Жорж Сименон
      Покойный г-н Галле
      перевод Н.М. Брандис и М.Е. Тайманова
      Глава 1
      Неприятная обязанность
      Первое знакомство комиссара Мегрэ с покойным, с которым ему предстояло провести вместе долгие недели, произошло 27 июня 1930 года при обстоятельствах одновременно обыденных, тягостных и незабываемых.
      Незабываемых главным образом потому, что именно 27 июня ожидалось прибытие в Париж короля Испании и по этому поводу уголовная полиция получала инструкцию за инструкцией, где предписывалось, как следует поступать в подобных случаях.
      Как назло, начальник уголовной полиции в это время находился в Праге на конгрессе по применению научных методов в работе полиции, а заместителя срочно вызвали на побережье Нормандии, где на даче заболел его ребенок.
      Мегрэ как самому опытному из комиссаров одному пришлось заниматься всеми делами, несмотря на страшную жару и на заметно сократившийся из-за отпусков штат полицейских.
      В тот же самый день - 27 июня - рано утром на улице Пиктос была найдена убитой хозяйка бакалейной лавки.
      Короче говоря, в 9 часов утра все имевшиеся в распоряжении инспектора отправились на вокзал в Булонский лес, куда должен был прибыть испанский монарх.
      Мегрэ велел открыть все окна и двери, и от сквозняков двери то и дело хлопали, а со столов слетали бумаги.
      В самом начале десятого пришла телеграмма из Невера:
      "Эмиль Галле коммивояжер зпт проживающий Сен-Фароко зпт Сена-и-Марна зпт убит ночь на 26 июня гостинице "Луара" зпт Сансер тчк Много неясных деталей тчк Просьба сообщить семье тчк Необходимо опознание трупа тчк По возможности пришлите инспектора из Парижа тчк"
      Мегрэ ничего не оставалось, как самому отправиться в Сен-Фаржо, о существовании которого он даже не подозревал еще час назад, хотя это находилось всего в тридцати километрах от Парижа.
      У Мегрэ не было под рукой расписания поездов. Он приехал на Лионский вокзал буквально за несколько минут До отхода пригородного поезда и едва успел вскочить в последний вагон.
      Он страшно вспотел, поскольку был человеком весьма солидной комплекции, и всю дорогу старался отдышаться и утирал пот.
      Комиссар оказался единственным пассажиром, сошедшим в Сен-Фаржо, и в поисках дежурного по станции ему пришлось метаться по плавящемуся асфальту перрона.
      - Господин Галле? Его вилла на территории земельных участков, в самом конце главной аллеи. На ней вывеска - "Маргаритки". Впрочем, это, кажется, единственное достроенное здание.
      Мегрэ снял пиджак, подсунул под шляпу носовой платок, чтобы защитить затылок от припекавшего солнца. На аллее, о которой шла речь, не было ни единого деревца, а унылое красно-медного цвета солнце палило вовсю, яростно кусались мухи, предвещая грозу.
      Однообразный пейзаж не нарушали даже прохожие, у которых можно было бы спросить дорогу.
      Земельные участки оказались просто-напросто большим лесом. Должно быть, когда-то он входил в феодальные владения. Здесь только прорубили ровную сеть аллей, словно прошлись машинкой для стрижки газонов, и протянули провода, подведя электричество к строящимся виллам.
      Напротив вокзала разбили сквер с фонтаном, дно которого было выложено мозаикой. Надпись на одном из деревянных бараков гласила: "Бюро по продаже земельных участков". А на выставленном неподалеку плане эти аллеи уже носили имена политических деятелей и генералов.
      Через каждые пятьдесят метров Мегрэ вытаскивал платок, вытирал лоб, а затем снова клал его на уже раскалившийся от солнца затылок.
      Там и сям виднелись незаконченные постройки, коробки зданий, где из-за жары никто не работал.
      Пройдя немногим более двух километров, Мегрэ отыскал виллу "Маргаритки", причудливую постройку в английском стиле со стеной, разделанной рустами и отделявшей сад от леса, которому суждено было простоять еще всего несколько лет.
      В окне второго этажа виднелась кровать со скатанным матрасом. Одеяла проветривались на подоконнике.
      Он позвонил. Пока служанка лет тридцати разглядывала его в дверной глазок, раздумывая, открывать или нет, Мегрэ успел надеть пиджак.
      - Можно видеть госпожу Галле?
      - А кто вы?
      Тут из глубины дома донесся голос: "Что там такое, Эжени?" - и на крыльце показалась г-жа Галле собственной персоной. С надменным видом она ждала объяснений от непрошеного посетителя.
      - Вы что-то уронили, - нелюбезно заметила она, когда Мегрэ, забывшись, снял шляпу и оттуда выпал носовой платок.
      Он поднял его, пробормотав что-то невразумительное, и представился:
      - Комиссар Мегрэ из первой опербригады. Я хотел бы поговорить с вами, сударыня.
      - Со мной? - и повернувшись к служанке, она отчеканила: - А вы-то чего ждете?
      У Мегрэ сразу же сложилось свое мнение о г-же Галле: откровенно несимпатичная особа лет пятидесяти. Несмотря на раннее время, на жару, на отсутствие соседей, она была в лиловом шелковом платье, а из тщательно уложенной прически не выбивалась ни одна прядь, и, наконец, на шее у нее, на груди и на руках блестели золотые цепи, броши и кольца.
      С явной неохотой она провела Мегрэ в гостиную. По дороге, заглянув в приоткрытую дверь, он увидел белоснежную кухню со сверкающей алюминиевой и медной посудой.
      - Я могу натирать пол, мадам?
      - Разумеется. Начинайте.
      Служанка исчезла в соседней комнате-столовой и принялась натирать паркет воском. По дому разнесся сильный запах скипидара.
      В гостиной повсюду лежали вышитые салфеточки. На стене висела увеличенная фотография высокого худого мальчишки с острыми коленками и неприятным лицом, в костюме для первого причастия. На пианино стояла фотография поменьше, на ней был запечатлен мужчина в мешковатом пиджаке, с пышными волосами и бородкой с проседью.
      У него было такое же продолговатое лицо, как у мальчика. Еще одна деталь поразила Мегрэ - он даже не сразу понял, что именно, - неестественно тонкие губы, которые, казалось, делили лицо на две части.
      - Ваш муж?
      - Да, мой муж! Я хочу знать, что здесь потребовалось полиции.
      В течение последовавшего разговора Мегрэ то и дело переводил взгляд на портрет; по сути, это была его первая встреча с покойным.
      - Должен сообщить вам, сударыня, неприятное известие... Ваш муж в отъезде, не так ли?
      - Да! Продолжайте. Он?..
      - Произошел несчастный случай. Скорее, не совсем несчастный случай... Наберитесь мужества...
      Она сидела перед ним очень прямо, положив руку на круглый столик, уставленный фигурками "под бронзу". Лицо ее оставалось суровым, недоверчивым, и только пухлые пальцы выдавали волнение. Почему Мегрэ пришло в голову, что в молодости она, наверное, была худой - может быть, даже очень худой - и располнела только с годами?
      - Ваш муж убит в Сансере, в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое. И мне выпала тяжкая обязанность...
      Комиссар повернулся к портрету и спросил, указывая на мальчика, принявшего первое причастие:
      - У вас есть сын?
      Казалось, еще мгновение - и г-жа Галле утратит суровость, которую, вероятно, считала неотъемлемой частью собственного достоинства. Она ответила, едва шевеля губами:
      - Да, есть.
      И тут же добавила с торжеством в голосе:
      - Вы сказали, в Сансере, не так ли? Сегодня у нас двадцать седьмое. Значит, вы ошиблись. Подождите...
      Она прошла в столовую, и через открытую дверь Мегрэ увидел, как служанка, ползая на коленях, натирает пол. Вернувшись в гостиную, г-жа Галле протянула комиссару почтовую открытку.
      - Это открытка от моего мужа. На ней стоит число - двадцать шестое, то есть вчера, и штемпель Руана.
      Ей с трудом удавалось скрыть торжествующую улыбку: ведь она сумела унизить полицию, осмелившуюся вторгнуться в ее дом.
      - Наверное, речь идет о другом Галле, хотя я не знаю...
      Еще немного, и она укажет ему на дверь.
      - Вашего мужа зовут Эмиль? И по документам он коммивояжер?
      - Он представляет по всей Нормандии фирму "Ньель и компания".
      - Боюсь, сударыня, что радоваться рано. Я вынужден просить вас сопровождать меня в Сансер. Вам, как и мне...
      - Но раз...
      Она помахала открыткой, где был изображен Старый рынок в Руане. Дверь в столовую оставалась открытой, и там мелькали то зад, то ноги, то голова служанки с растрепанными, свисающими на лицо волосами. Слышно было, как она водит по полу жирной от воска тряпкой.
      - Поверьте, я от всей души надеюсь, что произошло недоразумение. Однако документы, найденные в кармане убитого, принадлежат вашему мужу.
      - Их могли у него украсть.
      Однако в голосе г-жи Галле проскальзывало невольное волнение. Она заметила взгляд Мегрэ, обращенный к портрету, и сказала:
      - Эта фотография сделана, когда он уже был болен и соблюдал диету.
      - Госпожа Галле, если вы хотите перед отъездом пообедать, я зайду за вами, ну, скажем, через час, - предложил комиссар.
      - Нет. Раз вы считаете, что это необходимо... Эжени!
      Черное шелковое пальто, черную шляпу, сумочку и перчатки.
      Это дело, обещавшее быть крайне неприятным, не вызывало у Мегрэ никакого интереса, и все-таки в его памяти остался образ мужчины с бородкой и мальчика в костюме для первого причастия.
      Все действия комиссара походили на тяжкую повинность. Пройти туда и обратно по нескончаемой аллее под палящим солнцем, очутиться в этом душном доме, где даже нельзя снять пиджак! И вдобавок, прождать еще добрых полчаса на вокзале в Мелене, где он и купил корзинку с бутербродами, фруктами и бутылкой бордо.
      Ровно в три часа комиссар уже сидел напротив г-жи Галле в купе вагона первого класса поезда дальнего следования, проходившего через Сансер.
      Занавески были задернуты, окна опущены, и только время от времени откуда-то издалека долетало легкое дуновение свежего воздуха.
      Комиссар достал из кармана трубку, потом взглянул на свою попутчицу и отказался от намерения курить в ее присутствии.
      Они ехали уже больше часа, как вдруг она повернулась к Мегрэ и спросила, отбросив былую надменность:
      - Как вы можете это объяснить?
      - Пока я ничего, увы, не могу объяснить, сударыня. Я уже говорил, преступление совершено в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июня в гостинице "Луара". Сейчас лето - время отпусков. Кроме того, прокуратура в провинции действует не всегда оперативно. Уголовную полицию поставили в известность только сегодня утром. Кстати, ваш муж всегда посылал вам открытки?
      - Каждый раз, когда бывал в отъезде.
      - Он подолгу отсутствовал?
      - Недели три в месяц. Останавливался в Руане в "Почтовом отеле". Уже двадцать лет кряду. А оттуда разъезжал по всей Нормандии, но, если мог, вечером старался вернуться в Руан.
      - У вас один сын?
      - Да, один. Он служит в банке, в Париже.
      - Он не живет с вами в Сен-Фаржо?
      - Нет, это слишком далеко, чтобы каждый день ездить в Париж и обратно. Он проводит с нами все воскресенья.
      - Может быть, желаете перекусить?
      - Благодарю, - процедила она ледяным голосом, словно ей сделали какое-то бестактное предложение.
      И впрямь, Мегрэ с трудом мог вообразить, что она, словно Бог весть кто, станет прямо в вагоне жевать бутерброды или потягивать теплое вино из вощеного бумажного стаканчика с маркой железнодорожной компании.
      Было очевидно, что понятие "достоинство" означает для нее очень многое. Должно быть, она не была красива, несмотря на правильные черты лица, а манера слегка склонять голову набок, придающая ей некоторую задумчивость, очень украсила бы ее, не будь она так надменна.
      - Кому понадобилось убивать моего мужа?
      - У него были враги?
      - Ни врагов, ни друзей! Мы живем очень замкнуто, как все, кто знал другие времена, чем это, послевоенное, когда утрачены все моральные принципы.
      - Понятно.
      Поездка казалась бесконечной. Мегрэ то и дело выходил в коридор, чтобы сделать несколько затяжек. Пристежной воротничок у него стал совсем влажным от жары и пота. Он завидовал г-же Галле, которая, словно не замечая тридцатиградусной жары, весь путь просидела, не шелохнувшись, в одной позе: сумка на коленях, руки на сумке, голова слегка повернута к окну - как в автобусе.
      - Как этот... человек был убит?
      - В телеграмме не сказано. Его нашли утром.
      Г-жа Галле слегка откинулась назад, казалось, ей не хватало воздуха.
      - Нет, не может быть, это не мой муж. Открытка - это доказательство. Мне даже ехать не следовало.
      Мегрэ, сам не зная почему, вдруг пожалел, что не взял стоявшую на пианино фотографию. Уже сейчас он с трудом мог представить верхнюю часть лица убитого, но зато хорошо запомнил непомерно длинный рот, жидкую бородку, плохо сшитый пиджак.
      Поезд остановился на вокзале Траси-Сансер в семь вечера. Еще километр пришлось идти пешком по шоссе, а потом по подвесному мосту через Луару.
      Река здесь являла собой достаточно скромное зрелище.
      Скорее это была не река, а бесчисленные ручейки, бегущие меж песчаных берегов цвета перезрелой пшеницы.
      На одном из островков человек в костюме из толстой материи удил рыбу. На набережной возвышался фасад гостиницы "Луара".
      Солнце клонилось к закату, но влажный воздух оставался по-прежнему душным.
      Теперь впереди шествовала г-жа Галле, и, увидев перед гостиницей человека, который расхаживал взад и вперед, вероятно, своего коллегу, Мегрэ насупился, вообразив, какую комичную пару представляют собой он и его спутница.
      Отдыхающие, в основном семьи, сидели в светлых костюмах за столиками под стеклянным навесом; между столиками сновали официантки в белых передниках и наколках.
      Г-жа Галле заметила вывеску гостиницы в рамке из эмблем различных клубов и устремилась прямо к двери.
      - Уголовная полиция? - осведомился прогуливавшийся перед дверью человек, обращаясь к Мегрэ.
      - Да.
      - Его унесли в мэрию. Поторопитесь. Вскрытие назначено на восемь. Вы еще можете успеть.
      Успеть познакомиться с покойным! Мегрэ по-прежнему шел медленно, как человек, которому поручили трудное и неприятное задание. Позже он до мелочей восстановил в памяти эти минуты.
      В предгрозовые часы уходящего дня деревня казалась совсем белой. Дорогу то и дело перебегали куры и гуси, а поодаль, метрах в пяти или десяти, двое мужчин в синих фартуках подковывали лошадь.
      Напротив мэрии на террасе кафе сидели посетители.
      Этот островок под тенью желто-красного навеса, где можно было выпить холодного пива, ароматный аперитив с кубиками льда, просмотреть свежие парижские газеты, выглядел настоящим оазисом.
      В мэрии уборщица мыла коридор, обильно поливая водой серые плитки пола.
      - Простите, где убитый?
      - За домом. В школьном дворе. Эти господа уже там.
      Проходите сюда.
      Она указала на дверь с надписью "девочки", а надпись "мальчики" красовалась в противоположном крыле здания.
      Г-жа Галле с неожиданным самообладанием шла впереди. Однако Мегрэ полагал, что ее стремительность объясняется прежде всего тем, что нервы у нее напряжены до предела.
      В школьном дворе курил, расхаживая взад и вперед, врач в белом халате. Он изредка потирал холеные руки; двое мужчин шепотом переговаривались у стола, на котором лежало тело, покрытое белой простыней.
      Комиссар хотел было задержать свою порывистую спутницу, но не успел. Она уже вошла в школьный двор, остановилась перед столом и, с трудом переводя дыхание, отдернула простыню с лица покойника.
      У нее даже не вырвалось крика. Двое мужчин с удивлением повернулись к ней. Доктор спросил, натягивая резиновые перчатки:
      - Мадемуазель Анжелика еще не вернулась?
      Г-жа Галле застыла неподвижно, словно окаменев, а Мегрэ стоял неподалеку, готовый, если потребуется, оказать ей помощь.
      Внезапно она повернула к нему полное ярости лицо и выкрикнула:
      - Как это возможно? Кто посмел?
      - Подойдите, сударыня... Это он, не так ли?
      Взор ее оживился. Она оглядела обоих мужчин, врача в белом халате, вошедшую медсестру.
      - Что вы собираетесь делать? - спросила она глухо.
      Мегрэ медлил с ответом, и она бросилась к телу мужа, яростно и вызывающе глядя на всех, кто находился рядом, и закричала:
      - Не хочу!.. Не хочу!..
      Пришлось увести ее силой и поручить заботам уборщицы.
      Когда Мегрэ вернулся во двор, врач в маске уже держал скальпель, а медсестра протягивала ему стеклянный флакон.
      Мегрэ, не заметив, наступил на черную шляпу, украшенную сиреневыми бомбошками и большим фальшивым бриллиантом.
      На вскрытии он не присутствовал. Наступали сумерки, и врач объявил:
      - У меня сегодня вечером гости.
      Один из мужчин оказался судебным следователем, другой - его письмоводителем. Пожав руку комиссару, следователь произнес только:
      - Вы встретитесь с представителями местной полиции, они уже начали следствие. Крайне запутанное дело!
      Простыню сняли. Тягостное знакомство длилось лишь несколько секунд. Обнаженное тело оказалось именно таким, каким можно было его представить по фотографии: длинное, костлявое, с впалой грудью, покрытой рыжеватыми волосами.
      Невредимой осталась только одна половина лица. Левую щеку снесло выстрелом. Глаза были открыты. Зрачки мышино-серого цвета выглядели более тусклыми, чем на фотографии.
      Мегрэ вспомнил слова г-жи Галле: "Он соблюдал диету..."
      На груди слева - ровная рана, оставленная лезвием.
      Доктор в нетерпении суетился за спиной Мегрэ:
      - Заключение писать на ваше имя? По какому адресу?
      - Гостиница "Луара".
      Следователь и письмоводитель молчали, глядя куда-то в сторону. Мегрэ в поисках выхода ошибся дверью и оказался в школьном классе среди парт.
      Здесь было очень прохладно, и комиссар на минуту задержался около цветных картин, изображавших жатву, ферму зимой и городской рынок.
      На полочке, по возрастающей, стояли меры веса и объема из дерева, олова и железа.
      Комиссар вытер пот. Выходя из класса, он встретил инспектора неверской полиции, который его разыскивал.
      - Прекрасно! Вот и вы! Наконец-то я смогу уехать в Гренобль к жене. Представляете, вчера утром, когда я собирался отправиться в отпуск, мне позвонили...
      - Вы что-нибудь обнаружили?
      - Абсолютно ничего... Сами увидите, это совершенно невероятное дело. Если вы согласитесь со мной поужинать, я расскажу вам обо всех деталях, если так можно выразиться. Ничего не украли. Никто ничего не видел и не слышал.
      Придется как следует поломать голову, чтобы понять, почему этого типа убили. Есть, правда, одна зацепка, хотя она вряд ли что-нибудь даст. Когда он останавливался в гостинице "Луара", он называл себя господином Клеманом, орлеанским рантье.
      - Давайте выпьем аперитив, - предложил Мегрэ.
      Он вспомнил заманчивую террасу, еще недавно показавшуюся ему спасительным пристанищем.
      Однако, очутившись за столиком перед стаканом, наполненным до половины, он не испытал предвкушаемого удовольствия.
      - На редкость безнадежное дело! - вздыхал его собеседник. - Держите меня в курсе. Зацепиться не за что. Так все банально. Правда, если человек убит...
      Еще несколько минут он продолжал в том же духе, не замечая, что комиссар почти его не слушает.
      Бывают такие лица, которые надолго остаются в памяти, даже если только мелькнули перед вашими глазами.
      Мегрэ видел всего-навсего фотографию Эмиля Галле, половину его лица и бледное тело.
      Самой живой из всего увиденного была фотография.
      Он изо всех сил пытался представить себе Галле с женой в столовой их дома в Сен-Фаржо или Галле, который выходит из виллы, торопясь к поезду.
      На мгновение верхняя часть лица становилась более отчетливой. Мегрэ вспомнил, что под глазами у Галле были свинцового цвета мешки.
      - Держу пари, у него больная печень, - внезапно негромко произнес он.
      - Однако умер он не от печени, - парировал уязвленный инспектор из Невера. - Печень печенью, но от этого не сносит половину лица и не прокалывает насквозь сердце.
      Посредине площади, рядом с разобранной каруселью, вспыхнули огни ярмарочного тира.
      Глава 2
      Молодой человек в очках
      Только за двумя-тремя столиками оставались посетители. Из комнат второго этажа то и дело доносились недовольные крики детей, не желавших идти спать.
      Из открытого окна послышался женский голос:
      - Ты видел толстого господина? Это полицейский. Если ты не будешь слушаться, он посадит тебя в тюрьму.
      Мегрэ, не отрываясь от ужина, осматривал зал. Над ухом монотонно бубнил инспектор Гренье из Невера, упиваясь собственным красноречием:
      - Вот если бы его ограбили, все было бы проще простого. Сегодня у нас понедельник. Преступление совершено в ночь с субботы на воскресенье. Был праздник. А в такие дни, кроме балаганщиков, к которым я, кстати, отношусь с большой опаской, кто только здесь не слоняется. Вы, комиссар, не знаете, что такое провинция. Тут можно встретить такой сброд! Почище, чем у вас в Париже.
      - В общем, - прервал его Мегрэ, - если бы не праздник, преступление обнаружили бы сразу?
      - Что вы имеете в виду?
      - Что из-за хлопушек и фейерверка никто не слышал выстрела. Вы, кажется, говорили, что Галле умер не от ранения в голову?
      - Так утверждает врач. Сначала его ранили в голову. Вероятно, он мог бы прожить еще некоторое время. Но сразу же после выстрела его ударили ножом прямо в сердце, и смерть наступила мгновенно. Нож нашли.
      - А револьвер?
      - Ищут, но пока безрезультатно.
      - А нож лежал в комнате?
      - В нескольких сантиметрах от трупа. На левом запястье у Галле обнаружены синяки. Наверное, когда его ранили, он вытащил нож и бросился на убийцу, но у него уже не было сил. Тот схватил его за запястье, вывернул руку и всадил лезвие прямо в грудь. Так считает и доктор.
      - Значит, если бы не праздник, Галле не умер бы?
      Мегрэ вовсе не собирался пускаться в сложные логические рассуждения и тем более не собирался поразить воображение провинциального коллеги. И все-таки упоминание о празднике насторожило его, и он начал развивать эту мысль, с любопытством ожидая, к каким же выводам она может привести.
      Если бы не карусели, не стрельба в тире, не хлопушки, то выстрел наверняка услышали бы. Служащие гостиницы бросились бы в номер и, возможно, успели бы вбежать прежде, чем был нанесен удар ножом.
      Стемнело. Только блики серебрили гладь реки, да по обеим сторонам моста светились два фонаря. В кафе посетители играли в бильярд.
      - Странная история, - подытожил инспектор Гренье. - Скажите, еще нет одиннадцати? У меня поезд в одиннадцать тридцать две, а отсюда до вокзала не меньше четверти часа ходьбы. Я уже говорил: вот если бы его ограбили...
      - Когда закрываются ярмарочные палатки?
      - В двенадцать ночи. По инструкции.
      - Значит, преступление было совершено до полуночи и еще никто в гостинице не спал.
      Каждый из собеседников следил лишь за ходом собственных мыслей, поэтому разговор не клеился.
      - Да, еще он называл себя господином Клеманом. Должно быть, хозяин гостиницы уже говорил вам? Он бывал здесь наездами - примерно раз в полгода. Остановился тут впервые лет десять назад. И всегда - под именем господина Клемана, орлеанского рантье.
      - У него был с собой чемоданчик, с каким обычно разъезжают коммивояжеры?
      - Нет, я не заметил ничего похожего в его номере. Но в гостинице вам скажут точно... Господин Тардивон! Можно вас на минутку? Это комиссар из Парижа. Его интересует, возил ли с собой господин Клеман чемоданчик, какие бывают у коммивояжеров?
      - С образцами изделий из серебра, - уточнил комиссар.
      - Нет, обычно у него была дорожная сумка с вещами.
      Он очень аккуратно одевался. Я ни разу не видел его в пиджаке, всегда в черной или темно-серой визитке.
      - Благодарю вас.
      И Мегрэ стал размышлять о фирме "Ньель и компания", главным представителем которой в Нормандии был г-н Галле. Эта фирма специализировалась на изготовления изделий из серебра - безделушек, изящных бокалов, столовых приборов, корзиночек для фруктов, ножей для разрезания бумаги, лопаток дня торта.
      Мегрэ съел кусочек миндального пирожного, которое поставила перед ним официантка, и набил трубку.
      - Рюмку коньяка? - предложил Тардивон.
      - Пожалуй.
      Хозяин сам принес бутылку и подсел к полицейским.
      - Значит, вы, комиссар, будете вести следствие? Недурная история, правда? И это в самом начале сезона! Могу вам сообщить, что утром семеро клиентов уже переселились в другой отель... Ваше здоровье! Что же касается господина Клемана - я привык называть его так... Впрочем, кому могло прийти в голову, что это не настоящая его фамилия?
      Терраса пустела. Официант оттаскивал к стене ящики с лавровыми деревцами, днем стоявшие между столиками.
      По противоположному берегу прошел товарный поезд, и все машинально проводили взглядом тянувшийся вдоль подножия холма красноватый отблеск Тардивон начинал карьеру поваром в богатых домах и сохранил степенность и слегка снисходительную манеру говорить, доверительно наклонившись к собеседнику.
      - Самое любопытное, - заметил он, грея рюмку с арманьяком в ладонях, что, сложись все чуть-чуть иначе, преступление могло бы не произойти.
      - Ярмарка! - поторопился вставить Гренье, взглянув на комиссара.
      - Нет, я имею в виду другое. Когда в субботу утром приехал господин Клеман, я предложил ему голубую комнату, окнами выходящую на крапивную дорогу, как мы говорим. Эта дорога слева от вас. А называют ее так потому, что с тех пор, как по ней никто не ходит, она вся заросла крапивой.
      - Почему по ней не ходят?
      - Видите ту стену? Это поместье Сент-Илэра. У нас здесь принято говорить Маленький замок, в отличие от старого Сансерского замка над рекой. Вон, видите отсюда башенки? Вокруг прекрасный парк... Ну так вот, раньше, Когда еще не существовало отеля "Луара", этот парк доходил прямо до сюда, а главные ворота с кованой решеткой были расположены как раз в конце крапивной дороги. Решетка еще сохранилась, но воротами больше не пользуются, сделали другой выход на набережную в пятистах метрах от старого. Короче говоря, я дал господину Клеману голубую комнату, окнами на эту сторону. Не знаю - почему, но днем, вернувшись, он спросил, нет ли у меня другой комнаты, окнами на двор. Все было занято. Зимой всегда есть свободные номера, потому что у нас останавливаются только завсегдатаи, коммивояжеры, которые разъезжают в строго установленные сроки. Зато летом!.. Представьте себе, большинство моих постояльцев - парижане. Что может быть лучше воздуха Луары? Так вот, я сказал господину Клеману, что поменять комнату невозможно, и зачем?
      Ведь его номер лучше! Во дворе куры, гуси. Все время достают воду из колодца,, и хотя цепь смазана, она все равно скрипит. Он не настаивал... Но подумать только, будь у меня тогда свободная комната окнами во двор... он был бы жив!
      - Почему? - полюбопытствовал Мегрэ.
      - Вы разве не знаете, что стреляли по меньшей мере с шести метров? А вся комната не больше пяти. Значит, убийца находился снаружи. Воспользовался тем, что крапивная дорога безлюдна. Стрелять со двора он не смог бы.
      Кроме того, выстрел бы услышали. Еще по рюмке, господа?
      Разумеется, я угощаю.
      - Даже две! - произнес комиссар.
      - Что две? - спросил Гренье.
      - Две случайности. Прежде всего, праздник. Шум заглушил выстрел. Во-вторых, все комнаты с окнами, выходящими во двор, оказались заняты.
      Он повернулся к Тардивону, наполнявшему рюмки.
      - Сколько у вас в данный момент постояльцев?
      - Тридцать четыре вместе с детьми.
      - Никто не уехал после убийства?
      - Я же сказал, семь человек. Семья из парижского пригорода, кажется, из Сен-Дени. Сам он как будто механик, жена, теща, свояченица и ребятишки. Люди, кстати, довольно дурно воспитанные, и я не возражал, чтобы они перебрались в другой отель. У каждого своя клиентура. Любой подтвердит вам, что у нас останавливается только приличная публика.
      - А как господин Клеман проводил время?
      - Трудно сказать. Ходил пешком. Мне даже пришла в голову мысль, что где-то в окрестностях у него живет незаконный ребенок. Но это всего лишь догадки: всегда ведь хочется разобраться что к чему... Очень вежливый человек, но такой грустный. Ни разу не видел, чтобы он ел за общим столом зимой у нас здесь всегда общий стол. Предпочитал сидеть один где-нибудь в уголке.
      Мегрэ достал из кармана дешевую записную книжку в черной клеенчатой обложке, какими обычно пользуются прачки, и пометил карандашом:
      1. Телеграмма в Руан.
      2. Телеграмма в фирму "Ньель".
      3. Осмотр двора.
      4. Справки о поместье Сент-Илэра.
      5. Отпечатки пальцев на ноже.
      6. Список постояльцев.
      7. Семья механика, съехавшая из гостиницы.
      8. Лица, уехавшие из Сансера в воскресенье 26-го.
      9. Официальное объявление: тем, кто видел г-на Клемана в субботу 25-го, назначается вознаграждение.
      Коллега из Невера, не переставая улыбаться, следил за действиями Мегрэ.
      - Ну, как? У вас уже возникли какие-то идеи?
      - Никаких. Пошлю две телеграммы и лягу спать.
      В кафе осталось лишь несколько местных жителей, заканчивавших партию в бильярд. Мегрэ вышел взглянуть на крапивную дорогу, которая когда-то была главной аллеей поместья, но о тех временах напоминали лишь два ряда окаймляющих ее прекрасных дубов. Все поросло густой травой, и в сумерках ничего не было видно.
      Гренье собирался идти на вокзал, и Мегрэ вернулся обратно, чтобы с ним попрощаться.
      - Удачи вам! Но строго между нами, история не из приятных, верно? Ничего сенсационного, но зацепиться не за что. По правде сказать, я даже доволен, что это дело досталось вам, а не мне.
      Комиссара отвели в номер на втором этаже, где над его головой тотчас монотонно загудели комары. Мегрэ был в плохом настроении. Предстоящее дело казалось ему малоинтересным, тусклым, неувлекательным.
      Он закрыл глаза, но сон не приходил. Комиссар постарался представить себе Галле, но в памяти всплывала либо одна щека, либо нижняя часть лица.