— Разнообразия ради, — проворчал Мегрэ, — возьму-ка я стаканчик аперитива…

Такое с ним случалось редко. С тех пор как его старый друг, доктор Пардон, посоветовал ему следить за здоровьем, он пил гораздо меньше, чем раньше, и ему часто случалось долго держать в зубах потухшую трубку.

— Ты не знаешь, что Луи от меня нужно?

— Всем известно, что он любит напускать на себя таинственный вид.

— Удивительный он человек, но в бригаде работать не смог бы. Он непременно должен действовать в одиночку…

Хозяин подошел поздороваться с ними. Он совсем облысел, но поскольку этот процесс длился уже долгие годы, никто не замечал особых перемен.

— Что сегодня на обед?

— Свиные сосиски… Но если вы предпочитаете бифштекс…

— Давайте сосиски! — отрезал Мегрэ.

— Мне тоже, — как эхо повторил Жанвье.

Они вошли в зал ресторана, где заняты были только четыре столика. За двумя сидели адвокаты. Здесь Мегрэ и его сотрудники чувствовали себя как дома. У комиссара было свое постоянное место, в углу у окна, откуда открывался вид на Сену и проходившие по ней катера.

Из окна кабинета он тоже видел эти же катера, и так продолжалось более тридцати лет. Впрочем, это зрелище ему не наскучило.

— Сделай одолжение, — сказал он Жанвье. — Когда вернешься на набережную Орфевр, позвони в Орли и закажи мне на завтра билет на Марсель. Желательно в середине дня.

— Вы летите в Бандоль?

— Да. Неофициально, конечно, поскольку эти места не входят в нашу юрисдикцию.

— Днем должен быть транзитный рейс.

— Кстати, уже половина первого. Позвони инспектору Луи. Пусть, как только освободится, зайдет ко мне.

В четверть второго Вдовец уже сидел напротив комиссара. За окном шелестела листва. Мегрэ снял пиджак.

Луи, как всегда, был одет во все черное.

— Сегодня утром мне звонила подруга моего неизвестного собеседника.

Мегрэ не смог сдержать улыбки.

— Имени своего она не назвала… Она очень взволнована: вот уже двое суток ее друг не подает признаков жизни.

Мегрэ спокойно ждал продолжения.

— Другая новость менее достоверная… Трое или четверо подозрительных личностей внезапно исчезли с Монмартра, и все они случайно оказались друзьями братьев Мори.

— У меня тоже есть для вас новость, инспектор.

Я знаю, кто ваш анонимный осведомитель.

Луи густо покраснел. Ему показалось невероятным, что комиссару за сутки удалось установить личность этого таинственного человека. Иначе говоря, сделать то, чего сам он не сумел сделать за долгие годы.

— Кто это?

— Вы знаете Блоху?

— Да его знают все на Монмартре.

— Это он… Я узнал это от самого Манюэля Мори, то ли он случайно проговорился, то ли считал, что я в курсе дела.

Больше тридцати лет Мегрэ знал человека по прозвищу Блоха, потому что ростом тот был не больше метра пятидесяти. К тому же он отличался крайней худобой, и лицо у него тоже было необычным: большую часть занимал рот — удивительно подвижный, словно из резины.

Он работал рассыльным в «Крысином погребке», в шикарном кабаре на площади Пигаль, куда большинство клиентов приходили в смокингах. Блоха был одет в красного цвета униформу — короткий пиджачок и брюки, фуражка с галунами. Он стоял у двери, готовый мчаться куда угодно.

Теперь «Крысиного погребка» больше не существовало. Блоха, настоящее имя которого — Жюстен Кроттон, много лет работал в пивной на улице Виктор-Массе, куда частенько наведывались главари преступного мира.

Он по-прежнему был на редкость худым и таким проворным, что мог пробраться куда угодно, только лицо его покрылось морщинами. Издалека его вообще можно было принять за подростка, но и вблизи он неплохо выглядел для своих сорока пяти или сорока шести лет.

— Как же я не узнал его голос? — сетовал Луи.

— Должно быть, он старался его изменить.

— Не настолько. Теперь, когда вы мне сказали, я задним числом узнаю… Как же я о нем не подумал!

— На какие деньги он жил последнее время?

— Он сожительствовал с девицей из «Канарейки».

Она живет на улице Фромантен.

— Сутенер?

— Очень возможно. Точно я не знаю. Странно, что такая видная девица живет с этим недомерком… Он родился в Париже, на бульваре Ля-Шапель, думаю, нет смысла объяснять вам, чем занималась его мамаша. Она отправила его к одной из своих сестер в Вандею; в четырнадцать лет он вернулся в Париж и, чтобы существовать, выкручивался, как мог.

— Он в опасности, — значительно произнес Мегрэ.

— Вы полагаете, что Мори могут осмелиться…

— Сами они останутся вне подозрений, но в их окружении достаточно профессиональных убийц, и если нужно будет убрать лишнего свидетеля…

Инспектор Луи никак не мог прийти в себя:

— Блоха! Ведь его никто не боится… Его считают безобидным существом, полумужчиной, полумальчишкой, с морщинистым лицом. Он водит дружбу с отпетыми парнями, которые без опаски говорят при нем на любые темы… Думаю, он мечтает считаться своим в их среде. Я не удивился бы, если бы ему поручили стоять на стреме…

— Как зовут его подружку?

— Бланш Лигу… Улица Фромантен, дом 28. Это в двух шагах от бульвара Клиши, где я только что обедал.

— Вы ее знаете?

— Только с виду. Она ни разу не была замешана ни в чем подозрительном.

— Наверняка она ложится спать только под утро.

У нас есть шанс застать ее дома…

— Если ей не нужно сегодня делать прическу… Эти девицы встают рано, когда идут к парикмахеру.

Мегрэ подозвал Жанвье:

— Хочешь пойти с нами? Мы снова отправляемся на Монмартр.

— Взять машину?

— Конечно…

Они поехали втроем. День был солнечный, правда, слишком жаркий для мая. Неудивительно, если бы разразилась гроза.

Улица Фромантен оказалась тихой. Дом номер 28 был сравнительно новым, довольно комфортабельным с виду.

— Поднимемся втроем? — спросил Жанвье.

— Сначала я поднимусь один, чтобы ее не испугать.

Пусть меня сопровождает инспектор Луи, ведь звонила она ему.

— Третий этаж, вход с улицы, — сказала им консьержка.

На лестнице пахло едой, где-то плакал ребенок. Мегрэ нажал кнопку звонка. Пришлось подождать, пока дверь им открыла девушка, довольно пухленькая, в накинутом на голое тело пеньюаре.

Она узнала инспектора Луи:

— Вы его нашли?

— Еще нет, но с вами хотел бы поговорить комиссар Мегрэ.

— Но я в таком виде… Я спала… Еще даже не успела причесаться.

— Мы подождем, — добродушно сказал Мегрэ.

У девушки было открытое, немного наивное лицо. На вид ей можно было дать лет двадцать пять, а образ жизни еще не наложил отпечаток на ее внешность.

— Входите… Располагайтесь… Я сейчас…

Она вошла в комнату, к которой, вероятно, примыкала ванная.

Если бы комиссару не приходилось часто иметь дело с определенным типом женщин, на которых порядочные женщины смотрят с презрением, он бы удивился, увидев, что подобная девица живет в такой обстановке.

В гостиной стояла добротная мебель типа модерн, какую можно встретить в каждой второй парижской квартире. И мебель и паркет были тщательно натерты.

Слегка попахивало мастикой.

Открыв наугад какую-то дверь, Мегрэ оказался в чистенькой кухне.

— Может быть, выпьете кофе? — предложила девушка, появившись в том же пеньюаре, сквозь который просвечивало голое тело, но со следами косметики на лице.

— Нет, спасибо.

— Вы не возражаете, если я приготовлю себе. При моей профессии нельзя отказываться, когда клиент угощает спиртным. Боб, бармен, если удается, наливает мне холодного чая вместо виски, но некоторых посетителей не проведешь… Если хотите, в холодильнике есть пиво…

Жюстен обожает пиво, считает, что от него можно поправиться. Представляете, он весит около сорока двух килограммов. Он чуть не стал жокеем, но его обучение продолжалось всего два дня… Он боится лошадей.

— Но не боится уголовников с Пигаль…

Она включила электрическую кофеварку. Кухня была оснащена современными приспособлениями.

— Вы мне не ответили насчет пива.

— Охотно выпью стаканчик…

— Ваш инспектор пьет только минеральную воду виши, а у меня ее нет.

— Откуда вы знаете, что он пьет только виши?

— Он изредка заходит в «Канарейку», когда осматривает все заведения… Садится в уголке в баре и слушает… Он знает гораздо больше, чем хочет показать.

— Вы знали, что Блоха звонил инспектору?

— Пожалуй, нет…

Взяв чашку кофе, она пошла в гостиную, а Мегрэ последовал за ней со стаканом пива.

— Он странный парень, инспектор Луи может вам рассказать. Не так ли, инспектор?

— Я всегда удивлялся, почему вы решили жить с ним вместе.

— Прежде всего, потому, что я не выношу большинства сутенеров… По своим задаткам я должна была стать порядочной женщиной, ведь я чувствую себя счастливой, только когда стряпаю, занимаюсь хозяйством…

Все трое сидели в удобных креслах.

— С такой профессией, как у меня, необходимо, чтобы рядом был мужчина…

— Даже такой неполноценный, как Жюстен Кроттон?

— Зря вы так думаете. Действительно, в нем много инфантильного, но при этом — намного больше здравого смысла, чем это кажется…

Она не обращала внимания на то, что ее пеньюар почти распахнулся. Кожа у нее была ослепительно белой и, вероятно, очень нежной.

— Он всегда мечтал быть своим среди этого сброда.

Для начала, как и многие, стал сутенером.

— Этим он занимается и теперь?

— Я не мешаю ему так думать… Благодаря этому он чувствует себя человеком. Теперь, как и во времена, когда он служил рассыльным, он охотно оказывает услуги любому… Время от времени он напускает на себя таинственный вид и сообщает: «Не удивляйся, если я ночь или две не буду ночевать дома… Мы подготовили вооруженный налет».

— Он говорил правду?

— Действительно, какая-нибудь банда в это время готовила ограбление, но он-то в нем не участвовал…

Я, правда, не знала, что он звонил инспектору и сообщал ему собранные сведения… Это придавало ему значительность в собственных глазах.

— Что произошло за последние два дня? Что он вам рассказывал?

— Ничего конкретного. Однажды утром он вернулся домой какой-то возбужденный. «Сегодня ночью был большой шум, — сказал он, — скоро это появится на первых страницах газет и вызовет сенсацию…» — «Кража со взломом?» — спросила я. «Почище… Убийство… И жертва — известная личность в нашем квартале». — «Ты не можешь назвать мне имя?» — спросила я. «Это скоро появится в газетах. Речь идет о месье Морисе». — «Хозяине „Сардины“?» — «Да… И только я один, не считая убийцы и его любовницы, знаю, кто это сделал». А я предпочла бы не знать.

Она взяла новую сигарету, так как одну уже выкурила, выйдя из ванной.

— Я спросила его, что он собирается делать. Он ответил: «За меня не волнуйся». — «Надеюсь, ты не станешь шантажировать этого типа», — спросила я. «Ты прекрасно знаешь, что это не в моих правилах». — «Ему известно, что ты в курсе?» — продолжала я. «Если он узнает, до пенсии мне не дожить…»

Она на минутку замолчала, выпустив кольцо дыма.

— Это был его звездный час. «Если бы ты знала, о ком идет речь. Один из воротил на Монмартре… Что до его любовницы…» — «Ничего мне не говори…» — «Как хочешь. Ты узнаешь правду из газет, если только газеты посмеют опубликовать этот материал». Он ушел утром и с тех пор я его больше не видела. Вечером в «Канарейке» на меня как-то странно поглядывали, а двое незнакомых мужчин буквально не сводили с меня глаз.

Я, как всегда, сидела в баре с одним клиентом из провинции. Когда он бывает в Париже, то не упускает случая со мной встретиться… Мы пошли с ним в отель, а когда вышли оттуда, один из незнакомцев ходил взад и вперед по тротуару. Сначала я испугалась за Блоху.

Его все так называют, и я в конце концов тоже привыкла… Впрочем, он этим очень гордится… Это своего рода популярность… Кроме того, он обожает корчить гримасы, чтобы рассмешить публику…

— Он мне звонил по телефону, — с деланным безразличием произнес инспектор Луи.

— Так я и думала. Вот откуда его таинственный вид и странные слова перед уходом. Ему действительно грозит опасность?

На сей раз ответил Мегрэ:

— Вне всякого сомнения. Убийца месье Мориса знает, что его выдал Блоха.

— А я? Как вам кажется, за меня они не возьмутся?

— За вами по-прежнему следят?

— В прошлую ночь один из этих двоих снова был в «Канарейке». Его позвали к телефону, и он ушел, покосившись на меня.

— Если не ошибаюсь, они сейчас стараются скрыться в разных уголках Франции.

— А братья Мори?

— Кто вам о них говорил? Ни в газетах, ни по радио не упоминались их имена.

— О них судачит весь квартал. Они тоже уехали?

— Нет. Мы не выпускаем обоих из виду.

— Вы думаете, это они?

— Я не могу ответить на этот вопрос. В котором часу обычно вы выходите из дому?

— Часа в два или в три. Я хожу за покупками, ведь я люблю стряпать… Около десяти вечера навожу марафет и отправляюсь на работу — в «Канарейку»… Занимаю свое место в баре и жду… Иногда два часа, иногда только несколько минут, а случается просиживать до самого закрытия.

— Через час на улице будет стоять полицейский в штатском. Не удивляйтесь, он будет ходить за вами по пятам и сделает все возможное, чтобы вас защитить.

— Я должна идти на панихиду завтра? Все туда идут…

— Идите… Я тоже там буду… Как и ваш ангел-хранитель.

— Это мне напоминает уроки закона Божьего…

Мегрэ и инспектор поднялись.

— Узнаете что-то новое, сразу же звоните в уголовную полицию. Вызывайте меня или кого-нибудь из инспекторов моей бригады. Инспектор Луи редко бывает в своем кабинете.

— Благодарю вас, господин комиссар… До свидания, инспектор… Если у вас будут сведения о Жюстене…

— Надеюсь, что у нас их не будет. Он почуял опасность и где-то спрятался… Ему не нужно далеко уезжать, он знает Монмартр как свои пять пальцев, а ведь там есть такие укромные уголки, где он сможет скрываться недели напролет и никому не попадаться на глаза.

— Хорошо бы, — вздохнула она, постучав по деревянной крышке стола.

Жанвье ждал их у входа.

— Ну, что?

— Она, конечно, боится, и я не могу ее за это упрекать… Боится за Блоху, боится за себя… Я обещал ей, что через час человек из нашей бригады будет стоять у ее дома и неотступно следовать за ней. Не забудь позаботиться об этом, когда мы вернемся на Набережную…

Подбери кого-нибудь, кто может появиться в шикарном ночном кабаре, не привлекая к себе внимания.

Мегрэ повернулся к Луи:

— Вы пока останьтесь возле дома. Как только придет наш инспектор, он вас сменит.

— Хорошо, господин дивизионный комиссар.

Ведя машину, Жанвье спросил:

— Как она выглядит?

— Очень неплохо… Наверное, если бы жизнь ее сложилась иначе, когда ей было лет семнадцать — восемнадцать, она стала бы хорошей женой и отменной хозяйкой.

— Она знала?

— О телефонных звонках Блохи? Начала догадываться только два дня назад… Просто невероятно… Это ничтожество с лицом клоуна умудрялся долгие годы быть осведомителем инспектора Луи, и никто этого не подозревал… Он упивался этой ролью, она вселяла в него веру в свои силы. Когда арестовывали тех, кого он выдал, он имел право сказать: «Благодаря мне».

И это было правдой.

Днем Мегрэ поднялся на верхний этаж Дворца правосудия, где находились владения Мерса, лаборатория отдела экспертиз.

В девяти случаях из десяти требовались специалисты, хотя бы для того, чтобы определить отпечатки пальцев, однако в этих комнатах со сводчатыми потолками работали всего человек десять в белых халатах.

— Полагаю, еще слишком рано ждать каких-нибудь новостей?

Скромный, худощавый Мере обычно ходил в мятом костюме. Он так давно появился на набережной Орфевр, что теперь невозможно было представить отдел экспертиз без него. Он был готов приступить к работе в любое время дня и ночи. Правда, никто не ждал его в студенческой холостяцкой квартирке в Латинском квартале.

— Одно уже ясно, — заметил он своим слегка монотонным голосом. — Совсем недавно, скорее всего вчера днем, натерли воском всю мебель, протерли дверные ручки, пепельницы, самые мелкие предметы, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Установить нам удалось только отпечатки хозяина квартиры, Манюэля Мори, карточку которого я нашел в картотеке, и отпечатки служанки, которая, по словам консьержки, приходила в квартиру вчера днем. Я забыл упомянуть о других отпечатках, ваших, комиссар.

— Значит, не оставили ни одного отпечатка?

— Ни одного, шеф. Можно сказать, профессиональная работа.

— Так это и есть профессионалы. В каком году заведена карточка на Мори?

— Четырнадцать лет назад.

— Ограбление?

— Да, во время отпусков ограблен частный особняк на авеню Ош.

— Сколько ему дали?

— Тогда ему еще не исполнилось восемнадцати лет, и это была первая судимость. Кроме того, решили, что он в ограблении не участвовал, а только был на подхвате. Кражу совершили пятеро.

— Что-то смутно припоминаю, хотя сам я этим делом не занимался.

— Он получил год тюрьмы…

— Есть какие-нибудь доказательства, что в его квартире, особенно в спальне, часто бывала женщина?

— Мы перетряхнули стенные шкафы буквально до нитки: никаких следов — ни пудры, ни крема, ни единого женского волоса.

— А покрытие на полу?

— Дорен, один из лучших в мире специалистов по животным и растительным волокнам. Это его конек.

Он больше часа изучал покрытие через лупу и собрал не больше трех десятков едва заметных обрывков нитей… Он работал над ними много часов… Я имею в виду шелковые нитки — очень стары, им, как минимум, триста лет, и Дорен готов поклясться, что они выдернуты из китайского ковра. Он продолжает расследовать свою находку, чтобы окончательно разрешить эту задачу.

Мегрэ нравилась атмосфера, царившая в этих комнатах под самой крышей, где можно было спокойно работать в стороне от посетителей.

Каждый знал, что он должен делать. Возле одного из слуховых окон стоял каучуковый манекен, к которому приходилось прибегать для воссоздания ситуации, когда, например, нужно было установить, в какой позе находился человек, получивший соответствующий удар ножом, или по положению тела жертвы определить траекторию пули.

— Если завтра обнаружите что-нибудь новое, сообщите Жанвье. Я еду в Бандоль.

Мере был не из тех, кто проводит отпуск на Лазурном берегу, и потому для него Бандоль казался чем-то сказочным.

— Вам там будет жарко, — только и пробормотал он.

Когда Мегрэ за ужином сообщил жене, что завтра едет в Бандоль, она улыбнулась и сказала:

— Я и так знала.

— Откуда?

— Только что по радио сообщили, что панихида состоится завтра в церкви Нотр-Дам-де-Лоретт, а погребение на кладбище в Бандоле… Что ты надеешься там обнаружить?

— Ничего конкретного. Может быть, какой-то след, пусть даже самый ничтожный… Собственно, причина, по которой я поеду туда и буду завтра утром присутствовать на заупокойной службе, одна и та же…

— Там будет жарко.

— Возможно, мне придется там переночевать… Все будет зависеть от самолета… Наверное, я не стану возвращаться в Париж поездом…

— Я приготовлю синий чемоданчик…

— Да. Белье и туалетные принадлежности. Больше ничего.

Ему было немного не по себе из-за того, что он ехал на юг за казенный счет, поскольку острой необходимости в этом не было. Скорее наоборот. Все шло к тому, что никаких улик он там не обнаружит.

Спал он спокойно, и когда мадам Мегрэ принесла ему кофе в кровать, он зажмурился от слепящих лучей солнца.

— Сейчас передавали, что сегодня в Марселе температура тридцать два градуса, — улыбаясь, заметила она.

— А в Париже?

— Двадцать шесть… Это самый теплый май за тридцать лет.

— Мой самолет улетает в двенадцать с минутами, не помню точно, билет покупал Жанвье. Перед тем как ехать в Орли, я еще успею заскочить на набережную Орфевр. Чемодан беру с собой.

— А когда и где ты будешь обедать?

— В крайнем случае перехвачу что-нибудь в Орли…

Он уже направился к двери, когда жена вдруг спросила:

— Ты меня не поцелуешь?

Пришлось вернуться.

— Только не волнуйся. Вот уже полвека я не летаю на одномоторных самолетах и не собираюсь обогнуть земной шар…

И все же ему было немного не по себе всякий раз, когда он расставался с женой больше чем на сутки.

Выйдя на улицу, он поднял голову, заранее зная, что жена будет стоять у окна.

И это было очень кстати, потому что она показала ему в окно синий чемодан, который он оставил в передней, и они встретились на полпути в подъезде.

В четверть десятого Жанвье вошел в кабинет комиссара.

— Говорят, вся улица запружена и церковь не сможет вместить всех желающих…

Мегрэ предвидел нечто подобное, но не настолько.

— По-прежнему нет новостей от Блохи?

— Нет. Этой ночью кто-то звонил Бланш Пигу в «Канарейку». Когда она вернулась в бар, она выглядела взволнованной, но почти сразу же к ней подсел клиент.

— В котором часу она вернулась домой?

— Около четырех утра…

— Тем хуже, — пробормотал Мегрэ себе под нос.

Он поискал номер телефона молодой женщины и набрал его. К его великому удивлению, она тут же сняла трубку.

— Кто говорит? — спросила заспанным голосом.

— Комиссар Мегрэ.

— Что-нибудь новое?

— У меня нет, а вот вам кто-то ночью звонил в «Канарейку». Кто именно?

— Это он, да…

— Он сказал вам, где прячется?

— Нет. Он хотел знать, в курсе ли вы его дел, вы или инспектор Луи… Я ответила, что в курсе… Тогда он спросил, сердитесь ли вы на него, и я сказала, что нет…

Она напоминала заспанную девчонку.

— Ведь это правда, что вы на него не сердитесь?

— Он по-прежнему боится?

— Да. Он еще спрашивал, не бродят ли незнакомцы возле дома. Потом поинтересовался: «Еще никого не арестовали?» Я ответила, что не знаю. «Даже не было обыска у Манюэля Мори?» — «По-моему, был, — сказала я. — Ко мне приходил комиссар Мегрэ с инспектором Луи, но они мне ничего подробно не рассказывали… Во всяком случае, меня круглые сутки охраняет полицейский».

— Он больше ничего не говорил? — спросил Мегрэ.

— Только то, что каждую ночь меняет пристанище…

Вот и все… Я не могла долго разговаривать, потому что возле меня уже вертелся клиент…

— Продолжайте спать и ничего не бойтесь… Если днем появится что-нибудь новое, обратитесь к инспектору Жанвье на набережную Орфевр.

— Вы едете в Бандоль?

Его уже это раздражало. Все говорили об этом путешествии, словно он сообщил о нем в газетах.

— Так вот! — вздохнул он, глядя на силуэт Жанвье, выделявшийся на фоне деревьев. — Не знаю, хорошо ли это придумано, но каждую ночь он меняет адрес.

— Это, наверное, не так уж глупо… Видимо, немало людей его разыскивают…

Если Мори дал такой приказ, что было весьма вероятно, то за Блохой охотилась вся шпана с Монмартра. А уж с его-то внешностью он не мог раствориться в толпе.

— Я скоро заеду за своим чемоданом. Кстати, дай мне мой билет.

К счастью, отлет был позднее, чем он думал, в 12.55.

— До скорого!

Он велел ехать на улицу Баллю и попросил полицейского, который вел машину, чтобы тот остановился у церкви и подождал его там.

Перед домом толпилось не меньше двухсот человек, и только немногие поднимались наверх, чтобы выразить соболезнование. Кого здесь только не было — и местные лавочники, и сутенеры, и владельцы ресторанов и ночных кабаре.

Начали выносить цветы и венки. Для них потребовались две отдельные машины.

Затем четверо мужчин спустили гроб красного дерева и поставили его в похоронный экипаж.

Церковь находилась неподалеку, к тому же не хватило бы машин, чтобы перевезти туда всех пришедших.

Когда на пороге появилась Лина Марсиа, белокурая и бледная, в глубоком трауре, толпа вздрогнула, как при появлении кинозвезды, и казалось, что вот-вот зааплодирует.

Она села в огромную черную машину, которая медленно двинулась за толпой. Впереди процессии шли служащие «Сардины». За ними — те, кто прежде работал с месье Морисом, люди его возраста и даже постарше.

Они шли степенно, с непокрытой головой, держа шляпы в руках, а из окон высовывались любопытные.

В ослепительном свете солнца это зрелище выглядело особенно торжественным и, наверное, Марсиа остался бы доволен такими похоронами.

Обернувшись, Мегрэ увидел, что процессия, занимавшая всю улицу, растянулась больше чем на триста метров, и полицейским, неуверенно манипулировавшим белыми жезлами, пришлось перекрыть уличное движение.

— Классные похороны, — восхитился проходивший мимо мальчишка.

Церковь действительно уже была переполнена, и свободными остались только первые ряды, отгороженные черными шнурами.

Лина держалась очень прямо и шла одна, по-прежнему впереди, а ее голубые глаза оставались непроницаемыми.

Так же одна она села в первом ряду, а сотрудники покойного во втором.

Люди стояли в обоих нефах, на паперти, а через открытые главные двери в церковь врывались порывы весеннего ветра.

Орган заиграл траурный марш, и через несколько минут началась служба.

Мегрэ, стоя в левом крыле и изучая лица присутствующих, очень скоро заметил Мори. Тот находился в окружении влиятельных, знатных особ, словно имел на это право, хотя был самым молодым из них.

Когда он встретился глазами с Мегрэ, комиссар прочел в них скрытый вызов.

Мегрэ не стал дожидаться окончания церемонии.

Было жарко. Ему хотелось пить. Через несколько минут он уже сидел в прохладном бистро в ожидании кружки пива.

— Вот это похороны по первому разряду, — пробормотал хозяин бистро. От старости у него уже слегка дрожали руки. — Хоронят-то кого?

— Хозяина ресторана «Сардина».

— Это выше, на улице Фонтен?

— Да.

— Мне кажется, он был гангстером…

— Был, в молодости.

Мегрэ залпом выпил кружку пива, расплатился, а затем отыскал черную машину уголовной полиции.

— На Набережную.

— Хорошо, шеф.

Было одиннадцать часов. Он как раз успевал взять чемодан, пожать руку Жанвье и на той же машине ехать в Орли.

Интересно, Лина и Манюэль поедут вместе? А гроб отправят до Бандоля самолетом?

Когда с формальностями было покончено, у Мегрэ оставалось еще немного времени, и он отправился на поиски комиссара аэропорта. Мегрэ хорошо знал его по совместной работе на набережной Орфевр.

— Вы летите в Бандоль?

Мегрэ едва не выругался.

— Да… Кажется, лечу через двадцать минут.

— Скоро объявят посадку…

— Скажите… Вы не знаете, не зафрахтован ли какой-нибудь самолет для перевозки гроба?

— Месье Мориса?

— Да.

— Его отправят в три часа на специально нанятом самолете вместе с женой, разумеется, он — в ящике, а она рядом.

Мегрэ предпочел никак не реагировать на эту остроту.

— Сколько времени займет вся поездка?

— Они должны приземлиться в Тулоне, оттуда похоронная машина перевезет гроб в Бандоль — недалеко, всего четырнадцать километров.

«Пассажиры на Марсель…» — объявил громкоговоритель.

И Мегрэ направился к указанной двери. Десять минут спустя самолет оторвался от земли.

Он дал себе слово, что будет любоваться пейзажем, потому что особенно любил эту дорогу — на юг от Лиона. Однако из этого ничего не вышло: Мегрэ заснул раньше, чем долетели до Роны.

Из марсельского аэропорта его привезли на вокзал, а полчаса спустя поезд отошел на Бандоль.

Ему было очень неудобно держать на коленях чемодан и непрерывно снимать шляпу, чтобы вытереть лоб.

В Бандоле уже на платформе он почувствовал, что солнце буквально обжигает, и даже пожалел, что приехал. У вокзала стояла вереница такси и один старый фиакр. Мегрэ предпочел фиакр.

— Куда вас везти, месье?

— Вы знаете какой-нибудь приличный отель на набережной?

— Будете там через пятнадцать минут.

Колеса вязли в расплавленном от жары асфальте. Город был почти весь белый, как Алжир, вдоль некоторых улиц росли пальмы.

Сквозь листву блеснуло ярко-синее море. Потом показался пляж, где загорало всего несколько человек, а еще пять-шесть купались. Сезон еще не начался.

Проехали казино. Отель был тоже белый, с огромной террасой, усеянной цветными зонтиками.

— У вас найдется комната?

— Надолго?

— На одну ночь.

— На одного? Вы предпочитаете с видом на море?

Он заполнил бланк для приезжающих.

— 233-я комната.

Отель назывался «Тамариск». Все было свежим и чистым.

— У вас можно что-нибудь выпить?

— Бар в конце коридора.

Он отправился туда и выпил кружку пива.

— Вы, случайно, не комиссар Мегрэ? — спросил наблюдавший за ним некоторое время бармен.

Это был еще очень молодой блондин, который тут же зарделся от собственной смелости.

— Вы надолго на Лазурный берег?

— До завтрашнего дня.

— Я так и думал… вы приехали на похороны месье Мориса, верно?

— Он был заметной фигурой в этих местах?

— Попросту говоря, сам Господь Бог.

— Далеко отсюда его вилла?

— Добрых четверть часа пешком. Это практически на другом конце побережья, недалеко от виллы покойного Рэмю. Вы ее легко узнаете, возле дома огромный бассейн…

Мегрэ все время не покидало ощущение, что он словчил, устроив себе внеочередной отпуск.

— А кладбище?

— Не меньше километра от виллы… Там соберется много народу… С самого утра уже приезжают из Тулона и Марселя…

— Что за люди?

— Весьма именитые. Я даже думаю, что сам супрефект приедет… так поговаривают…

Мегрэ выпил вторую кружку пива и, посмотрев на часы, медленно пустился в путь. К счастью, улица, тянувшаяся вдоль моря, была достаточно тенистой.