— И давно… вы здесь? — спросил Джон.
Некогда он разговаривал с ним более фамильярно, но эта непринужденность разговора возвращалась не сразу.
— Дет десять… Хвастаться нечем, маленькое торговое дело, благодаря которому я могу держаться на плаву.
Риалес неопределенно махнул рукой, что должно было означать, что Соединенные Штаты велики.
— Проехал с Севера на Юг, мистер Эваве… Даже был женат.
— Я знаю, у вас сын в Тусоне.
— У меня еще дочь замужем за врачом во Флориде.
Он меня сюда и определил. Уже десять лет прошло, никому мои старые кости и даром не нужны…
Он говорил, чтобы говорить, это чувствовалось, он держался оборонительной позиции, избегал спрашивать, что нового известно об Энди Спенсере.
Кэли Джон был не из тех, кто долго хитрит. Это его утомляло. Точнее, ему становилось противно, как боксеру перед лицом убегающего противника.
— Например, о том, что произошло когда-то на ранчо «Кобыла потерялась».
Раньше он так не лукавил. Конечно, открытого взгляда у него никогда не было, но он не производил впечатления человека, который пытается проскользнуть у вас между пальцами, как это было теперь.
Это был первый ложный шаг. Как бы плоха ни была у него память, он не мог забыть, что речь шла об организованной западне, а тем более о том, что Ромеро никогда на ранчо не служил. Он тем более не мог этого забыть, поскольку работниками занимался именно он, и он же, в довершение всего, присутствовал на процессе.
Губы у Кэли Джона немного дрожали, как всегда, когда он чувствовал, как поднимается в нем ярость или когда ему нужно было сказать что-то неприятное.
— У меня есть основания полагать, что вы могли бы снабдить меня некоторыми подробностями, которые мне хотелось бы выяснить… Слышите?
Собеседник бросил косой взгляд на улицу, как будто хотел в чем-то удостовериться. Напротив был ресторан, выкрашенный в желтый цвет, и за стеклом можно было различить кассиршу. Чем он рисковал?
— Я туда действительно поехал.
Он сделал незаметное движение. Скользнул к концу прилавка, который находился ближе всего к двери; он наверняка хотел добраться до порога, где мог бы почувствовать себя в большей безопасности.
Это была его вторая ошибка. В Кэли Джоне жило еще это назойливое нетерпение, которое охватило его поутру в Тусоне.
Он тоже сделал два шага вперед, схватил испанца за пиджак, тот было отступил, но Кэли Джон толкнул его к приоткрытой красной портьере, за которой угадывалась гостиная.
— Иди туда… Иди… И не пробуй кричать, потому что я разобью тебе морду, прежде чем ты успеешь открыть рот…
Такое случалось с ним несколько раз в жизни, особенно с ворами, которые угоняли скот, или с нечестными ковбоями. Каждый раз после этого он надолго успокаивался.
— Иди туда! И никаких криков, повторяю… И не пытайся улизнуть на улицу… У меня все бумаги Роналда Фелпса, знай это.
Итак, эти слова, сказанные на всякий случай, достигали цели. Испанец вздрогнул, прекратил сопротивляться — пусть будет что будет, поправил воротник пиджака.
Они находились в помещении за лавкой, где было два дивана, обтянутых красным репсом, и столики. Выцветшие обои на стенах и несколько гравюр в черных рамках. Наверняка завсегдатаи приходили сюда после обеда выкурить по сигаре или трубке. Более чем вероятно, здесь играли в карты.
Было тоскливо и пыльно. Непонятно почему, обстановка наводила на мысль о каком-то тайном пороке.
— Как все.
Понял? Я нечасто злюсь, но когда злюсь, это становится неприятно для других. Кто заплатил Ромеро, чтобы он убил меня?
— С чего это вы решили, что я знаю?..
На сей раз он попал в цель, и Алоиз не мог сдержать удивленного взгляда, которым наградил своего собеседника.
— Не понимаешь, откуда мне это известно, да? Не имеет значения.
Насколько я тебя знаю, ты бы не ушел с такого места, которое имел у Спенсера, без веских причин…
— От кого? Будь внимателен… Это ведь можно выяснить. Нужны официальные бумаги, а они не исчезают.
— Мне нечего вам сказать.
Должно быть, он думал: «Если бы только кто-нибудь вошел в магазин».
Был мертвый час. Кэли Джон, который задернул портьеру, начинал все больше нервничать: он зашел слишком далеко, чтобы отступать, но у него не было никакой уверенности, никаких доказательств, он действовал импульсивно.
— Во-первых, это ты сказал Ромеро, что я возвращаюсь не по обычной дороге, а по тропе койотов.
— Ты знал Ромеро.
Алоиз попытался бодриться, поднял голову.
— Не больше, чем вы.
— Ты знал Роналда Фелпса.
— Его знали десять тысяч человек.
— Итак, Роналд Фелпс был в курсе дела. Малыш Гарри тоже. Ромеро платил еще кто-то. Кто?
— Кто-то также должен был обнаружить жилу, прежде чем начали делать вид, что роют артезианские колодцы для того, чтобы была возможность официально ее открыть…
— Возможно… Может быть, если вы спросите у своего друга Энди.
— Послушай, Алоиз… Ты должен отдать себе отчет в том, что я решил выяснить, и я выясню. Предполагаю, что шкура твоя тебе дорога, как бы мало она ни стоила.
— Кому еще есть дело до этих древних историй? Вас поднимут на смех, извлеки вы их на свет Божий… Они больше никому не интересны…
— Интересны. Мне!
— Покажите их. Он давно вернулся к себе на родину, а он был не из тех, кто оставляет за собой компрометирующие документы…
— Еще не знаю, но счастлив узнать… Ничто не может доставить мне такого удовольствия.
— Мне нечего сказать.
В лавке раздались шаги. Алоиз бросился было вперед. Кэли Джон обогнал его, отдернул портьеру.
— Хозяин вышел на несколько минут.
— Зайдите попозже… Теперь, Алоиз, ты заговоришь, потому что я решил, что ты заговоришь, потому что с меня довольно, потому что это уже достаточно тянется, потому что мне нужно обязательно знать…
Из розового лицо его стало белым. Черты заострились. Он двинулся на Алоиза Риалеса, и стало ясно, что он готов действительно на все, что его ничего не остановит, что он любой ценой решил покончить с видениями прошлого.
Пегги Клам его бы не узнала и подавилась бы собственным смехом. Ну а Матильде было известно, что, если ее брат впадал в такое состояние, лучше его не трогать.
Он не сделал больше ни шагу. Он отсчитывал время: сделать надо было еще два шага, и они были последними.
— Ты скажешь, Алоиз. Сначала ты скажешь, кто тот негодяй, что заплатил Ромеро, чтобы убить меня. Затем, кто…
Шаг вперед, последний, и жизнь Алоиза на какой-то миг будет висеть на волоске. Отступать ему было некуда. Риалес почувствовал у своих щиколоток диван, на который он упадет, если еще пошевелится.
Голос изменил Кэли Джону. Усталость навалилась на него. Тем хуже для того, что случится потом. В этот момент на карту была поставлена вся его жизнь. Он хотел, хотел изо всех сил, чтобы у него из глаз сейчас брызнули слезы. Но слезы не могли принести ему облегчения.
Горячее дыхание обожгло лицо Алоиза.
Тогда коротышка рухнул на репсовый красный диван и в последнюю минуту, как раз вовремя, махнул рукой в знак своего поражения.
Две большие руки легли ему на плечи, жесткие пальцы закаменели, неумолимо поползли к горлу.
Глава 8
— Что вы хотите знать?
Они поняли друг друга. Коротышка с седенькой бородкой, сидевший на краешке дивана, поправил галстук и отвороты пиджака, посмотрел скорее с любопытством, чем с ужасом и ненавистью, на стоящего перед ним и немного задыхающегося Кэли Джона.
Тут и Кэли Джон понял, что может ослабить поводок и позволить торговцу сигарами обслужить клиентов у прилавка. Алоиз покорно вернулся: всякое сопротивление его было сломлено той волей, что в пароксизме выплеснулась наружу. Кэли чувствовал себя опустошенным и обессиленным, так много ушло у него на это сил.
Алоиз еще не выпустил свой яд. Он все еще мог ужалить за пятку, но не сразу.
— Могу я выпить стакан воды?
За портьерой был кран, и Джон решил не унижаться и не следить за своим собеседником.
— Вы тоже хотите?
Он сказал «нет», потом — «да», и бывший управляющий, который еще несколько минут назад имел совершенно реальную возможность умереть от его руки, протянул Джону стакан и снова устроился на краешке дивана.
Он ждал вопросов, а Джон, со все еще немного трясущимися коленями, продолжал стоять, не зная что сказать. Тридцать восемь лет его мучил один и тот же вопрос — он то обозначался резче, то терял свою актуальность.
Поначалу, например, сомнение в предательстве Энди Спенсера редко закрадывалось в мысли Кэли Джона.
Сомнения рождались в его голове постепенно, и их становилось больше по мере того, как он старел: детство начинало казаться ему все дороже и как будто ближе — с возрастом сомнений этих становилось все больше, и они приобретали большую отчетливость.
Теперь, когда сомнения эти приобрели характер навязчивой идеи, которая преследовала его последние дни, ему предстояло все выяснить.
Надо было только спросить. И Алоиз заговорит.
Но не Алоиз, а сам Кэли Джон выглядел так, как будто он чего-то боится и не знает, на что решиться. Почему было просто не спросить:
«Кто? «
В Тусоне в брокерской конторе и в баре становилось все больше любопытных и тех, кто потерял всякое терпение. Следы Спенсера нашлись в Сент-Луисе. Он там недавно сошел с трапа самолета на землю и теперь был там, в Сент-Луисе, в аэропорту. Собирался ли он сесть на другой самолет?
Ему пришлось пройти в контору авиакомпании, он был сух, нервничал, а надо было еще разговаривать со служащим.
— Куда ближайшие рейсы? — спрашивал по телефону Джексон.
И оттуда доносилось: «Есть во всех направлениях, но неизвестно, взлетят ли они… с утра тут просто ураганный ветер…» — по голосу можно было догадаться, что человек смотрит в окно на цементные дорожки.
В Тусоне же было тепло и спокойно.
— Не можете ли вы выяснить, по-прежнему ли он находится в здании аэровокзала и нельзя ли позвать его к телефону?
— Все, что я могу сделать, это вызвать его по громкоговорителю.
Из Тусона было слышно, как звучал в громкоговорителе голос:
— Мистера Энди Спенсера просят к телефону. Мистера Энди Спенсера просят к телефону для важного разговора…
Пауза. Что бы сказал Джексон, подойди Спенсер к аппарату. Он искал, кого бы поважнее позвать к аппарату вместо себя, но как бы случайно все были чем-то заняты или направлялись в бар.
— Никто не подходит. Однако Спенсер находится в списке пассажиров, прилетевших на рейсе из Лос-Анджелеса. Может быть, он уже уехал из аэропорта?
Ну уж нет! Получасом позже та же самая служащая, которой позвонили снова, заявила, что Энди Спенсер только что поднялся на борт «Констелласьона», который, несмотря на плохую погоду, в ту самую минуту брал курс на Нью-Йорк.
— Самолет делает посадку в Чикаго?
— Да.
Не забронировал ли секретарь место на этот рейс для второй части путешествия?
Час за часом не только в баре, но и во всем городе крутили ручки радиоприемников. Матильда на ранчо тоже ждала каждую трансляцию из Вашингтона.
— Этим утром отношения во время заседания между председателем и адвокатом Дж. Б. Акетта все более и более накаляются. Адвокат, который на прошлой неделе наметил несколько вопросов, сегодня выказывает признаки усталости. Вот несколько реплик, которыми они обменялись не более получаса назад…
Голос диктора, доносившийся до помещения за лавкой Алоиза, звучал то ли из соседнего дома, то ли из желтого ресторанчика напротив.
Председатель: Мною выявлено, что некая персона, приближенная к правительству, получала от вас суммы, которые, судя по всему, превосходили сто тысяч долларов.
Акетт Приблизительно столько. Это старый друг.
Председатель: Вас повсюду встречали вместе в самых шикарных ресторанах, где он приглашал к столу своих друзей, не скупясь на угощение, а счета оплачивали вы…
Акетт: Эти суммы были мне возмещены.
Председатель — На эти встречи часто приглашались для развлечения очень красивые женщины и очень дорогие…
Акетт. Предполагаю, что меня это не касается…
Председатель: Если не считать, что я нашел цену норкового манто, проведенную через вашу бухгалтерию в графе «реклама».
Для Кэли Джона это было как музыкальный фон. Он не отрывал от Алоиза тяжелого взгляда, и ему надо было сделать над собой усилие, чтобы увидеть того таким, каким он был прежде: худой и невысокий, это точно, вероятно, здоровьем похвастаться не мог, но не сидел на месте и был полон нервной энергии, взгляд его был острым, и глаза блестели.
— Кто нашел жилу? — спросил он наконец, отчетливо произнося каждый слог. — Стоп! Помолчи. Прежде я хочу знать, какие у тебя были в то время отношения с англичанином?
Настал черед Алоиза задавать вопросы:
— До или после?
— До того, как Ромеро стрелял в меня.
— Я знал его понаслышке, как все вокруг. Наверное, видел на улицах Тусона или Санбурна…
— Никогда не говорил с ним?
— Нет.
— Ты знал, что он был хозяином Малыша Гарри?
— Не знал.
— Ты часто ездил в Санбурн?
— Можно сказать — никогда.
— У тебя там были друзья, которые держали тебя в курсе дела?
Алоиз думал каждый раз, перед тем как ответить, как будто хотел взвесить точность своих слов.
— Нет. Только потом…
— Таким образом, до пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года ты Роналда Фелпса не знал?
— Я этого не сказал. Я сказал «до того, как была открыта жила».
— Кто ее открыл?
Может быть, тут Алоиз не был так откровенен. Было заметно, что он колеблется.
— Послушайте… Несколько раз в июне или июле — скорее, это было в июне — я видел, как Роналд Фелпс бродил по территории ранчо, на его юго-западной границе. Первые два раза я решил, что он просто проходит мимо, и даже не направил в его сторону лошадь. Но вечером я издалека увидел лошадь без всадника. Подъехал ближе… На земле лежал человек, и я сразу же понял, что он там делает. Это был англичанин… Он сказал мне, что подумал было по строению участка, что в этом месте проходит жила, но ошибся.
— Ты лжешь!
Кэли Джон заявил это так уверенно, просто потому что концы с концами не сходились. С удивительной легкостью, без какого бы то ни было нажима Риалес согласился.
— Если угодно…
Правда, более он ничего не сказал.
— Это ты открыл жилу. Ты пошел к Роналду Фелпсу, чтобы тот тайком приехал изучить участок…
— Это был не самый умный и выгодный поступок в моей жизни.
— Что помешало тебе сказать об этом Энди и мне?
Алоиз по-прежнему молчал, и в этот момент кто-то вошел в лавку.
Коротышка взглядом попросил разрешения пойти обслужить клиента, и Джон дал это разрешение. Отсутствовал Алоиз довольно долго, потому что вслед за первым вошли еще два посетителя.
После этого Риалес покорно уселся на свое место. Он был совершенно спокоен.
— Будет легче, если ты сам скажешь всю правду.
— Я сомневался, есть ли жила, это правда. Я отправился к англичанину только потому, что мне была нужна техническая консультация, только она.
Простое подтверждение, прежде чем двигаться дальше…
— Что ты сделал затем?
— Я знал, что у мистера Спенсера есть долги…
— То есть тебе также было известно, что он довольно часто ездит играть в Санбурн?
— Да.
— Что он должен Малышу Гарри?
— Но я еще не знал, что за ним стоит англичанин, иначе бы я обратился к другому геологу. Фелпс приезжал не один раз…
— И ты еще надеялся так или иначе получить шахту в свое распоряжение?
— Почему бы и нет?
— Как бы ты мог этого достичь?
— Хорошо выбрав момент, я бы в конце концов добился от мистера Спенсера, чтобы тот продал мне часть концессии. Так как никто не подозревал о существовании жилы, я бы получил землю почти даром…
— А я?
Молчание.
— Как ты думал договориться со мной?
— Вы все равно сейчас ничего не можете мне сделать.
Прошло тридцать восемь лет. И если вам суждено было меня убить, вы уже это бы сделали. Я сказал себе, что вы мешаете…
— Почему я, а не Спенсер?
— По целому ряду причин… Он не был настоящим ранчеро. Он занимался этим, как мог заниматься чем угодно… Ковбои это хорошо знали. Если бы он увидел, что ему выгодно уступить часть концессии, он бы это сделал. А вы — нет!
Это было правдой.
— Деньги на первые издержки я бы нашел. Я бы обратился к банкам.
Понадобилось бы, я бы взял компаньона…
Горькая складка залегла у его рта.
— Ну а они меня надули. Думайте обо мне что хотите… Говорите, что я негодяй. Ну а они тогда кто? Что Говорить про них?..
— Короче говоря, ты решил убить меня или нанять убийцу.
— Я думал, что с вами, как и с кем угодно, может произойти несчастный случай…
— Ты обратился к Ромеро.
— Нет.
— Ты знал его?
— Да…
— Ты знал, что он из тех, кому можно поручить такую работу?
— Я знал, что он убийца. Мне даже была известна его такса. Сто долларов за обычного человека. От двух до пяти сотен, если это была какая-нибудь шишка или отличный стрелок…
— Что произошло, когда приехал Роналд Фелпс?
— Он пригласил меня зайти к нему в городе. Если вам не изменила память, вы должны вспомнить, что я брал отпуск на три дня. Англичанин тогда жил в Тусоне. Я говорю «тогда», потому что обычно он жил в Санбурне или Бисбее. Он принял меня у себя в конторе, где начал доказывать, что я ничего не могу сделать один, что мне понадобятся поддержка, деньги…
Все это происходило вокруг Кэли Джона, происходило, а он ничего не знал. И через тридцать восемь лет он, каким-то чудом избежавший выстрела Ромеро, покупает на складской распродаже зеленый баул, в котором завалялись кое-какие документы.
Он даже не заметил, что радио уже давно начало передавать музыку и теперь смолкло.
Вновь начиналась передача из Вашингтона.
— Допрос Дж. Б. Акетта только что принял неожиданный оборот. Еще трудно предсказать, куда клонит председатель. Его последние вопросы касались капиталов Акетта, которые он имел в момент объявления войны, баланса завода по производству двигателей, который тогда находился в его владении, и людей, с которыми Акетт вел дела. В кулуарах ходят слухи, что новые имена не замедлят появиться, но на сей раз речь не будет идти о функционерах или политиках.
Энди Спенсер летел в сторону Чикаго. А что в это время делала Пегги Клам? А Розита? И девочки? Сын Спенсера?
— Ты уверен, что давно не появлялся на ранчо? — спросил Джон, который вдруг вспомнил об исчезновении сундука.
— Я уже пять лет не выезжал из Бисбея, любой здесь это подтвердит.
Он дошел в своем рассказе до того места, что ему уже хотелось как можно быстрее все сказать. Он начал говорить так, что вопросы оказались излишни.
— Вы ведь не были близко знакомы с Фелпсом, да? Но вы его должны помнить. Внешне это был самый безобидный человек в мире. Он вызывал смех. Впрочем, дети его не стеснялись: когда он проходил по улице, они поднимали его на смех. Можно было подумать, что он делает так нарочно: серый редингот, который бьет по щиколоткам, плохо выбритые щеки, взгляд рассеянного ученого. Когда он шел так, его нельзя было принять за геолога, скорее, за ботаника, который с нежностью рассматривает травы и цветочки. У него всегда висела под носом капля. Не знаю, помните ли вы это… Когда с ним говорили, не могли отвести взгляда от этой прозрачной капли, которая висела у него под носом, время от времени он щелчком сбивал ее, так что она могла угодить в лицо собеседника.
Я говорил себе, что его консультация будет стоить мне дорого, несколько сотен долларов, может, тысячу, но игра стоила свеч. Дом у него был такой же пыльный, как он сам, и я там никогда не видел ни служанки, ни слуги. Правда, обедал он в ресторане… Он был скуп.
Но главное, это был самый большой из живших тогда на территории Аризоны мошенников. Я не смог бы даже сказать точно, как он со мной обошелся. Он был холодно вежлив. Медленно ронял обрывки фраз, которые были так хорошо выверены, что через несколько минут разговора вы уже переставали что бы то ни было понимать.
Он сначала начал говорить о бумагах, которые нужно было бы достать для того, чтобы начать эксплуатировать шахту, и которые такому, как я, не дадут.
Затем деньги. Он называл мне шахты в Санбурне, и тем не менее они закрывались одна за другой… Он показывал мне газеты, где публиковались курсы акций на шахты.
«Мы не будем торопиться, друг мой»…
И когда он сказал «мы», я не сомневался, что это было такой же правдой, что он мог бы сказать «я».
Я не знаю, кто был его наследником в Англии, куда он отправился умирать. Они, возможно, и не подозревают, что к ним попали такие грязные деньги.
Впрочем, некоторые уверяют, что это как болезнь — копить деньги, все больше и больше, все равно как, так другие пьют или бегают за девицами.
Опять покупатель. Кэли Джон дошел до двери сказать Майлзу Дженкинсу, чтобы тот сходил поесть, и Майлз исчез в желтом ресторане напротив. Сам он есть не хотел.
Забавно. Ему вдруг стало грустно. На плечи лег какой-то груз. Всю жизнь ему надо было во что-то верить, в Бога или в Солнце, в Землю, погоду или людей. Всю жизнь он прожил на свежем воздухе, в чистоте внешней и внутренней, и ему было стыдно, что он так долго сидит в этом помещении за лавкой, которое пахло порохом.
— Он меня доконал. Убедил в конце концов, что самое лучшее было отдать все ему в руки. Он не скрывал, что рассчитывал на хорошую часть прибыли в этом деле, и я ему поверил… С этими бескорыстными никогда не знаешь где окажешься…
Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Кэли Джона. Не потому ли, что тот был честен и бескорыстен, он чуть не погиб от пули Ромеро?
— А Энди?
— Мы договорились никому не рассказывать о нашем открытии. Во-первых, надо было выкупить концессию, по крайней мере ту ее часть, где проходила жила. «Со Спенсером, — говорил он, — проблем не будет». У него были серьезные основания не показывать своей заинтересованности.
Я ответил, что мне известно, что Спенсер проигрывает, и вот тогда, может быть, для того, чтобы произвести на меня впечатление, он показал векселя, подписанные вашим компаньоном.
Он почти улыбался, это он-то, кто никогда не улыбался.
Я был удивлен, что он вынимает эти бумаги из старого сейфа, который возвышался у него за креслом, — я такого сейфа никогда не видел, он доставал почти до потолка. «Понимаешь теперь, малыш, что я тебе нужен? говорил он. — Если бы я захотел, завтра же заставил бы продать концессию, вместе со скотом и домом… «.
— Почему вы этого не делаете?
Во время того давнего разговора по улице должны были проезжать всадники, слышаться цокот копыт, крики ковбоев.
Теперь в помещении за своей лавкой тот же самый Алоиз представлял все это перед Кэли Джоном. Вдруг Джон действительно понял, что за запах мешал ему с самого начала: ковры пропахли кошачьей мочой.
— Я спросил его, что он будет делать с вами, заметив, что с вами ему будет не так просто договориться, как с мистером Спенсером, и что я со своей стороны видел только один выход…
— Убить меня!
— Я говорил о несчастном случае…
— Что он сказал?
— Покачал головой. Вздохнул: «Очевидно, несчастный случай не заставит себя ждать…» Вот и все.
— Это он нанял Ромеро?
— Наверное.
— Ты в этом не уверен? Это был точно не ты?
— Я никогда не предлагал ему вас убить.
— Какова была твоя роль?
— Англичанин знал, что вы едете в город пятнадцатого августа.
— У меня не было назначено встречи ни с ним, ни с кем бы то ни было другим.
— Тем не менее ему это было известно. В тот день Ромеро прислал мне на ранчо записку с одним из наших ковбоев, в которой просил встретиться с ним у песчаного колодца… Понимаете где…
Старый, заброшенный колодец, который со временем затянуло тонким песком. Он существовал и по ею пору.
— Я отправился туда, не подозревая о том, что готовится. Клянусь, в этот момент я не знал, что решение уже было принято… Ромеро спросил меня, какой дорогой вы обычно ездите и где бы лучше всего вас встретить.
Мистер Энди сказал мне несколько раньше, что вы поедете по тропе койотов для того, чтобы вновь поставить заграждения. У вершины горы стали собираться тучи, и на обратном пути на меня упали первые капли дождя. Я подумал, что англичанин зря времени не теряет, и доверие мое к нему укрепилось.
Алоиз решил быть циничным, и временами в его блестящих глазах пробегал вызывающий огонек.
Снова радио. По странному стечению обстоятельств там и тут говорили об одном человеке. Диктор подражал торопливому голосу председателя суда:
— Кто?
И Дж. Б. Акетт отвечал:
— Я не могу этого сказать…
— Чтобы начать свое авиационное дело, вы получили двадцать миллионов.
От кого?
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Именно благодаря этой сумме вы смогли заполучить свои контракты и за три года выручить шестьдесят миллионов… Кто вам их предоставил?
Кэли Джон пожал плечами и произнес еле слышно:
— Энди Спенсер!
Тот самый Энди, который некогда воспользовался великодушием Алоиза и англичанина!
Его-то убивать не было необходимости! Было известно, что он не будет сильно сопротивляться. Он был не слабее их, потому что, в конце-то концов, владельцем жилы был именно он.
Да, не он нанимал убийцу Кэли Джона. Но даже если он тогда не знал, кто это собирался сделать, это в конце концов должно было стать ему известно.
И вряд ли Джон теперь хотел это выяснить. Но Алоиз продолжал говорить громче, чем радио, и подталкивать его не было необходимости.
— Когда я узнал, что засада провалилась, я решил, что дело погибло, и как только смог, пошел к Роналду Фелпсу. Он, как обычно, был спокоен. Он не говорил со мной ни о вас, ни о Ромеро. Когда я упомянул о происшедшем, он только пробормотал: «Я что-то слышал про это… Но как это нас касается? «
Что-то не складывалось. Кэлн Джон, которому не хотелось прерывать Алоиза, внимательнее начал к нему приглядываться, потому что вдруг ему пришло в голову: все, что ему с такой живостью и самолюбованием рассказывалось, может быть хитросплетением лжи.
Потому что в конечном счете письмо Малыша Гарри было адресовано англичанину. Англичанин стоял за спиной владельца «Санбури-палас». Что ему писал Малыш Гарри? Что в такой-то день, 15 августа, Ромеро, подучивший деньги от некто Г., убьет Кэли Джона.
Почему он сообщал ему об этом, если именно Фелпс за этим убийством и стоял?
В то же самое время он прислушивался к новостям, которые передавались по радио. В котором часу Эдди Спенсер со своим секретарем, если они встретились в Чикаго, должны приземлиться в Нью-Йорке? Летели ли они в Вашингтон?
Не сейчас, так через минуту имя может слететь с губ Дж. Б. Акетта, которого продолжали засыпать вопросами, и все в Тусоне наконец услышат его, и тогда паника, которая начала нарастать с утра, достигнет своего апогея.
Как объяснить? Кэли Джон в этот момент мог думать только о чем-то одном. У него не было хладнокровия того председателя суда, который вел допрос в Вашингтоне. Как объяснить, что накануне — за несколько часов до отъезда Энди Спенсера — кто-то проник на ранчо, пока шла служба в церкви, и украл там документы. И кто мог увезти с собой китайца?
— Месяцы напролет, — рассказывал Алоиз, — англичанин правдами и неправдами заставлял меня сидеть тихо, обещая, что все случится через месяц, наследующей неделе… «Как только я выкуплю концессию», — говорил он. Потому что незаметно, но именно он стал главным действующим лицом.
Да так оно и было, если он держал меня за статиста.
«Я жду, когда Энди вынужден будет продать или когда его компаньону останется только молчать… «.
Ну а я тем временем узнал, что мистер Спенсер перестал играть. Может быть, на него повлияло то, что произошло с вами. Или у него была другая причина… Думаю, скорее, другая.
Это время вы должны помнить лучше, чем я, вы оба тогда ходили к Майку О'Харе. Не знаю, правда это или нет, но говорили, что вы оба были одинаково влюблены в Розиту. Ну а старина Майк уже давно искал для своих двух дочек зятьев, за которых не было бы стыдно, а это в Тусоне непросто.