Глава 10

Тот, кто ждал

Мегрэ превосходил всех ростом или, скорее, массой. Гостиная была маленькая. Прислонясь к двери, комиссар казался слишком большим для нее. Он оставался серьезен, но глухой его голос звучал удивительно задушевно:

— Музыка продолжалась. Баренс помог Попинге скатать ковер. В углу Жан Дюкло беседовал с госпожой Попинга и Ани. Винанды, подумывая о том, что им с детьми пора уходить, негромко советовались. Попинга выпил рюмку коньяка — вполне достаточно, чтобы поднять настроение.

Он смеется, напевает, приглашает Бетье танцевать.

Г-жа Попинга уставилась в пол. Ани не спускала воспаленных глаз с комиссара, который завершал рассказ:

— Преступник уже знал, что убьет. Он смотрел, как танцует Конрад, зная, что через два часа этот человек, который громко смеется и хочет повеселиться несмотря ни на что, человек, который полон жизни и чувств, будет всего лишь трупом.

Присутствующие были буквально потрясены. Рот г-жи Попинга открылся в молчаливом крике. Бетье все так же рыдала.

Обстановка резко изменилась. Еще немного — и присутствующие поверили бы, что Конрад здесь, Конрад танцует, а за ним следят глаза убийцы!

Только Жан Дюкло позволил себе бросить: «Сильно!».

И поскольку его никто не слушал, он продолжал говорить для самого себя, в надежде быть услышанным комиссаром:

— Теперь я понял ваш метод, он далеко не нов. Терроризировать виновного, оказать на него воздействие, вернуть в атмосферу совершенного преступления, чтобы заставить сознаться. Известны случаи, когда в подобных ситуациях люди вопреки себе повторяли те же движения…

Но его размышления остались лишь невнятным бормотанием. Вряд ли эти слова можно было сейчас услышать.

Из приемника лилась музыка, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы поднять настроение на тон выше.

Винанд, после того как жена пошептала ему на ухо, робко поднялся.

— Да, да. Вы можете идти! — разрешил Мегрэ, прежде чем тот заговорил.

Г-жа Винанд — скромная, хорошо воспитанная провинциалочка — хотела проститься со всеми и дать всем проститься с ее детьми, но не знала, как к этому приступить. В конце концов она пожала руку г-же Попинга, не найдя, что сказать.

Часы на камине показывали пять минут одиннадцатого.

— Не пора ли подать чай? — спросил Мегрэ.

— Да, — Ани встала и направилась в кухню.

— Госпожа Попинга, разве вы не пошли вместе с сестрой приготовить чай?

— Чуть позже.

— Вы нашли ее на кухне?

Г-жа Попинга провела рукой по лбу, делая над собой усилие, чтобы не впасть в отупение. Пристально, с отчаянием она смотрела на приемник.

— Не помню. Постойте, кажется, Ани выходила из столовой, потому что сахар стоял в буфете.

— Свет горел?

— Нет… Может быть… Нет! Кажется, нет…

— Вы о чем-нибудь думали?

— Да. Я подумала: Конрад не должен больше пить, иначе станет некорректен».

Мегрэ направился в коридор как раз тогда, когда Винанды закрывали входную дверь. В очень светлой, до блеска вычищенной кухне на плитке закипала вода. Ани снимала с чайника крышку.

— Заваривать чай не обязательно.

Они были одни. Ани смотрела на комиссара.

— Зачем вы заставили меня взять фуражку? — спросила она.

— Неважно… Идемте.

В гостиной все молчали, никто не двигался с места.

— Вы намереваетесь доиграть мелодию до конца? — решился наконец выразить протест Жан Дюкло.

— Возможно. Есть еще кое-кто, кого я хотел бы видеть, — служанка.

Г-жа Попинга взглянула на Ани, та ответила:

— Она уже легла. Она всегда ложится в девять.

— Ну что ж, пойдите и попросите ее спуститься на минутку. Одеваться не обязательно.

И голосом ведущего, избранным им с самого начала, Мегрэ упрямо повторил:

— Вы, Бетье, танцевали с Конрадом. В углу степенно разговаривали, а кто-то знал, что будет смерть, что это последний вечер Попинги…

Из мансарды, с третьего этажа дома, донеслись голоса, звук шагов. Хлопнула дверь. Затем шепот стал более явственным, и в комнату вошла Ани. Служанка осталась в коридоре.

— Входите! — пригласил Мегрэ. — Да скажите же ей, чтобы она не боялась. Пусть войдет.

Девушка вошла, невзрачная, широколицая, растерянная. На длинную, до пят, ночную рубашку из кремовой бумазеи наброшено пальто. С заспанными глазами, растрепанная, она пахла теплой постелью.

Комиссар обратился к Дюкло:

— Спросите ее по-голландски, была ли она любовницей Попинги?

Г-жа Попинга болезненно поморщилась и отвернулась.

Вопрос перевели. Служанка энергично затрясла головой.

— Повторите вопрос. Спросите, не пытался ли хозяин добиться от нее чего-нибудь?

Снова протест.

— Предупредите, что ей грозит тюрьма, если она не скажет правду. Разбейте вопрос на части. Обнимал ли ее Попинга? Заходил ли он когда-нибудь к ней в комнату?

Девушка вдруг разрыдалась, закричала:

— Я не сделала ничего плохого!.. Клянусь, ничего!

Дюкло перевел. Поджав губы, Ани пристально смотрела на служанку.

— Так была она его любовницей или нет?

Но разговаривать со служанкой уже не представлялось возможным. Она протестовала, плакала, просила прощения. Половина ее объяснений тонула в рыданиях.

— Не верю! — заключил наконец профессор. — Насколько я понял, Попинга приставал к ней. Когда они оставались в доме одни, он крутился возле нее на кухне, обнимал. Однажды зашел к ней в комнату, когда она одевалась. Давал потихоньку шоколад. Но не «больше.

— Она может идти к себе.

Было слышно, как девушка поднялась по лестнице, затем заходила по комнате. Мегрэ повернулся к Ани:

— Не сочтите за труд посмотреть, что она там делает?

Ани быстро вернулась.

— Она хочет немедленно уехать. Ей стыдно! Она и часа не желает оставаться в доме. Просит прощения у моей сестры. Говорит, что поедет в Гронинген или еще куда-нибудь, но жить в Делфзейле не будет.

И агрессивно добавила:

— Вы этого хотели?

Стрелки показывали 10 часов 40 минут. Голос в приемнике объявил:

Наши передачи окончены. Спокойной ночи, дамы и господа.

Затем очень приглушенно, как бы вдали, зазвучала музыка — начала работать другая станция.

Мегрэ с раздражением выключил приемник, и внезапно наступила полная тишина. Бетье не плакала, но все еще прятала лицо в руках.

— Беседа продолжалась? — спросил комиссар с заметной усталостью.

Ему никто не ответил. Лица у всех были напряжены еще больше, чем в гостинице «Ван Хасселт».

— Прошу простить меня за столь тягостный вечер, — Мегрэ обращался главным образом к г-же Попинга. — Но не забудьте, ваш муж был еще жив. Он находился здесь, немного возбужденный коньяком, вероятно, добавил…

— Да.

— Он был приговорен, понимаете? Приговорен тем, кто за ним наблюдал. И каждый, кто сейчас отказывается говорить все, что знает, становится пособником убийцы.

Баренс икнул, его трясло.

— Правда, Корнелиус? — спросил вдруг Мегрэ, глядя ему в глаза.

— Нет! Нет! Неправда!

— Тогда почему вы дрожите?

— Я… Я…

Он был в предкризисном состоянии, как в тот вечер на дороге к ферме.

— Послушайте. Приближается час, когда Бетье уехала с Попингой. Вы, Баренс, вышли сразу же за ними и какое-то время преследовали их. Вы что-нибудь видели?

— Нет!.. Неправда.

— Да перестаньте же! После того как эти трое ушли, здесь остались госпожа Попинга, Ани и профессор Дюкло.

Они поднялись наверх.

Ани подтвердила, кивнув.

— Все разошлись по своим комнатам, верно? Скажите, Баренс, что вы увидели?

Под пристальным взглядом Мегрэ Баренс засуетился.

Нет!.. Ничего! Ничего!

— Вы не видели Остинга? Он прятался за деревом.

— Нет.

— Но вы бродили вокруг дома. Неужели вы ничего не заметили?

— Не знаю… Я не хочу… Нет!.. Это невозможно!..

Все смотрели на юношу, он же не решался поднять глаза. Мегрэ безжалостно продолжал:

— Сначала вы что-то увидели на дороге. Два велосипеда.

Они должны были пересечь участок, освещенный маяком.

Вы ревновали. Вы ждали. И ждать вам пришлось долго.

Больше, чем требуется для преодоления этого пути.

— Да.

— Иначе говоря, парочка задержалась у штабеля леса.

Но это не могло вас напугать, разве что разозлило или привело бы в отчаяние. Значит, вы увидели нечто другое, ужаснувшее вас настолько, что вы остались здесь, хотя было пора возвращаться в училище. Вы направились к бревнам и могли видеть только окно…

Баренс резко выпрямился, потеряв над собой всякий контроль.

— Вы не можете этого знать. Я… я…

— Окно госпожи Попинга. У окна кто-то стоял. Кто-то, кто так же, как вы, видел, что парочка прошла освещенный участок дороги намного позже, чем следовало; кто-то, кто, разумеется, знал, что Конрад и Бетье долго оставались в темноте.

— Я! — отчетливо сказала г-жа Попинга.

Теперь настала очередь волноваться Бетье, вытаращившей от ужаса глаза.

Вопреки ожиданию, Мегрэ не задавал больше вопросов, что вызвало некоторое замешательство. Достигнув кульминации, все, казалось, внезапно остановилось.

Комиссар открыл входную дверь, позвал:

— Пейпекамп! Войдите, прошу вас. Оставьте Остинга там. Вы, вероятно, видели, как зажегся и погас свет в окнах Винандов. Должно быть, они легли спать.

— Да.

— Где Остинг?

— За деревом.

Инспектор из Гронингена недоуменно оглядывался.

Стояла непонятная тишина, а лица людей были такими, словно они не спали несколько ночей подряд.

— Побудьте здесь, а я выйду с Бетье Ливенс, как Попинга. Госпожа Попинга поднимется в свою комнату вместе с Ани и профессором Дюкло. Прошу их сделать то же самое, что в тот вечер.

Он повернулся к Бетье:

— Идемте!

На улице было свежо. Мегрэ обошел вокруг дома, нашел в сарае велосипед Попинги и два дамских велосипеда.

— Держите.

Потом, когда они ехали по дороге к лесоскладу, спросил:

— Кто предложил остановиться?

— Конрад.

— Он все еще был весел?

— Нет. Как только мы вышли на улицу, я заметила, что у него испортилось настроение.

Они подъехали к бревнам.

— Слезайте… Он был влюблен?

— И да, и нет. Он стал грустен. Думаю от коньяка, хотя сначала это придавало ему веселья. Он обнял меня. Сказал, что несчастен, что я славная девчушка. Да, именно так он и сказал — славная девчушка, которая пришла слишком поздно, и теперь, если не поостеречься, все может кончиться плохо.

— А велосипеды?

— Мы поставили их здесь. Мне показалось, что Конраду хочется плакать. Я уже видела его в таком состоянии, когда он выпивал стаканчик. Он сказал, что ему как мужчине бояться нечего, но девушка вроде меня не должна рисковать жизнью ради приключения. Потом он клялся в любви, говорил, что не имеет права ломать мою жизнь, что Баренс — отличный парень и я буду счастлива с ним.

— И дальше?

Она громко вздохнула, вспылила:

— Я крикнула, что он подлец, хотела сесть на велосипед.

— А он?

— Держал за руль, пытаясь помешать мне уехать. Повторял: «Позволь объяснить тебе. Это не для меня, это…»

— Что же он объяснил?

— Ничего! Я пригрозила, что закричу, если он меня не отпустит. Он отпустил, и я поехала. Он следом за мной, что-то говорил на ходу, но я слышала только: «Бетье! Бетье!

Подожди!»

— Это все?

— Увидев, что я подъехала к ферме, он повернул назад. Я оглянулась — печальный, он склонился над велосипедом.

— И вы помчались за ним?

— Нет! Я его ненавидела, потому что он хотел выдать меня замуж за Баренса. Хотел умыть руки. Открывая дверь, я обнаружила, что потеряла шарфик. Его могли найти. Я поехала искать его, по пути никого не встретила. Когда наконец я добралась до дома, отца еще не было. Он вернулся позже и даже не поздоровался со мной. Бледный, взгляд сердитый. Я подумала, уж не следил ли он за нами и, может, подслушивал за бревнами. Должно быть, утром он перерыл мою комнату. Нашел письма Конрада — больше я их не видела. Потом закрыл меня на ключ.

— Едем!

— Куда?

Он не ответил, направляясь к дому Попингов. В комнате г-жи Попинга горел свет, но ее не было видно.

— Вы думаете, она?

Комиссар размышлял:

«Он возвратился взволнованный. Слез с велосипеда, конечно же, здесь, в этом месте. Обошел дом, держа машину за руль. Он чувствовал угрозу своему спокойствию, но бежать с любовницей не мог».

И вдруг повелительно бросил:

— Останьтесь там, Бетье!

Комиссар вел велосипед по аллее вокруг дома. Вошел во двор, повернул к сараю, где длинным лучом блестела отлакированная лодка.

Окно Жана Дюкло было освещено, а сам профессор сидел за маленьким столиком. В двух метрах чернело приоткрытое окно ванной.

«Попинга не торопился возвращаться, — продолжал внутренний монолог Мегрэ, — наклонился, проходя под навес…»

Он замер, словно чего-то ожидая. И действительно, произошло нечто несуразное: сверху, из окна ванной, раздался слабый металлический звук, щелчок незаряженного револьвера.

И сразу же шум завязавшейся борьбы, грохот упавших тел.

Мегрэ вбежал через кухню в дом, стремительно поднялся на второй этаж, толкнул дверь ванной и зажег свет.

На полу распластались двое: инспектор Пейпекамп и Баренс, который затих после того, как его правая рука разжалась и выпустила револьвер.

Глава 11

Освещенное окно

— Болван!

Первое, что сказал Мегрэ, буквально подняв Баренса с пола и поддерживая его, иначе молодой человек, без всякого сомнения, рухнул бы снова. Захлопали двери. Мегрэ скомандовал:

— Все вниз!

В руке комиссар держал револьвер, обращаясь с ним без каких-либо мер предосторожности, — он сам подменил боевые патроны холостыми.

Пейпекамп чистил запачканную куртку. Жан Дюкло, указывая на Баренса, спрашивал:

— Это он?

У воспитанника мореходного училища был жалкий вид, и походил он не на преступника, а скорее на школьника, застигнутого на месте преступления. Он не осмеливался поднять глаза, не знал, куда деть руки.

Мегрэ зажег лампы в гостиной. Последней вошла Ани.

Г-жа Попинга отказалась сесть, но чувствовалось, что у нее дрожат колени.

И здесь впервые присутствующие увидели комиссара в замешательстве. Он набил трубку, разжег ее, погасил, сел в кресло, но тотчас встал.

— Я впутался в дело, которое меня совершенно не касается, — быстро начал Мегрэ. — Подозревали француза, и меня послали провести расследование…

Он раскурил трубку, выигрывая время, повернулся к Пейпекампу:

— Там, на улице, Бетье с отцом и Остинг. Скажите им, что они могут вернуться домой или войти сюда. Как хотят… Вы желаете, чтобы узнали правду?

Инспектор направился к двери. Скоро вошла Бетье, тихая, робкая, затем Остинг с упрямым лицом и, наконец, вместе с Пейпекампом бледный и суровый Ливенс.

Мегрэ вышел в столовую, и было слышно, как он роется в шкафу. Он возвратился с бутылкой коньяка и рюмкой, с хмурым видом, никому не предлагая, выпил. Все стояли вокруг него, и он казался смущенным.

— Вы хотите знать, Пейпекамп?

И резко:

— Тем хуже! Да, тем хуже, если ваш метод хорош! Мы из разных стран и принадлежим к разным народам. И климат у нас разный. Выдвинув версию семейной драмы, вы ухватились за первые же показания, позволяющие классифицировать дело. Матрос с иностранного судна! Возможно, это выход для общественного мнения — ни скандалов, ни дурных примеров народу. Только я все время вижу Попингу возле приемника, здесь, танцующего на глазах убийцы.

Он говорил, ни на кого не глядя.

— Револьвер нашли в ванной. Следовательно, стреляли из дома. Глупо предполагать, что убийца, совершив преступление, сохранил такое хладнокровие, чтобы забросить оружие в приоткрытое окно. И уж тем более подложить фуражку в ванную, окурок в столовую.

Комиссар заходил по гостиной, все так же избегая смотреть на окружающих. Остинг и Ливенс, которые не понимали ни слова, не спускали с него глаз, пытаясь уловить смысл сказанного.

— Фуражка, окурок, оружие, взятое из ночного столика Попинги, — это чересчур. Понимаете? Слишком много доказательств. Кто-то очень хотел спутать карты. Остинг или любой другой с улицы, вероятно, оставили бы половину этих следов, но не все!

Таким образом, здесь преднамеренность преступления, желание избежать наказания…

Используем метод исключения. Бас отпадает первым: зачем идти в столовую, бросать там сигару, потом подниматься в комнату за револьвером и наконец оставлять свою фуражку в ванной?

Затем Бетье. Вечером она не была на втором этаже и не могла подложить фуражку, как, впрочем, не могла даже стащить ее с палубы, поскольку шла рядом с Попингой.

Ее отец мог бы убить, после того как застал дочь с любовником. Но в этот момент было уже поздно подниматься в ванную.

Теперь Баренс. Юноша тоже не ходил наверх и фуражку не крал. Он завидовал своему преподавателю, но еще часом раньше у него не было никакой уверенности в подозрениях.

Мегрэ помолчал, выбил на ковер трубку, постукивая ею о каблук.

— Пожалуй, все. Остается выбирать между госпожой Попинга, Ани и Жаном Дюкло. Никаких улик против них нет, хотя объективные возможности имел каждый. Жан Дюкло вышел из ванной с револьвером в руке, что можно принять за доказательство его виновности. Однако, возвращаясь из города, он шел с госпожой Попинга и не мог взять фуражку. Так же как не могла этого сделать и госпожа Попинга.

Фуражку мог украсть лишь кто-то из последней группы — Баренс или Ани. И недавно было продемонстрировано, что Ани оставалась одна около судна Остинга.

О сигаре я уже не говорю. Достаточно наклониться, чтобы подобрать старый окурок.

Из всех находившихся здесь в вечер преступления только Ани была наверху без свидетелей и заходила в столовую.

Что же касается самого преступления, она имела превосходное алиби.

Все так же избегая смотреть на присутствующих, Мегрэ положил на стол план дома, сделанный Жаном Дюкло.

— Ани не могла попасть в ванную, минуя комнату сестры или француза. За четверть часа до убийства она была у себя. Как ей это сделать? Откуда такая уверенность, что в нужный момент она сумеет пройти через одну из двух комнат? Не забудьте, девушка изучала не только право, но и работы по научной криминалистике, о чем беседовала с Дюкло. И с ним же она обсуждала вопрос о вероятности преступлений, практически безнаказанных…

Ани, вся прямая, без кровинки в лице, тем не менее сохраняла спокойствие.

— Сделаем маленькое отступление. Я здесь единственный, кто не знал Попингу и должен был составить представление о нем на основании свидетельских показаний. Он искал наслаждений, но отступал перед ответственностью за них, а еще больше перед установленными принципами. В один из радостных дней он приласкал Бетье — и она стала его любовницей главным образом потому, что сама хотела. Я сейчас допрашивал служанку — он и ее ласкал, просто так, мимоходом. Но дальше этого не зашел, поскольку его не очень-то поощряли. Иначе говоря, он желал всех женщин, позволяя некоторые вольности: там поцелуй, там объятие. Однако прежде всего он думал о своей безопасности. Капитан дальнего плавания, он познал мимолетные прелести стоянок в портах. Но находясь на службе Ее Величества[18], держался за свое место, так же как держался за свой дом, очаг, жену. Это был компромисс желаний и отречений, безрассудства и благоразумия. В свои восемнадцать лет Бетье не поняла его, решив, что он бросится за ней. Ани, та жила в особом мире. Подумаешь, некрасивая! Она — женщина, загадка. Однажды…

Стояла тягостная тишина.

— Я не настаиваю на том, что Попинга был ее любовником. Но и с ней он поступил неосторожно. Она поверила ему. Ее охватила страсть, правда, менее слепая, чем страсть госпожи Попинга. Так они и жили втроем. Доверчивая госпожа Попинга. Более скрытная, пылкая, ревнивая, проницательная Ани. Она догадалась об отношениях Попинги с Бетье, увидев в ней соперницу. И, вероятно, именно она искала и нашла письма. Ани согласна была делить его со своей сестрой, но не с этой молодой, красивой, цветущей девушкой, которая настаивала на побеге. Тогда она решила убить его…

Мегрэ заканчивал монолог.

— Вот и все. Любовь, ставшая ненавистью! Любовь-ненависть! Чувство сложное, непримиримое, способное толкнуть на отчаянный поступок. Ани решила убить. Решила хладнокровно. Убить без малейшего повода для подозрения!

К тому же профессор рассказывал в тот вечер о безнаказанных преступлениях, о научно подготовленных убийствах…

Она была горда и восхищена своим интеллектом, совершив идеальное преступление. Преступление, которое неизбежно должны были списать на счет какого-нибудь бродяги.

Фуражка, сигара и неоспоримое алиби: она не могла выйти из своей комнаты, не проходя через комнату сестры или француза.

Во время лекции она видела руки, искавшие друг друга.

По дороге к дому Попинга шел с Бетье. Они пили коньяк, танцевали. Вместе уехали на велосипедах.

Любой ценой следовало задержать у окна госпожу Попинга, вызвать в ней подозрение.

И когда думали, что Ани в своей комнате, ей удалось, уже в одной комбинации, проскользнуть за спиной госпожи Попинга. Все было предусмотрено. Она проникла в ванную, выстрелила. Крышка ванны была открыта. Фуражка лежала там. Оставалось лишь спрятаться.

После выстрела в ванную вбежал Дюкло, нашел на подоконнике оружие. Выскочив на лестничную площадку, он столкнулся с госпожой Попинга и вместе с ней спустился вниз.

Ани, уже наготове, полураздетая, побежала за ними. Кто мог предполагать, что она вышла не из своей комнаты, что она вовсе не перепугана, она, со своей легендарной стыдливостью, и вдруг в таком виде!

Никакой жалости! Никаких угрызений совести! Любовная ненависть заглушает все чувства, остается только желание победить.

Остинг видел, как украли фуражку, но молчал. Из уважения к покойному и любви к порядку. Зачем поднимать скандал вокруг смерти Попинги? Он даже подсказал Баренсу, какие давать показания, чтобы поверили в убийство с целью ограбления, совершенное неизвестным матросом.

Ливенс знал, что его дочь вернулась к дому Попингов, после того как Конрад проводил ее. На следующее утро он прочитал письма и, поверив в виновность Бетье, запер ее, отказываясь говорить правду.

Решив, что я намерен арестовать девушку, он пытался покончить с собой.

И наконец Баренс… Баренс, который подозревал всех, пытался раскрыть тайну, в то же время чувствуя себя подозреваемым.

Баренс видел в окне госпожу Попинга. Разве не она стреляла, узнав, что муж изменяет ей?

Его приняли здесь как сына. Сирота, он нашел в ней вторую мать.

Он решил спасти ее, пожертвовав собой. При распределении ролей о нем забыли. Он взял револьвер и пробрался в ванную, намереваясь убить человека, который единственный знал правду, а потом, конечно же, застрелиться!

Юный герой… Такое благородство бывает только в восемнадцать лет!

Вот и все… Когда отправляется поезд на Париж?

Никто не проронил ни слова. От изумления, смятения, страха или ужаса все оцепенели. Наконец Жан Дюкло промолвил:

— Вы далеко зашли…

Г-жа Попинга, как-то неестественно, вышла из гостиной, а чуть позже ее обнаружили на собственной постели с сердечным приступом.

Ани не шелохнулась. Пейпекамп попытался заставить ее говорить:

— У вас есть что возразить?

— Я буду отвечать в присутствии судебного следователя.

Она была бледна, под глазами огромные круги.

Лишь Остинг оставался спокоен и с укором смотрел на Мегрэ.

В результате всего в пять часов утра комиссар, совсем один, уезжал с маленького делфзейлского вокзала. Никто его не провожал. Никто не поблагодарил. Даже Дюкло, уверявший, что может ехать только следующим поездом!

Светало, когда поезд проезжал по мосту через канал. Суда ждали с повисшими парусами. Стоял наготове служащий, чтобы развернуть мост, как только состав пройдет.

Два года спустя, в Париже, комиссар встретил Бетье.

Жена торговца электролампами из Голландии, она заметно раздалась. Узнав его, покраснела.

Сообщив, что у нее двое детей, Бетье дала понять, что с мужем они ведут довольно скромную жизнь.

— А что Ани? — поинтересовался Мегрэ.

— Как! Разве вы не знаете? Все голландские газеты писали об этом. Она покончила с собой в день начала процесса, за несколько минут до того, как предстать перед судом, — закололась вилкой.

И добавила:

— Заходите к нам — авеню Виктора Гюго, двадцать восемь. И долго не раздумывайте: на следующей неделе мы уезжаем в Швейцарию кататься на лыжах.

В тот день, в уголовной полиции, Мегрэ нашел возможность устроить хорошую головомойку всем своим подчиненным.

1

Завтра!.. Завтра!.. (голл.)

2

До свидания, сударь (голл.)

3

Да (голл.)

4

Марка джина (голл.)

5

верфь (голл.)

6

Француз… (англ.)

7

Французская полиция (голл.)

8

Голландский… Английский… (испорч. немецк.)

9

Небольшие акулы.

10

Нет! (голл.)

11

Добрый вечер… (голл.)

12

Хорошая погода! (голл.)

13

Восточный ветер (голл.)

14

Четыре гульдена (голл.)

15

шкиперы (голл.)

16

Хельсинки.

17

Красное вино.

18

Имеется в виду Вильгельмина Нассауская, королева Голландии в 1890—1948 гг.