— Robert Silverberg. Waiting for the Earthquake (1984). Пер. — И.Полоцк.

Изд. «Мир», М., 1990. Сб. «На дальних мирах».

OCR & spellcheck by HarryFan, 16 August 2000

—

До катастрофы, которая должна была уничтожить планету, оставалось одиннадцать недель, два дня и три часа, плюс-минус несколько минут, но неожиданно Мориси поймал себя на мысли, что, может, землетрясения вообще не будет. Он даже остановился. Это пришло ему в голову, когда он бродил по берегу Кольца-Океана, километрах в двенадцати от коттеджа, где жил. Он повернулся к своему спутнику, старому факсу Динуву, и спросил с интересом:

— А что если планета вообще не будет дрожать?

— Но она будет, — спокойно ответил абориген.

— А что если предсказание ошибочно?

Небольшое существо, покрытое голубой шерстью, гладкой и плотной, факс держался с холодноватым спокойствием — его давно миновали все штормы и метаморфозы той одиссеи, которую на пути воспроизведения рода в течение жизни претерпевают факсы. Стоя на задних ногах, единственная пара которых у него осталась, он сказал:

— Вам следовало бы накрывать голову, когда в жаркое время находитесь на солнце, друг Мориси. Его сияние может вызвать некоторое смущение души.

— Вы полагаете, Динув, что я схожу с ума?

— Я полагаю, вы очень расстроены.

Мориси едва кивнул. Он отвернулся и посмотрел на запад, словно, прищурив глаза, мог увидеть за кроваво-красной океанской далью льдистые кристальные берега Дальнего Края, скрытого за горизонтом. В полукилометре от берега колыхались блистающие ярко-зеленые пятна — в разгаре было размножение шаров. Высоко над этими расплывающимися пятнами вереница сияющих радужных воздушных созданий кружилась в легкой сарабанде брачного танца. Катастрофа их не затронет. Когда поверхность Медеи вспучится, покроется трещинами и рассыплется в прах, они все так же безмятежно будут парить в вышине, погруженные в свои недоступные миру мечты.

Однако, быть может, вовсе ничего и не произойдет, снова подумал Мориси.

Но он обманывал себя. Всю жизнь он ждал приближения апокалипсиса, который положит конец тысячелетнему обитанию людей на Медее, а сейчас, в его преддверии, ощущал какое-то извращенное удовлетворение, отворачиваясь от правды, которая, он понимал, неизбежна. Землетрясения не будет! Не будет! Жизнь будет продолжаться и продолжаться. Мысли эти вызвали у него острую, колющую боль. Ощущая твердый грунт под ногами, он испытывал странное чувство.

Мориси представил, как он рассылает веселые радостные послания всем тем, кто покинул обреченный мир: «Возвращайтесь, все в порядке, землетрясения не произошло! Возвращайтесь снова на Медею!» И вот он видит, как в небе кружит армада огромных сияющих кораблей, которые ныряют вниз подобно могучим дельфинам; их иглы сверкают в пурпурном небе, и они сотнями спускаются, высаживая исчезнувших обитателей Чонга и Энрике, и Пеллуцидара, и Порт-Медеи, и Мадагоцара. Толпы людей, смех, слезы, объятия старых друзей, встречи — города возрождаются к новой жизни! Мориси вздрогнул. Закрыв глаза, он крепко обхватил руками плечи. Мечты обретали силу галлюцинаций. Закружилась голова, бросило в жар, а задубевшая кожа, покрытая пятнами от ультрафиолетового излучения двух солнц, сделалась влажной. Возвращайтесь, возвращайтесь, возвращайтесь! Катастрофа отменяется! Он упивался этой картиной, представшей перед внутренним взором, старался сохранить ее подольше, но она стала меркнуть, яркость красок потускнела, и все исчезло.

— Осталось одиннадцать недель, — сказал он факсу. — И затем все, что существует на Медее, погибнет. Отчего вы так спокойны, Динув?

— А отчего быть неспокойным?

— Неужели вас это не волнует?

— А вас?

— Я люблю этот мир. Я не в состоянии перенести зрелище его гибели.

— Тогда почему вы не отправились домой на Землю вместе с остальными?

— Домой? Домой? Мой дом здесь. Я несу в себе гены Медеи. Мы живем здесь тысячу лет. Мои прапрадедушки родились на этой планете, так же как и их предки.

— И другие могли бы сказать то же самое. Но все же с приближением землетрясения они стали возвращаться домой. Почему вы остались?

Мориси, возвышавшийся над хрупким маленьким существом, помолчал, затем хрипло засмеялся и сказал:

— По той же причине, по которой и вы не обращаете внимания на грядущую гибель. Мы оба не можем вести себя иначе, не так ли? Я ничего не знаю о Земле. Это не мой мир. Я слишком стар, чтобы начинать все сначала. А вы? Вы стоите на последних оставшихся ногах, разве это не так? Потомства у вас больше не будет, страсти утихли, и вас ждет существование в прекрасной, тихой выжженной пустыне. — Мориси хмыкнул. — Мы в равном положении. Будем ждать конца вместе, две старые развалины.

Факс посмотрел на Мориси блестящими бесстрастными глазами, в глубине их скользнула усмешка. Затем он указал вниз по склону, на мыс метрах в трехстах от них, его песчаные откосы уже покрывал плотный ковер режущих мхов и заросли крючковатого кустарника с желтыми листьями. Там резвилась пара факсов, их фигурки резко выделялись на фоне сияющего небосвода. За самкой, молодой, со всеми шестью ногами, готовой принести свой первый помет, покусывая ее за ляжки, прыгал на двух ногах самец, и даже отсюда Мориси видел, как он возбужден.

— Вы видите, чем они заняты? — спросил Динув.

Мориси пожал плечами:

— Брачной игрой.

— Да. А когда у них появятся малыши?

— Через пятнадцать недель.

— Неужели они должны погибнуть? — спросил факс. — Зачем тогда все? Для чего они произведут на свет малышей, если смерть их неизбежна?

— Но они ничего не могут сделать и…

Динув остановил Мориси передней лапой:

— Сегодня для вас этот вопрос не имеет ответа. Пока вы всего не поймете, не отвечайте на него. Пожалуйста.

— Я не…

— …не понимаете. Конечно. — Динув усмехнулся неподражаемой улыбкой факсов. — Прогулка утомила вас. Идемте, я провожу вас до дома.

Они поднялись по тропинке, которая вилась вдоль обрыва над бледно-голубым песком пляжа, а потом, замедлив шаг, спустились к дороге и направились между покинутыми летними домиками к коттеджу Мориси. Когда-то здесь, на дюнах Арговью, размещалась шумная веселая прибрежная коммуна, но это было очень давно. Сейчас Мориси предпочел бы жить в более отдаленном месте, где не так ощущалось вмешательство тяжелой руки человека в естественную красоту пейзажа, но это было рискованно. Даже после десяти столетий колонизации Медея все еще была миром, где можно столкнуться с любой неожиданностью. Неосвоенные места продолжали оставаться неосвоенными, и на то были свои причины. Оказавшись после эвакуации в одиночестве, он был вынужден держаться поближе к поселению с его запасами пищи и материалов. В таких обстоятельствах было не до безмятежного любования живописными видами.

Но дикая природа уже стала стремительно завоевывать покинутое пространство. В давние времена эти низкие берега влажных тропиков кишели самыми разными созданиями. Некоторые из них исчезли в результате систематического уничтожения, а некоторые покинули эти места, отпугнутые близостью человеческих поселений. Теперь прежние обитатели начали возвращаться. Несколько недель назад Мориси наблюдал, как на берег выбралось странное создание — гигантское колбасообразное существо, покрытое черными пятнами; помогая себе причудливо изогнутыми плавниками и вонзая в песок клыки, оно рывками продвигалось вперед. Его гнал неутомимый инстинкт. Чудовищными усилиями оно выбралось на берег, протащив свое тело метров двадцать по лазурному песку, а через несколько часов сотни юных созданий размером не больше руки Мориси появились из огромной туши и, с бешеной энергией буравя песок, устремились к волнам подступающего прибоя. Море снова становилось обителью чудовищ. Мориси ничего не имел против этого. Отдых на волнах давно его не привлекал.

Уже десятилетие он жил сам по себе вблизи океана, в коттедже с низкой крышей, типичной для старого Аркана ветрозащитной конструкции, которая надежно противостояла дьявольским штормам Медеи. Во времена, когда он был женат и работал геофизиком, наносил на карту линии разломов, они с Надей и Пол с Даниел имели дом на окраине Чонга, на Северном мысе, откуда открывался вид на Высокие Водопады, а сюда они приезжали только на зиму. Но Надя ушла от него, чтобы слиться в космической гармонии с сообществом серьезных, благородных и бесстрастных шаров, Даниел на Горячих Землях получила удар от двух солнц и не вернулась, а Пол, старый, грубоватый, несгибаемый Пол впал в смятение от мысли о грядущем через десятилетие землетрясении. К рождеству он собрался и поднялся на борт корабля земной линии. Все эти события произошли в течение четырех месяцев, и Мориси понял, что его больше не тянет на свежий морозный воздух Северного мыса. Поэтому он спустился к дюнам Арговью, чтобы провести последние годы в комфорте мягкого тропического климата. Ныне он остался один из всей береговой коммуны. Он взял с собой личные кубики Пола, Нади и Даниел, но включать их было для него слишком мучительно, и давно уже его единственным собеседником был старый Динув. Насколько он знал, людей не осталось на Медее. Вокруг только факсы и шары. Да морские чудовища, горные демоны, пальцы ветра и прочие исконные обитатели этой планеты.

Мориси и Динув молча постояли возле дома, наблюдая заход солнца. Вдали вспыхивали желто-зеленые сполохи зарниц, которые постоянно дрожали в небе Медеи, и двойное солнце, Фрикс и Гелла, горящее красно-оранжевым пятном, спускалось за горизонт. Через несколько часов оно исчезнет, и его сияние прольется на пустыни сухого льда Дальнего Края. На обитаемой стороне Медеи никогда не наступала полная темнота: огромная масса Арго, гигантской газовой планеты, раскаленной до красного сияния, чьим спутником была Медея, находилась всего лишь в миллионе километров. Медея, подчиняясь силе тяготения Арго, все время была обращена к нему одной стороной. Исходящее от Арго тепло позволяло существовать жизни на планете.

Двойное солнце спустилось за горизонт, и на Небе проступили звезды.

— Смотри, — сказал Динув, — Арго готов съесть белый огонь.

Факсы предпочитали употреблять собственные астрономические термины, но Мориси понял, что тот хотел сказать. Фрикс и Гелла были не единственными светилами на небосводе Медеи. Два красно-оранжевых карлика в свою очередь зависели от пары величественных бело-голубых звезд — Кастора А и Кастора В. Хотя они находились в тысячу раз дальше от Медеи, чем красно-оранжевые карлики, их холодно-льдистый алмазный свет был виден и днем и ночью. Но сейчас они уходили за огромное тело Арго, чья тень падала на них, и скоро

— через одиннадцать недель, два дня и один час плюс-минус несколько минут

— должны были совсем исчезнуть за ним.

И следовательно, землетрясение было неизбежно.

Мориси рассердился на самого себя из-за необоснованных слюнявых фантазий, которые посетили его час назад. Землетрясения не будет? В последнюю секунду произойдет чудо? Ошибка в расчетах? Ну, конечно. Конечно. Если бы да кабы… Катастрофа неизбежна. Придет день, когда расположение небесных тел станет именно таким, Фрикс и Гелла окажутся тут, а Касторы А и В — там и там, и Горячие Земли почувствуют огромную силу притяжения Арго, тогда вектор сил тяготения всех небесных тел вытянется в одну прямую линию и огромная мощь гравитационных сил взломает чрево Медеи.

Так происходит каждые 7160 лет. И стрелки приближаются к роковому часу.

Когда несколько столетий назад астрономы обратили свое запоздалое внимание на настойчиво повторяющуюся в фольклоре факсов тему апокалипсиса, это не вызвало серьезного беспокойства. Слухи о том, что в ближайшие пятьсот-шестьсот лет мир погибнет, напоминали предупреждения, что вы скончаетесь в ближайшие пятьдесят-шестьдесят лет; разговоры эти никак не влияли на повседневную жизнь. Однако с течением времени, когда задрожали стрелки сейсмографов, люди стали серьезнее относиться к пророчествам. Это, без сомнения, отрицательно сказалось на экономике Медеи последних столетий. Но тем не менее поколение Мориси оказалось первым, которому пришлось реально оценивать размеры надвигающегося бедствия. Пришлось признать, что меньше чем через десятилетие тысячелетняя колония исчезнет с лица планеты.

— Как тихо вокруг. — Мориси посмотрел на факса. — Как вы думаете, Динув, остался ли кто-нибудь еще, кроме меня?

— Как я могу это знать?

— Не лукавьте, Динув. Ваш народ может общаться способом, о котором мы только начали догадываться. Вы все знаете.

— Мир велик, — серьезно сказал факс. — И в нем много городов, выстроенных человеком. Возможно, в них живут и другие представители вашего вида, но точных сведений у меня нет. Вполне вероятно, что вы остались последним.

— Полагаю, непременно должен быть кто-то еще.

— Вы будете удовлетворены, узнав, что являетесь последним человеком на планете?

— По вашему мнению, это свидетельствует либо о моей стойкости, либо о том, что я рассматриваю гибель колонии как благо?

— И о том и о другом, — ответил факс.

— Я далек от этого, — сказал Мориси. — И от того и от другого. Уж если я и оказался последним, то только потому, что не хотел уезжать. Вот и все. Тут мой дом, и я остаюсь здесь. Я не вижу в этом ни благородства, ни мужества, гордиться нечем. Я не хотел бы катастрофы, но я бессилен что-либо изменить, а поэтому не думаю, что меня это должно беспокоить.

— В самом деле? — удивился Динув. — Совсем недавно вы говорили иное.

Мориси улыбнулся.

— Ничто не вечно. Мы считали, что строим на века, но время движется, и все превращается в прах, и от искусства остаются только замшелые памятники, и песок становится песчаником и… что с того? Когда-то здесь существовал мир, но мы превратили его в свою колонию. Однако теперь люди покинули ее, и когда ветры унесут наши следы, здесь снова появится тот же мир.

— Вы говорите, как глубокий старик, — сказал факс.

— Я и есть глубокий старик. Я даже старше вас…

— Это если считать годы. Мы живем стремительнее вас, и в свои лета я уже испытал все, что было мне суждено, и если даже планета не рассыплется в прах, моя жизнь все равно скоро завершится. А у вас еще есть время.

Мориси пожал плечами.

— Я знаю, что в Порт-Медее, — сказал факс, — стоят звездные корабли, заправленные и готовые к старту. Стоит только нажать кнопку.

— Вы уверены? Корабли, готовые к старту?

— Их много. Они никому не нужны. Ахьи видели их и рассказали нам.

— Шары? Что они делали в Порт-Медее?

— Кто понимает ахьев? Они носятся всюду, где им вздумается. Но они видели корабли, друг Мориси. Вы еще можете спастись.

— Конечно, — сказал Мориси. — Покрою на флиттере тысячу километров над Медеей и недрогнувшей рукой направлю корабль, а сам на пятьдесят лет погружусь в анабиоз, чтобы в полном одиночестве объявиться на чужой планете, где когда-то довелось родиться моим далеким предкам. Чего еще желать?

— Я думаю, что, когда планета дрогнет, вы умрете.

— А я думаю, что умру, даже если этого не произойдет.

— Рано или поздно. Но лучше поздно.

— Если бы я хотел покинуть Медею, — сказал Мориси, — я бы это сделал вместе с остальными. Сейчас уже не время.

— Нет, — сказал факс. — В Порт-Медее стоят корабли. Отправляйтесь в Порт-Медею, мой друг.

Мориси молчал. В мерцающем свете сумерек он опустился на колени и коснулся дикого побега, который вторгся в его сад. Когда-то со всех концов Медеи он собрал здесь экзотические растения, способные переносить скудную почву и дожди Мокрых Земель, но сейчас, по мере приближения конца, береговая растительность стала занимать свое исконное место, подавляя его любимые деревья и лианы, и он уже не в состоянии был защитить их.

— Думаю, что я отправлюсь в дорогу, Динув, — сказал он.

— В Порт-Медею? — Факс не мог скрыть удивления.

— И туда, и в другие места. Я хочу попрощаться со всей планетой. — Он сам удивился тому, что сказал. — Я ведь остался последним тут, не так ли? И шанс у меня последний. Его надо использовать, верно? Сказать Медее последнее прости. Кто-то должен обойти ее из конца в конец и потушить последние огни. И я это сделаю.

— И вы вернетесь домой на звездном корабле?

— Это не входит в мои планы. Я вернусь сюда, Динув. Можете рассчитывать на это. До того, как наступит конец, мы еще увидимся. Я обещаю.

— Я бы хотел, чтобы вы вернулись домой, — настаивал факс, — и спаслись.

— Я вернусь, — сказал Мориси. — И спасу себя. Через одиннадцать недель. Немногим больше или меньше.

Весь следующий день, сумеречный и спокойный, Мориси провел, планируя свое путешествие, читал, упаковывал вещи, а вечером, когда сгустились красноватые сумерки, пошел прогуляться по песчаной полосе пляжа. Ни Динув, ни кто другой из здешних факсов не показывались, только сотни шаров тесными стайками плыли по направлению к морю. В темноте поблекла их мерцающая окраска, но огромные тугие объемы, вытянувшиеся длинными цепочками, представляли собой величественное зрелище. Когда они проплывали над головой Мориси, он приветствовал их, тихо говоря:

— Счастливого полета вам, братья.

Но шары, как обычно, не обращали на него внимания.

Ближе к вечеру он вытащил из шкафчика припасы к обеду, которые приберег для особого случая. Мадагоцарские устрицы и филе вандалеура со стручками нового урожая. У него еще оставались две бутылки золотого палинурского, и он открыл одну из них. Он ел и пил, пока его не стало клонить в сон, тогда он забрался в постель, запрограммировал себя на десятичасовой сон, что было почти вдвое больше обычного для его возраста, и закрыл глаза.

Когда он проснулся, было позднее утро Туманного дня, и хотя двойное солнце еще не показалось, но его розоватые лучи уже окрасили гребни дальних холмов на востоке. Быстро позавтракав, Мориси отправился в город пополнить свои припасы. Он набил холодильник провизией месяца на три, так как плохо представлял, что его ждет дальше. На аэродроме, где прежде постоянные обитатели Энрике и Пеллуцидара держали свои флиттеры для полетов на уик-энд, он нашел и свой флиттер. Муаровая окраска на его обтекаемых поверхностях несколько поблекла без ухода. Но силовая установка по-прежнему показывала полную загрузку, однако на всякий случай он снял с соседнего флиттера дополнительный бак и подключил его как запасной. Он не летал уже несколько лет, но это его не беспокоило: флиттер подчинялся командам с голоса, и Мориси был уверен, что ошибки не совершит.

К полудню все было готово. Он расположился на пилотском сиденье и приказал:

— Проверка систем к полету.

По контрольной панели пробежали огоньки. Впечатляющее зрелище — хореография технологического века, хотя Мориси призабыл, что оно означало. Он затребовал звуковую информацию, и флиттер ровным, без интонаций контральто доложил, что готов к взлету.

— Курс — пятьдесят километров точно на запад, на высоте пятьсот метров, затем на северо-северо-восток вплоть до Джейнтауна, на восток до Хоумен-фарм и обратно на юго-запад до Арговью. После этого без посадки — точно на север по кратчайшему пути до Порт-Като. Уяснил?

Мориси напрягся в ожидании взлета. Тишина и молчание.

— Ну? — сказал он.

— Жду разрешения диспетчера, — отозвался флиттер.

— Наземные системы управления полетами отменены.

По-прежнему ничего не происходило. Мориси задумался, как заставить программу действовать. Но флиттер, видимо, принял решение, и через мгновение в кабине зажглись взлетные огни, а с кормы донеслось ровное гудение двигателя. Маленькая машина подняла закрылки, скользнула на взлетную полосу и взмыла в сырой, тяжелый, взвихренный воздух.

Он решил начать свое путешествие с торжественного облета окрестностей — главным образом чтобы убедиться в способности флиттера держаться в воздухе, однако тем самым он хотел еще и продемонстрировать факсам, что хотя бы одно создание рук человеческих по-прежнему пересекает небесный свод. Через несколько минут он уже был над пляжем, пролетел точно над своим домом, сад которого единственный еще не затопили джунгли, а затем пронесся над темными водами океанского пролива. Теперь — прямо на север, к Джейнтауну, большому портовому городу, в овальной гавани которого ржавели туристские лайнеры, а неподалеку от побережья виднелись заброшенные фермы, где величественные гаттабанги, уже оплетенные лианами, были усеяны сочными пурпурными плодами. И обратно — к Арговью, к крутым песчаным холмам. Пространство под ним было гнетуще пустынным. Повсюду он видел факсов — вереницы шестиногих самок (иногда попадались и четырехногие), возглавляемые самцами. Похоже, все направлялись в глубь материка, к Горячим Землям, хотя прежде подобных миграций он не замечал. А может быть… Может, не случайно факсы тянулись к центру материка, ведь самым почитаемым местом для них был величественный остроглавый пик, расположенный прямо под Арго, который колонисты называли Олимпом. Воздух там был так горяч, что вода закипала сама по себе, а жить могли лишь немногие существа, приспособившиеся к таким условиям. На этом плоскогорье, выжженном беспощадным жаром, факсы должны были погибнуть с той же неизбежностью, что и люди, но, быть может, подумал Мориси, когда разразится катастрофа, они хотят быть как можно ближе к своей святыне. Приближающееся завершение жизненного цикла было центральным событием в космологии факсов — тысячелетнее ожидание чуда.

Он насчитал до пятидесяти отдельных групп. Возможно, среди них был и его друг Динув. И тут Мориси понял, как сильно хочет еще раз увидеть Динува, если тот дожидается его на дюнах Арговью.

Облет района занял меньше часа. Вот он снова увидел дюны, флиттер сделал изящный пируэт над городком и устремился вдоль берега прямо на север.

Маршрут, намеченный Мориси, предполагая, что он сначала доберется до Арки на западном берегу, потом через Горячие Земли до Северного мыса и, прежде чем повернуть обратно к дюнам, — долетит до другого берега, до Марагоцара, расположенного в тропиках. Тогда ему станет ясно, какой след оставило пребывание человека на Медее.

Планета была разделена на два больших полушария, отделенных друг от друга водным поясом Кольца-Океана. Но Дальний Край представлял собой ледяную пустыню, не знавшую тепла Арго, и здесь никогда не было постоянных поселений, разве что исследовательские базы, да и тех за последние четыреста лет почти не осталось.

Колония на Медее основывалась с целью научных исследований, тщательного, целостного изучения чуждой среды, но с течением времени эти намерения постепенно забылись. Даже в теплом поясе вторжение человека ограничивалось двойной цепью поселений вдоль берегов — от тропиков и до тех мест, где позволяла существовать все возрастающая температура, а попытки освоить глубины материка не простирались дальше нескольких сот километров. Пустынное высокогорье было необитаемым, и лишь несколько человек, побывавших на границе Горячих Земель, сочли их достаточно гостеприимными, хотя и шарам, и некоторым кланам факсов их климат нравился. Люди позволили себе расположиться лишь на глади Кольца-Океана, в экваториальных водах которого, заполненных бурыми водорослями, они создали искусственные острова. В течение тысячелетия человеческий анклав на Медее, подобно амебе, расползался в стороны, пока его протяженность не достигла тысячи километров.

Но теперь Мориси видел, как железный пояс городов рассыпается и отступает под напором молодой растительности. Большие пятна оранжевой и желтой листвы уже вторглись на дорожки аэропортов, на городские площади, захватили пригороды, перекрыли скоростные автострады. То, что начали джунгли, подумал он, завершит землетрясение.

На третий день Мориси увидел перед собой Хансонию, темно-оранжевый мазок на поверхности океана, и скоро флиттер уже примеривался к аэродромной дорожке Порт-Като, расположенного на восточном берегу этого большого острова. Мориси попытался связаться с кем-нибудь по рации, но в приемнике стояла тишина, прерывавшаяся лишь статическими разрядами. Он решил садиться.

Хансония никогда не была густо населена. Так повелось еще с тех времен, когда здесь располагалась экологическая лаборатория — в отрыве от материка на острове развились своеобразные формы обитателей. И как-то так получилось, что даже во времена расцвета Медеи остров находился на особом положении.

В аэропорту стояло несколько машин. Мориси нашел среди них заправленную и через десять минут уже был в Порт-Като.

В городе стоял гнилостный запах красной плесени. Строения, плетеные хижины с соломенными крышами, обрушились. Суставчатые стволы деревьев, названия которых Мориси не знал, возвышались посреди улиц, проглядывали сквозь крыши и кроны других деревьев. Со стороны Дальнего Края дул холодный режущий ветер. Два факса, четырехногие самки, которых сопровождали несколько юных самцов, вышли из полуразрушенного склада и посмотрели на него с нескрываемым изумлением. Шкуры их были настолько сини, что отливали чернью — островитяне, они отличались от обитателей материка.

— Вы вернулись? — спросил один, совершенно особым образом произнося слова.

— Только навестить. Есть тут какие-нибудь люди?

— Ты, — сказал другой факс. Он подумал, что они смеются над ним. — Скоро земля будет дрожать. Ты знаешь?

— Знаю, — сказал он.

Самки поманили за собой молодых, и все ушли.

Три часа Мориси бродил по городу, стараясь подавить тягостное чувство от вида развалин, следов разрухи и гниения. Казалось, город покинут самое малое лет пятьдесят назад. Хотя скорее всего прошло пять-шесть лет.

В конце дня он заглянул в маленький дом на окраине, уже опутанный растениями. Здесь он нашел действующую систему личного кубика.

Кубик был мудрой штукой. Сканирующее устройство запечатлевало не только черты лица, характерные движения, голос, манеру говорить, но и систему вашего мышления и вкладывало все это в кубик. И то, что воссоздавал кубик, было вполне правдоподобной имитацией человеческой личности, лучшее из всех возможных воспоминаний о любимых, друзьях или учителях — электронный фантом, способный усваивать и перерабатывать данные, поддерживать беседу, задавать вопросы, создавая впечатление, что в глубине кубика заключено живое существо.

Мориси вставил кубик в щель приемного устройства. На экране появился щуплый человек с тонкими губами и высоким лбом.

— Меня зовут Леопольд Браннум, — представился он. — Ксеногенетик по специальности. Какой сейчас год?

— Осень 97-го, — сказал Мориси. — Чуть более десяти недель до катастрофы.

— И что вы хотите?

— Ничего особенного. Просто я оказался в Порт-Като, и мне захотелось с кем-нибудь поговорить.

— Так говорите, — сказал Браннум. — Что происходит в Порт-Като?

— Ничего. Полная тишина. Город пуст.

— Эвакуирован весь город?

— Насколько я знаю, вся планета. Остались только шары, факсы и я. Когда вы уехали отсюда, Браннум?

— Летом 92-го, — сказал человек на экране.

— Не понимаю, почему все так заторопились. Ведь было совершенно ясно, что ранее назначенного срока землетрясение не произойдет.

— Я не торопился, — возразил Браннум. — Я покинул Порт-Като, чтобы продолжать свои исследования несколько иным путем.

— Не понимаю.

— Я решил объединиться с шарами.

От слов Браннума у Мориси перехватило дыхание, будто от леденящего порыва ветра.

— Так же поступила и моя жена, — справившись с собой, сказал он. — Возможно, вы ее и знаете. Надя Дютуа — она была из Чонга…

Лицо на экране мрачно усмехнулось.

— Похоже, вы не понимаете, что я — всего лишь электронная запись.

— О, конечно, конечно.

— Я не знаю, где сейчас находится ваша жена. Я даже не знаю, где сейчас я сам. Могу только сказать, что, где бы мы ни были, там царят мир, покой и совершенная гармония.

— Да. Конечно. — Мориси вспомнился тот тяжкий день, когда Надя сказала ему, что не в силах сопротивляться притягательной силе душевных уз, связывающих ее с воздушными созданиями, что она уходит, дабы слиться с коллективным разумом ахьев. За всю историю Медеи так поступили лишь несколько человек. Никто больше никогда их не видел. Люди говорили, что души их вознеслись, а тела остались лежать погребенными где-то в сухих льдах Дальнего Края. Ближе к концу такие случаи стали учащаться — месяц за месяцем все больше колонистов исчезали в потоках небесной гармонии, которую олицетворяли шары. В представлении Мориси это было одной из форм самоубийства, а для Нади, Браннума и подобных им — путем к вечному блаженству. Но кто знает? Может, в самом деле лучше отправиться в нескончаемое путешествие, слившись с необъятным разумом ахьев, чем в панике кидаться в тот чужой и непонятный мир, которым стала для них Земля.

— Я надеюсь, что вы нашли то, к чему стремились, — сказал Мориси. — Надеюсь, и она тоже.

Он отключил кубик и быстро покинул дом.

Мориси летел на север над морем, затянутым полосами тумана. Внизу проносились плавучие города тропических широт, восхитительное разноцветье крыш и уступов. Там, где берег сплошь затоплен растительностью, прикинул он, должен лежать Порт-Бэксайд, один из самых больших и цветущих городов Медеи. Волны прибоя мерно окатывали волнолом. Других следов человеческого существования не было видно, и он решил не приземляться.

Пеллуцидар, расположенный на материке, был тоже пуст. Мориси провел в нем четыре дня. Он побывал в висящих над морем садах, в знаменитой концертной Колоннаде, наблюдая за ходом светила с вершины Хрустальной пирамиды. В этот последний вечер над ним густым потоком плыли шары, сотни шаров направлялись в сторону океана. Ему мерещилось, будто он слышит мягкий и нежный голос, зовущий его: «Я Надя. Иди ко мне. Здесь вечность. Поднимайся к нам, любовь моя. Я Надя».

Было ли это только плодом его воображения? Ахьи умеют соблазнять. Они взывали к Наде, и в конце концов Надя ушла к ним. Ушел Браннум. Ушли тысячи. Он и сам чувствовал это притяжение, и оно было совершенно реальным. На какое-то мгновение он был готов поддаться искушению. Вместо гибели в катастрофе ему предлагали нечто вроде вечной жизни. Кто знает, что в самом деле предлагают шары? Полное растворение, отказ от собственного «я», трансцендентальное блаженство — или это только иллюзия, выдумка, и уходивших не ждало ничего, кроме быстрой смерти в ледяной пустыне? «Иди ко мне. Иди ко мне». Как бы там ни было, подумал он, это мир и покой.

«Я Надя. Иди ко мне».

Мориси долго смотрел на проплывающие над головой овальные силуэты, и шепот в его мозгу поднимался до крика.

Он тряхнул головой. Симбиоз с космической вечностью не для него. Он не покинул Медею тогда и не сделает этого сейчас. Он личность, и даже покидая этот мир, он останется личностью. Только тогда и не раньше шарам достанется его душа. Если вообще она будет нужна им.

До катастрофы оставалось девять недель и один день, когда Мориси прилетел в изнемогающий от зноя Энрике, расположенный на экваторе. Город был знаменит легендарной роскошью своего отеля «Люкс». Мориси расположился в самых шикарных апартаментах, и не было никого, кто бы мог ему помешать. Кондиционеры работали по-прежнему, бар был полон припасов, за посадками вокруг отеля по-прежнему ухаживали четверо садовников-факсов, которые не имели понятия, куда делись их хозяева. Исполнительные сервомеханизмы обслуживали Мориси с изысканной элегантностью, которая в старые времена обошлась бы ему в месячный доход. Прогуливаясь по молчаливому и пустынному саду, он думал, как прекрасно было бы пожить здесь с Надей, Полом и Даниел. Сегодня вся эта роскошь казалась ему бессмысленной.

Но был ли он в самом деле один? И в первую ночь, что он провел в отеле, и в следующую в густом пряном ночном воздухе ему слышался смех. Факсы не смеются. И шары тоже.

Утром третьего дня, стоя на веранде своего девяностого этажа, в кустах на краю лужайки он заметил какое-то движение. Пять, семь, дюжина двуногих факсов-самцов пробирались сквозь кусты. И вдруг — человеческая фигура! Бледная кожа, голые ноги, длинные развевающиеся волосы! Преследуемая факсами, она со смехом бежала меж деревьев.

— Алло! — крикнул Мориси. — Эй! Я здесь, наверху!

Он кинулся вниз и весь день обшаривал сад вокруг отеля. Мельком ему удалось увидеть в отдалении очертания беснующихся фигур. Он кричал им, но они не подали виду, что слышат.

В конторе отеля Мориси нашел кубик и включил его. Он увидел молодую темноволосую женщину с маленькими испуганными глазами.

— Что, землетрясение уже настало? — спросила она.

— Еще нет.

— Я бы хотела тогда быть где-нибудь поблизости. Чтобы увидеть, как этот вонючий отель рассыплется на миллион кусков.

— Куда вы ушли? — спросил Мориси.

Она хихикнула.

— В заросли — куда же еще. Играть с факсами. Пусть они за мной охотятся. — Ее лицо вспыхнуло. — Перепутать гены — это горячая штука. Я с факсами и факсы со мной. Не хотите ли присоединиться к нам? Кто бы вы ни были.

Мориси подумал, что он должен быть шокирован. Но он не испытывал возмущения. Ему уже доводилось слышать нечто подобное. Ему было известно, что в последние годы перед катаклизмом одни колонисты совершали исход на Землю, другие объединялись с коллективным разумом ахьев, а третьи обращались к простой животной жизни. Почему бы и нет? У каждого, кто родился на Медее, основной набор земных генов был дополнен чужеродным. Колонисты в полной мере походили на людей, но несли в себе и что-то от шаров и факсов. Без такой рекомбинации генов колония никогда бы не выжила, ибо земная жизнь была несовместима с условиями Медеи, и только путем тонкой генной инженерии удалось создать расу, которая смогла преодолеть враждебное биологическое окружение. Вот почему с приходом смутного времени немало колонистов просто сбросили одежды и удалились в леса, чтобы жить там бок о бок с факсами, своими дальними братьями и сестрами. И так ли это плохо, думал он, если вместо панического бегства на Землю осознать свою индивидуальность и слиться с шарами? Так ли уж важно, какой путь ты избираешь? Но Мориси не собирался бежать. И меньше всего в джунгли к факсам.

Он направился на север. В Катамаунте мэр города, кубик которого он нашел, сказал ему:

— Все внезапно уехали в День тумана, и я за ними. Здесь никого не осталось.

В Желтых Листьях биолог в кубике рассуждал о генетике, об усилении чуждых генов. В Сенди-Мишиго Мориси не нашел ни одного кубика, но на центральной площади обнаружил около двадцати скелетов, в беспорядке валявшихся посреди широкой центральной площади. Массовое жертвоприношение? Массовое убийство в последние часы существования города? Он собрал кости и похоронил их в сырой рыхлой земле цвета охры. Это заняло у него целый день. Затем он полетел от города к городу дальше вдоль береговой линии.

И где бы он ни останавливался, всюду видел одно и то же — ни следа людей, только шары, плывущие к морю, и факсы, уходящие в глубь материка. Всюду, где ему попадались кубики, он беседовал с их «обитателями», но они мало что могли сообщить ему. Никого не осталось, говорили они. Люди возвращались на Землю, соединялись с шарами, удалялись в заросли — так или иначе, но уходили, уходили, уходили. Какой смысл было слоняться в ожидании конца, в ожидании великого сотрясения?

Мы подавили этот мир, думал Мориси. Мы пришли в него, мы строили наши маленькие исследовательские станции, мы в изумлении смотрели на блистающие небеса и на плывущие по ним солнца, на удивительных созданий, живущих здесь. И мы превратились в жителей Медеи и превратили планету в некое сумасшедшее подобие Земли. Тысячелетие мы селились вдоль берегов — только они подходили для нашего образа жизни. Так мало-помалу мы потеряли представление о цели нашего прихода сюда, которая заключалась в одном — изучать. Но мы все равно остались. Мы просто остались. Мы губили все вокруг себя. А когда обнаружили, что все тщетно, что одно могучее движение плеч этого мира стряхнет нас, перепугавшись, мы стали уносить ноги. Грустно, подумал он. Грустно и глупо.

Он пробыл в Арке несколько дней и совершил путешествие через горячую мрачную пустыню, которая поднималась к Олимпу. До катастрофы оставалось семь недель и один день. На первой тысяче километров своего пути он по-прежнему видел стоянки факсов, медленно прокладывающих путь через Горячие Земли. Почему они позволили, размышлял он, отнять у себя мир? Ведь они могли сопротивляться. Они могли вымотать нас в первые же месяцы. Вместо этого они позволили нам расположиться среди них, позволили, чтобы мы превратили их в забаву, в рабов и лакеев. Факсы наблюдали, как мы осваивали самые плодородные участки, но что бы ни думали о нас эти удивительные существа, они держали свои мысли при себе. Мы даже не знаем, как они сами называли Медею, подумал Мориси. Это говорит о том, как мало они доверяли нам. Но они терпели нас. Почему?

Плоскогорье под ним уже пылало жаром, словно кузнечный горн, мрачное пространство было испятнано красным, желтым, оранжевым, и факсов больше не было видно. Предгорья Олимпа вспучивали пустыню. Он увидел, как черный клык вершины поднимался к тяжелому, нависшему небу, которое почти целиком заполняла масса Арго. Мориси не осмелился приближаться к горе. Святыня факсов сулила опасность. Бешеные горячие потоки воздуха могли подхватить его флиттер и швырнуть вниз, будто бабочку; а он еще не готов был к смерти.

Он снова повернул на север и через пустынные бесплодные места двинулся к полярным районам, углубляясь в сердце континента. Он увидел Кольцо-Океан, извивающееся как гигантская змея, силящаяся проглотить мир, и рывком поднял флиттер как можно выше, почти до предельной высоты, чтобы охватить взглядом как можно больше пространства Дальнего Края, где текли белые реки СО2, наполняя своим дыханием атмосферу, а в долинах лежали озера сжиженного газа. Когда-то он сопровождал сюда партию геологов, и ему показалось, что это было тысячелетия назад. С какой серьезностью наносили они линии разломов, исследуя следы, оставленные землетрясением! Будто это могло отсрочить смертный приговор, висящий над колонией. Но стоит ли сетовать? Да, они стремились к чистому знанию. Как мало оно значило для него сегодня! Конечно, тогда он был куда моложе. Это было вечность назад. Можно считать, в другой жизни. Мориси планировал полет к Дальнему Краю, чтобы сказать последнее прости тому ученому, которым он был когда-то, но отказался от своего намерения. Он уже попрощался.

Он развернулся на границе полярных районов и пошел на юг, к Северному мысу на восточном берегу; качнув крыльями, он заложил крутой вираж над Высокими Водопадами и приземлился в аэропорту Чонга. До катастрофы оставалось шесть недель и два дня. В этих высоких широтах двойное солнце виднелось смутно и расплывчато даже днем, а чудовищное тело Арго, висевшее на юге, казалось покрытым морщинами. За десять лет в тропиках он забыл, как выглядит небо севера. Но разве, разве он не прожил тридцать лет в Чонге? Эти годы казались ему теперь одним мгновением, словно все время сжалось в одну точку.

Пребывание в Чонге принесло Мориси еще большую боль. Слишком много ассоциаций, слишком много воспоминаний. И все же он пробыл здесь, пока не посмотрел все — и ресторан, куда они с Надей пригласили Пола и Даниел отпраздновать их свадьбу, и дом на улице Владимира, где они жили, и геофизическую лабораторию, и лыжный домик над Водопадами. Все следы прошедшей жизни.

И город, и его окрестности были совершенно пустынны. День за днем Мориси бродил по округе, вспоминая дни, когда он был молод, а Медея полна жизни. Как прекрасно было здесь! Да, со временем произойдет катастрофа — все знали день, с точностью до часа, но никого это не волновало, кроме одержимых и психопатов, потому что все были заняты жизнью. И вдруг все прозрели — и все изменилось.

В Чонге Мориси не искал и не включал кубики. Сам этот блистающий город с его плоскими термокрышами был для него одним большим кубиком, оплакивавшим сказку его юности. И когда он больше не мог этого вынести, он двинулся к югу по дуге вдоль восточного берега. У него оставалось еще четыре недели и один день.

Его первой остановкой был Остров Сосредоточения, откуда отправлялись те, кто хотел посмотреть фантастические в своей причудливости ледяные скульптуры Дальнего Края. И сюда приехали четверо новобрачных, и было это миллиард лет назад, и они здесь обнимались и хохотали, глядя на ледяное чудо, сотворенное природой. Мориси было подумал провести ночь на острове, но через час покинул его.

Он летел по направлению к субтропикам, и природа здесь становилась все пышнее. Снова он видел цепочки шаров, позволявших уносить себя в океан, и вереницы факсов, медленно прокладывавших путь в глубь материка.

Оставалось три недели, два дня и пять часов. Плюс-минус минуты.

Он летел низко, почти над головами факсов. По пути они продолжали свои брачные игры, и это упорство перед лицом катастрофы удивило его. Неужели дело только в неодолимом зове природы, который заставляет факсов искать друг друга? Сколько шансов на жизнь у зачатого сейчас потомства? Не лучше было бы матерям перед лицом бедствия знать, что чрево их пусто? И все же Мориси не видел в этом смысла.

И тут ему показалось, что он прозрел. Он впервые понял то, что было для него непонятно в поведении обитателей Медеи. Их сдержанность, их мягкость, их терпимость по отношению к тем, кто нарек их мир Медеей. Конечно, они должны продолжать свою жизнь перед лицом надвигающейся катастрофы. Они жили в ожидании ее, она не была для них катастрофой. Для них это было моментом очищения, святой минутой. Ему захотелось обсудить свое открытие с Динувом. Он испытал искушение тут же развернуться и направиться к Арговью, чтобы разыскать старого факса и проверить только что родившееся предположение. Но нет, не сейчас. Первым делом в Порт-Медею.

Когда шло освоение, восточный берег заселялся одним из первых, и плотность построек здесь была особенно высока. Первые две колонии — Тачдаун и Медея-сити — давным-давно срослись и, расползаясь, включили в себя третий город, Порт-Медею. Еще издали Мориси увидел гигантский полуостров, на котором раскинулся Порт-Медея и его пригороды; он ощущал тепловые потоки, потряхивавшие его маленький флиттер, когда направлялся к огромному уродливому бетонному мегаполису.

Динув был прав. В Порт-Медее в самом деле стояли четыре звездных корабля, стоимость которых было трудно определить. Почему их никто не использовал во время исхода? А может, они были оставлены для тех, кто ушел к факсам или шарам? Он никогда этого не узнает. Мориси поднялся в один из кораблей и сказал:

— Оперативная готовность.

— К вашим услугам, — ответил ровный механический голос.

— Представьте данные о состоянии корабля. Готовы ли к полету на Землю?

— Полная заправка. Полная готовность.

Мориси оценивающе осмотрелся. Так просто, подумал он, лечь и погрузиться в сон, позволив кораблю доставить себя на Землю. Так просто и так бесцельно.

Помолчав минуту, он спросил:

— Сколько времени нужно, чтобы подготовиться к взлету?

— С момента отдачи команды — сто шестьдесят минут.

— Отлично. Команда отдана. Проверьте все системы и взлетайте. Цель — Земля, куда вы доставите следующее послание: «Медея прощается с вами. Думаю, вам пригодится этот корабль. Ваш Дэниел Ф.Мориси. Отправлено за две недели, два дня и семь часов до землетрясения».

— Понятно. Начата подготовка к старту.

— Счастливого полета, — сказал Мориси кораблю.

Он поднялся во второй корабль и отдал ему ту же команду. То же он сделал и в третьем. Перед последним он помедлил, подумав, что, быть может, где-то остались колонисты, которые отчаянно прорываются к Порт-Медее, чтобы до наступления конца успеть на борт корабля. Должны были раньше позаботиться о себе, решил он и отдал приказ и четвертому кораблю отправляться домой на Землю.

Возвращаясь из космопорта в город, он увидел, как с интервалом в несколько минут в небо вонзились четыре огненные струи. Каждый из кораблей помедлил с мгновение, четко вырисовываясь на фоне огромного Арго, а затем прочертил дугу по розовому утреннему небу. Через шестьдесят один год они доставят на удивленную Землю груз своих пустых трюмов. И появится еще одна великая тайна космоса, подумал он, которая будет волновать воображение романистов. Путешествие Пустого Корабля.

Со странным чувством внутреннего удовлетворения он покинул Порт-Медею и направился к побережью, к курортам Мадагоцара, где сливки медеанского общества наслаждались прелестями тропического рая. Мориси всегда считал такое времяпрепровождение бессмысленным. Но все тут оставалось нетронутым, все работало с автоматической четкостью, он решил устроить себе роскошный отдых. Он спустился в винный погреб лучшего из отелей. Он позавтракал цыплячьими ножками и замороженной икрой. Он нежился на жарком солнце. Он купался в шампуне из левкоев. И абсолютно ни о чем не думал.

За день до землетрясения он полетел обратно к дюнам Арговью.

— Значит, в конце концов вы решили не возвращаться домой, — сказал Динув.

Мориси покачал головой.

— Земля никогда не была моим домом. Мой дом на Медее. И я вернулся сюда, потому что здесь мое последнее пристанище. Я рад, что застал вас здесь, Динув.

— А куда мне уходить? — отозвался факс.

— Ваш народ уходит в глубь материка. Я думаю, они стремятся в момент катастрофы быть поближе к святой горе. Это верно?

— Это верно.

— Тогда почему же вы не пошли с ними?

— Здесь и мой дом. У меня осталось так мало времени, что не имеет значения, где я буду, когда задрожит планета. Но скажите мне, друг Мориси, оправдало ли себя ваше путешествие?

— Да.

— Что вы видели? Что вы поняли?

— Я видел все, что есть на Медее, — сказал Мориси. — Я не представлял себе, какой кусок вашего мира был нами захвачен. Увы, мы заполнили лучшее жизненное пространство. А ваш народ никогда не возразил ни единым словом. Вы просто наблюдали за тем, что происходит.

Факс молчал.

— Теперь я понимаю, — сказал Мориси. — Вы все время ждали катастрофы, не так ли? Вы знали, что она произойдет, знали задолго до того, как мы стали подозревать об этом. Как часто она происходила с тех пор, как факсы появились на Медее? Каждые 7160 лет факсы уходили в горы, а шары уплывали в океан, и все рушилось. А затем выжившие давали новую жизнь тем, кто уже был зачат, и все начиналось снова. Сколько раз в истории факсов это случалось? Вы знали это, когда мы пришли сюда, когда мы всюду ставили наши поселения и они превращались в города, когда мы заставляли вас работать на нас, когда мы смешивали свои гены с вашими и наполняли воздух микроорганизмами, которые облегчали наше существование здесь, — ведь вы уже тогда знали, что все наши деяния конечны. Верно? Это было ваше тайное знание, которым вы утешались, ожидая, когда придет срок. А, Динув? И наконец он настал. Мы ушли, и счастливые молодые факсы ликуют в упоении любви. Я остался единственным из моего рода, не считая нескольких сумасшедших, что носятся в зарослях.

В глазах факса сверкнула искра. Веселья? Понимания? Сострадания? Кто может понять выражение глаз факса?

— Все время, — сказал Мориси, — вы ждали прихода катастрофы. Не так ли? Землетрясения, которое сметет все с лица планеты. Ну, что ж, оно уже близко. И я хочу быть здесь, рядом с вами и ждать его прихода. Это мой вклад в ту гармонию, что существует между нами, представителями разных рас. Я буду жертвой, которую принесет человечество. Я должен искупить его вину за все, что мы тут сделали. Вы понимаете меня, Динув? Вас удовлетворяют мои слова?

— Я хотел бы, — медленно сказал факс, — чтобы вы поднялись на борт одного из тех кораблей и вернулись на Землю. Ваша смерть не доставит мне радости.

Мориси кивнул.

— Я вернусь через несколько минут, — сказал он, направляясь к своему коттеджу.

Кубики Нади, Пола и Даниел лежали возле экрана. В последний раз он говорил с ними несколько лет назад, но сейчас вставил все три кубика в приемное устройство и включил его. На экране появились три человека, которых он любил больше всех на свете. Они улыбались ему, и Даниел приветствовала его со свойственной ей мягкостью, и Пол подмигнул, а Надя послала ему воздушный поцелуй.

— Осталось немного, — сказал Мориси. — Землетрясение будет сегодня. Я просто хотел попрощаться с вами, вот и все. Я просто хотел сказать, что люблю вас и скоро буду вместе с вами.

— Дан… — сказала Надя.

— Нет. Ничего не говорите. Ведь я знаю, что на самом деле вас здесь нет. Я просто хотел увидеть всех вас еще раз. И сейчас я очень счастлив.

Он отключил кубики и выбросил их из приемного устройства. Экран потемнел. Собрав кубики, он вынес их и тщательно захоронил в сырой влажной земле сада. Факс бесстрастно наблюдал за ним.

— Динув, — позвал Мориси. — Могу ли я задать вам последний вопрос?

— Я слушаю вас, мой друг.

— За все годы, что люди жили на Медее, мы так и не смогли узнать, как вы называете свой собственный мир. Мы пытались выяснить это, но все вы говорили, что это табу, и если даже нам удавалось уговорить одного факса нарушить его, другой называл нам совершенно иное имя — и мы ничего не смогли узнать. Скажите мне, как вы называете ваш мир. Пожалуйста. Мне очень нужно знать.

— Мы называем его Сануном, — сказал старый факс.

— Санун? Правда?

— Правда, — подтвердил Динув.

— Что это значит?

— Ну, это значит просто Мир, — сказал Динув. — А что еще оно должно значить?

— Санун, — сказал Мориси. — Прекрасное имя.

До землетрясения оставалось тридцать минут — плюс или минус еще немного. Масса Арго скрыла солнца. Мориси не заметил их исчезновения. Но теперь он услышал низкий отдаленный гул и почувствовал странное содрогание почвы под ногами, словно в глубинах под ним великан старался встать на ноги, пробуждаясь от забытья. Недалеко в море поднялась и обрушилась на берег чудовищная волна.

— Я думаю, что пришло время, — спокойно сказал Мориси.

Над его головой несколько сияющих шаров качались и подпрыгивали в танце, который казался Мориси пляской триумфа.

Раздался грохот, и мир задрожал в корчах. Через несколько минут на них обрушится вся мощь землетрясения, и грудь планеты дрожа поднимется в судорогах и разорвется на части, и море обрушится на берег. На глазах Мориси выступили слезы, но это не были слезы страха. Он попытался улыбнуться.

— Круг завершен, Динув. И на развалинах Медеи поднимется Санун. Теперь это снова ваш мир.