Глава 5

Когда в половине второго Мегрэ распахнул дверь «Табака улицы Фонтен», только что вставший с постели хозяин бара неторопливо спускался по винтовой лестнице, начинавшейся во втором зале, позади главного.

Он был пониже комиссара, но так же плотен и широкоплеч. От него пахло свежестью, волосы у него были обрызганы одеколоном, на мочках ушей виднелись следы талька. Он был без пиджака и воротничка.

Слегка подкрахмаленная рубашка, застегнутая на откидную запонку, сияла белизной.

Зайдя за стойку, он небрежным жестом отодвинул официанта, взял бутылку белого, смешал вино с минералкой и, запрокинув голову, прополоскал горло.

В это время дня в баре не бывало никого, кроме случайных посетителей, забегавших выпить наспех чашку кофе.

Мегрэ одиноко сидел у окна, но хозяин, не обратив на него внимания, надел синий фартук и повернулся к блондинке, которая вела кассу и торговала куревом.

С ней он выказал себя не более словоохотливым, чем с официантом; отпер денежный ящик кассы, заглянул в блокнот и потянулся, теперь уже окончательно проснувшись. День его начался, и первым, кого он наконец увидел, обозревая свои владения, оказался Мегрэ, благодушно поглядывавший на него.

Они никогда не встречались. Тем не менее хозяин нахмурил густые черные брови. Заметно было, что он роется в памяти, но припомнить ничего не может, и это портит ему настроение. Однако он еще не предвидел, что присутствие этого благодушного клиента продлится целых двенадцать часов!

Первым делом Мегрэ направился к кассе и осведомился у девушки:

— Найдется телефонный жетон?

Кабина располагалась в правом углу кафе. Она отделялась от зала лишь дверью с матовым стеклом, и Мегрэ, чувствуя, что хозяин насторожился, набрал номер.

Одновременно с этим, зажав в другой руке перочинный нож, он перерезал провод там, где тот уходил под пол, но постарался сам обрыв сделать незаметным.

— Алло!.. Алло!.. — надсаживался он.

Из кабины комиссар вышел с раздосадованным видом.

— У вас что, аппарат неисправен?

Хозяин глянул на кассиршу, та удивилась:

— Да нет, работал всего несколько минут назад. Люсьен как раз заказывал рогалики. Верно, Люсьен?

— Четверти часа не прошло, — подтвердил официант.

Хозяин еще ничего не заподозрил, но все же то и дело исподлобья посматривал на Мегрэ. Зашел в кабину сам, попробовал куда-то дозвониться и добрых минут десять упорствовал в своем намерении, так и не заметив, что провод перерезан.

Мегрэ невозмутимо вернулся на свое место и заказал кружку пива. Он запасался терпением. Заранее зная, что ему придется просидеть долгие часы на этом стуле перед столиком, имитирующим красное дерево, он равнодушно смотрел на обитую оцинкованным железом стойку бара и застекленную кассу, где юная девица продавала табак и сигареты.

Выйдя из кабины, хозяин захлопнул ногой дверь, встал на пороге кафе и с минуту дышал воздухом улицы. Он был совсем рядом с Мегрэ, который следил за ним; почувствовав наконец на себе чужой взгляд, хозяин круто обернулся.

Комиссар даже бровью не повел. Как любой случайный клиент, он не снял ни пальто, ни шляпы.

— Люсьен, слетай-ка по соседству, позвони, чтоб починили аппарат.

Официант с грязной салфеткой на руке выскочил на улицу, а хозяин самолично обслужил двух вошедших каменщиков, смахивающих под почти равномерным слоем известки на клоунов.

Сомнения содержателя бистро длились еще минут десять.

Когда Люсьен доложил, что монтер появится только на следующий день, хозяин вновь повернулся к Мегрэ.

— Сволочь!

Ругательство могло относиться и к отсутствующему монтеру, но основной запал был тем не менее адресован клиенту, в котором содержатель заведения распознал наконец полицейского.

Было половина третьего, и с этого момента начался пролог нескончаемой комедии, которой никто не замечал. Хозяина звали Луи. Знакомые клиенты пожимали ему руку, перекидывались с ним несколькими словами.

Сам Луи обслуживал их редко. Время он, в основном, проводил за стойкой, посередине между официантом и юной продавщицей сигарет.

Поверх голов он наблюдал за Мегрэ, стесняясь не больше, чем стеснялся тот. Это выглядело даже забавно, потому что оба противника были толстые, грузные, крупные, и играли они в «кто первый скиснет».

Оба были также отнюдь не глупы. Луи отлично сознавал, что делает, когда время от времени поглядывал на застекленную входную дверь, явно побаиваясь, что вот-вот кто-то появится.

В этот час улица Фонтен жила банальной жизнью заурядной парижской улицы. Против бара помещалась итальянская бакалейная лавка, куда стекались за покупками окрестные домохозяйки.

— Официант, один кальвадос.

Рыхлая блондинка-кассирша смотрела на Мегрэ с возрастающим удивлением. Что до официанта, он, почуяв неладное, старался при случае подмигнуть хозяину.

Было чуть больше трех, когда у тротуара остановилась большая светлая машина. Высокий, еще молодой брюнет со шрамом на щеке вылез из нее, вошел в бар, протянул руку через стойку.

— Привет, Луи.

— Привет, Эжен.

Мегрэ видел лицо Луи прямо перед собой, а новоприбывшего — в зеркале.

— Мятный ликер с водой, Люсьен. Да поживей.

Это был один из игроков в бел от и, без сомнения, содержатель борделя в Безьере, о котором упоминала Фернанда. Белье он носил шелковое, костюм хорошего покроя. От него слегка попахивало духами.

— Видел ты…

Он недоговорил. Люсьен дал ему понять, что их слушают, и Эжен внезапно тоже посмотрел на отражение Мегрэ в зеркале.

— Гм!.. Сифон со льдом, Люсьен.

Эжен вытащил сигарету из портсигара с монограммой, прикурил от зажигалки.

— Классная погодка, а? — иронически бросил хозяин, по-прежнему наблюдая за Мегрэ.

— Да, хороша. Только вот странно у тебя тут пахнет.

— Чем это еще?

— Жареным.

Оба грохнули со смеху, а Мегрэ лениво затянулся трубкой.

— До скорого? — спросил Эжен, вновь протягивая руку.

Он хотел знать, соберутся ли они сегодня, как обычно.

— До скорого.

Разговор подстегнул Луи: он схватил грязную тряпку и с ухмылкой приблизился к Мегрэ.

— Вы позволите?

Луи вытер столик так неловко, что опрокинул стопку, содержимое которой вылилось комиссару на брюки.

— Люсьен, принеси этому господину еще одну порцию.

И извиняющимся тоном он добавил:

— Бесплатно.

Мегрэ неопределенно ухмыльнулся.

В пять зажгли лампы, но на улице было еще достаточно светло, чтобы разглядеть клиента в тот момент, когда он пересекал тротуар и брался за дверную ручку.

Когда появился Жозеф Одна, Мегрэ и Луи, словно сговорившись, переглянулись, и между ними возник контакт, похожий на тот, что складывается после долгих взаимных признаний. Ни о «Флории», ни о Пепито, ни о Кажо говорить не было нужды.

Мегрэ все знал, и Луи знал, что комиссар все знает.

— Привет, Луи!

Одна был маленький человечек весь в черном, с носом чуточку на сторону и бегающими глазками. Подойдя к стойке, он протянул кассирше руку и поздоровался:

— Добрый вечер, прелестное дитя.

И добавил, обращаясь к Люсьену:

— Рюмку перно, молодой человек.

Говорил он много, постоянно напоминая собой актера на сцене, но Мегрэ не потребовалось долго его изучать, чтобы угадать за этой видимостью внутреннюю тревогу.

К тому же, у Одна был тик. Как только с губ его стиралась улыбка, он делал над собой усилие и восстанавливал ее.

— Еще никого?

Кафе было пусто, лишь у бара торчали два клиента.

— Заезжал Эжен.

Хозяин повторил уже разыгранную сцену, указав Одиа на комиссара. Коротышка, менее дипломатичный, чем Эжен, живо обернулся, посмотрел Мегрэ в глаза, сплюнул на пол.

— А кроме этого?.. — поинтересовался он.

— Больше никого… Выиграл?

— Черта с два! Мне подсунули ложные сведения. А в третьем заезде, где у меня были шансы, лошадь дала сбой еще на старте… Пачку «Голуаз», прелестное дитя.

Он ни секунды не оставался в покое, переминался с ноги на ногу, размахивал руками, мотал головой.

— Можно позвонить?

— Нельзя. Вон тот господин испортил аппарат.

Луи опять глянул на Мегрэ.

Схватка шла в открытую. Одиа чувствовал себя неуверенно. Боялся дать маху: он же не знал, что тут происходило до его появления.

— Увидимся вечером?

— Как всегда.

Бывший официант выпил свой перно и ушел. Луи устроился рядом с Мегрэ за столиком, куда ему подали горячую еду, приготовленную Люсьеном на газу в кухне.

— Официант! — позвал комиссар.

— Вот. Девять франков шестьдесят пять.

— Принесите два сандвича с ветчиной и кружку пива.

Луи уплетал две аппетитные сосиски с гарниром из подогретой кислой капусты.

— У нас осталась ветчина, месье Луи?

— Должен быть кусок старого окорока на леднике.

Ел Мегрэ шумно, намеренно вульгарно. Ему подали два сухих, покоробившихся сандвича, но он сделал вид, что не заметил этого.

— Официант, горчицы!

— Горчицы нет.

Два следующих часа промелькнули быстрее, потому что бар заполнили прохожие, заказывавшие аперитив.

Хозяин снизошел до того, что стал обслуживать сам.

Дверь непрерывно хлопала, всякий раз обдавая Мегрэ холодным сквозняком.

Подмораживало. Некоторое время проходившие мимо автобусы были переполнены. Люди висели на подножках.

Затем улица постепенно опустела. После шума, всегда оглушительного около семи часов, наступила неожиданная тишина, предвестница совершенно иного — вечернего — оживления.

Самым трудным часом оказался девятый. В баре не осталось ни души. Официант, в свой черед, сел подкрепиться. Блондинку-кассиршу сменила женщина лет сорока, принявшаяся сортировать и выкладывать столбиками содержимое ящичков кассы. Луи поднялся к себе в спальню и вернулся уже при галстуке и в пиджаке.

Первым в самом начале десятого появился Жозеф Одна, отыскал глазами Мегрэ и направился к Луи.

— Порядок?

— Порядок. Нет никаких причин считать иначе, верно?

Однако Луи утратил дневную развязность. Он устал и уже не взирал на Мегрэ с прежней самоуверенностью. Да и самого Мегрэ слегка сморило. Пить ему пришлось что попало — пиво, кофе, кальвадос, виттель[5]. На столике уже громоздились не то семь, не то восемь блюдечек[6], а ведь пить предстояло еще и еще.

— Гляди-ка! Вот и Эжен с приятелем.

У тротуара вновь остановилась голубая машина, и в бар вошли двое мужчин. Первым был Эжен, в том же костюме, что днем; вторым — парень помоложе, чуточку рябой и всем улыбавшийся.

— А где Оскар?

— Придет.

Эжен мигнул, указывая на Мегрэ, сдвинул два столика и сам достал сперва красное сукно, потом жетоны из ящичка.

— Начнем?

В общем, комедию ломали все, но главные роли исполняли хозяин и Эжен. Особенно второй — он и явился-то в полной боевой готовности. Зубы у него были ослепительные, веселость непритворная, и женщины, без сомнения, сходили по нему с ума.

— По крайней мере, сегодня вечером будет светло! — выпалил он.

— Почему? — поинтересовался Одна, до которого с этой минуты все стало доходить гораздо медленнее, чем до остальных.

— Потому что у нас здоровенная сальная свеча!

Под сальной свечой подразумевался Мегрэ, дымивший трубкой менее чем в метре от игроков.

Луи ритуальным жестом взял грифельную доску и мелок: ему доводилось записывать очки. Он разграфил столбцы, надписал инициалы игроков.

— Что будете пить? — осведомился официант.

Эжен прищурился, посмотрел на стопку кальвадоса, стоявшую перед Мегрэ, и ответил:

— То же, что этот господин.

— Виттель с земляничным сиропом, — поправил его Одна, чувствовавший себя не в своей тарелке.

Четвертый, судя по выговору, был марселец, совсем недавно перебравшийся в Париж. Он старался во всем копировать Эжена, к которому, видимо, питал безграничное почтение.

— Скажи, Луи, охота еще не закрыта?

На этот раз не понял Луи.

— А мне откуда знать? Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что думаю об ищейках.

Словечко снова было адресовано Мегрэ. Тем временем карты сдали, и каждый держал свои веером в левой руке; поэтому Эжен не стал входить в объяснения:

— Сейчас пойду навещу месье.

Перевести это следовало так: «Пойду предупрежу Кажо».

Одна вскинул голову.

— Что он говорит?

Луи нахмурился: он явно счел, что они зашли слишком далеко.

— Эжен шутит. Видит, что вокруг все свои, вот и потешается.

— Бубны козыри… Три картинки… Годится?

— Четвертая.

Чувствовалось, что Эжен слишком возбужден и думает не об игре, а готовит какую-то новую выходку.

— Парижане, — внезапно возвысил он голос, — проводят отпуск за городом, например, на Луаре. Забавно, что люди с Луары проводят свой в Париже.

Наконец-то! Эжен не устоял-таки перед желанием дать Мегрэ понять, что он полностью в курсе. А комиссар покуривал трубку и, перед тем как в очередной раз отхлебнуть кальвадоса, долго грел стопку в руке.

— Следи лучше за игрой, — обрезал его Луи, с тревогой поглядывавший на Мегрэ.

— Козырь… Двадцать. И все: белот.

Вошел субъект, похожий на мелкого лавочника с Монмартра, молча сел между Эженом и его приятелем-марсельцем, правда, чуть поодаль от них и, по-прежнему не говоря ни слова, пожал всем руки.

— Порядок? — осведомился Луи.

Новоприбывший раскрыл рот, откуда вырвался тоненький звук. Незнакомец оказался безголосым.

— Порядок.

— Усек? — прокричал Эжен ему в ухо. Это доказывало, что человек к тому же и глух.

Пришлось чуть ли не отдавить ему под столом ногу.

Наконец взгляд его упал на Мегрэ и на минуту задержался на нем. Бедняга изобразил подобие улыбки.

— Понятно.

— Козыри трефы. Я пас.

— Я тоже.

Улица Фонтен вновь ожила. Загорелись цветные вывески, швейцары заняли свои места на тротуарах. Швейцар из «Флории» зашел купить сигарет, но на него не обратили внимания.

— Черви козыри…

Мегрэ вспотел, тело у него ныло, но он не подавал виду, и выражение его лица оставалось таким же, как в половине второго, когда он занял свой пост.

— Скажи-ка, — неожиданно бросил Эжен своему глуховатому соседу, в котором Мегрэ в конце концов узнал владельца публичного дома на Прованской улице, — как ты назовешь слесаря, который больше не изготовляет замков.

Комизм ситуации заключался в том, что Эжену приходилось орать, тогда как собеседник отвечал ему детским голоском.

— Какой слесарь? Ничего не понимаю.

— Я, например, считаю такого пустым местом.

Эжен сделал ход, прибрал взятку, снова сыграл.

— А легавого, который перестал быть легавым?

Сосед понял. Лицо его расцвело от радости, голосок, ставший еще более писклявым, пропел:

— Пустым местом.

Тут уж все покатились с хохоту, даже Одна, но этот мгновенно осекся: что-то мешало ему разделить общее веселье. Чувствовалось, что, несмотря на присутствие приятелей, он чего-то побаивается. И не только Мегрэ.

— Леон! — подозвал Одна ночного официанта. — Принеси мне коньяку с водой.

— Никак ты на коньяк переключился?

Эжен, заметив, что Одна скисает, сурово уставился на него.

— Тебе лучше бы не перебирать.

— Чего не перебирать?

— Сколько перно ты принял до обеда?

— Пошел ты!.. — огрызнулся Одна.

— Полегче, ребята! — вмешался Луи. — Пики козыри.

К полуночи веселье окончательно выдохлось. Мегрэ по-прежнему сидел в пальто и с трубкой в зубах. Казалось, он стал частью меблировки. Больше того, врос в стену. Живым оставался только его взгляд, переходивший с одного игрока на другого.

Первым забастовал Одна, но глухой тоже проявлял признаки нетерпения и в конце концов встал.

— Пора спать. Завтра мне на похороны.

— Катись и поскорей подохни! — вполголоса буркнул Эжен, уверенный, что коротышка не услышит его.

Он бравировал и сам сознавал это.

— Снова бел от… И козырь… И еще козырь… Карты на стол.

Невзирая на осуждающие взгляды приятелей, Одна выпил три коньяка с водой, черты его заострились, он побледнел, на лбу выступил пот.