В тот самый момент, когда за дальней стороной пирамиды открылся потрясающий вид на храм Кецалькоатля, Хилгард почувствовал резкий приступ головокружения и покачнулся, словно памятники Теотиуакана вдруг содрогнулись от легкого землетрясения. Прислонившись к ограждению, он ждал, пока пройдет слабость и охватившее его ощущение растерянности. Жара виновата? Высота? Или пришла расплата за вчерашний ужин с огненными приправами? Здесь, в Мексике, туристы быстро привыкают к мысли, что в любой момент можно ждать расстройства желудка.

Однако вскоре слабость прошла, причем так же неожиданно, как и накатила. Хилгард с замиранием сердца взглянул на колоссальные лестничные ступени храма. Из массивных каменных блоков, словно морды динозавров, торчали головы пернатых змей. Тут и там еще сохранились следы фресок полуторатысячелетней давности, украшавших некогда стены храма. Хилгард отснял восемь или девять кадров. Но было слишком жарко, он устал и все еще чувствовал себя немного неуверенно после недавнего приступа. Кроме того, поджимало время: в два часа он договорился с шофером встретиться на центральной стоянке и ехать в Мехико. До двух оставалось совсем немного, а стоянка располагалась по меньшей мере в миле к северу. Дорога туда пролегала по открытой солнцу улице, известной как Дорога мертвых. Припомнив все это, Хилгард пожалел, что не начал свою экскурсию здесь, у потрясающего храма Кецалькоатля, а растратил запас утренней бодрости, ползая по двум огромным пирамидам в дальнем конце археологической зоны.

Но жалеть было уже поздно, и Хилгард торопливо двинулся к стоянке. Он остановился только один раз, купил кружку пива, но оно оказалось теплым и противным. В четверть третьего он, запыхавшись и насквозь пропотев, добрался наконец до стоянки. Ни водителя, ни черного побитого такси. Видно, еще не вернулся с ленча, решил Хилгард с облегчением — ему не хотелось чувствовать себя виноватым. Но в то же время он подумал с раздражением: вот еще пример мексиканской пунктуальности. Что ж, теперь есть время сделать несколько снимков Пирамиды Солнца и, может быть…

— Сеньор? Сеньор!

Хилгард обернулся. Из маленького блестящего «Фольксвагена» выбрался водитель и замахал ему рукой.

— Ваша жена, сеньор, будет через несколько минут. Она решила сделать еще снимки с вершины большой пирамиды и просила подождать. Это недолго.

— Я думаю, вы приняли меня за кого-то другого, — сказал Хилгард.

Водитель озадаченно посмотрел на него.

— Но вы ее муж, сеньор.

— Извините, я вообще ни чей не муж.

— Это шутка? Я не понимаю, — на всякий случай водитель неуверенно улыбнулся. — Блондинка. Темные очки. Я вас посадил у отеля «Сенчури», в Зона-Роса, сегодня в десять утра, вы помните? А десять минут назад она сказала мне: «Пусть мой муж немного подождет, я совсем ненадолго. Хочу еще раз снять пирамиды». И…

— Я остановился в отеле «Президент», — сказал Хилгард. — И я не женат. Сегодня утром я приехал на черном такси марки «форд», а моего водителя зовут Чучо.

Честная, располагающая улыбка не сошла с лица мексиканца, но рот немного перекосился, и во взгляде появилось что-то враждебное, словно он решил, будто гринго хочет вовлечь его в какой-то непонятный и недобрый розыгрыш.

— Я знаю Чучо, — медленно произнес водитель. — Сегодня утром Чучо повез в Хочимилько каких-то американцев. Может быть, он возил вас вчера?

— Мы еще с вечера обо всем договорились и встретились с ним сегодня у отеля «Президент». Мне это обошлось в тысячу семьсот песо. — Хилгард огляделся по сторонам, опасаясь, что разговор станет еще более запутанным, если Чучо не появится в ближайшее время. — Вы, должно быть, принимаете меня за какого-то другого американца. Я путешествую один и, в общем-то, не имею ничего против знакомства с интересной блондинкой, но я холост и совершенно уверен, что приехал сюда не с вами, а с другим водителем. Извините, если…

— Вон ваша жена, сеньор, — холодно произнес мексиканец.

Хилгард повернулся. Стройная, привлекательная женщина лет за тридцать с короткими волнистыми волосами и внимательным открытым лицом пробиралась в их сторону мимо беспорядочно расставленных сувенирных киосков у входа на стоянку.

— Тед! — крикнула она. — Я здесь!

Хилгард смотрел на нее в полном недоумении: никогда раньше он не встречал эту женщину. Когда она подошла, он все же заставил себя улыбнуться. Что можно сказать в такой ситуации, если он даже не знает, как ее зовут? Извините, мадам, но я вовсе не ваш муж? Может быть, подумалось ему, это какая-нибудь телевизионная программа, из тех, чьи создатели разрабатывают сложные сценарии, чтобы разыграть ничего не подозревающую жертву, и он оказался в центре подобного розыгрыша? Видимо, когда им надоест эта игра, его завалят призовыми образцами домашней утвари и билетами бюро путешествий… Извините, мадам, но я на самом деле не тот, кто вам нужен, хотя зовут меня точно так же и мы невероятно похожи… Так и сказать?

Она подошла ближе и заговорила:

— Жалко, что ты не полез со мной на пирамиду. Знаешь, что там происходило последние полчаса? Празднование весеннего равноденствия. Это какой-то ацтекский обряд. Благовония, ритуальное пение, зеленые ветви, две белые голубки, которых только что отпустили… Захватывающее зрелище, и я засняла на пленку практически все. Подержи, пожалуйста, — без перехода добавила она, снимая с плеча тяжелую сумку с аппаратурой и вручая ее Хилгарду. — Боже, какая жара! Тебе понравился тот храм? Мне очень не хотелось тащиться туда по жаре пешком, и я надеюсь, что не пропустила ничего…

— Уже поздно, миссис. Мы едем в город? — вмешался в разговор водитель, стоявший неподалеку.

— Да, конечно. — Она заправила в брюки выбившиеся полы рубашки, взяла из рук Хилгарда сумку с камерой и двинулась вслед за водителем к «Фольксвагену». Хилгард продолжал в растерянности стоять на месте, тщетно высматривая на стоянке Чучо с его старым черным «фордом» и лихорадочно пытаясь сообразить, как ему поступать дальше. Сделав несколько шагов, блондинка обернулась, нахмурилась и спросила:

— Тед? В чем дело?

Хилгард издал какой-то невразумительный звук и в замешательстве махнул рукой. Может быть, сказал он себе, на него нашло затмение? Или же приступ головокружения у храма Кецалькоатля случился из-за солнечного удара, и теперь у него отшибло память? Может быть, она действительно его жена? Хилгард был совершенно уверен, что прожил холостяком всю свою жизнь, за исключением тех восьми месяцев с Беверли двенадцать лет назад. Он вполне отчетливо представлял себе свою холостяцкую квартиру на Третьей авеню: три симпатичные комнаты, картины, небольшой шкаф со статуэтками доколумбовой эпохи. С такой же легкостью в памяти всплывали любимые рестораны, которые он посещал со знакомыми женщинами — Джудит, Джейн, Дениз. Эта живая, бойкая блондинка совсем не вписывалась в его воспоминания, и все же…

Он совершенно не представлял, что делать дальше. Пальцы рук дрожали, ноги превратились в застывшие глиняные глыбы. Словно в полусне, Хилгард двинулся к «Фольксвагену». Открывая дверцу машины, водитель бросил на него презрительно— ядовитый взгляд, предназначенный, видимо, для тех гринго, которые так набираются в середине дня, что даже не могут вспомнить, есть у них жена или нет.

Всю дорогу до Мехико женщина оживленно говорила об их планах. Как понял Хилгард, во второй половине дня они собирались посетить музей антропологии в парке Чапультепек, а на следующее утро должны были отправиться или в Куэрнаваку, или в Гвадалахару — в зависимости от того, кто из них возьмет верх в полусерьезном споре, завязавшемся несколько дней назад. Хилгард, как мог, поддерживал разговор, но в конце концов замолчал, сославшись на то, что устал и перегрелся на солнце. Вскоре навстречу им поползли серые языки смога, и они въехали в пригороды Мехико. Машин в это воскресенье было на дорогах немного, поэтому шофер лихо промчался по широкой Пасео де ла Реформа, резко свернул к району Зона-Роса и высадил их напротив изящной черно-белой башни отеля «Сенчури».

— Оставь ему на чай побольше, дорогой, — сказала женщина Хилгарду. — Мы задержали его дольше, чем следовало.

Хилгард вручил хмурому водителю две бумажки по тысяче песо, махнул рукой, чтобы тот оставил себе сдачу, и они прошли в отель.

— Возьми ключ, хорошо? — сказала она, входя в холл. — Я пока вызову лифт.

Хилгард подошел к стойке и с просительным выражением лица посмотрел на дежурную.

— Добрый день, мистер Хилгард. Надеюсь, вам понравились пирамиды, — произнесла она на беглом английском и вручила ему ключ от номера 177.

Мне это снится, говорил себе Хилгард, вспоминая комфортабельный номер на седьмом этаже отеля «Президент». Сон, галлюцинация. Он вошел в лифт вместе с блондинкой, она нажала кнопку с цифрой 17, и они медленно доехали к себе всего с одной пугающей остановкой между десятым и одиннадцатым этажом, когда вдруг упало напряжение. Номер 177 оказался компактно, без излишеств обставленной комнатой с полукруглой двуспальной кроватью и небольшим баром, заполненным миниатюрными бутылочками и всем необходимым для коктейлей. Женщина достала из бара бренди и спросила:

— Тебе налить рома, Тед?

— Нет, спасибо.

Он принялся бродить по номеру, присматриваясь к деталям. Женская косметика, занимающая почти всю полочку над раковиной: тени, румяна, лосьоны и бог знает что еще. Одинаковые чемоданы в шкафу. Аккуратно развешанные мужские рубашки и пиджак — не его, но такого же типа, что привык носить он. Книга на ночном столике — новый роман Апдайка. Он прочел его несколько месяцев назад, но, очевидно, в каком-то другом издании, поскольку у этого обложка была красной, а он хорошо помнил, что читал книгу в синей.

— Я пойду приму душ, — сказала она. — А потом мы поедим и отправимся в музей, хорошо?

Хилгард поднял глаза. Уже раздевшись, она проследовала в ванную, и, прежде чем закрылась дверь, он с удивлением успел заметить маленькие груди и ягодицы с ямочками. Выждав, когда зашумит вода, Хилгард достал из открытой сумочки ее бумажник с обычным набором кредитных карточек, несколькими туристическими чеками и толстой пачкой мексиканских банкнотов. Там же лежали и водительские права: Сесилия Хилгард, тридцать шесть лет, рост — пять футов пять дюймов, волосы — светлые, глаза — голубые, вес — 124 фунта, замужем. Замужем! Домашний адрес — 85-я Ист-стрит. На карточке в правом кармашке бумажника значилось: «Если с владельцем бумажника произойдет несчастный случай, сообщить Теодору Хилгарду по адресу 85-я Ист-стрит либо в контору „Хилгард и Хилгард“ на 57-й Вест-стрит». Хилгард разглядывал карточку так пристально, словно текст был написан на санскрите… Он всегда жил на углу 62-й Ист-стрит и Третьей авеню, в двух кварталах к северу от своего выставочного зала. В этом Хилгард мог просто поклясться, и ему предельно отчетливо представлялось, как он идет по Третьей авеню, поглядывая на здание «Блумингдейлс», сворачивает на 60-ю Ист… Два Теда Хилгарда? С совершенно одинаковой внешностью?..

— Что ты ищешь? — спросила Силия, выходя из ванной и вытираясь полотенцем.

Щеки Хилгарда налились краской, и он пристыжено сунул бумажник на место.

— Э-э-э… просто хотел проверить, сколько песо у тебя еще осталось. Я подумал, что завтра утром, когда откроется банк, нам, может быть, придется обменять несколько чеков.

— Я уже обменяла в пятницу. Забыл?

— М-м-м, да, видимо, вылетело из головы.

— Тебе нужны песо?

— Нет, у меня пока достаточно, — ответил он.

Поесть они решили в ресторане отеля, и во время ленча Хилгарду постоянно казалось, что он сидит через стол от ящика с динамитом. Он еще не созрел, чтобы признаться в собственном помешательстве, но очень немногое из того, что Хилгард мог ей сказать, содержало какой-то смысл, и рано или поздно она должна была это заметить. У него возникло такое чувство, словно он вошел в кинозал посреди фильма и теперь пытается понять, что происходит на экране, но здесь ситуация выглядела сложнее, гораздо сложнее, потому что на самом деле он не просто смотрел кино, а исполнял в нем главную роль. С середины фильма Хилгард оказался за столом с совершенно незнакомой ему женщиной, на которой он, оказывается, женат и, судя по всему, не первый год. Впрочем, людям, прожившим вместе несколько лет, обычно мало что есть сказать друг другу за ленчем, и Хилгард, горячо благодарил судьбу за продолжительные паузы в разговоре. Когда Силия все же спрашивала что-нибудь, он отвечал осторожно и кратко. Всего один раз он позволил себе назвать ее по имени, но обращение «Силия» вызвало у нее мимолетный недоумевающий взгляд, и это еще больше озадачило Хилгарда. Может быть, он должен звать ее каким-то ласкательным именем? Или она привыкла, что все зовут ее не Силией, а как-нибудь еще? Может быть, Си? Силли? Или, например, Чарли? Неразрешимая загадка. Медленно допивая кофе, Хилгард снова вспомнил тот краткий приступ головокружения у храма Кецалькоатля, когда все закачалось и завертелось у него в голове. Бывает ли так, чтобы с человеком случился удар, но при этом его не парализовало, а только отшибло память? Возможно, и бывает. Но у него не просто амнезия, поскольку он располагает исчерпывающим набором ясных воспоминаний о другой жизни, без Силии. Жизни, в которой он был вполне устроенным холостяком и преуспевающим владельцем выставочного зала. Настоящей полной жизни с друзьями, любовницами, путешествиями. В той жизни он прилетел в Мексику три дня назад, рассчитывая насладиться неделей благостного одиночества, теплой погоды, острой пищи и, может быть, кое-каких интересных находок для своей коллекции. Каким образом все это может возникнуть в памяти после удара: дружелюбный шофер Чучо, черное такси марки «форд», номер на седьмом этаже в отеле «Президент»?..

— Я забыл в комнате одну вещь, — сказал он Силии. — Сейчас быстро сбегаю, и пойдем.

Поднявшись в номер, он позвонил в «Президент».

— Мистера Хилгарда, пожалуйста.

— Минутку. — Долгая пауза. — Повторите, пожалуйста, фамилию.

— Хилгард. Теодор Хилгард. Если я не ошибаюсь, он в номере 770.

Еще более долгая пауза.

— Извините, сэр. Мистер Хилгард у нас не останавливался.

— Понятно, — произнес Хилгард, ничего не понимая, и повесил трубку. Потом взглянул на себя в зеркало, пытаясь отыскать какие-нибудь признаки удара — отекшие веки или провисающие щеки… Ничего. Абсолютно ничего. Но лицо у него приобрело странный серый оттенок, и Хилгарду подумалось, что выглядит он на тысячу лет.

Выйдя из отеля, они остановили такси и отправились в археологический музей. Хилгард неоднократно бывал там, причем последний раз за день до того. Но из реплик Силии ему стало ясно, что она тут впервые, и это только прибавило хлопот: приходилось делать вид, будто он совершенно не знаком с музеем. Перемещаясь по залам, он, как мог, изображал удивление и свежий восторг по поводу экспонатов, знакомых ему уже многие годы, — огромные ольмекские головы из камня, устрашающая статуя богини Коатликуэ, инкрустированные нефритом маски… Впрочем, иногда необходимость в фальшивых чувствах отпадала. В ацтекском зале, слева от Камня Солнца, Хилгард обнаружил высокую мраморную стелу, которой еще день назад не было. Совершенно новым для него оказался стеклянный шкаф, заполненный удивительными ольмекскими статуэтками. Зал майя тоже выглядел совсем не таким, каким он его помнил. Хилгард никак не мог понять, в чем дело. Даже огромный фонтан в форме зонтика, расположенный во внутреннем дворике музея, отличался от того, который запечатлелся в его памяти: из сегодняшнего торчали в разные стороны золоченые спицы. От всех этих маленьких странностей, накопившихся за день, Хилгарда буквально лихорадило, и Силия несколько раз спросила, не заболел ли он.

В тот вечер они пообедали в уличном кафе за несколько кварталов от отеля, потом гуляли пешком и вернулись в свой номер незадолго до полуночи. Когда пришло время раздеваться и ложиться спать, Хилгарду снова стало не по себе. Может быть, она ждет от него внимания? Эта мысль просто сразила его. Не то чтобы Силия была непривлекательна, отнюдь. Но ведь совершенно чужой человек… Он всегда предпочитал длительное ухаживание, ощущение непринужденности в общении со своими избранницами, духовную близость, любовь. Но даже если отмахнуться от собственных наклонностей, как мог он рассчитывать на успех, притворяясь мужем этой женщины? Все мужчины ведут себя в таких ситуациях по-разному, и она в два счета поймет, что он кто-то другой, или заподозрит неладное, ведь ему совершенно не знакомы все эти ритуалы и привычки, которые семейные пары вырабатывают и сохраняют годами. Неизвестно еще, как она поведет себя, если он обнаружит полное незнание их семейной жизни…

Хилгард панически боялся признаться, что чувствует себя каким-то перемещением из того мира, который по-прежнему считал своей настоящей жизнью. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберется, что с ним произошло. К счастью, Силия была не в настроении. Она просто чмокнула его в щеку и кратко, почти по-дружески, обняла, затем повернулась на бок и прижалась к нему спиной. Хилгард прислушивался к ее ровному дыханию и долго не мог заснуть, размышляя о той неестественной ситуации, в которую попал, оказавшись в постели с женой другого человека. Даже при том, что Силия действительно была женой Теда Хилгарда, ситуация почему-то ассоциировалась у него с понятием супружеской неверности…

От гипотезы, в которой фигурировал удар, пришлось отказаться. Слишком многое она оставила без объяснений. Но что тогда? Внезапное помешательство? Он совсем не чувствовал себя сумасшедшим. Вот окружающий мир действительно свихнулся, а сам он казался себе по-прежнему спокойным, уравновешенным и педантичным. Настоящее безумие наверняка должно выглядеть более дико и хаотично. Но если это не потеря памяти и не приступ всепоглощающего самообмана, то что происходит? Может быть, там, в Теотиуакане, открылись вдруг ворота между двумя мирами, и в тот момент, когда на него накатило это странное головокружение, он перешагнул в мир другого Теда Хилгарда, а тот соответственно очутился в его собственном мире? Бред, конечно. Но происходящее с ним тоже походило на бред.

Утром Силия сказала:

— Я придумала, как разрешить наш спор насчет Куэрнаваки и Гвадалахары. Мы просто, отправимся в Оахаку.

— Блестяще! — воскликнул Хилгард. — Мне так нравится Оахака! Нужно будет только позвонить в «Президенте Конвенто» и заказать номер. Это прекрасный отель со старинными двориками…

— Когда это ты был в Оахаке, Тед? — спросила она удивленно.

— Э-э-э… довольно давно, — смущенно ответил Хилгард. — Еще до того, как мы поженились…

— А мне казалось, что ты в Мексике первый раз.

— Разве я так говорил? — Хилгард густо покраснел. — Не знаю, о чем я тогда думал. Должно быть, имел в виду, что мы в первый раз едем сюда вместе. Я едва помню Оахаку, поскольку это было давно, но я действительно летал туда как-то на уик-энд…

Все это звучало крайне неубедительно. Силия, конечно, заметила несоответствие, но предпочла не вдаваться в подробности, за что Хилгард был ей очень признателен. Однако он понимал, что эти маленькие противоречия и фальшивые ноты в его высказываниях откладываются у нее в памяти, и рано или поздно она потребует объяснений.

Меньше чем через час они закончили приготовления к поездке и в полдень вылетели в Оахаку. Прибыв в отель, Хилгард вдруг испугался, что клерк, запомнив его по визиту двухлетней давности, может сразу обратиться к нему по имени, но все обошлось. Сидя перед обедом в отеле у бассейна, Силия и Хилгард листали путеводители и планировали экскурсии по Оахаке — поездка к руинам Монте-Альбан, вылазка в Митлу, утреннее посещение знаменитого Субботнего рынка, — и снова ему пришлось разыгрывать неосведомленность обо всех этих местах, которые на самом деле он прекрасно знал.

В тот вечер они пообедали на балконе великолепного баскского ресторана, откуда открывался вид на центральную площадь города, и отправились к отелю пешком. Свежий аромат ночного воздуха окутывал улицы, с площади доносились звуки оркестра. На полпути к отелю Силия взяла его за руку. Хилгард едва ее не отдернул, но все же удержался: даже этот совершенно невинный жест заставил его почувствовать себя бессовестным мошенником. Когда они добрались до отеля, Хилгард предложил зайти в бар и выпить перед сном.

— Уже поздно, — сказала она мягко. — Пойдем к себе.

За обедом они выпили графинчик сангрии и бутылку красного мексиканского вина, отчего у Хилгарда возникло ощущение раскованности и спокойствия. Но это ощущение не заслоняло страха перед ожидающим его испытанием. Он остановился на лестничной площадке и взглянул на сверкающий отражениями бассейн. Тяжелые пурпурные кисти бугенвиллей у древней каменной стены внутреннего дворика казались в лунном свете почти черными. Картину дополняли огромные соцветия гибискуса, беспорядочно разбросанные по лужайке, и странные шипастые цветы, поднимавшиеся из пышной листвы. Силия тронула его за локоть.

— Пойдем.

Хилгард кивнул. Когда они оказались в номере, Силия включила свет и начала раздеваться. Взгляды их встретились, и он заметил, как на ее лице желание сменилось тревогой и недоумением. Что-то было не так, и она это поняла. Притворись, приказал себе Хилгард. Притворись… Он робко обнял ее… Нет.

— Тед? — спросила она. — Тед, что происходит? Я не могу этого объяснить. Наверно, я схожу с ума. Со вчерашнего дня ты ведешь себя так странно…

Хилгард глубоко вздохнул.

— Вчера я увидел тебя в первый раз в жизни.

— Тед?!

— Это правда. Я не женат. У меня выставочный зал на 60-й Ист-стрит, недалеко от Второй авеню. В прошлый четверг я прилетел в Мексику один и остановился в отеле «Президент».

— Что ты такое говоришь, Тед?

— Вчера в Теотиуакане, когда я проходил около храма Кецалькоатля, у меня возникло очень странное ощущение, и с тех пор я, похоже, стал кем-то другим, но с тем же самым именем. Извини, Силия, наверно, я говорю невнятно? Я понимаю, в моих словах мало смысла.

— Мы женаты уже девять лет. Мы с тобой партнеры в фирме «Хилгард и Хилгард» на углу 57-й и Шестой.

— Изучение рынка… Странно. У нас есть дети?

— Нет. У нас квартира на 85-й, а летом мы обычно… Боже, Тед! Тед?

— Извини, Силия.

В темноте, смягчаемой лишь лунным светом, Хилгард заметил ее глаза — застывшие, испуганные, блестящие. В комнате стоял запах страха и его, и ее.

— Ты ничего не помнишь о нашей жизни? — хрипло спросила Силия. — Совсем ничего? В январе мы были с тобой в Сан-Франциско и останавливались в «Стэнфорд корт». Там все время лил дождь, и ты купил три статуэтки из слоновой кости в небольшом магазинчике напротив Гирарделли-сквер. Месяц назад мы получили от Брайса контракт на долгосрочный проект, и ты сказал: «Отлично. Давай махнем в Мексику и отпразднуем это событие. Нам ведь давно хотелось побывать в Мексике, а когда повторится такая возможность, неизвестно». В апреле мы должны представить в Атланте большой отчет, а в мае… Тед? Ты ничего не помнишь?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— Боже, ты меня пугаешь. Обними меня, Тед.

— Извини…

— Нас вдвоем ты тоже не помнишь?

— Вчера в два часа дня я увидел тебя впервые в жизни.

— Нужно завтра же лететь домой. Наверняка есть какой-то способ… Лекарства или, может быть, шокотерапия. Первым делом мы переговорим с Джудит Роуз…

— С кем? — Хилгард почувствовал маленький всплеск удивления.

— Ее ты тоже не помнишь?

— В том-то и дело, что помню. Я хорошо знаю Джудит Роуз.

Высокая, смуглая, вьющиеся черные волосы. Она профессор нейробиологии в Рокфеллеровском университете…

— В Нью-Йоркском медицинском, — перебила его Силия. — Но все остальное верно. Видишь? Ты не все забыл! Ты по-прежнему помнишь Джудит!

— Она в Рокфеллеровском, — сказал Хилгард. — Я знаю ее уже пять лет. И в эту поездку мы собирались вдвоем, но в самый последний момент ей пришлось отказаться, поскольку им предложили крупную дотацию. С самого начала было ясно, что ей придется заниматься этим делом не одну неделю, поэтому я поехал один, а она…

— О чем ты говоришь? — удивленно спросила Силия.

— Как о чем? Мы с Джудит встречаемся уже долго и…

Силия расхохоталась.

— О боже! Нет, это уже слишком! Ты и Джудит…

— Конечно, мы оба время от времени видимся с кем-то еще. Но Джудит у меня на первом месте. Ни она, Ни я, судя по всему, не созданы для семейной жизни, но в определенном смысле у нас идеальные отношения и…

— Прекрати, Тед.

— Я это говорю не для того, чтобы сделать тебе больно. Просто чтобы ты поняла, какие у нас с Джудит сложились отношения.

— Если ты таким оригинальным образом хочешь сообщить мне, что у тебя бывали романы, я это переживу. И даже не особенно удивлюсь. Но только при чем тут Джудит? Это абсурд. В нашем мире нет ничего постоянного, но в одном я могу быть уверена на все сто процентов: у Джудит нет никаких любовников. Они с Роном до сих пор как молодожены. Убеждена, Джудит — самая верная женщина в мире.

— Кто такой Рон?

— Рон Вольф, — ответила Силия. — Муж Джудит.

Хилгард отвернулся к окну и глухо произнес:

— В том мире, где я живу, у Джудит нет семьи. Так же, как и у меня. Она работает в Рокфеллеровском университете. И я не знаю никаких Ронов Вольфов или Силий, если уж на то пошло. Я никогда не занимался изучением рынка. Более того, я ровным счетом ничего в этом не понимаю. Мне сорок два года, и я учился в Гарварде, специализируясь по истории искусства. Один раз, уже давно, я был женат на женщине по имени Беверли, но это оказалось ошибкой, которую я не собирался повторять. Мне очень жаль, что я испортил тебе отпуск и вообще поломал жизнь, но я просто не знаю, кто ты такая и откуда взялась. Что ты обо всем этом думаешь?

— Я думаю, что тебе нужна квалифицированная помощь. И я сделаю все возможное, чтобы ты ее получил, Тед. Чем бы ты там ни заболел, я уверена, это можно поправить, если не жалеть терпения, любви, времени и денег.

— Мне вовсе не кажется, что я помешался, Силия.

— А я ничего подобного и не утверждаю. Ты сам сказал, что сходишь с ума. На самом деле у тебя какой-то нелепый психологический срыв, расстройство памяти…

— Нет, — сказал Хилгард. — Я думаю, это здесь ни при чем. У меня есть другая гипотеза. Представь себе, что перед храмом Кецалькоатля есть какое-то таинственное место, э-э-э… ворота, пространственная воронка — называй как хочешь. Тысячи людей посещают это место ежедневно, и ничего особенного не происходит. Но я оказался жертвой редчайшего случая с вероятностью в одну триллионную. Я отправился в Мексику в своем мире, и точно так же поступил Тед Хилгард твоего мира. Мы попали в Теотиуакан в одно и то же время и по какому-то невероятному совпадению одновременно оказались в той таинственной точке. Мы оба прошли сквозь эти ворота и поменялись местами. Это могло случиться только потому, что наши два мира соприкасались, и мы оказались достаточно идентичны и взаимозаменяемы.

— Вот это уже действительно походит на помешательство, Тед.

— Почему? Эта гипотеза не безумней других. В этом мире многое не так. Ты, Джудит, Рон. Здесь у романа Апдайка красная обложка. Я занимаюсь не искусством, а исследованиями рынка. В музее не такой фонтан. И отправить письмо здесь стоит не восемнадцать центов, а двадцать. Здесь почти все похоже, но немного не так, и чем дольше я наблюдаю, тем больше нахожу несоответствий. У меня в памяти полная, живая картина мира по другую сторону этих самых ворот. С мельчайшими подробностями. Такое не может быть просто психологическим расстройством. Они не бывают столь детализированными. Сколько здесь стоит отправить письмо?

— Двадцать центов.

— В моем мире это стоит восемнадцать. Видишь?

— А что тут видеть? — устало произнесла Силия. — Если ты заблуждаешься относительно того, кто ты есть на самом деле, ты так же искренне можешь считать, что эта почтовая услуга стоит восемнадцать центов. Тем более, что расценки постоянно меняются. Что это доказывает? Послушай, Тед, нам нужно обратно в Нью— Йорк. Мы найдем, как тебе помочь. Надо что-то делать. Я люблю тебя, и ты нужен мне таким, каким был всегда. Ты понимаешь? До сих пор мы были счастливы с тобой, и я не хочу, чтобы все это исчезло как дым.

— Извини, Силия.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Может быть. Может быть.

— А теперь давай спать. Мы оба очень устали.

— Отличная идея, — сказал Хилгард, легко касаясь ее запястья.

Она сжалась, словно испугалась того, что могло произойти дальше. Но для Хилгарда это прикосновение было как спасательная веревка, брошенная с борта корабля. Он чуть сжал ее руку, потом отпустил и откатился на край кровати. Несмотря на усталость, он долго не мог заснуть и лежал, настороженно вслушиваясь в тишину. Несколько раз Силия чуть слышно всхлипнула. Потом он все же заснул, но в эту ночь не видел никаких снов.

Хилгард предпочел бы остаться в Оахаке еще на несколько дней, побродить неторопливо по прекрасным древним улицам, подышать свежим воздухом, но Силия настояла на возвращении. Она хотела как можно скорее заняться его памятью, и одиннадцатичасовым самолетом Хилгарды вылетели в Мехико. В аэропорту Силия узнала, что днем есть рейс до Нью-Йорка, но Хилгард покачал головой.

— Сегодня мы останемся в Мехико, а полетим первым самолетом завтра утром.

— Почему?

— Я хочу вернуться в Теотиуакан.

— Боже, Тед! — выдохнула Силия.

— Ну сделай это ради меня. Я не улечу из Мексики, не убедившись до конца, что все потеряно.

— Ты надеешься, что тебе удастся просто перешагнуть в другой мир?

— Я не знаю, на что надеяться, но хочу проверить.

— И ты ожидаешь, что другой Тед Хилгард вдруг выйдет из-за пирамиды сразу, как только ты исчезнешь?

— Я ничего не ожидаю, — спокойно ответил Хилгард. — Но мне необходимо проверить.

— А если ты исчезнешь? Что будет, если ты исчезнешь в этой твоей пространственной воронке, а он так и не появится? Я останусь одна? Отвечай, Тед!

— Ты, кажется, начинаешь верить в мою гипотезу?

— Нет. Нет, Тед, но…

— Послушай, — сказал он, — если это действительно всего лишь сумасшедшая гипотеза, тогда ничего не произойдет. А если нет, то тогда, может быть, я вернусь в свой мир, а твой Тед вернется в этот. Кто знает? Я не могу лететь в Нью-Йорк, пока не проверю. Ну, уступи мне хотя бы в этом. Я прошу тебя, Силия. Пожалуйста.