5

Едва переступив порог бара, приверженец Культа остановился и пепельно-серыми глазами, спрятанными за верхним краем маски, внимательно оглядел комнату, затем хладнокровно прошел мимо беспорядочно расставленных столиков и расположился на стуле, предложенным Барсаком.

— Закажите две порции покрепче, — тихо произнес последователь Культа Волшебницы.

Барсак жестом просигналил бармену, чтоб тот принес еще две кружки подогретого вина, которое он пил в тот вечер. Бармен с опаской подошел к их столику, быстро поставил вино и тотчас же попятился назад, подальше от слуги Культа, даже не осмеливаясь потребовать причитающиеся ему деньги.

Барсак внимательно присмотрелся к своему соседу по столику. Маска закрывала его лицо от уха до уха и от переносицы до верхней губы. Все, что отличало его лицо от других, это серые проницательные глаза, широкий морщинистый лоб и жесткий прогиб губ.

— Ваше здоровье, — произнес Барсак и поднял кружку, намереваясь чокнуться с гостем, но тот только хмыкнул и поднес кружку к губам.

Разделавшись с вином, он вперил пронизывающий взгляд своих пепельных глаз в Барсака и спросил:

— Вы — землянин Барсак, прислужник владельца цирка Эрспада Истиолога?

— Да. Откуда вам это известно?

— Разве это имеет какое-либо значение? Вам нравится ваш хозяин?

Барсак хрипло рассмеялся.

— Вы так полагаете?

— То, что я думаю, в данном случае не имеет никакого значения. Вы были под наблюдением, Барсак. Истиолог не случайно был направлен к вам. Мы верим в то, что переносимые страдания благотворно воздействуют на душу страждущего, душу в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие.

— В таком случае вы проделали большую работу. Настрадался я предостаточно.

— Нам это известно тоже. Почему вы не убили Истиолога?

— Потому… потому… — Барсак силился выразить словами то, что проделал над его психикой Истиолог, но эти же самые наложенные Истиологом запреты, не позволяли ему оформить свою мысль в соответствующих выражениях. — Я… я… просто не могу говорить об этом.

— Блокировка речи? Истиолог силен в подобных штуках. Вы бы хотели убить Истиолога?

Барсак промычал нечто бессвязное, словно глухонемой.

— Разумеется, хотели бы. Но вы не в состоянии это сделать. Истиолог наложил запрет в вашем сознании. Верно?

Барак кивнул, не в силах сбросить с себя охватившее его глубокое оцепенение.

— Вы были бы очень рады, если бы кто-то другой сумел бы убить Истиолога вместо вас?

Капли пота выступили на лбу Барсака. Разговор шел вдоль самой кромки запретной зоны, установленной Истиологом в его разуме. С невероятным трудом, фактически даже каким-то чудом ему удавалось поддерживать этот разговор на эмоциональном уровне, то есть посредством внешних проявлений испытываемыми им чувств.

На последний вопрос выражение его лица было утвердительным.

Последователь Культа Волшебницы соединил кончики пальцев обеими своих рук.

Истиолог умрет ровно через час после того, как мы примем соответствующее решение. Вы станете свободным от навязанного вам внутреннего принуждения. Вас ждет Азонда.

— Азонда?

— А куда вам еще теперь податься? Что еще осталось для вас, Барсак? Опустившийся человек, отринутый от того образа жизни, к какому привык, отщепенец здесь, на Глаурусе, по сути пария — так уж лучше Азонда. Мы освободим вас от Истиолога. После этого вы присоединитесь к нам.

После длительной внутренней борьбы ему удалось выдавить из себя:

— Я… я согласен.

Человек в маске поднялся.

— Менее, чем через час, Истиолог умрет. Мы будем ждать вас, Барсак.

И он снова оказался один за столиком.

Еще долго он сидел тихо, не выпуская из рук кружку с теплым вином, и глядел через покрытое изморозью окно на тяжелые, медленно падающие хлопья снега. «Итак, Культ, — подумал он. — А почему бы и нет? Что еще связывает его на этой планете? Лучше уж Культ, чем бесконечные годы рабства у Истиолога. Ведь они освободят меня от… Нет!!!»

Ему стало мучительно жаль Истиолога, это чувство задавило его выбежать из таверны прямо на улицу, в холодную зимнюю мглу. Дев согласие на предложение приверженца Культа, он тем самым обрек на смерть Истиолога, и это вступило в противоречие с внушенными ему запретами. Он обязан предотвратить убийство. Он должен спасти Истиолога. Он должен поспеть вовремя.

Он изо всех сил мчался по пустынным, занесенным снегом улицам. В течение часа — таков вердикт человека в серебряной маске. В его мозгу, во всем его теле бушевал разгоревшийся конфликт. Он предпринимал любые попытки удержать на месте свое тело, замедлить бег своих ног, дать этим садистам возможность довести до конца свое дело, но в то же время демон, обузданий его подсознание, пришпоривал его вперед, чтобы вовремя достичь Истиолога и успеть защитить его.

С нетерпением ждал он на углу прилета аэробуса. Когда наконец-то этот сарай на воздушной подушке прибыл, весь покрытый коркой наледи, он не мешкая вскочил в него и едва дождался ближайшей к Улице Лжецов станции. От нее до квартиры Истиолога нужно было еще идти пять кварталов пешком, Барсак преодолел их быстрой рысью, увязая в снегу всякий раз, когда его сознанию удавалось вернуть контроль над взбунтовавшимся телом, повинующимся только подсознательным импульсам.

Но по мере приближения к квартире Истиолога гипнотическое внушение господина полностью взяло над ним верх, и в мозгу оставалась только одна мысль — мысль о том, чтобы своевременно предупредить своего повелителя, спасти его от острых ножей приверженцев Культа.

Вверх по лестнице. По коридору. Вот и дверь. Барсак, задыхаясь, ловил воздух ртом. Легкие его заледенели, нос и уши онемели от обморожения.

— Истиолог! Держитесь! Я иду!

Крик, еще один, истошный, невероятный, захлебывающийся вопль, который эхом прокатился по коридору старой квартиры и вызвал чувство леденящего ужаса в груди Барсака.

Он шмякнулся о дверь, как выбрасываемая на свалку кукла. Мертвая хватка, которой удерживал его Истиолог, внезапно исчезла. «И все-таки, после всего, я опоздал, — подумал Барсак с облегчением. — Они убрали его».

Дверь отворилась. Барсак прошел внутрь на окоченевших ногах. Первое же, что увидел — это четверых в серебряных масках.

Истиолог лежал голый в своей постели, в луже крови. Двойной крест своим алым цветом ярко выделялся на фоне его бледной кожи. Над ним склонились две фигуры в серебряных масках, держа над его лицом какой-то необычный инструмент с остро отточенным широким лезвием с двумя рукоятками, соскабливая начисто…

Не выдержав этого зрелища, Барсак отвернулся.

— Все кончено, — произнес знакомый голос, голос человека, навестившего его в пивной. — Жаль, что он очень быстро умер.

— Жаль, что не я сам проделал все это, — пробормотал Барсак. — Но ведь сей дьявол не давал мне ничего совершить. А теперь я свободен. Свободен! Вот только…

— Да, — сказал один из последователей Культа. — Свободны. Но вам известна цена вашей свободы.

Это уже была третья встреча с Лордом Кэрнотьютом, и впервые Барсак не видел в нем своего противника. Изможденный, уже не способный ни на ярость, ни на страсть, устало сидел он в роскошном кресле — высоко во дворце Кэрнотьюта, жадно впитывал слова великана.

— Вы отбываете на Азонду завтра, — произнес губернатор. — В этой группе семнадцать посвященных. Период посвящения длится год. После этого — после этого вам станет известно, какие пути открыты для вас, а какие — нет.

— А Зигмунн там будет?

Кэрнотьют опешил на мгновенье, затем смерил Барсака сверху вниз.

— До конца его года осталось еще несколько месяцев. Он будет там. Но если вы еще не оставили мысли…

— Вы прекрасно знаете о том, что я давно уже отказался от всякой попытки выручить его — да и себя тоже.

Барсак прислушался к своему голосу, сдавленному, совершенно невыразительному и в какой-то мере поразился тому, как сильно он изменился за эти семь месяцев пребывания на Глаурусе. Как будто испытанные им злоключения лишили жизнестойкости его душу, как будто она заржавела, подгнила изнутри, по сути дела превратилась в груду никчемной трухи, и для него уже ничего не оставалось, как воспринимать неопределенные милости Культа.

— Выпьете? — спросил Кэрнотьют.

— Не испытываю жажды.

— Это хорошо. Утрата физических желаний является одной из существенных составляющих ритуала посвящения. Желания возвратятся или нет, это уж как вы сами решите, после того, как получите свою маску.

Барсак на мгновенье прищурил глаза.

— Так все же это вы убили ту девушку, Кассу?

— Да. Она поставила меня в неловкое положение, и а либо должен был убить ее, либо самому покончить с собой. Но мне еще не надоела жизнь, Барсак. Остальное вам известно.

— Да.

Хоть еще и несколько непривычным было для него это чувство, но ему теперь стало в общем-то безразлично все, что произошло и с ним, и со всеми другими… Казалось, что последующее уже не имеет никакого значений.

— Ступайте, — сказал Кэрнотьют. — Присоединяйтесь к своим сотоварищам-послушникам. Корабль отправляется на Азонду завтра.

Не выражая никакого протеста, он позволил, чтобы его взяли за руку и провели в соседнюю комнату. Здесь, на мягких диванах, кольцом расставленных вдоль стен, сидели остальные шестнадцать, а три последователя Культа в серебристых масках стояли на страже у входа.

Барсак стал разглядывать этих шестнадцать. Среди них он насчитал пять женщин и одиннадцать мужчин. Судя по виду, все они были гуманоидами. Все они сидели, устало прислонясь к спинкам, не переговаривались друг с другом. Некоторые из них по сути уже не принадлежали миру сему, а ушли в свой личный, замкнутый и по-видимому многокрасочный внутренний мир. Одно выражение было общим для всех их лиц — выражение, которое существовало, Барсак был в этом абсолютно уверен, и на его собственном лице. Это были люди, потерявшие всякую, пусть даже ничтожную, надежду.

Одна из женщин все еще демонстрировала открытый костюм девушки для всех, но он был изношен и изодран. Точно такою же выглядела и она сама. На вид ей было около сорока. Ее некрасивое лицо покрывали морщины, глаза потускнели, безвольно отвисла нижняя челюсть. Рядом с нею сидел мальчик лет семнадцати, с причудливыми узорами на опухших руках и пурпурными пятнами на других частях тела — от длительного употребления наркотика самтор. Поймав взгляд Барсака, мальчик вдруг весь задрожал и разразился целым каскадом рыданий.

Еще дальше сидел мужчина лет тридцати пяти, черты лица которого нельзя было разобрать из-за многочисленных шрамов. Одного глаза не было вовсе, другой был перекошен, нос расплющен поперек всего лица. У него была рассечена одна губа, щеки покрывали зеленые зигзагообразные следы татуировки. Он-то, наверное, как раз больше остальных имел все основания прятать свое лицо под маской, подумал Барсак.

Он занял место на одном из диванов и напоминал себе: «Вот люди, которые сдались. Я еще не совсем такой, как они. Я еще держусь над поверхностью воды. Эти люди, все до единого, позволили себе утонуть».

Но затем он с горечью и некоторой обидой признался самому себе в том, что он не прав, что он принадлежит в такой же степени, как и они, этому миру ходячих мертвецов. Культ подбирал только зашедших в тупик, для которых уже не было другого выхода. К нему приходили отверженные рода человеческого, те, кто уже упал настолько низко, что дальше опускаться уже было просто невозможно, а Культ подбирал их. И от этой мысли было и горько, и обидно.

Культ следил за ним с самого начала. Приверженцы Культа определили еще с того самого мгновения, когда он впервые ступил на землю Глауруса, что он перспективен для рекрутирования. Они следовали за ним повсюду, от одного его злоключения к другому. А он опускался все ниже и ниже, все больше и больше распадался некогда цельный и твердый характер прежнего Барсака. И наступило время, когда уже некуда было катиться ниже, и тогда они вышли на авансцену, чтобы освободить его от Истиолога и пригласить занять место среди них.

Он подумал о Зигмунне, который тоже был астронавтом и тек же, как и он, застрял на чужой планете, во враждебном окружении, и изумился тому, насколько медленно должен был опускаться Зигмунн в такую же яму, которая бы соответствовала требованиям Культа в качестве входа в другую жизнь.

Но Зигмунн был тверже духом, к такому выводу пришел Барсак в своих размышлениях. Целых восемь лет провел луаспарец на Глаурусе прежде, чем стал соответствовать условиям набора в приверженцы Культ, Барсаку же для этого понадобилось менее восьми месяцев. Но ведь Зигмунн всегда выглядел изворотливым малым, тогда как Барсак был флегматичным силачом, зависевшим от своего побратима и нуждавшимся в его руководстве, когда им обоим случалось выпутываться из неприятностей.

А вот теперь он влип в настоящую беду и не мог рассчитывать на помощь Зигмунна, так как тот попался в капкан гораздо раньше Барсака и теперь ожидал его на Азонде.

Всем семнадцати будущим послушникам предоставили жилые комнаты во дворце Кэрнотьюта. Полноправные последователи Культа расхаживали среди них, ободряли, обещали вознаграждение, которое даст им приобщение к Культу. Барсак почти не слушал их. Он продолжал пребывать в своем внутреннем мире, где не было места предателям Споррфинам, лжецам Истиологам, девушкам сомнительных добродетелей Кассам, да и самому Культу.

Очень медленно проходила эта ночь. Барсак сам не понимал, то ли он бодрствует, то ли дремлет, и почти не реагировал на окружающую его обстановку. Утром один из последователей Культа принес скудный завтрак: черствую булку с изюмом и сушеные водоросли. Барсак ел уныло и безразлично.

Затем Кэрнотьют еще раз собрал их всех вместе, чтобы пожелать счастливого пути. Барсак, как полутруп, стоял среди других таких же наполовину трупов, и слушал вполуха. Какая-то часть его ума все еще хотела знать, а где все-таки сейчас находится «Дивэйн». Прошло уже более, чем полгода с того дня, как капитан Джаспелл направил звездолет к далеким планетам крайнего витка Галактики.

Наверное, его коллеги побывали уже на планетах пурпурных веннов и золотистых паайидов и сейчас держат путь к планете Лорримок в системе двойной звезды Соптор. Вакантные места, без сомнения, давно уже заполнены, а угловатый человек по имени Барсак давно уже стерся в памяти членов экипажа «Дивэйна».

В полудреме он дотронулся до шрамов возле своих губ и сообразил, что вскоре снова повстречается с Зигмунном. Почти одиннадцать лет пролетело со времени последнего свидания побратимов, ко даже в самом страшном сне не представлялось Барсаку, что воссоединение их произойдет в таком жутком месте, как Азонда.

Приверженцы Культа провели семнадцать послушников, как стадо, по коридору в лифт. Молнией пролетели те несколько мгновений свободного падения, когда кабина лифта устремилась к самому низу дворца губернатора. Во дворе их ждали пять сверкающих эмалью и хромом небольших автомобилей, в которые их рассадили по три-четыре человека. За рулем каждого из автомобилей сидел человек без лица в серебряной маске.

По сигналу головная машина стрелой помчалась в темное жерло туннеля. Барсак, сидевший во втором автомобиле, пристально вглядывался в тьму, но ничего не мог различить.

Неизвестно, сколько времени отняла поездка — то ли пять минут, то ли целый час. В темноте Барсак был не в состоянии контролировать бег времени. Когда же машины вынырнули на поверхность, он увидел, что они уже очень далеко от Мильярда, на взлетном поле космопорта.

Машины уехали, а они остались стоять робкой группой на лишенной травы бурой земле взлетного поля. Барсак заметил сияющие бело-голубые контуры стабилизаторов гигантского звездолета, и в голове его мелькнула шальная мысль — а вдруг это «Дивэйн»? Но чуть позже он увидел нанесенное через трафарет название на стояночных опорах. «Мувиоль». И ом уже не испытывал искушения вырваться из группы, побежать стремглав к незнакомому кораблю, справиться, имеется ли на борту вакансия для квалифицированного специалиста по подготовке к заправке топлива. Он ясно отдавал себе отчет в том, что теперь он принадлежит к группе будущих послушников Культа, к поэтому даже не пытался пошевелиться.

Чуть дальше, рядом с посадочной полосой, стоял корабль гораздо меньших размеров, тонкий и хрупкий на вид, на золотисто-зеленом корпусе которого не было никакого названия. Последователи Культа повели Барсака и остальных шестнадцать к безымянному кораблю прямо через поле, и от внимания Барсака не ускользнуло, что все, кто находился на поле — ремонтники, члены команд, пассажиры, обслуга — отшатнулись назад и молча смотрели на процессию из едва волокущих ноги призраков, конвоируемых серебряными масками.

Один за другим они прошли внутрь корабля. Приверженцы Культа распределили послушников по индивидуальным взлетным гамакам и стали их пристегивать. Барсак, несмотря на все свои двадцать лет работы в космосе, даже не шелохнулся, чтобы самому приладить вокруг себя ремень, а ждал безучастно, пока не подойдет очередь и его пристегнут по всем правилам.

Загорелась предупредительная надпись, Барсак закрыл глаза и стал ждать. Наконец наступило мгновенье, которое, как он одно время думал, ему уже никогда не придется испытать, — слабую предстартовую дрожь вспомогательных механизмов, пробные выхлопы постепенно оживавших ракетных двигателей.

Огни мигнули, зазвенел звонок — обычная, старая, как мир, процедура перед взлетом космического корабля. Где-то в глубине оцепеневшего мозга Барсака что-то шевельнулось, пробуждая к адекватной ответной реакции, к выполнению тех действий, которые требовались от механика по топливу при поступлении этих сигналов, но он сразу же вспомнил, что на этом корабле он пассажир, а не член экипажа, и окончательно расслабился.

Затем наступил момент взлета, когда двигатели, преобразовав материю в энергию, оттолкнули Глаурус прочь от корабля. Барсак ощутил вызывающее тошноту свободное падение, но затем корпус корабля пришел во вращение, и вес возвратился.

Через расположенный рядом иллюминатор он увидел покрытый облаками серо-золотой диск Глауруса на фоне сияющей черной бездны. Корабль был в космосе.

Его целью была Азонда.

6