И был ещё один, кто ничего не понимал: Жан Метейе! А напуган он был так же, как и банковский клерк. В довершение ко всему, одна свеча упала, и скатерть стала тлеть, распространяя запах гари.
      Адвокат потушил разгорающийся огонь, выплеснув на него вино из бутылки.
      - Поди сюда!
      Это прозвучало резко, как приказ! И так, что не подчиниться было нельзя.
      Мегрэ тем временем взял револьвер. Беглый осмотр показал ему, что тот заряжен холостыми патронами.
      Об остальном он уже догадался. Морис де Сен-Фиакр ткнулся в руку священника... Что-то пробормотал, чтобы заставить поверить в агонию...
      Но теперь это уже был совершенно другой человек. Он казался ещё выше и крепче. С молодого Готье он не сводил глаз, а в это время управляющий, подбежав, распахнул окно и закричал сыну:
      - Сюда!..
      Задумано было не плохо. Все оказались столь ошеломлены, и царила такая суматоха, что у Готье был шанс сбежать.
      Соображал ли, что делал маленький адвокат? Вряд ли. На героический поступок его скорее всего подвигло сильное опьянение. Когда беглец бросился к окну, он подставил ему ножку, и Готье растянулся во весь рост. Но поднялся он не сам. Твердая рука схватила его за воротник, поставив на ноги, и он снова заверещал, увидев, что поднял его граф де Сен-Фиакр.
      - Стоять!.. Кто-нибудь, закройте окно...
      И тут он в первый раз ударил Эмиля кулаком по лицу. Ударил совершенно хладнокровно.
      - Теперь говори!.. Выкладывай...
      Никто не вмешался. Ни у одного из присутствующих не было иной мысли, что кричать и командовать здесь имеет право только граф. Один лишь папаша Готье забормотал на ухо комиссару:
      - Неужели вы не можете это прекратить?
      А граф де Сен-Фиакр был хозяином положения. Он был на высоте!
      - Так значит, ты видел меня той ночью, о которой идет речь?
      Потом, обращаясь к остальным:
      - Знаете, где он меня видел?.. На террасе... Я собирался войти... Он выходил.. А я просто хотел забрать некоторые фамильные драгоценности, чтобы их продать... Мы столкнулись лицом к лицу ночью... Было холодно... А этот мерзавец ещё сказал мне, что идет... Догадываетесь? Из спальни моей матери!
      Потом тише и уже небрежно:
      - Я отказался от своего плана и вернулся в Мулен! У Жана Метейе округлились глаза. Адвокат теребил подбородок, косясь на свой стакан и не осмеливаясь взять его в руки.
      - Это ещё не являлось неопровержимым доказательством. Ибо и он, и секретарь, оба находились в доме, а Готье мог сказать правду... Как я уже объяснял раньше, он первым воспользовался растерянностью и смятением старой женщины... Метейе появился позже... Метейе чувствовал, что его положение становится угрожающим... Не собирался ли он отомстить? Мне это нужно было выяснить... Но эти оба были настороже, как один, так и другой... Думаю, что меня они в расчет не принимали и не боялись... Не так ли, Готье?.. Месье, подписывающий чеки без денежного обеспечения, бродящий ночью вокруг замка не осмелился бы обвинить, из страха, что его самого арестуют...
      И уже другим голосом:
      - Полагаю, что вы, месье кюре и месье доктор, простите меня за то, что я заставляю вам нюхать эти отбросы... Но ведь уже сказано: истинному, официальному правосудию здесь делать нечего.. Не так ли, месье Мегрэ?.. Вы хотя бы поняли, когда я подталкивал вас ногой под столом?...
      Он шагал вдоль и поперек столовой, а тень его падала в окружающий сумрак и возникала вновь.
      Граф казался человеком, который старается сдерживаться из последних сил.
      Иногда он приближался к Готье, едва того не касаясь.
      - Какое же было искушение взять револьвер и выстрелить! Да! Тем более, что я сам заявил: виновный умрет в полночь! А ты тут же становишься в чужих глазах защитником чести графов де Сен-Фиакр.
      На этот раз его кулак ударил так сильно, что у Готье из носу хлынула струйка крови.
      Глаза банковского клерка стали, как у загнанного животного. От удара он пошатнулся и готов был заплакать от страха, боли и растерянности.
      Адвокат хотел вмешаться, но граф его остановил.
      - Я прошу, прошу вас...
      И это "вас" свидетельствовало о том расстоянии, которое было между ними. Здесь хозяином являлся Морис де Сен-Фиакр!
      - Извините меня, месье, но я должен выполнить небольшую формальность!
      Он широко распахнул дверь и обратился к Готье:
      - А ну, пошел!
      У того, казалось, ноги приросли к полу. Коридор был темен и страшен. Готье боялся идти по нему со своим врагом.
      Но все это длилось не долго. Граф де Сен-Фиакр подошел к нему и наподдал так, что сын управляющего кубарем выкатился в коридор.
      - Поднимайся!
      И он указал на лестницу, ведущую на второй этаж.
      - Комиссар! Я вас предупреждаю, что..., - задыхался управляющий.
      Священник отвернулся. Он страдал, но не имел сил вмешаться. Все остальные стояли, и Жан Метейе, не глядя плеснул себе в стакан, поскольку у него пересохло в горле.
      - Куда они пошли? - спросил адвокат.
      Было слышно, как те двое идут по коридору, плиты которого гулко звенели у них под ногами. А ещё слышалось тяжелое дыхание старого Готье.
      - Вы же все знали! - медленно и глухо проговорил Мегрэ, глядя на управляющего. - Вы были в сговоре со своим сыном. У вас уже были закладные и документы на владение фермами.. Но Жан Метейе становился опасен... Нужно было, чтобы графиня исчезла... И в то же время удалить жиголо, которого и заподозрят...
      Крик боли. Доктор бросился в коридор, чтобы понять, что там происходит.
      - Ничего! - крикнул он. - Просто каналья не хочет подниматься, и ему помогают.
      - Это гнусно!.. Это преступно!.. Что он такого сделал?.. - кричал старый Готье, бросаясь к выходу.
      За ним последовали Мегрэ и доктор. Они добрались до подножия лестницы в тот момент, когда те другие наверху уже были у двери спальни, где лежала покойная.
      И тут прозвучал голос графа де Сен-Фиакр:
      - Входи!
      - Я не могу... я...
      - Входи...
      Приглушенный шум. Папаша Готье бросился наверх следом за Мегрэ и Бушардоном. Все трое добрались одновременно, но дверь уже закрылась.
      Сначала из-за тяжелой дубовой двери ничего не было слышно. Управляющий, затаив дыхание, гримасничал в темноте.
      Лучик света под дверью.
      - На колени!
      Молчание. Хриплое дыхание.
      - Быстро!.. На колени!.. А теперь проси прощения!..
      Снова тишина, на этот раз более долгая. Крик боли. Теперь уже удар не кулаком, а пинок ногой в лицо.
      - Про... простите...
      - И это все?.. Все, что ты можешь сказать?.. Вспомни-ка, чему она тебя учила...
      - Извините...
      - Вспомни, гнусный маленький негодяй, как ты лазил к ней постель!
      - Извините!... Извините!..
      - Еще больше!.. Давай!.. Скажи ей, что ты мерзкое насекомое... Повторяй!..
      - Я...
      - На коленях!... На коленях, я сказал... Или тебе нужен коврик?..
      - Ай!.. Я..
      И тут, среди этих реплик, сменяемых тишиной, раздался резкий шум. Удары о паркет.
      Мегрэ приоткрыл дверь. Морис де Сен-Фиакр, держа Готье за шею, бил его головой об пол.
      Увидав комиссара, он отпустил Готье, вытер пот со лба и встал.
      - Дело сделано, - обронил он тяжело дыша.
      Заметив управляющего, граф нахмурился.
      - А ты не чувствуешь необходимости тоже попросить прощения?
      Старик так испугался, что тут же бухнулся на колени.
      Покойную при свете двух свечей было видно не очень хорошо. Выделялся только, казавшийся огромным, нос и сложенные на груди руки, держащие чеки.
      - Убирайтесь!
      Морис де Сен-Фиакр вытолкал Эмиля Готье за дверь и закрыл дверь. Все направились к лестнице. Лицо Эмиля Готье кровоточило. Своего носового платка он не нашел, и доктор сунул ему свой.
      Зрелище было не из приятных: искаженное лицо с потеками крови, нос, как груша и распухшая верхняя губа...
      Но хуже всего выглядели глаза: скверные, жалкие, бегающие.
      Морис де Сен-Фиакр шагал уверенным хозяйским шагом, шагом человека, который знает, что делает. Так, пройдя коридор первого этажа, он распахнул входную дверь, напустив холода.
      - А теперь выметайтесь! - рявкнул он, обернувшись к сыну и отцу.
      В тот момент, когда Эмиль выходил, он ему ещё раз наподдал под зад.
      Мегрэ, в то же время, был уверен, что услышал подавленное рыдание, рвущееся из горла графа. Тот ещё раз наподдал, как-то конвульсивно крича:
      - Мерзавец! Мерзавец!..
      С комиссара было довольно, и он тронул графа за плечо. Морис де Сен-Фиакр пришел в себя, буквально удержавшись, чтобы не броситься вниз по ступенькам и захлопнул дверь.
      Но не столь быстро, чтобы не был слышен голос старого Готье:
      - Эмиль... Где ты?...
      * * *
      Священник молился, опершись локтями на буфет. В углу, глядя на дверь, неподвижно стояли Жан Метейе и адвокат.
      Морис де Сен-Фиакр вошел, высоко держа голову.
      - Месье..., - начал он.
      Но нет! Он дальше не мог говорить. Его душили слезы. Он уже не мог им сопротивляться.
      Пожал руку доктору, Мегрэ. Попрощался с ними. Потом повернулся к Метейе и его спутнику. Граф ждал.
      А те оба, казалось, не понимали. Или их парализовал ужас?
      Чтобы указать им на выход, граф ткнул рукой и щелкнул пальцами.
      И ничего не сказал!
      Но, поскольку адвокат суетливо стал искать шляпу, граф простонал:
      - Быстрее!..
      За дверью Мегрэ услышал шушуканье и понял, что это слуги, которые старались выяснить, что же происходит в замке.
      Он натянул свой тяжелый плащ. Мегрэ испытывал необходимость ещё раз пожать руку графу де Сен-Фиакр.
      Вход в замок был открыт. За ним стояла ясная ночь. На небе ни облачка. На фоне неба четко в лунном свете рисовались ветви тополей.
      Где-то звонко отдавались чьи-то шаги по мерзлой земле, и горел свет в окнах домика управляющего.
      - Нет, останьтесь, месье кюре...
      И ещё в гулком коридоре голос графа добавил:
      - Теперь, если вы не слишком устали, мы проведем ночь у одра моей матери...
      Глава XI
      Свисток на два тона.
      - Не осуждайте меня, месье Мегрэ, за то, что я так плохо о вас забочусь... Но с этими похоронами...
      И бедная Мари Татен принялась подтаскивать ящики с пивом и лимонадом.
      - Ведь те, кто живет подальше, обязательно придут перекусить сюда...
      Поля побелели и покрылись ледяной корочкой, замерзшая права похрустывала под ногами. Церковный колокол звонил каждые четверть часа.
      Похоронные дроги прибыли с раннего утра, и могильщики расселись в трактире полукругом возле печки.
      - Удивительно, - сказала Мари Татен, - что управляющего нет дома! Наверное, он в замке, рядом с месье Морисом...
      Вошли несколько крестьян, одетых по воскресному.
      Мегрэ заканчивал завтракать, когда в окошко увидел мальчишку из церковного хора, которого вела за руку мать. Но довела она его только до трактира. Сама же осталась на улице и, полагая, что никто её не видит, подтолкнула сына к входной двери.
      Войдя в трактир, Эрнест повел себя уверенно, как ребенок, который три месяца учил наизусть басню, а теперь гордо идет, чтобы получить заслуженную награду.
      - Месье комиссар здесь?
      Задавая вопрос Мари Татен, он уже сам увидел Мегрэ и направился прямо к нему, держа руку в кармане, как бы постоянно что-то там нащупывая.
      - Я пришел, чтобы...
      - Ну-ка, покажи мне свисток.
      Эрнест тут же отступил на шаг, отвернулся, подумал и прошептал:
      - Какой свисток?
      - Тот, что у тебя в кармане... Ты ведь давно мечтал о таком свистке, как у бой-скаутов?..
      Ребенок машинально вынул свое сокровище и положил свисток на стол.
      - А теперь рассказывай свою историю.
      Подозрительный взгляд, пожатие плеч. Эрнест тоже был хитрец. В его взгляде явно читалось:
      "Тем хуже! Свисток у меня уже есть! И сейчас я скажу, то, что мне велено сказать..."
      И он начал:
      - Это, относительно молитвенника... Я тогда не все вам рассказал, потому что боялся... Но мама хочет, чтобы я выложил всю правду... Перед мессой с певчими меня попросили принести молитвенник...
      Несмотря на то, что он покраснел, мальчишка вдруг схватил свисток, как бы боясь, что его отнимут, раз он солгал.
      - А кто же это был?
      - Месье Метейе... Секретарь из замка...
      - Поди-ка сюда и сядь рядом... Хочешь гренадина?
      - Да... С водой, которая с пузырьками...
      - Мари, принеси-ка нам гренадина с "зельцерской".. А тебе-то самому нравится свисток?.. Ну-ка, посвисти...
      Услышав свист, могильщики оглянулись.
      - Это тебе мать купила вчера, так ведь?
      - Откуда вы знаете?
      - Сколько же дали твоей матери вчера в банке?
      Рыжий мальчишка взглянул комиссару в глаза. Сейчас он уже был не пурпурный, кровь отлила, и он побелел. Бросил взгляд на входную дверь, как бы измеряя расстояние до нее.
      - Пей свой гренадин... Вас там встретил Эмиль Готье... Он и заставил тебя повторить то, что тебе велено...
      - Да!
      - Он велел тебе обвинить Жана Метейе?
      - Да...
      Потом, после некоторого раздумья:
      - Что вы со мной сделаете?
      Мегрэ забыл ответить. Он размышлял. Думал о том, что его роль в этом деле ограничилась поиском последнего звена, совсем крохотного, но которое совершенно четко замыкало всю цепочку.
      Конечно, Готье хотел подставить Жана Метейе. Однако, события вечера накануне спутали все его планы. Он понял, что опасаться следует не секретаря, а самого графа.
      Если бы ему удалось задуманное, он бы пораньше встретился с мальчишкой и вдолбил ему новый урок.
      "Ты должен сказать, что это именно месье граф попросил тебя принести ему молитвенник..."
      А мальчишка опять повторил:
      - Что вы со мной сделаете?
      Ответить Мегрэ не успел. С лестницы спускался адвокат и направлялся к комиссару, протягивая руку, хотя и чуть неуверенно.
      - Как вам спалось, месье комиссар?.. Извините меня, но я хотел бы попросить у вас совета от имени моего клиента.. У меня буквально голова раскалывается от боли... Он сел, вернее плюхнулся, на скамью.
      - Похороны должны начаться в десять...
      Он посмотрел на могильщиков, потом в окно на людей, прохаживающихся по дороге в ожидании погребения.
      - Между нами, не считаете ли вы, что Метейе обязан бы был... Поймите меня правильно... Мы отдаем себе отчет в сложившейся ситуации и только из вежливости...
      - Я могу идти, месье?
      Мегрэ не расслышал, он разговаривал с адвокатом.
      - Вы ещё не поняли?
      - То есть, что, если это рассмотреть, как...
      - Добрый вас совет: не рассматривайте ничего!
      - Так вы полагаете, что лучше отбыть без...?
      Слишком поздно! Эрнест, который схватил свой свисток, открыл дверь и бросился бежать со всех ног.
      - С точки зрения закона, наше положение прекрас...
      - Да. Именно прекрасно.
      - Верно ведь?.. Я так и сказал моему...
      - Он хорошо спал?
      - Он даже не раздевался... Это очень нервный, очень чувствительный мальчик, как многие молодые люди из благородных семей он...
      Но могильщики уже насторожили уши, потом поднялись и заплатили по счету. Мегрэ тоже встал, одел свой плащ с бархатным воротником и шляпу.
      - У вас обоих есть возможность уйти по-английски, не прощаясь, во время...
      - Во время погребения?.. В таком случае, мне следует по телефону вызвать такси.
      - Вот именно.
      * * *
      Священник в стихире. Эрнест и двое других мальчишек из церковного хора в своих черных одежках. Крест, который нес кюре из соседней деревни, резво шагая по холодку. И литургические пения.
      Крестьяне группами собирались на террасе. Внутри ничего не было видно. Наконец растворились двери и появился гроб, который несли четверо.
      Позади высокая фигура. Это граф де Сен-Фиакр. Держится очень прямо, глаза покраснели.
      Он не был одет в черное. Единственный, кто не в трауре.
      И когда он с высоты террасы пошарил взглядом по толпе, почувствовалось некоторое замешательство. При выходе из замка рядом с ним никого не было. Он следовал за гробом один...
      С того места, где стоял Мегрэ, был виден домик управляющего, в котором когда-то жил комиссар. Сейчас окна и двери его были закрыты. Ставни на окнах замка тоже закрыты. Только в окошках кухни виднелись прилипшие к окнам лица слуг.
      Шарканье ног почти заглушало церковное песнопение.
      Колокола звонили не переставая.
      Взгляды Мегрэ и графа встретились.
      Неужели комиссар ошибся? Ему показалось, что на губах Мориса де Сен-Фиакр бродила тень улыбки. Но не скептической улыбки насмешника-парижанина, сына из разорившейся семьи.
      Улыбка была спокойная, какая-то доверчивая...
      Во время отпевания, те, кто находился в церкви, услышали гудок такси: маленький негодяйчик уносил ноги вместе с одуревшим от головной боли с похмелья адвокатом.