По совету Карабеллы Валентин взял в поверенные Слита и рассказал ему про сон и про последовавший за ним разговор. Беловолосый жонглер внимательно слушал, не перебивая, и выглядел невероятно торжественно. Когда Валентин закончил, Слит сказал:

— Тебе надо бы получить руководство от толкователя снов. Послание слишком сильно, чтобы им пренебречь.

— Значит, ты думаешь, что это послание?

— Скорее всего.

— От Короля?

— Возможно. Жди и будь осторожен. Король никогда не посылает единичного послания.

— Оно могло быть и от Леди, — заметила Карабелла. — Жестокость сна не должна обманывать нас. Когда нужно, Леди посылает и такие сны.

— А некоторые сны, — с улыбкой сказал Слит, — приходят не от Леди и не от Короля, а из глубин нашего затуманенного мозга. Но без посторонней помощи ничего сказать нельзя. Иди к толкователю снов, Валентин.

— А может ли толкователь снов помочь мне обрести память?

— Толкователь или колдун могут. Но, если сны не основаны на твоем прошлом, это ничего не даст.

— Кроме того, — сказал Карабелла, — такой сильный сон нельзя оставлять без исследования. Ты отвечаешь за него. Если сон требует действия, а ты его не предпримешь… — Она пожала плечами. — Твой дух ответит за это, и быстро. Ищи толкователя, Валентин.

— Я надеялся, сказал Валентин Слиту, — что ты разбираешься в таких вещах.

— Я жонглер, а не толкователь.

— А можешь ты порекомендовать мне кого-нибудь в Пидруде?

— Мы скоро уйдем из Пидруда. Подожди несколько дней. У тебя будут еще сны, и ты их передашь толкователю.

— Хотел бы я знать, послание ли это — сказал Валентин. — И от кого? Какое дело Королю до такого бродяги, как я? Вряд ли это от Короля. При двадцати миллиардах жителей Маджипура может ли Король найти время для каждого, кроме как по самому важному делу?

— В Суврейле, — сказал Слит, — во дворце Короля Снов есть громадные машины, которые сканируют весь наш мир и каждую ночь посылают послания в мозг миллионов людей. Кто знает, как выбираются эти миллионы? Когда мы были детьми, нам говорили одну вещь, и я знаю что это правда: прежде чем мы оставим этот мир, мы, по крайней мере, один раз ощутим прикосновение Короля Снов к нашему духу — все мы, без исключения. Я знаю, потому что со мной это было.

— С тобой?

— И не один раз. — Слит коснулся своих белых волос. — Ты думаешь, я так и родился беловолосым? Однажды я спал в гамаке в джунглях за Нарабалом. Тогда я еще не был жонглером. Король пришел ко мне во сне и дал приказ моей душе, и когда я проснулся, волосы у меня стали белыми. Мне было тогда двадцать четыре года.

— Какой приказ?

— Такой, чтобы черные волосы за одну ночь стали белыми, сказал Слит, явно не желая вдаваться в подробности. Он встал и взглянул на утреннее небо. — Я думал, мы достаточно поговорили, друг. На фестивале еще есть возможность заработать кроны. Хочешь, я научу тебя нескольким новым трюкам, пока Залзан Кавол не послал нас работать?

Валентин кивнул. Слит взял мячи и дубинки и вышел во двор.

— Смотри, — сказал он и встал вплотную за спиной Карабеллы. Она держала два мяча в правой руке, а он — один в левой, и они начали перебрасывать мячи друг другу.

— Это полужонглирование, — объяснил Слит, — вещь простая даже для новичка, но выглядит чрезвычайно сложной.

Они сразу же вошли в ритм, легко перекидывая мячами вперед и назад, как одно существо с четырьмя руками, двумя мозгами и четырьмя ногами. Да, это действительно выглядит трудно, подумал Валентин.

— Подай-ка нам дубинки, — сказал Слит.

Валентин быстрыми резкими бросками перекинул дубинки по одной в правую руку Карабеллы, и она по порядку работала одной, другой, третьей, до тех пор пока мячи и дубинки не стали летать от нее к Слиту и от Слита к ней головокружительным каскадом. Валентин знал по собственному опыту, как трудно работать со многими предметами. В следующие несколько недель в его диапазоне должно быть пять мячей, как он надеялся. Четыре дубинки можно освоить достаточно скоро; но управлять тремя мячами и тремя дубинками одновременно и так здорово координировать это полужонглирование — это подвиг, который поражал и восхищал его. И, к удивлению Валентина тут примешивалась еще ревность: Слит стоял вплотную к Карабелле и составлял с ней как бы единый организм, а ведь всего несколько часов назад она лежала с Валентином в парке Пидруда.

— Попробуй, — предложил Слит, и отошел. Карабелла повернулась лицом к Валентину. Они работали только тремя мячами. Сначала Валентину было трудно рассчитать высоту и силу броска, и он иной раз бросал мяч за пределы досягаемости Карабеллы, но через десять минут привык, а через пятнадцать они работали так гладко, словно делали это не один год. Слит подбодрял их аплодисментами.

Появился скандар — не Залзан Кавол, а его брат Ирфон, который даже для скандара казался суровым и холодным.

— Вы готовы? — проворчал он.

После обеда труппа должна была выступать в частном парке одного богатого торговца, который принимал у себя герцога провинции.

Карабелла и Валентин показали свою новую работу полужонглирования. Скандары делали нечто яркое и сверкающее из тарелок, хрустальных стаканчиков и кухонных мисок, а в заключении Слит вышел жонглировать с завязанными глазами.

— Разве это возможно? — потрясенно спросил Валентин.

— Смотри! — бросила Карабелла.

И Валентин смотрел, но, кроме него, смотрели очень немногие, потому что был Солнечный день после безумного Звездного дня, и господа, заказавшие представление, были уставшими и пресыщенными. Им уже надоело мастерство музыкантов, акробатов и жонглеров, которых они наняли.

Слит выступил вперед с тремя дубинками, встал твердо и уверенно, постоял с минуту слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к ветру, дующему между мирами, затем глубоко вздохнул и начал бросать.

Залзан Кавол загудел:

— Двадцать лет практики, лорды и леди Пидруда! Тут нужен острейший слух! Он слышит шелест дубинок в воздухе, когда они летят из одной руки в другую!

Валентин удивлялся, как даже самый тонкий слух может уловить что-то в гуле разговоров, звоне тарелок и громогласном рекламировании Залзана Кавола, но Слит не сделал ни одной ошибки. Заметно было, что такое жонглирование трудно даже для него: обычно он был спокоен и неутомим, как машина, но сейчас его руки двигались необычно резко, когда ловили кружащуюся почти вне пределов досягаемости дубинку, хватали с отчаянной торопливостью. И все-таки жонглировал он замечательно. Казалось, в его голове была карта, где указывалось местонахождение каждой дубинки, и рука протягивалась как раз туда, куда могла упасть дубинка, и находила ее именно там или почти рядом. Он сделал десять, пятнадцать, двадцать обменов, затем прижал все три дубинки к груди, сорвал повязку с глаз и низко поклонился. Раздались жидкие аплодисменты. Карабелла подошла и обняла Слита, Валентин хлопнул его по плечу, и труппа сошла с эстрады.

В комнате для переодевания Слит дрожал от напряжения и вытирал пот со лба.

— Они обратили внимание? — спросил он Карабеллу. — Они хоть смотрели?

— Некоторые, — дипломатично ответила она.

Слит сплюнул.

— Свиньи! Блавы! Сами не умеют комнату перейти, а сидят и болтают, когда артист… когда…

Валентин не видел еще Слита в таком настроении. Жонглирование вслепую, подумал он, плохо сказывается на нервах. Он обнял Слита за плечи.

— Эка важность? — сказал он серьезно. — Это показ мастерства, а не манер зрителей. Ты был превосходен.

— Не совсем, — угрюмо сказал Слит. — Синхронность…

— Отличная, — настаивал Валентин. — Ты полностью владел мастерством. Ты был величественен. Какое тебе дело, что говорят и делают пьяные торговцы? Ты владеешь искусством для их душ или для своей?

Слит слабо улыбнулся.

— Слепое жонглирование глубоко врезается в душу.

— Мне очень жаль видеть тебя в таком горе, мой друг.

— Пройдет. Мне уже лучше.

— Ты сам себе придумал эту боль. Я скажу тебе еще раз: ты был великолепен, а все остальное не имеет значения. — Он повернулся к Шанамиру. — Сбегай-ка на кухню, нет ли там для нас мяса и хлеба. Слит работал очень тяжело, ему нужна заправка, а одного пальмового вина не достаточно.

Слит уже не выглядел напряженным и злым, а только усталым. Он протянул руку Валентину:

— У тебя теплая и добрая душа, Валентин. Твой дух мягкий и жизнерадостный.

— Твоя боль ранила меня.

— Впредь буду сдерживать свои эмоции, — сказал Слит. — Но ты прав: мы жонглируем для себя. А эти все — случайны. Мне не следовало забывать об этом.

Валентин еще два раза видел слепое жонглирование в Пидруде. Еще два раза он видел, как Слит, напряженный и выдохшийся, сходил с подмостков. Валентин понимал, что усталость Слита не зависела от внимания зрителей: это была адски тяжелая работа, вот и все. И Валентин старался, как мог, дать ему покой и облегчение. Валентину было приятно служить таким образом другому.

И еще два раза Валентин видел темные сны. Один раз к нему явился Понтификс и позвал его в Лабиринт, когда он вошел туда, там было множество проходов и непонятных улиц, а изображение тощего старого Тивераса плыло перед ним, ведя его к центру. Наконец он достиг какой-то внутренней части громадного Лабиринта, Понтификс вдруг исчез, и Валентин остался один в пустоте холодного зеленого света, все опоры исчезли и он бесконечно падал к Центру Маджипура. А в другую ночь Корональ, едущий на своей колеснице через Пидруд, поманил его к себе и предложил сыграть в игорном ларьке, и они метали диск и сбили отметки и выиграли связку беловатых пальцевых суставов, а когда Валентин спросил, чьи это кости, Лорд Валентин засмеялся, дернул себя за густую черную бороду, устремил на Валентина свои вспыхивающие глаза и сказал: «Посмотри на свои руки», и Валентин увидел, что у него нет пальцев, просто розовые шары на запястьях.

Валентин снова поделился этим со Слитом и Карабеллой, и они опять не дали никакого толкования, а лишь повторили свой совет обратиться к какой-нибудь жрице мира снов, как только они уйдут из Пидруда.

Объезд был неминуем. Фестиваль закончился; кораблей Короналя в гавани уже не было, дороги были забиты отъезжающими, так как люди из провинций возвращались домой. Залзан Кавол торопил свою труппу закончить все дела в Пидруде, чтобы двинуться в путь на морской день после полудня.

Это известие почему-то опечалило Шанамира. Валентин обратил внимание на настроение мальчика.

— Я думал, ты будешь рад ехать дальше. Тебе не хочется оставлять город?

Шанамир покачал головой.

— Я ушел бы отсюда хоть сейчас.

— Тогда в чем дело?

— Прошлой ночью я видел во сне отца и братьев.

Валентин улыбнулся.

— Еще не выехал из своей провинции, а уже тоска по дому?

— Не тоска по дому, мрачно сказал мальчик. — Они лежали на дороге связанные, а я вел группу животных. Они кричали мне, чтобы я помог им, а я ехал прямо на них, на их беспомощные тела. Тут и без толкователя ясно, что означает этот сон.

— Значит, на тебе вина, что ты бросил свои обязанности и дом?

— Вина? Да. Деньги! — сказал Шанамир, и в голосе его слышалось раздражение мужчины, объясняющего что-то тупому ребенку. Он похлопал себя по талии. — Деньги, Валентин. У меня тут около ста шестидесяти реалов от продажи животных, разве ты забыл? Целое состояние! Хватит, чтобы моей семье прожить весь этот год и часть следующего! Они там ждут моего благополучного возвращения с этими деньгами.

— А разве ты предполагал не отдавать им этих денег?

— Но меня же нанял Залзан Кавол! Что, если его путь лежит в другую сторону? Если я повезу деньги домой, а потом не найду вас, когда вы будете странствовать по Зимролу. А если я пойду с жонглерами, я украду деньги моего отца, на которые он рассчитывал и в которых нуждается. Понял?

— Решается все довольно просто, — сказал Валентин. — Фалкинкип далеко от сюда?

— Два дня, если ехать быстро, три — если обычно.

— Близко. Я уверен, что Залзан Кавол еще не установил точно наш маршрут. Я поговорю с ним прямо сейчас. Для него все равно, что один город, что другой. Я попрошу его пойти отсюда по Фалкинкипской дороге. Когда мы будем поблизости от фермы твоего отца, ты удерешь ночью, отдашь деньги кому-нибудь из братьев и до рассвета вернешься к нам. Тогда на тебе не будет вины и ты свободно пойдешь по нашему пути.

Шанамир округлил глаза:

— Ты думаешь, что сможешь уговорить этого скандара? Как?

— Посмотрим.

— Он обозлится и швырнет тебя на землю, если ты его о чем-нибудь попросишь. Он не любит вмешательства в его планы, как и ты не позволил бы стаду блавов решать свои дела.

— Я поговорю с ним, — сказал Валентин, — и увидим. У меня есть все основания считать, что Залзан Кавол вовсе не такой грубый, каким хочет себя показать. Где он?

— Осматривает свой фургон, говорят что готовит его к путешествию. Ты знаешь, где стоит фургон?

— Да.

Жонглеры ездили по городам в отличном фургоне, который сейчас был припаркован за несколько кварталов от гостиницы, поскольку был слишком широк, чтобы его можно было провести по этим узким улицам. Это был импозантный дорогой экипаж, благородный и величественный, отлично сработанный мастерами одной из внутренних провинций. В основе его была длинная рама из легких, упругих деревянных крыльев, искусно разрезанных на широкие выгнутые дугой полосы, склеенные бесцветным душистым клеем с эластичными прутьями из южных болот. Эту элегантную арматуру покрывали листы выдубленной кожи стиков, натянутые и прошитые толстыми желтыми волокнами их хрящеватых тел.

Подойдя к фургону, Валентин увидел Ирфона Кавола и другого скандара, Гейбора Керна. Они старательно смазывали гусеницы фургона, в то время как изнутри доносились яростные крики, такие громкие, что фургон, казалось, качался.

— Где ваш брат? — спросил Валентин.

Гейбор Керн угрюмо мотнул головой в сторону фургона.

— Неподходящий момент, чтобы впереться туда.

— У меня дело.

— У него дело, — сказал Ирфон Кавол, — с вороватым маленьким колдуном, которому мы платим, чтобы он вел нас по провинции и который отказался от работы как раз тогда, когда мы собираемся уехать из Пидруда. Войди, если хочешь, но ты пожалеешь об этом.

Злобные крики в фургоне перешли в вопли. Дверь неожиданно распахнулась, и оттуда выскочила крошечная фигурка иссохшего старого вруона, маленького, как кукла, существа в легких перьях, с клейкими щупальцами-членами, тускло-зеленой кожей и громадными золотыми глазами, в которых сейчас горел страх. На угловатой щеке возле клюва-рта виднелось пятно желтой крови.

Через секунду в дверях показался Залзан Кавол. Его мех раздулся от гнева, широкие, похожие на корзины руки бессильно размахивали в воздухе. Он крикнул братьям:

— Хватайте его! Не дайте ему уйти!

Ирфон и Гейбор тяжело поднялись и загородили дорогу вруону. Маленькое существо, пойманное в ловушку, в панике остановилось, крутнулось и ткнулось в колени Валентина.

— Лорд, — бормотал он, накрепко вцепившись в колени Валентина, защити меня! Он обезумел и в своей злобе убьет меня!

— Держи его, Валентин, — сказал Залзан Кавол и шагнул вперед.

Валентин толкнул испуганного вруона за себя и твердо взглянул в лицо Залзана Кавола.

— Умерь свой характер, если можешь. Если ты убьешь этого вруона, мы все застрянем в Пидруде навеки.

— Я не хочу его убивать! — рявкнул Залзан Кавол. — У меня нет аппетита к многолетним отвратительным посланиям!

Вруон сказал дрожащим голосом:

— Он не хочет меня убивать, он хочет ударить меня со всей своей силой об стену.

— Из-за чего ссора? Может, я могу стать посредником?

Залзан Кавол нахмурился.

— Этот спор тебя не касается, Валентин. Убирайся отсюда.

— Мне лучше не уходить, пока твоя ярость не утихла.

Глаза Залзана Кавола вспыхнули. Он подошел к Валентину настолько близко, что тот почувствовал обостренный злобой запах жесткой скандаровой шерсти. Залзан Кавол все еще кипел от злости. Вполне возможно, подумал Валентин, что он швырнет об стенку их обоих. Ирфон и Гейбор держались в стороне; возможно, они никогда не видели, чтобы их брату оказывалось такое неповиновение. Некоторое время все молчали. Руки Залзана Кавола конвульсивно сжимались, но он оставался на месте. Наконец он сказал:

— Этот вруон — колдун Стифон Делиамбер, которого я нанял, чтобы он показывал мне внутренние дороги и охранял меня от хитростей Изменяющих Форму. Всю эту неделю он праздновал в Пидруде за мой счет, а теперь, когда нам пора ехать, он говорит, чтобы я искал другого проводника, что он потерял интерес к странствованиям из города в город. Так ты понимаешь выполнение контракта, колдун?

Вруон ответил:

— Я стар и слаб, и мое колдовство утрачивает силу, и, мне кажется, я иной раз забываю дорогу. Но если ты все еще желаешь, я буду сопровождать тебя, как раньше, Залзан Кавол.

Скандар был ошеломлен:

— Что?!

— Я передумал, — вежливо объяснил Стифон Делиамбер, выходя вперед. Он сгибал и разгибал свои бескостные руки, как бы стряхивая с них страшное напряжение, и уставился на огромного скандара. — Я буду выполнять свой контракт.

Залзан Кавол растерянно сказал:

— Всего полтора часа назад ты клялся, что останешься в Пидруде, игнорировал все мои просьбы и даже угрозы и привел меня в такую ярость, что я готов был растереть тебя в порошок — на свою беду, как и на твою, потому что мертвые колдуны оказывают плохую услугу, и Король Снов страшно покарал бы меня за это, а ты все равно упрямился, отказывался от контракта и говорил, чтобы я искал другого гида. А теперь ты вдруг переиграл?

— Да.

— Не будешь ли ты так любезен сказать мне, почему?

— Причин нет, — ответил вруон, — кроме разве того, что этот молодой человек мне понравился, я восхищен его мужеством, добротой и теплом его души, и, раз он едет с тобой, я тоже поеду с тобой снова, только из-за него и не по каким-либо другим причинам. Это удовлетворяет твое любопытство, Залзан Кавол.

Скандар заворчал, плюнул в раздражении и яростно затряс второй парой рук. На миг показалось, что он снова взорвется неуправляемой злостью, что он удерживается от этого с величайшим трудом.

Наконец он сказал:

— Уходи с глаз моих, колдун, пока я не размазал тебя по стене. И да хранит Божество твою жизнь, если ты не будешь здесь сегодня после обеда, чтобы ехать с нами.

— Во второй час после полудня, — сказал Стифон Делиамбер. — Я буду точен Залзан Кавол. — И, обращаясь к Валентину, добавил: — Я полагаю, ты мой защитник. Я в долгу перед тобой и расплачусь скорее, чем ты думаешь.

И вруон быстро исчез.

Помолчав, Залзан Кавол сказал:

— С твоей стороны глупо было вставать между нами, Валентин. Могло плохо кончиться.

— Я знаю.

— А если бы я изувечил вас обоих?

— Я чувствовал, что ты сумеешь удержать свой гнев. Я был прав?

Залзан Кавол выдал зандарский эквивалент улыбки.

— Я сдержал свою злость, это верно, но потому только, что был поражен твоим нахальством, и мое удивление остановило меня. Еще минутка… и если бы Делиамбер продолжал перечить мне…

— Но он согласился уважать контракт, — заметил Валентин.

— Это верно. Я полагаю, что я тоже у тебя в долгу. Наем нового гида мог бы задержать нас на несколько дней. Так что благодарю тебя, — закончил Залзан Кавол с неуклюжей любезностью.

— Значит, между нами и в самом деле долг?

Залзан внезапно выпрямился с подозрением:

— Так что?

— Мне нужна небольшая милость от тебя. Если я оказал тебе услугу, не могу ли я попросить об ответной?

— Дальше, — ледяным голосом произнес Залзан Кавол. Валентин сделал глубокий вздох.

— Мальчик Шанамир из Фалкинкипа. Прежде чем идти с нами, он должен выполнить поручение. Дело семейной чести.

— Пусть едет в Фалкинкип, а потом догонит нас.

— Он боится, что не найдет нас, если уйдет теперь.

— Чего ты просишь, Валентин?

— Устрой так, чтобы наш путь прошел в нескольких часах езды от дома мальчика.

Залзан Кавол злобно взглянул на Валентина и холодно сказал:

— Сначала я услышал от своего гида, что мой контракт ничего не стоит, потом ученик жонглера остановил мои действия, а теперь меня просят планировать мое путешествие в угоду семейной чести Грума? На что же это похоже?

— Если у тебя нет где-то важного ангажемента, — сказал Валентин, — то Фалкинкип всего в двух-трех днях пути на север. А мальчик…

— Хватит! — закричал Залзан Кавол.

— Наша дорога на Фалкинкип. И больше никаких поблажек. Теперь убирайся. Ирфон! Керн! Фургон готов?

Фургон труппы Залзана Кавола был так же раскошен внутри, как и снаружи. Пол был из темных досок ночного дерева, от полированных до блеска и подогнанных друг к другу с большим искусством. В задней части, в пассажирском отделении со сводчатого потолка свисали нитки с сухими семенами и косточками, стены были покрыты портьерами из узорчатого меха, замысловатой резьбой, полосками тонкой ткани. Помещение способно было вместить пять или шесть скандаров, хотя им было бы там не слишком просторно. Среднюю часть фургона занимал склад для личных вещей, чемоданов, тюков и жонглерского оборудования, а в передней части на высокой открытой платформе находилось сиденье водителя, достаточно широкое для двух скандаров или для трех человек.

Хотя фургон был громадный и роскошный, пригодный для герцога и даже для Короналя, он был достаточно легок, чтобы плыть на вертикальной колонне теплого воздуха, генерируемого магнитными роторами, крутящимися в его чреве. Когда они крутились, фургон поднимался примерно на фут над землей, и его легко было вести с помощью упряжных животных.

К полудню они погрузились. Сложили свое имущество и отправились в гостиницу обедать. Валентин опешил, увидев, что рядом с Залзаном Каволом усаживается хьорт Виноркис, с намазанными оранжевой краской усами. Скандар стукнул по столу, требуя внимания, и сказал:

— Познакомьтесь с нашим новым дорожным управляющим. Это Виноркис, он будет помогать мне вести книги, смотреть за нашим имуществом и управлять всеми хозяйственными делами, которые доселе были на мне.

— Ох! — прошептала Карабелла. — Он нанял хьорта? Этого страшилу, который всю неделю пялился на нас?

Виноркис улыбнулся призрачной хьортской улыбкой, показав тройной ряд жевательных хрящей, и оглядел всех выпученными глазами.

Валентин сказал:

— Значит, ты всерьез решил присоединиться к нам! А я думал, ты шутишь насчет жонглирования цифрами.

— Всем известно, что хьорты никогда не шутят, — серьезно сказал Виноркис и с завыванием захохотал.

— А что будет с твоей торговлей?

— Весь товар оптом продал на рынке, — ответил хьорт, — и подумал о тебе, не знающем, где ты будешь завтра, и не заботящегося об этом. Я позавидовал тебе и спросил себя: «Ты так и будешь всю жизнь торговать шкурами хейгусов или попробуешь какое-нибудь новое дело. Например, жизнь путешественника?» И вот я предложил свои услуги Залзану Каволу, когда услышал, что ему нужен помощник. И вот я здесь!

— Ты здесь, мрачно сказала Карабелла. — Добро пожаловать!

После плотного обеда стали готовиться к отъезду. Шанамир вывел из стойла квартет животных Залзана Кавола и ласково разговаривал с ними, пока скандары запрягали их. Залзан Кавол взял вожжи, его брат Хейрод сел рядом с ним, а Стифон Делиамбер прижался с краю. Шанамир на собственном верховом животном ехал сбоку. Валентин забрался в пассажирское купе вместе с Карабеллой, Слитом, Виноркисом и четырьмя скандарами. Было много перестановок рук и ног, чтобы всем было удобно.

— Гей! — крикнул Залзан Кавол, и фургон двинулся через ворота Фалкинкипа к главному шоссе, по которому неделю назад, в Лунный день Валентин вошел в Пидруд.

Летний жар тяжело лежал на прибрежной равнине, воздух был плотным и влажным. Прекрасные цветы огненных пальм начали уже вянуть, и дорога была усыпана опавшими лепестками, как малиновым снегом. В фургоне было несколько окон, прочных листов из кожи стика, отличного качества, тщательно подогнанных, абсолютно прозрачных, и в удивительно торжественной тишине Валентин смотрел, как исчезает Пидруд, громадный город с одиннадцатью миллионами жителей, где он жонглировал перед Короналем, пил незнакомое вино, ел пряную пищу и провел фестивальную ночь в объятиях черноволосой Карабеллы.

А сейчас перед ним лежала открытая дорога, и кто знает, что ждет путешественников, какие приключения?

У него не было планов, и он был открыт всем планам.