- Я хочу всего лишь перепроверить...
      - А тут нечего и проверять. Жил я спокойно себе на барже, как вы в своей квартире. Какого-то там мужика швырнули в воду, я поскорее запрыгнул в лодку, чтобы спасти его. Не требую никакой за это награды, не нужны мне ничьи благодарности. Так зачем же донимать меня этими расспросами? Вот так я считаю, моссье.
      - Мы отыскали тех двоих, что были в красной машине.
      Трудно сказать, в самом ли деле Жеф слегка побагровел, или это только показалось Мегрэ?
      - Ну и что! Вот их и допрашивайте.
      - Они утверждают, что спустились на набережную в машине не в полночь, а в половине двенадцатого.
      - А что если их часы отставали, а?
      - Мы проследили затем каждый их шаг. Ведь потом они зашли в кафе на улице Тюренн, и произошло это без двадцати двенадцать.
      Жеф взглянул на брата, довольно живо повернувшегося к нему.
      - Может, пройдем и сядем?
      Каюта была довольно просторной и глушила одновременно кухней и столовой, в белой эмалированной посуде на медленном огне тушилось рагу. Мадам Ван Хутте кормила грудью дитя и, завидев их, быстро удалилась в спальню, в которой, как успел подметить комиссар, стояла кровать, покрытая стеганым одеялом.
      - Может, желаете присесть, не так ли?
      Он произнес это нехотя, все ещё пребывая в состоянии нерешительности, но все же достал из буфета со стеклянными дверцами кувшинчик из темно-коричневой керамики с можжевеловой настойкой и пару стопок с толстым донышком.
      Через квадратные окошки проглядывались деревья на берегу, иногда в поле зрения появлялась красная крыша какой-нибудь виллы. Последовала довольно длительная пауза, во время которой Жеф продолжал стоять, держа рюмку в руке. Кончилось тем, что он отпил из неё глоточек, подержал некоторое время напиток во рту, прежде чем проглотить его.
      - Он умер? - наконец выдавил фламандец из себя.
      - Нет. Пришел в сознание.
      - И что говорит?
      Теперь промолчал уже Мегрэ. Он осматривал помещение, задержавшись взглядом на вышитых занавесках, прикрывавших окна, на медных кашпо с зелеными растениями, на фотографии в золоченой рамке, висевшей на стене и представлявшей какого-то полного и уже пожилого мужчину в свитере и морской фуражке.
      Таких людей частенько видят на судах - коренастых, с широченными плечами и усами, как у моржа.
      - Это ваш отец?
      - Нет, моссье. Родитель Аннеке.
      - Но ваш-то был тоже моряком?
      - Нет, грузчиком в Антверпене. И скажу вам откровенно: это - не ремесло для доброго христианина.
      - И поэтому вы прикипели к речному делу?
      - На баржах я начал работать с тринадцати лет, и никогда никто на меня не жаловался.
      - Вчера вечером...
      Мегрэ, сочтя, что достаточно умаслил Жефа своими косвенными вопросами, вернулся к своей теме, но тот тут же отрицательно мотнул головой.
      - Нет, моссье. Я в эти игры не играю. Вам достаточно перечитать мои показания.
      - А если я найду их неточными?
      - Тогда делайте то, что сочтете нужным.
      - Вы видели, как двое мужчин с автомобиля зашли под мост Мари?
      - Читайте бумагу.
      - Но они утверждают, что не проходили мимо вашей баржи.
      - Каждый может твердить, что ему в голову взбредет, не так ли?
      - Они заявляют также, что никогда не видели на набережной и всего-навсего выбросили в Сену труп сдохнувшей собаки.
      - же не виноват в том, что они называют это псом.
      Молодая женщина вернулась, но уже без малышки, которую, вероятно, уложила спать. Она что-то сказала мужу по-фламандски, он согласился с ней, и Аннеке начала готовить ужин.
      Судно стало замедлять ход. Мегрэ подумал, не прибыли ли они уже в Мант, но вскоре увидел в окно буксир, а затем три баржи, тяжело преодолевавшие течение. Оказалось, они просто проходили под мостом.
      - Судно принадлежит вам?
      - Да, оно - собственность моя и Аннеке.
      - Но брат не входит в число совладельцев?
      - Что это означает?
      - Ну, принадлежит ли ему какая-то часть этого имущества?
      - Нет, моссье. Баржой владеет только моя семья.
      - Получается, что брат - ваш наемный рабочий?
      - Да, моссье.
      Мегрэ уже привык к его акценту, к некоторым странностям речи. Судя по взглядам молодой женщины, она практически не понимала по-французски, зная всего несколько слов, и недоумевала, о чем это беседуют муж и его гость на борту.
      - И давно?
      - Почти два года.
      - А раньше он работал на другом судне? Во Франции?
      - Как и мы: то в Бельгии, то во Франции. Все зависит от перевозимого груза.
      - Почему вы взяли его к себе?
      - Потому что мне был нужен помощник, верно? Знаете, это ведь большая баржа.
      - А до этого?
      - До чего?
      - До того, как вы призвали на помощь брата?
      Мегрэ продвигался вперед мелкими шажками, подбирал самые безобидные вопросы, стараясь не допустить, чтобы его собеседник снова взбрыкнул.
      - Не понимаю.
      - Помогал ли вам тогда кто-нибудь другой?
      - Конечно...
      Но прежде чем ответить на этот вопрос, он стрельнул глазом в сторону жены, как если бы хотел убедиться, что та не поняла, о чем идет речь.
      - И кто это был?
      Жеф наполнил стопки, давая себе время собраться с мыслями.
      - Это был я сам, - в конце концов изрек он.
      - То есть, вы были простым матросом?
      - Нет, механиком.
      - А кто же был тогда владельцем?
      - Спрашивается, а имеете ли вы право терзать меня всеми этими вопросами? Личная жизнь есть дело частное. А я, к тому же, ещё и бельгиец, моссье.
      Когда он начинал нервничать, его акцент становился заметнее.
      - Что это за манера такая? Мои дела касаются лишь меня, и все, и если я фламандец, это ещё не значит, что меня можно вот так запросто полоснуть серпом по известному месту.
      Мегрэ сначала не понял этого выражения и, когда сообразил, что хотел сказать Жеф, не мог удержаться от улыбки.
      - Я мог бы вернуться с переводчиком и допросить вашу жену.
      - Я не позволю тревожить ещё и Аннеке...
      - И все же придется это сделать, если я привезу вам соответствующий документ от следователя. Я вообще сейчас задумываюсь, не проще ли мне взять да и отвезти вас всех троих в Париж.
      - А что тогда станется с баржой? Нет, этого, я уверен, вы не имеет права делать.
      - Тогда почему бы вам прямо не ответить на заданный вопрос?
      Ван Хутте наклонил немного голову и взглянул на Мегрэ исподлобья, как это бывает у школьников, вынашивающих планы насчет какой-нибудь пакости.
      - Но ведь это мои личные дела...
      Он был прав со своими доводами. У Мегрэ не было до сих пор никакого серьезного мотива, чтобы так приставать к фламандцу. Он целиком положился на свою интуицию. Поднявшись на борт недалеко от Жюзьё, он сильно удивился перемене в поведении речника.
      Это был уже не совсем тот человек, с которым он виделся в Париже. Жеф был поражен, завидев комиссару на берегу и живо отреагировал на его появление. И с тех пор его ни на минуту не покидала подозрительность, он замкнулся в себе, в глазах не было прежнего блеска, как не стало и своеобразного юмора, отличавшего его тогда, у набережной Селестэн.
      - Так что, хотите, чтобы я отвез вас в Париж?
      - Но для этого нужны какие-то основания. Существуют же законы...
      - Причина налицо: вы отказываетесь отвечать на самые стандартные вопросы.
      По-прежнему пыхтел двигатель, и из каюты были видны длинные ноги Хуберта, стоявшего у штурвала.
      - Потому что вы все время пытаетесь меня запутать...
      - Ничуть не бывало, я стремлюсь лишь установить правду.
      - Какую?
      Жеф отступал и наступал, то выражал уверенность в своих неоспоримых правах, то, наоборот, испытывал заметное беспокойство.
      - Когда вы купили это судно?
      - Я его не приобретал.
      - Но оно же принадлежит вам?
      - Да, моссье, но и жене тоже.
      - Другими словами. вы стали совладельцем, женившись на ней, так что ли? Баржа была её собственностью?
      - А что в этом необычного? Мы заключили брак вполне законно, перед бургомистром и кюре.
      - А до этого "Зварте Звааном" командовал её отец?
      - Да, моссье. Старый Виллемс...
      - У него не было других детей?
      - Нет, моссье... - А что стало с его женой?
      - Она умерла за год до этого...
      - Вы уже работали на борту?
      - Да, моссье...
      - И как долго?
      - Виллемс нанял меня, когда скончалась его супруга. Это было Оденарде.
      - А до этого вы подвизались на другом судне?
      - Да, моссье. На "Дрие Геброудерс".
      - Почему же ушли оттуда?
      - Потому что это была баржа-развалюха, которая почти и не ходила во Францию, да и перевозила в основном уголь.
      - А вы не любите такой груз?
      - Уж очень много грязи...
      - Итак, примерно три года тому назад вы появились на "Зварте Зваан". Сколько лет тогда было Аннеке?
      Услышав свое имя, она с любопытством посмотрела на них.
      - Восемнадцать лет, не так ли...
      - И у неё только что умерла мать.
      - Да, моссье. Как я вам уже сказал, в Оденарде.
      Он прислушался к тарахтению мотора, посмотрел на берег, пошел что-то сказать брату, который после этого замедлил ход, чтобы пройти под железнодорожным мостом.
      Мегрэ терпеливо разматывал клубок, стараясь не порвать эту появившуюся тонкую нить.
      - Значит, до этого они вели дело по-семейному. После смерти матери потребовалось взять кого-то со стороны. Так?
      - Все правильно.
      - Вы занимались двигателем?
      - Не только, всем остальным тоже. На борту надо уметь делать все.
      - И вы сразу же влюбились в Аннеке?
      - А вот это, моссье, вопрос уже сугубо личный, верно? И он касается только меня и её.
      - Когда вы поженились?
      - В будущем месяце исполнится как раз два года.
      - А когда умер Виллемс? Это его портрет висит на стене?
      - Он самый.
      - Так когда он умер?
      - За шесть недель до нашей свадьбы.
      Мегрэ все больше и больше казалось, что он продвигается вперед обескураживающе медленно, но он вооружился терпением, выделывая словесные круги и неумолимо сжимая их, проявляя, однако, осторожность, дабы не спугнуть фламандца.
      - Оглашение о предстоящем бракосочетании* состоялось, когда Виллемс уже скончался?
      ___
      * Обычно это происходит в мэрии и церкви.
      - У нас эти объявления делаются за три недели до свадьбы. Не знаю, как это происходит во Франции...
      - Но о браке уже была договоренность?
      - Надо думать, ведь мы поженились.
      - Будьте любезны, задайте этот вопрос вашей жене.
      - С чего бы вдруг я стал спрашивать её об этом?
      - Иначе я буду вынужден сделать это через переводчика.
      - Ну что же...
      Он чуть не сказал: "Валяйте!"
      И тогда Мегрэ попал бы в очень трудное положение. Ведь они находились в департаменте Сена-и-Уаза, где комиссар не имел права проводить этот допрос.
      К счастью, Ван Хутте передумал и обратился на своем языке к супруге. Та покраснела, смутилась, взглянула сначала на мужа, потом на их гостя и что-то произнесла с легкой улыбкой.
      - Потрудитесь перевести, пожалуйста.
      - Ладно! Она говорит, что мы давно полюбили друг друга.
      - Ко времени свадьбы тому был уже целый год?
      - Почти сразу же...
      - Иначе говоря, началось после того, как вы поселились на борту?
      - А что плохого...
      Мегрэ прервал его:
      - Меня интересует лишь одно: был ли в курсе Виллемс?
      Жеф промолчал.
      - Думаю, что в любом случае на первых порах вы, как большинство влюбленных, скрывали от него ваши чувства?
      И вновь речник не ответил, а посмотрел в окошко.
      - Мы начинаем причаливать. Нужно помочь брату на палубе.
      Мегрэ пошел за ним, и действительно, перед ним тянулись набережные Мант-ля-Жоли, виднелись мост и с дюжину барж, причаленных в речном порту.
      Дизель работал теперь в замедленном режиме. А когда включили задний ход, то у винта вспенилась большими пузырями вода. С других судов за ними наблюдали свободные от работы люди, а концы принял какой-то мальчишка лет двенадцати.
      Было очевидно, что присутствие на борту Мегрэ в костюме и шляпе с полями вызывало всеобщее любопытство.
      С одной из баржа Жефа окликнули по-фламандски, и он ответил так же на родном языке, продолжая пристально смотреть за швартовкой.
      На набережной, рядом с черной машиной, неподалеку от огромной груды кирпича, стоял инспектор Невё с сигаретой во рту.
      - Ну теперь-то, надеюсь, вы оставите нас в покое? Скоро начнем ужинать. Ведь люди нашей профессии встают рано, в пять утра.
      - Вы не ответили на мой вопрос.
      - Какой еще?
      - Вы так и не сказали, был ли Виллемс в курсе ваших отношений с его дочерью.
      - Я женился на ней или нет?
      - Но вы сделали это только после его смерти.
      - Но я-то в чем виноват, если он помер?
      - Он долго болел?
      Они снова стояли на корме, и Хуберт слушал их разговор, нахмурив брови.
      - Он вообще ни разу в жизни не болел, если не считать болезнью то, что напивался до скотского состояния каждый вечер...
      Возможно, Мегрэ ошибался, но ему показалось, что Хуберт изумлен тем оборотом, который приняла их беседа, и он как-то странно смотрел на брата.
      - Он умер от delirium tremens*?
      ___
      * Delirium tremens (лат.) - белая горячка.
      - Это ещё что такое?
      - Его чаще всего заканчивается жизнь пьяниц. У них наступает кризис и...
      - Не было у него никакого приступа. Он был настолько пьян, что свалился...
      - В воду?
      Жефу, видимо, не очень нравилось, что рядом стоял слушающий их разговор брат.
      - Да, именно в нее...
      - Это произошло во Франции?
      Он опять ответил утвердительно, кивнув на сей раз головой.
      - В Париже?
      - Там он больше всего и пил.
      - Почему?
      - Потому что встречался с женщиной, не знаю уж где, и они вдвоем проводили часть ночи, надираясь до чертиков.
      - Вы её знаете?
      - Фамилию нет.
      - Ни адреса?
      - Нет.
      - Но вы его с ней видели?
      - Я их случайно встретил, а как-то раз был свидетелем того, что они зашли в отель. Не стоит об этом сообщать Аннеке.
      - Ей неведомо, каким образом погиб её отец?
      - Она знает, как он умер, но ей никогда не говорили об этой женщине.
      - Вы бы при случае её узнали?
      - Может быть... Хотя не уверен...
      - Она сопровождала его в момент несчастного случая?
      - Понятия не имею.
      - Как это произошло?
      - Не могу ответить, при сем не присутствовал.
      - Где вы находились тогда?
      - В кровати.
      - А Аннеке?
      - Она - тоже, но в своей.
      - Во сколько это случилось?
      Он отвечал, хотя и нехотя.
      - После двух часов ночи.
      - Часто ли бывало, что Виллемс возвращался так поздно?
      - В Париже да, из-за упомянутой бабы.
      - Что точно случилось?
      - Я уже сказал. Он свалился.
      - Переходя по мосткам?
      - Наверное...
      - Это было летом?
      - В декабре.
      - Вы отреагировали на шум его падения?
      - Я услышал, как что-то ударилось о корпус судна.
      - А крики были?
      - Он не орал.
      - Вы бросились на помощь?
      - Естественно.
      - Даже не одеваясь?
      - Успел натянуть брюки.
      - Аннеке тоже встревожилась?
      - Не сразу. Она проснулась, когда я уже был на палубе.
      - Когда вы поднимались или когда уже выскочили на нее?
      Взгляд Жефа налился почти лютой ненавистью.
      - Спросите у неё сами... Думаете, я помню?
      - Вы увидели Виллемса в воде?
      - Я вообще ничего не разглядел. Слышал только, как что-то барахталось...
      - Он не умел плавать?
      - Умел. Но, наверное, не смог...
      - Вы, как и в Понедельник, запрыгнули в лодку?
      - Да, моссье.
      - И вам удалось вытащить его из воды?
      - Не ранее, чем через добрых десяток минут, потому что стоило его схватить, как он опять погружался в Сену.
      - Аннеке стояла на палубе?
      - Да, моссье.
      - Вы выудили Виллемса уже бездыханным?
      - Я ещё не знал, что он мертв. Видел лишь, что он весь побагровел.
      - Приезжали ли доктор, полиция?
      - Да, моссье. Вопросы ещё не исчерпаны?
      - Где это произошло?
      - Я уже сказал: в Париже.
      - В каком именно месте?
      - Мы везли тогда вино "Макон" и разгружались на набережной Рапэ.
      Мегрэ усилием воли удалось не показать ни своего удивления, ни удовлетворения. Он, казалось, в один миг превратился в более благодушного, чем до этого, человека, как будто бы сразу расслабился.
      - Думаю, я почти закончил свое дело... Итак, Виллемс утонул ночью близ причалов набережной Рапэ, вы в это время почивали на борту, его дочь тоже. Так?
      Жеф молчал, лишь моргал глазами.
      - Примерно через месяц вы женились на Аннеке.
      - Было бы неудобно жить вдвоем на борту судна и не состоять при этом в браке, верно?
      - Когда вы вызвали брата?
      - Тут же. Три-четыре дня спустя.
      - После вашей свадьбы?
      - Нет, после несчастного случая.
      Солнце уже село за порозовевшими крышами, но темнота ещё не наступила, хотя в этом сгустившемся свете было нечто нереальное, словно набухшее тревогой.
      Хуберт, неподвижно стоявший за штурвалом, вроде бы о чем-то глубоко задумался.
      - Полагаю, вам ничего не известно?
      - О чем?
      - О том, что произошло в понедельник вечером.
      - Я в тот момент был на танцах, в заведении на улице Лапп.
      - А о смерти Виллемса?
      - Я находился в Бельгии, когда получил от брата телеграмму.
      - Ну что, все кончено или ещё нет? - нетерпеливо вмешался Жеф Ван Хутте. - Можно нам садиться за стол?
      Но Мегрэ очень спокойно и отрешенно проронил:
      - Боюсь, что нет.
      Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Хуберт тотчас же живо поднял голову и пристально посмотрел, но не на комиссара, а на брата. Взгляд Жефа стал, как никогда до этого, агрессивным, он вызывающе бросил комиссару:
      - Не соблаговолите ли меня проинформировать, почему это я не могу поужинать?
      - Потому что я намерен увезти вас с собой в Париж.
      - Вы не имеете права так поступать...
      - Я в состоянии через час предъявить вам соответствующий ордер о приводе за подписью следователя.
      - И по какой такой причине, будьте любезны сообщить?
      - Чтобы продолжить этот допрос в другом месте...
      - Я сказал все, что мне было известно.
      - А также устроить вам очную ставку с клошаром, которого в понедельник вечером вы вытащили из Сены.
      Жеф повернулся в сторону брата, как если бы призывал того на помощь.
      - А ты, Хуберт, считаешь, что комиссар имеет на это право?
      Но брат не счел нужным ответить.
      - Вы хотите увезти меня на вашем авто?
      Узнав машину Уголовной полиции, которую инспектор Невё поставил на набережной, он махнул в её сторону рукой.
      - И когда же мне будет разрешено вернуться на судно?
      - Возможно, завтра.
      - В таком случае есть шансы, что вы уже никогда больше сюда не попадете.
      - Что такое вы говорите?
      Он сжимал кулаки, и в какое-то мгновение Мегрэ подумал, что Жеф сейчас набросится на него.
      - А жена? Ребенок? Что за истории вы тут навыдумывали? Я пожалуюсь своему консулу.
      - Вы вполне можете это сделать.
      - Вы смеетесь надо мной, да?
      Он все ещё никак не мог поверить в то, что услышал.
      - Да как же это можно - вот так запросто явиться на баржу и арестовать её владельца ни за что ни про что?
      - Я вас не беру под стражу.
      - Тогда ка же вы это называете?
      - Я увожу вас в Париж, чтобы устроить очную ставку со свидетелем, который пока не транспортабелен.
      - Да я же его совсем не знаю... Вытащил из воды поскольку он звал на помощь. Эх, знал бы я...
      Появилась жена Жефа и спросила его о чем-то по-фламандски. Он стал ей пространно объяснять. Она по очереди посмотрела на всех троих мужчин, затем вновь заговорила, и Мегрэ был готов поручиться, что она советовала мужу последовать за комиссаром.
      - И где же вы собираетесь меня устроить на ночь?
      - Вам предоставят койку на набережной Орфевр.
      - В тюрьме?
      - Нет. В Уголовной полиции.
      - Хоть переодеться-то я могу?
      Комиссар не возражал, и Жеф исчез вместе с супругой. Хуберт, оставшись наедине с Мегрэ, упорно молчал, рассеянно поглядывая на прохожих и проезжавшие по набережной автомобили. Мегрэ тоже помалкивал, чувствуя, что измотан этим беспорядочным и бессвязным допросом, в течение которого он раз десять, потеряв всякую надежду, приходил к выводу, что ему ничего не удастся добиться.
      Хуберт заговорил первым, причем примирительным тоном.
      - Не стоит заострять внимание на поведении Жефа... он очень вспыльчив, но в целом неплохой парень.
      - Виллемс знал о его отношениях с дочерью?
      - На борту судна не так-то легко что-то утаить.
      - Как вы думаете, одобрял ли он этот брак?
      - Меня тут не было...
      - И вы тоже считаете, что как-то вечером он упал в воду со сходней, потому что был пьян?
      - Знаете, такое случается частенько. Немало моряков погибли именно таким образом.
      Было слышно, как в каюте горячо спорили по-фламандски, при этом голос Аннеке о чем-то умолял, а её мужа звучал гневно. Не угрожал ли он снова, что и не подумает поехать с комиссаром?
      В конечном счете верх взяла она, ибо Жеф все же появился на палубе с ещё влажными, тщательно причесанными волосами. Его белая рубашка хорошо оттеняла загар, а почти новый голубой костюм, галстук в полоску, черные полуботинки создавали впечатление, будто он собрался на воскресную мессу.
      Он перебросился несколькими фразами по-фламандски с братом, не глядя на Мегрэ, сошел на берег, подошел к черной автомашине и остановился возле нее.
      Комиссар открыл дверцу; Невё наблюдал за ними с нескрываемым удивлением.
      - Мы куда, патрон?
      - На набережную Орфевр.
      Уже стемнело, когда они добрались до места назначения; проносились то деревья, то домишки какой-то деревни, пока они не добрались до серых улочек Большого Парижа.
      Мегрэ за все это время не проронил ни слова, дымил трубкой, забившись в угол. Жеф Ван Хутте тоже держал рот на замке, так что Невё, немало удивленный столь непривычной тишиной, прикидывал так и сяк в уме, что же могло произойти на барже.
      В конце концов он не выдержал и рискнул спросить:
      - Все прошло удачно, патрон?
      Не получив ответа, он тоже умолк и сосредоточился на своих функциях водителя.
      Во двор Уголовной полиции они въехали уже в восемь часов вечера. Свет горел всего в нескольких окнах здания, но старина Жозеф был все ещё на посту.
      В комнате инспекторов сидели только три-четыре человека, в том числе Лапуэнт, который что-то печатал на машинке.
      - Организуй, чтобы принесли сандвичи и пива.
      - На скольких человек?
      - На двоих. Нет, на троих, так ты, возможно, мне понадобишься. Ты ведь свободен сейчас?
      - Да, патрон.
      В кабинете Мегрэ речник выглядел ещё более высоким, крупным и худым, чем обычно; черты лица заострились.
      - Можете садиться, месье Ван Хутте.
      Услышав слово "месье", Жеф насупился, ибо усмотрел в этом какую-то угрозу для себя.
      - Сейчас принесут перекусить...
      - Когда я смогу увидеть своего консула?
      - Завтра утром.
      Устроившись за столом, Мегрэ позвонил жене.
      - Ужинать не приду... Нет... Возможно, задержусь допоздна.
      Его супруга, должно быть, изнывала от желания задать ему множество вопросов, но позволила себе всего только один, зная интерес, который её муж проявил к клошару.
      - Он не помер?
      - Нет...
      Она не стала спрашивать задержал ли он кого-нибудь. Раз он звонил из своего кабинете и собирался провести там часть ночи значит там шел или вот-вот должен был начаться допрос.
      - Всего хорошего.
      Он, не скрывая досады, взглянул на Жефа.
      - Я же просил вас сесть.
      Он чувствовал себя как-то неуютно при виде этой громадины, неподвижно застывшей посредине помещения.
      - А если мне не хочется? Мое право: хочу стою, хочу сижу, не так ли?
      Мегрэ ограничился тем, что вздохнул и стал терпеливо дожидаться гарсона из пивного зала "Дофин", который должен был появиться с минуты на минуту с пивом и сандвичами.
      Глава седьмая
      Эти ночи на набережной Орфевр, которые в восьми случаях из десяти заканчивались признанием подозреваемых, со временем обрели свои правила, если не традиции, как театральные пьесы, сыгранные не одну сотню раз.
      Дежурившие в различных службах инспекторы, едва завидев гарсона из пивного зала "Дофин" с сандвичами и пивом, тут же смекнули, в чем дело: Мегрэ начинал свою знаменитую "вертушку-марафон" или по-другому "песенку-шансонетку".
      Более или менее сдерживаемые фламандцем дурное настроение и негодование не помешали ему ни закусить с аппетитом, ни залпом выпить бокал пива, искоса и настороженно поглядывая при этом в сторону Мегрэ.
      То ли в порядке вызова комиссару, то ли в знак протеста, но он поглощал пищу нарочито неопрятно, шумно чавкал с открытым ртом, сплевывал, будто с палубы в воду, на пол плохо прожеванные кусочки ветчины.
      Мегрэ же, внешне спокойный и благодушный, делал вид, что не замечает этих провокационных выходок и не препятствовал Жефу метаться туда-сюда по кабинету, словно зверю в клетке.
      Прав ли был он? Или нет? Зачастую самое трудное при расследовании это ухватить момент, когда можно рискнуть начать крупную игру. Каких-либо установленных правил на этот счет не существует. И сиё не зависит от того или иного элемента дознания. Это всего лишь вопрос интуиции, чутья сыщика.
      Ему случалось ввязываться в главный бой, не имея за душой ни одной серьезной улики и добавиться за несколько часов успеха. Иной раз, наоборот, располагая всеми козырями и дюжиной свидетелей в придачу, он был вынужден трудиться в поте лица всю ночь.
      Очень важно было также найти соответствующий тон беседы, индивидуальный для каждого допрашиваемого, и сейчас он, заканчивая трапезу и наблюдая за речником, как раз и искал эту страну для взятия верного аккорда.
      - Может, велеть принести ещё сандвичей?
      - У меня одно желание: поскорее вернуться на баржу, к моей крохе-жене, вот!
      В итоге он все равно сдастся - перестанет кружить по комнате и сядет. Стало ясно, что Жеф - это не тот человек, с которым следует вести себя резко, и что к нему надо применить скорее всего метод так называемой "песенки-шансонетки", т. е. незатейливого повторения по нарастающей: начинать помягче, ни а чем не обвиняя, затем добиться признания какого-нибудь незначительного противоречия в показаниях, потом второго, убедить, что он совершил не очень значительную ошибку, и так, мало-помалу, втянуть его в систему зубчатых колес-шестеренок, способных перемолоть любого.
      Теперь она остались с глазу на глаз. Мегрэ отослал Лапуэнта с поручением.
      - Послушайте, Ван Хутте...
      - Да я только и делаю, что часами вас выслушиваю, верно?
      - Если это и затянулось, то исключительно из-за того, наверное, что вы не отвечаете откровенно на мои вопросы.
      - Так что, сейчас, видимо, начнете третировать меня как лжеца?
      - Я не обвиняю вас в том, что вы говорите заведомую неправду, но уверен: что-то вы утаиваете.
      - А начни вдруг я расспрашивать вас о жене, детях...
      - Понимаю, у вас было трудное детство. Много ли внимания уделяла вам мать?
      - Ага, дошел черед и до моей матушки, да? Так знайте: она умерла, когда мне было всего пять лет. И что она была честной и порядочной, воистину святой женщиной, которая, если она смотрит сейчас на меня из небесных высей...
      Мегрэ мысленно приказал себе не дергаться, оставаться невозмутимым и продолжил серьезным тоном:
      - Вам отец после этого не женился вторично?
      - Ну, папаша - это другое дело. Он слишком сильно закладывал...
      - В каком возрасте вы начали зарабатывать себе на жизнь?
      - Я уже говорил, что нанялся на судно в тринадцать лет.
      - У вас есть ещё братья, кроме Хуберта? Или сестра?
      - Сестра. И что с того?
      - Ничего. Знакомимся...
      - Но тогда, чтобы узнать друг друга поближе, я тоже должен был бы кое о чем вас спросить...
      - Не возражаю.
      - Вы это заявляете, поскольку сидите в собственном кабинете и считаете себя всемогущим.
      С самого начала Мегрэ знал, что допрос будет долгим и трудным, потому что Ван Хутте не был умным человеком. Больше всего трудностей неизменно вызывали вот такого рода недотепы, потому что они тупо упрямятся, отказываюсь отвечать, не колеблясь, отрицают то, что утверждали всего час назад, ничуть не смущаются, когда их тыкают носом в явные противоречия в показаниях.
      С толковым подозреваемым бывает часто достаточно отыскать брешь в его умозаключениях, в его системе защиты, как все возведенное им здание начинает сразу рушиться.
      - Думаю, не ошибусь, сочтя вас работягой...
      Жеф метнул искоса полный недоверия взгляд на Мегрэ.
      - Два, я всегда много трудился.
      - И некоторые хозяева, видать, злоупотребляли вашей доброй волей и молодостью. Однажды вы повстречались с Луисом Виллемсом, таким же выпивохой. как и ваш отец.
      Застыв посредине помещения, Жеф смотрел на комиссара как зверь, учуявший опасность, но ещё не понимавший, каким образом на него сейчас нападут.
      - Убежден, что не будь Аннеке, вы не остались бы на борту "Зварте Зваан" и быстренько бы поменяли судно.
      - Мадам Виллемс тоже была славная женщина.
      - Наверняка, не такой чванливой и надменной, как её муж...
      - А кто вам сказал, что он был задавакой?
      - А что, разве не так?
      - Он был "боссом", хозяином и желал, чтобы все это знали.