— Похоже, обоих арестовали, — сообщила любопытным отпущенная домой дочка Полита.
Ей так хотелось спать, что она не стала задерживаться, и в тишине еще долго раздавался стук ее сабо по смерзшейся щебенке. Дверь открылась. На пороге появился Межа, кого-то высматривая в темноте.
— Тереза здесь? — спросил он. Откуда-то из черноты вынырнула фигура.
— Зайдите. Комиссар хочет поговорить с вами. Проходя мимо Марселя, она глянула ему в глаза, но не раскрыла.
— Входите, Тереза. Не бойтесь. Я хочу задать вам один вопрос. Вы знаете, что Лиз Форлакруа беременна?
Тереза резко повернулась к застекленной двери, и на миг показалось, что сейчас она кинется к ничего не понимающему Эро.
— Не правда, — спохватилась она. — Вы хотите меня обмануть.
— Уверяю вас, Тереза, Лиз Форлакруа на четвертом месяце беременности.
— Так вот почему… — почти прошептала она.
— Почему он хотел на ней жениться.
— Значит, вы признаете, что он хотел на ней жениться? Однако он не объяснил вам причины? Теперь вы ее знаете. Вам известно, что…
— А у меня, что, нет ребенка? Я, что, хуже дочери судьи? Чего же он на мне не женился?
На нее, должно быть, любопытно было смотреть через застекленную дверь: видно, что она разозлилась, а почему — непонятно.
— А то, что если он женится на ней, я вместе с его сыном приду в церковь и устрою скандал.
— Простите. Вы это сказали ему вечером во вторник? Где?
На миг она заколебалась, но потом передернула плечами.
— На улице.
— Незадолго до полуночи.
Она в бешенстве еще раз оглянулась на дверь.
— Ладно, расскажу. Будь что будет! Около десяти, когда я пошла спать, я увидела в окошке барышни свет…
— В окне комнаты.
— Будьте спокойны, уверена, — саркастически усмехнулась она. — Я столько раз за ними следила… Я попыталась уснуть, но не смогла. Тогда встала и решила подождать его на улице.
— Да все за тем же, — устало бросила Тереза.
— Нет, еще сказала, что покончу с собой у него в доме.
— Не знаю… Я незаметно вышла. Шел дождь. Мне даже пришлось натянуть пальто на голову. Я все думала, долго ли он там пробудет. Останься он надолго, я, наверно, полезла бы к ним.
— Я шла и говорила сама с собой. Со мной это часто бывает. Вперед я не смотрела, потому что на улице было пусто. И вдруг я на кого-то наткнулась. Оказалось, он. От неожиданности я даже вскрикнула.
— У стены, на задах дома судьи.
— Нет. Ничего не делал. У него был вид, будто он за кем-то следит. Я спросила, чего он ждет.
— Ничего. Он со злостью схватил меня за руки. «Если будешь еще шпионить за мною, — крикнул он, — я не знаю, что с тобой сделаю»!
— Что-то около полуночи, я вам уже говорила. А может, уже и первый.
— Не знаю. С того места не видно: стена закрывает. «Ступай спать, стерва! — кричал он мне. — Ясно? И если я еще хоть раз…» Он никогда так на меня не ругался.
И снова взгляд сквозь стекло. Эро ничуть не утратил спокойствия. Жандарм снова дал ему папиросу, и Марсель из-за наручников держал ее, вывернув ладони наружу.
— Тереза, вы не подождете рядом? Возможно, вы мне еще понадобитесь.
Когда дверь за нею закрылась. Межа произнес:
Бедняга! Он хотел проявить вежливость, хотел поздравить Мегрэ с достигнутым результатом, но наткнулся на хмурый взгляд.
— Ну, ну? Что же тебе кажется? Говори, говори! Может быть, ты мне сейчас найдешь улику? Иди-ка лучше, принеси пива. Или нет! Притащи водки, кальвадоса, рома, чего угодно… Который час?
Было уже начало первого, и на улице остались только трое зевак, они топтались у калитки в надежде узнать наконец правду.
Глава 10
Служанка врача
Гул мотора, визг тормозов, хлопанье автомобильной дверцы. Через несколько секунд в танцевальный зал вошли два инспектора и совершенно ошеломленная женщина лет тридцати.
— Простите, комиссар. По дороге лопнула шина, а домкрат не исправлен. Мы…
— Она? — перебил Мегрэ, глядя на женщину, которая потерянно озиралась, но, похоже, ничего не видела.
— Она не хотела ехать: у нее больна золовка. Пришлось пообещать, что мы доставим ее обратно этой же ночью.
Внезапно женщина увидела наручники и приглушенно вскрикнула.
— Узнаете его? — спросил комиссар. — Хорошенько присмотритесь… Скажите, этот человек недавно приходил к вашему хозяину?
— Да, я узнаю их, — ответила она, взяв себя в руки.
— Вы… Как вы сказали? Вы их узнаете?
— Ну да. Я узнала обоих. Они приходили вместе.
— И оба вошли в кабинет к доктору?
— Да, оба. Но не сразу, потому что доктора не было. Я посоветовала зайти на следующий день, но они предпочли больше двух часов ждать в приемной.
— Так, так! — пробормотал Мегрэ. — Вы мне больше не нужны.
— Ее можно отвезти? — спросили несколько раздосадованные инспекторы.
— Как вам угодно. Хотя подождите. Межа принес выпить. Только не знаю, хватит ли стаканов.
Дидина встала, тронула Мегрэ за рукав и шепнула:
— В шкафу.
— Что в шкафу?
— Стаканы. Тут всегда есть несколько штук на случай заседания муниципального совета. Хотите, я их протру?
Все-то она знает, все видит, все слышит!
Полицейские чокнулись. Служанка доктора замерзла, поэтому ей тоже налили немножко водки; она отхлебнула, поперхнулась и закашлялась.
Мегрэ возбужден. Межа следит за ним с некоторым беспокойством; чувствуется, что комиссар напряжен до предела. Вдруг Мегрэ распахивает дверь. Инспекторы ушли. Машина уехала.
— Эй ты, иди сюда! — неожиданно грубо крикнул он, обращаясь к Эро. — Межа, сними с него наручники. У него в них совершенно идиотский вид… Входи! Закрой дверь, Межа. А ты кончай хитрить. Мне это уже осточертело. Да, осточертело. — Это было так неожиданно, что Марсель растерялся. — Небось, думаешь, какой ты умный, и доволен собой, да? Ну, конечно! Ты посмотри на себя в зеркало! И сделай милость, перестань переминаться с ноги на ногу, как медведь. Чем занимался твой отец?
Эро так удивился этому вопросу, что, несмотря на решение не отвечать, буркнул:
— Разводил устриц.
— И ты тоже разводишь устриц. И небось воображаешь, будто дочь судьи — это что-то необыкновенное? Но тебе и в голову не приходит, что ты просто глупец, над которым все смеются. Когда помирился с тобой Форлакруа?
Враждебное молчание.
— Ладно, не отвечай. От этого ты выглядишь еще глупее.
На этот раз возбужденный Мегрэ говорил в полный голос, так что его, несомненно, было слышно за дверью — может быть, не каждое слово, но смысл, во всяком случае, был понятен.
А комиссар продолжал говорить, вышагивая по комнате и грызя черенок трубки, и с таким неистовством подливал себе в стакан водки, что у Межа даже дух перехватывало.
— Можешь вообще не отвечать. Впрочем, ты настолько глуп, что ничего и сказать-то не сумеешь. Мало тебе было истории с Терезой? Ты ведь чуть было не женился на ней, да? Об этом знали все. Но все знали еще кое-что, чего не знал ты.
— Знал.
— Что?
— Что она встречалась с другими мужчинами.
— Отлично! Поэтому ты на ней не женился Разумный поступок. Ты понял, что тебя хотят надуть. Но Тереза всего лишь служанка в гостинице, дочь женщины, которая торгует рыбой вразнос. Зато другая…
На лице Марселя появилось угрожающее выражение, и Мегрэ, несмотря на наигранное возбуждение, бросил быстрый взгляд на сжавшиеся кулаки верзилы. Уж не для того ли он на миг отвернулся, чтобы скрыть промелькнувшую улыбку? И не потому ли отхлебнул большой глоток, чтобы не сбиться с тона?
— Молодому человеку лестно быть любовником барышни Форлакруа, дочери судьи, которая играет на фортепьяно…
— Послушайте, комиссар…
— Заткнись! Ты будешь говорить только в присутствии своего адвоката. Ты же сам это заявил… Молодой человек влюблен. Молодой человек пыжится от гордости. И когда папенька Форлакруа, карауливший за дверью, приглашает, его зайти, молодой человек превращается в лепечущего младенца. «Как! Вы любите мою дочь. О чем же разговор? Она ваша. Вручаю ее вам. Женитесь на ней». Что, так оно и было, да. А здоровенный младенец, способный кулаком быка, ничего не видит дальше собственного носа. «Да, месье, я женюсь на ней! Да, месье, я честный человек, у меня самые серьезные намерения». Он так взволнован, так счастлив, так горд, что не может удержаться и бежит разыскивать своего врага Альбера Форлакруа, который неоднократно грозился набить ему морду «Вы принимали меня не за того, кто я на самом деле. Я хочу жениться на вашей сестре. Помиримся.» За стеклом двери Форлакруа, вытянув шею, силился ловить каждое слово, а сухонькая Дидина вся подалась вперед, сидя уже на самом краешке скамейки.
— Так вот, мой мальчик, могу тебе сообщить, что они оба обвели тебя вокруг пальца. А ты до сих пор так и не понял? Ты был убежден, что они оценили твои достоинства и потому раскрыли тебе объятия. И только твоя старуха мать что-то заподозрила. Я убежден, что ты разозлился на нее, когда она посоветовала тебе быть благоразумней и не слишком ликовать. «Уверяю тебя, мама, Лиз вовсе не сумасшедшая, это просто болтовня. Когда она будет счастлива, когда за нею будет уход…» Ну, и прочее слюнтяйство. Господи, какой дурак!
Мегрэ оглядел с головы до ног своего тяжело дышавшего собеседника и подмигнул Межа, который никак не мог понять, что все это значит.
— Искорку здравого смысла, уверен, зажгла в тебе твоя мать. Впрочем, что она, бедная, могла поделать с такой упрямой да еще потерявшей от радости голову орясиной, как ты? «Покажи ее хотя бы врачу. Вдруг она и впрямь сумасшедшая?» И тогда ты вспомнил своего старого приятеля Жанена. Взял Альбера в свидетели чистоты своих намерений. Если Жанен, осмотрев Лиз, решит, что она… Ну что? Разве не так все было? Да не отвечай! Ты ведь будешь говорить только в присутствии своего адвоката, верно? А Альбер знал, что его сестра беременна…
Все произошло так внезапно, что Мегрэ не успел отскочить. А может быть, он как раз хотел, чтобы дело приняло именно такой оборот? Марсель схватил его за лацканы пиджака и, еще немного, как следует тряхнул бы.
— Что вы сказали? Что вы сказали?
— Хочешь, чтобы тебе это подтвердил доктор из клиники? Сейчас сделаем. Тебе придется лишь поговорить по телефону…
— Лиз…
— Да, беременна! Такое случается. Вот почему судья неожиданно так легко согласился выдать дочку за неотесанного мужлана вроде тебя. Вот почему Адьбер поехал с тобой в Нант. Из осторожности. Он не хотел стать вместе с сестрой посмешищем всего Эгюийона… Меня интересовала одна деталь. Я все ломал себе голову, неужели Жанен согласился взобраться по стене, чтобы осмотреть пациентку? Нет! Все было проще. К себе ты его привезти не мог, поскольку твоя мать была в курсе, а ты предпочитал не посвящать ее в эту историю. Так вот, вы втроем поужинали у Альбера. Могу даже сообщить, что ели вы камбалу. Потом, когда к судье пришли гости, началась партия в бридж и путь был свободен, Альбер провел доктора. У него есть ключ. Тихо пройти на второй этаж не так уж трудно. Я кое-что уже заподозрил, еще когда он решил передо мной высадить дверь плечом. Если у него был ключ от входной двери, вполне возможно, что… Впрочем, это тебя не касается. Альбер провел доктора Жанена к сестре, а сам остался ждать. Ну, а ты, дурачина, бродил вдоль стены, по которой обычно влезал к ней.
Мегрэ обернулся к двери и увидел, что Альбер Форлакруа стоит за нею с угрожающим видом.
— Ты, надо думать, пережил несколько неприятных моментов. Приперлась Тереза и начала угрожать. Ты никак не мог понять, почему не возвращаются Альбер и Жанен… Так и быть, расскажу тебе. Осмотрев девушку, Жанен пришел к Альберу в кладовку для фруктов. Что он ему сказал, нетрудно угадать. Первым делом он заметил: «Но ведь ваша сестра ждет ребенка…» Потом… Глянь-ка на него! Да не на инспектора! Обернись к двери! Ты посмотри на его физиономию!
Мертвенно-бледный, с исказившимся лицом, Альбер Форлакруа стоял, уцепившись за дверную ручку, и губы его были какими-то странно влажными.
— Входите, Форлакруа. Вам будет лучше слышно. Я хочу рассказать, что вам сообщил доктор. Он сказал, что ваша сестра неизлечима, что бесчестно толкать ее в объятия порядочного человека, что ее место в психиатрической лечебнице и что его долг как врача…
— Это не правда! — произнес он тусклым голосом.
— Что не правда?
— Я не убивал его. Это сестра, — и Альбер наклонил голову, словно намереваясь броситься на них.
— Эту историю вы рассказали Марселю, когда вернулись один. К несчастью, если бы Лиз убила доктора молотком, лежавшим в кладовке, ей не пришло бы в голову протереть рукоятку. Где она могла слышать про отпечатки пальцев? Нет, голубчик! Это вы ударили его в приступе бешенства, и, кстати, если не возьмете себя в руки, он и теперь у вас может начаться. Доктор заявил, что собирается сообщить всю правду Марселю. Вы настаивали. Вы хотели, чтобы брак был заключен любой ценой. И тут вас охватил ваш обычный приступ бешенства. И знаете… Да, голову даю на отсечение!.. Знаете, что подумал доктор Жанен, увидев, как вы бросаетесь, словно одержимый? Он подумал, что у вас в семье безумна не только ваша сестра и что… Альбер Форлакруа с исказившимся лицом, с горящими глазами ринулся на комиссара. Он хрипло дышал, но прежде чем дотянулся до Мегрэ, его схватил за плечи Марсель, и они оба покатились по полу. Ничуть не обеспокоенный происходящим, комиссар подошел к столу, налил себе выпить, закурил трубку и, наморщив лоб, глянул на дерущихся.
— Межа, надень ему наручники, если сможешь. Так будет спокойней.
Задание оказалось не простое: оба соперника не уступали друг другу в силе. Форлакруа неистово вцепился зубами в большой палец Эро. Марсель не удержался и вскрикнул. Щелкнул один браслет. Межа никак не удавалось овладеть второй рукой, и тогда, разъярясь, он неловко, но изо всей силы начал молотить кулаком по физиономии Альбера.
Дидина прилипла к стеклу, нос у нее сплющился, глаза блестели, а тонкие губы кривились в довольной улыбке.
— Ну как?
— Готово, шеф!
Второй стальной браслет сомкнулся наконец на запястье.
Марсель Эро, пошатываясь, сжимая правой рукой кровоточащий большой палец левой, с трудом поднялся. Он тоже схватил со стола бутылку водки. Но не для того, чтобы выпить. Ему нужно было продезинфицировать рану. Палец был прокушен до кости.
В распахнувшихся дверях появился жандарм.
— Я нужен вам?
А Мегрэ неподвижно стоял и оглядывал всех по очереди: удовлетворенно покачивавшую головой Дидину, Межа, у которого все руки были в крови и который не скрывал своего отвращения, остолбеневшего жандарма, Эро, завязывающего палец клетчатым носовым платком.
Альбер Форлакруа, покачиваясь, поднялся, верней, сел с отупелым видом на пол; тело его все еще сотрясали судороги.
Тишина стояла такая, что слышно было торопливое тиканье лежащих на столе часов. Мегрэ поднял их за конец цепочки. Они показывали десять минут третьего.
— Он убедил меня, что это она, — пробормотал Эро, тупо глядя на палец. — И тогда, чтобы отвести подозрения…
Мегрэ чувствовал такую усталость, словно только что тащил на себе весь земной шар.
— Межа, займешься ими?
Комиссар вышел, попыхивая трубкой, и медленно побрел к причалу. За спиной у себя он слышал семенящие шаги. Море поднималось. В небе скрестились лучи маяков. Только что взошла луна, и из темноты выплыл белый дом судьи; белизна его была резкой, мертвенной, нереальной.
Шаги замерли. На углу улицы сошлись два силуэта. Это Дидина встретилась со своим кривым таможенником, который поджидал ее, и принялась вполголоса что-то рассказывать.
— Интересно, отрубят ли ему голову? — произнесла она чуть громче, зябко кутаясь в шаль.
Через несколько секунд скрипнула дверь. Они вошли в дом. Сейчас они залезут на высоченную кровать под перину и, должно быть, еще долго будут шептаться в темноте.
Оставшись один, Мегрэ вдруг поймал себя на том, что задумчиво произнес:
— Ну вот и все!
Да, это был конец. Наверное, он никогда больше не вернется в Эгюийон. Для него поселок останется лишь серией отдаленных пейзажей, крохотных и в то же время поразительно четких, словно смотришь в хрустальный шар: маленький мирок, самые разные люди… Судья у камина. Константинеску в версальской квартире и его дочка, обучавшаяся в консерватории. Престарелый Хорас Ван Ушен, его слишком светлые брюки и кепи из белого сукна. Тереза, которая будет стараться любой ценой выскочить замуж. Вдова Эро, думавшая, что теперь до конца дней она обречена на одиночество в своем доме, но внезапно обретшая верзилу-сына…
В темноте раздался звук мотора, и Мегрэ вздрогнул. Но тут же понял, что старик Барито поплыл ставить верши на угрей.
Кстати! Какой сегодня прилив?