Глава 5

Человек, которому хочется в тюрьму

Не слишком ли он жесток? Тереза возненавидела его, это ясно. Временами она смотрит на него так мрачно, что Мегрэ не может удержаться от улыбки, и несчастная служанка в растерянности не знает: то ли вцепиться ему ногтями в лицо, то ли в свой черед улыбнуться.

Больше часу он держал ее, как рыбу на крючке. Что бы она ни делала — стояла в зале, выходила в кухню, пыталась, присев за стол, проглотить ложку супа, подходила на зов клиента, она все время встречалась с безмятежным взглядом Мегрэ. А может, ее просто притягивал этот взгляд? Вдруг этот толстяк, мирно посасывающий трубку и рассеянно поглядывающий на зал, вовсе не враг, а друг?

Она кидалась из крайности в крайность, от непомерной нервозности к раздражительности или к преувеличенной предупредительности. Убрав со стола, впервые спросила:

— Что будете пить?

Но, принеся кальвадос, не выдержала и выскочила в коридор. А когда вошла снова, сморкалась, и глаза у нее были красные.

Четверо посетителей играли в карты, и, обслуживая их, Тереза, разбила стакан. В кухне встала из-за стола, так ничего и не съев. Наконец, о чем-то заговорила с хозяйкой. Мегрэ не слышал слов, но по поведению Терезы догадался, о чем идет речь. Она прикидывалась, будто плохо себя чувствует, смотрела в потолок. Хозяйка пожала плечами.

— Иди, девочка!

Тереза сняла фартук, оглянулась, не идет ли кто за ней, и бросила многозначительный взгляд на Мегрэ.

— Межа, прогуляйся перед сном и посмотри, наблюдает ли жандарм за домом судьи и за черным ходом. А второй должен дежурить около дома Форлакруа-сына.

Мегрэ встал из-за стола и поднялся по узкой лестнице, задевая за перила и стену. Эта часть дома была выстроена совсем недавно. Дерево еще не потемнело, стены были только что побелены, и Мегрэ испачкал костюм известкой.

Он вошел к себе в номер, но дверь оставил открытой. Через несколько минут, удивленный, чуть ли не раздосадованный, выглянул в коридор и улыбнулся.

Внизу посетители будут сидеть еще часа два. Ну, а если Межа, услышав в комнате служанки голос комиссара, что-нибудь подумает, тем хуже для него. Мегрэ вошел к Терезе. Она стояла, ожидая его. Волосы, обычно собранные в пучок на затылке, она распустила, темная их масса обрамляла лицо, и от этого ее черты стали казаться тоньше, но острее, зато взгляд стал менее открытым.

Присев на край железной кровати, Мегрэ смотрел на Терезу, и она, не выдержав, заговорила первой:

— Уверяю вас, вы делаете ошибку, преследуя Марселя. Я знаю его лучше, чем кто другой… — Она, как актер, искала правильный тон, но не находила.

— Вот доказательство: этим летом мы должны пожениться.

— Из-за ребенка?

— Из-за ребенка и вообще, — нисколько не удивившись, ответила она. — Мы любим друг друга. Разве в этом есть что-нибудь необычное?

— Не совсем обычно то, что вы собрались урегулировать ваши отношения, когда ребенку исполнилось три года. Посмотрите-ка на меня, Тереза… Вранье, поверьте мне, не принесет вам никакой пользы. О чем Марсель спросил вас по телефону?

Она впилась в него взглядом, вздохнула.

— Наверно, я делаю глупость… Он спрашивал, нашли ли в карманах записку.

— В чьих карманах?

— Убитого, конечно.

— На этот вопрос вы ответили «нет»?

— Я подумала, если бы нашли что-нибудь важное, я бы слышала… Но Марсель спрашивал вовсе не потому, что он убил. Я же говорю, мы собирались пожениться…

— Тем не менее он каждую ночь лазил в спальню Лиз Форлакруа…

— Он ее не любит!

— Оригинальный способ не любить.

— Ну, вы же знаете, какие мужчины… Это не любовь, это совсем другое. Он мне сам часто говорил… Это у него порочная привычка, и он мне клялся, что избавится от нее…

— Не правда!

Тереза вздрогнула, голос у нее изменился, стал резким, вульгарным.

— А по какому праву вы говорите, что это не правда? Может, были там? Может, не правда, что я видела, как он выходил из дома судьи не через окно, а через дверь? И что судья с ним вежливо прощался? И что был в курсе всего? И кого вообще в этом деле можно назвать порядочной а кого нет? Да, я родила ребенка. Но я не заманиваю к себе в комнату мужчин…

— Стоп! Стоп! Когда вы видели Марселя с судьей?

— С месяц назад. Погодите… Перед самым Рождеством.

— И вы говорите, вид у них был такой, словно они понимают друг друга? А что ответил Марсель, когда вы потребовали у него объяснений?

Сейчас она соврет. Это было ясно по тому, как дрогнули у нее крылья носа.

— Он сказал, чтобы я не беспокоилась… что все будет хорошо.., что меньше чем через полгода мы поженимся и поселимся на другой стороне пролива в Шарроне, чтобы не видеть больше здешних… Понимаете, он меня любит! Зачем ему убивать человека, которого он даже не знает?

Шаги на лестнице, в коридоре. Скрипнула дверь. Это пришел Межа. Насвистывает, раздевается.

— Тереза, вы больше ничего не хотите мне сказать? Подумайте. В ваших словах лжи столько же, сколько правды. Из-за вранья мне трудно быть признательным вам за сказанную правду.

Мегрэ поднялся. В этой комнатке он выглядел слишком высоким и грузным. И вдруг, когда он меньше всего ждал этого, Тереза кинулась к нему на грудь и разрыдалась.

— Ну! Ну! — успокаивал он ее, как ребенка. — Ничего страшного. Расскажите, что у вас на душе.

Тереза всхлипывала так громко, что Межа выглянул из номера.

— Успокойтесь… Этак вы весь дом поднимете. Вы не хотите сейчас говорить? — Пряча лицо на груди Мегрэ, она затрясла головой.

— Зря. А впрочем… Ложитесь-ка в постель. Хотите, я дам вам снотворное, от которого вы сразу заснете? — Она кивнула, совсем по-детски. Мегрэ накапал в стакан снотворного, плеснул воды. — Утром все будет хорошо.

Все еще всхлипывая, она пила, а комиссар воспользовался этим и, пятясь, ретировался из комнатки.

— Уф-ф! — облегченно вздохнул он, когда наконец улегся на кровать, которая, как и комнатка Терезы, была для него маловата.

Утро было солнечное и морозное. У Терезы, подававшей Мегрэ завтрак, вид был совершенно непримиримый. Межа раздобыл у местного парикмахера бриллиантин и невыносимо благоухал.

Мегрэ прогуливался, засунув руки в карманы и любуясь возвращающимися сборщиками раковин, корзинами, полными мидий, зеленовато-синим морем вдали, мостом, по которому ему так и не удалось пройти до конца. За мостом виднелись недостроенное здание водолечебницы и разбросанные среди сосен недорогие дачи.

У дома судьи топтался жандарм. Ставни в доме были уже открыты. Все вместе выглядело очень симпатично, и Мегрэ начал привыкать к этому крохотному мирку. Кое-кто из местных уже здоровался с ним, остальные провожали недоверчивым взглядом. Мегрэ встретил мэра, который грузил мидии на грузовик.

— На ваше имя пришло несколько телеграмм. Я положил их на стол в мэрии. Лейтенант жандармерии, наверно, уже вас ждет.

Да, время. Мегрэ долго прохлаждался. Однако, направляясь к мэрии, шагу он не прибавил; еще недавно, в периоды затишья, он все так же неспешно ходил через квартал Сент-Антуан и остров Сен-Луи на набережную дез Орфевр.

Гипсовая республика стояла на своем месте. Кому-то, очевидно мэру, пришла в голову деликатная мысль поставить на стол запечатанную бутылку белого вина и стаканы.

Лейтенант жандармерии вошел вместе с Мегрэ. Комиссар снял пальто, шляпу и собрался было задать лейтенанту вопрос, но замолчал, приятно пораженный неожиданным взрывом детских криков. Оказывается, под окна мэрии на солнце высыпали школьники: у них была перемена. Доносился приглушенный стук сабо: ребята катались по замерзшим лужам. Пестрели красные, синие, зеленые шарфы, капюшоны, платки.

— Слушаю, лейтенант. Что там с Марселем Эро?

— Пока еще не разыскали. Болото очень уж большое. Приходится проверять все хижины. К одним в эту пору труднопроходимы дороги, к другим можно добраться только на лодке.

— У судьи как?

— Все тихо. Никто не выходил, никто не входил, кроме двух служанок сегодня утром.

— А Альбер Форлакруа?

— Утром, как обычно, вышел в море. Один из моих людей не спускает с него глаз… Тем более, что Альбер известен своей вспыльчивостью и может прийти в ярость из-за любого пустяка.

Уж не рисуется ли комиссар? Прижался спиной к печке, греется, посасывает трубку, а на столе лежат только что полученные телеграммы… А может, это привычка все делать по очереди: он сперва покончит с эгюийонскими делами, а уже потом поинтересуется, что происходит в других местах?

Первая телеграмма, как в насмешку, была от г-жи Мегрэ.

«Послала автобусом чемодан бельем одеждой на смену жду известий целую»

— Когда приходит автобус?

— Через несколько минут.

— Будьте добры, получите чемодан, присланный на мое имя, и распорядитесь доставить его в гостиницу.

Вторая телеграмма, гораздо длиннее, послана из Нанта.

«Комиссару Мегрэ опербригада Нант тчк Неизвестный обнаруженный Эгюийоне идентифицирован тчк Это доктор Жанеи 35 лет проживает Нанте улице дез Эглиз тчк Вышел дому вторник 11 января без вещей тчк Расследование продолжается тчк Получении дополнительных сведений звоните».

Возвратился лейтенант. Мегрэ протянул ему телеграмму, равнодушно заметив:

— Выглядит он старше своих лет.

Затем он покрутил ручку телефона, вежливо поздоровался с телефонисткой и попросил соединить его с опербригадой в Нанте.

Ну вот, пошла обычная традиционная работа. Посмотрим! Третья телеграмма из Версаля, ответ на телеграфный запрос Мегрэ.

«Последним сведениям супруга Фордакруа урожденная Валентина Константинеску проживает Ницце улица Командан-Маршан вилла Серые скалы»

— Алло! Нантская опербригада?.. Это Мегрэ… Давайте-ка мне его… Гийом?.. Да, старина… Все нормально… Быстро вы сработали… Слушаю…

Мегрэ никогда ничего не записывает. А если перед ним лежит бумага и в руках он держит автокарандаш, это означает, что он рисует всякие каракули, не имеющие никакого отношения к делу.

— Эмиль Жанен… Медицинский факультет в Монпелье… Уроженец Руссильона, из скромной семьи… Интересная деталь: два года был интерном в больнице Св. Анны… Значит, сведущ в психиатрии… Ого!.. Характер достаточно независимый… Пошел корабельным врачом… Какой корабль?.. «Мститель»… Несколько лет назад «Мститель» совершил кругосветку. Вот почему у него одежда из Панамы… Все такой же независимый. Аттестуется достаточно плохо… Уволился… Поселился в Нанте и специализируется в психоанализе…

— Алло, мадемуазель!.. Будьте добры, срочный разговор с Ниццей, департамент Приморские Альпы, отделение Сюрте… Благодарю вас… Конечно, я знаю, вы делаете все, что можете, и я, прежде чем уеду, поднесу вам коробку шоколада… Ах, вы предпочитаете засахаренные каштаны? Запомнил. — И, положив трубку, Мегрэ бросил лейтенанту:

— Я вот подумываю, не пора ли мне использовать постановление об аресте?

Интуиция? Мегрэ еще не договорил, как требовательно зазвонил телефон. Перемена кончилась, и ребята вернулись в классы. Нет, для Ниццы, пожалуй, еще рано.

— Комиссар Мегрэ? Минутку… С вами будет говорить прокурор господин Бурдейль-Жамине…

В трубке зазвучал далекий, как бы отрешенный от мелких повседневных забот голос высокопоставленного чиновника:

— Вы уже получили протокол опознания, не так ли? И я думаю, что в данных обстоятельствах… Я беру на себя огромную ответственность… Постановление об аресте у вас? Так вот, комиссар, я посоветовался с господином следователем и полагаю, будет благоразумней…

Вошел Межа, смирно уселся в уголке, с интересом поглядывая на бутылку вина.

— Ницца!

— Благодарю… Сюрте Насьональ?

Мегрэ в нескольких словах изложил, что ему нужно, а закончив разговор, машинально глянул на лежащую на столе бумагу: на ней был нарисован рот с пухлыми чувственными губами, как на некоторых картинах Ренуара. Комиссар тут же разорвал листок и бросил в печку.

— Думаю… — начал он, но, увидев, что через двор идет дочка старой Элизы, одна из служанок в доме судья, распорядился:

— Межа, впусти!

— Письмо господину Мегрэ.

Комиссар взял его, отпустил девушку, неторопливо вскрыл конверт. Ну, за дело! Мегрэ впервые видел почерк судьи, мелкий, убористый, ровный, может быть, несколько излишне утонченно-элегантный. Ни одна буква не вылезает над другими. Бумага строгая, но необычного качества и редко встречающегося формата.

Мегрэ сунул письмо в карман, не показав его ни лейтенанту, ни Межа, хотя они с трудом скрывали любопытство.

— Когда сюда приходят газеты? — поинтересовался он.

— Вот-вот должны разносить. Их привозят вместе с почтой на автобусе, а он пришел, как раз когда вы звонили.

— Межа, не добудешь мне какую-нибудь газетку? Да заодно удостоверься, не заходил ли утром к судье кто-нибудь, кроме служанок.

Недавнее оживление покидало Мегрэ. Взгляд его становился все более хмурым. Он расхаживал по комнате, без всякой нужды переставлял на столе предметы, потом долго смотрел на телефон и наконец крутанул его ручку.

— Это снова я, мадемуазель. Чувствую, мне придется удвоить количество каштанов. Вы уже разобрали почту?.. Ах, еще не разносили… Скажите, судье Форлакруа нет писем?.. А сегодня утром он никому не звонил? Может быть, ему звонили?.. Значит, нет? А телеграмм тоже не было?.. Благодарю… Да, я все еще жду срочного разговора с Ниццей.

Межа возвратился в сопровождении трех человек. Он их оставил во дворе и, войдя в комнату, сообщил:

— Журналисты.

— Вижу.

— Один из Люсона, двое из Нанта. А вот газеты.

Все газеты опубликовали фотографию убитого, но сообщения, что он уже опознан, ни в одной из них, разумеется, не было.

— А что мне сказать? — поинтересовался Межа.

— Ничего.

— Они взбесятся. Кстати, остановились они в гостинице, так что за обедом вы с ними встретитесь.

Помешивая уголь в печке, Мегрэ пожал плечами и тут же посмотрел, который час, так как увидел в окошко, что в школе кончились уроки. Что там в этой Ницце копаются? Привыкли не торопиться под своим словно вырезанным из цинка солнцем…

Мегрэ беспокоил один вопрос, и он никак не мог найти на него ответ. Почему судья написал ему письмо как раз тогда, когда установили личность убитого? Выходит, это ему известно? Но каким же образом он узнал?

Телефон… Нет, опять не Ницца… Из Марана сообщают, что никаких следов Марселя Эро не обнаружено, но искать его продолжают по всему болоту. Прекрасно! Ага, вот и Ницца… На линии три голоса…

— Маран, положите трубку!.. Положите, черт вас возьми, трубку!.. Алло! Ницца?.. Да, Мегрэ… Значит, эта особа последние три недели не покидала Ниццу? Хорошо проверили?.. И никаких телеграмм ни вчера, ни сегодня утром не получала?.. Как?.. Не понимаю, как его фамилия?.. Луше… Ван Уше?.. Давайте по буквам!.. Значит, Виктор — В… Ага, Ван Ушен?.. Да, слушаю… Голландец… Какао… Да! Сообщите все что можете. Если меня не будет, продиктуйте моему инспектору.

И Мегрэ негромко, скорей для себя, чем для других, повторил:

— Жена судьи уже много лет живет в Ницце с неким Хорасом Ван Ушеном, богатым голландцем, сделавшим состояние на какао.

Затем Мегрэ раскупорил бутылку, выпил один-второй стакан вина, посмотрел на Межа невидящим взглядом и приказал:

— Сиди здесь, пока я не вернусь.

Трое журналистов двинулись вслед за Мегрэ, но он не обращал на них внимания. Был час аперитива, и из гостиничного кафе высыпали посетители, чтобы посмотреть, куда направляется комиссар. А он, приветственно махнув рукой жандарму, дежурившему возле дома судьи, дернул за звонок.

— Пожалуйте сюда, — пригласила Элиза. — Господин судья ждет вас.

Все та же просторная комната, такая безмятежная, такая удобная! Мегрэ заметил, что судья беспрестанно стискивает побелевшие от напряжения пальцы.

— Присаживайтесь, господин комиссар. Но сначала снимите пальто: я вас на какое-то время задержу, а в комнате сильно натоплено… Портвейна не предлагаю: вы наверняка откажетесь.

В голосе сквозила горечь.

— Отнюдь нет!

— А не пожалеете, что пили со мной, когда я все расскажу?

Мегрэ уселся в то же кресло, где сидел в прошлый раз, вытянул ноги, набил трубку.

— Вам знаком некий доктор Жанен? Судья порылся в памяти. Судя по всему, это не было уловкой.

— Жанен? Погодите… Нет, понятия не имею.

— Это человек, которого вы хотели бросить в море.

Судья сделал такое движение, словно хотел сказать: «Да разве об этом речь! Причем тут это?» Потом налил портвейну.

— Итак, ваше здоровье! — приподнял он рюмку. — Я ведь вас на слове не ловил… Прежде всего, мне хочется задать вам один вопрос.

Он посерьезнел. Лицо его, обрамленное светло-седыми, растрепанными, как у женщины, волосами, оживилось.

— Если случится так, что на какое-то время я лишусь возможности заботиться о дочери, можете ли вы обещать мне, как мужчина мужчине, что с ней не случится ничего дурного?

— Полагаю, что в случае… в случае, если произойдет то, чего вы опасаетесь, забота о вашей дочери будет возложена на вашу жену?

— О том, чтобы доверить девочку матери, и речи быть не может. Итак…

— Я прослежу за тем, чтобы она жила в наиболее благоприятных условиях — разумеется, в рамках закона.

— Благодарю вас.

Судья медленно допил портвейн, поднялся и достал из ящика папиросы.

— Вы курите только трубку, не правда ли? Прошу вас…

Наконец, выдохнув первое облачко дыма, он пробормотал:

— По зрелом размышлении я решил, что при сложившихся обстоятельствах мне лучше всего провести какое-то время в тюрьме.

Это было неожиданно. В ту же секунду над головами у них взлетели звуки рояля. Судья перевел взгляд на потолок. Когда он снова заговорил, голос у него от волнения стал хриплым; казалось, он еле сдерживает слезы.

— Я убил человека, комиссар. С тротуара доносился стук подбитых гвоздями башмаков жандарма.

— Теперь вы едва ли станете допивать портвейн. Он достал из кармана старинные золотые часы, щелкнул крышкой.