Глава 1

Телефонный звонок разбудил Мегрэ, и он недовольно заворчал, даже не понимая спросонок, который теперь час, но не стал смотреть на будильник. Он медленно выбирался из тяжелого сна, и его не покидало какое-то давящее ощущение в груди.

Босиком, неуверенной походкой лунатика он направился к аппарату.

— Алло…

Мегрэ даже не заметил, что не он, а его жена зажгла ночник.

— Это вы, шеф?

Он не сразу узнал голос.

— Говорит Люка… Я дежурю сегодня ночью… Только что звонили из XVIII округа…

— Ну и что там?

— На авеню Жюно на тротуаре найден труп мужчины…

Эта улица находилась на самом верху холма Монмартр, неподалеку от площади Тертр.

— Я звоню вам по поводу опознания трупа… Им оказался Морис Марсиа, владелец «Сардины»…

«Сардина» — типично французский ресторан на улице Фонтен.

— Что он делал на авеню Жюно?

— Похоже, убили его не там. Создается впечатление, что тело привезли туда и положили на тротуар.

— Сейчас еду…

— Прислать за вами машину?

— Да…

Мадам Мегрэ, лежа в постели, все время наблюдала за мужем и, услышав последние слова, поднялась, пытаясь нашарить комнатные туфли.

— Сейчас приготовлю тебе чашечку кофе.

Как неудачно, что это случилось именно сегодня вечером. Впрочем, сам вечер прошел на редкость приятно. Была очередь супругов Мегрэ принимать у себя чету Пардон. Между ними существовало укрепившееся с годами молчаливое соглашение.

Раз в месяц Мегрэ с женой ужинали у Пардонов на бульваре Вольтера. Через две недели наступал их черед принимать у себя на бульваре Ришар-Ленуар чету Пардон.

Женщины каждый раз старались приготовить роскошное угощение и обменивались рецептами, а мужчины мирно беседовали, потягивая сливовую или малиновую наливку из Эльзаса.

Сегодня ужин особенно удался. Мадам Мегрэ зажарила молодых цесарок, а комиссар принес из погреба одну из последних бутылок Шато-дю-Пап — однажды удалось купить на распродаже целый ящик.

Вино было отменное, и они осушили бутылку до дна.

Сколько рюмок сливянки выпили они затем? Во всяком случае, разбуженный среди ночи Мегрэ чувствовал себя явно не в форме.

Он хорошо знал Мориса Марсиа. Его знал весь Париж. Когда Мегрэ начинал работать в полиции, ему случалось допрашивать Марсиа в своем кабинете. Правда, Марсиа в те времена еще не был такой важной птицей.

Позже комиссар изредка ужинал с женой в ресторане на улице Фонтен, который славился превосходной кухней.

Когда мадам Мегрэ принесла ему чашку кофе, он был уже почти одет.

— Что-нибудь серьезное?

— Эта история может наделать много шума.

— Я его знаю?

— Месье Морис, так его называют все. Точнее, Морис Марсиа.

— Из «Сардины»?

Комиссар утвердительно кивнул.

— Его убили?

— Как будто… Пойду-ка взгляну сам.

Он медленно допил кофе, набил трубку, потом приоткрыл окно — взглянуть, какая погода. Дождь шел по-прежнему, но такой мелкий и редкий, что его капли мерцали в бликах фонарей.

— Наденешь плащ?

— Не стоит… Очень тепло…

Стоял май, чудесный май, но вот прошла гроза, и погода испортилась, весь день напролет моросил дождь.

— До скорого…

— Знаешь, цесарки были восхитительны…

— И все-таки это, наверное, не слишком легкая пища…

Он предпочел промолчать, так как сегодняшний ужин до сих пор напоминал о себе тяжестью в желудке.

Маленькая черная машина стояла у подъезда.

— Авеню Жюно…

— Номер?

— Там наверняка толпа…

Улицы казались черными. Движения уже почти не было, потому они добрались до Монмартра всего за несколько минут. Зато по самому Монмартру двигаться оказалось труднее — там всю ночь открыты кафе и в любое время бродят толпы туристов. Авеню Жюно находилось вне этой шумной зоны, его окаймляли невысокие дома, где жили художники.

Справа на тротуаре толпился народ. Несмотря на поздний час, в окнах горел свет.

Приехавший раньше Мегрэ комиссар этого округа — невысокий, худой и застенчивый — подошел к Мегрэ.

— Рад, что вижу вас здесь, господин дивизионный комиссар… Это дело вызовет много шума…

— Вы уверены в подлинности личности?

— Вот его бумажник из черной крокодиловой кожи, в котором лежали только удостоверение личности, водительские права и вырванный листок из блокнота, где были записаны несколько номеров телефона.

— Деньги?

— Пачка ассигнаций, три или четыре тысячи франков, я не считал, в заднем кармане брюк.

— Оружие?

— Пистолет «смит-и-вессон», которым давно не пользовались.

Мегрэ наклонился над телом, и ему показалось странным, что он смотрит на месье Мориса сверху вниз. Убитый, как всегда в вечерние часы, был в смокинге, а на манишке расплылось пятно крови.

— Никаких следов на тротуаре?

— Нет.

— Кто обнаружил тело?

— Я… — послышался за его спиной тихий голос.

Это произнес старик. Седые волосы образовывали сверху на его голове подобие нимба. Мегрэ узнал довольно знаменитого художника, но не мог вспомнить его имя…

— Я живу в доме напротив… Ночью иногда просыпаюсь, а снова заснуть трудно…

На нем была пижама, сверху — старый дождевик. На ногах — красные комнатные туфли.

— Когда не спится, я подхожу к окну. Авеню Жюно — спокойная, безлюдная улица… Машины ходят редко…

Я очень удивился, когда заметил, что на тротуаре лежит что-то черно-белое, и спустился посмотреть… Я позвонил в комиссариат… Эти господа явились на машине под рев сирены, и в окнах сразу же появились зеваки.

Кроме официальных лиц, стояло еще человек двадцать — прохожие, соседи в ночных рубашках и пижамах. Местный врач заявил:

— Мне здесь больше нечего делать… Я не сомневаюсь в том, что он действительно мертв… Остальное уже дело судебного медика.

— Я ему позвонил, — заметил комиссар полиции, — и предупредил прокуратуру.

Как раз при этих словах подъехал и вышел из машины помощник прокурора с секретарем. Он удивился, увидев Мегрэ:

— Вы полагаете, дело серьезное?

— Боюсь, что да… Вы знаете Мориса Марсиа?

— Нет.

— Вам никогда не случалось ужинать в ресторане «Сардина»?

Пришлось ему объяснить, что в этом ресторане можно встретить не только высший свет и людей искусства, но и воротил преступного мира.

Доктор Бурде, судебный медик, который сменил ушедшего на пенсию доктора Поля, склонился над телом, осмотрел рану, освещая ее электрическим фонариком, который всегда носил с собой.

— Если не ошибаюсь, всего одна пуля, но большого калибра, стреляли в упор.

— В котором часу наступила смерть?

— Если его привезли сюда сразу, преступление, должно быть, совершилось в полночь… Допустим, между двенадцатью и часом ночи… Точнее скажу после вскрытия…

Мегрэ подошел к Вельяру, инспектору XVIII округа, который скромно стоял в стороне.

— Вы знали месье Мориса?

— Только в лицо и по рассказам.

— Он живет в этом квартале?

— Нет, кажется, в IX округе… Где-то возле улицы Баллю…

— Может быть, у него была любовница в этих краях?

Действительно странно, притащить мертвеца на другой конец города и бросить его здесь, на тихой авеню Жюно.

— Думаю, я бы об этом слышал. Инспектор IX округа Луи знает все уголки Пигаль, как свои пять пальцев, уж он-то должен быть в курсе дела.

Пожав всем руки, Мегрэ уселся в маленькую черную машину как раз в ту минуту, когда подъехал высокий рыжий журналист со всклокоченными волосами.

— Месье Мегрэ…

— Не сейчас… Обращайтесь к инспектору или к комиссару полиции. — И он бросил шоферу: — Улица Баллю…

Заглянув в удостоверение личности убитого, он добавил:

— Дом 216.

Машина остановилась возле довольно большого особняка, который когда-то принадлежал одному владельцу, а позже был переделан для сдачи квартир внаем.

Справа от входной двери висела медная дощечка с фамилией дантиста, принимавшего на третьем этаже, на другой сообщалось, что кабинет невропатолога находится на четвертом.

Звонок разбудил консьержку.

— Я к месье Марсиа.

— Месье Марсиа никогда в это время не бывает дома.

— А мадам Марсиа?

— Кажется, вернулась. Не думаю, что она вас примет.

Попробуйте, если дело срочное. Это на втором, налево.

Они занимают весь этаж, но правая дверь заколочена.

Широкая лестница была покрыта толстым ковром, стены облицованы желтым мрамором. На двери слева никакой таблички. Мегрэ нажал кнопку звонка.

Тишина. Он позвонил снова. Наконец в квартире послышались шаги. Не открывая двери, женщина спросила заспанным голосом:

— Кто там?

— Комиссар Мегрэ.

— Мужа нет дома. Обратитесь в ресторан на улице Фонтен.

— Там его тоже нет.

— Вы там были?

— Нет. Но я знаю.

— Подождите минутку. Сейчас надену халат.

Когда она открыла дверь, на ней был золотисто-желтый пеньюар, накинутый на белую шелковую ночную рубашку. Мадам Марсиа выглядела намного моложе своего мужа. Высокая блондинка, худая и стройная, как манекенщица или танцовщица из кабаре. На вид ей можно было дать лет тридцать.

Она с безразличным видом посмотрела на комиссара:

— Почему вы ищете моего мужа в такой час? Входите…

Она открыла дверь в большую гостиную и зажгла свет.

— Когда вы в последний раз видели мужа?

— Как обычно, около восьми вечера, когда он отправился к себе в ресторан.

— На машине?

— Конечно нет. Это ведь недалеко отсюда.

— Он никогда не берет машину, чтобы вернуться домой?

— Только в проливной дождь.

— Вам случается его сопровождать?

— Нет.

— Почему?

— Мне нечего делать в его ресторане.

— Выходит, все вечера вы проводите здесь?

Казалось, подобные вопросы были для нее неожиданными, но ни обиды, ни удивления она не выказывала.

— Почти все. Иногда бываю в кино.

— Вы не заходите в ресторан к мужу пожелать ему доброй ночи?

— Нет.

— Сегодня вечером вы были в кино?

— Нет.

— Выходили из дому?

— Нет… Только выводила собаку… Всего на несколько минут, шел дождь.

— В котором часу?

— Около одиннадцати… Может быть, немного позже.

— Вы не встретили никого из знакомых?

— Нет… Но почему вы задаете эти вопросы и почему вас интересует, как я проводила время сегодня вечером?

— Ваш муж умер…

Глаза у нее стали огромными. Они были светло-голубые, очень выразительные. Потом она открыла рот, словно хотела крикнуть, но у нее пропал голос, она поднесла руку к груди, вытащила из кармана пеньюара платок и уткнулась в него лицом.

Неподвижно сидя в неудобном кресле в стиле Людовика XV, Мегрэ ждал.

— Сердце? — наконец спросила она, скатав носовой платок в комочек.

— Что вы имеете в виду?

— Муж старался об этом не говорить, но он страдал болезнью сердца и лечился у профессора Жардена…

— Он умер не от болезни сердца… Его убили…

— Где?

— Этого я не знаю. Тело бросили на авеню Жюно.

— Это невозможно… У него не было врагов…

— Надо полагать, хоть один-то был, раз его убили.

— Где он сейчас?

— В Институте судебной экспертизы…

— Вы хотите сказать, что там…

— Да, сейчас идет вскрытие… Это обязательно…

Из глубины коридора показалась белая собачка. Она лениво подошла и потерлась о ноги хозяйки.

— Что говорят в ресторане?

— Я там еще не был. А что могут сказать?

— Почему он ушел так рано? Ведь он всегда уходит последним, сам запирает дверь перед тем, как проверить кассу.

— Вы там работали?

— Нет. Ведь это обычный ресторан, а не кабаре.

— Вы танцовщица?

— Да.

— Вы сейчас танцуете?

— С тех пор как вышла замуж, нет.

— А сколько лет вы замужем?

— Пять лет…

— Где вы познакомились?

— В «Сардине»… Я танцевала в «Канарейке»… После работы, если было не очень поздно, заходила туда поужинать.

— Там он вас и заметил?

— Да.

— В ваши обязанности также входило развлекать клиентов?

Лицо у нее приняло ледяное выражение.

— Смотря что вы под этим понимаете. Если клиент приглашает сесть к нему за столик, мы не отказываемся распить с ним бутылку шампанского, но не больше…

— У вас был любовник?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Пытаюсь узнать, кому мог встать на пути ваш муж.

— Когда мы познакомились, у меня не было любовников.

— Ваш муж был ревнив?

— Очень.

— А вы ревновали его?

— Не кажется ли вам, господин комиссар, что подобный вопрос — крайняя бестактность, если учесть, что я только что узнала о смерти мужа?

— У вас есть собственная машина?

— Морис подарил мне недавно «альфа-ромео».

— Какая у него машина?

— «Бентли».

— Он сам водил?

— У него был шофер, но случалось, что он водил и сам.

— Прошу прощения, что доставил вам такие неприятные минуты, но, увы, такова моя профессия.

Он поднялся, вздыхая. В большом салоне, где всю середину занимал роскошный китайский ковер, царила тишина.

Она проводила его до двери.

— Вероятно, в ближайшие дни мне придется задать вам новые вопросы. Как удобнее, вызвать вас на набережную Орфевр или прийти к вам сюда?

— Лучше здесь…

— Благодарю вас…

В ответ она сухо попрощалась.

Он по-прежнему ощущал тяжесть в желудке, гудела голова.

— В ресторан «Сардина» на улицу Фонтен.

Возле ресторана еще стояло несколько роскошных машин, а швейцар в ливрее ходил взад и вперед по тротуару. Мегрэ вошел в ресторан и сразу почувствовал дуновение свежего воздуха — в зале работал кондиционер.

Метрдотель Рауль Комита, которого комиссар хорошо знал, поспешил ему навстречу.

— Вам столик, месье Мегрэ?

— Нет.

— Если вы к хозяину, то его нет.

Метрдотель был лысый, с болезненным лицом.

— Он ведь редко отсутствует? — спросил Мегрэ.

— Практически никогда…

В просторном зале ресторана стояло двадцать или двадцать пять столиков. Потолок был украшен тяжелыми резными балками. Стены на три четверти облицованы мореным дубом. Обстановка выглядела добротной, богатой, лишенной тех признаков безвкусицы, которая часто сопутствует убранству в деревенском стиле.

Шел четвертый час ночи. В зале оставалось не больше десятка посетителей, в основном артистов, которые заканчивали ужин.

— В котором часу ушел Марсиа?

— Точно сказать не могу, примерно около полуночи.

— Вас это не удивило?

— Разумеется. Такое случалось не больше трех или четырех раз за двадцать лет. Впрочем, вы его знаете.

Я обслуживал вас много раз, когда вы приходили с вашей дамой. Патрон всегда в смокинге. Однако он замечает все. Думаешь, что он в зале, а он уже на кухне или у себя в кабинете.

— Он вам обещал, что скоро вернется?

— Он только тихо произнес: «До скорого». Мы стояли в вестибюле. Ивонна протянула ему шляпу. Я увидел, что идет дождь, и посоветовал ему взять плащ, который висел тут же на крючке. Но он сказал: «Не стоит…

Мне недалеко…»

— Он выглядел озабоченным?

— Трудно что-либо прочесть по его лицу.

— Может быть, раздраженным?

— Нет, что вы!

— Перед уходом он ни с кем не говорил по телефону? Ему никто не звонил?

— Нужно спросить у кассирши. Все телефонные разговоры проходят через нее. Но скажите мне… К чему все эти вопросы?

— Он убит выстрелом из пистолета, а тело обнаружено на тротуаре на авеню Жюно…

Лицо метрдотеля словно застыло, а нижняя губа слегка задрожала.

— Это невозможно, — пробормотал он. — Кто мог такое сделать?.. У него нет врагов… В сущности, он очень славный человек, очень счастливый… Он так гордился достигнутым положением… Так что, произошла драка?

— Нет. Его убили где-то в другом месте, а потом перевезли, вероятно на машине, на авеню Жюно. Вы, кажется, сказали, что из ресторана он вышел в шляпе?

— Да.

— Покойный был без шляпы. Я должен задать несколько вопросов кассирше.

Метрдотель поспешил к столику, за которым сидели клиенты, спросившие счет. Счет был уже готов, и он понес его на тарелке, наполовину прикрыв салфеткой. Кассирша оказалась маленькой худощавой брюнеткой с красивыми черными глазами.

— Я комиссар Мегрэ…

— Знаю…

— Думаю, нет смысла скрывать от вас: вашего хозяина убили.

— Ах, вот о чем вы так таинственно говорили с Раулем… У меня подкашиваются ноги… Он только что стоял там, где стоите вы…

— Ему никто не звонил?

— Звонили за несколько минут перед его уходом.

— Мужчина? Женщина?

— Этого я как раз и не поняла. Так мог говорить и мужчина с высоким голосом, и женщина с низким.

— Раньше вам не приходилось слышать этот голос?

— Нет. Попросили позвать к телефону месье Мориса…

— Его так и назвали?

— Да, как все завсегдатаи. Я поинтересовалась, кто его спрашивает, и мне ответили; «Сейчас я ему сам сообщу». Я подняла глаза и увидела рядом месье Мориса. «Это меня? Кто?» — «Не знаю», — сказала я. Он нахмурил брови и протянул руку за трубкой. Я, конечно, не слышала, что говорили на другом конце провода.

«Что, что?.. Я вас плохо слышу… Да?.. Вы в этом уверены?.. Ну, только попадитесь мне в руки…» — сказал месье Морис. Видимо, звонили из автомата, я слышала щелчок — опустили монету. «Я знаю не хуже вас, где это находится», — говорил месье Морис. Он резко повесил трубку и направился к двери, но вдруг вернулся и прошел к себе в кабинет, за кухней.

— Часто он туда ходил?

— По вечерам очень редко. Когда приходил в ресторан, шел просмотреть почту. После закрытия я приносила ему туда счета, и мы вместе проверяли…

— Деньги остаются в ресторане до утра?

— Нет, он уносит их в специальном портфеле.

— Полагаю, он имел при себе оружие?

— Он перекладывал пистолет из ящика в карман…

Этой ночью рано было уносить выручку, однако же месье Морис вернулся к себе в кабинет за пистолетом.

— Может быть, здесь лежит еще какое-то оружие?

— Нет. Я видела только этот пистолет.

— Не проведете ли вы меня к нему в кабинет?

— Минутку… — Она протянула какой-то счет Раулю. — Пройдемте сюда…

Они прошли по коридору с окрашенными в зеленый цвет стенами. Слева, через застекленную перегородку, была видна кухня, где четверо поваров наводили порядок.

— Это здесь… Я думаю, что вы имеете право войти…

Кабинет скромный, обставлен без всякой роскоши.

Три добротных кожаных кресла, письменный стол красного дерева в стиле ампир, позади него — сейф и полки с книгами и журналами.

— Деньги лежат в сейфе?

— Нет. Только бухгалтерские отчеты. Можно было бы обойтись и без сейфа. Когда месье Морис откупил ресторан, сейф уже стоял здесь, и новый хозяин не стал его убирать.

— Где обычно лежал пистолет?

— В правом ящике…

Мегрэ выдвинул ящик. Там лежали бумаги, сигары, сигареты, но пистолета не было.

— А что, мадам Марсиа часто звонила мужу?

— Почти никогда.

— Она не звонила этой ночью?

— Нет. К телефону, подхожу только я.

— А он? Он ей не звонил?

— Редко. Даже не помню, когда он звонил в последний раз. Кажется, перед прошлым Рождеством.

— Благодарю вас.

Мегрэ чувствовал себя очень усталым и тяжело опустился на сиденье маленькой черной машины.

— Бульвар Ришар-Ленуар.

Дождь перестал, мостовая по-прежнему блестела, но небо на востоке стало проясняться.

Он смутно ощущал, что эта история выглядит как-то странно. Разумеется, месье Морис не был святым. Он провел бурную молодость и не раз был судим за сводничество.

Затем, к тридцати годам, он поднялся по социальной лестнице, став хозяином публичного дома, одного из самых известных в те времена в Париже, на улице Ганновер.

По документам дом был записан на другое лицо. Добрую часть дня Марсиа проводил либо на скачках, либо играл в карты с другими подозрительными личностями в бистро на улице Виктор-Массе.

У него была кличка — Судья. Уверяли, что, если в их среде случались раздоры, последнее слово оставалось за ним.

Морис был красив, одевался у лучших портных и носил только шелковое белье. Он был женат и уже снимал ту же квартиру на улице Баллю.

С возрастом он пополнел, и это придавало ему большую уверенность в себе.

Вот досада! Мегрэ забыл спросил у кассирши, не говорил ли человек, звонивший по телефону, с акцентом.

Иногда такая деталь может иметь значение.

А пока в голове у него был сплошной туман. Ему вспомнилась фраза, сказанная Морисом Марсиа во время их последнего свидания на набережной Орфевр. Сам Марсиа не был тогда под подозрением, но бармен из его ресторана подозревался как соучастник ограбления банка в Пюто.

— Что вы можете сказать об этом Фредди?

Бармена звали Фредди Страциа. Он был родом из Пьемонта.

— По-моему, он хороший бармен.

— Вы считаете его порядочным человеком?

— Видите ли, господин комиссар, смотря что вы под этим понимаете. Среди порядочных людей есть разные!

Когда мы с вами познакомились и оба, если можно так выразиться, были дебютантами, я не считал себя человеком непорядочным, но это мнение ни вы, ни судьи не разделяли. Мало-помалу я изменился… Можно сказать, потратил около сорока лет, чтобы стать порядочным человеком. Такое бывает только с людьми, которые переходят в другую веру… Такие люди становятся фанатиками новой религии. Они, воспитавшие в себе эти достоинства, намного щепетильнее других. Вы спрашиваете у меня, порядочный ли Фредди? Я бы не дал, конечно, голову на отсечение, но уверен, что он не такой идиот, чтобы впутаться в подобное грязное дело.

Машина остановилась перед домом Мегрэ. Комиссар поблагодарил шофера и медленно, с трудом переводя дыхание, стал подниматься по лестнице. Ему не терпелось поскорее лечь в постель.

— Устал?

— Еле живой…

Через десять минут он уже спал.

Было около одиннадцати утра, когда он проснулся, и мадам Мегрэ тут же принесла ему в постель чашечку кофе.

— Смотри, — удивился он. — Солнце выглянуло.

Ты задержался так поздно из-за дела на улице Фонтен?

— Откуда ты знаешь?

— Из газет. Слышала по радио. Кажется, этот месье Морис типичный парижанин?

— Не простой парижанин, а довольно заметная личность, — поправил он.

— Ты его знал?

— С тех пор, как начал работать в уголовной полиции.

— А почему они решили выбросить труп на авеню Жюно?

— Пока мне еще ничего не понятно, — признался он. — Тем более, что у Марсиа в кармане лежал пистолет.

— Ну и что?

— Странно, почему он не выстрелил первым… Вероятно, он был чем-то взволнован или удивлен.

Мегрэ в халате опустился в кресло, снял телефонную трубку и набрал номер уголовной полиции.

Люка, отдежуривший ночью, уже преспокойно спал дома. К телефону подошел Жанвье:

— Устали, шеф?

— Нет. Кажется, дело сдвинулось. Ты в курсе?

— Да, просмотрел газеты, свежие рапорты, в частности, рапорт комиссара XVIII округа… Еще звонил доктор Бурде.

— Что он сказал?

— Стреляли с расстояния в метр, может быть, полтора. Оружие — скорее всего, «бульдог» калибра 32 или 38.

Пуля в лаборатории. Что касается бедняги Марсиа, то смерть наступила почти сразу от внутреннего кровоизлияния.

— Он потерял много крови?

— Очень мало…

— У него было больное сердце?

— Бурде этого не сказал. Хотите, я ему позвоню?

— Я сам позвоню. Я буду у себя, наверное, после полудня. Если узнаешь что-нибудь новое, позвони мне.

Через несколько минут он уже говорил по телефону с доктором Бурде.

— Вам, вероятно, удалось поспать, — сказал он Мегрэ. — А вот я работал до девяти утра, потом мне принесли еще одного пациента, вернее, пациентку.

— Скажите, доктор, вы чего-нибудь не заметили помимо раны, ну, допустим, симптомов болезни?

— Нет. Это был здоровый человек, прекрасно сохранившийся для своего возраста…

— А сердце?

— Насколько я могу судить, сердце было в хорошем состоянии…

— Благодарю вас, доктор.

Но ведь Лина, белокурая жена Марсиа, сказала, что время от времени ее муж ходил на консультацию к профессору Жардену. Он позвонил профессору домой, но, не застав, связался с больницей.

— Извините за беспокойство, господин профессор…

Говорит комиссар Мегрэ. Кажется, сегодня ночью умер один из ваших пациентов… Ужасная смерть… Я говорю о Морисе Марсиа…

— Хозяин ресторана на Монмартре?

— Да.

— Я консультировал его один-единственный раз. По-моему, он собирался застраховать свою жизнь и перед официальным врачебным осмотром захотел показаться врачу по своему выбору.

— И что же?

— Сердце прекрасное.

— Благодарю вас…

— Ну что, — спросила мадам Мегрэ. — Он был болен?

— Нет.

— Почему же его жена тебе сказала?

— Я знаю не больше, чем ты. Дай мне еще чашку кофе.

— Что тебе хочется на обед?

Он еще не забыл о беспокоившей его ночью тяжести в желудке.

— Ветчину, картошку с маслом и зеленый салат…

— И это все? Ты объелся моими цесарками?

— Да нет… Просто мы с Пардоном слишком налегли на сливянку… Не считая того, что вино…

Он поднялся, вздыхая, и зажег свою первую трубку, потом расположился у открытого окна. Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.

— Алло, шеф! Это Жанвье. Ко мне только что приехал инспектор Луи из IX округа… Он надеялся повидать вас… Похоже, он хочет рассказать вам что-то интересное… Он спрашивает, можно ли прийти днем.

— Пусть приходит ко мне в кабинет к двум…

Луи — странный человек. Он стал вдовцом лет пятнадцать назад и до сих пор одевался во все черное, словно все еще носил траур по жене. Коллеги между собой называли его Вдовцом.

Он никогда не смеялся и не шутил. Если дежурил у себя в кабинете, то работал без передышки. Поскольку он не курил, то даже не тратил время на то, чтобы раскурить трубку или зажечь сигарету.

Чаще всего он работал вне стен полиции и, как правило, по ночам. Он знал как свои пять пальцев квартал Пигаль.

Если Луи вызывал к себе на допрос проститутку или сутенера, то всегда имел на то веские основания. Поэтому местная публика поглядывала на него с опаской.

Он безвыездно жил в квартире по другую сторону бульвара, на улице Лепик. Он и родился в этом квартале. Его часто видели в магазинах, куда он сам ходил за покупками.

Он доподлинно знал родословную всей местной шпаны, историю всех девиц легкого поведения.

Луи заходил в бары, никогда не снимая шляпы, неизменно заказывал бутылочку виши и долго сидел, поглядывая на посетителей. Иногда обращался к бармену:

«А я и не знал, что Фрэнсис вернулся из Тулона». — «Вы точно знаете?» — «Он сейчас заметил меня и скрылся в туалете». — «Я еще его не видел… Странно… Обычно, приехав в Париж, он заходит поприветствовать меня». — «Вероятно, я его спугнул». — «С кем он был?» — «С Мадлен». — «Это его прежняя».

Луи никогда ничего не записывал, но тем не менее имена, фамилии и прозвища всех этих дам и господ хранились в его памяти, как в хорошей картотеке.

Улица Фонтен относилась к его участку и, должно быть, он знал о месье Морисе намного больше, чем Мегрэ и все остальные. Кроме того, раз он сам явился на набережную Орфевр, то, наверное, не случайно. Ведь он был человеком робким.

Луи прекрасно понимал, что выше звания инспектора ему не подняться, и благоразумно смирился с этим, работая не за страх, а за совесть. Работа была единственной его страстью, и он посвятил ей всю свою жизнь.

— Я спущусь купить ветчины… — сказала мадам Мегрэ.

Мегрэ смотрел, как она шла в сторону улицы Серван.

Ему повезло с женой, и он благодарно улыбнулся.

Сколько времени успели прожить супруги Луи, пока жена не попала под автобус? Наверное, несколько лет, не больше. Ведь тогда ему было всего тридцать. В тот день он, как и сейчас Мегрэ, смотрел в окно и несчастный случай произошел прямо у него на глазах.

Мегрэ постучал по дереву, хотя у него не было такой привычки, и не отошел от окна, пока не убедился, что жена снова пересекла бульвар и вошла в парадное.

Луи — не имя, а фамилия инспектора. Раньше Мегрэ подумывал о том, чтобы взять его к себе в бригаду, но Луи был таким мрачным, что его приход мог бы отрицательно сказаться на общей атмосфере в группе инспекторов.

— Бедняга!

— Ты говоришь сам с собой?

— А что я сказал?

— Ты сказал: «бедняга». Ты думал о Марсиа?

— Нет, я вспомнил об одном человеке, который пятнадцать лет назад потерял жену и до сих пор носит траур.

— Неужели он одет во все черное?.. Нынче это не принято…

— Да, именно во все черное. Ему не важно, что думают о нем другие. Некоторые, увидев его впервые, принимают за духовное лицо и обращаются к нему: «отец».

— Ты не бреешься? Не будешь принимать ванну?

— Обязательно буду… Так приятно, когда не нужно никуда спешить…

И, докурив трубку, он пошел в ванную.

Глава 2

Окна в кабинете Мегрэ были открыты, и туда проникали дуновения свежего воздуха, доносился шум машин с моста Сен-Мишель.

Инспектор Луи сидел на краешке стула, который любезно предложил ему комиссар. Движения его были такими замедленными, что казались почти торжественными, как и его черное одеяние, особенно бросавшееся в глаза в этот весенний день.

— Благодарю вас, господин дивизионный комиссар, за то, что вы согласились меня принять…

На его нежной, молочно-белой, как у женщины, коже резко выделялись густые черные усы, губы были красные, словно накрашенные, но тем не менее в его облике не чувствовалось ничего женственного.

Видимо, он был робким уже в школе, из тех, кто краснеет и заикается, стоит учителю задать ему какой-нибудь вопрос.

— Я хотел, с вашего разрешения, спросить вас…

— Пожалуйста.