— Не было.
— Вы заходили с ним в два ночных кабака — что, тогда чемоданчика тоже не было? А в гостиницу он пришел уже с чемоданчиком…
— Мы зашли за ним в ночное бистро у площади Пигаль, он оставлял его там на хранение…
— Надо думать, из бумажника.
— Между прочим, когда мы нашли этот бумажник, он был пуст. Выходит, Бомпар отдал вам все, что у него при себе оказалось, едва оставив себе немного мелочи, чтобы утром расплатиться за номер…
— Это его дело.
Ну конечно! У нее на все готов ответ, и в самой бессвязности этих ответов она вполне последовательна!
— Вам не кажется, что мы оба ведем себя довольно глупо? Я со своей стороны пытаюсь заставить вас признаться, что вы убили Бомпара, хотя вы его, возможно, и не убивали. Вы же продолжаете утверждать, что ничего не знаете, хотя что-то вам известно наверняка…
— Выходит, у меня есть преимущество! — заметила она.
— Похоже на то. Но это ненадолго. Только что позвонил Люка: он кое-что нащупал. Очень скоро все переменится, и тогда вы окажетесь в невыгодном положении.
Давайте-ка порассуждаем вместе. Остановите меня, если я где-то ошибаюсь… Во-первых, кое-что нам известно наверняка: Бомпар… убит ударом ножа в спину. Но согласитесь, трудно себе представить, что у вас в сумочке оказался нож таких размеров, — разве что речь у нас идет о предумышленном убийстве. И на столе он тоже вряд ли валялся… А дорожный несессер, в котором мог поместиться нож, был закрыт…
— Ладно! Закрыт или открыт, какая разница… В любом случае такая хрупкая девушка вряд ли возьмется за нож… Если бы вы задумали убить неверного возлюбленного или коварного соблазнителя, то запаслись бы револьвером. Значит, Бомпара убили не вы. Остается предположить, что кто-то ворвался в номер, и я сейчас попробую доказать, что этот кто-то появился при вас…
Она встала и прислонилась лбом к оконному стеклу, наблюдая, как на промокший до нитки Париж спускаются сумерки.
— Во-первых, если бы вы просто ушли оттуда после любовных утех, до которых мне нет никакого дела, вы бы не оставили под кроватью свой чулок… Вы бы аккуратно собрали свои вещи, как и следует такой рассудительной и уравновешенной барышне… — Это говорилось в насмешку: он видел, как по ее спине пробежала нервная дрожь. — Слышите, Селина? Во-вторых, Бомпара убили ударом в спину, а это значит, что он повернулся лицом к кому-то (видимо, к вам), когда появился убийца, или что убийца не внушал ему опасений… Вот к чему мы пришли, стараясь избегать противоречий! А теперь позвольте дать вам добрый совет: чем скорее вы заговорите, тем лучше для вас. Вы пытаетесь убедить меня, что вы — профессионалка, чтобы не сказать хуже… Если бы я в это поверил, то непременно напомнил бы вам, что в таком случае у вас, вероятно, есть любовник, один из тех постоянных друзей, которых называют еще и по-другому… И этот ваш любовник, заметив, что вы заходите в гостиницу с богатым, судя по всему, клиентом, вдруг вздумал его ограбить… Вы следите за моей мыслью? И понимаете наконец, что в ваших же интересах откровенно рассказать мне все, что вы видели?
Последовало долгое молчание. Девушка не отрывалась от окна. Мегрэ, хоть и без особой надежды, караулил каждое ее движение.
Наконец она повернулась к нему лицом, такая же бледная, как сегодня утром, когда вышла из отдела опознания.
Устало опустившись на стул, отодвинула ногой раскиданные по полу клочья бумаги.
— Это все? — сказала она со вздохом.
— Почему бы вам не признаться сейчас в том, в чем все равно придется признаться часом позже?
Казалось, вот-вот она признает свое поражение, вот-вот заговорит. Она не шевелилась, уставившись в пол, сцепив ладони на коленях. Мегрэ затаил дыхание, опасаясь ее спугнуть.
Но вот она очнулась, нашла на столе сигареты, взяла одну, привычно закурила. И произнесла, как отрезала:
— Ну и работка у вас! Вам самому-то не противно? — Он и бровью не повел. — По-вашему, все, что вы мне тут наговорили, так уж ловко придумано? И вы воображаете, что вам обо мне что-то известно?
— Я воображаю, что мне скоро будет известно, — сказал он уверенно.
Да она кого хочешь выведет из себя! Меняется прямо на глазах. Вот теперь снова заговорила, как сегодня утром, когда выдавала себя за потаскуху.
Но Мегрэ не рассердился. Напротив, он был тронут: наконец-то он ощутил в ней скрытую тревогу, отчаяние, готовое прорваться сквозь хрупкий заслон воли…
— Знаю.
— Да ничего вы не знаете! И не узнаете! А даже если узнаете, на свое горе, сами потом пожалеете!
А теперь, если вам так хочется, можете отправить меня в тюрьму. Можете рассказать обо мне журналистам, пусть себе строчат о девушке, которая скрывает свое имя.
— Когда? — испуганно спросила она.
— Совсем недавно. Скоро я назову вам точную дату.
Судя по вашей речи, вы вовсе не с Юга и не с Юго-Запада. Впрочем…
— Отнюдь, дурочка вы этакая! Разве вы не видите, что я пытаюсь вам помочь? Вам неизвестно, что как только вы станете обвиняемой, перейдете в ведение прокуратуры? Разве я хоть что-нибудь записывал?
Вел протокол допроса? — Она не сводила с него странного взгляда. — И пока вы здесь, постарайтесь понять… — Он не закончил. И так уже наговорил ей лишнего. Ему то хотелось ее отшлепать, как непослушную девчонку, то… — Хотите, начнем все сначала и я вам докажу, что все, что вы мне тут нагородили, полная чепуха?
— В том, что иначе нельзя. Я правда падаю от усталости. Если вы позволите мне лечь на пол, я тут же усну…
Зазвонил телефон. Мегрэ повернулся к ней спиной, и она в самом деле улеглась прямо на пол и закрыла глаза.
3
— Алло! Это ты? Все еще занят на работе? Тут электрик спрашивает, надо ли устанавливать розетку в сарае с инструментами…
Госпожа Мегрэ звонила ему оттуда, из Мён-сюр-Луар, где через два дня отремонтированный домик будет готов принять комиссара.
— Какая у вас погода? — поинтересовался он.
— Сухая… И очень ветрено.
В Париже не прекращался дождь, и Мегрэ вдруг захотелось, чтобы свежий ветер с берегов Луары выдул тяжелый, нездоровый воздух из его кабинета, где так долго тянулась изнурительная схватка.
Прижав трубку к уху, он не спускал глаз с этого удивительного создания, которое противостояло ему с невероятным упорством, на какое способны лишь немногие из женщин, и умело лгать, как только очень юные девушки.
— Да-да, я тебя слушаю…
— Еще минутка у тебя есть? Электрик спрашивает, нужно ли ему ставить звонок на входную дверь. А по-моему, молоточка вполне достаточно.
— Я думаю!
Но это замечание относилось не только к входной двери и электрическому звонку в домике на Луаре. Мегрэ уже не слушал. Ему не терпелось повесить трубку, заняться делом. И он поспешил закончить разговор:
— Да, да, конечно. Делай как знаешь… Вот-вот. До свидания, дорогая.
Этого последнего слова оказалось достаточно, чтобы девушка взглянула на него с интересом, — ведь недаром говорят, что даже на краю отчаяния женщина остается женщиной.
Уф! Мегрэ почувствовал облегчение. Похоже, после того как он долго топтался на месте, впереди забрезжил свет. Ему удалось снова собраться с мыслями. Напрасно он столько времени провел с этой девчонкой, да еще в такой гнетущей атмосфере.
— Алло! Люка вернулся?.. Пусть немедленно зайдет ко мне. Да, со всеми протоколами по убийству в «Северной звезде».
И Мегрэ затянулся своей трубкой, отхлебнул пива и, несмотря на сырость, приоткрыл окно.
— Только чуть-чуть проветрю, — извинился он.
Убийцу Жоржа Бомпара он пока не нашел, да и в его догадке нет ничего особенного, но она поможет ему вырваться из порочного круга.
Вот о чем он подумал: в то время, когда произошло убийство, внизу дежурил ночной портье, и без его ведома никто из гостиницы выйти не мог. А он утверждает, что никого не выпускал и сам никуда не отлучался.
Однако на втором этаже хозяин гостиницы, если ему верить, в это время натягивал брюки и бросился наверх, как только услышал крик.
Так что если, как и предполагал Мегрэ, девушка никого не убивала… Если она присутствовала при убийстве и у нее была серьезная причина хранить молчание…
Вошел Люка с целой пачкой бумаг.
— Заходи! Садись… У тебя есть показания портье?
И он прочел вполголоса, еле шевеля губами:
— «Жозеф Дюфье, родился в Муасане… Услышал, как на третьем этаже зовут на помощь и одновременно — шаги хозяина, бегущего по лестнице… Немедленно вызвал полицию и предупредил полицейского, который как раз шел мимо, — тот тут же занял пост у дверей».
Что заставило Мегрэ вести расследование в присутствии задержанной? Между тем она явно прислушивалась и выглядела обеспокоенной.
— Ты опросил всех постояльцев, Люка?
— Вот протоколы… Впрочем, я уверен, что никто из них не был знаком с пострадавшим и, следовательно, не имел повода для убийства…
— А хозяин? Откуда он родом?
— Из Тулузы.
Пока еще очень смутно, но в окружающем Мегрэ густом тумане что-то начинало вырисовываться. Комиссар расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, с трубкой в зубах. Он то открывал, то прикрывал окно, иногда останавливался возле незнакомки, явно смущенной произошедшей в нем переменой.
— Итак, следи за моей мыслью, Люка! Допустим, что мадемуазель не убивала Бомпара. Судя по тому, что тебе удалось узнать, его не убивал никто из постояльцев. В то же время два свидетеля утверждают, что из гостиницы никто не выходил. Эти свидетели — Дюфье, ночной портье, и сам хозяин… А что, если один из них — давний знакомец Бомпара и у него с ним были старые счеты? — Тут он прервался, заметив свою оплошность: — Нет, это не ночной портье, ведь он сам принял Бомпара, заполнил на него карту, и у него было время его узнать. Если бы они поссорились или свели счеты, это случилось бы раньше, сразу после половины четвертого…
Незнакомка перевела дыхание, словно опасность уже миновала. А Мегрэ тем временем продолжал рассуждать вслух:
— А как же хозяин? Его обычно будит ночной портье?
Нет, у него есть будильник… И когда раздались крики о помощи, он еще не спускался… А Дюфье еще не поднимался наверх… Выходит, хозяин не мог знать, что Бомпар остановился в его гостинице…
Он тяжело опустился в кресло. Как часто бывает, он увлекся своей догадкой, а теперь вдруг понял, что она завела его в тупик.
— Пришли-ка нам чего-нибудь попить, Люка… Чего вы хотели бы, дитя мое?
— Кофе.
— Вам не кажется, что вы и так уже нервно настроены?
Подумать только: она упорно молчит, хотя могла бы в одну минуту все разъяснить! Зла на нее не хватает! Во что бы то ни стало он должен найти разгадку. Не может он на старости лет так опозориться — передать ее судье со словами: «Понятия не имею, виновна она или нет. Я провозился с ней двенадцать часов подряд, но так ничего и не добился».
Люка, знавший по опыту, что в такие минуты лучше не лезть Мегрэ на глаза, заказал два пива и кофе и теперь держался в тени.
— Понял, старина? Есть один-единственный человек, к которому нам все равно придется вернуться: ночной портье. Ведь только он знал, что Бомпар остановился в гостинице! И он один мог выпустить убийцу! Погоди!
В дверь постучали. Он крикнул:
— Не входить! Меня ни для кого нет!
Теперь он снова загорелся, вскочил на ноги:
— Давай-ка сюда список постояльцев. Так ты говоришь, портье родом из Муасана?.. А хозяин из Тулузы?
Ну а жильцы? Так: Лондон, Амьен, Компьен, Марсель, Верхний Мереи… Нет никого ни из Муасана, ни из Тулузы! — Но едва он произнес эти слова, его поразил затравленный взгляд незнакомки, то, как она судорожно прикусила нижнюю губу. — Понимаешь, куда я клоню, Люка? Бомпар заводит очередную интрижку (судя по фотографиям у него в квартире, это было его обычное состояние) и останавливается в заштатной гостинице у Северного вокзала. Там его узнал кто-то, у кого есть причины его ненавидеть… И эта упрямица тоже знакома с тем человеком, поэтому она отмалчивается или мелет чепуху, лишь бы не сказать нам правду… Мы уже У цели, Люка, я уверен… Черт побери! — Он повторил задумчиво: — Муасан! Тулуза! А костюм куплен в Бордо… — Мегрэ снял трубку, передал ее Люка: — Позвони издателю, на которого работал Бомпар. Пусть скажет, куда тот ездил в последнее время…
В такие мгновения Мегрэ словно становился выше ростом, еще плотнее и шире. Он выпускал густые клубы дыма, бросал на девушку убийственные взгляды, будто говоря ей: «Ну что? Значит, сначала вам показалось, что я не так умен, как о мне говорят? Этакий старый увалень. Старый дурак, которому могла приглянуться свистушка, который заставил ее раздеться для собственного удовольствия! Да к тому же сентиментальный дурак, которого ничего не стоит разжалобить или вывести из себя! Ну погоди у меня, милая…»
— Что он сказал? — прервал комиссар Люка, говорившего по телефону.
— Бомпар провел последние месяцы на Юго-Западе.
— Достаточно! Вешай трубку! — Он залпом опустошил кружку, помешал угли в камине, затем обернулся, вдруг успокоившись. И обратился к Люка таким чудным тоном, что девушка не сдержала улыбку. — Ты что, не мог мне раньше сказать, что я вел себя как последний идиот?
— Но, комиссар…
— А слуги, а горничные? С них ты снял показания?
— Да, комиссар… В самой гостинице на седьмом этаже ночуют только две горничные… Понятно, они ничего не слышали. Проснулись, когда началась суматоха, и сошли вниз позже всех.
— Имена у тебя записаны?
— Во-первых, Берта Мартино, девятнадцать лет…
— Откуда она?
— Сейчас… А, вот… из Компьена.
— А вторая?
— Люсьена Жуфруа… сорок пять лет… из Муасана… — Тут малорослый Люка поднял на комиссара взгляд, полный изумления восторга.
— Теперь понял? Бери такси! Поезжай за ней… Да пошевеливайся, черт тебя побери… — И он, усталый и довольный, вытолкал бригадира за дверь.
Он снова стал рассматривать фотографии и только теперь обратил внимание, что все любовницы Бомпара были молоденькими девушками, а некоторые совсем юными.
— Ну и которая из них? — беззлобно поинтересовался он у своей пленницы.
У обоих уже слипались глаза. Селина сгорбилась на своем стуле. В ответ она лишь покачала головой.
— Среди них нет Люсьены Жуфруа?
— Я пока ничего не могу сказать! — еле выговорила она.
— Почему? Ждете, когда ее привезут? Вы ведь из Муасана, признайтесь?
— Скоро я расскажу все.
— Почему не сейчас?
— Потому!
— Знаете, что бы я сделал, будь вы моей дочкой? Устраивал бы вам время от времени хорошую порку, чтобы научить уму-разуму! И еще, держу пари, вы собирали карточки кинозвезд мужского пола. Будете отрицать? Ну тогда, значит, романов начитались…
Она тихонько пояснила:
— Я занималась музыкой.
И вздрогнула, когда Мегрэ убежденно произнес:
— Это то же самое! Вы себя распаляли! Вы повстречали Жоржа Бомпара. Вот только не пойму, как вас угораздило влюбиться в коммивояжера!
Она снова пояснила:
— Он сказал мне, что он композитор. Он замечательно играл на фортепиано…
Между ними вновь установилась та странная близость, которая нередко возникает между полицейским и преступником.
В кабинете было жарко и накурено. Издалека до них доносились приглушенные звуки: телефонные звонки за стеной, шум шагов по коридору, а где-то на заднем плане — сигналы проносившихся по мосту машин.
— Вы любили его?
Она помолчала, опустив голову.
— Конечно любила.
— Я даже не знаю, взял ли он вас с собой или вы за ним увязались сами…
Она сказала просто:
— Сама!
Он все понял. Перед ним была такая пошлая жизненная реальность, которая лежит в основе даже самых запутанных на первый взгляд дел.
Коммивояжер, любитель молоденьких девушек, старался возвыситься в их глазах, выдавая себя за великого композитора…
Восторженная, как это свойственно ранней юности, провинциалка не устояла перед ним, а затем попыталась бороться за свое счастье…
— Это он привез вас в Париж?
— Нет, я приехала сама.
— Он оставил вам свой адрес?
— Нет… Он окружил себя тайной… Но он говорил мне, что часто заходит в одно кафе на Сен-Жермен… Там я его и встретила… У меня с собой ничего не было, и он захватил свой дорожный набор… Он просил, чтобы я несколько дней пожила в гостинице, пока он уладит кое-какие дела и сможет полностью посвятить себя мне.
Утром, когда она выдавала себя за обычную искательницу приключений, Мегрэ едва ей не поверил — так отлично играла она свою роль. И весь этот долгий день она была то совсем юной девочкой, то истинной женщиной, стойкой и слабой, неукротимой и подавленной.
— Что-то ваш инспектор не торопится, — вдруг заметила она, взглянув на свои часы.
— Он — бригадир.
— Не вижу разницы.
— Давно вы уехали из Муасана?
— Сейчас я вам ничего не скажу…
— Вы знакомы с Дюфье, ночным портье?
— Я не буду говорить, пока не вернется бригадир.
— Значит, вы полагаете, что Люсьена Жуфруа скрылась?
— Понятия не имею… Закажите для меня еще кофе, пожалуйста. Я так устала…
Он позвонил рассыльному. Чуть позже раздался телефонный звонок.
— Да? Как ты сказал? Ничего не поделаешь, старина! Этого следовало ожидать. Да-да, сейчас передадим ее приметы на все таможенные пункты… — Он повернулся к девушке: — Это бригадир Люка… Сообщил мне, что Люсьена Жуфруа ушла из гостиницы еще утром, никого не предупредив… — И добавил в трубку: — Давай-ка возвращайся… Вот именно.
Он положил трубку и наткнулся на недоверчивый взгляд девушки.
— Ну, теперь-то, я думаю, вы уже можете говорить?
— Откуда мне знать, что вы не лжете? Может, вам никто и не звонил…
— Спасибо за доверие! Что же, в таком случае дождемся Люка. Ему-то вы поверите?
— Возможно.
Оба были уже на пределе. Прошло еще четверть часа, а они и парой слов не обменялись. Наконец вернулся Люка:
— Мне бы следовало подумать об этом еще утром, комиссар…
— Как ты мог об этом подумать? Я и сам не сообразил… А где ночной портье?
— Здесь, в коридоре.
— Что он говорит?
— Ничего! Твердит, что знать ничего не знает.
— Давай его сюда!
Свидетель, испуганно втянув голову в плечи, исподлобья покосился на Мегрэ.
— Что вас связывало с Люсьеной Жуфруа?
— Она мне золовкой приходится.
— Садитесь. Вам нечего бояться. Только откровенно отвечайте на все вопросы. У вашей золовки была дочь?
— Да, Резиной ее звали.
— Что с ней сталось?
— Померла.
— От чего?
Упрямое молчание. Но Мегрэ не отступал:
— Говорите: от чего?
На этот раз Селина прошептала, обращаясь к портье:
— Вы можете ему сказать, Жозеф!
— От операции, которую ей сделали, потому что она забеременела. Шестнадцать лет ей было…
— Это случилось в Муасане?
— Да, три года назад.
— Жорж Бомпар тогда тоже находился в Муасане?
— Это все из-за него. Он же и отвел ее к акушерке, когда она сказала, что беременна.
— Постойте-ка, Дюфье. После всего случившегося ваша золовка и приехала в Париж и вы ее устроили в «Северную звезду» горничной?
Тот молча кивнул.
— Сегодня ночью, я думаю, вы очень удивились, когда к вам в гостиницу в три часа утра явилась девушка из Муасана, дочь почтенных родителей…
— Мадемуазель Бланшон, — вырвалось у портье.
— Дочь судьи Бланшона?
— Да, господин комиссар, я Женевьева Бланшон.
Отцу ничего не известно. Я уехала из Муасана вчера утром. Бомпар обещал мне писать, но писем все не было…
— Одну минуту… Так значит, Дюфье, вы очень удивились при виде этой девушки, но каково же было ваше изумление, когда следом за ней явился Бомпар. Ведь вы портье, и, хотя он пришел чуть позже, вас этим не обманешь…
— Верно, господин комиссар.
— И вы поднялись на седьмой этаж и обо всем рассказали своей золовке.
— Так все и было.
— Ведь вы понимали, что добром это не кончится?
— Я знал, что золовка хочет ему отомстить.
Мегрэ повернулся к бригадиру:
— Отведи его к себе, Люка!
Он предпочитал остаться с ней с глазу на глаз. Она больше не пыталась храбриться.
— Вы были у Бомпара, когда вошла Люсьена Жуфруа?
— Да.
— Вы знали, что ее дочь была любовницей Бомпара?
— Да.
— И что он сам послал ее к акушерке?
— Да.
— И все-таки поехали за ним в Париж.
Опустив голову, она жестко сказала:
— Я любила его! Он убедил меня, что Розина встречалась и с другими…
— Будь я вашим отцом… — только и выговорил Мегрэ.
— Что бы вы сделали?
— Понятия не имею. Значит, вы ушли из дома без вещей и без денег… И Бомпар дал вам тысячу франков, чтобы вы пока пожили в «Северной звезде».
— Я любила его! — повторила она.
— Ну а теперь?
— Сама не знаю… Я только не хотела, чтобы Люсьену Жуфруа арестовали и чтобы отец обо всем узнал…
— По-вашему, это легко устроить?
Снова зазвонил телефон. Мегрэ проворчал в трубку:
— Да!.. Ясно! Тем хуже для нее! Ну конечно!
Положив трубку, он пояснил:
— Люсьена Жуфруа даже не пыталась пересечь границу… Несколько часов она бродила по городу и только что сама явилась в полицейский участок, где во всем призналась… О вас она ничего не сказала — заявила, что Бомпар лежал в постели с проституткой, которую она никогда прежде не видела.
— Что же теперь с ней будет?
— Насколько я знаю присяжных округа Сена, ее наверняка оправдают…
— А как же я?
— Вы? — Он наконец перестал сдерживаться, встал и закатил ей пощечину. Бедняжка буквально онемела от изумления. — Пошли!
— Куда?
— Не ваше дело!
Пройдя по коридорам, они вышли на плохо освещенный дворик перед зданием уголовной полиции.
— Эй, такси! — Усаживая ее в машину, он пробурчал себе под нос: — Здесь две дверцы… Если кто-нибудь выскочит из машины… — И умолк.
Машина поехала по улице Риволи. Девушка не двинулась с места.
— Что это с вами? — рассердился Мегрэ. — Все мозги отшибло?
— Спать очень хочется, — пожаловалась она.
— Еще успеете… Имейте в виду, если через минуту…
Приоткрыв дверцу, она вдруг снова заколебалась.
Тогда он не выдержал:
— Вон отсюда, черт побери… Гусыня вы этакая!
Шофер обернулся, заметил, что в машине только один пассажир, и хотел было остановиться, но комиссар опустил стекло и попросил:
— Остановите-ка возле пивной. Совсем в горле пересохло.