Светящийся эскалатор поднял их на высоту в двенадцать футов и доставил в красивый холл, где располагалось множество лифтовых шахт.
      Мантелл пропустил девушку вперед и последовал за ней в один из кабинетов.
      Она набрала девятый этаж.
      — Обеденный зал девятого этажа — один из лучших, — пояснила Майра. — И самый дорогой. Впрочем, увидишь сам.
      Они поднялись вверх, миновав семь промежуточных этажей одним головокружительным броском. Лифт остановился. Их встретила слепая металлическая стена, отполированная до зеркального блеска. Майра вытянула руку и прикоснулась к ней украшенным печаткой кольцом. В ней мгновенно образовалась дверь, которая тотчас же откинулась назад.
      У входа ждал вежливый робот, напоминавший маленький автомобильчик, с единственным неподвижным широкофокусным глазом посредине плоского лица. Он выкатился вперед, будто приветствуя старых знакомых, и проговорил, обращаясь к девушке:
      — Добрый вечер, мисс Батлер. Столик, как обычно?
      — Как всегда. Это Джонни Мантелл, он только что с дороги. Мой спутник на сегодняшний вечер.
      На миг фоторегистратор робота уставился на Мантелла. Он услышал короткий щелчок и понял, что его уже сфотографировали и занесли в картотеку — на будущее.
      — Пройдемте сюда, пожалуйста, — позвал робот.
      В зале было восхитительно. Тяжелые красные драпировки из синтетического бархата глушили все звуки. В воздухе витал едва уловимый фруктовый аромат. Из невидимого оркестра доносилась нежная и тихая музыка.
      После семи лет шатаний по пляжам Мантелл почувствовал себя не в своей тарелке.
      Робот скользнул впереди них, указывая путь к столику, рядом с изумительной грацией плыла Майра, слишком прекрасная, чтобы быть натуральной. При всем том в ней было столько живости, столько пластичности! Этого не мог оценить никакой робот.
      Они остановились у бесформенного столика, стоявшего около изогнутой серебристой стены. Через маленькое овальное окошко открывался вид на город — город парков, сине-голубых прудов и возносящихся ввысь небоскребов.
      «Здесь, на Стархевене, Бен Зурдан создал удивительную, сказочную планету-сад, — подумал Мантелл. — И посвятил ее преступникам». Мантелл нахмурился, но вовремя вспомнил: ведь он и сам преступник… убийца. И неважно, что он не убивал. С Беном Зурданом не поспоришь. Сейчас он в безопасности и должен быть благодарен за это.
      Робот выдвинул кресла для него и его спутницы. Джонни опустился в ковшеобразное сиденье — оно мягко охватило его тело: сидеть в причудливом, суспензионно-пенном кресле было все равно, что плавать в невесомости.
      Скрипки на миг смолкли. Мантелл сидел, глядя на Майру, не произнося ни слова. Эти удивительные голубые глаза смотрели на него, но, казалось, мысли ее были так далеко от всего, что ее сейчас окружало. Да, Зурдан не ошибся в своем выборе: стройная, великолепно сложенная, с красиво изогнутыми губами и маленьким правильным носом, с голосом, нежным, хорошо поставленным и чуть-чуть хрипловатым.
      — Скажите мне вот что: неужели каждый вновь прибывший на Стархевен удостаивается такого приема? Скрипки, отличная еда и прочее?
      — Не каждый.
      Мускулы на его скулах дрогнули. Он почувствовал, что его дразнят, а он ничего не может с этим поделать.
      — Почему же я оказался среди избранных? Вряд ли Зурдан посылает свою секретаршу отобедать с каждым прибывшим на Стархевен бродягой.
      — Конечно нет, — сказала она отрывисто. И, переменив тему, спросила:
      — Что ты будешь пить?
      Мантелл подумал и заказал двойной кирай, она взяла врафу.
      Робот-официант что-то любезно пробормотал, исчез, вернулся с бокалами и, раскланявшись, укатил прочь.
      Мантелл осторожно пригубил и посмотрел на Майру:
      — Мы слишком много уделяем внимания моей персоне. А вы очаровательны и загадочны, мисс Батлер. Кто вы такая?
      Она с улыбкой перегнулась через столик и взяла его руку:
      — Не задавай слишком много вопросов, Джонни. На Стархевене это опасно. И главное, не торопись. В свое время ты узнаешь все, что пожелаешь… Может быть.
      — Пусть будет так, — сказал он, пожимая плечами.
      Во всяком случае, не стоит так настырно совать нос куда не следует.
      Мантелл уже не раз убеждался, пассивно бредя по предначертанному пути, что лучше позволять событиям идти своим чередом.
      Казалось, эта девушка была в нем заинтересована. Он решил сейчас принять это как должное, а объяснения искать потом.
      — А что, Стархевен заметно отличается от Мульцибера? — спросила она, внезапно прерывая его размышления.
      — Очень отличается.
      — Ты провел там семь лет?
      — Ты же знаешь все данные моей психопробы! И, наверное, тебе не нужны мои заверения, — он ощутил неожиданное раздражение. Теплой беседы не получалось, они не находили общего языка.
      — Прости, — сказала Майра. — Я не собираюсь бередить старые раны. Бен создал это место для людей вроде тебя, чтобы они могли забыть свое плохое прошлое и начать все сначала. Мульцибер был ничто, Джонни, дурной сон и только.
      — Хотелось бы в это верить. Но я провел там семь лет, выпрашивая медяки. Я убил человека. Я не могу, как ты предлагаешь, выбросить это из головы, будто дурной сон, — он проговорил это резко и грубо, и она отпрянула, будто ей залепили пощечину. «Спиртное слишком быстро ударило в голову», — подумал он.
      — Давай оставим это! — сказала она с ноткой участия и подняла свой бокал. — За Бена Зурдана и за мир, который он создал, за Стархевен!
      — За Стархевен, — отозвался Мантелл.
      Они выпили, осушив бокалы до дна, и заказали еще. Голова Мантелла шла кругом, но это было приятное головокружение. Где-то за третьим бокалом Майра заказала еду, и чуть позже прикатили два робота, нагруженные подносами. Они расшаркались и начали расставлять блюда: фазаны с гарниром из трюфелей, белое и красное вино, венгиланские крабы, выложенные на панцири, точно на тарелки. Мантелл ошарашенно уставился на яства.
      — В чем дело, Джонни? — спросила она.
      — Этот ужин обойдется в пятьдесят кредитов пятьдесят чипов. Сейчас он мне не по карману.
      — Успокойся, Джонни, — улыбнулась она. — Бен угощает. Не думай о деньгах.
      Он не ел ничего лучше в своей жизни — особенно с 11 августа 2793 года, дня, который запомнился ему на всю жизнь. В этот день земная корпорация «Клингсановые защитные экраны» решила, что запросто может обойтись без его нововведений.
      Мантелл вспомнил, невольно содрогнувшись, как отчитывался о работе, исписав три листа, а через два часа обнаружил на своем столе розовую карточку увольнения. Зло фыркнув, он кинулся на административный этаж к самому старику Клингсану. Он ворвался в кабинет главы компании, и потребовал объяснений.
      Клингсан объяснил. Тогда Мантелл высказал ему все, что накипело у него на душе, и пока говорил, его имя медленно и неотвратимо проступало в черном списке — теперь ни в одном мире Галактики ему больше не найти приличной работы.
      Друзья нашли ему грошовое дельце на Мульцибере, вдали от Земли. Он угробил последние девяносто кредитов, чтобы добраться до этой планеты и услышать о своей скандальной репутации, которая тащилась за ним повсюду.
      Он стал нежеланным даже на далеком Мульцибере.
      А набрать денег на обратную дорогу он уже был не в состоянии. И даже за семь долгих лет он не смог собрать суммы, необходимой для переезда из этого ленивого, сонного мира вечных субтропиков.
      — Опять о чем-то задумался, Джонни, — прервала его мысли Майра. — Я же просила не думать больше о Мульцибере. Постарайся забыть его.
      — Я и не думаю больше, — солгал он. — Я прикинул… что не плохо было бы удрать отсюда, вообще не уплатив по счету. По-моему, хозяева ресторана не станут поднимать шума и взывать к закону. Здесь ведь нет законов.
      — Вполне возможно. Но ты тоже не станешь взывать к закону, если они тебя поймают и сделают из тебя бифштекс. А если ты захочешь прийти сюда снова — они попросту захлопнут перед твоим носом дверь, или подсыплют в еду какого-нибудь медленно действующего яда.
      На секунду-другую он задумался. И тут его осенило:
      — Знаешь что? Я могу побиться об заклад, что в этом царстве вседозволенности законы действуют куда лучше, чем там, где они основаны на сложной системе высокоморальных правил и архаичных обычаев. Здесь законы преступности сводят друг друга на нет.
      Она кивнула:
      — Это самая великая идея Бена. Если взять группу людей, не отягощенных принципами морали, и заставить жить по определенному образцу, их совокупные преступные наклонности превратятся в упорядоченный и практичный способ соблюдения закона. Но это происходит только тогда, когда начинаешь запускать добропорядочных людей в систему, разваливающуюся на части.
      Мантелл нахмурился. Он чувствовал, что где-то в ее рассуждениях есть противоречие, но в данный момент он не собирался ломать над этим голову.
      — Знаешь, кажется, мне здесь понравится, — сказал он с улыбкой.

      Джонни и Майра еще трижды начинали разговор, полный намеков и недомолвок, но каждый раз он быстро обрывался, и они окончили ужин в полном молчании. Глядя мимо оркестровых декораций, где пели скрипки (не настоящие скрипки, как догадывался он, а хорошо подобранный электромузыкальный синтезатор, скрытый где-то в этом огромном здании), Мантелл думал: «Какая потрясающая женщина». Он постарался представить хоть и безуспешно — что же такое она совершила, что оказалась здесь, на Стархевене, скрываясь от сетей галактической полиции. Майра казалась такой чистой, такой невинной! Конечно, она не ангел, но тем не менее у него создавалось впечатление, что ею руководят только высокие мотивы. Себя Мантелл тоже не считал законченным негодяем. Он считал, что является жертвой обстоятельств: жизнь могла сложиться совсем по-другому, если бы он не попал на Мульцибер, а остался квалифицированным техником-вооруженцем на старой Земле.
      «В конце концов, я опять стал техником-вооруженцем, — подумал Мантелл. — Только не на Земле, а здесь, на Стархевене, где никто не пристает с дешевой моралью».
      И где была Майра.
      Просто удивительно, что он сидит и просто глядит на нее, не делая никаких попыток к сближению.
      Она была девушкой Зурдана — это служило главной помехой. На такой планете ни один человек не позарится на возлюбленную тирана, если дорожит своей жизнью. Но, возможно, Зурдан уже ею пресытился… — «Кого ты хочешь обмануть? — спросил он самого себя. — Кому может надоесть такая девушка?» В мрачном настроении Мантелл решил, что должен отказаться от Майры Батлер, иначе его будут ждать крупные неприятности.
      Появились роботы-уборщики, унесли остатки еды и недопитую бутылку.
      «Никогда бы не подумал, что смогу оставить полбутылки вина», — усмехнулся про себя Мантелл.
      Он откинулся назад:
      — Куда теперь?
      Майра улыбнулась:
      — Ты танцуешь?
      — Давно не практиковался.
      — Неважно, пошли! Танцзал тремя этажами выше.
      Мантелл не чувствовал особого желания танцевать. Но она настаивала:
      — Мне нравится танцевать, Джонни. А Бен со мной не танцует. Он ненавидит танцы.
      Мантелл, сдаваясь, пожал плечами:
      — Я вам очень обязан, леди. Так что, если хотите танцевать, пожалуйста.
      Рука об руку они прошествовали из обеденного зала в кабину лифта и поднялись в танцзал. Даже здесь, на двенадцатом этаже, у Мантелла осталось такое впечатление, что весь Дворец удовольствий — над ними.
      Танцзал представлял собой огромное, причудливо украшенное сводчатое помещение. Музыка билась в сотне скрытых динамиков. Пылающие пятна трепещущего света, красного, синего и светло-фиолетового, сказочно вспыхивали в воздухе. Это была изумительная картина, будто сошедшая со страниц красочной, богато иллюстрированной книги.
      — Для человека, не любящего танцы, Зурдан построил просто великолепный дансинг, — заметил Мантелл.
      — Это одно из правил Бена — удовлетворять желания других людей.
      Поэтому у него столько приверженцев.
      — Бен — хитрый мужик, — сказал Мантелл.
      — Даже чересчур хитрый, — согласилась Майра.
      Они вступили на танцплощадку. Майра скользнула ему в объятия, и они закружились.
      Много лет миновало с тех пор, как Мантелл танцевал последний раз. На Мульцибере он не мог даже и подумать о подобном развлечении. Там его занимала только одна мысль — выжить. А на Земле он был полностью занят куда менее легкомысленным делом. Но здесь, на этой удивительной планете, Мантелл мог с удовольствием восполнить упущенное за все прошлые годы.
      Под темным мерцающим люцифугиновым пластиком танцплощадки был установлен антигравитационный экран. Поле отрегулировано на низкую модуляцию, не настолько сильную, чтобы поднять танцующих к потолку, но достаточно мощную, чтобы компенсировать их вес где-то на тридцать-сорок процентов, как прикинул Мантелл. Пары не танцевали, а парили — они совсем не чувствовали своих ног.
      Мантелл кружил Майру, словно пушинку. Да и сам он почти не ощущал собственного веса. Никогда прежде Мантелл не танцевал с таким удовольствием, как сейчас. Вокруг них вихрились искрящие разноцветные огни. Музыка играла страстно и волнующе.
      «Все дело в антигравитационном поле, — подумал Джонни, — а еще — в Майре, легкой и воздушной».
      Однако Мантеллу не давала покоя мысль, что все танцующие рядом с ним — преступники, еще недавно скрывавшиеся от полиции. Сейчас они развлекались, как развлекаются обычные люди, живущие по обычным законам.
      Да, эти мужчины и женщины неплохо проводили время — без всяких законов.
      Мантелл с Майрой танцевали час, возможно, два. Время бежало незаметно. Мантелл держался стойко. Когда музыка умолкла, а они в сотый раз сошли с площадки, чтобы немного передохнуть, Майра спросила:
      — Ну как?
      — Тяжеловато, — улыбнулся Мантелл.
      — Тогда давай лучше пойдем, Джонни. Уже поздно.
      Он взглянул на часы: скоро полночь… Только теперь Джонни почувствовал, как устал. Чего только не было за этот день: бегство от космического патруля, пытка психопробой, а под конец — несколько часов с Майрой. Полный джентльменский набор.
      — Куда мы отправимся теперь? Игровой зал? Бар?
      Она покачала головой:
      — Пойдем домой. Мне пора спать.
      Зазвучала веселая музыка, и любители быстрой пляски устремились на танцплощадку. Мантелл стал пробираться через резвящуюся толпу, крепко держа Майру за руку. Путь к лифтам был без особых приключений, они спустились и вышли из Дворца удовольствий на залитую огнями площадь.
      Будто из-под земли вырос тот самый каплееобразный автомобиль, который привез их сюда. Они сели.
      — Отвезите нас ко мне, — сказала Майра шоферу.
      Машина остановились напротив жилого здания. Майра вышла, Мантелл последовал за ней. При их появлении двери здания распахнулись. Джонни проводил девушку до лифта, потом до дверей квартиры.
      Она приложила палец к дверной панели, и дверь начала медленно открываться.
      — Я не могу пригласить тебя к себе, Джонни. Уже поздно… и вообще… я не могу. Ты все понимаешь, правда?
      Он улыбнулся:
      — О'кей. Это был чудесный вечер. Я не стану больше искушать судьбу.
      Спокойной ночи, Майра. И спасибо за все.
      — Мы еще увидимся, Джонни. Не волнуйся.
      Мантелл нахмурился и напомнил о запретной теме:
      — А Бен…
      — Не всегда же Бен будет с нами, — прошептала она со странной интонацией. — Многое зависит от тебя. Мы рассчитываем на тебя больше, чем ты себе представляешь.
      — Что? Вы…
      — Я же предупреждала тебя, не стоит задавать сразу слишком много вопросов, — оборвала Майра. — Всему свое время. Спокойной ночи, Джонни.
      — Спокойной ночи, — ответил он в недоумении.
      Девушка очаровательно улыбнулась, и вдруг он обнаружил, что стоит в одиночестве и смотрит на закрытую дверь, но ему было хорошо и спокойно.
      Мантелл выбрался наружу — внизу поджидала машина. Было за полночь, и небо усыпали маленькие мерцающие звездочки. Зурдан не поскупился на средства, стараясь придать своей планете чарующую естественность земного мира. Он влез в машину. Водитель походил на человека, но, судя по чересчур прямой посадке головы и неразговорчивости, мог вполне оказаться и роботом.
      — Неподражаемая женщина, а? — сказал ему Мантелл. — Мисс Батлер, я имею в виду.
      — Да, сэр.
      Мантелл улыбнулся. Чего-чего, а болтуном водителя не назовешь.
      — Отвези меня домой, в «Номер Тринадцать», — приказал он.
      — Хорошо, сэр.
      Мантелл расслабленно наблюдал, как по обе стороны машины пролетали небоскребы. Теперь он почувствовал, что безумно устал и хочет только одного — добраться до постели. Он не просто устал — вымотался до предела.
      Это был фантастический день.

      На второй день пребывания на Стархевене Мантелл видел, как погиб человек. Да, первое впечатление от планеты-рая обмануло его. Стархевен не был милым и приятным миром или счастливой Утопией. Здесь царствовали смерть, зло и насилие.
      Вчера он лег поздно и сразу заснул. В одиннадцать утра громко зазвонил комнатный видеофон, прервав его сон, полный кошмаров: бесконечная погоня, космические патрульные, древние, что-то невнятно бормочущие ученые, проводящие психопробы…
      Он рывком вскочил на ноги, пересек комнату и включил фон, стирая с лица остатки сна. Бесформенное цветовое пятно, появившееся на видеоэкране, медленно приобретало хорошо знакомые черты.
      Мантелл увидел лицо Бена Зурдана.
      Даже на экране площадью не больше квадратного фута это напряженное лицо говорило о нечеловеческой силе своего хозяина. Он устрашающе улыбнулся и сказал:
      — Надеюсь, я не разбудил тебя, Мантелл? Ты, наверное, не выспался.
      Мантелл выдавил из себя натужный смешок:
      — По-моему, переспал. Видимо, сказывается дурная привычка.
      — Ну, как тебе понравился Дворец удовольствий? — спросил Зурдан.
      И прежде чем заспанный Мантелл успел ответить, последовал новый вопрос:
      — А как Майра?
      Мантелл с трудом заставил себя говорить непринужденно:
      — Довольно занимательное местечко, мистер Зурдан. Я никогда не видел ничего подобного. И мисс Батлер была очень любезна.
      — Рад слышать, — спокойно ответил Зурдан. Возникла неловкая пауза.
      Мантелл заерзал перед экраном, ощущая психологическое давление этого человека. Через некоторое время Зурдан произнес:
      — Мантелл, я должен благодарить судьбу за встречу с тобой. В тебе есть характер, а мне нравятся люди с характером.
      Мантелл не сразу понял, куда клонит хозяин Стархевена. Стараясь скрыть смущение, он очень серьезно сказал:
      — Благодарю вас, мистер Зурдан!
      — Называй меня просто Беном, — острые глаза сверлили Мантелла, пока тот не покраснел. — Я верю тебе, Мантелл. А если хочешь знать, я доверяю на Стархевене очень немногим людям. Ты мне симпатичен, Мантелл. Мне хочется, чтобы ты оказал мне небольшую услугу.
      — Разумеется, Бен, если смогу. Но что ты имеешь в виду?
      — Хочу, чтобы ты держал глаза открытыми. Сегодня ты снова проведешь день в компании мисс Батлер. Внимательно слушай и запоминай все, что она тебе скажет, Мантелл. И если узнаешь что-то, заслуживающее мое внимание, не стесняйся — сразу свяжись со мной.
      Мантелл нахмурился:
      — Я не совсем уверен, что до конца понимаю, о чем ты говоришь, но, кажется, в общих чертах представляю.
      — Ну вот и отлично. Держись меня, Мантелл. Жизнь на Стархевене может быть очень и очень приятной, если тебе покровительствует Бен Зурдан.
      Зурдан состроил гримасу, которая, видимо, должна была символизировать дружескую улыбку, и отключился. Мантелл уставился на светящийся лик слепого экрана, пытаясь осмыслить услышанное.
      Просьба Зурдана явно имела отношение к загадочным словам Майры, брошенным перед вчерашним расставанием. Очевидно, Бен Зурдан чего-то боится, скорее всего, тайного заговора. И он предложил Мантеллу быть его глазами и ушами. Возможно — тут у Мантелла перехватило дыхание — Зурдан подозревает, что Майру втянули в заговор против него. И шеф свел Мантелла с девушкой, чтобы получить нужную информацию.
      Джонни покачал головой. Вокруг него плетется паутина. «Не слишком ли скоро, — подумал он. — Выходит, я явился сюда, чтобы служить игрушкой в руках политических сил и оказаться впутанным в дворцовые интриги. Я же хотел только одного — убежища, места, где мог бы восстановить свою истерзанную личность, человеческое достоинство и забыть годы, прожитые на Мульцибере».
      Джонни наскоро проглотил завтрак, не переставая тревожиться. Он ввязался в игру, где мог поплатиться головой. Наконец, взяв себя в руки, он набрал номер Майры. Она появилась на экране, бодрая, с безмятежной улыбкой. Несколько минут они болтали о пустяках, прежде чем Джонни предложил встретиться и позавтракать во Дворце удовольствий.
      — Встретимся через девяносто минут, — сказала она. — На девятом этаже перед обеденным залом.
      — Договорились.
      Он отключился и принялся одеваться, потом убил добрую четверть часа, взволнованно расхаживая по комнате. Затем Мантелл сбежал по ступенькам и нашел такси, которое доставило его во Дворец удовольствий.
      Майра пришла на свидание с ним вовремя, минута в минуту, и они вновь заняли столик у окна, опекаемые услужливым официантом. На завтрак подали хлорелловый бифштекс с жареным диаманским картофелем и золотое ливресайское пиво. Столиком им служил кристаллический сосуд, в котором гордо и безмятежно плавала рогатая рыба. Мантелл и девушка говорили очень мало. Над обоими, казалось, нависла мрачная туча.
      Наконец, Майра спросила:
      — Сегодня утром тебе звонил Бен?
      Мантелл кивнул и ответил:
      — Хозяин, по-видимому, хочет привязать меня к себе, должно быть, его что-то привлекло в данных моей психопробы.
      Она выпила весь бокал:
      — Результаты психопробы восхищают каждого, кто с ними познакомился, Джонни. Одного мы не можем понять, с какой стати ты околачивался так долго на Мульцибере.
      — Я же говорил тебе — стечение обстоятельств.
      — Согласно психопробе, ты из породы людей, которые заставляют работать на себя любые обстоятельства. И отлично умеют выходить из любой передряги.
      — Видно, у доктора Хармона старческий маразм, — возразил Мантелл. — Обычно обстоятельства работают не на меня, а против меня.
      — Ты заблуждаешься. По данным характеристики, в тебе скрыта изрядная доля непреодолимого упорства. Прочтя отчет о твоей психопробе, Бен сказал:
      «Этот парень не промах, — надо его приручить».
      — Получается, во мне скрыты великие возможности, о которых я и не подозревал, — Мантелл был удивлен. Он вспомнил грязного небритого бродягу, слонявшегося по горячим пескам Мульцибера, заискивающе клянчившего у веселых симпатичных туристов стаканчик виски. Где же скрывалось приписываемое ему упорство все эти долгие годы?
      На несколько мгновений наступила тишина. Мантелла одолевали сомнения.
      Затем он сказал:
      — Вчера вечером, перед тем как попрощаться со мной, ты сделала странный намек…
      Она заметно побледнела.
      — Это была просто шутка, — ответила девушка. — Или надежда…
      Когда-нибудь, возможно, я расскажу тебе обо всем…
      — Я не стану ввязываться в это. Свергать вождя, каким бы он ни был, последнее дело. Но я не буду тебя отговаривать. Думаю, отговорить тебя невозможно.
      — Милый мальчик, — сказала она, вертя в руках пустой бокал. — Я хочу попробовать еще какого-нибудь пива. А затем мы устроим пятичасовое турне по другим залам Дворца удовольствий.
      Они выпили еще по бокальчику и вышли. Майра позаботилась о чеке сама, и учтивый метрдотель понимающе кивнул.
      Они зашли в кабину лифта и поехали на десятый этаж. Там они оказались в зале, отделанном черным ониксом и светлым агатом. Их голоса тонули в шумной какофонии звуков.
      — На этом этаже восемь казино, — сказала Майра. — Все работают круглосуточно.
      Она свернула в узкий проход, Мантелл последовал за ней. Коридор заканчивался комнатой размером с ту танцплощадку, на которой они были прошлой ночью.
      Его ослепили мириады крошечных светящихся разноцветных огней, летающих в воздухе, словно снежинки. Шум, веселье обрушились на него.
      Вокруг — богато разодетые стархевенцы.
      — Большинство собравшихся — профессиональные игроки, — прошептала Майра. — Некоторые из них практически живут здесь, играя почти круглые сутки. Последний месяц Марку Чантеллу везло в рулетку, и он играл восемь дней без перерыва. Под конец Марк остался с двумя компаньонами, скормившими ему бушель таблеток луробрина, чтобы он держался на ногах.
      Марк остановился, когда выиграл одиннадцать миллионов чипов.
      Мантелл уважительно присвистнул:
      — Бьюсь об заклад, что хозяину дворца он пришелся не по нутру!
      — Хозяин дворца — Бен Зурдан, — сказала Майра. — А он не станет размениваться на мелочи. В конце игры он сам приезжал сюда поаплодировать Чантеллу. Таков уж Бен!
      Мантелл с интересом оглядел переполненный зал. Вокруг стояли самые разнообразные игровые автоматы и механизмы, окруженные толпами игроков и болельщиков. Некоторые столики обслуживались роботами, другие привлекательными молодыми женщинами с мелодичными, завораживающими голосами и прекрасными манерами. В дальнем конце огромного казино Мантелл увидел ряд карточных столиков: там поджидали желающих учтивые распорядители, готовые предложить клиентам любую игру на выбор.
      — Во что сыграем? — спросила Майра.
      Мантеллу было безразлично.
      — У меня голова кругом.
      — Рулетка, ротовил? Или попытаем счастья в лучевые кости?
      — Начнем отсюда, — сказал он, указывая на зеленую бязевую поверхность ближайшего игрового столика.
      Здесь было не особенно людно. Четыре-пять щегольски одетых игроков собрались вокруг, изучая тщательно продуманную систему ямок и ловушек, сдерживающих свободно падающие кости и обеспечивающих выпадение выигрыша.
      Руководивший игрой робот ждал, на его металлическом лице застыла механическая улыбка, сложная электроника вычисляла ставки, которые менялись каждую минуту.
      Мантелл сосредоточенно нахмурился, наблюдая за доской. Потом он вытащил из бумажника десятичиповый банкнот и хотел было положить на стол, но Майра внезапно задержала его руку.
      — Подожди ставить, — быстро проговорила она. — Сейчас что-то будет.
      Мантелл обернулся. Он заметил, что в огромной комнате как-то сразу стало тихо. Все настороженно уставились на только что вошедшего человека.
      Прибывший был довольно высок — не ниже шести футов восьми дюймов. Левую щеку пересекал рваный мертвенно-голубой шрам, резко выделявшийся на бесцветной коже. Худое тело облегали черно-белые, сверкающие блестками арлекинские рейтузы и серо-золотая рубаха. Сбоку, над левым бедром, зловеще мерцал прицепленный бластер. Он спокойно стоял у входа — и все смотрели на него.