- Конечно, я ещё не в курсе всех деталей... Но, если я правильно понял, графиня умерла вчера во время мессы от остановки сердца... С другой стороны, в её молитвеннике обнаружена бумага, позволяющая предполагать, что смерть была вызвана резкой вспышкой эмоций. Не сын ли графини, который, как бы случайно, оказался неподалеку, подал жалобу?.. Нет!.. Да и вообще, я подумал, что жалобу не подадут... Преступные махинации - если они и существовали - не слишком характерны, чтобы можно было мотивировать обвинительное заключение суда в данном случае..
      "В этом пункте, как я полагаю, мы с вами согласны, не так ли? Жалоба не поступала! Стало быть нет и юридических действий...
      "Это не мешает мне с пониманием относиться к расследованию, которые вы проводите лично, но неофициально.
      "Мой клиент не может довольствоваться тем только, что его н е будут преследовать. Необходимо, чтобы он был полностью оправдан и целиком очищен от подозрений.
      "Внимательно следите за моими рассуждениями... Каковым являлось положение моего клиента в замке?.. Приемный ребенок!.. Графиня, оставшись одна, покинутая сыном, который доставлял ей только неприятности, утешалась преданностью и порядочностью своего секретаря...
      "Мой клиент вовсе не является бездельником. Он не довольствовался беззаботной жизнью, которую мог бы вести в замке... Он работал... трудился... Искал возможности поместить и преумножить капитал графини... Трудился над новыми изобретениями... "Разве мог он быть заинтересован в смерти своей благодетельницы?.. Должен ли я напоминать вам об этом, а? Нет!.. Не правда ли?..
      "И единственно, что я хочу, комиссар, так это помочь вам установить...
      "Добавлю, что я заранее предпринял некоторые необходимые меры совместно с нотариусом... Ведь Жан Метейе - мальчик доверчивый. Он даже представить себе никогда не мог, что произойдут такого рода события...
      "Те вещи, что ему принадлежат, остались в замке, вперемешку с тем, что принадлежит усопшей графине.
      "И вот теперь туда явились другие, явно намеревающиеся наложить руку на...
      - Несколько старых пижам и стоптанные домашние туфли! - проворчал поднимаясь Мегрэ.
      - Извините, что?..
      Во время всего этого разговора Жан Метейе делал какие-то заметки в своей записной книжке. И тут, он встав, успокоил своего адвоката, который тоже поднялся:
      - Оставьте! Я с первых минут понял, что в лице комиссара имею врага! Я это понял с того самого момента, когда он появился в замке, где когда-то родился, поскольку его отец служил управляющим в Сен-Фиакр. Я вас уже предостерегал, мэтр... Но вы хотели сами...
      Настенные часы пробили десять. Мегрэ подсчитал, что поезд, в котором уехала Мари Васильеф, уже с полчаса, как должен прибыть на вокзал в Лионе.
      - Извините меня, - сказал он. - Я встречусь с вами в удобное время.
      - Но...
      Комиссар в свою очередь вошел в бакалею, что напротив. С четверть часа он ждал связи с Парижем.
      - Это правда, что вы сын бывшего управляющего?
      Мегрэ устал раз в десять больше, чем при любом другом расследовании. Он чувствовал себя просто разбитым, как физически, так и морально.
      - На связи Париж...
      - Алло?.. Это "Учетный банк"? С вами говорят из уголовной полиции... Будьте любезны, нужна информация... Был ли сегодня утром представлен для оплаты чек, подписанный графом де Сен-Фиакр?.. Вы говорите, что он был представлен в девять часов?.. И оказался без обеспечения?.. Алло!.. Не отключайте, мадемуазель... И вы попросили владельца чека прийти ещё раз!.. Так... Очень хорошо!.. Да!.. Это именно то, что я хотел узнать... Молодая женщина, так?.. Четверть часа тому назад?.. И она передала 40000 франков?... Благодарю вас... Конечно! Можете оплатить! Нет, нет! Ничего особенного... Да, с момента, как зачисление было произведено...
      Мегрэ вышел из телефонной кабинки и устало вздохнул.
      Итак, Морис де Сен-Фиакр в течение ночи добыл 40000 франков и отослал свою любовницу в Париж, чтобы внести деньги в банк.
      В тот момент, когда комиссар покидал бакалею, он заметил кюре, который вышел из своего домика, держа в руке требник, и направился к замку.
      Тогда он тоже ускорил шаг, припустившись почти бегом, чтобы успеть догнать священника до того, как тот войдет в замок.
      Упустил он его всего на минуту. Когда Мегрэ добрался туда, дверь за кюре уже захлопнулась, а когда комиссар позвонил, в глубине коридора со стороны библиотеки послышались шаги.
      Глава VI
      Два лагеря.
      - Я хотел бы увидеться с месье графом, если он может...
      - Я посмотрю, может ли месье граф...
      Но комиссар не дал метрдотелю даже закончить фразу. Он прошел в коридор и направился к библиотеке. Слуга только вздохнул ему вслед. Приличия соблюдать было уже совершенно невозможно. Люди заходят сюда, как на мельницу! Полнейший упадок!
      Прежде, чем открыть дверь в библиотеку, Мегрэ немного задержался и прислушался, но напрасно, ибо никакого шума до него не доносилось.
      Он постучал в дверь, полагая, что кюре где-то в другом месте. В тишине, царившей в помещении, очень четко прозвучал голос графа:
      - Войдите!
      Мегрэ толкнул дверь. На него, слегка опираясь о стол в готическом стиле, смотрел граф де Сен-Фиакр.
      Рядом с ним, опустив голову и глядя в ковер, сохраняя суровую неподвижность, как ы опасаясь, что любое движение может его выдать, стоял кюре.
      Что же делали тут они, и тот и другой, не разговаривая и не шевелясь?
      Его менее смущало то, что он прервал некую патетическую сцену, чем то, что он нарушил столь глубокую тишину, в которой, казалось, от его голоса расходятся концентрические круги, как от брошенного в воду камешка.
      Мегрэ ещё раз почувствовал усталость от Сен-Фиакр. Что касается священника, он выглядел ошеломленным и ещё крепче сжал в руках свой требник.
      - Извините, что побеспокоил вас...
      Прозвучало это несколько насмешливо, хотя сам он этого не хотел. Но разве можно было расшевелить этих, подобных неодушевленным предметам, людей?
      - Я получил сведения из банка...
      Граф взглянул на кюре сурово, почти гневно.
      Вся сцена, между тем, продолжалась в том же темпе. Казалось, будто речь шла об игроках, думающих, нахмурив лбы, над шахматными ходами, и, помолчав несколько минут, прежде чем взяться за пешку, они делают ход и снова впадают в задумчивую неподвижность.
      Но в данном случае причиной их неподвижности являлось вовсе не обдумывание очередного хода. Мегрэ был убежден, что причиной являлся страх совершить неуклюжий маневр, ложное движение. Между всеми тремя царила некая подозрительность. И каждый, двигая свою пешку, испытывал неуверенность, будучи готов вернуть её и поставить на прежнее место.
      - Я пришел сюда, чтобы получить распоряжения относительно похоронной церемонии, - вынужден был наконец сказать священник.
      И, конечно, это было неправдой! Пешку двинули неудачно! Столь неуклюже, что даже граф де Сен-Фиакр усмехнулся.
      - Я предвидел ваш телефонный звонко, - сказал он. - И я уже объяснял вам причину, по которой решился на этот шаг: я это сделал для того, чтобы избавиться от Мари Васильеф, которая никак не хотела уезжать из замка... Я дал ей понять, что дело представляет из себя первостепенную важность...
      А в глазах священника Мегрэ читал теперь тревогу и укоризну.
      "Несчастный, - должно быть думал тот. - Он заврался! Попался в ловушку! Пропал..."
      Молчание. Шорох чиркнутой о коробок спички и клуб табачного дыма из трубки, после чего комиссар задал вопрос:
      - Готье нашел деньги?
      Некоторое замешательство, правда очень короткое.
      - Нет, комиссар... Я потом вам скажу.
      И тут уж настоящая драма разыгралась на лице, но не графа де Сен-Фиакр, а кюре! Он побледнел. Горько поджал губы. Он еле сдерживался, чтобы не вмешаться.
      - Послушайте меня, месье...
      Больше он ничего сказать не смог.
      - Не могли бы вы прервать этот разговор, до тех пор, пока мы снова не вернемся к беседе...
      На губах Мориса де Сен-Фиакр опять мелькнула та же усмешка, как и раньше. В обширном помещении, где уже не хватала большинства лучших книг, было холодно. Поленья в камине, правда, уже лежали, достаточно бросить туда спичку.
      - У вас нет зажигалки или...
      Наклонясь к камину, священник бросил на Мегрэ огорченный взгляд.
      - А теперь, - проговорил граф, обращаясь сразу к ним обоим, я постараюсь в нескольких словах прояснить сложившуюся ситуацию. По причинам, которые мне не известны, месье кюре, полный добрых побуждений, решил, что именно я и есть тот самый, кто... Впрочем, к чему бояться слов?.. кто убил мою мать... Ибо, ведь это и в самом деле преступление, верно? даже, если оно и не подпадает под действие закона...
      Священник больше не шевелился, сохраняя ту напряженную неподвижность животного, которое чувствует вот-вот готовую обрушиться на него опасность, но не может обернуться к ней и взглянуть в глаза.
      - Месье кюре, должно быть, жертвовал собой ради моей матери... Он, конечно, хотел избежать скандала, который якобы готов был разразиться и потрясти замок... Вчера вечером он послал мне через ризничего сорок банкнот по тысяче франков и небольшую записку...
      Взгляд священника в это время, без всякого сомнения, говорил:
      "Несчастный! Вы пропали!"
      - Вот эта записка, - продолжал граф де Сен-Фиакр.
      Мегрэ негромко прочел:
      "Будьте осторожны... Я молюсь за вас".
      * * *
      Уф! Это произвело эффект глотка чистого воздуха. Морис де Сен-Фиакр больше не чувствовал себя связанным, приговоренным к неподвижности. Ушла тяжесть, не свойственная его характеру.
      Он стал ходить из угла в угол, а голос его помягчал.
      - Так вот, комиссар, причина, по которой вы видели меня бродящим сегодня утром вокруг церкви и домика кюре... Сорок тысяч франков, которые, конечно, я рассматриваю, как взятые взаймы, я принял, как и сказал вам сначала, чтобы удалить отсюда любовницу.. - извините меня, месье кюре!.. затем, потому что не желаю быть подвергнутым аресту, особенно, в такой момент... Но, мы ещё стоим, как если бы... Садитесь, прошу вас...
      Он приоткрыл дверь, прислушался к шуму, доносящемуся со второго этажа.
      - Шествие продолжается! - прошептал он. - Полагаю, что следует позвонить в Мулен относительно установки катафалка со свечами...
      И тут же, без всякого перехода:
      - Полагаю, что теперь вы кое-что понимаете! Деньги получены, и мне только остается убедить кюре, что я не виновен. Мне трудно делать это в вашем присутствии, комиссар, не усиливая ваши подозрения... Как, если бы вы догадались о моих мыслях, вы не оставляли меня одного ни на минуту сегодня утром возле церкви... Месье кюре пришел сюда, я, собственно, ещё не знаю почему, ибо, в тот самый момент, когда вы появились, он колебался, прежде чем начать разговор.
      Взгляд его затуманился. Как бы для того, чтобы успокоиться, он горько усмехнулся.
      - Все ведь просто, не так ли? Человек, который ведет беспутный образ жизни и подписывает чеки, не обеспеченные деньгами... Даже старый Готье избегает меня! Должно быть, он тоже считает, что...
      И тут он, как бы с удивлением, посмотрел на священника.
      - Ладно, месье кюре... Но вы-то вы почему?
      Священник был очень мрачен и избегал смотреть, как на графа, так и на Мегрэ.
      Морис де Сен-Фиакр горестно всплеснул руками.
      - Ну почему, почему он мне не верит? И это тот, кто хочет помочь мне спастись, и в то же время считает меня виновным...
      Он снова открыл дверь и громко позвал, совсем забыв, что в доме покойная:
      - Альбер! Альбер!.. Поторопись, черт возьми!.. Принеси нам выпить...
      Вошел метрдотель и направился к шкафу, откуда достал виски и стаканы. Все молча смотрели на то, как он это делает. Морис де Сен-Фиакр со странной усмешкой обронил:
      - Это все месье Жан...
      - Ах! Он отхлебнул большой глоток, потом запер дверь на ключ.
      - Вот так, здесь многое изменилось, - пробормотал он, как бы про себя.
      В то же время, он не терял из виду священника, а тот все больше и больше смущаясь, тихонько проговорил:
      - Извините меня, но мне нужно читать катехизис...
      - Минуточку.. Вы ведь все ещё продолжаете верить в мою виновность, месье кюре... Нет, нет, не отрицайте. Кюре не могут лгать... Итак, существуют некоторые вещи, которые я хотел бы прояснить... Ибо, вы ведь меня не знаете... В мое время вас не было в Сен-Фиакр. Вы только слышали разговоры обо мне... Комиссар тоже присутствовал при драме, и кое-что знает...
      - Я прошу вас..., - пробормотал священник.
      - нет, нет... Разве вы не выпьете?.. За ваше здоровье, комиссар...
      Взгляд его был хмур, но он упрямо продолжал развивать свою мысль.
      - Но ведь существует куча людей, которых можно заподозрить... И все же вы подозреваете исключительно меня... Вот я все и думаю, почему... Это не давало мне спокойно спать ночью.... Я перебрал всевозможные причины и, кажется, в конце концов, понял... Что вам сказала моя мать?
      На этот раз кровь отлила от лица священника, и оно стало, как безжизненная маска.
      - Я ничего не знаю, - шептал он.
      - Прошу вас, милый кюре... Вы ведь мне помогли... Вы заставили меня принять 40000 франков, которые дают мне возможность отдышаться и достойно похоронить матушку... За это я вам от всей души благодарен... Но в то же время на меня давит ваше подозрение... Вы молитесь за меня... Это и много, и недостаточно...
      В голосе графа зазвучали нотки гнева:
      - Сначала, я хотел получить от вас объяснение в отсутствие месье Мегрэ... Что ж, теперь я даже рад, что он здесь... Чем больше я размышлял, тем больше понимал, что меня гнетет...
      - Умоляю вас, месье граф, не нужно меня мучать.
      - А я, месье кюре, предупреждал, что вы не выйдете отсюда прежде, чем скажете правду!
      Сейчас это был совсем другой человек. Он оказался загнанным в угол и, как все слабые люди, как мягкие натуры, становится крайне жестоким.
      В комнате этажом выше, где лежала покойница, должно быть были слышны раскаты его голоса.
      - Вы продолжительное время общались с моей матерью... Полагаю, что Жан Метейе являлся вашим прихожанином тоже... Кто-то из них двоих что-то вам сказал!.. Это была моя мать, не так ли?
      Мегрэ вспомнил слова, услышанные накануне:
      - Тайна исповеди...
      Он понимал страдания священника, его страх и мучительный взгляд под лавиной слов, обрушенных на него графом де Сен-Фиакр.
      - Что она могла вам сказать?.. Я ведь её знаю, говорите!..
      Он с глухой яростью оглянулся по сторонам.
      - Были времена, когда в эту комнату входили затаив дыхание, потому что мой отец, хозяин, работал здесь... У него в шкафу стояли бутылки с виски.. А полки были заставлены книгами, заполнены, как соты в улье медом...
      И Мегрэ это тоже помнил!
      "Граф работает.."
      Этих слов было достаточно, чтоб арендаторы по два часа дожидались в прихожей!
      "Граф велел мне прийти в библиотеку..."
      В таких случаях отец Мегрэ очень волновался, поскольку это расценивалось, как важное событие.
      - Он даже не тратил поленья, в довольствовался керосиновым обогревателем, - между тем, продолжал граф.
      И далее, снова обращаясь к перепуганному священнику:
      - Вы всего этго не знали... Вы увидели замок уже в период разрухи... Мою мать, когда она уже потеряла мужа... Увидели мою мать тогда, когда её единственный сын отправился совершать глупости в Париж и заявлялся сюда, чтобы выпросить деньги... Тогда уже появились секретари...
      Глаза графа так подозрительно блестели, что Мегрэ почудилось будто из них вот-вот брызнут слезы.
      - Так что же она вам сказала?.. Она боялась моего приезда, не правда ли?.. Она знала, что это пробьет новую дыру в финансах, что опять придется что-либо продавать, чтобы в очередной раз спасти меня...
      - Вам нужно успокоиться! - мягким голосом проговорил кюре.
      - Не раньше, чем я узнаю, почему вы меня заподозрили...
      Тут вмешался Мегрэ:
      - Месье кюре сделал так, что исчез молитвенник, - медленно заговорил он.
      Но сам-то комиссар уже все понял. Он представлял графиню, разрывающуюся между грехом и угрызениями совести... Разве она не боялась наказания? Не испытывала стыда перед собственным сыном?
      Ее беспокойство переросло в болезнь! И почему бы во время исповеди она не могла однажды сказать:
      "Я боюсь своего сына..."
      А страх она должна была испытывать. Деньги, которые тратились на всяких Жанов Метейе, являлись деньгами семейства графов де Сен-Фиакр и, в том числе, Мориса. Разве не могло случиться, чтобы он потребовал отчета? Разве...
      И Мегрэ чувствовал, что подобные, пока ещё смутные мысли, рождаются в голове молодого человека.
      - Месье кюре не может вам ничего сказать, ибо это является тайной исповеди графини.
      Все было, конечно, ясно. Морис де Сен-Фиакр оборвал свои расспросы.
      - Извините меня, месье кюре... Я забыл о вашем катехизисе... Не сердитесь на меня...
      Он повернул ключ и открыл дверь.
      - Благодарю вас за все... Как только смогу, верну вам 40000 франков... Ибо полагаю, что они принадлежат не вам..
      - Я попросил их у мадам Риюнар, вдовы бывшего нотариуса...
      - Спасибо... И до свиданья...
      Граф толчком захлопнул дверь и посмотрел Мегрэ в глаза.
      - Мерзость!
      - Но он хотел...
      - Он хотел спасти меня, я знаю!.. Старался избежать скандала, слепить во что бы то ни стало замок Сен-Фиакр по кусочкам...
      Он налил виски.
      - Я все думаю об этой несчастной женщине!.. Кстати! Вы же видели Мари Васильеф... И ещё другие в Париже... У тех там хотя бы нет раздвоения личности... А вот у нее... И заметьте, всего-то этот Метейе нужен ей только для того, чтобы излить свою заботу и нежность... А потом, она спешила на исповедь... И считал себя чудовищем... А ко всему прочему, боялась моей мести!.. Мести... ха-ха!
      Смех его был ужасен!
      - Вы, конечно, презираете меня, поскольку я осуждаю свою мать... А тут еще, этот кюре, который так ничего и не понял... Он вообще всю жизнь видит только через священные тексты!.. Когда была жива моя мать, он пытался спасти её от неё самой! Но вот, она умерла, и теперь он считает своим долгом спасать меня... И я готов поспорить, что он до сих пор убежден в моей виновности...
      Тут он поймал взгляд комиссара и спросил:
      - Ну, а вы?
      А поскольку Мегрэ не ответил, граф продолжал:
      - Совершено преступление... Такое, какое мог совершить только самый мерзкий негодяй... Этакий маленький поганый трус!.. Выходите, правда, что правосудие ничего не может с ним сделать? Я услышал разговор об этом сегодня утром... Но сейчас я кое-что скажу вам, комиссар, и разрешаю это использоваться против меня. Когда этот мерзавец попадется, то он будет иметь дело только со мной, со мной одним... И мне не понадобится револьвер! И вообще никакое оружие... Я все сделаю этими самыми голыми руками...
      Под влиянием алкоголя он становился все более экзальтированным. Очевидно, и сам это заметив, он приложил ладонь ко лбу, потом посмотрел в зеркало и скорчил насмешливую гримасу.
      - Подумать только! Не вмешайся кюре, меня бы арестовали перед самыми похоронами! А я ещё был не слишком вежлив с ним... И тут жена бывшего нотариуса дает деньги... Какая она? Никак её не припомню...
      "Наверное это дама, которая всегда одета в белое... И дом у неё стоит на дороге в Матиньон, огороженный решеткой с золотыми стрелами..."
      Морис де Сен-Фиакр успокоился. Его лихорадка оказалась скоротечной и быстро проходящей. Он начал было доливать себе в стакан, потом махнул рукой и выпил оставшееся одним глотком, сморщившись от отвращения...
      - Вы слышите?
      - Что именно?
      - Здешние жители проходят, прощаясь... Там наверху. Я, конечно, тоже должен быть там, весь в трауре, с красными глазами и ломая руки с удрученным видом! Ведь, как только они выйдут наружу, сразу начнут обсуждать...
      И тут в его голосе появился оттенок подозрительности:
      - Но, если, как вы говорите, правосудие не вмешивается в это дело, то почему вы здесь остались?
      - Здесь могло случиться новое преступление...
      - Значит, если бы я обнаружил виновного, вы бы помешали мне...
      Судорожно стиснутые его пальцы были красноречивее слов...
      - Я вас покидаю, - прервал его излияния Мегрэ. - Следует проследить и за другим лагерем...
      - Второй лагерь?
      - Ну, те, что в трактире! Жан Метейе и его адвокат, который прибыл сегодня утром...
      - Так он нанял адвоката?
      - Да. Предусмотрительный парень! И вообще, этим утром действующие лица драмы расположились следующим образом: в замке - вы и кюре; в трактире молодой человек и его советник...
      - Вы верите в то, что он способен?..
      - Извините, но я сам себе налью...
      Мегрэ выпил виски, вытер губы и, прежде, чем выйти, набил трубку.
      - Вы, конечно, не умеете пользоваться линотипом?
      В ответ пожатие плеч.
      - Я вообще не умею ничем пользоваться. В этом мое несчастье.
      - Ни в коем случае не покидайте деревню, не предупредив меня. Поняли?
      В ответ тяжелый, глубокий взгляд. И голос тяжелый, как бы идущий из глубины:
      - Это я вам обещаю!
      * * *
      Мегрэ вышел. Он уже собирался спуститься с террасы, когда рядом с ним появился человек, да так неожиданно, что комиссар не сразу понял, откуда тот взялся.
      - Извините меня, комиссар... Я хотел, чтобы вы уделили мне несколько минут для разговора... Я специально ждал вас, чтобы сказать...
      - Что?
      - Что вы - почти член семьи этого дома... Ваш отец был прекрасным специалистом... Не окажете ли вы мне честь выпить со мной стаканчик?..
      И управляющий с седой бороденкой повлек своего спутника через двор, У него уже все было подготовлено. Стояла бутылка виноградной водки, наклейка на которой свидетельствовала о почтенном возрасте напитка. Сухое печенье. С кухни доносился запах капусты с салом.
      - Из того, что я о вас слышал, можно судить, что вы знали замок в его лучшие дни. Когда же сюда приехал я, уже началась разруха... И был уже тут некий молодой человек из Парижа..., который... А это водка осталась ещё со времен старого графа... И полагаю, что она без сахара...
      Мегрэ же уставился на стол с резными львами, которые держали в пасти медные кольца. Он опять ощутил физическую и моральную усталость. Когда-то, в эту комнату ему разрешалось входить только в домашних туфлях, из-за до блеска натертого паркета.
      - Я очень смущен и именно у вас хотел бы попросить совета... Мы - люди бедные. Как вам известно, профессией управляющего много не заработаешь... К тому же, в некоторые субботние дни, когда в кассе не было денег, мне из своего кармана приходилось оплачивать сельскохозяйственных рабочих...
      "В другие дни мне приходилось авансировать своими деньгами покупки животных, которых требовали арендаторы...
      - Иначе говоря, графиня должна вам деньги за несколько месяцев!
      - Мадам графиня ничего не желала слушать о делах... А деньги утекали куда попало... Оставалось только на самое необходимое.
      - И оплачивали именно вы...
      - Ваш отец поступал так же, не правда ли? Ведь бывают моменты, когда нельзя дать понять людям, что касса пуста... Я тратил свои сбережения...
      - Сколько?
      - Налить вам ещё стаканчик?... Я не считал.. Но, по меньшей мере, тысяч семьдесят... И теперь нужны деньги на погребение, и именно я, кто...
      Тут в памяти Мегрэ всплыла картинка: маленький столик отца возле конюшни, пять часов... Все, кто занят в замке от прачки до поденщиков ждут снаружи. А старый Мегрэ, расположившийся за столом, покрытым зеленой клеенкой, раскладывает небольшие кучки серебряных монет. Каждый подходящий по очереди выводит свою подпись или ставит крест в ведомости.
      - Так вот и скажите, как мне теперь их вернуть... Для таких людей, как мы, это...
      - Да, понимаю... Кстати, вы поменяли камин.
      - Да, мрамор лучше.
      - Конечно, много лучше, - буркнул Мегрэ.
      - Понимаете! Все пойдет прахом! Придется продавать многое! И это при ипотеке...
      Кресло, в котором сидел Мегрэ, было новым, как и камин. Все явно куплено в одном магазине на бульваре Барбе. На буфете стоял фонограф.
      - Если бы у меня не было сына, мне было бы все равно, но Эмиль делает карьеру... Так что мне не хотелось бы форсировать ход событий...
      По коридору прошла девочка.
      - Так у вас ещё и дочка?
      - Нет, это ребенок из деревни. Она желает мелкую черную работу.
      - Ладно. Мы об этом ещё поговорим, месье Готье. Извините, но мне ещё многое предстоит сделать.
      - Может еще, последний стаканчик?
      - Спасибо. Вы говорили что-то о семидесяти пяти тысячах, так?
      Он вышел, засунув руки в карманы, пересек гусиную тропу и двинулся дальше вдоль пруда с застывшей водой.
      Часы на церкви пробили полдень.
      В трактире у Мари Татен за столом сидели и ели Жан Метейе и адвокат. Сардины, филе сельди и колбаски на закуску. На соседнем столе стояли стаканы из-под аперитива.
      Оба были в хорошем настроении. Мегрэ они встретили насмешливыми взглядами.
      - Хозяйка! Вы хоть нашли трюфели к курице? - осведомился адвокат.
      - Да. Я их нашли, месье!
      - Тогда поторопитесь. Местный воздух вызывает ужасный аппетит!
      Бедная Мари Татен! Она купила совсем маленькую баночку трюфелей в бакалее, но никак не могла её открыть и стеснялась сказать об этом.
      Мегрэ сходил на кухню и своим собственным ножом вскрыл банку, пока женщина тихонько бормотала:
      - Мне так неудобно...
      - Замолчи, Мари, - буркнул он.
      Один лагерь?.. Два лагеря?.. Может быть три лагеря?..
      Он испытывал необходимость пошутить, чтобы как-то отвлечься от всей этой реальности.
      - Кстати! Кюре просил меня передать, что выдает тебе индульгенцию на 300 дней! Прощает тебе все твои грехи!
      А Мари Татен, которая отродясь не понимала шуток, смотрела на своего огромного помощника с верой, испугом и почтительным обожанием.
      Глава VII
      Встреча в Мулене
      Мегрэ позвонил в Мулен и заказал такси. Каково же было его удивление, когда такси подъехало минут через десять после его звонка. Однако, когда он направился к входной двери, неожиданно вмешался адвокат, который заканчивал пить кофе.
      - Извините, это наша машина... Впрочем, если хотите, то у нас есть место...
      - Спасибо, не нужно...
      Жан Метейе и адвокат отбыли первыми, в старом автомобиле, на котором ещё не стерся полностью знак прежнего владельца.
      Через четверть часа, в свою очередь выехал и Мегрэ. По дороге он слушал болтовню шофера и смотрел по сторонам.
      Пейзаж выглядел довольно монотонно: ряды тополей вдоль дороги; поля, тянущиеся одно за другим, теряясь вдали; иногда темные окна прудов. Какие-то небольшие домишки, скорее даже хижины. На всем пути мелькнуло только три поместья, одно из которых принадлежало герцогу Т..., да три деревушки.
      Кстати, в Сен-Фиакр до продажи тоже было две тысячи гектаров.
      На этой трассе, единственным, относительно постоянным средством связи служил старенький парижский автобус, купленный одним крестьянином и раз в день, совершавшем рейс между Муленом и Сен-Фиакром.
      - Вот уж провинция, так провинция, - говорил шофер. - Теперь совсем не на что посмотреть. А уж в разгар зимы, так совсем...
      Остановились в Мулене, когда часы пробили половину третьего. Мегрэ расплатился и вышел почти напротив "Учетного банка". В тот момент, когда он уже было направился к банку, оттуда вышла женщина, держа за руку ребенка.
      Комиссар тут же отвернулся, как бы разглядывая витрину. Он не хотел, чтобы его заметили. Женщина была хоть и по-деревенски, но празднично разодета. Шляпка на голове сидела ровно, а талию явно стягивал корсет. Шагала она с достоинством, больше заботясь о пакете, который держала в руке, чем о плетущемся сзади мальчишке.
      Это была мать Эрнеста, того самого рыжего парнишки из церковного хора, который прислуживал во время мессы в Сен-Фиакр.
      Улица была оживленная, и Эрнесту очень хотелось остановиться, чтобы поглазеть на витрины с товарами, но ему приходилось все время следовать, как привязанному, в кильватере материнской черной юбки. Тут мать наклонилась, что-то ему сказала, и они, как бы договорившись заранее, вошли в лавку торговца игрушками.
      Мегрэ не стал подходить слишком близко и остался поодаль. И тут он услышал, как внутри лавки зазвучали свистки. Там явно опробывались различные свистульки, пока мальчишка из церковного хора не остановился на бойскаутском, на два тона свистке.
      Когда они вышли, свисток висел у него на шнурке, а мать опять тащила его за руку, не давая посвистеть на улице.
      * * *
      Банковский операционный зал был таким же, как и все ему подобные в провинции. Длинный дубовый барьер. Пятеро, склонившихся над столами клерков. Мегрэ направился к окошечку с надписью "Текущие счета" и там сразу же поднялся с места молодой клерк, ожидая его с вежливой улыбкой.
      Мегрэ нужны были сведения относительно состояния графов Сен-Фиакр, и, в частности, относительно прохождения средств в последние дни.
      Комиссар некоторое время молчал, рассматривая клерка, стоящего все с той же вежливой улыбкой и не проявляющего никакого нетерпения.
      - Вы, как я понимаю, Эмиль Готье?
      Он видел, как тот дважды приезжал на мотоцикле, но разглядеть четы лица не мог. Узнал же он парня по поразительному сходству с управляющим из замка.
      Впрочем, это было вовсе не в конкретных деталях, а как бы общее крестьянское сходство: четкие черты лица, плотность в кости. Кожа, правда, была несколько нежнее, чем у крестьян-пахарей, да ещё читалась некоторая интеллигентность в взгляде, как у человека, получившего образование.
      Однако, в то же время, Эмиль не стал совсем городским парнем. Волосы его, хотя и приглаженные, топорщились, а хохолок торчал на макушке. Щеки розовые и лицо чисто вымытое, как деревенского щеголя в воскресное утро.