Глава 7

В этот вечер никто не мешал Мегрэ смотреть телевизионную передачу. В домашних тапочках, сидя в теплой комнате рядом с женой, он удобно расположился перед экраном. Однако в глубине души комиссар предпочел бы заменить Жанвье и Лапуэнта, которые в хорошо знакомом ему квартале, на Монмартре, обходили сейчас все питейные заведения в поисках следов Планшона. Каждый из инспекторов следовал своим определенным маршрутом, заглядывая в старые и современного вида кафе и бары, освещенные желтоватыми лампами или неоновыми вывесками, и ощущая запахи пива и кальвадоса.

Разумеется, Мегрэ был горд тем, что дослужился до звания дивизионного комиссара и занимал пост начальника бригады уголовной полиции. И все же он испытывал нечто вроде ностальгии по тем временам, когда, будучи рядовым инспектором, он мерз зимними вечерами на улице, посещал комнаты консьержек с их специфическими запахами, обходил злачные места в поисках хоть незначительных улик.

Разве не упрекали его высокие начальники за то, что он слишком часто покидал свой рабочий кабинет и самолично уподоблялся ищейке? Как им можно было объяснить, особенно этим важным господам из прокуратуры, что ему было просто необходимо увидеть и разнюхать все самому, проникнуться атмосферой ведущегося расследования?

Словно по иронии, на экране шла одна из трагедий Корнеля. Король и одетые в боевые доспехи воины по очереди декламировали полные пафоса стихи, которые напоминали Мегрэ его учебу в колледже.

Комиссару пришлось некоторое время приходить в себя, когда телефонный звонок оторвал его от телевизионной пьесы и вернул к действительности. Самым будничным голосом Жанвье, позвонивший первым, сообщил:

— Кажется, шеф, я напал на след… Звоню из бара на улице Жермен-Пилон, это в двухстах метрах от площади Аббес… Заведение называется «Приятный уголок»… Хозяин уже спит, а за стойкой прислуживает его жена. Выполнив заказы клиентов, она присаживается погреться у печки… Лишь только я заикнулся о человеке с заячьей губой, как она тут же вспомнила о нем. «С ним что-нибудь случилось? — спросила она меня. — Он часто заходил сюда около восьми часов вечера, чтобы пропустить одну-две рюмки. Кажется, наш кот его полюбил: он терся о ноги клиента, а тот нагибался, чтобы его погладить…» Бар небольшой, — продолжал рассказывать Жанвье, — плохо освещен, а стены темного цвета… Не знаю, почему он открыт по вечерам: в зале всего лишь какой-то старик, он сидит у окна и пьет грог…

— Она видела Планшона после понедельника?

— Нет. Утверждает, что он приходил в понедельник в последний раз… Во всяком случае, вчера она обратила внимание мужа на отсутствие клиента с заячьей губой и опасалась, не заболел ли он…

— Он никогда не делился с ней своими неприятностями?

— Нет. Он все время молчал. Она жалела его, видела, что он переживает, и пыталась его приободрить…

— Продолжай поиски дальше…

Жанвье предстояло снова окунуться в холод и темноту, зайти в другой бар, расположенный чуть дальше, затем в третий. Этим же занимался и Лапуэнт.

А Мегрэ вновь вернулся к телевизору, к героям пьесы Корнеля. Жена, сидевшая рядом в кресле, бросала на мужа вопросительные взгляды.

В половине девятого позвонил уже Лапуэнт. Он был в баре на улице Лепик, просторном и светлом, где завсегдатаи играли в карты и где тоже отыскался след Планшона.

— Он всегда заказывал коньяк, шеф!.. Здесь знали, кем он был и где жил: однажды днем его видели за рулем грузовика, на борту которого большими буквами были выведены его фамилия и адрес мастерской… Его жалели… Он приходил сюда уже сильно навеселе… Ни с кем не разговаривал… Один из игроков в белот припомнил, что видел его в последний раз в понедельник… Планшон съел два крутых яйца, достав их из проволочной сетки, стоявшей на прилавке…

Жанвье попался, должно быть, неудачный маршрут: он позвонил второй раз и сообщил, что безрезультатно обошел пять кафе и баров, поскольку человек с заячьей губой там не бывал.

Персонажей трагедии Корнеля сменили на экране певцы, когда около одиннадцати часов Лапуэнт позвонил снова. Голос его звучал возбужденно:

— Есть новости, шеф… Нам бы лучше встретиться и поговорить на набережной Орфевр… Через дверь телефонной кабины я слежу за одной женщиной и боюсь, как бы она не смылась… Звоню из пивной, с площади Бланш… Здесь застекленная терраса, ее подогревают двумя жаровнями… Вы слушаете?

— Да-да, я тебя слушаю…

— Первый же официант, к которому я обратился, сказал, что знает Планшона в лицо… Похоже, тот всегда приходил сюда поздно вечером и зачастую уже нетвердо держался на ногах… Он усаживался на террасе и заказывал пиво…

— Хотел, вероятно, выгнать весь коньяк, который выпивал до этого в других барах?

— Не знаю, бывали ли вы в этой пивной… Две или три женщины постоянно маячат на террасе и призывно смотрят на всех проходящих мимо мужчин… В основном, они работают у выхода из соседнего кинотеатра… Официант указал мне на одну из них и посоветовал: «Кстати, вы мелеете обратиться к Клементине… Это ее имя… Она расскажет вам больше, чем я… Несколько раз я видел, как они уходили вместе…» Женщина сразу догадалась, что я из полиции, и вначале никак не хотела признавать, что была знакома с Планшоном. «Что он натворил? — спрашивала она меня. — Почему его ищет полиция? А вы уверены, что я его знаю?» Но понемногу она разговорилась, и, думаю, ее показания вас заинтересуют. Пока она готова их дать, нужно составить письменный протокол… Что мне делать?..

— Отведи ее в управление. Я там скоро буду… Мадам Мегрэ с безропотным видом уже искала ботинки мужа.

— Тебе вызвать такси?

— Да…

Комиссар надел пальто и шарф. Во рту он еще ощущал вкус грога, который выпил незадолго до этого, чтобы побороть простуду.

На набережной Орфевр он поздоровался с одиноко стоящим у входа дежурным полицейским, поднялся по сероватой и плохо освещенной широкой лестнице, прошел по пустому коридору, зажег свет в своем кабинете. Затем толкнул дверь в комнату инспекторов и увидел Лапуэнта, не успевшего снять шляпу. Сидевшая женщина поднялась со стула.

В тот же самый час во всем Париже сотни ее товарок, похожие, как сестры, пританцовывали, пытаясь согреться, в темных улочках и старались заманить клиентов в меблированные комнаты.

На худых длинных ногах женщины были туфли с непомерно высокими острыми каблуками. Выше бедер фигура у нее казалась более широкой из-за короткой меховой шубы с длинным ворсом, похожей на козью шкуру.

Лицо у женщины было цвета розовой конфеты, а густо накрашенные угольного оттенка брови казались кукольными.

— Мадемуазель любезно согласилась приехать со мной в управление… — пояснил Лапуэнт.

Та без всякой злобы, но с иронией возразила:

— Откажись я поехать, так вы привели бы меня сюда силой!..

Чувствовалось, что комиссар произвел на нее сильное впечатление: она внимательно оглядела его с головы до ног.

Мегрэ снял пальто и знаком предложил женщине снова сесть. Лапуэнт, расположившийся за печатной машинкой, приготовился вести протокол.

— Как вас зовут?

— Антуанетта Лезур… Но все называют меня Сильвией… Антуанетта — это старо… Так звали мою бабушку, и я…

— Вы были знакомы с Планшоном?

— Я не знала, как его зовут… Он приходил в пивную каждый вечер и всегда еле держался на ногах… Вначале я думала, что он вдовец и напивался с горя… У него был такой несчастный вид…

— Он первый заговорил с вами?

— Нет. Я сама подошла к нему… Он испугался и готов был убежать… Тогда я сказала ему: «Не унывай, неприятности случаются со всеми… Я тоже намучилась, когда была замужем за одним шалопаем… Кончилось тем, что он меня бросил и увез с собой дочь…» Стоило мне было упомянуть о дочери, как он размяк…

Повернувшись к Лапуэнту, женщина спросила:

— Вы что, все это будете печатать?

— Только главное, — перебил ее Мегрэ. — Когда вы познакомились?

— Несколько месяцев назад… Подождите… Летом я ездила работать в Канны, куда прибыли американские моряки… Вернулась в Париж в сентябре… Должно быть, мы познакомились где-то в начале октября…

— Он пошел с вами в первый же вечер?

— Нет. Угостил меня кружкой пива, а потом сказал, что уже поздно, а ему рано вставать, чтобы идти на работу… Он пошел со мной только два или три дня спустя после этого…

— К вам домой?

— В свою квартиру я клиентов никогда не вожу… Да и консьержка этого не позволила бы… Жильцы в моем доме — люди порядочные… На втором этаже живет даже судья… Обычно я веду клиентов в меблированные комнаты на улице Лепик… Вы там бывали? Только прошу вас, не надо чинить им неприятности… Если соблюдать все эти новые законы…

— Планшон часто вас туда сопровождал?

— Нет, не часто… Может, раз десять всего?.. Да и потом, бывало, что у него ничего не получалось…

— О чем он с вами говорил?

— Как-то раз он сказал: «Вот видишь! Они правы…Я уже даже и не мужчина…»

— О своей личной жизни он вам ничего не рассказывал?

— Разумеется, я видела у него на руке обручальное кольцо… Однажды вечером я его спросила: «Над тобой измывается жена?» Он ответил, что его жене не повезло выбрать такого мужа, как он…

— Когда вы видели его в последний раз? По тому, как на него посмотрел Лапуэнт, Мегрэ понял, что тот тоже считал этот вопрос самым важным.

— В понедельник вечером…

— Вы уверены, что это был понедельник?

— Да, потому что на следующий день меня замели, и я провела целые сутки в полицейском участке… Вы можете справиться у своих коллег… Моя фамилия должна быть у них в списке… Они привезли тогда целый фургон задержанных…

— В котором часу он появился в понедельник в пивной?

— Около десяти часов… Я только что вышла из дома: рано начинать работу на Монмартре бесполезно…

— В каком он был состоянии?

— Едва держался на ногах… Я сразу заметила, что он был пьян больше обычного… Сел рядом со мной на террасе возле жаровни… Даже руки не мог поднять, чтобы подозвать официанта, и попросил чуть слышно: «Рюмку коньяка… Для мадам тоже…» Мы с ним чуть не поссорились… Видя, в каком он состоянии, я запрещала ему пить, а он упрямился и твердил: «Мне плохо… Добрая рюмка коньяка меня только взбодрит…»

— Он ничего не сказал такого, что вас удивило?

— Да, в самом деле… Мне показались странными слова, которые я еле разобрала… Он несколько раз произнес: «И он тоже мне не верит…»

— Он не пояснил, что означали эти слова?

— Только проворчал: «Не бойся… Я знаю, что говорю… Ты тоже когда-нибудь это поймешь…»

Мегрэ вспомнил, каким тоном в тот понедельник Планшон сказал ему по телефону, когда звонил с площади Аббес: «Я благодарю вас…» Тогда комиссару показалось, что он уловил в его голосе не только горечь и разочарование, но и смутную угрозу.

— Вы направились в отель вместе?

— Да, он сам этого захотел… Но едва мы вышли на улицу, как он растянулся на тротуаре во весь рост… Я помогла ему подняться… Вид у него был униженный… «Я докажу им, что я настоящий мужчина»… — прокричал он. Мне пришлось взять его под руку… Хозяин отеля не позволил бы ему войти туда в таком состоянии, и я еще боялась, как бы его не стошнило в комнате. Я спросила, где он живет. «Там…» — неопределенно показал он рукой. «Где это там?» — «Улица То… Улица То…» — с трудом шевелил он языком. «Улица Толозе?» — догадалась я. «Да… Там в… Там в…» Уверяю вас, мне было вовсе не до смеха! Я боялась, что появится полицейский и еще подумает, что я нарочно напоила его, чтобы обокрасть… Ничего дурного о полиции не хочу говорить, но, согласитесь, что иногда…

— Продолжайте… Вы вызвали такси?

— Еще чего!.. У меня не было ни сантима… Мы пошли пешком, и я его поддерживала… Почти полчаса мы брели на самый верх улицы Толозе, так как он постоянно останавливался, ноги его подкашивались, и перед каждым баром он повторял, что рюмка коньяку ему не помешала бы… Наконец он уперся в решетку и снова упал… Ворота были открыты… Во дворе стоял грузовик, а на борту у него какие-то буквы, которые я не разобрала из-за темноты… У самой двери я его отпустила…

— Свет в окнах горел?

— Я видела свет через занавески на первом этаже. Я прислонила его к стене, надеясь, что он сразу не упадет, а сама позвонила в дверь и быстро убежала прочь…

Весь ее рассказ сопровождал стук печатной машинки.

— С ним что-то случилось?

— Он куда-то пропал.

— Надеюсь, меня ни в чем не подозревают?

— Вы можете быть спокойны…

— Вы полагаете, что меня вызовут в суд?

— Думаю, нет… А если даже и вызовут, то опасаться вам нечего…

Лапуэнт вынул лист из печатной машинки и протянул его женщине.

— Я должна прочитать?

— И подписать.

— У меня из-за этого не будет неприятностей?

Прочитав свои показания, она расписалась большими неровными буквами.

— А теперь, что мне делать?

— Вы свободны…

— Я могу еще успеть на автобус?

Мегрэ вынул из кармана деньги.

— Этого вам хватит, чтобы взять такси.

Едва она ушла, как зазвонил телефон. На другом конце провода был Жанвье. Мадам Мегрэ, когда он сначала позвонил на бульвар Ришар-Ленуар, сообщила, что муж поехал на набережную Орфевр.

— Больше ничего нового нет, шеф… Я прошел по бульвару Рошешуар до площади Анвер… Проверил все заведения на десяти маленьких улочках…

— Можешь идти спать.

— А Лапуэнт нашел что-нибудь?

— Да. Расскажу все тебе завтра…

Вернувшись домой, Мегрэ опасался только одного: как бы утром не слечь от простуды. У него неприятно покалывало в ноздрях, а веки жгло, словно огнем. К тому же он совсем не чувствовал вкус табака.

Жена приготовила ему еще один стакан грогу. Всю ночь он обливался потом, а в девять часов утра с тяжелой головой уже сидел в приемной прокуратуры и целых двадцать минут ожидал, когда его пригласит помощник генерального прокурора.

Должно быть, вид у комиссара был мрачный, так как тот сразу же спросил:

— Похоже, тип, которого вы вызывали, все же доставил вам неприятности?

— Нет, но в деле появилось кое-что новое…

— Отыскался ваш хозяин малярной мастерской? Как там его зовут?

— Планшон… Нет, он не объявился… Мы восстановили по времени, как он провел вечер в понедельник перед своим исчезновением… Вернувшись домой около одиннадцати часов вечера, он, оказывается, был настолько пьян, что не держался на ногах и несколько раз падал на тротуаре между площадью Бланш, где он выпил последнюю рюмку, и улицей Толозе…

— Он был один?

— Нет, в компании с публичной женщиной, с которой у него до этого были интимные связи. Она держала его под руку, потому что он еле передвигал ноги…

— Вы ей верите?

— Да, уверен, что она говорит правду… Это она позвонила в дверь, а потом быстро ушла, оставив шатающегося Планшона у стены дома… Не верится, что в таком состоянии он через несколько минут мог подняться на второй этаж, сложить свои вещи в два чемодана, спуститься с ними вниз по лестнице и без чьей-либо помощи выйти на улицу…

— А может, он принял какое-нибудь средство, чтобы протрезветь… Ведь есть же современные лекарства…

— Его жена и Пру сказали бы об этом…

— Пру — это любовник, не так ли? Это его вы вызывали?.. Какие он дал показания?

Чувствуя тяжесть во всем теле и боль в голове, Мегрэ терпеливо и со всеми подробностями изложил историю о трех миллионах и о расписках. Он напомнил о своих сомнениях в подлинности подписи Планшона на акте продажи мастерской.

— Господин Пируэ, наш эксперт-почерковед, не дал категоричного заключения. По его мнению, документ мог быть подписан как самим Планшоном, находившимся в состоянии опьянения, так и другим лицом, который скопировал его подпись…

— Разве расписок было несколько?

— Да. Двадцать четвертого декабря Пру занял два миллиона старых франков — один у своего отца, другой — у шурина… Я дал указание одному из моих подчиненных снять фотокопии с этих расписок… В той, которую получил шурин, указывается, что одолженные деньги должны быть возвращены в течение пяти лет с выплатой шести процентов от общей суммы… Расписка, что у отца, предусматривает возмещение долга в два года и без всяких процентов…

— Вы считаете, что эти расписки даны для отвода глаз?

— Нет!.. Мои сотрудники выяснили, что 23 декабря, до того, как он дал эту сумму в долг, отец Пру снял один миллион наличными со своего счета в сберегательной кассе, а всего у него там хранится чуть больше двух миллионов… Что касается шурина, Мурье, то он в этот же день снял такую же сумму в почтовых чеках со своего счета…

— Вы, кажется, говорили о трех миллионах?

— Третий миллион снял сам Роже Пру со своего счета в банке «Лионский кредит»… Таким образом, к этой дате в доме Планшона находились три миллиона старых франков…

— Когда был подписан акт о продаже малярной мастерской?

— Двадцать девятого декабря… Похоже, Пру и его любовница собрали деньги до Рождества с тем, чтобы сразу же после праздников заставить Планшона подписать этот документ…

— В таком случае, я не вижу…

Не дав помощнику генерального прокурора закончить фразу, Мегрэ добавил:

— Господин Пируэ исследовал чернила на подписи… Он не смог определить по ним точную дату, но утверждает, что подпись была поставлена более двух недель назад…

— Что вы намерены предпринять? Вы отказываетесь от дальнейшего расследования?

— Я пришел, чтобы попросить у вас разрешение на обыск.

— После того, что вы мне только что рассказали? Смущенный Мегрэ утвердительно кивнул головой.

— Что же вы надеетесь найти в доме? Труп вашего Планшона?

— Его там наверняка нет.

— Наличные деньги?

— Затрудняюсь ответить…

— Вы в самом деле хотите произвести обыск?

— В понедельник, около одиннадцати часов вечера, Планшон был до такой степени пьян, что не мог держаться на ногах…

— Подождите меня здесь минуту… Я не могу взять ответственность на себя… Пойду доложить в двух словах об этом деле прокурору…

Мегрэ подождал его минут двадцать, сидя один в роскошном кабинете.

— Он, как и я, вовсе не в восторге от вашей идеи с обыском… Особенно сейчас, когда пресса критикует любую акцию полиции… Ну уж ладно, так и быть!..

Мегрэ все же добился согласия прокуратуры и через несколько минут уже держал в руках подписанный ордер на обыск.

Проходя мимо кабинета инспекторов, он резко открыл дверь и увидел лишь одного Жанвье.

— Возьми во дворе машину… Я сейчас спущусь…

Затем комиссар позвонил в отдел научно-технической экспертизы и приказал Моэрсу:

— Выбери самых толковых парней и приезжайте как можно скорее в дом на улице Толозе…

Мегрэ спустился вниз, уселся в небольшую машину и бросил Жанвье:

— На улицу Толозе…

— Вы получили ордер на обыск?

— Мне пришлось буквально вырвать его у них… Как подумаю, что меня ждет, если мы не найдем никаких улик в доме… Жена Планшона и ее любовник могут ведь закатить тогда скандал…

Он так погрузился в свои мысли, что не замечал выглянувшего впервые за последние дни солнца.

Жанвье, сидя за рулем, лавировал между автобусами и такси и говорил комиссару:

— Вообще-то люди такой профессии в субботу не работают… Думаю, это запрещено профсоюзами… Обойдется дешевле, если рабочим заплатить за сверхурочные часы… Поэтому мы наверняка застанем Пру дома…

Его там не было. Им открыла дверь Рене после того, как разглядела их из окна. Держалась она более настороженно и угрюмо, чем во время первого визита Мегрэ.

— Опять вы! — воскликнула она.

— Пру дома?

— Он пошел закончить срочную работу… Что вам нужно на этот раз?

Комиссар вынул из кармана ордер на обыск и протянул ей.

— Вы будете обыскивать дом?.. Ну и дела, вот до чего дошло…

Машина отдела научно-технической экспертизы, набитая людьми и приборами, въехала во двор.

— А это что еще за люди?

— Мои сотрудники… Сожалею, но нам понадобится какое-то время…

— Вы все перевернете вверх дном?

— Боюсь, что да.

— Вы уверены, что у вас есть на это право?

— Ордер подписал помощник генерального прокурора.

Она пожала плечами:

— Мне это ни о чем не говорит! Я даже не знаю, кто он такой, ваш помощник генерального прокурора!

Однако она позволила им войти, бросая на всех злобные взгляды.

— Надеюсь, вы закончите обыск до прихода дочери из школы?

— Это будет зависеть…

— От чего?

— От того, что мы найдем.

— Не скажете, что вы собираетесь искать?

— Ваш муж в понедельник вечером ушел с двумя чемоданами, так?

— Я вам об этом уже говорила.

— Полагаю, он унес с собой и три миллиона, которые ему выплатил Пру двадцать девятого декабря?

— Этого я не знаю. Мы вручили ему деньги, и нам было плевать, что он с ними сделает…

— На его счету в банке их нет.

— Значит, вы проверили?

— Да… Вы сами сказали, что друзей у него не было… Поэтому маловероятно, что он отдал кому-то эту сумму на хранение…

— Что вы этим хотите сказать?

— Двадцать девятого декабря он получил деньги, но с собой не носил… Три миллиона франков — это слишком толстая пачка денег…

— Ну и что из этого?

— Ничего…

— Вы собираетесь искать эти деньги?

— Ничего не могу сказать…

Эксперты принялись за работу, начав обыск с кухни. Такая работа была для них привычной, и они вели обыск по своей методике: не пропускали ни один уголок, рылись в металлических банках из-под муки, сахара или кофе, опорожняли содержимое мусорных ведер.

Они двигались по дому так же непринужденно, как танцоры балета на сцене, и жена Планшона взирала на них с изумлением.

— А кто приведет все в порядок? Мегрэ промолчал.

— Я могу позвонить по телефону? — спросила она.

Она позвонила в квартиру на улице Лемарк некоей мадам Фажон и попросила позвать к телефону маляра, который там работал.

— Это ты?.. Они снова пришли… Да, комиссар с толпой людей, которые перевернули весь дом вверх ногами… Один даже что-то фотографирует… Нет! Кажется, у них есть ордер на обыск… Показали какую-то бумагу и утверждают, что ее подписал помощник генерального прокурора… Да… Думаю, тебе лучше прийти сюда…

Она смотрела на Мегрэ злыми глазами, полными вызова.

Один из экспертов принялся соскребать какие-то пятна на паркете в столовой и собирал крошки в маленькие пакетики.

— Что он там делает? Может, считает, что я плохо вымыла пол?

Другой специалист деревянным молоточком простукивал стены. Висевшие на них фотографии и репродукции картин упали на пол, и их снова повесили на свои места, но довольно криво.

Двое экспертов поднялись на второй этаж, откуда доносились их шаги.