- Но у вас, на улице Тюренн, он все же не живет?
      - Это из-за его родителей. Они, как, впрочем, и мои, придерживаются строгих правил. Анри, чтобы избежать размолвки, не поставил родителей в известность относительно нашей связи. Однако мы договорились, что когда не будет препятствий и мы накопим достаточно средств, чтобы переселиться на юг, мы поженимся.
      Даже самые нескромные вопросы не приводили ее в смущение. В какой-то момент, когда взгляд комиссара скользнул по ее ногам, она естественным жестом одернула юбку.
      - Я вынужден коснуться деталей. Значит, Анри питался у вас? Он давал деньги на еду?
      - Все очень просто. Я подсчитывала расходы, как это принято в любом хорошем хозяйстве, и в конце месяца он вносил половину денег, которые я потратила на питание.
      - Вы упомянули о переезде на юг. Выходит, Анри удавалось откладывать деньги?
      - И ему, и мне. Вы, наверное, заметили, что он не слишком крепкого здоровья? Врачи советуют ему больше бывать на воздухе. Но зарабатывать на жизнь и одновременно находиться на воздухе можно, разве что если занимаешься физическим трудом. Я тоже люблю деревню.
      Живем мы очень скромно. Я уже говорила, что Анри - агент по продаже ценных бумаг. Банк Совринос небольшой, занимается в основном биржевыми спекуляциями. Таким образом, Анри как бы стоял у кормушки, и все, что нам удавалось сэкономить, мы вкладывали в биржевые операции.
      - Каждый отдельно?
      - Разумеется! Кто знает, что ждет тебя в будущем?
      - И какую сумму накопили лично вы?
      - Трудно сказать точно. Деньги вложены в акции, ценность которых меняется чуть ли не ежедневно. Примерно от сорока до пятидесяти тысяч франков.
      - А Галле?
      - Больше. Он не всегда решается втягивать меня в слишком рискованные операции, как, например, покупка акций Лаплатских рудников в августе прошлого года. У него сейчас около ста тысяч франков.
      - И на какой сумме вы решили остановиться?
      - Полмиллиона. Мы рассчитываем откладывать деньги еще три года.
      Теперь Мегрэ смотрел на нее с чувством, граничившим с восхищением. Но к восхищению примешивалась и доля брезгливости. Ей тридцать лет. Анри двадцать пять. Они любят друг друга или, во всяком случае, решили жить вместе. А их отношения регламентированы, как у совладельцев коммерческого предприятия. И она говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, даже с оттенком гордости.
      - Вы давно в Сансере?
      - Я приехала двадцатого июня на месяц.
      - А почему вы не остановились в гостинице?
      - Это мне не по средствам. В пансионе "Жермен" на окраине поселка я плачу всего двадцать два франка в день.
      - Анри приезжал двадцать пятого? В котором часу?
      - Он свободен только в субботу и воскресенье. Но воскресенье, как заведено, он проводит в Сен-Фаржо. Он приехал сюда в субботу утром, а уехал вечером последним поездом.
      - Точнее?
      - В одиннадцать тридцать две. Я проводила его на вокзал.
      - Вы знали, что его отец здесь?
      - Анри сказал, что встретил его. Он был в ярости, потому что не сомневался: отец приехал сюда специально выслеживать нас. Анри не хотел, чтобы его родители вмешивались в наши отношения.
      - Его родители не знали о существовании ста тысяч франков?
      - Разумеется, нет. Анри - совершеннолетний. По-моему, он имеет право жить так, как ему хочется.
      - А в каком тоне Анри обычно говорил об отце?
      - Он осуждал его за отсутствие честолюбия. Говорил, что продавать, как он выражается, скобяной товар, в его годы - ужасно. Но тем не менее относился к родителям почтительно, особенно к матери.
      - Значит, он не знал, что, по существу, Эмиль Галле был мошенником?
      - Мошенником?
      - Что в течение восемнадцати лет он уже не занимался продажей "скобяного товара"?
      - Не может быть!
      Не исключено, что она и притворялась, но в голосе ее звучало неподдельное недоумение.
      - Я потрясена, комиссар! Он? С его увлечениями, смешным костюмом, ухватками бедного пенсионера?
      - Итак, что вы делали в субботу днем?
      - Мы с Анри гуляли. А когда расстались, он пошел к себе в гостиницу, а я столкнулась с его отцом. Потом мы снова встретились с Анри в восемь вечера и до отхода поезда немного прошлись, на сей раз по противоположному берегу.
      - Вы не ходили в сторону гостиницы?
      - Мы предпочитали не встречаться с его отцом.
      - Вы вернулись с вокзала одна? Прошли через мост...
      - И сразу же свернула налево, к пансиону "Жермен". Не люблю ходить ночью одна.
      - Вы знакомы с Тибюрсом де Сент-Илэром?
      - Кто это? Впервые слышу это имя... Надеюсь, комиссар, вы не подозреваете Анри? - ее лицо оживилось, но она сохраняла хладнокровие. - Я пришла к вам именно потому, что хорошо его знаю. Он много болел, стал из-за этого мрачным и мнительным. Иногда мы с ним можем молчать часами. То, что он встретил здесь своего отца, - чистая случайность. Но я понимаю, что эта случайность может показаться подозрительной. Он слишком горд, чтобы оправдываться. Не знаю, что он вам сказал... Только отвечал на вопросы? Могу поклясться, что с восьми вечера до отхода поезда мы не расставались. Он очень нервничал. Боялся, что теперь мать узнает о нашей связи: он ведь всегда ее очень уважал и предвидел, что она попытается настроить его против меня. Конечно, я уже не молоденькая девушка. Между нами разница в пять лет. И, наконец, я была его любовницей... Мне не терпится узнать, что преступник схвачен главным образом из-за Анри. Он достаточно умен, чтобы понять, что встреча с отцом неминуемо навлекает на него страшное подозрение.
      Мегрэ по-прежнему смотрел на нее с удивлением. Он не понимал, почему приход Элеоноры Бурсан, надо признать, достаточно с ее стороны похвальный, оставлял его равнодушным.
      Последние фразы были произнесены даже с некоторой горячностью, но и здесь она не утратила самообладания.
      Мегрэ нарочно положил на стол большую фотографию Эмиля Галле, сделанную в этой комнате, когда его нашли мертвым, но взгляд молодой женщины даже не задержался на впечатляющем снимке.
      - Вы ничего не обнаружили?
      - Вы знаете господина Жакоба?
      Она посмотрела ему прямо в глаза, словно предлагая убедиться в своей искренности.
      - Ни разу не слышала о таком. Кто это? Убийца?
      - Возможно! - проворчал Мегрэ, подходя к двери.
      Элеонора Бурсан вышла, предварительно осведомившись:
      - Вы мне позволите, комиссар, иногда приходить к вам, чтобы узнать последние новости?
      - Когда вам будет угодно.
      Бригадир терпеливо ждал в коридоре. Когда посетительница скрылась, он вопросительно взглянул на комиссара.
      - Что вам ответили на вокзале? - спросил тот.
      - Молодой человек уехал в Париж поездом в одиннадцать тридцать две. У него был обратный билет в вагон третьего класса.
      - А преступление было совершено между одиннадцатью и половиной первого! - задумчиво произнес комиссар. - Если поторопиться, то отсюда до Траси-Сансера можно добраться за десять минут. Убийца мог сделать свое дело между одиннадцатью и одиннадцатью двадцатью. Если до вокзала десять минут ходу, то столько же нужно и на обратный путь. Таким образом, Галле могли убить между одиннадцатью сорока пятью и двенадцатью тридцатью, и это мог совершить некто, вернувшийся с вокзала. Только вот еще эта история с воротами! И потом, какого черта потребовалось Эмилю Галле влезать на стену?
      Жандарм сел на тот же стул, где сидел раньше, и одобрительно кивал, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало.
      - Давайте выпьем аперитив, - предложил Мегрэ.
      Глава 6
      Встреча на стене
      - По-прежнему ничего?
      - Прине...
      - А до этого какое вышло слово?
      - Подготовка! Я так думаю. Правда, окончания "овка" не хватает. А может быть, "овиться"?
      Мегрэ вздохнул, пожал плечами и вышел из прохладной комнаты, где с раннего утра сидел, согнувшись над столом, худой рыжий парень с усталым лицом, флегматичный, как все северяне, и занимался работой, которая могла бы вывести из себя даже монаха.
      Звали парня Жозеф Мере, акцент выдавал в нем фламандца.
      Он был сотрудником лаборатории отдела идентификации и приехал в Сансер по просьбе Мегрэ. Мере занял комнату покойного, разложил инструменты, в том числе необычную спиртовку. Он работал, не отрываясь, и поднимал голову, только когда в комнату заходил Мегрэ.
      - Больше ничего?
      - Я вас...
      - Что?
      - Я только что нашел "я вас". Правда, "с" не хватает...
      Он положил на стол тончайшие стеклянные пластинки и время от времени покрывал их жидким клеем, нагретым на спиртовке.
      Изредка Мере подходил к камину, осторожно отрывал кусочек обгоревшей бумаги и клал его на пластинку.
      Пепел был очень хрупким, ломким и крошился прямо в руках. Иногда требовалось минут пять размягчать его над паром. И тогда пепел приклеивался к пластинке.
      Перед Жозефом Мерсом стоял чемоданчик - настоящая походная лаборатория. Самые большие куски обуглившейся бумаги достигали семи-восьми сантиметров. Самые маленькие казались просто пылью.
      Прине...Подгот...Я вас... - таков был результат двухчасовой работы, но, в отличие от Мегрэ, Мере не спешил и не приходил в отчаяние от мысли, что пока исследовал только сотую часть сожженных бумаг.
      Над его головой кружилась жирная фиолетовая муха с металлическими отблесками на крылышках. Трижды она садилась на его нахмуренный лоб, но он даже не пытался ее согнать. Может быть, Мере ее просто не замечал?
      - Когда вы входите в комнату, создается сквозняк, - посетовал он Мегрэ. - Из-за вас я потерял кусочек пепла.
      - Хорошо, в следующий раз войду через окно.
      Мегрэ не шутил. Он так и сделал. Папки по-прежнему были разложены в этой комнате, которую комиссар приспособил под свой рабочий кабинет. Никто так и не дотронулся до лежащей на полу одежды и воткнутого в нее ножа.
      Комиссару не терпелось узнать результаты экспертизы, которую он сам затеял, и в ожидании он никак не мог усидеть на месте.
      Четверть часа он расхаживал по залитой солнцем аллее - голова опущена, руки за спиной. Потом влез в комнату через окно, вытирая блестящий от пота лоб, и проворчал:
      - Что-то дело медленно движется.
      Слышал ли его Мере? Движения фламандца оставались такими же точными, как у маникюрши, внимание было полностью сосредоточено на стеклянных пластинках, которые покрывались черными пятнышками неправильной формы.
      Мегрэ торопил Мерса потому, что ему нечем было заняться, вернее, он решил ничего не предпринимать, пока не узнает, о чем говорилось в бумагах, сожженных в ночь перед убийством.
      И пока он вышагивал по дороге, а на его грузной фигуре плясали темные и светлые пятна - тень от листвы, он без конца возвращался к своим мыслям.
      Анри и Элеонора могли убить Галле перед тем, как отправиться на вокзал. Элеонора могла вернуться одна после отъезда любовника и убить. Кроме того, в деле фигурировали стена и ключ. А в довершение, какой-то г-н Жакоб, письма которого так тщательно прятал Галле.
      Раз десять Мегрэ ходил осматривать замок, но не обнаружил ничего нового. Потом, проходя вдоль стены, мимо того места, куда взбирался Эмиль Галле, Мегрэ вдруг ре-, шился, снял пиджак и поставил носок правой ноги в углубление между камнями.
      Он весил без малого сто кило, однако ему без труда удалось уцепиться за свисающие ветки, ну а завершить восхождение оказалось совсем нетрудно.
      Стена была сложена из кусков песчаника разных размеров и покрыта слоем штукатурки. Заканчивалась она рядом кирпичей, поставленных на торец и поросших мхом и сорными травами.
      Со стены Мегрэ прекрасно видел Мерса, что-то читающего с помощью лупы.
      - Что-нибудь новенькое? - крикнул он.
      - "С" и запятая.
      Над головой комиссара шелестели листья, но уже не дуба, а огромного клена, росшего на территории поместья.
      Мегрэ нагнулся: стена оказалась наверху довольно узкой, и он боялся потерять равновесие; внимательно осмотрев мох слева и справа, он пробормотал:
      - Интересно... Интересно...
      Его открытие нельзя было назвать сенсационным. Просто он обнаружил, что мох вокруг примят и только в одном-единственном месте над камнем, где остались царапины, он был вырван.
      Мох оказался очень хрупким. Мегрэ специально проверил это и теперь не сомневался, что Эмиль Галле не ходил по стене, даже на метр не отошел ни вправо, ни влево.
      - Остается узнать, куда он спустился: на территорию поместья или на дорогу?
      Этот участок трудно было назвать парком. Здесь росло много деревьев, почему, наверное, это место и отвели под свалку.
      Метрах в десяти от Мегрэ лежала груда пустых бочек без железных обручей или с выбитым дном. Валялись старые бутылки, в основном из-под лекарств, ящики, сломанные садовые ножницы, ржавые инструменты; плачевное зрелище являли собой намокшие под дождем, высушенные и выгоревшие на солнце, испачканные в земле кипы старых номеров юмористической газеты.
      Прежде чем спуститься на землю, Мегрэ убедился, что под ним - а он сейчас стоял точно на том же месте, где прежде находился Галле, - нет никаких следов. Чтобы не оставлять царапин на стене, Мегрэ спрыгнул, но не ушибся, так как упал на четвереньки.
      Сквозь кружево листвы виднелись светлые пятна - вилла Тибюрса де Сент-Илэра. Трещал мотор. Мегрэ уже знал, что это перекачивают в дом воду из колодца.
      Над свалкой кружились мухи. Комиссару приходилось поминутно отмахиваться от них, а это лишь усугубляло его и без того дурное настроение.
      - Начнем со стены...
      Осмотреть ее оказалось несложно. С внутренней и внешней стороны стена поместья была покрыта свежим слоем штукатурки. Однако там, где на нее взбирался Эмиль Галле, не осталось ни пятнышка, ни царапины. И вокруг, метров на десять, тоже не было видно следов ног.
      Зато возле свалки комиссар заметил на земле борозду - одну из бочек подтащили на два-три метра и поставили вплотную к стене. Так она там до сих пор и стояла. Мегрэ вскарабкался на нее и поднялся над стеной ровно в десяти с половиной метрах от места, где в свое время находился Галле.
      Отсюда Мегрэ снова увидел Мерса, который продолжал трудиться, не отрываясь даже, чтобы вытереть лоб.
      - Ничего не нашли?
      - Клиньянкур... Но, по-моему, у меня сейчас самый удачный кусок.
      Мох на стене над бочкой не был содран, а только примят, как будто на него опирались руками. Мегрэ проверил - облокотился на стену чуть поодаль и получил такой же результат.
      Иначе говоря, Эмиль Галле поднимался на стену, но не спускался в парк, и, наоборот, некто, пришедший со стороны поместья, взобрался на бочку, но на стену не поднимался и не выходил ни за пределы ограды, ни на дорогу.
      Конечно, ночью здесь вполне могла прогуливаться какая-то парочка. А тот, кто находился за стеной, в парке, мог подкатить бочку, чтобы быть ближе к Галле.
      Да, но ведь речь-то не шла о любовном свидании! Одним из двоих был Галле, нарочно снявший визитку, чтобы заняться столь несвойственными ему физическими упражнениями.
      А может быть, вторым был Тибюрс де Сент-Илэр? Сначала они открыто встречались утром, потом днем. Маловероятно, что они решили прибегнуть к подобным ухищрениям, чтобы увидеться снова в кромешной тьме.
      Да еще на расстоянии десяти метров! Они даже не услышали бы друг друга, если бы говорили шепотом.
      А если они приходили порознь, сначала один, потом Другой? Но кто из них первым влез на стену? И встретились ли они?
      Расстояние от бочки до комнаты Галле составляло около семи метров, именно с такого расстояния и был сделан выстрел.
      Мегрэ обернулся и увидел садовника, который испуганно на него смотрел.
      - Ах, это ты, - сказал комиссар. - Хозяин у себя?
      - Он на рыбалке.
      - Ты ведь знаешь, что я из полиции? Я хочу выйти отсюда, но не через стену. Открой мне ворота в конце крапивной дороги.
      - Это можно, - только и произнес садовник, направляясь к дороге.
      - У тебя с собой ключ?
      - Нет. Сейчас увидите.
      Когда он подошел к воротам, то не раздумывая запустил руку в расщелину между двумя камнями и удивился:
      - Вот так дела!
      - Что такое?
      - Его здесь больше нет! Хотя я сам клал его сюда в прошлом году, когда мы вывозили три срубленных дуба.
      - Твой хозяин это знал?
      - Еще бы!
      - А ты не помнишь, может быть, он проходил через ворота?
      - Только в том году.
      В голове комиссара сразу же непроизвольно возникла новая версия: Тибюрс де Сент-Илэр, встав на бочку, стреляет в Галле, выбегает через ворота и врывается в комнату жертвы.
      Нет, это слишком неправдоподобно! Даже если предположить, что ржавый замок сразу же поддался, потребовалось бы три минуты, чтобы проделать весь этот путь. И в течение долгих трех минут Эмиль Галле, у которого снесена часть лица, не крикнул, не упал, а только достал из кармана нож, чтобы отразить нападение возможного противника.
      Да, все выглядело весьма сомнительно. Этому верилось с таким же трудом, с каким, должно быть, открывались старые ворота. И все же только эту гипотезу можно было логически выстроить, опираясь на вещественные доказательства.
      В любом случае за стеной стоял человек.
      Это бесспорно. Но ничто, кроме разве истории с потерянным ключом и того обстоятельства, что незнакомец находился на территории поместья, не подтверждало, что этим человеком был Сент-Илэр.
      Но с другой стороны, двое людей, имевших отношение к Эмилю Галле и в какой-то степени заинтересованных в его смерти, оказались в этот момент в Сансере и у них отсутствовало твердое алиби, подтверждающее, что они не ходили на крапивную дорогу. Речь шла об Анри и Элеоноре.
      Мегрэ убил на щеке слепня и увидел, что Мере выглянул из окна.
      - Комиссар!
      - Что-то новое?
      Но фламандец уже скрылся в комнате. Прежде, чем сделать крюк и вернуться по набережной, Мегрэ толкнул ворота, и они неожиданно поддались.
      - Смотри-ка, не заперто! - изумился садовник, наклонившись к замку. Вот странно, правда?
      Мегрэ хотел было предупредить его, чтобы тот ничего не говорил Сент-Илэру о его приходе, но, смерив садовника взглядом, счел его слишком глупым и решил не усложнять дело.
      - Зачем вы меня звали? - чуть позже спросил он, входя в комнату Мерса.
      Тот зажег свечу и стал рассматривать на свет почти полностью черную стеклянную пластинку.
      - Вы не знаете такого господина Жакоба? - спросил он, с довольным видом любуясь своим творением.
      - Черт побери!.. И что же?
      - Ничего. Одно из сожженных писем было подписано: г-н Жакоб.
      - И это все?
      - Почти все. Письмо на листе бумаги в клетку, вырванном из блокнота или конторской книги. На такой бумаге я нашел только несколько слов. "Абсолютно ". По крайней мере, я так думаю, потому что не хватает двух первых букв. Затем "понедельник".
      Нахмурив брови, сжав зубами мундштук трубки, Мегрэ ждал продолжения.
      - Дальше?
      - Слово "суд" подчеркнуто два раза. Если только не потерян кусок и это не "подсудимый" или "подсудимая". Еще я нашел "налич". Я знаю слово, которое может так начинаться - "наличные". Вряд ли в письме шла речь о наличии. Кроме того, есть цифра - двадцать тысяч.
      - Адреса нет?
      - Я же говорил: Клиньянкур. К сожалению, я не могу восстановить порядок слов.
      - Почерк?
      - Нет почерка! Напечатано на машинке.
      Тардивон взял за правило сам обслуживать Мегрэ и делал это подчеркнуто ненавязчиво, но с легкой фамильярностью сообщника.
      - Телеграмма, комиссар! - крикнул он, прежде чем постучать в дверь.
      Ему не терпелось попасть в комнату, потому что таинственные занятия Мерса разжигали его любопытство.
      Видя, что полицейский собирается закрыть дверь, он спросил с простодушным видом:
      - Что вам принести?
      - Ничего, - отрезал Мегрэ, распечатывая телеграмму.
      Она была из парижской уголовной полиции, куда комиссар обращался за справками. Телеграмма гласила:
      "Эмиль Галле не оставил завещания тчк Наследство включает дом Сен-Фаржо зпт оцененный сто тысяч вместе обстановкой зпт и три тысячи пятьсот франков счете банке тчк Аврора Галле получает страховку триста тысяч по счету мужа 1925 год зпт компания "Пчела" тчк Анри Галле приступил работе банке Совринос тчк Элеонора Бурсан Париже отсутствует зпт отпуске на Луаре".
      - Черт возьми! - проворчал Мегрэ, устремив взгляд в пространство, потом обернулся к Жозефу Мерсу. - Вы что-нибудь понимаете в вопросах страхования?
      - Кое-что, - скромно ответил молодой человек. Пенсне так плотно сжимало ему переносицу, что лицо казалось перекошенным.
      - В двадцать пятом году Галле было больше сорока пяти. У него больная печень. Как по-вашему, сколько он должен был вносить ежегодно, заключив страховой договор на триста тысяч франков?
      Несколько минут Мере бесшумно шевелил губами.
      - Примерно, двадцать тысяч франков в год, - объявил он, наконец. - К тому же, не так-то просто убедить страховую компанию пойти на такой риск Комиссар бросил яростный взгляд на портрет, по-прежнему стоявший на камине точно под тем же углом, как прежде на пианино в Сен-Фаржо.
      Двадцать тысяч! А ведь в лучшем случае он тратил в месяц две тысячи франков, иначе говоря, платил за страховку почти половину денег, с таким трудом добытых у приверженцев Бурбонов.
      Мегрэ перевел взгляд на разложенные на полу черные бесформенные лоснящиеся брюки, вытянутые на коленях.
      Он вспомнил г-жу Галле в лиловом шелковом платье, увешанную драгоценностями, ее резкий голос.
      И логическим завершением его мысли была бы фраза, обращенная к портрету:
      "Значит, ты ее так любил?"
      Пожав плечами, Мегрэ повернулся к залитой солнцем стене, куда ровно неделю назад поднимался Эмиль Галле, без пиджака, в крахмальной манишке, выглядывавшей из жилета.
      - В камине еще есть пепел, - сказал он Мерсу усталым голосом. Постарайтесь найти еще что-нибудь, касающееся господина Жакоба. И какой это кретин уверял меня, что знает только библейского Иакова?
      Мальчишка с лицом, усеянным веснушками, влез на окно, улыбаясь во весь рот. А с террасы доносился добродушный мужской голос:
      - Эмиль, не мешай людям работать!
      - Смотри-ка, еще один Эмиль, - проворчал Мегрэ, - но этот-то по крайней мере живехонек!
      И сделав над собой усилие, он не посмотрел на портрет, когда выходил из комнаты.
      Глава 7
      Ухо Жозефа Мерса
      По-прежнему стояла жара. Каждое утро в газетах сообщалось, что в различных уголках Франции прошли грозы и причинили значительный ущерб, однако за три недели в Сансере и его окрестностях не выпало ни капли дождя.
      Днем комната, которую раньше занимал Эмиль Галле, буквально раскалялась на солнце, и находиться в ней становилось невозможно.
      Однако в эту субботу Мере ограничился тем, что задернул открытое окно шторами из сурового полотна, и не прошло получаса после завтрака, как он уже сидел, склонившись над своими стеклянными пластинками и клочками почерневшей бумаги, и работал с размеренностью метронома.
      Несколько минут Мегрэ бродил вокруг него, рассеянно дотрагиваясь до стола, то и дело останавливаясь, как человек, которого одолевают сомнения. Наконец он вздохнул:
      - Послушайте, старина, я больше не могу. Я восхищаюсь вами, но вы не можете себе представить, что значит весить почти сто килограммов. Мне нужно хоть ненадолго выйти на свежий воздух.
      Но куда деться в такую жару? На террасе прохладней, но там расположились отдыхающие с детворой.
      В кафе лишь в редкие часы не слышно раздражающего стука бильярдных шаров.
      Мегрэ вышел во двор, часть которого находилась в тени, и окликнул проходившую мимо служанку:
      - Принесите мне сюда плетеное кресло.
      - Хотите устроиться здесь? Но тут вас будет беспокоить шум из кухни.
      И все же лучше слушать кудахтанье кур, чем людскую болтовню. Мегрэ подвинул кресло поближе к колодцу, закрыл лицо газетой, чтобы спастись от мух, и, признаться, сразу же сладко задремал.
      Мало-помалу звон посуды на кухне терял свою отчетливость, и Мегрэ, разомлев от жары, казалось, перестал наконец думать о покойнике.
      Когда именно он услышал странный шум - словно раздались два выстрела? Он еще не проснулся и потому тотчас же увидел сон, где эти звуки нашли свое объяснение.
      ... Он сидит на террасе отеля. Мимо проходит Тибюрс де Сент-Илэр в костюме бутылочного цвета, а за ним следует дюжина псов с отвислыми ушами.
      - Вы вчера спрашивали, водится ли в окрестностях дичь? - говорит владелец замка.
      Он прикладывает к плечу ружье, и с неба, словно сухие листья с дерева, сыплются куропатки.
      - Комиссар, быстрее...
      Он вскочил. Перед ним стояла служанка.
      - Там в комнате... Стреляли...
      Комиссару стало неловко, он почувствовал себя страшно неуклюжим. А в гостиницу уже бежали люди, и, когда он вошел в комнату Галле, там толпились любопытные, а у окна, закрыв лицо руками, стоял Мере.
      - Пусть все выйдут! - приказал комиссар.
      - Вызвать врача? - спросил Тардивон. - Посмотрите, кровь.
      - Да, вызовите, - распорядился Мегрэ.
      Как только дверь закрылась, Мегрэ подошел к молодому человеку из отдела идентификации. Комиссара мучили угрызения совести.
      - Что стряслось, малыш?
      Черт возьми, он и сам прекрасно все видел - на руках у Мерса, на плечах, на стеклянных пластинках, на полу, - повсюду алела кровь.
      - Ничего страшного, комиссар... Ухо... Посмотрите-.
      Он на мгновение отпустил мочку левого уха, и тотчас струей брызнула кровь. Мере был мертвенно-бледен и все же пытался улыбаться, хотя у него дрожала челюсть.
      Задернутая штора смягчала яркий солнечный свет, от этого вся комната казалась оранжевой.
      - Ведь это не опасно, правда?
      - Спокойно, сначала отдышитесь.
      - Мне не следовало так распускаться, - вымолвил фламандец с трудом, у него стучали зубы. - Но ведь я не привык... Только я встал, чтобы взять новые пластинки."
      Правой рукой он зажал раненое ухо носовым платком, испачканным кровью, другой опирался на стол.
      - Так вот, я стоял как раз на этом месте. И вдруг услышал выстрел. Могу поклясться, что почувствовал, как пуля рассекла воздух и пролетела так близко от меня, что мне показалось, будто у меня сорвало пенсне. Я отпрянул назад, и в ту же минуту последовал другой выстрел. Мне показалось, что я умираю... - он попытался выдавить из себя улыбку. - Посмотрите, ведь это пустяки. Оторвало кусочек уха. Я должен был подбежать к окну, но не мог пошевелиться. Мне казалось, что за этими выстрелами сразу же прогремят другие. Раньше я не знал, что такое пуля...
      Ему пришлось сесть, потому что от страха у него вдруг подкосились ноги.
      - Не беспокойтесь обо мне. Ищите того...
      На лбу у Мерса выступили капли пота. Мегрэ почувствовал, что молодой человек сейчас упадет в обморок и подбежал к двери.
      - Хозяин! Займитесь им. Где же доктор?
      - Его нет дома. Но среди моих постояльцев есть фельдшер из парижской больницы.
      Мегрэ раздвинул шторы и вылез через окно, машинально поднеся ко рту пустую трубку. Крапивная дорога была пустынна, наполовину в тени, наполовину залита солнцем. Ворота в стиле Людовика XIV были заперты.
      На белой стене, возвышавшейся напротив комнаты Галле, комиссар не обнаружил ничего подозрительного. Ни на сухой траве, ни на каменистой почве следов ног не осталось.
      Он подошел к террасе, где собрались десятка два постояльцев, не решавшихся обратиться к нему.
      - Кто-нибудь из вас находился здесь, когда стреляли?
      Человек десять ответили "я" и, явно гордые собой, подошли к комиссару.
      - Вы не заметили, проходил кто-нибудь по этой дороге?
      - Никого. По крайней мере, вот уже час.
      - Я отсюда никуда не отлучался, - сказал невысокий худой человек в пестрой рубашке. - Если бы убийца прошел по крапивной дороге, я обязательно бы его заметил.
      - Вы слышали выстрелы?
      - Все слышали. Я подумал, что в соседнем поместье охотятся. И все-таки решил взглянуть.
      - Никого не заметили на дороге?
      - Никого.
      - Вы, конечно, не заглядывали за каждое дерево?
      Мегрэ расспросил их наспех, для очистки совести, потом направился к главному входу в Маленький замок.
      По аллее садовник катил тачку, груженную гравием.
      - Его нет дома?
      - Он, кажется, у нотариуса. Они в это время всегда играют в карты.
      - Ты точно видел его перед уходом?
      - Как вас сейчас. Это было примерно часа полтора назад.
      - Ты никого не встречал в парке?
      - Никого, а в чем дело?
      - Где ты был десять минут назад?
      - У реки. Нагружал гравием тачку.
      Мегрэ посмотрел ему в глаза. Садовник выглядел простодушным малым, но слишком глупым, чтобы так складно врать.
      Не обращая больше на него внимания, комиссар подошел к бочке, стоявшей около стены, но и туг не обнаружил никаких следов.
      Он посмотрел ржавую решетку - безрезультатно. Похоже, с тех пор как он сам открывал ее утром, сюда больше никто не приходил.
      Однако же кто-то стрелял, причем дважды!
      В гостинице постояльцы уже расселись за столики, но разговор по-прежнему оставался общим.
      - У вашего коллеги ничего страшного, - сообщил Тарпивон, подходя к комиссару. - Я только что выяснил: доктор находится сейчас у нотариуса Пети. Послать за ним?
      - А далеко отсюда дом нотариуса?
      - На площади, рядом с отелем "Коммерция".
      - Чей это велосипед?
      - Не знаю. Можете его взять. Вы сами туда поедете?
      Мегрэ уселся на слишком маленький для его комплекции велосипед, и пружины седла тут же заскрипели. Пять минут спустя он уже звонил в дверь большого аккуратного дома, а старая служанка в голубом переднике разглядывала его в глазок.
      - Доктор у вас?
      - Вы от кого?
      Но в эту минуту приоткрытое окно распахнулось настежь, и в окне показался жизнерадостный человек с картами в руках.
      - Вы ко мне?