— Мне это доставит удовольствие.

Они вместе начинали службу на набережной Орфевр и свыше двух лет работали в транспортной полиции, пока их не перевели на охрану, сначала вокзалов, а потом универмагов. Оба тогда были молодые, неженатые.

Старый Жозеф принес вызов, который Мегрэ утром дал Анжеле.

— Впусти ее.

Она была бледнее и напряженнее, чем «накануне. Подействовала ли так атмосфера полицейского управления?

— Пожалуйста, садитесь.

Он открыл дверь в комнату инспекторов.

— Лапуэнт, можешь зайти? Возьми блокнот.

Молодой Лапуэнт часто заменял ему стенографа.

— Как видите, на этот раз допрос будет официальным. Все, что вы скажете, будет записано в протокол, который вы подпишите. Скорее всего, я буду задавать вам вопросы, на которые вы уже отвечали, но теперь ответы будут записаны.

— Словом, вы принимаете меня за подозреваемую номер один.

— Попросту за подозреваемую. Без номеров. Вы не питали никаких теплых чувств к своей тетке?

— Когда я сообщила ей, что беременна, она удовольствовалась тем, что дала мне сто франков.

— Значит, вы упрекаете ее в скупости?

— Она была эгоисткой. Не заботилась о других. Я уверена, что она вышла замуж во второй раз только из-за денег.

— У нее была трудная молодость?

— Вовсе нет. Ее отец был обеспеченным человеком, как тогда говорили. Семья жила в районе Люксембургского сада, и обе девочки, моя мать и тетка, окончили хорошую школу. Только в пожилом возрасте мой дед потерял почти все свое состояние, когда занялся спекуляцией.

— И тогда она вышла замуж за Караме?

— Да. Он довольно часто приходил к ее родителям. Они долгое время думали, что речь идет о моей матери. Она тоже так думала, а в конце концов тетка прибрала его к рукам.

— А ваша мать?

— Она вышла замуж: за банковского чиновника, который не отличался хорошим здоровьем. Он умер молодым, и моя мать стала работать в торговой фирме на улице Парадиз.

— Значит, вы жили очень скромно?

— Да.

— Тетка вам помогала?

— Нет. Не знаю точно, почему я выбрала профессию массажистки. Может быть, потому, что в нашем доме жила одна массажистка, у нее была машина, на которой она ездила к клиентам.

— У вас тоже есть машина?

— Да, «ситроен».

— Чтобы ездить в деревню, в свой домик, когда он у вас будет?

Она нахмурила брови.

— Кто вам об этом говорил?

— Неважно. Кажется, вы всю жизнь мечтали о домике в деревне, недалеко от Парижа, куда можно было бы ездить на субботу и воскресенье?

— Не знаю, что в этом плохого. Многие об этом мечтают, разве нет? Моя мать тоже мечтала.

— Какое наследство вы рассчитываете получить после тетки? Тысяч сорок, пятьдесят?

— Не знаю. Я основываюсь на том, что она говорила. Быть может, она хранила деньги где-то еще.

— Словом, если вы ее посещали, то только из-за наследства?

— Раз вы это так понимаете… В конце концов она была единственной моей родственницей. Вы когда-нибудь жили один, мосье Мегрэ?

— А ваш сын?

— Я его редко вижу. Только тогда, когда у него затруднения. Он меня не любит.

— Подумайте, прежде чем ответить на вопрос, который я сейчас задам, и прошу помнить, что ваш ответ записывается. Часто ли вам приходилось бывать у тетки во время ее отсутствия?

Ему показалось, что она побледнела, но не потеряла хладнокровия.

— Вы позволите мне закурить?

— Пожалуйста. Но не могу вас угостить.

На столе лежали одни трубки — шесть трубок, разложенных по величине.

— Я задал вам вопрос.

— Повторите его.

Он повторил вопрос — слово в слово.

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «бывать». Раза два я приходила на набережную Межесери до ее возвращения. Тогда я ждала.

— В квартире?

— Нет, на лестнице. Если она долго не возвращалась, я выходила пройтись на улицу, посмотреть птиц.

— Тетке никогда не приходило в голову дать вам ключ от квартиры?

— Нет.

— А если бы она почувствовала себя плохо?

— Она была убеждена, что с нею этого никогда не случится.

— Дверь всегда была заперта?

— Да. Даже когда она была дома. Она запирала дверь за собою.

— Кого она боялась?

— Всех.

— Она сердечно относилась к вам?

— Она никогда не была сердечной. Говорила, чтобы я присела, готовила мне кофе и вынимала из металлической коробки печенье.

— Она не спрашивала о вашем сыне?

— Нет. Она видела его, пожалуй, также редко, как и я.

— Она никогда не говорила, что лишит вас наследства?

— Зачем ей было лишать меня наследства?

— Вернемся к запертой двери. Я убедился, что замок несложный и легко можно снять оттиск.

— Зачем?

— Неважно. Возвращаюсь к моему вопросу с небольшим изменением. Вам никогда не приходилось оставаться одной в ее квартире?

— Нет.

— Вы хорошо подумали?

— Да.

— Тетка могла выйти на минутку, чтобы что-нибудь купить, например печенье, если коробка уже опустела.

— Этого не случалось.

— Вам никогда не случалось открывать ящики?

— Нет.

— Вы не видели сберегательной книжки?

— Заметила ее один раз, когда тетя что-то искала в комоде.

— А чековую книжку?

— Не имею о ней никакого приятия. По правде говоря, я не знала, что у тетки был счет в банке.

— Но вы знали, что деньги у нее есть?

— Я догадывалась.

— Не только сбережения.

— Что вы имеете в виду? Не понимаю.

— Вы пробовали когда-нибудь одолжить у нее денег?

— Да, один раз. Я уже вам говорила. Когда я была беременна и когда она дала мне сто франков.

— Речь идет не о столь далеком прошлом. Вы мечтали о домике в деревне. Вы не просили ее помочь?

— Нет. Видно, что вы ее не знали.

— Я встречался с ней.

— И, как все, приняли ее за очаровательную старую даму со сладкой и немного стыдливой улыбкой. На самом деле она была тверда как сталь.

— У вас есть шарф в красную клетку или полоску?

— Нет.

— А в гостиной у тетки, на диване, есть подушка в красную полоску?

— Возможно. Кажется, есть.

— Почему вы вчера поссорились со своим любовником?

— Он сделался невыносим.

— Что это значит?

— Когда мне встречается мужчина, я не требую у него доказательств хорошего воспитания. Однако Марсель пересолил. Он не искал работы. Хотя десять раз мог ее получить в каком-нибудь баре. Но ему хотелось жить у меня и ничего не делать.

— Он знал вашу тетку?

— Ясное дело, я его не представила.

— Он не знал о ее существовании?

— Возможно, я когда-нибудь говорила ему о ней.

— И о том, что у нее куча денег?

— Я не выражаюсь подобным образом.

— Короче говоря, он знал, где она жила и что у нее были, по крайней мере, сбережения.

— Возможно.

— Вы видели его когда-нибудь на набережной Межесери?

— Никогда.

— А все-таки он был там, его видели, по крайней мере, два человека.

— В таком случае, вы знаете больше, чем я.

— Был ли у вас разговор о возможности пожениться?

— Разумеется, нет. С тех пор, как я имею сына, я не думала о замужестве. От мужчин я беру то, что хочу взять, но большего не требую.

— Понимаю. Теперь поговорим о револьвере.

— Еще?

— Ведь где-то он должен быть. Какое-то время он был в ящичке ночного шкафчика у вашей тетки. Вы утверждаете, что ничего не знали о его существовании и что тетка боялась огнестрельного оружия.

— Это правда.

— А все-таки она держала его под рукой. — Мегрэ медленно набивал трубку. — Сегодня утром мы нашли у вас следы этого оружия. Какое-то время оно лежало на шкафу. Или вы его там спрятали, или ваш любовник.

— Я не люблю этого слова.

— Оно вас смущает?

— Оно неточно. Между нами не было любви.

— Представим, что это он пошел на набережную Межесери.

— Чтобы убить мою тетку?

— Чтобы найти то, что я называю деньгами. Старая дама возвращается и сталкивается с ним лицом к лицу. Чтобы ее удушить, он воспользовался подушкой.

— Но зачем он взял револьвер? Зачем прятал его на шкафу, а потом забрал с собой в Тулон?

— Вы считаете, что он его взял?

— Если револьвер на самом деле существует, то, как вы сами говорите, где-то он должен быть. Я не была у тетки в день смерти. Уверена, что Марсель там тоже не был. Может быть, он и мерзавец, но не убийца. У вас есть еще вопросы?

— Вы уже занялись делами наследства?

— Еще нет. Сейчас мне надо идти к нотариусу, это муж одной из моих клиенток. Сама бы я не знала, кого выбрать. Она встала как бы с облегчением.

— Когда я могу это подписать?

— Вы имеете в виду ваши показания? Когда, Лапуэнт?

— Через полчаса я перепишу.

— Вы слышали? Попрошу подождать в приемной.

— Нельзя ли мне вернуться сюда позднее?

— Нет. Я хочу покончить с этим. С нотариусом вы увидитесь чуть позже. А сегодня вечером вы станете богаче на несколько десятков тысяч франков. Кстати, вы намереваетесь жить на набережной Межесери?

— Мне достаточно моей квартиры.

Выпрямившись, она подошла к двери и вышла, не говоря ни слова.

Мегрэ сел в ночной поезд.

Когда поднялось солнце, он проснулся в Монтельмаре, как обычно, когда ехал на юг. Здесь начинался Прованс, и с этого момента он смотрел в окно не отрываясь. Все ему нравилось растительность, бледно-розовые и лавандовые дома с нагретыми солнцем чердаками, деревни, осененные платанами, люди, сидящие в садиках кафе.

В Марселе, когда поезд маневрировал на вокзале Сент-Чарльз, Мегрэ слушал певучий акцент, и все казалось ему отличным.

Уже давно они с женою не были на побережье, и он дал себе слово, что летом отпуск проведет здесь.

Комиссар Марелла ждал его на вокзале и махал ему руками.

— Почему ты не приезжал раньше? Сколько лет ты не был в Тулоне!

Он был темноволосый, высокий, но не очень живой. Со времени их последней встречи у него вырос животик, что придавало ему вид обывателя.

— Хочешь кофе?

— Охотно. Я пил в поезде, но там был плохой. Они вошли в кафе и сели у стойки.

— Ну, что слышно?

— Ничего. Это сумасшедшее дело, из которого я никак не выберусь. Где сейчас Марсель?

— В постели. Ночью он гулял с приятелями в ресторане «Виктор», против Порт-Мархаид. Там была одна мелочь. В полночь к ним присоединились две девицы.

— Ты знал его, когда он тут жил?

— Он никогда долго не жил в Тулоне. Надо сказать, что местные типы не принимают его всерьез и считают любителем.

— Кто этот Боб, который служит им почтовым ящиком?

— Бармен из «Адмирала». Ни я, ни мои люди ни на чем его не засекли.

— А братья Джиованни?

— Здесь только один, старший, Пепито. Второй живет, кажется, в окрестностях Парижа. Пепито купил прекрасную виллу у старой американки, которая вернулась в штаты, чтобы умереть на родине. Это самая красивая вилла в Санари, с собственным портом, где он держит свою яхту. Он почти ни с кем не встречается, в особенности со старыми приятелями. Тем не менее я за ним присматриваю. Он об этом знает, и когда мы встречаемся на улице, демонстративно здоровается.

— Я все думаю: зачем Марсель к нему пошел?

— Мне это тоже интересно. Тем более что Марсель никогда с ним не работал.

— В какой гостинице он остановился?

— Отель «Пять континентов» на аллее Республики. Было только восемь утра.

— Хочешь пойти со мною? Это даст тебе кое-какое представление о деле. Он будет в ярости, что его разбудили так рано.

Они поднялись наверх и сильно постучали в дверь. Через некоторое время заспанный голос спросил:

— Кто там?

— Полиция, — ответил Марелла.

Марсель босой, в истрепанной пижаме дотащился до двери и открыл ее.

— Скажите пожалуйста! Вы тоже здесь, — пробормотал он, увидев Мегрэ.

Он раскрыл ставни, закурил сигарету и взял с кресла брюки.

— Зачем вы приехали, мосье Мегрэ, если мы виделись позавчера?

— Может быть, затем, чтобы отвезти вас в Париж

— Что? Вы шутите.

— Речь идет прежде всего о ключе.

— Каком ключе?

— От квартиры старухи. Кто снял оттиск с замка? Анжела не смогла бы сделать как следует. Марсель даже не дрогнул.

— Об этом вы будете говорить в присутствии стенографа и подпишите протокол.

— Но, черт возьми, я не имею ничего общего с этим проклятым делом! Ладно, я жил с жандармом. Ожидал, что найду что-нибудь получше, я не скрываю, и очень рад, что уехал от нее.

— По крайней мере два человека вас узнали.

— Где?

— На фотографии из картотеки полиции нравов.

— Что это за люди?

— Торговец птицами с первого этажа и женщина, живущая напротив старухи. Вы далее извинились, когда столкнулись с ней, взбегая с опущенной головой по лестнице.

— Им это приснилось.

— На вас был костюм в клетку, тот, что вчера.

— Их продают во всех магазинах. Только в Париже их не знаю сколько тысяч.

— Значит, у вас не было ключа. Дверь вы открыли отмычкой?

— Вы долго здесь будете?

— Не знаю. А что?

— Я хочу заказать кофе с рогаликами в номер.

— Пожалуйста.

Марсель позвонил горничной и отдал распоряжения.

— Не надейтесь, что я чем-нибудь вас угощу. Я не открывал никакого замка и не знаю даже, как это делается.

— Когда она сказала вам о револьвере?

— Кто?

— Вы хорошо знаете — Анжела. Вы не сами догадались, что в квартире старой дамы есть револьвер.

— Я не знал, что старая дама существует.

— Неправда. Анжела сама призналась и подписала свои показания — она показывала вам окна квартиры тетки и говорила при этом, что когда-нибудь получит после нее наследство.

— Вы в это верите? Разве вы не знаете, что она врет, как нанятая?

— А вы?

— Я говорю вам правду. Я не могу позволить себе солгать, так как полиция наблюдает за мной.

Горничная принесла кофе с рогаликами, и приятный запах наполнил комнату. Марсель, все еще босой и в пижаме, сел за круглый столик и принялся за еду.

Марелла взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, можно ли ему вмешаться. Мегрэ кивнул.

— Что ты говорил Бобу? — спросил Марелла.

— Вчера вечером, когда приехал? Он рассказывал о себе, а и о себе. Это мой старый приятель, мы много лет не виделись.

— И что еще?

— Не понимаю!

— Кто из вас подумал о Джиованни?

— Может быть, я. В свое время я знал его тоже. Я был еще щенком, а он жил на Монмартре.

— Почему же ты тогда сам ему не позвонил?

— А зачем мне ему звонить?

— Чтобы договориться. Боб это сделал вместо тебя. Что ты велел ему сказать?

— Не понимаю, о чем вы.

— Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, что нельзя так просто постучать в дверь Джиованни, особенно такому мелкому альфонсу, как ты. А вчера ты пошел к нему, и вы беседовали целый час.

— Мы просто болтали.

— О чем?

Марсель нервничал. Беседа начала принимать неприятный оборот.

— Ну, я спрашивал, нет ли у него для меня работы. У него ряд предприятий, совершенно легальных. Ему мог бы потребоваться доверенный человек.

— Он дал тебе работу?

— Он должен подумать и через несколько дней даст ответ.

Марелла снова взглянул на Мегрэ, давая знак, что он закончил.

— Вы слышали, что сказал мой коллега Марелла? Вы пойдете в полицию и повторите там то, о чем говорили здесь. Подождете, пока протокол перепечатают, и подпишите его. Постарайтесь ничего не забыть, особенно что касается Боба и Джиованни. Без моего разрешения вы не выедете из Тулона.

Мегрэ и Марелла вышли на улицу.

— Я не слишком вмешивался в дело, которое ты ведешь? — спросил Марелла с некоторым беспокойством.

— Наоборот. Ты оказал мне большую услугу.

Бар находился на углу бульвара и узкой улочки, по которой было запрещено автомобильное движение. Он назывался «Адмирал». На тротуаре под ослепительным солнцем стояли четыре столика, покрытые скатертями в клетку. Внутри помещение казалось мрачноватым, но зато там был приятный холодок.

Бармен со сломанным носом боксера и сплющенными ушами был занят мытьем стаканов. В это время еще не было посетителей.

— Добрый день, комиссар. Что вам подать? — обратился бармен к Марелла, Мегрэ он не знал.

— У вас есть провансальское вино? — спросил Мегрэ.

— Розовое в графине.

— Два розовых. Или графин, если хотите. Мегрэ и Марелла чувствовали себя свободно, только Боб был чуточку напряжен.

— Скажи, Боб, у тебя был гость вчера вечером, правда?

— Вы знаете, здесь гостей предостаточно.

— Я говорю не о клиенте. Я имею в виду того, кто приезжал из Парили специально, чтобы увидеться с тобой.

— Увидеться со мной?

— Ну, попросить тебя об услуге.

— Не знаю, какую услугу я мог бы ему оказать.

— Давно ты его знаешь?

— Семь или восемь лет.

— У него все в порядке?

— Чего он хотел?

— Он был проездом, хотел поболтать.

— Просил тебя позвонить?

— А?

— Не строй из себя дурака. Один из моих людей сидел в зале и видел, как ты закрылся в телефонной будке, а твой приятель ждал. Он был неспокоен. Когда ты вернулся и что-то тихо сказал, он вздохнул с облегчением.

— Речь идет, вероятно, о его старой подружке, Марии, он пошел повидаться с ней.

— Не надо быть таким деликатным, Боб. Ты звонил Пепито Джиованни, с которым когда-то работал, прежде чем образумился. Он согласился принять твоего приятеля Марселя. И это более чем странно, ведь Джиованни не принимает любого, особенно дома. Что ты ему сказал?

— Что сказал? Что у меня есть человек, который ищет работу.

— Нет!

— Почему вы говорите «нет»?

— Ты хорошо знаешь, что это неправда, впрочем, Джиованни первый над этим посмеется, когда я ему расскажу.

— Я сказал ему, что Марсель предлагает серьезное дело. Дело совершенно законное.

— Ты видел модель?

— Нет.

— Знаешь, в чем дело?

— Марсель мне не сказал. Сказал только, что пахнет большими деньгами. Дело международного масштаба, особенно заинтересует американцев.

— Ну, это уже лучше. В конце концов я тебе поверю. Джиованни согласился?

— Он сказал, чтобы я прислал своего приятеля вчера, в три часа.

— Это все?

— Он велел взять с собой модель и никого не приводить.

Розовое вино было холодным и пахло фруктами. Мегрэ прислушивался к разговору с легкой улыбкой.

Он всегда любил Марелла, который, возможно, занимал бы его место на набережной Орфевр, останься он в Париже Но в Тулоне он чувствовал себя лучше. Марелла родился в Ницце. Он знал здесь всех головорезов, всех девиц от Ментоны до Марселя.

— Хочешь спросить его о чем-нибудь, Мегрэ?

Боб сдвинул брови.

— Вы хотите сказать, что это комиссар Мегрэ?

— Совершенно верно. Ты рискуешь иметь с ним дело.

— Извините, я вас не узнал, — и видя, что Мегрэ вынул бумажник, добавил: — Нет, нет. Это за счет заведения.

— Не может быть и речи.

Мегрэ положил на стол десять франков.

— Думаю, как только мы выйдем, вы позвоните Джиованни.

— Нет, я этого не сделаю. Мне бы не хотелось быть с вами в плохих отношениях. С комиссаром Мегрэ тоже.

Они снова оказались на солнце, среди матросов с голубыми воротниками и красными помпонами на шапочках.

— Хочешь, пойдем к Джиованни вместе?

— Конечно.

— В таком случае зайдем ко мне за машиной.

Они миновали Ла Сен, издалека увидели мыс Санари, в конце которого виднелась шикарная вилла.

— Это его дом. Далее если Боб не позвонил, это сделал Марсель, и Джиованни нас ждет. С ним так легко не пройдет.