Он стал тем, чем был всегда - мрачным прибежищем чудовища, которого не принимала ни одна планета. Сдернуты все маски, обнажая уродливую суть людей и бессмысленность творений их рук.
      С того дня Император носил только черное одеяние, и в дальнейшем этот цвет стал считаться царским. Он сам замуровал проход в покои Сабин - там больше не было жизни. Он отправил в рудники всех, живших или гостивших в тот день в Городе. Их места заняли другие, ничего не знавшие о его боли. И только тогда он все понял.
      Он не умрет никогда. К нему не придет негодяй, чтобы сменить его. Раса, порождавшая Хранителей, уничтожена - его же руками. Он - последний. И память будет терзать его вечно. Ему предстоит идти по замкнутому кругу, каждый раз возвращаясь к пройденному. Как жутко произносить эти слова - "я обречен на бессмертие"...
      ***
      Как он хотел власти над Вселенной! Когда-то в бесконечно далеком прошлом, во времена его молодости он мечтал лишь о короне Властителя Вселенной. Боги жестоко наказали его - буквальным исполнением его желания. Он получил, что хотел - ценой того, в чем нуждался куда сильнее.
      Оказывается, власть сама по себе не имеет смысла. Он владел всем, но с кем делить это богатство?
      Больше не существовало человека, ради которого он, наверное, и рвался к трону так остервенело. Ему нужна была корона, чтобы завоевать Сабин. Чтобы она восхищалась и гордилась им. Чтобы забыла - ее муж некрасив и немолод.
      У него осталась корона, но он потерял Сабин. Не стало сердца, которое он хотел покорить, не стало ног, к которым он мог положить корону. А ему самому, для себя, нужно было очень мало, гораздо меньше, чем самому ничтожному из его рабов.
      Все поменялось местами в его жизни. Реальность стала вязким сном без надежды проснуться, а самый кошмарный сон приносил облегчение его душе. В Город перестали привозить редкости - со всех концов Вселенной сюда доставляли самые сильные наркотики. Только они имели истинную ценность для него, давая возможность побыть во сне подольше. Он ненавидел просыпаться.
      Его тяготила власть над Вселенной - теперь, когда цель достигнута, она стала обузой, которую невозможно скинуть. Он имел все - кроме свободы умереть. Он был бесправнее раба. Раб мог стремиться к побегу, а куда бежать Императору, если оковы наложены памятью? Освобождение от нее давала лишь смерть - которой он был лишен.
      Когда-то он упивался властью, как вином. Он говорил "хочу" - и это делалось. На смену одному желанию, одной мечте приходил десяток следующих, он был ненасытен, и чем больше получал, тем больше хотел. Казалось, так будет вечно. Но слишком много он выпил отравленного вина - наступило время тяжкого похмелья. На смену "хочу" пришли "надо" и "должен".
      Император впервые осознал, с какими обязанностями связана безграничная власть. Расы время от времени бунтовали, поднимали мятежи, и он должен был укрощать эти взрывы. Кому должен? Ему самому ничуть не мешали бунтари все равно он бессмертен. Но шел и отдавал приказы... Рабы покорялись ему и он был обязан владеть ими. Кто наложил на него эти путы? Почему он один во всей Вселенной не имеет права все бросить, сесть в корабль и улететь, куда глаза глядят? Наверное, потому, что он везде был Властителем. Если раньше он хотел и брал что-то от других, то теперь все требовали от него прав, благ, подачек, суда, внимания, заботы... Ему хотелось выть, когда он думал, что так будет всегда.
      Со смертью Сабин исчезла причина, заставлявшая его рваться к власти. Тогда он ежедневно и ежечасно доказывал ей, что он лучше всех, что он покорил мир для нее.
      Кому и что доказывал он теперь? Себе? Себе он давно все доказал. Да и миру тоже. А дальше? Удовольствие, приносимое властью, кончилось. Он понял, что не может поступать так, как хочет. Необходимость повелевать стала пыткой, он не представлял себе, как избавиться от этого груза. Страсть стала долгом, и все, связанное с короной, вызывало у него припадки ярости. Но больше всего он ненавидел придумавших эту пытку Богов.
      Боги создали мир. Они хотели сделать его идеальным. Наградили людей великими способностями, дали им все лучшее, заботились о них, как мать о детях. Они вознаграждали их за добро - и они же послали Карателя, чтобы люди не забывали о наказании за зло. Мечтали, что люди не переступят черты, помня о Возмездии. Боги хотели быть справедливыми, они предусмотрели все, даже кару для Карателя. Но как жестоко они ошиблись!
      Он спорил с Богами, презирая этот мир так же, как себя. И уничтожал даже воспоминания о добром и светлом. Это порочный мир, думал Император, и здесь не место ничему хорошему. Он отправлял в рудники не худших, а лучших людей. Он приговаривал их к самой мучительной смерти - чтобы они поняли всю мерзость этого мира, преклонившегося перед негодяем.
      Чтобы поняли, какой наградой может стать смерть.
      Чтобы знали: бессмертие - это кара, это самая страшная кара, а смерть, когда ты выполнил свое предназначение, - это высшее благо.
      Он губил мир за то, что люди не остановили Карателя, позволив ему стать Властителем.
      Этот мир больше не подчинялся Богам. Каратель вышел из-под их контроля. Теперь он сам стал Богом. Разрушая творение Богов, Император бросал им вызов:
      "Смотрите, вы гордились своим детищем. Смотрите лучше, что вы создали. Эти люди способны только пресмыкаться, они не хотят помнить о своем достоинстве. Они любят рабство, они хотят быть подонками.
      Смотрите, ведь это вы создали их такими".
      Боги не слышали его.
      Все чаще Император вспоминал слова прежнего Хранителя, что поймет свою миссию лишь тогда, когда Оружие полностью завладеет им. И с каждым днем Император все яснее видел то, о чем другие Хранители даже не подозревали.
      Богов не было.
      Они создали этот мир и ушли, чтобы не нянчить подросшее дитятко. Ушли туда, где были нужнее, где их ждали новые Вселенные. А вместо себя оставили мутантов. Расу Спасителей, Ангелов Вселенной, и Хранителей Оружия. Именно мутанты должны были заботиться об этом мире, воспитывать его. Боги создали Оружие, чтобы мутанты могли напомнить людям о возмездии. Боги научили мутантов любви и ненависти, дали им чувство долга и справедливости, подарили им мечту - чтобы мутанты правили миром, тянулись к идеалу.
      Чтобы со временем сами стали Богами.
      Боги даровали им право казнить и миловать, но распорядились таким образом, чтобы правитель не становился палачом. Каратель не имел права на власть, на любовь, на общение. Он должен жить один, быть бесстрастным, знать цену преступлению - чтобы не совершить ошибки. А Властитель не мог владеть Оружием, чтобы его ошибки не стали роковыми. Каратель получал свое возмездие при жизни, а Властитель помнил, что и ему предстоит отвечать за содеянное. Боги были справедливы, разграничив этих людей и исключив их влияние друг на друга.
      Император не имел права на власть. Он должен был уйти, уступить Корону другому - может быть, даже Арьену, тому молодому капитану. У него не было права на любовь - его ждала участь вечно одинокого Хранителя. И не Оружие он должен был хранить, а мир. От Властителя, от его врагов. От себя, в конце концов! Но он захотел слишком многого. И обратил Оружие против тех, чьи потомки должны были стать Богами. Потому и своего прощения - смерти он не получит никогда.
      ***
      ...Император уже затруднялся сказать, сколько веков Городу, и сколько веков он каждый день совершает этот путь - от своих покоев к тронному залу. Сюда прилетали послы со всех планет Вселенной, здесь они припадали к подножию его трона, они угодливо льстили ему, а его мутило от презрения. И к ним, не имеющим чести и достоинства, и к себе, владевшему ими. Иногда послы приводили к нему вожаков мятежников, приговор всегда был один смерть. Император слишком уважал бунтарей, чтобы приговорить их к рабскому существованию в этом дрянном мире.
      Нет, рабство, унижение было не для них, они достойны лучшей участи.
      Просьб о помиловании он не слышал почти никогда, а если такое и случалось, он отклонял их.
      Он шел один по бесконечным переходам дворца. Ненавидимая им многочисленная свита не имела права доступа в его покои, и, галдя, ожидала его выхода в тронном зале.
      Трон... Он ненавидел это кресло, такой же символ его власти, как и Корона, как и черное просторное одеяние, как и черный Шар в обсерватории. Жесткое, с высокой спинкой и резными подлокотниками, сидеть на нем можно только выпрямившись и высокомерно подняв голову, отягощенную сияющими кристаллами короны. Трон стоял на возвышении, и, чтобы усесться, приходилось подниматься по ступенькам. Сидя на троне, он оказывался значительно выше уровня голов в зале, будто парил над ними. И что самое отвратительное - ведь такой ритуал заведен не им.
      Это придумали его рабы, чтоб удобней было унижаться.
      Император взошел на свое кресло, нагло и вызывающе поднятое над всеми. Сегодня особый день. Он сам не знал, что должно случиться - но с каждой секундой чувствовал грядущие перемены все сильней.
      Толпа свиты раздалась к стенам, потеснилась, освобождая всю центральную часть зала. Притертые к стенам старательно тянули тонкие шеи, через головы впереди стоящих желая видеть гостей. Тут же в самом дальнем углу зала послышался приглушенный шум, недовольные возгласы. Император скосил глаза на начальника стражи - что за гвалт в тронном зале - тот грозно сдвинул брови, и в угол направились двое стражей. Расталкивая придворных, быстро извлекли из толпы смутьянов, не поделивших удобные для наблюдения места, выволокли из зала.
      Пришельцев было двое. Они не смотрели по сторонам, их взгляды были направлены в лицо Императору. И, возможно, впервые в жизни он ощутил нечто среднее между страхом и почтением.
      Они не были людьми.
      Они только притворялись ими - потому, что такими их хотел увидеть Император. Одинаковые и противоположные, эти двое мужчин выглядели молодыми, но Императору почему-то показалось, что они много старше него. Их фигуры, черты лиц были абсолютно идеальны, будто вымерены неведомым скульптором. Они были точной копией друг друга, различаясь только цветом волос и глаз.
      Один белокурый и голубоглазый, волосы и глаза другого черны, как бархатная тьма глубокого Космоса.
      Они очень походили на мутантов, но это иная раса. Не было в них агрессивности, вызова, наглости. Мутанты были частью этого мира, а эти... Эти спокойны и бесстрастны, они стоят выше этого мира. Они - его Создатели. Те, кому Император бросил вызов.
      Пришельцы медленно двинулись к трону. Император не знал, что побудило его подняться, сойти с возвышения, пойти навстречу. Он не мог оторвать взгляд от их лиц - строгих и отрешенных, возвышенных и решительных. Светлый и темный, они были едины и противоположны, как добро и зло. Властитель и каратель, спаситель и чудовище, милосердие и возмездие. Это была Справедливость.
      Боги вернулись.
      Не говоря ни слова, Император сделал приглашающий жест и повел их прочь из чванного зала, наполненного сбродом и отбросами со всей Вселенной - его свитой. И, повинуясь неясному порыву, направился не в свои покои, а в обсерваторию. Там, у черного Шара, он готовился выслушать новый приговор или принять робкую надежду.
      Там, у огромных экранов, с которых некогда хлестало фиолетовое пламя, они остались втроем.
      "Почему вы не вмешались раньше?" - спросил их Император.
      "Мы Творцы, но не Хозяева мира, - ответил Светлый. - Люди сами выбирают свой путь. И сами платят за свои ошибки".
      "Я готов платить. Скажите, что я должен сделать - я не знаю, как исправить свою ошибку".
      "Никак, - спокойно заметил Темный. - Этот мир не болен - он мертв".
      "Неужели вы не можете ничего сделать?!"
      "Врач не поможет там, где нужен гробовщик".
      Император ощутил такую боль, какой не испытывал со дня гибели Сабин. А ведь он в глубине души все-таки надеялся - придет срок, Боги вернутся и все исправят.
      Пусть накажут его сильнее - но исправят. Оказалось, это невозможно.
      "Зачем вы создали Оружие?!
      Зачем, если оно губит ваше творение?!"
      На лице Светлого отразилось нечто вроде недоумения.
      "Это не Оружие. Простой аккумулятор энергии, нужной нам для созидания или разрушения. Оружием его сделали сами люди, обожествив Шар и приписав нам свое проклятие".
      Император опешил.
      "Но как же тогда миссия Хранителя и бессмертие? Я ведь на самом деле неуязвим..."
      "Все это - правда, - подтвердил Светлый. - Только не мы установили существующий порядок.
      Люди добились этого сами".
      "Тогда зачем вы пришли?"
      "Ты звал нас", - сказал Темный.
      И только сейчас Император понял - да, звал. Всеми своими поступками стремился настолько разгневать Богов, чтобы они остановили его, лишив жизни. Потому что иной возможности умереть он не видел.
      "Дайте мне смерть, - тихо и твердо попросил он. - Любую, самую страшную и мучительную. Все приму, как высшее благо. Я не могу больше жить".
      Боги молчали, не глядя ему в глаза.
      "Вы же Боги, - настаивал Император, - вы можете все".
      "Ты ошибаешься, - спокойно возразил Светлый. - И все люди ошибаются, приписывая нам всемогущество. Так им проще жить - думая, что кто-то придет и исправит их ошибки. Но ни у кого из нас нет права брать на себя ответственность за судьбы людей и перекраивать их жизнь одной лишь своей волей. Никто в силах изменить то, что стало законом".
      "Вы... не можете?" - холодея, уточнил Император.
      "Нет, - сказал Темный. - Люди захотели жить независимо от нашей воли. Отныне мы можем лишь советовать - но почти лишены возможности вмешиваться. Вы сами к этому стремились. И сами создали себе Спасителя и Карателя. Вера придала мифу силу Высшего Закона".
      "Значит, мы решили, что справимся без вас... - с горечью подвел итог Император. - А вы наверняка убеждали нас не делать этой ошибки. Но мы настояли на своем - и вы ушли. А теперь явились, чтобы унизить нас еще больше, отказав в помощи. Что ж, торжествуйте - вы действительно были правы".
      Боги молчали. На их бесстрастных лицах не отражалось ни ожидаемого торжества, ни обиды за несправедливый упрек. Спустя несколько минут Светлый вновь заговорил:
      "Ты заблуждаешься. Мы не люди. Нам не дано переживать ваши чувства. И когда люди попросили свободы - мы не возражали. Каждый имеет право распоряжаться своей жизнью. Мы ушли не потому, что люди нас прогнали. Просто нас мало, а таких Вселенных - великое множество. И далеко не везде мы уже не нужны".
      Конечно, они были правы.
      Что им детское желание людей освободиться от опеки? И торжествовать, празднуя час своей правоты, они не станут. Потому что вряд ли для них гибель созданного ими мира - в радость. Просто в отличие от людей, Боги умеют не показывать свою боль. И странно, что они не испытывают ненависти к Императору, сгубившему их детище.
      "Вы говорите, если во что-то крепко верить, это непременно случится. А если я поверю, что мир оживет, это станет истиной?"
      "Да, - кивнул Темный. - Души убитых тобой людей ждут, пока умрет этот мир. Тогда они смогут вернуться и начать все заново".
      "Я должен убить мой мир?" - уточнил Император.
      Боги молчали. Император понял - подобное решение он должен принять сам. Без нажима. По собственной воле. Как все, что он делал до сих пор.
      "Я готов сделать все, что нужно, - глухо сказал он. - Я готов даже смириться с бессмертием, если буду знать, что где-то моя ошибка исправлена. Тогда я буду спокоен".
      "Покой - та же смерть, - возразил Темный. - Твоя душа никогда не получит его. Даже если сумеет выйти из бессмертного тела".
      "А что, это возможно?" - удивился Император.
      "Возможно", - подтвердил Светлый.
      "И куда же она денется?"
      "Уйдет в тот мир, что ждет смерти этого. Она разделит материальное тело с душой, согласной ее принять, и будет жить в нем до распада первого своего пристанища.
      Затем для нее начнется круг искупительного перевоплощения. Но первый этап - у твоей души не будет ничего. Даже собственного тела".
      Императора внезапно осенило:
      "Моя душа будет вместе с теми, кто умер здесь? Кто ждет возвращения?"
      "Да. Там они живы. И ты не встретишь среди них сочувствия", предупредил Темный.
      "Я согласен, - быстро сказал Император. - Согласен на любое искупление, пусть даже мне предстоит пройти не семь, а семьсот семьдесят семь кругов ада. Пусть я стану изгоем или бесправным рабом. Но я должен видеть, что они живы".
      Боги ничего не ответили. И внезапно Император услышал тихую мелодию еле слышную, журчавшую, как хрустальный ручеек по отполированным камешкам. Каким-то наитием он понял, что эта мелодия - речь. Речь Богов. Они советовались меж собой.
      И все время, пока они решали его дальнейшую судьбу, Император находился в крайнем напряжении. Он слишком хорошо помнил их слова, что Боги не имеют права на вмешательство...
      "Хорошо, - сказал наконец Светлый. - Мы возьмем на себя ответственность. Ты получишь то, о чем просишь. Нам не нужно ничего взамен. Достаточно твоего желания исправить содеянное зло".
      "Я исправлю все", - клятвенно пообещал Император.
      Он испытывал самую настоящую радость - он не распоряжался, он всего лишь исполнял приказы. Не надо было выворачивать мозг наизнанку в поисках хоть какого-нибудь простенького желания. Он избавился от власти, его корона была здесь лишь блестящим украшением, побрякушкой. Он стал марионеткой, и он чувствовал облегчение. Что бы с ним ни случилось, это будет лучше его теперешней каторги.
      Боги отошли к середине зала, Темный оглянулся:
      "Ты готов?" - спросил он у Императора.
      "Да".
      Он не волновался. Скорее, это была радость смертельно уставшего человека, укладывающегося спать в мягкую и удобную постель. Это была усталость, и скоро должен был наступить покой, похожий на сон.
      Нарастало ощущение чего-то сверхъестественного и совершенно неуместного в покоренной и разрушенной Вселенной. И вот... Сначала это было похоже на стену еле видимого мерцающего тумана, перегородившего пустую залу обсерватории по средней поперечной линии. Наитием Император понял, что должен сделать. Он встал в центре зала, от странной завесы его отделял всего лишь шаг. Боги встали плечом к плечу с ним, будто поддерживая его с двух сторон. Туман густел, теперь это был молочно-белый дым, плотный и непрозрачный, по которому волнами пробегали разноцветные блики и искры. Дверь обсерватории за этой пеленой разглядеть было невозможно.
      Они стояли минут десять, и Император уже начал недоумевать - что же, он и будет так стоять?
      Стена перед ним неожиданно вспыхнула ярким до боли розовым цветом, перешедшим в мягкое голубое свечение. Император почувствовал, как Боги подтолкнули его, и решительно шагнул в туман.
      Два или три шага он шел, борясь с желанием вытянуть перед собой руки, чтобы не наткнуться на препятствие. Туман был настолько густым, что Император не видел нижнего края своего одеяния, а очертания его спутников скорее угадывались, чем были видимы.
      Пелена спала внезапно, будто они вышли из гладкой стены. Никакой обсерватории по эту сторону тумана не было и в помине, и Император даже не пытался угадать, в какой точке пространства он находится. Больше всего это место напоминало квадратный зал на пересечении четырех коридоров. Коридор напротив Императора был затянут такой же голубоватой дымкой, как та, через которую он попал в Переход.
      "Смотри, пристально смотри", - сказал Темный, показывая рукой на завесу.
      Боги отошли в стороны и замерли, скрестив руки на груди, как окаменели. Император сосредоточил всю свою подточенную наркотиками силу воли на одном устремлении: смотреть. И через несколько минут картина изменилась:
      теперь это был освещенный белый экран, а все вокруг погрузилось во тьму.
      Экран недолго оставался пустым. Беззвучный щелчок, и такая знакомая, самая страшная картина его прошлого возникла перед ним. Только видел он ее с другой стороны.
      Стоя в рубке корабля за спиной Сабин, он смотрел на свое лицо, видимое на экране прямой связи. И не только смотрел - он чувствовал то же, что и Сабин. Впервые он получил такую возможность. Зрелище это не удивило и не шокировало его. Люди всегда думали о нем так, как он сам о себе в последнее время. Они ненавидели Императора, ненавидели его неподвижное, застывшее лицо, эту маску из желтого камня. Люди не хотели даже разговаривать с ним.
      Он узнал, как его ненавидела Сабин. Гордая дочь расы мутантов, она была унижена, и все ее попытки отстоять свою свободу безжалостно подавлялись. А до Императора даже не доходило, что это бунт - он принимал ее возмущение за приступы дурного настроения. Он побывал на месте белокурого капитана-мутанта. Арьен любил жизнь, любил свою расу, любил Сабин. Он был молод и достоин всего того, что имел. Он ненавидел Императора всем своим существом, и эта ненависть вполне могла потягаться с абсолютным оружием если бы капитан знал, как пользоваться своими чувствами. Раса могла бы уничтожить Императора, силой своей ненависти обернув Оружие против Хранителя. Жаль, что они не успели узнать, как уничтожить его физически. Впрочем, они сделали хуже. Он замер между жизнью и смертью, на бесконечно узком барьере, и ему не суждено было качнуться ни в ту, ни в другую сторону. Он перестал жить тогда, когда уничтожил свою расу, но понял это, лишь оставшись в одиночестве.
      О, нет... Он не хотел видеть эту картину, не хотел быть среди умиравших от Оружия мутантов, не хотел чувствовать их боль. Но не мог оторвать глаз от экрана, и ему казалось, что за сиреневым жаром в небе он видит свое лицо, на котором не бывало даже подобия улыбки, и злорадный блеск в тускнеющих черных глазах. Как же это было больно, невыносимо больно сгорать в адском пламени... Его охватила такая ярость против себя, что сгоревшая в ту минуту часть его существа ожила и рванулась прочь из него. Он задыхался от ненависти к себе, две его половины боролись между собой. Мутант, плоть от плоти и кровь от крови родной планеты, хотел расправиться с Властителем Вселенной; они были двумя сторонами одного человека, и они больше не могли и не хотели существовать вместе.
      Напрасно Император старался подавить эту внутреннюю ярость. Напрасно он пытался удержать обоих противников вместе. Боль ослепила его, разорвала надвое, он зажмурился и стиснул зубы. Несколько секунд показались ему вечностью, но затем внезапно наступило облегчение. Открыв слезящиеся глаза, он отшатнулся, встретившись взглядом с... самим собой.
      Да, это был он, только очень молодой. И он носил имя Ксантив, а не Император.
      Голубые глаза Ксантива с брезгливым сожалением смотрели в черные зрачки Императора. Это не было изображение на экране, Ксантив выглядел не менее реально, чем его постаревшее воплощение.
      "Кто ты?" - на всякий случай спросил Император.
      "Как будто ты меня не узнал", - губы Ксантива изогнулись в язвительной усмешке.
      Надо же, когда-то он умел улыбаться, пусть даже и так. Император не помнил этого.
      "Тогда я спрошу по-другому:
      что ты?"
      "Я - то, что ты почти с рождения глушил в себе. Я твоя душа, твоя совесть. Я люблю власть, но я ненавижу кровь. Мы не нужны друг другу, мы не можем быть вместе.
      Убивая других, ты убивал меня. И я безумно рад возможности уйти в какой-нибудь другой мир. Прощай, Император. Ты ведь сам хотел этого", - он зло рассмеялся.
      Ксантив повернулся и шагнул сквозь экран. Император стоял, обессилевший и оцепеневший, глядя ему вслед. Туда, в иную Вселенную сбежала его часть. Самая дорогая - та, в которой Сабин еще была жива. Безумие полыхнуло в его мозгу, и через мгновение он превратился в факел, одержимый одним желанием - найти, вернуть.
      Не задумываясь, он бросился за ним - сквозь экран, в соседнюю Вселенную. Как коварны Боги...
      Оказывается, существовало более худшее наказание, чем уготованное ему. И они заставили его просить об этом! Они отняли его душу. Что же тогда останется у него? И, даже лишившись способности чувствовать, он не забудет слов, сказанных Ксантивом. Кто же он, если собственная душа предпочла уйти от него?!
      ***
      Император выскочил из молочно-белой пелены в ночной дождь. Это было так давно забыто - планета, а не Город в Космосе, запах мокрой листвы, ветер... Но тут же понял, что испытывает не свои ощущения - сам он был призраком в этом мире, так похожем на родной. Но, если не свои, то чьи? Значит, связь с душой не прервалась окончательно, и он испытывает то же самое, что и человек, приютивший душу космического скитальца.
      Император обрадовался - для него это был единственный шанс разыскать беглеца Ксантива. Он не мог увидеть его глазами, ибо тот нашел себе приют, и Император не знал, как выглядит новый хозяин бунтаря. Но и человек не мог увидеть Императора, принадлежавшего другому миру и здесь обитавшему в виде бестелесного духа. Только Ксантив внутренним зрением мог определить опасность, а Император по передавшемуся ему трепету и страху мог узнать, насколько он близок к цели.
      Император был неутомим, энергия его казалась неистощимой. Все ближе он подходил к Ксантиву, он отчетливо воспринимал волнение и беспокойство, но тот был хитер и умело ускользал из расставленных ему ловушек. И было еще одно ощущение, смысл которого Император не совсем понимал. Ксантив что-то знал, чего-то ждал и оттягивал время. Но ведь Ксантив не мог знать того, что не было бы известно Императору! У них была общая память.
      Понимание пришло внезапно и принесло боль, как от ранения в сердце. Оружие... Он забыл про Оружие. А ведь он не мог надолго удаляться от проклятого черного Шара, ставшего его частью. Содержимое Оружия стало крепчайшей цепью, приковавшей Императора к погибающему миру. И Ксантив выжидал, пока истечет срок пребывания Императора на этой планете. Но это еще не все: Ксантив чувствовал, что возвращение произойдет очень скоро.
      У Императора больше не оставалось времени. Странно, именно этого дерьма у него всегда было в избытке, как у любого бессмертного, но сейчас ему могло не хватить нескольких минут. Он начал метаться; поток энергии, поддерживавший его силы извне, таял, будто лед под солнцем...
      ***
      Он нашел его, уже потеряв надежду. Грозовая ночь и ливень застали хозяина Ксантива в доме, и он не пожелал мокнуть, спасаясь под проливным дождем, хотя Ксантив поднял тревогу. Император подошел к окнам, заглянул внутрь. Как уютно было внутри... И - будто удар. Еще один коварный удар Богов.
      Император молча глядел сквозь тонкое стекло, отделявшее его от хозяина Ксантива. Когда-то давно он уже видел это... Белокурый капитан-мутант и Сабин. Они снова были вместе. И какова же подлость - Ксантива приютил именно соперник и враг Императора!
      Арьен, выглядевший удивительно молодо, брал ее руки в свои, гладил волосы цвета свинцовых грозовых туч, целовал серые с изумрудными искрами глаза...
      Она смеялась, шутливо вырывалась и тут же сама обнимала его - ей нравились его ласки. Ксантив, деливший одно тело с душой своего соперника, теперь был рад такому странному союзу. А Император внезапно понял, что не сможет забрать свою душу назад, если Арьен не прикажет Ксантиву уходить. Он был бессилен! И ярость сделала невозможное - он стал видимым. Сабин громко вскрикнула, увидев за окном каменное лицо с тусклыми черными глазами, обрамленное снежно-белыми сединами, с переливающимися всеми цветами радуги кристаллами короны над бровями.
      Но Ксантив больше не боялся. Он успел приготовиться к последней, отчаянной борьбе. Арьен вышел на улицу, в упор взглянул на Императора, стоявшего под раскидистой кроной белоствольного дерева.
      "Что тебе нужно?" - спросил он спокойно.
      "Моя душа. Она в тебе".
      "Я знаю. Я сам предложил Ксантиву свою помощь".
      "Верни его мне".
      "Зачем? Ты отказался от него. А мы прекрасно ладим, и я не вижу причины, которая заставила бы меня расстаться с таким приятелем. Знаешь, в прошлой жизни я даже не предполагал, что ты можешь быть настоящим другом", - язвительно сказал Арьен.
      И тогда Император заговорил, обращаясь лишь к Арьену, затрагивая его собственную душу.
      В этой Вселенной Император не имел никакой власти, будучи призраком.
      Но он надеялся, что там, в мире смерти, призраком станет Арьен.
      Ксантив не сможет прятаться в теле, которое будет лишь плодом воображения. И Император принялся заманивать Арьена в свою Вселенную.
      Даже прошлый опыт не мог заставить Арьена отказаться сразу и бесповоротно - уж слишком заманчивы были предложения. Император чувствовал колебание молодого человека при упоминании несметных богатств, Короны, неограниченной власти без всякой ответственности. Вселенная разрушена, но медики могли помочь Властителю жить вечно, и у него были все возможности. Он мог построить новые идеальные миры на обломках старых - Император обещал не мешать ему.
      Все это было правдой. И колебание Арьена усиливалось тем, что Ксантив не опровергал слова Императора. Это не было ложью. Все, о чем говорил Император, мог получить Властитель. Но Ксантив не знал, что ложь заключена в другом - Арьен не смог бы получить ничего, так как не был бы материальным в той Вселенной. Император сделал это открытие уже после разделения и надеялся, что Ксантив не успеет додуматься до того же.
      Он чувствовал нараставшие тоску и тревогу Ксантива. Он не имел полной власти над этим телом - у Арьена имелась и собственная душа. И этой душе пришлись по вкусу уговоры Императора, тем более, что Ксантив не мог найти подвох, хотя и понимал - Император не бескорыстен. Он никогда не отказался бы от власти, будь она так хороша, как он ее расписывал. Но доводы осторожного Ксантива были слишком жалким противовесом красочным картинкам щедрых обещаний Императора.
      Арьен сделал один шаг к Императору, другой... "Иди же", - мысленно молил Император.
      Напряжение достигло предела. Еще один шаг... Арьен нерешительно оглянулся - на крыльце, скрестив руки на груди, стояла Сабин.
      Выражение ее лица было скептическим.
      "А она?" - спросил парень.
      "Конечно, возьми ее с собой, - великодушно позволил Император. - Ведь тебе нужна императрица. Я обречен на одиночество и готов нести свою кару. Мне будет достаточно сознания, что вы оба счастливы - так я искуплю свою вину".