Глава 5

Бутылка чернил

Солнечные лучи снова падали туда, где они были вчера утром. Одно солнечное пятно, похожее очертаниями на какое-то животное, приходилось на закругленный угол оловянной стойки, другое — на дешевую картинку, изображающую женщину в красном платье, с кружкой пенящегося пива в руке.

Мегрэ еще накануне ощутил, что в атмосфере этого маленького кафе, как и многих кафе и баров Парижа, было нечто родственное с деревенскими трактирами, которые пустуют большую часть недели и наполняются в базарные дни.

Не исключено, что комиссар почувствовал искушение угоститься стаканчиком, но он тут же покраснел от своего ребяческого желания и, сунув руки в карманы, направился, с трубкой в зубах, к двери в глубине зала.

Он еще не видел, что находится за этой дверью, за которой так часто исчезала г-жа Калас. Как он и предполагал, там была кухня. В ней царил известный беспорядок, но было совсем не так грязно, как он думал. Налево от двери стоял коричневый деревянный буфет, на котором он увидел початую бутылку коньяка. Значит, хозяйка пила не вино Мегрэ; стакана рядом не было, так что она, видимо, пила прямо из горлышка.

Одно окно выходило во двор, туда же вела застекленная дверь. Она не была заперта на ключ, и Мегрэ распахнул ее. В углу двора стояли пустые бочки, валялась куча соломенных колпаков, которыми закутывают бутылки с вином, поломанные ведра, ржавые куски железа, и все это было так не похоже на Париж, что Мегрэ не удивился бы, увидев здесь кучу навоза и роющихся в нем кур.

Двор был окружен глухими стенами домов, которые, должно быть, выходили на боковую улицу.

Машинально комиссар поднял глаза к окнам второго этажа бистро; за давно не мытыми стеклами висели выгоревшие занавески. Вдруг ему показалось, что за этими стеклами что-то шевельнулось. Может, он ошибся? Он вспомнил про кота, которого видел возле печки.

Не торопясь, он вернулся на кухню и стал подниматься по винтовой лестнице со скрипучими ступеньками. Смутный запах плесени снова напомнил ему постоялые дворы маленьких деревушек, где ему приходилось останавливаться на ночлег.

На площадку выходили две двери. Он толкнул одну и очутился в комнате, служившей Каласам спальней. Окна ее смотрели на набережную.

Двуспальная кровать орехового дерева в это утро не была убрана и обнаруживала вполне чистое белье. Обстановка, обычная для подобной комнаты, состояла из массивной старой мебели, лоснящейся от времени и переходящей от отца к сыну.

В шкафу висела мужская одежда. Между окнами, рядом с радиоприемником устаревшей марки, стояло кресло с темно-красной репсовой обивкой. Наконец, посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый скатертью неопределенного цвета, и два стула красного дерева.

Мегрэ спросил себя, что здесь привлекло его внимание, как только он вошел. Он должен был еще несколько раз обвести глазами комнату, пока его взгляд не упал снова на ковровую ткань, покрывавшую стол. Там стоял совсем новый флакон чернил и лежало перо и один из тех рекламных бюваров для бумаги, которые обычно имеются в каждом кафе для нужд клиентов.

Мегрэ открыл бювар, не надеясь на особые открытия, и, действительно, нашел внутри только три листа чистой бумаги. Одновременно он напряг слух, так как ему почудилось какое-то поскрипывание. Оно не могло идти из туалета, дверь которого выходила прямо в эту комнату.

Мегрэ вышел на площадку, открыл вторую дверь и обнаружил другую комнату, такой же величины, как первая. Она служила кладовой и была загромождена ломаной мебелью, старыми ящиками, посудой и разными непонятными предметами.

— Есть здесь кто-нибудь? — громко спросил он, почти уверенный, что он не один в этой комнате.

Мгновение он постоял неподвижно, потом бесшумно протянул руку к большому шкафу и резко распахнул его дверцу.

— А ну, давай без глупостей, — спокойно сказал он. Мегрэ не очень удивился при виде Антуана, который забился в глубь шкафа и выглядел, как загнанное животное.

— Я так и знал, что мы с тобой скоро встретимся. Выходи.

— Вы меня арестуете?

Парень со страхом смотрел на наручники, которые комиссар вынул из кармана.

— Не знаю пока, но не хочу, чтобы ты еще раз дал тягу. Протяни руки.

— Вы не имеете права! Я ничего не сделал.

— Руки!

Мегрэ угадал, что парень сейчас бросится ему в ноги, чтобы удрать. Всей тяжестью тела комиссар прижал его к стене. Мальчишка потрепыхался еще немного, пиная его ногами, но Мегрэ уже защелкнул наручники.

— Теперь иди за мной.

— Что скажет моя мать?

— Не знаю, что скажет она, зато знаю, что нам есть о чем тебя расспросить.

— Я не буду отвечать.

— Все равно иди.

Мегрэ пропустил парня вперед. Они прошли через кухню. Очутившись в баре, Антуан был поражен его пустотой и безмолвием.

— Где она?

— Хозяйка? Сейчас придет.

— Вы ее арестовали?

— Садись в угол и никуда не лезь.

— Захочу и буду лезть!

Мегрэ перевидал столько таких молокососов в более или менее сходных ситуациях, что мог бы предсказать каждое его слово и движение.

Из-за следователя Комельо комиссар не сердился на себя за то, что ему пришлось арестовать Антуана, но в то же время нисколько не верил, что мальчишка поможет ему что-либо выяснить.

Какой-то пожилой человек зашел в бар и растерянно остановился, увидев Мегрэ:

— Хозяйки нет?

— Скоро вернется.

То ли посетитель заметил наручники, то ли смекнул, что Мегрэ — полицейский и лучше не иметь с ним дела, но он притронулся к фуражке и поспешно удалился, пробормотав что-то вроде: «Я сейчас вернусь», Не успел он еще, наверно, дойти до угла, как перед дверью остановился черный «пежо»; Лапуэнт вышел первым, отворил дверцу перед г-жой Калас и вынес из машины коричневый чемодан.

Женщина тотчас увидела Антуана, нахмурила брови и с беспокойством повернулась к Мегрэ.

— Вы не знали, что он был у вас? — спросил ее комиссар.

— Не отвечай! — крикнул Антуан. — Он не имел права меня арестовать. Пусть докажет, что я сделал что-нибудь дурное.

Не обращая на него внимания, комиссар обратился к Лапуэнту:

— Это тот самый чемодан?

— Сначала она колебалась, потом сказала «да», потом заявила, что не может сказать точно, пока его не откроют.

— Ты его открывал?

— Я хотел сделать это при вас. В камере хранения я оставил предварительную расписку. Служащий настаивает, чтобы ему как можно скорее прислали форменный акт об изъятии.

— Запроси его у Комельо. Служащий все еще там?

— Наверно. По-моему, он не собирался уходить.

— Позвони ему. Спроси, не может ли кто-нибудь подменить его на четверть часа. Это нетрудно. Пусть он возьмет такси и едет сюда.

— Ясно, — сказал Лапуэнт, глядя на Антуана. Узнает ли его служащий из камеры хранения? Если да, то все значительно упростится.

— Позвони также Мерсу. Желательно, чтобы и он прибыл сюда вместе с фотографами для досмотра на месте.

— Хорошо, шеф.

Г-жа Калас, стоявшая все это время посреди комнаты, словно была здесь гостьей, в свою очередь задала тот же вопрос, что и Антуан:

— Вы меня арестуете?

Казалось, что она была сбита с толку, когда Мегрэ ответил простодушно:

— Зачем?

— Значит, я могу ходить, как хочу?

— В доме — да.

Он знал, чего она хочет, и действительно она направилась на кухню и скрылась в том углу, где стояла бутылка с коньяком. Для отвода глаз она переставила там посуду и сбросила с ног туфли, от которых, наверно, отвыкла, заменив их привычными шлепанцами.

Когда хозяйка опять вошла в бар, к ней вернулось ее самообладание и она направилась к стойке:

— Налить вам чего-нибудь?

— Белого, пожалуй. Инспектору тоже. Может быть, Антуан хочет пива?

Мегрэ вел себя как человек, которому некуда спешить. Похоже было даже, что он сам не знает, что будет делать через минуту. Отпив глоток вина, он подошел к двери и запер ее.

— У вас есть ключ от чемодана?

— Нет.

— А где он, вы знаете?

— Наверное, у него в кармане.

«У него» означало: в кармане Каласа, поскольку он вышел из дому с чемоданом.

— Дайте мне клещи или что-нибудь в этом роде.

Г-жа Калас не сразу нашла пару щипцов. Мегрэ поставил чемодан на один из столов и дожидался, когда Лапуэнт закончит свои телефонные переговоры, чтобы взломать хрупкий замок.

— Я заказал тебе белого.

— Спасибо, шеф.

Металлическая пластинка скрутилась и лопнула. Мегрэ открыл крышку. Г-жа Калас не вышла из-за стойки и, хотя смотрела в их сторону, казалась не слишком заинтересованной в происходящем.

Содержимое чемодана составляли: серый мужской костюм из довольно тонкой ткани, пара почти новых ботинок, рубашки, носки, бритва, расческа, зубная щетка и кусок мыла, завернутый в бумагу.

— Это вещи вашего мужа?

— Наверное.

— Вы в этом не уверены?

— У него есть такой костюм, как этот.

— А наверху его нет?

— Я не смотрела.

Она не помогала им, но и не пыталась их обманывать. Со вчерашнего дня отвечала на вопросы немногословно и неопределенно, но так, что это не принимало агрессивного характера, какой, например, отличал поведение Антуана.

Парень, конечно, артачился от страха. Женщина же, казалось, ничего не боится. Все эти приходы и уходы полицейских и разоблачения, которые они могли сделать, были ей совершенно безразличны.

— Ты ничего не замечаешь? — сказал Мегрэ Лапуэнту, роясь в чемодане.

— Что все это засунуто туда как попало?

— Ну, это обычная мужская манера укладывать чемодан. Есть деталь более любопытная. Предположим, Калас собирается уезжать. Берет с собой запасной костюм, туфли и белье. Теоретически, он должен был бы укладывать вещи наверху, у себя в комнате.

Два человека в спецовках штукатуров подергали дверь, покричали что-то, прильнув носом к дверному стеклу — слов их не было слышно, — и удалились.

— Можешь ты мне сказать, почему тогда он взял с собой грязное белье?

Действительно, одна из двух рубашек явно была в употреблении, так же как кальсоны и пара носков.

— Вы думаете, эти вещи положил в чемодан не он?

— Может быть, и он. Это вполне вероятно. Но не в момент отъезда. Уже после того, как он уложил чемодан, он возвращался на какое-то время домой.

— Понимаю.

— Вы слышали, госпожа Калас? Она кивнула.

— Вы продолжаете утверждать, что ваш муж уехал в пятницу после обеда, взяв с собой этот чемодан?

— Я и сейчас это говорю.

— Вы уверены, что это было не в четверг? Может быть, в пятницу он вернулся?

— Все равно вы поверите только тому, чему захотите верить.

Перед бистро остановилось такси, из которого вышел служащий камеры хранения. Мегрэ открыл ему дверь.

— Можете не отпускать такси. Я задержу вас всего на несколько минут.

Комиссар ввел прибывшего в кафе. Тот, желая понять, что от него требуется, некоторое время оглядывал окружающих. Взгляд его остановился на Антуане, который все еще сидел в углу.

Служащий повернулся к Мегрэ, открыл рот и снова стал разглядывать сидевшего парня.

В течение всего этого долгого, как показалось всем, времени Антуан с вызовом смотрел служащему прямо в глаза.

— Мне думается, что… — начал тот, словно порываясь почесать в затылке.

Это был порядочный человек, и он не хотел поступать против совести.

— Пожалуй, когда я вот так его вижу, можно сказать, что это он и был.

— Врете! — яростно крикнул парень.

— Может, мне лучше посмотреть на него, когда он встанет?

— Не встану!

— Встать!

Голос г-жи Калас произнес за спиной Мегрэ:

— Встань, Антуан.

— Вот так, — пробормотал служащий после минутного раздумья, — я уже меньше колеблюсь. У него есть кожаная куртка?

— Пойди посмотри наверху, в задней комнате, — сказал Мегрэ Лапуэнту.

Они ждали молча. Человек с вокзала бросил взгляд на стойку, и Мегрэ понял, что ему хочется пить.

— Стаканчик белого? — спросил он.

— Не откажусь.

Лапуэнт вернулся с курткой, которая накануне была на Антуане.

— Надень.

Парень взглядом посоветовался с хозяйкой и неохотно согласился. С него сняли наручники.

— Вы же видите, что он хочет угодить шпикам. Все они одна шайка. Стоит им сказать «полиция», и они трясутся от страха. Ну, теперь вы опять скажете, что уже видели меня?

— Думаю, что да.

— Врете.

Служащий обратился к Мегрэ спокойным голосом, в котором все же проскальзывало волнение:

— Я полагаю, что мое заявление играет важную роль? Я не хочу никому причинять вреда необоснованным утверждением. Этот человек похож на того, кто сдавал чемодан на прошлой неделе. Я ведь не знал тогда, что меня о нем будут расспрашивать, и не рассматривал его. Может быть, если бы я снова увидел его на том же месте и при том же освещении…

— Вам его доставят на вокзал сегодня или завтра, — решил Мегрэ. — Благодарю вас. Ваше здоровье!

Комиссар проводил служащего до двери и снова запер ее на ключ. В его поведении была какая-то странная нерешительность, которая заинтриговала Лапуэнта. Инспектор не мог сказать, когда она появилась. Возможно, с самого начала, с той минуты, когда они вчера приехали на набережную и вошли в бистро Каласов.

Мегрэ действовал как обычно и делал то, что должен был делать, но во всем этом ощущался недостаток убежденности, непривычный для работавших с ним инспекторов. Казалось, он действует как бы машинально. Вещественные улики его почти не интересовали, и он был поглощен какими-то мыслями, о которых никому не сообщал.

В особенности это было заметно здесь, в кафе, когда он обращался к г-же Калас или украдкой наблюдал за ней.

Казалось, он забыл о жертве и расчлененный труп не имеет в его глазах особой важности. Он почти не уделял внимания Антуану и должен был делать усилие, чтобы выполнять свои профессиональные обязанности.

— Позвони Комельо. Предпочитаю, чтобы это сделал ты. Расскажи ему покороче о том, что произошло. Может быть, и лучше, что он подпишет постановление на арест мальчишки. Он так или иначе это сделает.

— А она? — спросил инспектор, указывая на женщину.

— Мне бы не хотелось ее трогать.

— А если он будет настаивать?

— Пусть действует, как хочет. Он начальник.

Мегрэ говорил обычным голосом, и те, о ком шла речь, слушали его.

— Вы хорошо сделаете, если поедите чего-нибудь, — посоветовал он г-же Калас. — Возможно, вас скоро прикажут увести.

— Надолго?

— Пока вы будете нужны следователю.

— Я буду ночевать в тюрьме?

— Скорее всего в доме предварительного заключения.

— А я? — спросил Антуан.

— Ты тоже.

Мегрэ добавил:

— Но не в одной камере.

— Хочешь есть? — спросила парня г-жа Калас.

— Нет.

Она все же пошла на кухню, но только для того, чтобы выпить еще глоток коньяка. Вернувшись, осведомилась:

— Кто будет стеречь дом это время?

— Никто. Не беспокойтесь. За ним присмотрят.

Первый раз в жизни Мегрэ встретил человека, которого он не понимал.

Ему приходилось сталкиваться с ловкими женщинами, которые долго упорствовали, не желая выдавать себя. Однако каждый раз он с самого начала знал — последнее слово будет за ним. Там был просто вопрос времени, терпения и воли.

С г-жой Калас все обстояло иначе. Он не мог отнести ее ни к одной известной ему категории. Он не стал бы возражать, если бы ему сказали, что она хладнокровно убила мужа и сама расчленила тело на своем кухонном столе. Но он не возражал бы также, если бы его стали уверять, что она ничего не знает о судьбе мужа.

Она была в двух шагах от него, худая и увядшая, в темном платье, висевшем на ней, как старая оконная занавеска, она была реальным человеком, из плоти и крови, с отблеском напряженной внутренней жизни в темных глазах, и, однако, в ней было что-то нематериальное, неуловимое.

Знала ли она сама, что производит такое впечатление? Возможно, и знала, если судить по тому, с каким хладнокровием и, может быть, иронией она, в свою очередь, смотрела на комиссара.

Отсюда и проистекала та внутренняя скованность, которую почувствовал в нем Лапуэнт. Полицейское расследование становилось единоборством между Мегрэ и этой женщиной.

Все, что не имело к ней прямого отношения, весьма мало занимало комиссара. Лапуэнт в этом убедился минуту спустя, когда вышел из телефонной кабины.

— Что он сказал? — спросил Мегрэ, имея в виду Комельо.

— Что сейчас подпишет постановление и пришлет к вам в кабинет.

— Он хочет с ним говорить?

— Он думает, что сначала вы сами его допросите.

— А она?

— Он подпишет второе постановление, вы можете делать с ним что хотите, но, по-моему…

— Понятно.

Комельо хотел, чтобы Мегрэ вернулся в свой кабинет, вызвал поочередно Антуана и г-жу Калас и учинил им долгий допрос, пока они во всем не признаются.

Голова трупа все еще не была найдена. Не было никакого формального доказательства, что Калас — тот человек, останки которого обнаружены в канале Сен-Мартен. Правда, теперь, благодаря чемодану, существовала довольно обоснованная вероятность виновности, и нередко случалось, что допрос, начатый при меньших козырях, заканчивался полным признанием виновных.

Так думал не только следователь Комельо, но и Лапуэнт, который не мог скрыть удивления, когда Мегрэ сказал ему:

— Забери парня с собой. Садись с ним у меня в кабинете и начинай допрос. Не забудь покормить его.

— Вы остаетесь?

— Я жду Мерса и фотографов. Лапуэнт сделал Антуану знак подняться. Проходя мимо Мегрэ, тот бросил:

— Имейте в виду, это вам дорого обойдется. Тем временем Виконт, все утро бродивший, по обыкновению, по кабинетам уголовной полиции, очутился в коридоре судебных следователей:

— Ничего нового, господин Комельо? Все еще не нашли голову?

— Нет, но личность жертвы уже можно считать почти установленной.

— Кто же это?

Минут десять Комельо с готовностью отвечал на вопросы, довольный тем, что на сей раз пресса оказывает внимание ему, а не Мегрэ.

— Комиссар все еще там?

— Полагаю, что да.

Таким образом, сообщение об обыске у Каласов и аресте Антуана, названного только инициалами, через два часа появилось в послеобеденных газетах, а в пять часов дня было передано по радио.

Оставшись наедине с г-жой Калас, Мегрэ взял со стойки стакан с вином, перенес его на один из столиков, за который и уселся. Она, со своей стороны, не шелохнулась, сохраняя за стойкой классическую позу хозяйки бистро.

Послышались заводские гудки, возвещавшие полдень. В течение десяти следующих минут не менее тридцати человек стучали в закрытую дверь бистро, и некоторые, увидев г-жу Калас через стекло, жестикулировали, как бы пытаясь вступить с ней в переговоры.

— Я видел вашу дочь, — внезапно сказал Мегрэ. Она посмотрела на него, но не проронила ни слова.

— Она подтвердила, что была у вас около месяца назад. Я спрашиваю себя, о чем вы разговаривали.

Это не было прямым вопросом, и г-жа Калас ничего не ответила.

— У меня сложилось впечатление, что она человек уравновешенный и обдуманно строящий свою жизнь. Сам не знаю, почему мне пришла мысль, что она влюблена в своего шефа и, может быть, является его любовницей.

Она все еще не вступала в разговор. Было ли это ей интересно? Оставалось ли у нее какое-нибудь чувство к дочери?

— Должно быть, на первых порах ей пришлось нелегко. Пятнадцатилетней девочке трудновато пробиваться одной в таком городе, как Париж.

Казалось, глаза г-жи Калас смотрят сквозь Мегрэ. Она спросила усталым голосом:

— Чего вы хотите?

В самом деле, чего он хочет? Не прав ли был Комельо? Может быть, ему следовало сначала допросить Антуана? Что касается этой женщины, то не изменится ли ее поведение после нескольких дней, проведенных в камере?

— Я спрашиваю себя, почему вы вышли за Каласа и почему позднее не оставили его.

На губах ее появилась не улыбка, а выражение, которое могло быть и насмешкой, и сожалением.

— Вы это сделали нарочно, не так ли? — продолжал Мегрэ, не уточняя свою мысль.

Надо же ему было чего-нибудь добиться. Бывали моменты, когда Мегрэ казалось: остается сделать легкое усилие — и невидимая стена, разделявшая их, исчезнет, и все станет понятно. Найти нужное слово — и она станет для него просто человеком.

— А другой был здесь в пятницу после обеда?

Он все-таки достиг своего: она вздрогнула.

— Какой другой? — спросила она наконец, как бы нехотя.

— Ваш любовник. Настоящий. Наверное, ей хотелось казаться безразличной и не задавать вопросов, но она в конце концов уступила.

— Кто?

— Рыжий мужчина среднего возраста, со следами оспы на лице, по имени Дьедонне.

Г-жа Калас снова замкнулась в себе. На лице ее нельзя было больше ничего прочесть. Впрочем, как раз в это время перед баром остановилась машина, из которой вышли Мере и трое мужчин со спецаппаратурой.

Мегрэ еще раз пошел открывать дверь. Конечно, он не добился успеха. Однако он не считал совсем потерянным время, которое он сейчас провел с этой женщиной.

— Что осматривать, шеф?

— Все. Сперва кухню, потом две комнаты и туалет на втором этаже. Кроме того, двор и погреб, который должен быть под этой лестницей.