— У Эмиля Дюфье была привычка каждое утро заходить к вам в комиссариат, потом в мэрию и к супрефекту, чтобы собрать информацию. Каким образом? Просто ею его снабжал ваш секретарь. Не важно… Попытайтесь правильно понять мой вопрос. В принципе он должен был подходить часам к десяти с четвертью — половине одиннадцатого или чуть позже… Это позволит вам выяснить, в котором часу он потом заходил в мэрию и к супрефекту.
— Это я вам могу сообщить прямо сейчас.
— Подождите, вы не поняли. Я сказал и повторяю: в принципе мне хотелось бы узнать, происходило ли это регулярно или в какие-то дни он совершал свой обход значительно позже обычного…
— Понял.
— Я вам позвоню или зайду, чтобы получить ответ.
— У вас появились какие-то сведения?
— Пока ничего нет.
Не могло же быть новостью то известие, что он получил вчера вечером по телефону от Жанвье. Тот сообщил, что Эмиль Дюфье так и не заходил в почтовое отделение. Для него там лежали три письма, и все со штемпелем Сабль. Два из них были написаны одним и тем же почерком. Жанвье даже предположил, что этот почерк похож на девичий.
— Я должен их забрать и переслать вам? — спросил он.
— Оставь их там до нового указания.
— Есть еще телеграмма.
— Я знаю, спасибо.
Телеграмма, которая извещала молодого человека о смерти сестры.
В тот момент, когда Мегрэ вешал трубку, у него не хватило духа поручить молодому инспектору новое задание, поскольку он решил, что может выполнить его только сам. Однако не мог же он разорваться, чтобы быть одновременно в Сабль и Париже. Прав ли он был, выбрав Сабль, эту мелочную и кропотливую задачу, о решении которой думал с того самого момента, как проснулся?
— Одетта Беллами? Ну да, комиссар…
Торговец кожаными изделиями был еще одним человеком, который его узнал и относился к фанатам, встречавшим его, как кинозвезду.
— Жармен… — позвал он жену, — иди-ка сюда, здесь комиссар Мегрэ!
Супружеская пара была молода и симпатична.
— Вы уже напали на след? Это правда, что говорят?
— Откуда же мне знать, что именно говорят?
— Рассказывают, что вы хотите арестовать некую важную персону в городе, а следователь вам в этом мешает…
Таким образом, какая-то часть правды нашла отражение в самых абсурдных слухах.
— Это ложь, мадам, заверяю вас, я не хочу никого арестовывать.
— Даже убийцу малышки Дюфье?
— Этим занимаются мои коллеги. Я же только хотел задать вам вопрос. Вы знаете жену доктора Беллами?
— Я очень хорошо знаю Одетту.
— Вы с ней подруги?
— По крайней мере дружили до того, как она вышла замуж. С тех пор я ее мало видела…
— Я лишь хотел узнать, не видели ли вы ее в последнее время прогуливающейся по Рембле?
— Довольно часто…
— Что вы называете «довольно часто»?
— Не знаю… Ну, может быть, раз или два в неделю.
Случалось, что она заговаривала со мной, когда я стояла на пороге.
— И вам известно, куда она шла?
Маленькая женщина была очень удивлена, поскольку от столь знаменитого человека ждала необычайно сложного вопроса, а ей задали совершенно простой и банальный.
— Ну конечно же.
— И далеко?
— Совсем рядом. В соседний дом.
— И вы знаете, что она собиралась там делать?
— Тут и гадать нечего. Сразу видно, что вы не женщина, комиссар. На втором этаже этого дома швейная мастерская и магазин женского нижнего белья, который содержит Ольга, одна из моих подруг. Ольга одевает всех элегантных женщин Сабль. Ну разве что за исключением тех, что ездят в Нант или Париж. Но даже и те заказывают у нее белье и всякую мелочь…
— Вы уверены, что Одетта Беллами не идет дальше, еще куда-нибудь?
— Я просто видела, как она заходит, да и Ольга вам скажет.
— Благодарю вас…
Мегрэ был очень раздосадован. В общем-то, он оказался прав в своих догадках, поскольку Одетта раз-два в неделю действительно выходила из дому, но все же не смог раньше догадаться, куда она могла ходить.
Будь он отцом семейства, как тот полицейский агент, который навел его на мысль об учительнице, и сам бы об этом додумался. А будь он женщиной, в первую очередь подумал бы о портнихе.
— Вы разрешите воспользоваться вашим телефоном?
Ему было нужно связаться с Мансюи.
— Полагаю, вы были правы, комиссар. Я вот только спрашиваю себя, как вы могли догадаться, что привычки молодого Дюфье очень точно можно проследить по часам. Он действительно все делал регулярно. С разницей минут в пять в каждом из указанных вами мест. Однако время от времени он появлялся с опозданием почти на два часа. Я попытался выяснить, были ли это какие-то определенные дни, но ни один из опрошенных, к сожалению, не мог этого сказать с уверенностью.
— Я вас благодарю…
Благодарить таким образом стало для него привычкой. Поблагодарив заодно и молодую чету, Мегрэ вошел в соседнее здание — красивый многоэтажный дом со светлой просторной лестницей и дверями из полированного дуба.
На втором этаже слева он обнаружил на дверях медную гравированную табличку:
«ОЛЬГА
ВЫСОКАЯ МОДА — КРУЖЕВА — БЕЛЬЕ»
Прежде чем войти, комиссар машинально вытряхнул трубку и даже постучал ею о каблук.
Перед ним возникла какая-то маленькая взъерошенная личность.
— Вы что-то хотели, месье?
— Поговорить с мадемуазель Ольгой.
— От чьего имени?
— Ни от чьего.
— Я пойду посмотрю, на месте ли мадемуазель.
Она скрылась за портьерой, откуда сразу же донеслось шушуканье. Потом появилась высокая, худощавая женщина, пригласившая его в окрашенный в светлые жемчужные тона салон, где Мегрэ остался стоять.
— Месье?
— Мегрэ… Не важно… Мадемуазель Ольга?
— Да.
У нее была твердая походка и лицо с несколько резкими чертами. Одета с большим вкусом в легкий костюм, придававший ей вид деловой женщины.
— Не хотите ли пройти ко мне в кабинет?
Кабинет оказался небольшим, и пахло в нем душистым табаком. Ольга протянула Мегрэ сигареты, и он машинально взял одну.
— Как я полагаю, жена доктора Беллами — ваша клиентка?
— Верно. Но Одетта для меня больше чем клиентка, она моя подруга.
— Я знаю. Она ведь часто приходит повидаться с вами?
Приблизительно раз-два в неделю?
— Возможно… Но не могла бы я узнать?..
— Позвольте задавать вопросы мне. Доктор Беллами звонил вам сегодня утром?
— Нет, зачем?
— А вчера?
— И вчера не звонил.
— И не приходил повидаться с вами?
— Он вообще никогда сюда не заходит.
— А вы не замечали его где-нибудь поблизости на улице? Извините, но это крайне важно.
— Нет, не замечала.
— Вы живете прямо здесь?
— Если точно, то не совсем. Здесь находятся только салон и ателье, а я живу в апартаментах несколько меньшего размера, которые соединены с этим помещением переходом и расположены в задней части дома.
— Там есть выход, так чтобы можно было миновать Рембле?
— Как и в соседних домах, здесь два выхода: один на Рембле, другой на улицу Минаж.
— Послушайте, мадемуазель Ольга…
— Я это только и делаю. Вы же заставляете меня все время отвечать. Или мне кажется?
Она не теряла хладнокровия. Курила сигарету и смотрела ему в лицо.
— Я вас ищу со вчерашнего полудня.
Она улыбнулась:
— Как видите, найти меня совсем не трудно…
— Мне необходимо, чтобы вы отвечали мне откровенно. Проверьте, чтобы никто не мог нас слышать.
Мегрэ был столь категоричен и повелителен, что она прошла за драпировку, отдала несколько указаний, наверное отсылая подальше свой персонал.
— Ваша подруга Одетта приходила не просто для того, чтобы посетить вас, как портниху.
— Вы так полагаете?
Ее нижняя губа начала слегка подрагивать.
— Время поджимает, уверяю вас, сейчас не стоит заниматься играми. Вам, наверное, известно, кто я такой?
— Нет. Но полагаю, что вы из полиции.
— Комиссар Мегрэ.
— Очень приятно.
— Здесь я в отпуске. Мне не поручали вести расследование. Но за несколько дней случилось по меньшей мере два… две катастрофы, которые я мог предотвратить. Если бы все были откровенны со мной, я бы по крайней мере мог предотвратить смерть второго человека.
— Не вижу, чем я могу…
— Очень даже можете.
Кровь прилила к щекам девушки.
— Я вообще не был уверен, что найду вас живой этим утром. Прошлой ночью умерла маленькая Дюфье, которая знала значительно меньше, чем вы.
— Вы полагаете, что существует связь?
Она уже сдавалась, начала ему подчиняться. Большая и наиболее трудная часть работы была сделана. Ольга едва отдавала себе отчет в том, что с ней происходит, и теперь больше не могла отступать.
— Эмиль входил с улицы Миндаж?
Ольга в последний раз открыла рот, чтобы солгать или запротестовать, но столько силы воли было в этом крупном человеке, что она лишь пробормотала:
— Да…
— Я полагаю, что ваша подруга Одетта не задерживалась в салоне, а проходила прямо к вам в квартиру?
— Как вы смогли это узнать?
— Где она теперь?
— Вы должны знать…
— Отвечайте мне!
— Но… Я полагаю, что в Париже…
Мегрэ машинально вынул трубку из кармана и, набивая ее табаком, сурово проговорил:
— Нет!
— Но тогда выходит, что он тоже не уехал…
— Его больше нет в Сабль.
— А вы уверены, что Одетта здесь? Вы ее видели?
— Лично, своими глазами я ее не видел, но еще три дня назад ее видел лечащий врач, доктор Буржуа.
— Тогда я ничего не понимаю.
— Это не столь важно.
— А ее муж?
— Конечно!
— Вы хотите сказать, что он все знает?
— Это более чем вероятно.
— Но тогда… Тогда… — Охваченная ужасом, она вскочила и принялась ходить вдоль и поперек комнаты. — Вы даже представить себе не можете, что это значит…
— Очень даже могу.
— Он способен на все! Вы не знаете его, как знаю я.
Представить себе не можете, до какой степени он ее любит. Но вы его видели. Вид у него как у самого холодного человека. И это не мешает ему, захлебываясь от рыданий как ребенку, бросаться к ногам Одетты. Если бы он только мог, запер бы ее так, что на нее не мог бы упасть ни один мужской взгляд.
— Это я знаю…
— Одетта всегда была ему признательна. Но она несчастна. Много раз собиралась уйти от него, и если оставалась, то лишь из страха, что он придет в дикое отчаяние и ярость…
— Тем не менее она в конце концов решилась, — проворчал Мегрэ.
— Это только потому, что в свою очередь полюбила.
Мужчинам этого не понять. Вы наверняка не знали Эмиля. Если бы вы его видели. Увидели его глаза, дрожание его рук… Почувствовали, насколько он пылок… — Ольга в смущении смолкла. — Прошу извинить меня, — уже более спокойно произнесла она. — Ведь вы не это хотели узнать.
— Напротив.
— Ладно! Они любили друг друга, вот и все!
— Вот и все, как вы говорите! И Одетта попросила вас помочь ей облегчить встречи с молодым любовником.
— Я бы не сделала этого ни для кого другого!
— Безоговорочно вам верю.
— Я сильно рисковала.
— Да уж.
— Если бы вспыхнул скандал…
— И он скоро разразится.
— Чего же вы от меня хотите? Зачем пытаетесь напугать?
— Я сам напуган еще более, чем вы. Стараюсь все понять, чтобы предотвратить несчастье.
— Вы уверены, что Одетта не уехала?
— Да.
— А я не верю, чтобы он мог уехать один, без нее.
— Я тоже.
Ольга уставилась на комиссара, не веря своим глазам.
— Но что же тогда?
— Его не видели в Сабль с того вечера, когда был намечен побег. На вокзале его тоже не видели. Скажите, где они должны были встретиться?
— На маленькой улочке за приемной доктора.
— Во сколько?
— В половине десятого.
Как раз в то самое время, когда Беллами устраивался с виски в библиотеке неподалеку от спальни жены.
— В тот вечер в префектуре давали обед, на котором он должен был присутствовать.
— Вы уверены, что Одетта с тех пор вам не звонила и вообще не подавала признаков жизни?
— Могу в этом поклясться, комиссар. Вы же сами видите, что я все вам рассказала совершенно откровенно…
— Вам известно, где познакомились Эмиль и ваша подруга?
Ольга несколько смутилась:
— Не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать. Боюсь, вы не поймете. Все у них получилось как-то по-детски.
— Не забывайте, что я тоже когда-то был ребенком.
— А вам случалось неделями подстерегать женщину, чтобы потом идти следом за ней по улице?.. А вот он именно так и поступал. Особенно когда она приходила ко мне. Было это осенью. Ей хотелось обновить свой гардероб. Приходила она довольно часто. Выбирала моменты, когда муж был занят на консультации, чтобы чувствовать себя свободной, поскольку не делала в это время ничего дурного. Эмиль ходил следом за ней. Вы видите, как все просто!
— Полагаю, что потом он стал писать ей записки?
— Да, но она более двух месяцев не отвечала. Когда же ответила, то потребовала только, чтобы он оставил ее в покое.
— Могу себе представить.
— Все это выглядит смешно, когда происходит с другими…
Ей-то, конечно, страстные переживания и приключения подруги не казались смешными.
— Так вот, после того письма он однажды утром поднялся сюда и заявил: «Мне совершенно необходимо поговорить с вами». Одетта не знала, как поступить. Оставить в салоне я их не могла и отправила к себе в кабинет… После этого они продолжали переписываться.
— При вашем посредничестве, как я полагаю?
— Да. Потом…
— Я понимаю…
— Все было чисто, клянусь вам.
— Ну конечно!
— Доказательством тому служит, что Одетта не колебалась все бросить и последовать за ним. В Париже ей пришлось бы тоже работать, ибо их положение было бы довольно посредственным в материальном отношении. Когда я спросила, заберет ли она свои платья и драгоценности, она ответила: «Ни в коем случае. Я не возьму ничего! Хочу начать новую жизнь!»
— А Беллами?
— Что вы хотите сказать?
— Он не испытывал никаких сомнений? Вы никогда не видели, чтобы он бродил поблизости? И еще один вопрос: ваша подруга хранила у себя письма любовника?
— Наверняка!
Она поняла, что он хотел этим сказать.
— Еще один вопрос: вы уверены, что, помимо вас, никто об этом не знал?
Судя по ее виду, он понял, что здесь что-то не так.
— Я теперь себя спрашиваю, как же я об этом не подумала? — задумчиво пробормотала она. — В начале весны Эмиль целую неделю пролежал в постели с ангиной.
А письма продолжали поступать в мой почтовый ящик.
Нужно сказать, что он из предосторожности никогда не направлял писем по почте. Однажды, когда я рано открыла дверь, заметила девочку, которая тут же убежала…
— Люсиль?
— Да, это была его сестра.
— Вы уверены, что он предупредил ее о своем отъезде?
— Может быть и так, но я не знаю. Больше ничего не знаю. Все это выглядело таким простым, легким, невинным…
— Видите ли, мадемуазель, есть еще один человек, который уже несколько дней занимается тем же поиском, что и я, причем обогнал меня в этом. А я только этим утром добрался сюда…
— Но как вам это удалось?
— Я просто шел от двери к двери. Потому что исходил от Одетты и Эмиля. Ибо так и должно было случиться: они где-то встречались. И еще потому, что не сообразил, как это сделала бы на моем месте женщина, не догадался о портнихе. А кто оплачивал счета мадам Беллами?
— Ее муж посылал мне чек в конце года.
— Он знал, что вы с ней дружите с детства?
— Наверное. Во всяком случае, Одетту и меня часто видели вместе еще до того, как он в нее влюбился.
— А она его любила?
— Полагаю, что да.
— Умеренной любовью, как я думаю, когда определенную роль играли большой дом, драгоценности, платья и машина…
— Вероятно. Одетта всегда боялась кончить так же, как ее мать. Но что же мне теперь делать? И как вы собираетесь поступать?
В это время зазвонил телефон.
— Вы позволите?
По мере того как слушала, прижав трубку к уху, она бледнела и вдруг стала подавать знаки Мегрэ.
— Да, доктор… Алло, доктор, я вас плохо слышу…
Это Ольга, да… Как? Повторите, пожалуйста, имя…
Мегрэ?..
Она взглядом просила совета у комиссара, и тот кивнул.
— Вы хотите знать, приходил ли он ко мне?
Комиссар пальцем ткнул в комнату, и она, не будучи уверенной, что правильно истолковала его жест, наугад ответила:
— Он сейчас здесь. Нет. Не очень давно. Подождите, мне кажется, что он хочет поговорить с вами…
Мегрэ взял трубку:
— Алло! Это вы, доктор?
На другом конце провода царило молчание.
— Я как раз собирался вам позвонить, чтобы попросить о встрече. Не забудьте, вы же сами сказали, что всегда в моем распоряжении… Алло!
— Да. Я слушаю.
— Вы сейчас у себя?
— Да.
— Если позволите, то через несколько минут я буду у вас. Мне только миновать половину Рембле… Алло!
Снова молчание.
— Вы меня слышите, доктор?
— Да.
— Я говорю с вами, как мужчина с мужчиной. Алло!
Заклинаю, умоляю вас, приказываю ничего до моего прихода не предпринимать. Алло!
Молчание.
— Алло! Алло! Мадемуазель, не отключайте. Как? Он повесил трубку?
Схватив шляпу, Мегрэ бросился к двери. Чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Почти с порога увидел владельца магазина кожаных изделий со шляпой на голове, выходящего из своего заведения и что-то говорящего жене.
— Не подбросите ли меня до дома доктора Беллами?
— С удовольствием.
Оставалось проехать каких-то триста метров, и Мегрэ показалось, что пролетела они их на одном дыхании. Спутник посмотрел на него с удивлением, несколько ошеломленно. Он даже не осмелился задать вопрос.
Визг тормозов.
— Вас подождать? — только и сумел вымолвить он.
— Спасибо, нет…
Комиссар стал звонить. Долго жал кнопку звонка.
Услышал через дверь голос мадам Беллами, матери доктора, которая говорила:
— Франсис, посмотрите, что там за невежа…
Слуга открыл и тоже опешил при виде комиссара, столь возбужденного.
— Он наверху?
— Да, в библиотеке. Во всяком случае был там с четверть часа тому назад.
Беллами-мать с палкой в руке появилась в дверях салона, но он едва ей кивнул. Бросился вверх по лестнице. На мгновение застыл перед дверью Одетты. Услышал шум в коридоре. Не случись этого, может быть, даже попытался бы ее открыть.
Филипп Беллами ждал его у открытой двери в кабинет, стоя в дверной раме, как портрет на фоне блестевших золотом корешков книг.
— Чего вы испугались? — спросил он, когда Мегрэ перевел дух.
В уголках его губ таилась холодная усмешка.
Он отступил, пропуская комиссара в комнату, где они недавно сидели втроем, и жестом указал на кресло.
— Как видите, я вас ждал.
Почему же Мегрэ не мог оторвать взгляда от его белых рук? Может быть, он искал на них следы крови?
Доктор понял его взгляд:
— Вы мне не верите?
Колебание. Мгновенное размышление. Беллами, должно быть, испытывал ужасное напряжение. Он поднес руку ко лбу.
— Хорошо. Пойдемте.
Он вышел в коридор, на ходу доставая из кармана небольшой ключик. Потом остановился перед дверью жены. Повернулся и посмотрел на Мегрэ. Возможно, он все еще колебался?
Наконец доктор медленно открыл дверь, и стала видна золоченая внутренность спальни, шторы в которой были задернуты. На шелках огромной постели, раскинув по подушке светлые волосы, лежала женщина, повернув к ним в три четверти лицо с длинными ресницами, подрагивающими крыльями носа и гримасой на губах, одна из которых несколько выдавалась вперед.
На золотистом шелковом пуховике бессильно откинута рука.
Застыв у дверного проема, Филипп Беллами не шевелился и молчал. Когда Мегрэ обернулся к нему, заметил, что доктор стоит с закрытыми глазами.
— Она жива? — очень мягко спросил Мегрэ.
— Жива.
— Спит?
— Да, спит.
Беллами отвечал как лунатик, все еще не открывая глаз и стиснув руки.
— Доктор Буржуа осматривал ее сегодня утром и дал успокоительное. Нужно, чтобы она спала.
Когда они замолчали, стало слышно размеренное дыхание молодой женщины, правда, очень легкое, как биение крыльев ночного мотылька.
Сделав шаг к двери, Мегрэ еще раз оглянулся на спящую.
Голос доктора прозвучал повелительно:
— Идемте…
Он тщательно запер дверь, сунул ключ в карман и направился к библиотеке.
Глава 9
Они снова расположились в кабинете Беллами. Доктор — на своем обычном месте за столом, Мегрэ — в кожаном кресле. Оба молчали. В их молчании не было ничего враждебного, и это, возможно, в какой-то степени разряжало обстановку.
В этот самый момент, закуривая трубку, комиссар заметил те изменения, которые произошли с прошлого дня — а может, и несколько минут назад? — с его собеседником. Теперь он производил впечатление человека, охваченного гигантской усталостью, но стремящегося держаться до конца. Ресницы подчеркивали синеву кругов под глазами на бледной матовой коже лица, а губы выделялись так, что казались накрашенными.
Он сознавал, что подвергся экзамену, который устроил ему Мегрэ, и теперь, выйдя из своего лунатического состояния, протянул руку к кнопке звонка. И тут он впервые взглядом как бы испросил у комиссара разрешения. Он не улыбнулся, но что-то подобное скользнуло по его лицу, что-то очень смутное, горькое, слегка насмешливое в отношении комиссара и с совсем небольшой долей нежности к себе самому.
Думал ли он, нажимая кнопку, что, может быть, в последний раз поступает, как свободный и богатый человек, в том окружении, которое сам себе создал и в которое был влюблен?
В этот день у него было что-то вроде тика, и он постоянно подносил руку ко лбу. Дожидаясь, пока подойдет слуга, он проделал это дважды.
— Мне виски, а вам, месье Мегрэ?
— Хотя еще и рано, я выпил бы чего-нибудь покрепче. Арманьяк, например.
И вот на столе стоит поднос, наполнены стаканчики, и доктор, держа в руке зажженную сигарету, проговорил:
— Существует много решений…
Как будто речь шла о проблеме, которую они решали совместно.
— Правильное решение только одно, — вздохнул Мегрэ, как эхо. И, тяжело поднявшись, потянулся к стоящему на столе телефонному аппарату.
— Вы позволите?.. Алло! Мадемуазель, вы можете соединить меня с номером 118 в Ла-Рош-сюр-Йон? Что вы сказали? Не нужно ждать? Сразу соединяете. Алло!
Я хотел бы поговорить со следователем Аленом де Фоллетье. От доктора Беллами. Да, Беллами… Алло! Это вы, месье следователь? Говорит Мегрэ. Что вы сказали? Нет.
Я у него в кабинете и сейчас передам ему трубку. Полагаю, что он намерен попросить вас присоединиться к нам, и как можно скорее…
Как будто это было обговорено заранее, он протянул трубку доктору, который с покорным видом взял ее. На мгновение их взгляды скрестились. Они без слов хорошо понимали друг друга.
— Ален, это я… Я действительно хотел бы увидеться с тобой побыстрее, как только ты сможешь. Что ты говоришь? Насколько я тебя знаю, если ты садишься за стол, то просидишь там до половины двенадцатого. Не мог бы ты ограничиться сандвичем и сесть в машину?
Жена забрала ее и уехала в Фонтене? В таком случае, возьми такси. Да… Мы тебя ждем… Это очень важно…
Он положил трубку, и в комнате снова повисла тишина, которую вскоре нарушил телефонный звонок. Беллами вопросительно посмотрел на Мегрэ. Тот кивнул.
— Алло! Да, маман. Нет. Я буду занят еще некоторое время. Нет. Позавтракай одна. Нет, я не спущусь. — Кладя трубку, он проговорил: — Сознайтесь, что у вас нет никаких доказательств.
— Верно.
В тоне Филиппа Беллами не было ничего вызывающего. Комиссара он не боялся, а просто констатировал Факт, причем делал это без всякого триумфа.
Оба они выглядели людьми, спокойно рассматривающими данные, касающиеся некоей проблемы.
— Не знаю уж, как вы собираетесь вести себя с Аленом, но сомневаюсь, что при нынешнем положении дел с расследованием получите ордер на арест. И вовсе не потому, что он мой друг. Любой следователь в подобной ситуации заколебался бы, прежде чем взять на себя такую ответственность.
— Однако, — возразил Мегрэ, — необходимо, чтобы я ее на себя взял. Не полагаете ли вы, доктор, что уже хватит жертв?
Беллами опустил голову, может быть, для того, чтобы взглянуть на свои руки.
— Да, — согласился он наконец. — Я как раз об этом подумал перед тем, как вы пришли. Уже два дня я слежу за ходом ваших мыслей и действиями. Этим утром, еще до вашего прихода, я понял роль Ольги, потом заметил вас в Рембле переходящим от двери к двери и понял, что вы скоро доберетесь до нее. У меня было перед вами преимущество во времени… Пока вы расспрашивали людей, я мог бы позвонить в дверь, ведущую в апартаменты с улочки…
— Думаете, что этого было бы достаточно?
— Заметьте, что даже располагая свидетельством Ольги, вам не в чем обвинить меня. Учитывая презумпцию невиновности, ни один суд присяжных не вынес бы обвинительного приговора в отношении человека в моем положении. Я только хочу, чтобы вы поняли, что я еще могу высоко держать голову, продолжать игру и выйти из этой ситуации если не с почестями, то уж по крайней мере человеком свободным.
Его взгляд, казалось, ласкал все, что их окружало, и в нем не было никакой иронии.
— Единственно… — начал он.
— Единственно, — прервал его Мегрэ, — вам пришлось бы продолжить список. И вы бы начали это, не так ли? Но, даже поспешив, вы бы все равно не успели. Есть кое-что, о чем вы забыли. Существует некая личность. Во всем остальном вы действовали один. Но маленькая деталь вынудила вас просить о помощи третье лицо…
Нахмурив брови, доктор задумался, словно решая некое уравнение.
— Открытка… — шепнул, подсказывая ему, комиссар. — Открытка, которую необходимо было отправить из Парижа, самому туда не выезжая. И завтра я сделаю так, что вашу тещу вызовут в мой кабинет на набережной Орфевр и будут допрашивать несколько часов, если понадобится… Вы понимаете? Кончится тем, что она заговорит…
— Может быть.
— Учтите, что меня в этом деле удивляет только одна маленькая деталь. Как у вас под рукой оказалась открытка с видом Парижа? Я прошелся по книжным магазинам городка, но ничего подобного здесь не обнаружил.
Доктор пожал плечами, приподнялся и достал что-то из ящика стола.
— Как видите, мне это не составило большого труда. Должно быть, я когда-то случайно купил открытки у нищего или лотошника. Они годами лежали у меня в столе.
— Он протянул Мегрэ конверт, в котором находилось штук двадцать открыток, совершенно обыкновенный фото-открыток, а на конверте надпись: «Крупнейшие города Франции».
— Никогда не думал, что вы умеете так ловко подделывать почерк.
— А я его и не подделывал.
Мегрэ быстро поднял голову и посмотрел на доктора удивленно, даже с некоторым восхищением.
— Вы хотите сказать…
— Что он это написал сам.
— Под вашу диктовку?
Доктор пожал плечами с таким видом, как будто говорил, что это было бы слишком просто.
Почти в тот же миг он насторожился, подал знак Мегрэ, чтобы тот не шумел. Почти на цыпочках направился к Двери, выходящей в коридор, и распахнул ее.
Там стояла сконфуженная горничная. Беллами притворился, будто поверил, что она только что подошла.
— Вы что-то хотели, Жанна?
Мегрэ наконец увидел ее. Это была худая, плоскогрудая девица с тощими ногами, неправильными чертами лица и испорченными зубами.
— Я думала, что вы сидите за столом в столовой, и решила заняться уборкой.
— Я предпочел бы, Жанна, чтобы вы пошли убрать кабинет для консультаций. Вот ключ. — Закрыв за ней дверь, доктор вздохнул: — Вот эту я бы убивать не стал.
Не было бы необходимости. Вы поняли? Я знаю, что она думает. Но не знаю, о чем догадывается. Однако убей я половину города, будь я самым отвратительным чудовищем, вы бы не вырвали у нее ни одного слова против меня.
Прошло некоторое время, и доктор добавил:
— Эта меня любит. Любит смиренно, непримиримо, без всякой надежды на взаимность. Ее подогревает моя любовь к Одетте.
Она любила доктора, и это было еще одним проявлением ее любви и ревности к его жене, к своей хозяйке.
Продолжал ли доктор предугадывать мысли комиссара? Однако он сказал:
— Вы ошибаетесь, это не она…
Немного выждав, он с глухой грустью сообщил:
— Это моя мать! И она тоже меня любит, по крайней мере я это предполагаю, поскольку она тоже меня ревнует, как я не ревновал свою жену. А сейчас вы задаете себе вопрос, откуда я все узнал про Одетту, так ведь?
Это просто и глупо одновременно. В будуаре моей жены стоит маленький столик в стиле Людовика XV из розового дерева. На столике — письменные принадлежности и бювар. Однако, должен вам сказать, никто не испытывал такого отвращения к писанию писем, как она.
Я часто над этим подшучивал, и сам вынужден был отписываться нашим редким друзьям, чтобы принять или отказаться от приглашения. И вот однажды утром, когда Одетта была в саду, моя мать посмотрела на бювар. «Кажется, Одетта изменила своим привычкам», — сказала она мне. Промокательная бумага вся была покрыта следами чернил, как будто писали много писем. Как видите, все довольно глупо и просто. Продумывают все, но забывают о мелочах такого рода.
Теперь мне все это кажется давным-давно прошедшим, хотя минуло лишь две недели, как все обнаружилось.
— Вы нашли письма?
— Конечно нашел. Нашел там, куда их обычно прячут все женщины, — в белье.
— В них Эмиль писал об отъезде?
— В последнем письме излагались все детали побега.
— И вы ничего ей не сказали?
— Я даже виду не подал.
— Вы, кажется, должны были в этот день отправиться на обед к супрефекту?