" Но перед его глазами стояло бледное лицо Луи, молящие глаза юноши, его ироническая усмешка. И еще-это главное! – перед глазами его стоял Кавр с портфелем под мышкой. Кавр, которому после стольких лет судьба дала наконец-то возможность взять верх над своим бывшим коллегой, столь ему ненавистным. А Кавр действительно ненавидел его. И не только его, он ненавидел всех, но Мегрэ особенно. Глядя на Мегрэ, он всегда думал, что и его, Кавра, судьба могла сложиться столь же удачно. Какую же кропотливую, скрытую работу вел этот самый Кадавр со вчерашнего дня, с того самого момента, как они вместе вышли из поезда?
Тикали часы. Но где же они? Мегрэ пошарил глазами по стенам. Ему тоже было не по себе. "Еще пять минут, – подумал он, – и у бедняжки не выдержат нервы…. Она мне во всем признается… Она больше не может. У нее уже нет сил…" А ведь он может разом со всем покончить. Стоит только задать ей вопрос. Или даже не задавать. Просто встать перед ней и выжидающе посмотреть ей в глаза. Разве она в состоянии выдержать его взгляд? Но вместо этого Мегрэ продолжал молчать, мало того – чтобы дать несчастной женщине возможность прийти в себя, он торопливо схватил со стола какую-то книжонку, как оказалось, журнальчик для женщин с узорами вышивок. Как в приемной зубного врача человек читает то, чего никогда не стал бы читать по доброй воле, так и Мегрэ листал журнал, внимательно разглядывая розовые и голубые узоры, и при этом невидимая нить, связывающая его с мадам Но, ни на секунду не ослабевала.
Спасла положение горничная-простая деревенская девушка в строгом черном платье и белом фартуке, которые еще больше подчеркивали не правильные, грубые черты ее лица.
– Накрывайте.
– Не знаю. На всякий случай поставьте прибор и для него…
Какое это облегчение-говорить о простых, привычных вещах, произносить объеденные слова! Мадам Но была рада случаю сказать хоть что-нибудь:
– Сегодня месье Альбан обедал у нас… Это он подошел к телефону, когда вы звонили… Он так одинок… Мы уже считаем его членом нашей семьи… И, воспользовавшись тем, что ей наконец-то подвернулся повод выйти из комнаты, проговорила:
– Вы разрешите, я на минутку покину вас. Вы же знаете, хозяйка всегда должна сама проверить все на кухне… Сейчас я велю сказать дочери, чтобы она спустилась: пусть побудет с вами…
– Впрочем… – Она прислушалась. – Да, да. Вот и муж вернулся.
У подъезда остановилась машина. Сквозь шум мотора слышались голоса. Мегрэ подумал было, что Этьен Но кого-то привез с собой, но оказалось, тот просто отдает распоряжения выбежавшему ему навстречу работнику. Даже не сняв своего кожаного пальто, Этьен Но сразу вошел в гостиную и с удивлением увидел там только жену и Мегрэ. Он встревожепно посмотрел на них.
– А я как раз извинилась перед господином комиссаром, Этьен, что вынуждена на минутку покинуть его: мне надо заглянуть на кухню…
– Простите меня, комиссар… Я член сельскохозяйственной комиссии Генерального совета и совсем запамятовал, что сегодня у нас очень важное совещание…
Он отдышался, налил себе рюмку вина. Видно было, что он мучительно пытается угадать, что произошло здесь в его отсутствие.
– Ну как, хорошо потрудились, комиссар? Мне сказали по телефону, что вы даже не смогли прийти к обеду.
Да, Этьен Но тоже чувствовал себя неуютно наедине с Мегрэ. Он оглядывал кресла в гостиной с таким видом, словно упрекал их за то, что они пустуют.
– Альбан не приходил? – громко спросил он с деланным безразличием, повернувшись к столовой, дверь в которую была открыта.
– Он обедал с нами, но придет ли вечером, не сказал, – донесся из кухни голос жены.
– Поднялась к себе. Э
тьен Но ходил по гостиной, все еще не решаясь сесть. Мегрэ понимал его состояние. Чтобы чувствовать себя сильными или хотя бы не дрожать от ужаса, этим людям необходимо быть друг подле друга, тесно сидеть рядом всем вместе. Вот вчера им удалось воссоздать для комиссара ту атмосферу, которая парит обычно в их доме. Они помогали друг другу, обмениваясь банальными фразами, и слова текли легко и безмятежно.
– Рюмочку портвейна? – предложил Этьен Но.
– Еще одну… Хорошо… Так расскажите же, что вам удалось сделать… Вернее… Впрочем, кажется, я задаю нескромный вопрос…
– Кепка исчезла, – сказал Мегрэ, не отрывая глаз от ковра.
– Да? Неужели? Злосчастная кепка, которая должна была стать уликой… А где она находилась? Вы знаете, я все время с недоверием относился к ее существованию.
– Некий Луи Фийу утверждает, будто бы еще вчера вечером она лежала у него в ящике комода.
Этьен Но смеялся. Высокий, розовощекий, крепкий, сильный, он стоял перед Мегрэ. Он был хозяином этого дома, главой семьи, он только что вернулся с совещания, где принимал участие в обсуждении важных административных дел. Он – Этьен Но, тот самый Но, как сказали бы его земляки, сын Себастьяна, которого знали и уважали в департаменте. И все-таки в его смехе слышался страх.
Судорожным движением он взял со столика рюмку портвейна. Его взгляд тщетно искал привычной поддержки тех, кого он сейчас хотел бы видеть рядом, – жены, дочери и Альбана, который в такой день позволил себе отсутствовать.
– Сигару?.. Прошу вас, без церемоний…
Он ходил взад и вперед по гостиной, будто был убежден, что стоит ему сесть, как он окажется в западне, в лапах страшного комиссара, присланного на его погибель дураком шурином.
6. Алиби Гру-Котеля
Один инцидент, хотя и незначительный, заставил Мегрэ задуматься. Это произошло перед самым ужином. Этьен Но все еще ходил по гостиной, не решаясь сесть. Из столовой доносились голоса: мадам Но отчитывала горничную за плохо вычищенное серебро. Та что-то отвечала. Женевьева только что сошла вниз. Мегрэ перехватил взгляд, брошенный на нее отцом, когда она появилась в гостиной. В нем он прочел тревогу. Впрочем, отец не видел дочь со вчерашнего дня, она была нездорова, и его беспокойство, как и ее ободряющая улыбка, были вполне понятны. В это мгновение в передней зазвонил телефон, и Этьен Но вышел, не прикрыв за собой дверь.
– Что? – послышался оттуда его удивленный голос. – Боже мой, да, конечно же, он здесь. Что вы сказали?.. Да, да, скорее приезжайте, мы вас ждем…
Он вернулся в гостиную, пожимая плечами.
– Не знаю, что нашло на нашего друга Альбана. Вот уже сколько лет он у нас и обедает, и ужинает, как свой человек… А тут вдруг звонит и спрашивает, вернулись ли вы, а когда я сказал, что да, он попросил разрешения прийти к ужину. Ему, видите ли, нужно поговорить с вами.
Так случилось, что Мегрэ смотрел в это время не на отца, а на дочь, и его поразило суровое выражение ее лица.
– Он вел себя так же странно днем, – сказала она раздраженно. – Пришел обедать, увидел, что господина комиссара нет, и очень огорчился… Мне даже показалось, что он хочет уйти. Правда, не ушел, но пробормотал: "Как жаль, мне нужно кое-что показать ему." И, едва покончив с десертом, тут же умчался. Да вы, наверное, господин комиссар, встретились с ним в городе?
Что-то неуловимое в словах Женевьевы заставило Мегрэ насторожиться. Дело было, пожалуй, не в ее тоне, нет, в чем-то другом. Вот так искушенный мужчина вдруг замечает, что девушка стала женщиной. Сейчас в Женевьевс Мегрэ увидел женщину. Не просто раздраженную, а оскорбленную. И он решил понаблюдать за ней. Извиняясь за долгое отсутствие, вошла мадам Но.
Женевьева, воспользовавшись случаем, снова повторила:
– Только что звонил месье Альбан, сказал, что будет у нас ужинать. Однако он сначала справился, здесь ли господин комиссар. Он придет не ради нас…
– Он с минуты на минуту появится, – примирительно добавил Эгьен Но.
Теперь, когда семья была в сборе, он наконец опустился в кресло.
– На велосипеде от его дома езды три минуты.
Мегрэ, насупившись, тихо сидел в своем углу. Взгляд его сейчас ничего не выражал, как бывало всегда, когда комиссар попадал в щекотливое положение. Он молча смотрел то на Этьена Но, то на его жену, то на Женевьеву и, когда к нему обращались, лишь едва заметно улыбался. "Как они, должно быть, проклинают своего бестактного родственника и меня вместе с ним, – думал он. – Ведь все они, в том числе и их друг Альбан, великолепно знают, что произошло. Вот почему каждый из них так дрожит от страха, оставшись со мной наедине. Когда они вместе, они чувствуют себя уверенней, они стоят, как стена…"
Так что же все-таки произошло? Этьен Но застал Альбера Ретайо в комнате Женевьевы? Был неприятный разговор? В ход пошли кулаки? Или оскорбленный отец просто-напросто пристрелил любовника дочери, как зайца? Какую ночь они должны были пережить! Мать, наверно, совсем потеряла голову от ужаса. А тут еще страх, что прислуга слышала шум… Во входную дверь тихо постучали. Женевьева привстала было, чтобы пойти открыть дверь, но тут же снова села на свое место, а удивленный Этьен Но – видимо, обычно Гру-Котель входил без стука – вышел в переднюю. Оттуда послышался тихий разговор, и вскоре гость и хозяин вошли в гостиную. Мегрэ с любопытством наблюдал за Женевьевой: интересно, как она держится с Альбаном?
Женевьева довольно сухо протянула ему руку. Он склонился к ней, повернул вверх ладонью, поцеловал пальцы и тут же обратился к Мегрэ. Видно было, что ему не терпится что-то рассказать или показать комиссару.
– Представьте себе, комиссар, сегодня утром, после того как вы вышли, я случайно обнаружил вот это…
И он протянул Мегрэ небольшой квадратный клочок бумаги, который раньше, судя по двум дырочкам на нем, был подколот к чему-то булавкой.
– Что это? – довольно бесцеремонно спросил Этьен Но.
Лицо Женевьевы выражало настороженность.
– Вот вы вечно подтруниваете над моей привычкой хранить всякие бумажки. И правда, я при желании мог бы отыскать какой-нибудь жалкий счет от прачки трех-и даже восьмилетней давности. Мегрэ крутил и вертел в своих пухлых руках счет из гостиницы "Европа" в Ла-Роше-сюр-Йон. "Номер-30 франков. Завтрак-6 франков. Услуги…" Внизу стояла дата: "7 января".
– Конечно, – как бы оправдываясь, проговорил Гру-Котель, – все это не имеет ровным счетом никакого значения, но я вспомнил, что полиция любит алиби. Посмотрите на число. Случилось так, что в ту самую ночь, когда нашли мертвым этого парня, я был в отъезде…
Реакция Этьена Но и его жены была реакцией хорошо воспитанных людей, шокированных чужой бестактностью. Мадам Но сначала удивленно взглянула на Гру-Котеля, всем своим видом показывая, что она не ожидала от него ничего подобного, а затем, вздохнув, устремила взгляд на пылавшие в камине дрова. Ее муж нахмурился. Он, казалось, ничего не понимал. А может, он искал в поступке своего друга какой-то скрытый смысл? Что же касается Женевьевы, так та просто побелела от ярости. Чувствовалось, что она глубоко потрясена. Ее глаза горели. Поведение девушки так заинтересовало Мегрэ, что он с удовольствием наблюдал бы только за ней одной. Альбан, худой и длинный, с большими залысинами, несколько смущенный, молча стоял посреди гостиной.
– Вы, как я вижу, решили, не дожидаясь возможных вопросов, поскорее оправдаться, – проговорил наконец после долгого молчания Этьен Но.
– Ну что вы говорите, Этьен! Мне кажется, что вы все превратно поняли меня. Я разбирал бумаги, случайно наткнулся на этот счет из гостиницы и подумал, что любопытно показать его комиссару, ведь там стоит как раз то самое число, когда…
Мадам Но перебила его, а это с ней случалось нечасто:
– Вы уже сказали нам это… Я думаю, мы можем сесть за стол…
Однако и за столом чувство неловкости не пропало. Несмотря на такой же, как и накануне, изысканный ужин, все усилия создать дружескую атмосферу или хотя бы нечто подобное оказались тщетны.
Больше всех была возбуждена Женевьева. Уже прошло немало времени, а она все еще тяжело дышала, не в силах оправиться после перенесенного потрясения. То была ярость женщины и даже, пожалуй, ярость любовницы.
Она едва притронулась к еде и ни разу не взглянула на Альба-на. Да и тот тоже не поднимал глаз от тарелки. Да, похоже, что он именно из тех, кто хранит все бумажки, сортирует их, скалывает булавками, как банкноты, из тех, кто, если представится случай, один вылезет сухим из воды, предав своих соучастников. Ужин проходил в напряженной обстановке. Мадам Но нервничала еще заметнее, чем прежде. Этьен Но, напротив, старался успокоить своих. А может, он преследовал еще какую-нибудь цель?
– Сегодня утром, проезжая через Фонтенэ, я встретил прокурора. Кстати, Альбан, он, кажется, ваш дальний родственник со стороны жены? Ведь он женат на Деарм де Шоле…
– Деармы де Шоле не имеют никакого отношения к генералу. Они родом из Нанта, и их…
– Знаете, комиссар, – продолжал Этьен Но, обращаясь к Мегрэ, – прокурор настроен весьма оптимистично. Правда, он сообщил моему шурину Брежону, что следствия не избежать, но это пустая формальность, во всяком случае по отношению к нам. Я ему сказал, что вы здесь…
Вот как! Этьен Но тут же понял, что последнюю фразу он произнес необдуманно. Он покраснел слегка и торопливо сунул в рот большой кусок омара под соусом.
– И что же прокурор сказал вам обо мне?
– О, он относится к вам с большим уважением. Он следит по газетам чуть ли не за всеми делами, которые вы расследуете… И именно потому, что он ваш поклонник…
Бедный Этьен не знал, как ему выкрутиться.
– Он был удивлен, что мой шурин счел нужным побеспокоить такого человека, как вы, ради столь заурядного дела…
– Понятно…
– Вы не должны обижаться. Именно потому, что питает к вам глубокое уважение…
– А он не добавил, что в результате моего вмешательства дело это может оказаться куда серьезнее, чем оно выглядит сейчас?
– Откуда вы это знаете? Вы виделись с прокурором?
Мегрэ улыбнулся. А что ему оставалось еще? Кто он здесь? Всего-навсего гость. Его приняли как нельзя лучше. Вот и сегодняшний ужин-ведь это истинный шедевр местной кухни. Но теперь вежливо, со всевозможными любезностями ему дают понять, что своим присутствием он лишь способен принести вред людям, оказавшим ему гостеприимство. Снова наступило молчание, как тогда, после выходки Гру-Котеля. Мадам Но попыталась загладить неловкость, но сделала это еще более неудачно, чем ее муж:
– Надеюсь, вы все-таки погостите у нас немного? Туман кончится, наверняка подморозит скоро, и вы сможете с мужем поездить по окрестностям… Не правда ли, Этьен?
Какое было бы для всех облегчение, если бы Мегрэ как воспитанный человек не обманул их ожиданий и ответил примерно в таком духе: "Я очень тронут вашим гостеприимством и с радостью провел бы у вас несколько дней, но, увы, долг службы призывает меня в Париж. Во время отпуска я, возможно, побываю в ваших краях, а сейчас, поверьте, я сохраню наилучшие воспоминания…" Но Мегрэ ничего не сказал. Он молча продолжал есть. В душе он обзывал себя скотиной: ведь все в этом доме так милы, так гостеприимны. Возможно, на их совести и лежит смерть Альбера Ретайо, но ведь он обесчестил их дочь, как принято выражаться в их кругу. И потом, разве мадам Ретайо – а она ведь мать! – ропщет? Разве не она первая находит, что все к лучшему в этом лучшем из миров? Эти люди-сколько их: трое, четверо, больше? – изо всех сил стараются сохранить свою тайну, и само присутствие здесь Мегрэ, должно быть, является мукой, ну хотя бы даже для мадам Но. Ведь когда они провели в гостиной четверть часа вдвоем, она под конец от ужаса готова была разрыдаться. Проще всего было бы сделать вот что: завтра утром уехать. Как благословляла бы его вся семья, как со слезами на глазах благодарил бы его в Париже следователь Брежон! Так почему же Мегрэ не хочет уезжать? Только из любви к истине? Нет, этого он, пожалуй, не решился бы утверждать, глядя кому-нибудь прямо в глаза. Он не хочет уезжать потому, что здесь Кадавр. Со вчерашнего вечера Мегрэ потерпел уже несколько неудач по вине этого самого Кадавра, который не удостоил своего бывшего коллегу даже взглядом. Он шнырял повсюду, не обращая на Мегрэ никакого внимания, словно Мегрэ вообще не существовал или уж во всяком случае не был опасным соперником. Там, где успел побывать Кадавр, как по волшебству, улетучивались все свидетельские показания: люди или тут же все забывали, или просто отмалчивались, а единственное вещественное доказательство – кепка – как в воду канула.
Наконец-то после стольких лет этот неудачник, завистник, этот недотепа взял реванш.
– Вы о чем-то задумались, комиссар?
Мегрэ вздрогнул.
– Нет, просто так… Простите… Иногда на меня находит… Он сам не заметил, когда положил себе полную тарелку жаркого, и теперь смутился. Мадам Но, чтобы ободрить его, тихо сказала:
– Хороший аппетит гостя-лучшая награда хозяйке, – и, улыбнувшись, добавила:
– Месье Альбан не в счет. Ему все равно, что есть. Он не гурман. Он просто обжора.
Она шутила, и тем не менее и в ее голосе, и в ее взгляде проскальзывала обида. После нескольких рюмок вина Этьен Но еще больше раскраснелся и. вертя нож в руке, вдруг осмелел:
– Ну, комиссар, теперь, когда вы побродили по городку, побеседовали с людьми, какое мнение об этом деле сложилось у вас?
– Он познакомился с молодым Фийу… – вмешалась мадам Но, словно предупреждая мужа об опасности.
И Мегрэ, с которого все не спускали глаз, неторопливо, подчеркивая каждое слово ответил:
– Думаю, что Альберу Ретайо не повезло.
Как будто он не сказал ничего особенного, но Жене-вьева побелела. Эта туманная, незначительная фраза настолько поразила ее, что Мегрэ подумал: сейчас она встанет и выбежит из гостиной. Этьен Но силился понять, что комиссар хотел этим сказать. А Гру-Котель злорадным тоном заметил:
– Вот слова, достойные античного оракула. Если бы я не имел доказательства, что в ту злосчастную ночь спокойно спал в номере гостиницы "Европа" в восьмидесяти километрах отсюда, я бы сейчас почувствовал себя неуютно…
– Значит, вы не знаете поговорки, что бытует в полицейской среде, – бросил Мегрэ. – "Чем убедительнее алиби, тем больше подозрений".
Шутка Мегрэ явно взволновала Альбана. Он отнесся к ней вполне серьезно.
– В таком случае, – проговорил он, – вы должны заподозрить в соучастии и начальника канцелярии префектуры, потому что он весь вечер был со мной. Мы с ним друзья детства и время от времени проводим вместе вечерок, случается, часов до двух-трех ночи засиживаемся…
Что-то толкнуло Мегрэ довести игру до конца. Возможно, его раздражала откровенная трусость этого псевдоаристократа. Мегрэ достал из кармана свою известную всем в уголовной полиции толстую записную книжку, перетянутую круглой резинкой, и деловым, официальным тоном спросил Гру-Котеля:
– Его имя?
– Вы не шутите? Вы, правда, хотите… Если вам угодно… Мюзелье… Пьер Мюзелье… Он старый холостяк… Живет на площади Наполеона, над гаражами Мюрса… Метрах в пятидесяти от гостиницы "Европа"…
– Не пойти ли нам пить кофе в гостиную? – предложила мадам Но.
– Ты подашь кофе, Женевьева? Ты не устала? Мне кажется, ты очень бледна. Может, тебе лучше лечь в постель?
– Нет.
Это была не усталость, а предельное напряжение. Можно было подумать, что у Женевьевы какие-то свои счеты с Гру-Котелем-она не спускала с него глаз.
– Вы вернулись в Сент-Обен на следующий же день? – с карандашом в руках продолжал Мегрэ.
– Да, на следующий день. Я воспользовался машиной одного приятеля и доехал до Фонтенэ. Там я пообедал у своих друзей, выходя от них, случайно встретил Этьена, и он довез меня сюда в своей машине…
– В общем, вы кочевали из одного дружеского дома в другой…
Мегрэ совершенно откровенно намекнул, что Гру-Котель-прихлебатель, и это действительно было так. Все прекрасно поняли намек комиссара, а Женевьева вспыхнула и отвернулась.
– Вы так и не соблазнитесь сигарой, комиссар? – попытался перевести разговор на другую тему Этьен Но.
– Могу ли я считать, что допрос окончен? – спросил Гру-Котель. – Если да, то, стало быть, я свободен. Мне хотелось бы сегодня пораньше вернуться домой…
– О, чудесно! Я как раз собирался прогуляться в город. Если не возражаете, мы пройдемся вместе…
– Но я на велосипеде…
– Пустяки. Велосипед можно вести рядом. Кстати, в таком тумане на велосипеде легко угодить в канал…
Но что это? Стоило ему предложить Альбану Гру-Котелю выйти вместе, как Этьен Но нахмурился. Похоже было, что он сейчас увяжется за ними. Или он считает, что Альбан слишком взволнован и способен под давлением сделать признание? Как он смотрит на него! "Будьте осторожны. Вы взвинчены. Он сильнее вас", – казалось, говорил его взгляд. Почти то же самое можно было прочесть во взгляде Женевьевы, хотя он был суровее и презрительнее:
"Постарайтесь хотя бы достойно держаться". Мадам Но ни на кого не смотрела. Она устала. Она уже ни на что не реагировала. При таком нервном напряжении ее хватит ненадолго. Но удивительнее всех вел себя сам Альбан Гру-Котель. Он никак не мог решиться уйти и ходил взад и вперед по гостиной, судя по всему, с тайной надеждой улучить подходящий момент и что-то шепнуть Этьену Но.
– Вы просили меня зайти к вам в кабинет, обсудить эту историю со страхованием, – сказал он Этьену.
– С каким страхованием? – недогадливо спросил тот.
– Да, впрочем, пустяки. Завтра поговорим.
Какую же важную новость должен был он сообщить Этьену Но?
– Так, любезный друг, вы идете? – поторопил Гру-Котеля Мегрэ. – Может быть, вас все-таки подбросить на машине? Или, если хотите, садитесь за руль сами…
– Спасибо… Мы прогуляемся, поболтаем дружески по дороге…
Туман сразу же поглотил их. Альбан Гру-Котель с велосипедом шел быстро, но ему приходилось то и дело останавливаться и поджидать Мегрэ, который не решался в такой темноте ускорить шаг…
– Очень славные люди!.. Прекрасная семья!.. А, должно быть, для девушки такая жизнь слишком однообразна. Подруги у нее есть? – начал разговор Мегрэ.
– Насколько мне известно, здесь у нее нет подруг. Летом приезжают кузины, иногда она проводит у них недельку…
– Наверно, она бывает в Париже, у Брежонов?
– Да, как раз недавно она гостила у них…
Мегрэ добродушно вел этот невинный разговор. Их окружало белесое, леденящее облако, и они почти не видели друг друга. Станционный фонарь напоминал свет маяка, чуть дальше мерцали два огонька, похожие на огни плывущих в море пароходов.
– В общем, если не считать коротких поездок в Ла-Рош-сюр-Йон, вы так и сидите безвыездно в Сент-Обене?
– Нет, почему же? Иногда я гощу у друзей в Нанте, бываю в Бордо у своей кузины. Она замужем за судовладельцем де Шьевром…
– А в Париже?
– Я там был не так давно…
– Тогда же, когда и мадемуазель Но?
– Да, кажется… Они проходили мимо гостиницы, и Мегрэ, остановившись, предложил:
– А не зайти ли нам выпить по стаканчику в "Золотом льве"? Мне было бы интересно взглянуть на Кавра, это мой бывший коллега. Под вечер я был на станции и видел, что парижским поездом приехал какой-то субъект небольшого роста. Я подозреваю, что наш Кавр вызвал себе на подмогу агента.
– В таком случае я с вами прощаюсь, – живо сказал Альбан.
– Нет, нет. Если вы не составите мне компанию, я не пойду. Лучше провожу вас. Надеюсь, я вам не мешаю?
– Я хотел бы поскорее лечь. Сегодня мне что-то нездоровится… Приступ невралгии… Это у меня бывает…
– Тем более мне не следует оставлять вас одного. Я провожу вас до дома. Ваша служанка ночует у вас?
– Конечно.
– Я знаю людей, которые не любят, чтобы прислуга ночевала в их доме. Смотрите-ка, у вас горит свет.
– Так это она и зажгла…
– Она сидит в гостиной? Хотя, правда, там же тепло. Пока вас нет, она, наверно, рукодельничает? Они остановились у порога, и Гру-Котель, вместо того чтобы постучать, принялся искать в кармане ключ.
– До завтра, комиссар. Думаю, мы увидимся у моих друзей Но…
– Послушайте… Альбан Гру-Котель предусмотрительно не открывал дверь, из опасения, что Мегрэ примет это за приглашение зайти.
– Какая нелепость… Простите меня… Понимаете, мне очень нужно… а раз уж мы у вас… мы оба мужчины, и можно не стесняться, не правда ли?
– Прошу вас… Я покажу вам, как пройти. В коридоре было темно, но слева, из приоткрытой двери гостиной, падала полоска света. Альбан потянул было Мегрэ в глубь коридора, но комиссар как бы невзначай толкнул дверь в гостиную.
– Вот так встреча! – воскликнул он. – Мой старый друг Кавр! Что вы здесь делаете, приятель?
Бывший инспектор, с серым, как обычно, лицом, отложил книгу, которую читал, встал, насупился и уничтожающим взглядом посмотрел на Гру-Котеля, считая, что во всем виноват он. Альбан в полной растерянности не знал, как выкрутиться из этого щекотливого положения.
– А где служанка? – наконец спросил он.
Первым взял себя в руки Кавр. Он поклонился и сказал:
– Вы месье Гру-Котель, как я догадываюсь.
Но Гру-Котель не сразу понял игру.
– Простите, что я так поздно побеспокоил вас, – продолжал Кавр. – Мне необходимо с вами поговорить. А женщина, которая открыла мне дверь, сказала, что вы скоро придете…
– Хватит! – буркнул Мегрэ.
– Что? вздрогнул Гру-Котель.
– Я сказал: хватит.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего. Так где женщина, которая вас впустила сюда, Кавр? В доме нигде больше не горит свет. Короче, она уже спит.
– Она сказала мне…
– Еще раз повторяю – хватит! Не заговаривайте мне зубы Кстати, можете сесть, Кавр. О, да вы, оказывается, расположились здесь как дома. Сняли пальто, повесили шляпу на вешалку. Что вы читали?
Мегрэ взял в руки книгу, лежавшую на столике перед Кавром. Брови его высоко поднялись.
– "Порочные наслаждения"! Подумать только! И вы нашли эту очаровательную книжонку здесь, в библиотеке нашего друга, месье Гру?.. Помилуйте, господа, почему вы стоите? Вас смущает мое присутствие? Месье Гру-Котель, не забудьте, что у вас невралгия. Вам бы следовало принять таблетку аспирина.
Несмотря на все, Альбан Гру-Котель нашел в себе силы парировать:
– А вам, мне кажется, приспичило в одно место…
– Представьте себе, мне уже расхотелось… Итак, дорогой Кавр, как идет расследование? Скажите-ка, между нами, вы небось не слишком обрадовались, когда увидели, что я занимаюсь этим делом?
– Что? Каким делом?
– Итак, месье Гру-Котель решил прибегнуть к вашему таланту, который, кстати, и я высоко ценю?
– До сегодняшнего утра я и не слышал о существовании месье Гру-Котеля, – пробурчал Кавр.
– Другими словами, вам рассказал о нем месье Но, когда встретился с вами в Фонтенэ?
– Если вы решили учинить мне допрос, я к вашим услугам, но в присутствии адвоката.
– Например, если я обвиню вас в краже кепки? – спросил Мегрэ.
– Хотя бы и так…
В гостиной царил полумрак-лампочка, и без того слабая для такой большой комнаты, была покрыта толстым слоем пыли.
– Разрешите предложить вам что-нибудь выпить, – вмешался в разговор Гру-Котель.
– С удовольствием! – ответил Мегрэ. – Раз уж мы случайно здесь собрались… Кстати, скажите, Кавр, человек, которого я видел недавно на станции, не ваш ли сотрудник?
– Да, это один из моих служащих.
– Подкрепление?
– Как вам будет угодно…
– У вас с месье Гру-Котелем назначены на сегодня важные дела?
– Я хотел задать ему несколько вопросов.
– Если по поводу его алиби, то можете не беспокоиться, он все предусмотрел и сохранил счет из гостиницы "Европа".
Но Кавр не сдавался. Он сел на прежнее место, скрестил ноги, положил на колени свой кожаный портфель. Судя по его уверенному виду, он не сомневался, что последнее слово останется за ним. Гру-Котель наполнил три рюмки арманьяком, одну из них протянул Кавру…
– Спасибо. Я пью только воду.
Сослуживцы в уголовной полиции подтрунивали над Кавром, над тем, что он не пьет, не подозревая, как это жестоко с их стороны: у Кавра была больная печень.
– А вы, комиссар?
– Не откажусь!
Никто больше не произнес ни слова. Казалось, они играют в какую-то странную игру, нечто вроде молчанки. Альбан залпом выпил арманьяк и налил себе еще. Он до сих пор так и не сел и, стоя у книжной полки, время от времени поправлял то одну, то другую неровно стоящие книги.
– А между прочим, месье, – вдруг спокойным, ледяным тоном сказал Кавр, обращаясь к Гру-Котелю, – ведь вы в своем доме…
– Простите, не понимаю…
– Я хочу сказать вам, что вы имеете право принимать в нем кого вам заблагорассудится. И я желал бы побеседовать с вами без комиссара. Если же его общество вас больше устраивает, я готов удалиться и назначить вам свидание на завтра.
– Иными словами, инспектор вежливо предлагает вам одного из нас выставить за дверь, – объяснил Мегрэ.
– Господа, к чему этот разговор! Ведь в общем-то я не имею никакого отношения к этому делу. Как вы знаете, когда парень погиб, я был в Ла-Роше. Правда, я дружен с семьей Но. Часто бываю у них. Но что же делать, в такой дыре, как наш Сент-Обен, выбор знакомых весьма ограничен… – Вспомните апостола Петра!
– Не понимаю…
– Если вы будете продолжать в том же духе, вы в третий раз отречетесь от своих друзей до восхода солнца. Только бы туман дал ему взойти…
– Вам легко шутить. Однако войдите в мое положение. Меня принимают в доме Но. Этьен-мой друг, как видите, я от него не отрекаюсь. А что у них там произошло, я не знаю и знать не хочу. И не меня надо расспрашивать об этом деле.