Как нам все это расценивать?
      Джейн у нас специалист по речевым процессам шимпанзе, и сегодня вечером во время совещания она сказала:
      – Мне кажется, они пытаются копировать ритмику человеческой речи, хотя сами звуки воспроизвести не могут. Они играют в людей.
      – Или говорят языком богов, – добавил Дейв Йост.
      – Что ты имеешь в виду? – спросила Джейн.
      – Шимпанзе разговаривают руками. Люди, когда говорят с шимпанзе, тоже, но между собой мы общаемся голосом. Люди для них – как боги, не забывайте.
      И способность говорить подобно богам – один из способов уподобиться им, приобрести божественные атрибуты.
      – Чушь какая-то, – сказала Джейн. – Я не представляю себе…
      – Ношение человеческой одежды! – перебил ее я, возбужденно вступая в разговор. – Это тоже приобретение божественных атрибутов в самом буквальном смысле. Особенно если одежда… -…принадлежала Хэлу Венделмансу, – закончил за меня Кристенсен.
      – Умершему божеству, – сказал Йост.
      Все ошарашенно посмотрели друг на друга.
      Чарли Дамиано, выступавший обычно в роли скептика, удивленно спросил:
      – Дейв, ты хочешь сказать, что Лео у них вроде священника и это его ритуальный наряд?
      – Не просто священника, – ответил Йост. – Священника высшего ранга, я думаю. Папы. У шимпанзе появился папа.
 
      Гримски за последнее время здорово сдал, причем как-то сразу, неожиданно. Вчера мы заметили, как он в одиночестве медленно пересек лужайку и пошел дальше, обходя территорию заповедника. Шимпанзе добрел до самого пруда с небольшим водопадом, затем приковылял, вышагивая тяжело и немного торжественно, к месту сбора шимпанзе в дальнем конце рощи. Сегодня он тихо сидел у ручья, время от времени раскачиваясь вперед-назад и обмакивая ноги в воду. Проверив нашу картотеку, я обнаружил, что ему сорок три года – для шимпанзе это уже немало, хотя известно, что некоторые из них живут до пятидесяти лет и больше. Майк хотел отвести его в стационар, но потом мы подумали: если он собрался умирать – а по всему было заметно, что так оно и есть, – пусть у него будет возможность завершить жизнь с достоинством и так, как ему самому хочется. Джейн отправилась в рощу с визитом и сообщила, что никаких явных признаков заболевания у него не нашла. Просто годы совсем иссушили Гримски, и час его был уже близок.
      При мысли о нем у меня возникает ощущение огромной утраты, потому что Гримски – это острый ум, поразительная память, изобретательность и вдумчивость. Долгие годы он был единственным самцом-альфой, но десять лет назад, когда достиг зрелости Лео, Гримски без всякого сопротивления уступил ему власть. За сморщенным его лбом покоится, должно быть, настоящая сокровищница тонких и удивительных прозрений, концепций и догадок, о которых мы, возможно, даже не подозреваем. И очень скоро все это исчезнет. Остается только надеяться, что он сумел передать свою мудрость Лео, Аттиле, Алисе и Рамоне.
 
      Сегодня еще одна новость: ритуальная раздача мяса. Мясо не играет в диете шимпанзе большой роли, но они его любят, и, сколько я помню, среда всегда была у нас мясным днем, когда мы выдавали им говядину на ребрах, или куски баранины, или еще что-нибудь в таком же духе. Процедура дележки сразу выдает дикую наследственность шимпанзе: первыми, пока остальные смотрят, наедаются самцы-альфы, затем просят и получают свою долю более слабые самцы, и лишь после этого набрасываются на остатки самки и молодняк. Сегодня у нас мясной день. Лео, как обычно, урвал себе первый кусок, но дальше произошла совершенно удивительная вещь. Он позволил поесть Аттиле, после чего велел ему предложить кусок Гримски. Тот совсем уже ослабел и отпихнул мясо в сторону. Затем Лео надел шляпу Венделманса и принялся раздавать небольшие куски всем остальным. Шимпанзе подходили к нему один за другим, сохраняя установленный иерархический порядок, и исполняли обычную просительную пантомиму, прикладывая руку к подбородку ладонью вверх, после чего Лео вручал каждому полоску мяса.
      – Как святое причастие, – пробормотал Чарли Дамиано. – И Лео служит у них мессу.
      Если наши предположения хоть в чем-то верны, то у нас тут появилась настоящая религия, очевидно, разработанная Гримски под началом Лео. И выцветшая синяя рабочая шляпа Хэла Венделманса служит им тиарой папы.
 
      Бет Ранкин разбудила меня рано утром.
      – Идем скорее. Они что-то очень странное проделывают со стариком Гримски.
      Я мгновенно вскочил и оделся. Теперь у нас постоянно действующая кабельная система, которая позволяет видеть, что происходит в дубовой роще. Все мы собрались перед экраном. Гримски с закрытыми глазами и почти неподвижно стоял на коленях у самой воды спиной к ручью. Лео в шляпе с торжественным видом завязывал на плечах Гримски рубашку Венделманса.
      Вокруг них расселись на корточках больше десятка взрослых шимпанзе.
      – Что происходит? – спросил Берт Кристенсен. – Лео делает из Гримски папского ассистента?
      – Думаю, Лео напутствует его перед кончиной, – сказал я.
      А что еще это могло быть? Лео в своем священном головном уборе довольно долго говорил, вовсю используя новые жесты – язык священнодействия, ставший у шимпанзе своего рода эквивалентом латыни, иврита или санскрита, – и пока тянулось выступление, конгрегация периодически откликалась всплесками, как мне показалось, одобрения, выражаемого то жестикуляцией, то невразумительными псевдочеловеческими звуками, которые Дейв Йост считал подобием голоса богов. Гримски все это время сидел молча, отрешенно. Лишь изредка кивал, бормотал что-то и легонько постукивал себя по плечам – тоже новый жест, значения которого мы не знали. Церемония продолжалась больше часа. Затем Гримски вдруг рухнул лицом вперед. Конг с Чампом подхватили его под руки и аккуратно уложили на землю.
      Две, три, пять минут все шимпанзе сидели неподвижно. Наконец Лео подошел к Гримски, снял шляпу и положил ее рядом. Потом очень осторожно развязал на Гримски рубашку. Тот не шевельнулся. Лео накинул рубашку себе на плечи и снова напялил шляпу, затем повернулся к наблюдающим за ним собратьям и изрек, используя старые абсолютно понятные нам жесты:
      – Теперь Гримски будет человек.
      Всех нас это буквально потрясло. Кто-то всхлипнул. Мы переглядывались, но никто не проронил ни слова.
      Похоронная церемония тем временем, по-видимому, завершилась, и шимпанзе стали расходиться. Лео тоже побрел прочь. Шляпу он небрежно держал в одной руке, другой волочил по земле рубашку. Вскоре у ручья остался только Гримски. Мы выждали минут десять и отправились к роще. Казалось, Гримски мирно спит, но он действительно был мертв, и нам пришлось забрать его с собой. Весил он совсем мало, и мы с Бертом отнесли тело в лабораторный корпус для вскрытия.
      Через несколько часов небо потемнело, и над северными холмами сверкнула молния. Почти сразу же загрохотал гром и хлынул дождь. Джейн показала рукой в сторону лужайки, и мы увидели, что все самцы исполняют какой-то странный гротескный танец. Они ревели, раскачивались, топали ногами, колотили руками по стволам деревьев, обрывали ветви и хлестали ими по земле. Печаль? Ужас? Радость от того, что Гримски перешел в божественное состояние? Никто, конечно, не мог этого объяснить. Никогда раньше мне и в голову не приходило бояться наших питомцев. Я слишком хорошо знал их и относился как к братьям меньшим. Но сейчас они производили действительно устрашающее впечатление. Такую сцену можно было увидеть, наверно, только на заре времен. Гонцо, Конг, Аттила, Чамп, Бастер, Клавдий и сам папа Лео – все они, несмотря на бешеный ливень, как одержимые продолжали отплясывать свой непостижимый ритуальный танец.
      Гроза кончилась так же неожиданно, как и началась, Дождь переместился на юг, а плясуны, крадучись, удалились в рощу, где каждый влез на свое любимое дерево. К полудню снова стало тепло и солнечно, как будто ничего особенного у нас не произошло.
 
      Спустя два дня после смерти Гримски меня снова разбудили рано утром. На этот раз Майк Фалкенберг. Он тряхнул меня за плечо и заорал, чтобы я просыпался, а когда я сел, хлопая глазами, в постели, сказал:
      – Чикори мертва! Я сегодня встал пораньше, хотел прогуляться, и нашел ее неподалеку от того места, где умер Гримски.
      – Чикори? Но ей всего…
      – Одиннадцать, двенадцать или что-то около того. Я знаю. Пока Майк будил остальных, я быстро оделся, и мы двинулись к ручью. Чикори лежала на земле, раскинув руки, но это совсем не походило на мирный сон: из уголка рта у нее сбегал запекшийся ручеек крови, в широко раскрытых глазах застыл страх, пальцы скрючились, превратив ладонь в когтистую лапу. На влажной земле вокруг отпечатались многочисленные следы. Я пытался вспомнить, бывали ли в племени шимпанзе убийства, но ничего похожего на память не приходило. Ссоры, да, и затянувшиеся случаи вражды, и время от времени драки, порой довольно жестокие, с серьезными увечьями. Но такого здесь никогда не было.
      – Ритуальное убийство, – пробормотал Пост.
      – Или, может, жертвоприношение? – предположила Бет Ранкин.
      – Что бы это там ни было, – сказал я, – они учатся слишком быстро и проигрывают всю эволюцию религии, включая самые отвратительные ее моменты.
      Нужно будет поговорить с Лео.
      – Стоит ли? – спросил Йост.
      – А почему нет?
      – До сих пор мы не вмешивались. И если мы хотим увидеть, чем все это обернется…
      – Сегодня ночью, – сказал я, – папа и его кардиналы набросились на молодую добродушную самку шимпанзе и убили ее. Возможно, сейчас они где-нибудь прячутся и готовятся отправить в обезьяний рай Алису, или Рамону, или двойняшек Анны-Ливии. Я думаю, мы должны решить, стоят ли наблюдения за эволюцией религии у шимпанзе потерь незаменимых членов этого уникального сообщества. Предлагаю позвать Лео и объяснить ему, что убийство – поступок порочный.
      – Он это знает, – сказал Йост. – Должен знать, по крайней мере. У шимпанзе не принято убивать.
      – Но Чикори мертва.
      – А если они считают это священнодействием? – настаивал Йост.
      – Тогда мы по одному потеряем всех наших питомцев и останемся в конце концов с двумя или тремя выжившими святошами. Ты этого хочешь?
 
      Поговорили с Лео. Когда они хотят, шимпанзе умеют хитрить, умеют управлять событиями в собственных интересах, но даже самые умные из них а Лео среди шимпанзе настоящий Эйнштейн – не научились лгать. Когда мы спросили его, где Чикори, он сказал, что Чикори теперь человек. Мне стало немного не по себе. Гримски теперь тоже человек, говорил Лео. Мы спросили, откуда он знает, что они превратились в людей, и Лео ответил:
      – Они ушли, куда ушел Венделманс. Когда уходят люди, они становятся богами. Когда уходят шимпанзе, они становятся людьми. Верно?
      – Нет, – сказали мы ему.
      Доказать шимпанзе несостоятельность его логики не так-то просто. Мы попытались объяснить Лео, что смерть приходит ко всем живым существам, что она естественна и свята, но только бог может решать, когда ей приходить.
      Бог, говорили мы, призывает к себе свои созданья по очереди. Бог призвал Хэла, бог призвал Гримски, бог призовет когда-нибудь Лео и всех остальных.
      Но он не призывал Чикори. Лео захотел узнать, чем плохо, что Чикори отправилась к богу раньше времени. Разве ей от этого не стало лучше? Нет, сказали мы, это только повредило Чикори. Она была бы гораздо счастливее, если бы жила здесь, с нами, а не отправилась к богу так рано. Похоже, Лео это не убедило. Чикори, сказал он, может теперь говорить слова ртом и носить на ногах ботинки. Он очень завидует Чикори.
      Тогда мы сказали, что бог рассердится, если будут умирать другие шимпанзе. И мы тоже рассердимся. Нельзя убивать шимпанзе, твердили мы ему.
      Бог хочет от Лео совсем не этого.
      – Я говорить с богом, узнать, что он хочет, – ответил Лео.
 
      Сегодня утром мы нашли на берегу пруда мертвого Бастера. По всему было видно, что это еще одно ритуальное убийство. Спокойно выдержав наши взгляды, Лео объяснил: бог приказал, чтобы все шимпанзе стали людьми как можно скорее, а достичь этого можно только опробованным на Чикори и Бастере способом.
      Сейчас Лео в изоляторе. Выдачу мяса мы тоже отменили. Йост голосовал по этим двум пунктам против, утверждая, что мы рискуем наделить Лео ореолом религиозного мученика и тем самым укрепить его и без того значительное влияние на остальных шимпанзе. Но эти убийства нужно как-то прекратить.
      Лео, конечно, знает, что нам не нравятся его действия. Но если он уверует в справедливость своего пути, никакие наши слова или поступки не смогут его переубедить.
 
      Сегодня звонила Джуди Венделманс. Сказала, что более или менее справилась со своими переживаниями, скучает по работе, скучает без шимпанзе. Как мог осторожно, я рассказал ей, что у нас происходит. Она молчала довольно долго – Чикори была одной из ее любимиц, а горя в это лето ей и без того хватило, – потом наконец сказала:
      – Кажется, я знаю, что нужно делать. Прилечу завтра дневным рейсом.
      Во второй половине дня мы обнаружили Мимси, убитую так же, как Чикори и Бастер. Лео по-прежнему отбывает наказание в изоляторе – уже третий день, но, очевидно, конгрегация сумела совершить обряд и без своего вожака.
      Смерть Мимси сильно меня расстроила, да и не меня одного. Все мы выбиты из колеи, работа буквально валится из рук. Возможно, нам придется разбить устоявшееся сообщество шимпанзе, чтобы спасти их от самих себя. Может быть, мы сумеем разослать их по разным исследовательским центрам – по трое, по пятеро, как получится – и продержать там до тех пор, пока все это не уляжется. Но что будет, если не уляжется? Что будет, если те, кого мы разошлем, обратят всех остальных обезьян в исповедуемую Лео веру?
 
      По прибытии Джуди первым делом попросила выпустить Лео.
      – Мне необходимо с ним поговорить, – сказала она.
      Мы открыли изолятор, и Лео выбрался наружу, щурясь от яркого света.
      Настороженно и немного смущенно он поглядел сначала на меня, затем на Йоста и Джейн, словно пытался угадать, кто из нас будет устраивать ему разнос. Потом взгляд шимпанзе остановился на Джуди. Казалось, он увидел привидение. Издав горлом какой-то глухой хриплый звук, Лео попятился.
      Джуди сделала приветственный жест и протянула ему руки. Совершенно потрясенный Лео стоял на месте и мелко вздрагивал. Шимпанзе привыкли, что время от времени мы уезжаем в отпуска и возвращаемся через месяц-другой, но, надо полагать, он совсем не ожидал снова увидеть Джуди. Скорее всего, он решил, что она ушла туда же, куда отправился ее муж, и ее неожиданное появление повергло Лео в крайнее смятение. Очевидно, Джуди все это поняла и тут же воспользовалась ситуацией, прожестикулировав Лео:
      – Хэл просил меня поговорить с тобой.
      – Говори, говори, говори.
      – Пойдем прогуляемся, – предложила Джуди.
      Она взяла Лео за руку и повела на территорию заповедника, где они спустились по склону холма и направились в сторону лужайки. Я наблюдал за ними, оставшись наверху: высокая, худощавая женщина и плотный, мускулистый шимпанзе шли рядом, держась за руки. Время от времени они останавливались, чтобы переброситься репликами: несколько знаков Джуди, потом суматошная жестикуляция Лео в ответ; снова Джуди – на этот раз она говорила долго, а Лео, наоборот, ответил что-то совсем краткое; еще один каскад жестов Джуди, и Лео уселся на корточки, дергая стебельки травы и качая головой.
      Сначала он долго хлопал себя по локтям, что говорило о его смятении, потом уткнулся в ладонь подбородком, задумался и наконец снова взял Джуди за руку. Отсутствовали они больше часа, но за все это время никто из шимпанзе не решился подойти к ним. Когда Джуди и Лео вернулись к главному корпусу, неторопливо поднявшись по склону холма и по-прежнему держась за руки, глаза у Лео светились, и то же самое можно было сказать про Джуди.
      – Теперь все будет в порядке, – сказала Джуди. – Правда, Лео?
      – Бог всегда прав, – ответил он.
      Джуди сделала знак «можешь идти», и Лео медленно побрел к заповеднику.
      Едва он скрылся из виду, Джуди отвернулась от нас, всхлипнула, но потом справилась с собой и попросила чего-нибудь выпить.
      – Посланник бога – не самая легкая работа, – произнесла она.
      – Что ты ему сказала? – спросил я.
      – Сказала, что была в раю, навещала Хэла. Что Хэл постоянно смотрит вниз, на землю, и очень гордится Лео, но его беспокоит, что Лео отправляет к нему слишком много шимпанзе и делает это слишком рано. Сказала, что бог не был готов принять Чикори, Бастера и Мимси, что теперь придется очень долго держать их в специальной кладовой и ждать, пока не наступит их время, а им от этого плохо. Еще я сказала, что Хэл просил передать Лео, чтобы он сам больше не отправлял к нему шимпанзе. Потом подарила ему старые наручные часы Хэла, чтобы он мог надевать их во время службы, и Лео пообещал подчиниться желаниям бога. Вот и все. Подозреваю, что тем самым я добавила к происходящему здесь новый большой пласт мифологии, но надеюсь, вы не осудите меня за это. Думаю, убийств больше не будет. И, пожалуй, я выпила бы еще.
      Во второй половине дня мы заметили, что шимпанзе снова собрались у ручья. Лео поднял руку, и в золотой полоске на его тонком волосатом запястье ослепительно блеснуло солнце. Конгрегация отозвалась громкими выкриками на «языке богов» и пустилась в пляс вокруг Лео. Потом Лео надел священную шляпу, накинул на плечи священную рубашку и принялся выразительно двигать руками, а шимпанзе с трепетом внимали тайным священным знакам священного языка жестов.
      Убийств действительно больше не было. И я думаю, не будет. Возможно, через какое-то время наши шимпанзе потеряют интерес к религии и займутся чем-нибудь еще. Но пока все остается по-прежнему. Церемонии продолжаются и становятся день ото дня сложнее. У нас уже тома уникальных наблюдений. Бог смотрит на все это с небес и благосклонно улыбается. А Лео с гордостью носит свои папские атрибуты и раздает прихожанам благословения в святых кущах.