том, что, кода ты целовала папу, когда ты ему улыбалась, когда вышла легкими шагами молодой красивой женщины, вертя своим маленьким задом, пистолет уже был у тебя в сумке. Все было рассчитано по минутам. На лестничной площадке ты сунула пистолет в руки Фернана, который как бы случайно выходил из своей квартиры. Пока ты ходила за покупками, за превосходным мясом, за овощами, вкусно пахнувшими огородом, он совершал задуманное. Теперь уже не нужно было обходить кресло старика и тянуться к желанному пистолету. Фернану достаточно было только быстрого движения, после того как он обменяется несколькими словами с Пальмари. Я знаю, как Манюэль берег оружие. Пистолет был как следует смазан, и я уверен, что в твоей сумке остались следы этого масла.
— Неправда! — вскричала она, бросаясь на Мегрэ и осыпая его ударами кулаков. — Я не убивала его! Это Фернан! Это он все сделал! Он все придумал!
Комиссар, не пытаясь отражать удары, громко позвал:
— Жанен! Займись-ка ею.
— Надеть наручники?
— Да, пока не успокоится. Я пошлю тебе чего-нибудь поесть, а сам постараюсь успеть пообедать.
Глава 8
— Сначала пиво, хозяин.
В маленьком ресторане еще пахло кухней от обеда, но бумажные скатерти исчезли со столов, и только в одном углу сидел какой-то клиент и читал газету.
— Не мог бы ваш официант снести два или три бутерброда и графинчик красного на пятый этаж, в квартиру слева?
— А вы? Вы уже обедали? На кухне все уже кончилось.
Не хотите ли тоже бутербродов? Например, с ветчиной.
Мегрэ чувствовал, что весь взмок. Он ощущал пустоту во всем своем массивном теле, ноги и руки обмякли.
Он столько часов шел напролом, не замечая окружения, что ему даже трудно было сказать, какой сегодня День. Он удивился, увидев, что часы показывали половину третьего.
Что он позабыл? Он неясно отдавал себе отчет, что не явился в назначенное место, но куда? Ах да! На авеню Гобелен, к Жело-сыну, который должен был приготовить ему список ювелиров, посещаемых Фернаном Ба-Рийаром.
Все это сейчас уже не важно. Список понадобится позже, и комиссар представил себе маленького следователя, который будет вызывать одного свидетеля за другим в свой неряшливый кабинет и собирать пухлое досье.
Мир начинал оживать вокруг Мегрэ. Он снова слышал шум улицы, видел отблески солнца и медленно наслаждался своим бутербродом.
— Это хорошее вино?
— Некоторые находят его немного терпким, но потому, что оно не привозное. Я получаю его от своего зятя, он делает всего бутылей двадцать в год, этого вина.
Комиссар попробовал этого вина, которое послали Жанену, и, когда вышел из бистро «У овернца», уже не выглядел, как разъяренный бык.
— Когда мой дом станет наконец спокойным? — простонала консьержка, увидя его.
— Скоро, скоро, дорогая мадам.
— А квартирную плату я по-прежнему должна отдавать молодой даме?
— Сомневаюсь. Это решит судебный следователь.
Лифт поднял его на пятый этаж. Сначала он позвонил в дверь направо. Ему открыла мадам Барийар с заплаканными глазами, все в том же цветном халатике.
— Я пришел проститься с вами, Мина. Извините, что я вас так называю, но я не могу выбросить из головы ту маленькую девочку, что в адской обстановке Дуэ вложила свою ручку в руку человека с окровавленным лицом, не знавшего, куда ему идти. Но и вы тоже не знали, куда он вас ведет.
— Правда ли, господин комиссар, что мой муж…
Она не смела произнести слово «убийца».
Он кивнул.
— Вы еще молоды, Мина. Мужайтесь!
Губы мадам Барийар распухли, лицо сморщилось, и она только прошептала:
— Как могла я ничего не замечать?
И вдруг она бросилась на грудь Мегрэ; он дал ей выплакаться вдоволь. Когда-нибудь, конечно, она найдет новую опору, другую руку, за которую сможет ухватиться.
— Обещаю, что приду навестить вас. Берегите себя.
Жизнь продолжается.
В квартире напротив Алина сидела на диване.
— Мы едем, — объявил Мегрэ. — Хотите одеться или предпочитаете, чтобы вас увезли в таком виде?
Она смотрела на него глазами человека, который много думал и принял решение.
— Я его увижу?
— Да.
— Сегодня?
— Да.
— Я смогу говорить с ним?
— Да.
— Сколько захочу?
— Сколько захотите.
— Имею я право принять душ?
— При условии, что дверь в ванную останется открытой.
Она пожала плечами. Ей было все равно, смотрят на нее или нет. Около часа она занималась своим туалетом, самым тщательным, наверное, какой ей приходилось когда-либо совершать.
Она потрудилась вымыть голову и высушить феном, а потом долго колебалась, прежде чем выбрала строгий черный атласный костюм.
Все это время взгляд ее был жестким, лицо решительным.
— Жанен! Спустись и посмотри, стоит ли внизу наша машина.
— Иду, шеф!
На минуту Мегрэ и молодая женщина остались в гостиной одни. Она натягивала перчатки. Солнце потоками врывалось через оба окна, выходившие на улицу.
— Признайтесь, у вас была слабость к Манюэлю, — прошептала она.
— В известном смысле, да.
Подумав, она добавила, не глядя на него:
— И ко мне тоже, нет?
И он повторил:
— В известном смысле.
После чего он открыл дверь, а когда они вышли, запер ее и сунул ключ в карман. Спустились на лифте. За рулем черной машины сидел инспектор. Жанен, стоя на тротуаре, не знал, что ему делать.
— Иди домой и поспи.
— Вы думаете, жена и дети позволят мне это! И все-таки спасибо, шеф.
За рулем был Ваше, и комиссар тихо сказал ему несколько слов. Потом сел рядом с Алиной. Когда они проехали сотню метров, молодая женщина, смотревшая в окно, повернулась к Мегрэ:
— Куда мы едем?
Вместо того чтобы проехать в уголовную полицию самым прямым путем, они ехали по авеню Гранд-Арме, обогнули Триумфальную арку, чтобы спуститься к Елисейским полям.
Она смотрела во все глаза, понимая, что, вероятнее всего, никогда уже не увидит этого зрелища. А если когда-нибудь и увидит, то будет тогда уже очень старой женщиной.
— Вы нарочно это сделали?
Мегрэ вздохнул, ничего не ответив. Двадцать минут спустя она прошла с ним в его кабинет, где комиссар располагался с явным удовольствием.
Он машинально привел в порядок свои трубки, затем подошел к окну и наконец открыл дверь кабинета инспекторов.
— Жанвье!
— Да, шеф?
— Будь любезен, спустись в камеру предварительного заключения, приведи Барийара. Садитесь, Алина.
Он обращался теперь с ней так, как будто ничего не случилось. Казалось, он уже не имел отношения к этому делу.
— Алло! Дайте мне судебного следователя Анселена.
Алло! Следователь Анселен? Говорит Мегрэ. Да, у себя в кабинете. Я только что прибыл в сопровождении молодой женщины, которую вы знаете. Нет, но это скоро произойдет. Мне нужно знать, хотите ли вы присутствовать при очной ставке. Да. Сейчас.
Он поколебался, снять ли пиджак, но потом решил, что не стоит, так как сейчас должен прийти следователь.
— Думаю, мы сегодня будем присутствовать при бое диких зверей, — заключил Мегрэ свой разговор с Анселеном.
Глаза женщины заблестели.
— Если бы у вас было оружие, я недорого бы дал за шкуру Барийара, — сказал Мегрэ, обращаясь к Алине.
Маленький следователь вошел первым и с любопытством посмотрел на молодую женщину в черном, сидевшую в напряженной позе.
— Садитесь на мое место, господин следователь.
— Я не хотел бы…
— Прошу вас. Моя роль практически закончена. Остаются только проверки, допросы свидетелей, составление рапортов и передача их вам. Целую неделю придется возиться с бумажками!
Жанвье постучал, а затем втолкнул в кабинет Барийара в наручниках.
— Снять с них наручники, шеф?
— Это мне кажется неосторожным. Ты оставайся здесь.
А я пойду и проверю, есть ли поблизости люди покрепче.
Алина сразу выпрямилась, будто вдохнула запах человека, который долго был ее любовником. Не любовником, а самцом. А она — его самкой.
Эти двое стояли и смотрели друг на друга так, как смотрят друг на друга звери в джунглях.
Губы у обоих дрожали. Фернан первый начал шипеть:
— Что ты там…
Стоя против Фернана, выставив бедро, она с ненавистью плюнула ему в лицо.
Не вытираясь, он в свою очередь сделал шаг вперед, угрожающе протянув руки, словно намереваясь ее задушить, в то время как маленький следователь метался, не зная, что предпринять.
— Это ты, шлюха…
— Подонок! Убийца!..
Ей удалось оцарапать ему лицо, но, несмотря на наручники, он ухитрился схватить ее за руку и пригнуть к полу с дикой ненавистью в глазах.
Мегрэ, стоя между своим письменным столом и дверью в кабинет инспекторов, подал знак, и двое мужчин бросились разнимать эту пару, которая уже каталась по полу.
В течение нескольких секунд разнять их не удавалось, но наконец Барийара подняли с окровавленным лицом, а Алину усадили на стул.
— Я думаю, господин следователь, лучше будет допросить их отдельно.
Луи Анселен отвел комиссара к окну и прошептал, еще потрясенный тем, что видел:
— Никогда не присутствовал при такой сорвавшейся с цепи ненависти, такой звериной ярости.
Мегрэ, обращаясь к Жанвье, бросил через плечо:
— Можешь их запереть. — И добавил с иронией: — Только, конечно, по отдельности.
Мегрэ не видел, как они уходили. Он повернулся к окну и стал смотреть на спокойную картину Сены, отыскивая на берегу знакомый силуэт человека, удившего рыбу. Уже долгие годы он называл его «мой рыбак», хотя, конечно, не каждый раз это был один и тот же человек. Но главное, что всегда такой человек находился.
Буксир, тащивший четыре баржи, шел против течения и наклонил свою трубу, чтобы пройти под каменной аркой.
— Скажите, Мегрэ, который из двух, по вашему мнению…
Комиссар помедлил, зажигая трубку и по-прежнему глядя на Сену:
— Ваша профессия судить, не так ли? Я могу только сдать их вам такими, какие они есть.
— На это было не очень приятно смотреть.
— Да, на это смотреть было неприятно. В Дуэ тоже.