Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.

— В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?

Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей. Сын его учился на медицинском факультете, а одна из дочерей вышла замуж за владельца ресторана на Елисейских полях. Он жил как буржуа, на вилле, которую построил в Шуази-ле-Руа.

— Не помню, — с удивлением ответил он. — Почему вы меня об этом спрашиваете? Полагаю, это всем уже известно.

— Газеты еще ничего не сообщали о преступлении.

Попробуйте вспомнить. Может быть, во время обеда?

— Мне кажется, да. Клиенты нам много чего рассказывают. А ты не помнишь, Жюстен?

— Нет. В баре тоже об этом говорили.

— Кто?

Мегрэ наталкивался на закон молчания. Даже если Пернель, управляющий, не принадлежал к преступной среде и вел вполне порядочную жизнь, он тем не менее должен был молчать — этого требовала часть его клиентуры.

«Золотой бутон» уже не был, как прежде, тем баром, где собирались лишь жулики, о которых Пальмари, управлявший тогда рестораном, не слишком артачась, давал Мегрэ кое-какие сведения.

Теперь у ресторана была зажиточная клиентура. Его посещало много иностранцев, красивые девушки. Сходились к десяти или одиннадцати часам, так как ужин подавался до полуночи. Несколько главарей шаек сохранили свои привычки, но теперь среди них не было молодых парней, готовых на любое преступление. Они тоже жили в собственных домах, у большинства были жены и дети.

— Я хотел бы знать, кто первый сообщил вам об этом.

И Мегрэ, как он сам выражался, «отправился на рыбную ловлю».

— Может быть, некий Массолетти?

Он успел записать имена всех жильцов дома на улице Акаций.

— А чем он занимается?

— Автомобилями… Итальянскими автомобилями…

— Не знаю такого. А ты, Жюстен?

— Первый раз слышу…

Чувствовалось, что оба говорят искренне.

— Виньон?

Глаза их даже не заблестели, оба покачали головой.

— Преподаватель физкультуры по фамилии Детуш?

— Такой в наших кругах неизвестен.

— Тони Паскье?

— Я его знаю, — вмешался Жюстен.

— И я тоже, — добавил Пернель. — Иногда он посылает мне клиентов. Ведь он второй бармен в «Кларидже», не так ли? Я его не видел уже несколько месяцев.

— Он не звонил вам сегодня?

— Он звонит только в том случае, если ему нужно рекомендовать клиента.

— А Джеймс Стюарт, англичанин? Тоже не говорил?

А Фернан Барийар?

При каждой фамилии они на секунду задумывались и снова качали головой.

— Кто, по-вашему, был заинтересован в том, чтобы устранить Пальмари?

— На него нападают не в первый раз.

— Но лишь двое из покушавшихся, те, что прошили его из автомата, были потом убиты. А Пальмари больше уже не выходил из своей квартиры. Скажите, Пернель, с каких пор в «Золотом бутоне» появился новый хозяин?

Бледное лицо управляющего слегка покраснело.

— Пять дней назад.

— И кто же теперешний владелец?

Он колебался только мгновение, понимая, что Мегрэ в курсе дела и что врать бессмысленно.

— Я.

— У кого вы откупили ресторан?

— Ну конечно же у Алины.

— А когда Алина стала настоящей владелицей?

— Точной даты не помню. Около двух лет назад.

— Акт вашей купли засвидетельствован у нотариуса?

— По всем правилам.

— У какого нотариуса?

— Мэтр Дегриер, бульвар Перейр.

— За сколько вы купили ресторан?

— Двести тысяч.

— Я полагаю, новых франков?

— Конечно.

— Уплачено наличными?

— Ассигнациями. Пришлось потратить порядочно времени, чтобы их сосчитать.

— Как Алина унесла их? В чемодане?

— Не знаю. Я ушел первым.

— А вы знали, что дом на улице Акаций тоже принадлежит любовнице Манюэля?

Жюстен и Пернель чувствовали себя все более неловко.

— Здесь всегда ходят какие-то слухи. Видите ли, господин комиссар, я честный человек, как и Жюстен.

У нас у обоих семьи. Поскольку наш ресторан находится на Монмартре, среди нашей клиентуры можно найти разных людей. Закон не разрешает нам выгонять их, разве только в случае, если они вдрызг пьяны, что бывает редко. Мы слышим, как они рассказывают разные истории, но предпочитаем забывать их. Не правда ли, Жюстен?

— Точно.

— Интересно, был ли у Алины любовник?

Ни тот, ни другой и бровью не повели, не сказали ни да ни нет, что несколько удивило Мегрэ.

— Она никогда не встречалась здесь с мужчинами?

— Она даже не останавливалась у бара. Прямо проходила на антресоль ко мне в кабинет и проверяла счета, прежде чем унести причитающуюся ей часть, как деловая женщина.

— А вас не удивляет, что такой человек, как Пальмари, кажется, перевел на ее имя все, что у него было, или, по крайней мере, добрую часть своего имущества.

— Многие коммерсанты и бизнесмены, предвидя возможную конфискацию, переводят имущество на имя жены.

— Пальмари не был женат, — возразил Мегрэ. — Кроме того, он был старше ее на тридцать два года.

— Я тоже думал об этом. Видите ли, я полагаю, что Манюэль был и в самом деле очарован ею. Он полностью доверял ей. Он ее любил. Я мог бы поклясться, что до того, как встретить ее, он никого не любил. Он чувствовал себя обделенным в своем кресле на колесах. Она стала смыслом его жизни, единственным существом, связывающим его с внешним миром.

— А она?

— Насколько я могу судить, она тоже его любила.

Это случается с такими девицами, как она. До него она прошла жестокую школу, мужчинам было нужно от нее только одно… они не считались с ее человеческим существом, Вы понимаете? Такие женщины потом очень высоко ценят семейную жизнь.

Толстый краснолицый человек на другом конце прилавка заказал еще рюмку мятной настойки.

— Сейчас, месье Луи.

Мегрэ тихо спросил:

— Кто этот месье Луи?

— Наш клиент. Я не знаю его фамилии, но он довольно часто заходит выпить одну или две рюмки мятной настойки с водой. Полагаю, он живет в этом квартале.

— В полдень он заглядывал сюда?

— Он был здесь, Жюстен? — вполголоса спросил Пернель.

— Кажется, да. Он спросил, нет ли у меня сведений о бегах.

Месье Луи вытирал пот с лица и тупо смотрел на свою рюмку.

Мегрэ вытащил из кармана записную книжку, написал несколько слов и дал их прочесть Лапуэнту.

«Следуй за ним, когда он выйдет. Встретимся здесь.

Если меня не будет, звони домой».

— Скажите, Пернель, вас не затруднит подняться со мной на минутку на антресоль?

— Сюда…

У нового хозяина ресторана было плоскостопие, и он ходил, переваливаясь, словно утка, как большинство метрдотелей, достигших определенного возраста. Лестница оказалась узкой и темной. Здесь не было ничего от роскоши и комфорта, царивших в ресторане. Пернель вынул из кармана связку ключей, открыл дверь, выкрашенную коричневой краской, и они очутились в маленькой комнате, окнами выходившей во двор.

На письменном столе лежали грудой счета, проспекты, стояло два телефона.

— Садитесь, Пернель, и слушайте меня внимательно.

Что, если мы оба будем играть в открытую?

— Я всегда играл в открытую.

— Вы знаете, что это не так, что вы не можете, себе этого позволить, иначе вы не стали бы хозяином «Золотого бутона». Для придания нашему разговору непринужденности, сообщу вам одно открытие, которое теперь уже не играет роли для заинтересованного когда-то лица. Когда двадцать лет назад Манюэль купил бистро, я иногда заходил сюда выпить стаканчик по утрам, в самое малолюдное время. Случалось, что Манюэль звонил мне по телефону или заходил ко мне, не афишируя это, на набережную Орфевр.

— Осведомитель? — прошептал хозяин ресторана, не слишком удивленный.

— Вы догадывались об этом?

— Не знаю. Может быть. Полагаю, по этой причине в него и стреляли три года назад?

— Возможно. Но только Манюэль был хитрец — при случае он поставлял мне сведения о мелких делишках, сам же занимался крупными делами, о которых, естественно, никогда не говорил.

— Вы не хотите, чтобы я велел подать сюда бутылку шампанского?

— Это почти единственный напиток, который меня не соблазняет.

— Тогда пиво.

— Сейчас ничего не надо.

Видно было, что Пернелю нелегко.

— Манюэль был хитер, — продолжал Мегрэ, глядя прямо в глаза собеседнику. — Так хитер, что я никогда не мог найти доказательств его причастности к преступлениям. Он знал, что мне известна правда, во всяком случае, хотя бы частично, и не старался изображать из себя праведника. А когда это становилось необходимым, предавал одного из своих сообщников.

— Не понимаю, что вы хотите сказать…

— Нет, понимаете.

— Я никогда не работал с Манюэлем, разве что здесь, по специальности — метрдотелем, потом управляющим.

— Но при этом уже в двенадцать часов дня вы знали, что с ним произошло. Как вы сказали, в баре и ресторане можно услышать много разных вещей.

Итак, что вы думаете, Пернель, о краже ювелирных изделий?

— То, что об этом пишут в газетах: молодые парни приучаются к преступному ремеслу, но, в конце концов, попадают в руки полиции.

— Нет, не то…

— Говорят, что во время кражи поблизости держится один из опытных грабителей, чтобы прийти на помощь новичкам в случае необходимости.

— А еще?

— Ничего. Клянусь вам, я больше ничего не знаю.

— Ну что ж, расскажу вам кое-что еще, хотя уверен, не сообщу ничего для вас нового. Скажите, какому главному риску подвергаются воры ювелирных изделий?

— Их могут застукать.

— Как?

— При перепродаже драгоценностей.

— Хорошо! Вы начинаете подходить к главному — все дорогие камни имеют, так сказать, свое гражданское состояние и известны людям, связанным с ювелирным делом. Как только совершается кража, описание изделий рассылается не только по Франции, но и за границу. Скупщик краденого, если только воры знают таких, даст им лишь десять или пятнадцать процентов от стоимости добычи. И почти всегда, когда год или два спустя он пускает эти камни в продажу, полиция узнает их, идет по следу и находит грабителей. Согласны?

— Думаю, так оно и бывает. У вас больше опыта, чем у меня.

— Но вот в течение почти десяти лет драгоценности, украденные в магазинах, теряются без следа. Что тут можно предположить?

— Откуда мне знать?

— Да бросьте, Пернель. Тот, кто занимается вашим ремеслом в течение тридцати или сорока лет, знает все его тонкости, даже если не получает от этого прямой выгоды.

— Но я не так давно работаю на Монмартре.

— Первая предосторожность состоит не только в том, чтобы вынуть камни из оправы, нужно еще преобразить их, а для этой цели необходим «свой» гранильщик бриллиантов. Вы знаете таких?

— Нет.

— Мало кто их знает по той простой причине, что их немного не только во Франции, но и во всем мире.

В Париже их не больше полусотни, живут они, как правило, в одном районе, в Маре, поблизости от улицы Фран-Буржуа, и образуют свой, очень замкнутый мирок. А кроме того, перекупщики, торговцы бриллиантами и крупные ювелиры, которые доверяют им работу, все время следят за ними.

— Я об этом никогда не думал.

— Бросьте шутить!

В дверь постучали. Это был бармен, который протянул Мегрэ листок бумаги.

— Только что принесли для вас.

— Кто?

— Парнишка из табачной лавочки на углу.

Это была записка от Лапуэнта, написанная карандашом на листке, вырванном из записной книжки.

«Он вошел в телефонную кабину. Сквозь стекло я видел, как он набирал 42—38. В последней цифре я не уверен.

Потом сел в углу, читает газеты. Я остаюсь здесь».

— Разрешите мне воспользоваться одним из ваших аппаратов. Собственно говоря, почему у вас две линии?

— Второй аппарат местный, соединен только с рестораном.

— Алло! Справочное? У телефона комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Мне нужно срочно узнать, какому абоненту принадлежит номер сорок два — тридцать восемь. Последняя цифра под вопросом. Будьте так любезны, позвоните мне сюда…

— А теперь, — сказал он Пернелю, — я с удовольствием выпил бы стакан пива.

— Вы уверены, что больше ничего не знаете о месье Луи?

Пернель колебался, отдавая себе отчет в том, что дело принимает серьезный оборот.

— Лично я его не знаю. Только вижу в баре. Случается, в отсутствие Жюстена обслуживаю его я, и мы перекидываемся несколькими словами о погоде.

— Его никто не сопровождает?

— Редко. Несколько раз я видел его с молоденькими мальчиками. Я даже подумал, не интересуется ли он этим…

— Вы не знаете его фамилию, адрес?

— Его всегда называют месье Луи, причем с явным уважением. Думаю, живет он где-нибудь поблизости, потому что никогда не приезжает на машине.

Зазвонил телефон. Мегрэ снял трубку.

— Комиссар Мегрэ? Кажется, я могу дать вам справку, которая вас интересует, — говорила девушка из справочного. — Абонент сорок два — тридцать восемь полгода назад временно отключил телефон из-за отъезда за границу. Владелец номера сорок два — тридцать восемь — Фернан Барийар, адрес…

Комиссар знал продолжение. Речь шла о представителе фирмы, изготовляющей роскошные коробки и футляры. Он жил на той же лестничной площадке, что и Пальмари.

— Благодарю вас, мадемуазель.

— Дать вам предыдущие номера?

— Дайте на всякий случай…

Предыдущие фамилии и адреса были ему неизвестны.

Мегрэ грузно поднялся, отяжелев от жары и утомительного дня.

— Подумайте о том, что я вам сказал, Пернель. Теперь, когда вы ни от кого не зависите, приобрели ресторан, который дает неплохой доход, было бы досадно иметь неприятности. Не так ли? Я думаю, что скоро увижу вас. Мой совет: не распространяйтесь о нашей беседе. Такой товар, как роскошные упаковки, вам ничего не говорит?

Новый владелец «Золотого бутона» посмотрел на него с Удивлением.

— Не понимаю.

— Некоторые картонажники специализируются на коробках для шоколада, рожках для драже и так далее.

Так вот, к этим «и так далее» можно причислить коробки, которые используют ювелиры вместо футляров.

Он опустился по темной и не очень чистой лестнице, пересек ресторан, где теперь в углу сидела какая-то пара, а у другого столика ужинали четверо.

Поднялся по улице до табачной лавочки с баром и заметил Лапуэнта, который мирно потягивал аперитив, а в углу сидел месье Луи и читал вечернюю газету. Ни тот, ни другой его не заметили, и несколько минут спустя комиссар сел в такси.

— Улица Акаций, на углу улицы Триумфальной арки.

В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, и Мегрэ чувствовал, что рубашка у него прилипла к телу.

В такси он, кажется, дремал и, вероятно, дремал на самом деле, потому что вздрогнул, когда шофер объявил:

— Приехали, месье.

Мегрэ поднял голову и посмотрел снизу вверх на дом из красного кирпича, с окнами, обрамленными белым камнем. На лифте он поднялся до пятого этажа и по привычке чуть не позвонил у двери налево.

У дверей направо его заставили некоторое время подождать, и та же самая блондинка, которую он расспрашивал после обеда, наконец открыла ему дверь.

— Опять вы! — залепетала она с удивлением. — Мы с мужем сейчас ужинаем.

— Я хотел бы сказать ему несколько слов.

— Входите!

Гостиная была похожа на ту, что он видел в квартире напротив, но не такая роскошная, с более скромным ковром. Из гостиной дверь вела не в каморку, как у Пальмари, а в буржуазную столовую с мебелью в деревенском стиле.

— Это комиссар Мегрэ, Фернан.

Мужчина лет сорока тоже встал с салфеткой в руке.

Он был без пиджака, в рубашке с распахнутым воротом.

— Весьма польщен, — прошептал он, глядя то на жену, то на гостя.

— Комиссар уже приходил сегодня днем. Я не успела сказать тебе об этом. По случаю убийства этого жильца он обошел весь дом, звонил у каждой двери.

— Продолжайте ужинать, — сказал Мегрэ, — я не тороплюсь.

На столе стояла жареная телятина и лапша в томате.

Они, не без некоторого смущения, сели на свои места, а комиссар занял место в конце стола.

— Вы ведь выпьете стаканчик вина?

Графин с белым вином, только что из холодильника, так аппетитно запотел, что Мегрэ не стал сопротивляться. И хорошо сделал, потому что это было легкое вино из Сансера, которое конечно же купили не в бакалейной лавке.

Наступило неловкое молчание, когда Барийары снова принялись за еду под рассеянным взглядом своего гостя.

— Все, что я могла сказать комиссару, это то, что мы не знакомы с Пальмари. Я-то никогда его и не видела и еще сегодня утром не знала его фамилии. Что до его жены…

Ее муж был красивым мужчиной, стройным и мускулистым, он, должно быть, пользовался успехом у женщин. Его усы подчеркивали чувственные губы, безупречные зубы, открывавшиеся даже тогда, когда он чуть-чуть улыбался.

— А ты их знаешь?

— Нет. Но пусть говорит комиссар. Я вас слушаю, господин Мегрэ.

В его словах чувствовались ирония и чуть заметная агрессивность. Это был уверенный в себе красавец-самец, охотно вступающий в спор, не сомневающийся ни в своей силе, ни в своем обаянии.

— Заканчивайте сначала обед. Где вы сегодня побывали?

— В квартале Лила.

— На машине?

— Ясно, на машине. У меня «Пежо-404», я им очень Доволен, эта модель престижна. А в моем деле это очень важно.

— Я полагаю, вы возите с собой чемодан с образцами товаров?

— Конечно, как и все мои коллеги.

— Когда вы поужинаете, я попрошу вас показать мне его.

— Это любопытство довольно неожиданно, не правда ли?

— Смотря с какой точки зрения.

— Можно спросить вас, обращались ли вы с подобными просьбами на других этажах?

— Пока нет, месье Барийар. Добавлю, что вы имеете право не откликаться на мою просьбу. Тогда мне придется позвонить одному симпатичному следователю, который пришлет сюда с курьером мандат на обыск, а в случае надобности и на арест. Может, вы предпочитаете, чтобы мы продолжили разговор на набережной Орфевр?

Мегрэ заметил, что выражение лица его собеседника резко изменилось. Женщина же вообще вытаращила глаза, удивленная неожиданной резкостью обоих мужчин.

Она положила руку на ладонь мужа и спросила:

— Что происходит, Фернан?

— Ничего, милочка. Не беспокойся. Сейчас комиссар принесет мне свои извинения. Когда полиция встречается с преступлением, которое ей не по зубам, она всегда начинает нервничать.

— Это вам, мадам, кто-то звонил по телефону около часа назад?

Она повернулась к мужу, как будто спрашивая, что ответить, но тот смотрел на комиссара, стараясь угадать, что тот надеется выяснить.

— Это звонили мне.

— Приятель?

— Клиент.

— Шоколадник? Кондитер? Парфюмер? Ведь это все ваша клиентура, не так ли?

— Вы довольно хорошо осведомлены.

— Если только это звонил не ювелир. Месье Барийар, не назовете ли вы мне его фамилию?

— Признаюсь, не запомнил, потому что его предложение меня не заинтересовало.

— Клиент, который звонит по окончании рабочего дня? Что ему было от вас нужно?

— Прейскуранты.

— Вы давно знаете месье Луи?

Удар попал в цель. Красавец Фернан нахмурился, и даже его жена заметила, что ему не по себе.

— Я не знаю никакого месье Луи. А теперь, если вы считаете необходимым продолжить разговор, пройдемте в мой кабинет. У меня свой принцип: не вмешивать в дела женщин.

— Женщин?

— Мою жену, если так вам больше нравится. Ты позволишь, милочка?

Он провел его в смежную комнату, приблизительно такого же размера, как каморка Пальмари, довольно комфортабельно обставленную. Так как окна выходили во двор, здесь было темнее, чем в других комнатах, и Барийар зажег свет.

— Садитесь, и, если вы непременно хотите и раз уж так нужно, я вас слушаю.

— Вы только что произнесли довольно забавную фразу.

— Поверьте, у меня нет никакого намерения вас забавлять. Мы с женой собирались сегодня вечером в кино, а из-за вас опоздаем к началу фильма. Что же смешного я сказал?

— Что у вас есть принцип не вмешивать в дела женщин.

— Я не единственный в этом отношении.

— Что касается мадам Барийар, тут я охотно вам поверю. Вы давно женаты?

— Восемь лет.

— Вы тогда занимались тем же делом, что и сейчас?

— Приблизительно.

— А в чем же разница?

— Я занимался производством на картонажной фабрике в Фонтэне-су-Буа.

— Вы тогда жили в этом доме?

— Я жил в отдельном домике, в Фонтэне.

— Давайте посмотрим на этот чемодан с образцами.

Чемодан стоял на паркете, слева от двери, и Барийар неохотно поставил его на письменный стол.

— А ключ?

— Чемодан не заперт.

Мегрэ открыл его и, как и ожидал, среди роскошных коробок — почти все были сделаны со вкусом — нашел коробочки, в которые ювелиры кладут часы и драгоценности, продающиеся без футляров.

— Сколько ювелирных магазинов вы посетили сегодня?

— Не знаю. Три или четыре. Часовщики и ювелиры составляют только часть нашей клиентуры.

— Вы записали названия фирм, в которых побывали?

Лицо Фернана Барийара передернулось во второй раз.

— Мне не по душе ни счетоводство, ни статистика.

Я записываю только заказы.

— И, конечно, передав эти заказы вашей фирме, вы оставляете себе копию?

— Другие, может быть, так и поступают. Но я доверяю своим хозяевам…

— Значит, вы не можете дать мне список ваших клиентов?

— Это и в самом деле невозможно.

— В какой фирме вы работаете?

— «Жело и сын», авеню Гобелен.

— Их бухгалтерия, полагаю, содержится в большем порядке, чем ваша? Я навещу их завтра утром.

— Объясните ли вы, наконец, в чем дело?

— Сначала вопрос. Вы утверждаете, что никогда не вмешивали женщин в свои дела, не так ли?

Барийар, зажигавший в это время сигарету, пожал плечами.

— Даже если эту женщину зовут Алиной и она живет рядом с вами?

— Я не знал, что ее зовут Алиной.

— Однако вы сразу узнали, о ком я говорю.

— Есть только одна квартира напротив нашей, и, насколько мне известно, в этой квартире живет только одна женщина. Мне случается встречаться с ней на лестнице, но я не помню, чтобы мне приходилось говорить с ней.

— Ваша жена в курсе ваших дел?

— Каких именно?

— Вашей торговли. Вашей разнообразной деятельности. Ваших отношений с месье Луи.

— Я вам уже сказал, что не знаю никакого месье Луи.

— Однако вот уже прошел час, как он предупредил вас по телефону, что я произвожу расследование на улице Фонтен и частично передал вам содержание моего разговора с хозяином «Золотого бутона» и барменом.

— Что вы от меня хотите?

— Ничего. Как видите, говорю я. Бывают случаи, когда выгоднее играть в открытую, выложить свои карты противнику. Я могу отложить встречу с вашими хозяевами с авеню Гобелен. А иначе… Они не успеют к завтрашнему утру подделать свои книги, чтобы выручить вас. А вы хорошо знаете, что именно я там обнаружу.

— Обнаружите имена, адреса, цифры. Столько-то коробок в стиле Помпадур по сто пятьдесят франков за дюжину. Столько-то…

— Столько-то футляров по такой-то цене за дюжину или сотню.

— Ну и что тогда?

— Представьте себе, месье Барийар, что у меня есть список ювелиров, которые в Париже или в пригородах были за последние годы ограблены на солидные суммы.

Вы начинаете понимать? Я почти уверен, что в списке, который мне представит фирма «Жело и сын», найду фамилии почти всех клиентов, значащихся в моем собственном списке.

— А если даже и так? Я действительно посещаю большинство магазинов этого района, кроме самых крупных фирм, которые пользуются только футлярами из сафьяна. И это совершенно нормально…

— Не думаю, что следователь, которому поручено Дело Пальмари, будет того же мнения.

— А разве мой сосед по лестничной площадке занимался ювелирными изделиями?

— Да, по-своему занимался. И последние три года, с тех пор как стал инвалидом, вел свои дела через посредничество женщины.

— Так вот почему вы меня спрашивали…

— Вот именно. А теперь еще вопрос: Алина Бош ваша любовница?

Фернан Барийар действовал инстинктивно. Он сразу взглянул на дверь, потом крадучись подошел и приоткрыл ее, чтобы убедиться, не подслушивает ли жена.

— Если бы вы говорили так со мной в столовой, я, наверное, дал бы вам по физиономии. Вы не имеете права, как и никто другой, вызывать подозрение в семье.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Отвечаю — нет.

— И вы не знакомы с месье Луи?

— Не знаю никакого месье Луи.

— Разрешите?

Мегрэ протянул руку к телефонному аппарату, набрал номер квартиры напротив, узнал голоса Люка.

— Что делает твоя клиентка?

— Она немного поспала, потом решила съесть кусочек ветчины и яйцо. Она нервничает, ходит по комнатам, бросает на меня убийственные взгляды каждый раз, когда проходит мимо.

— Она не пыталась звонить по телефону?

— Нет. Я за этим слежу.

— Никто не приходил?

— Никто.

— Спасибо. Я буду у нее через несколько минут. Позвони, пожалуйста, на Набережную, пусть пришлют еще одного человека. Да, сюда. Я знаю, что Бонфис внизу, но мне нужен еще один человек с машиной. Он должен будет следить за неким Фернаном Барийаром, торговым представителем, на тот случай, если он решит выйти из дома, один или с женой. Барийар на одной площадке с Алиной. Я сейчас у него. Пусть его телефон подключат на прослушивание. Приметы Барийара: около сорока лет, густые каштановые волосы, довольно элегантный, мужчины такого типа нравятся женщинам. Его жена, на тот случай, если она будет с ним, лет на десять его моложе, блондинка, аппетитная, упитанная. Я подожду здесь, пока наш инспектор не появится внизу. До встречи, старина.

Пока он говорил, коммивояжер с ненавистью смотрел на него.

— Ну, так как, — произнес Мегрэ почти ласково, — вам все еще нечего мне сказать?

— Совершенно нечего.

— Мой инспектор будет здесь минут через десять, я пока посижу с вами.

— Как вам угодно.

Барийар сел в кожаное кресло, взял со столика иллюстрированный журнал и сделал вид, что погрузился в чтение. А Мегрэ встал и принялся подробнейшим образом осматривать комнату — читал названия книг, стоявших в шкафу, приподнимал пресс-папье, выдвигал ящики письменного стола.

Для хозяина квартиры время тянулось медленно. Поверх своего журнала он иногда поглядывал на этого тучного, безмятежного человека, который, казалось, заполнил своей массой весь кабинет.

Время от времени комиссар вынимал из кармана часы — он никогда не мог привыкнуть к ручным и тщательно хранил золотой хронометр, который достался ему в наследство от отца, — и объявлял:

— Еще четыре минуты, месье Барийар.

Тот старался не показывать виду, но руки выдавали его нетерпение.

— Три минуты.

Барийару все труднее было сдерживаться.

— Вот и все! Желаю вам доброй ночи в ожидании нашей близкой встречи, которая, надеюсь, будет такой же сердечной, как эта.

Мегрэ вышел из кабинета и увидел в столовой молодую женщину. Глаза у нее были красные.

— Мой муж не сделал ничего дурного, правда, господин комиссар?

— Это надо спросить у него, милая дамочка. Я желаю этого для вас.

— Хоть с виду и не скажешь, но он очень добрый, очень любящий человек. Иногда вспыльчив — такой уж У него характер, но всегда первый жалеет о том, что натворил.

Она проводила Мегрэ тревожным взглядом и увидела, что он направился не к лифту, а к двери напротив.