— Откуда ты знаешь, что у слонов нет г'ракх? — спокойно перебил его Срин'гахар.
      — Мы… они… это же ясно, что… — Гандерсен замолчал, чувствуя неловкость. Подумав, он осторожно сказал:
      — Они никогда не проявляли никаких способностей, говорящих о наличии г'ракх. Они не ведут оседлой жизни, не имеют племенной структуры, никакой технологии, никакой религии, никакой культуры.
      — Мы тоже не ведем оседлой жизни в селениях и не имеем технологии, заметил нилдор. — Мы бродим по джунглям и пожираем листья и молодые веточки. Я слышал, как о нас так говорили, и это правда.
      — Но вы не такие. Вы…
      — Почему мы не такие? Слоны тоже бродят по лесам, едят листья и молодые веточки, разве не так? Они не носят чужих шкур, не делают орудий. У них нет книг. Однако ты утверждаешь, что у нас есть г'ракх, и вместе с тем упрямо заявляешь, что у них его нет.
      — Они не могут общаться друг с другом, — окончательно растерявшись, сказал Гандерсен. — Они могут сказать друг другу разве лишь о самых простых вещах — о пище, о спаривании, об опасности, и все. Если бы они владели настоящим языком, мы бы это давно обнаружили, а мы знаем лишь несколько основных звуков, которые они издают.
      — Может быть, их речь столь сложна, что вы просто не можете ее понять, — предположил Срин'гахар.
      — Сомневаюсь. Как только мы появились здесь, мы сразу поняли, что речь нилдоров — это язык, и смогли его изучить. Однако тысячи лет, в течение которых люди и слоны живут на одной и той же планете, мы никогда не замечали каких-либо признаков того, что они могут понимать и передавать друг другу отвлеченные понятия. А ведь в этом заключается сущность г'ракх. Ты согласен?
      — Я повторяю свой вопрос. Что, если вы настолько ниже в развитии, чем ваши слоны, что просто не можете понять их?
      — Ты хорошо сформулировал, Срин'гахар. Однако я не могу допустить, что подобное возможно в реальном мире. Если слоны обладают г'ракх, то почему за все время своего существования на Земле они не сумели чего-либо достичь? Почему человечество завладело всей планетой, а слоны сосредоточены на одной небольшой территории, и их, собственно, не так уж много осталось?
      — Вы убиваете слонов?
      — Теперь уже нет. Но было время, когда люди убивали слонов для развлечения, ради их мяса или чтобы добыть их бивни на украшения. Было также время, когда слонов использовали как вьючных животных. Если бы слоны имели г'ракх, то…
      Внезапно он сообразил, что угодил в ловушку, расставленную Срин'гахаром.
      — И здесь, — сказал нилдор, — местные «слоны» позволяли людям себя эксплуатировать. Правда, вы нас не ели и очень редко убивали, но часто принуждали работать. И несмотря на это, вы признаете, что мы обладаем г'ракх.
      — То, что мы делали на этой планете, — ответил Гандерсен, — было огромной ошибкой, и когда мы это поняли, мы отказались от владения вашим миром и убрались отсюда. Но это вовсе не доказывает, что слоны — разумные существа, обладающие интеллектом. Это животные, Срин'гахар, обычные крупные животные, и ничего больше.
      — Города и машины — не единственные достижения г'ракх.
      — Где же в таком случае их духовные достижения? Что слон думает о природе Вселенной? Каково его мнение о Животворящей Силе? Как он определяет свое собственное место в обществе?
      — Этого я не знаю, — согласился Срин'гахар. — Но и ты этого не знаешь, мой любезный попутчик, поскольку язык слонов тебе недоступен. Ты ошибаешься, если считаешь, что г'ракх отсутствует там, где ты не в состоянии его заметить.
      — В таком случае, вполне возможно, что и малидары обладают г'ракх. И ядовитые змеи. И деревья, и лианы, и…
      — Нет, — ответил Срин'гахар. — На этой планете только нилдоры и сулидоры имеют г'ракх. Мы знаем это — вне всякого сомнения. В вашем же мире не обязательно лишь одни люди должны быть разумны.
      Гандерсен пришел к выводу, что продолжать дискуссию бессмысленно. Был ли Срин'гахар шовинистом, защищающим духовное превосходство «слонов» во всей Вселенной, или же намеренно занял крайнюю позицию, чтобы заставить его проявить человеческое высокомерие и тем самым показать моральную уязвимость земного империализма — этого Гандерсен не знал. Впрочем, это не имело значения. Он подумал о Гулливере, обсуждающем проблемы разума лошадей с гуигнгамами.
      — Придется мне с тобой согласиться, — вежливо сказал Гандерсен, хотя, может быть, я когда-нибудь привезу на Белзагор слона, и тогда ты мне скажешь, есть у него г'ракх или нет.
      — Я встречу его как брата.
      — Боюсь, тебя разочарует пустая голова твоего брата, — сказал Гандерсен. — Ты увидишь существо, внешностью напоминающее тебя, но, боюсь, ты не обнаружишь у него души.
      — Привези слона, мой любезный попутчик, а я уже сам разберусь, что у него в голове, — сказал Срин'гахар. — Но скажи мне еще одно, и я больше не буду тебе надоедать: когда твои собратья называют нас «слонами» — это потому, что они считают нас животными? Слоны — «обычные крупные животные», ведь так ты говорил? Люди с Земли считают нас именно такими?
      — Они имеют в виду лишь внешнее сходство между нилдорами и слонами. Они говорят, что вы выглядите, как слоны.
      — Хотелось бы мне в это верить, — заметил нилдор и замолчал, оставив Гандерсена наедине с чувством вины и стыда. В прежние времена у него не было привычки обсуждать проблемы разума с теми, на ком он ехал верхом. У него даже не возникало мысли о подобной возможности. Сейчас он ощущал, что Срин'гахар с трудом сдерживает негодование. Слоны — да, именно так Гандерсен рассматривал нилдоров. Может быть, разумные слоны. Но не более чем слоны.
      Они молча двигались на север вдоль бурлящего потока. Около полудня они дошли до его источника — полукруглого озера, втиснувшегося между двумя цепями крутых холмов. Над озером вздымались клубы густого пара. В воде обитали теплолюбивые растения — розовые водоросли образовывали тонкую пленку на поверхности, а более толстые, голубовато-серые, спутанным ковром плавали на небольшой глубине.
      Гандерсена заинтересовало озеро и его необычная растительность; он хотел взглянуть на него поближе, но не осмелился попросить Срин'гахара остановиться. Срин'гахар не только нес его, он был и его товарищем по путешествию; и если просто сказать: «Давай остановимся здесь на минутку», это могло лишь укрепить веру нилдора в то, что землянин все еще считает представителей его народа лишь вьючными животными. Поэтому Гандерсен решил проехать мимо — в конце концов, он не имеет права задерживать Срин'гахара на его пути к повторному рождению лишь затем, чтобы удовлетворить свое пустое любопытство.
      Когда они приблизились к закруглению озера, с восточной стороны послышался страшный шум и треск ломающихся ветвей. Вся процессия нилдоров остановилась, чтобы посмотреть, что происходит. Гандерсену казалось, что еще немного, и из джунглей выскочит какой-нибудь охотящийся динозавр, по ошибке занесенный сюда из другого времени и пространства. Вместо этого из-за холмов выехала маленькая тупорылая машина, в которой он узнал гостиничный вездеход. Машина тащила на буксире примитивную платформу из неоструганных досок на больших колесах. На разболтанном, подпрыгивающем прицепе стояли четыре палатки, занимавшие большую его часть, а вокруг громоздились горы багажа. В задней части платформы, судорожно держась за ограждение и нервно оглядываясь по сторонам, сидели восемь туристов, которых Гандерсен видел два дня назад в отеле на побережье.
      — Это твои соплеменники, — сказал Срин'гахар. — Наверное, ты хочешь с ними поговорить.
      Честно говоря, в данный момент Гандерсену меньше всего хотелось встречаться с туристами. Он предпочел бы саранчу, скорпионов, ядовитых змей, тиранозавров, жаб — все что угодно, только не их. Он еще ощущал привкус таинственных ощущений, которые испытал среди нилдоров, и природу которых вряд ли мог постичь; полностью забыв о всех земных делах, он ехал в страну повторных рождений, поглощенный вечными проблемами добра и зла, природы разума, отношения людей к другим существам, и его отношения к собственному прошлому. Только что он пережил неприятную, даже болезненную встречу с ним, отвечая на якобы случайные, а на самом деле хорошо продуманные вопросы Срин'гахара о душе слонов. И вдруг ему снова предстояло оказаться среди пустых, примитивных людишек. Если он и успел приобрести какие-то индивидуальные черты в глазах своего спутника-нилдора, то они сразу же исчезнут, стоит ему присоединиться к, группе ничем не выделяющихся землян. В глубине души он понимал, что туристы, по крайней мере некоторые, не столь уж вульгарны и примитивны, как ему казалось. Это были обычные люди, дружелюбные, не слишком умные и не слишком глупые, в меру состоятельные и, вероятно, в отношении их жизни на Земле их не в чем было упрекнуть. Но здесь они казались бумажными фигурками, поскольку не имели никакой внутренней связи с планетой, которую решили посетить; она им была абсолютно безразлична. Гандерсен не хотел, чтобы Срин'гахар изменил свое мнение и перестал относиться к нему лучше, чем к остальным землянам, прибывшим на Белзагор. Он боялся, что поток слов, изливаемых туристами, захлестнет его и смоет его превосходство над ними.
      Вездеход, будто потратив на буксировку прицепа последние силы, остановился в полутора десятках метров от берега озера. Из него выбрался Ван Бенекер, еще более потрепанный и пропотевший, чем обычно.
      — Все выходим, — крикнул он туристам. — Идем осматривать одно из знаменитых горячих озер.
      Гандерсен подумал, не сказать ли Срин'гахару, чтобы он шел дальше. Четверо остальных нилдоров, удовлетворив свое любопытство, уже удалились к другому концу озера. Однако он решил немного подождать, зная, что пренебрежительное отношение к представителям его собственного вида не прибавит ему уважения в глазах Срин'гахара.
      Ван Бенекер повернулся к Гандерсену.
      — Доброе утро, сэр! — крикнул он. — Рад вас видеть! Как ваше путешествие?
      Туристы выкарабкались из прицепа. Они выглядели и вели себя в точности так, как представлял Гандерсен: скучающие, уставшие, пресыщенные увиденными чудесами. Штейн, владелец ресторана с лучшими в мире улитками, проверил диафрагму своей камеры и профессионально сделал панорамную голограмму окружающей местности, но когда снимок медленно выполз из щели в аппарате, он даже на него не взглянул — важен был процесс, а не сами снимки. Уотсон, врач, рассказывал Кристоферу, финансисту, какой-то анекдот, который давным-давно перестал быть смешным, а тот бессмысленно хихикал. Женщины, помятые, измученные пребыванием в джунглях, вовсе не обращали внимания на озеро. Две из них стояли, опершись на вездеход и ждали, когда им скажут, что именно они осматривают; две других, заметив присутствие Гандерсена, поспешно достали из сумочек помаду.
      — Я ненадолго, — заверил он Срин'гахара, спускаясь на землю.
      Подошел Ван Бенекер.
      — Ну и поездка, — со злостью сказал он. — Проклятая дорога! Впрочем, мне давно уже пора к этому привыкнуть. А как ваши дела, мистер Гандерсен?
      — Не жалуюсь, — Гандерсен кивнул в сторону прицепа. — Где ты раздобыл такую колымагу?
      — Мы соорудили ее года два назад, когда сломался грузовик. Теперь возим на ней туристов, когда не удается договориться с нилдорами.
      — Она напоминает чудо техники восемнадцатого века.
      — Видите ли, сэр, у нас осталось не слишком много современного оборудования. У нас нет ни вспомогательных механизмов, ни гидравлических роботов. Ну, а какая-нибудь доска и две пары колес всегда найдутся. Этого хватит.
      — Что с теми нилдорами, которые привезли нас из космопорта в отель? Мне казалось, что они готовы были на тебя работать.
      — Иногда хотят, иногда не хотят, — сказал Ван Бенекер. — На них невозможно рассчитывать. Мы не можем заставить их работать и не можем их нанять. Мы можем только вежливо попросить, а если они откажут, то ничего не поделаешь. Два дня назад они заявили, что какое-то время не смогут быть в нашем распоряжении, так что пришлось вытащить этот прицеп… — он понизил голос. — По-моему, все из-за этой восьмерки глупых обезьян, которые считают, что нилдоры не понимают по-английски и постоянно твердят: «Ах, как ужасно, что такую прекрасную и ценную планету нам пришлось отдать стаду слонов».
      — Когда мы сюда летели, — заметил Гандерсен, — некоторые из них высказывались вполне либерально. По крайней мере двое решительно поддерживали передачу власти жителям планеты.
      — Ну конечно. На Земле они наслушались всевозможных политических теорий: отдать колониальные миры долгое время угнетавшемуся местному населению и тому подобное. А теперь, здесь, они вдруг пришли к выводу, что нилдоры вовсе не «местное население», а просто животные, забавные слоны, и все-таки нам стоило бы оставить эту планету себе, — Ван Бенекер сплюнул. А нилдоры все это слышат. Они притворяются, что не знают языка, но они его знают, мне хорошо известно, что знают. Стоит ли ожидать, что таких людей они захотят возить на спине?
      — Понимаю, — ответил Гандерсен.
      Он взглянул на туристов, которые, вытаращив глаза, смотрели на Срин'гахара, обгладывавшего неподалеку молодые побеги. Уотсон толкнул в бок Мирафлореса, а тот сжал губы и осуждающе покачал головой. Гандерсен не слышал, о чем те говорили, но догадывался, что они обсуждают прожорливость Срин'гахара. Ну какие цивилизованные существа могут доставать себе пищу хоботом с дерева?
      — Останетесь пообедать с нами, мистер Гандерсен? — спросил Ван Бенекер.
      — Спасибо за приглашение, — ответил Гандерсен. Он присел в тени, а Ван Бенекер собрал своих подопечных и повел их к берегу дымящегося озера. Гандерсен спокойно встал и присоединился к группе. Он начал слушать, что говорил гид, но сосредоточиться не удавалось.
      «Зона высоких температур… выше 70 градусов по Цельсию… в некоторых местах выше, даже выше температуры кипения, однако там существуют живые организмы… особая генетическая приспособляемость… мы называем их теплолюбивыми… ДНК не сворачивается, но процент спонтанных мутаций очень высок, виды изменяются в невероятном темпе… энзимы сопротивляются теплу… поместите организмы из озера в холодную воду, и они замерзнут в течение минуты… жизненные процессы идут крайне быстро… развернутые и денатурированные белки могут также функционировать в подобных условиях… замкнутая система, не связанная с остальной частью планеты… температурный градиент… количественный анализ… знаменитый биолог-кинетик, доктор Брук… постоянное термическое разрушение чувствительных молекул… непрерывный ресинтез…»
      Срин'гахар все еще набивал брюхо веточками. Гандерсену казалось, что нилдор ест намного больше, чем обычно в это время дня. Звуки обрываемых веток и жующих челюстей Срин'гахара смешивались с монотонной наукообразной речью Ван Бенекера.
      Отцепив от пояса автоматический сачок, Ван Бенекер начал вылавливать образцы озерной фауны, чтобы продемонстрировать их своей группе. Он покрутил верньеры на рукоятке сачка, устанавливая массу и размеры желаемой добычи; сетка, закрепленная на конце растягивающейся почти до бесконечности металлической спирали, двигалась вперед и назад под поверхностью озера, охотясь за организмами с заданными параметрами. Когда датчики сообщили о присутствии живой материи, отверстие сетки раскрылось и тут же быстро захлопнулось. Ван Бенекер вытащил ее, доставив на берег какого-то несчастного пленника.
      На берегу оказывалось одно озерное животное за другим — красные, словно вареные, но живые и сердито сопротивляющиеся. Появилась панцирная рыба, заключенная в блестящие пластины, украшенные фантастическим орнаментом. За ней последовало подушкообразное существо с длинным заостренным хвостом и злыми глазами на стебельках, а за ним — нечто, выглядевшее как один огромный коготь с крошечным рудиментарным телом. Среди гротескной добычи Ван Бенекера не было двух одинаковых созданий. Высокая температура озера, повторил он, вызывает постоянные мутации. Он снова отбарабанил все свое генетическое объяснение, в то же время бросая очередное маленькое чудовище обратно в горячую воду и протягивая руку за следующим.
      Туристы не задавали никаких вопросов, терпеливо ожидая, когда гид закончит показывать им забавную живность и повезет их куда-нибудь еще. Гандерсен, которому никогда прежде не представлялась возможность познакомиться с обитателями одного из высокотемпературных озер, был благодарен Ван Бенекеру за эту демонстрацию, но зрелище трепещущих пойманных животных быстро ему наскучило, и он решил отправиться дальше.
      Гандерсен огляделся по сторонам и обнаружил, что Срин'гахара поблизости нет.
      — На этот раз перед нами, — говорил Ван Бенекер, — самое опасное животное в озере, которое мы называем акулой-лезвием. Кстати, такой я до сих пор не встречал. Видите эти маленькие рожки? Что-то новенькое. И эта штука вроде фонаря на голове, которая то вспыхивает, то гаснет? — В сетке извивалось темно-красное существо длиной около метра. Вся его нижняя часть, от носа до хвоста, откидывалась вниз, образуя гигантскую пасть, усаженную сотнями острых, как иглы, зубов. Когда пасть открывалась и закрывалась, казалось, что все животное распадается пополам и снова соединяется. — Эта тварь жрет все подряд, включая добычу втрое крупнее нее, — сказал Ван Бенекер. — Как вы видите, она очень злая и дикая, и…
      Обеспокоенный, Гандерсен отошел от берега, чтобы поискать Срин'гахара. Он нашел место, где кормился нилдор: на нижних ветвях многих деревьев кора была ободрана. След нилдора вел в глубь джунглей. Его охватил страх при мысли о том, что Срин'гахар спокойно ушел и бросил его.
      Придется прервать путешествие. Он не осмелится отправиться в одиночку, пешком, по этому дикому бездорожью. Он попросит Ван Бенекера отвезти его обратно, в какое-нибудь стойбище нилдоров, где, может быть, удастся снова договориться о путешествии в Страну Туманов.
      Группа туристов возвращалась с озера. Ван Бенекер шел с сеткой, переброшенной через плечо, а в ней шевелились какие-то выловленные из воды существа.
      — Обед, — сообщил он. — Я поймал несколько крабов. Вы голодны?
      Гандерсен вымученно улыбнулся. Он наблюдал, вовсе не испытывая голода, как Ван Бенекер открыл сетку и высыпал десяток овальных, пурпурных существ, разной внешности и величины. Они кругами ползали по земле, явно ошеломленные относительно холодным воздухом, от них поднимался пар. Ван Бенекер ловко перебил им хребты заостренной палкой и поджарил с помощью лучемета. Потом он вскрыл панцири, и показалось белое, дрожащее, как студень, мясо. Три женщины поморщились и отвернулись. Только миссис Мирафлорес взяла краба и стала с аппетитом есть. Похоже, мужчинам они тоже пришлись по вкусу. Гандерсен жевал студень и время от времени поглядывал в лес — не появится ли Срин'гахар. До него долетали обрывки разговора:
      –..огромные потенциальные доходы, и все впустую, просто впустую…
      –..если даже и так, то наша обязанность — поддерживать движение к самоопределению на каждой планете, которая…
      –..но разве они люди… -..а где душа? Это единственный способ признать, что…
      –..слоны, всего лишь слоны. Видели, как они обгладывали деревья…
      –..передать им власть, что было ошибкой, она привела меньшинство, руководствовавшееся чувствами…
      — Ты чересчур строг, дорогой. Действительно, на некоторых планетах были злоупотребления, но…
      –..глупый политический оппортунизм, так бы я это назвал. Слепые ведут слепых…
      –..умеют писать? Умеют думать? Даже в Африке мы имели дело с людьми, но и там…
      –..душа, внутренний мир…
      –..кучи пурпурного дерьма на пляже…
      — У нилдоров есть душа. Я в этом нисколько не сомневаюсь, — заявил Гандерсен, сам удивляясь тому, что включился в разговор.
      Туристы повернулись к нему. Внезапно наступила тишина.
      — У них есть религиозные верования, — продолжал он, — а ведь именно с этим связывается существование духа, души, верно?
      — Какая у них религия? — поинтересовался Мирафлорес.
      — Я точно не знаю. Но одна из важных ее составляющих — танец экстаза, нечто вроде подпрыгиваний и кружения на месте, который вызывает некие мистические ощущения. Я знаю. Я танцевал с ними. Мне удалось познать по крайней мере часть этих ощущений. Кроме того, у них есть нечто, называемое повторным рождением. По-видимому, это кульминация их обрядов. Я сам этого не понимаю. Они идут на север, в Страну Туманов, и там с ними что-то происходит. Что именно — они хранят в тайне. Возможно, сулидоры что-то им дают — может быть, какой-то наркотик, — что омолаживает их внутренне и позволяет как бы очиститься. Вам понятно?
      Говоря это, он почти машинально принялся за несъеденных крабов.
      — Я могу только сказать, — продолжал он, — что повторное рождение жизненно важно для нилдоров, и что положение индивидуума в племенной структуре зависит от количества повторных рождений. Все это доказывает, что они не животные. Они живут в обществе и имеют культуру, хотя нам и трудно ее понять.
      — Почему у них в таком случае нет цивилизации? — спросил Уотсон.
      — Я же только что сказал, что есть.
      — Я имею в виду города, машины, книги…
      — Они не приспособлены физически к тому, чтобы писать, строить разные объекты и вообще совершать технические операции, — ответил Гандерсен. Разве вы не видите, что у них нет рук? Раса, имеющая руки, создает один вид цивилизации, а раса, подобная слонам, — другой.
      Гандерсен был весь в поту, и вдруг ощутил страшный голод. Он заметил, что женщины как-то странно на него смотрят, и понял, почему: сам того не замечая, он запихивал в рот все, что можно было съесть. Ему казалось, что у него лопнет череп, если он сейчас же не сбросит бремя тяжкой вины, которое давило на его душу и заставляло высказаться. Неважно, что именно эти люди менее всего подходили для того, чтобы перед ними исповедоваться. Он не в силах был контролировать свои слова.
      — Когда я прилетел сюда, — говорил он, — я был таким же, как вы. Я недооценивал нилдоров, и потому совершил тяжкий грех, в котором должен вам сознаться. Как известно, некоторое время я был управляющим округом, и в мои обязанности входило использование местной рабочей силы. Поскольку мы не вполне сознавали, что нилдоры — разумные, самостоятельные существа, мы использовали их, принуждали к тяжелой работе на стройках, заставляли поднимать хоботом балки и вообще выполнять любую тяжелую физическую работу. Мы относились к ним, как к машинам.
      Гандерсен закрыл глаза и почувствовал, как на него неумолимо валится его прошлое, как его обволакивает черная туча воспоминаний.
      — Нилдоры позволяли нам использовать их. Почему — одному Богу известно. Думаю, мы были тем крестом, благодаря которому их раса должна была пройти очищение. Однажды прорвало плотину в районе Монро, на севере, недалеко от границы Страны Туманов, и всем плантациям грозило затопление, что повлекло бы миллионные убытки для Компании. Под угрозой оказались также электростанция в том районе и административные здания, и, можно сказать, если бы мы не среагировали достаточно быстро, все наши инвестиции на севере пошли бы псу под хвост. Я отвечал за всю операцию. Мы уже послали туда всех наших роботов, но этого было недостаточно, поэтому пришлось привлечь и нилдоров. Мы согнали их всех, из каждого уголка джунглей, мы работали день и ночь, валясь с ног от усталости. Мы справились с наводнением, но опасность еще не миновала. Утром на шестой день я поехал проверить, выдержит ли плотина, и увидел семерых нилдоров, которых до сих пор не встречал — они шли по тропе на север. Я приказал им следовать за мной. Они очень вежливо отказались и сообщили, что идут в Страну Туманов на церемонию повторного рождения и не могут задерживаться. Повторного рождения? А какое мне было дело до их повторного рождения?! Я не собирался принимать эту отговорку, особенно перед угрозой наводнения. Не раздумывая, я приказал им — пусть приступают к работе на плотине, или я разберусь с ними на месте. Повторное рождение может подождать, сказал я. Возродитесь в другой раз. Положение серьезное. Они опустили головы и погрузили концы хоботов в песок — это у них признак большого горя. Один из них сказал, что они очень мне сочувствуют. Я разъярился и сообщил им, что они могут сделать со своим сочувствием. И вообще, по какому праву они мне сочувствуют? Я достал лучемет, — продолжал он. — Ну, вперед, пошли! Вы нужны для работы. Их большие глаза с сожалением смотрели на меня. Хоботы в песке. Двое или трое отозвались, что им очень жаль, но сейчас они не могут на меня работать, что прервать путешествие для них невозможно, они предпочтут скорее умереть. Они не хотели меня унизить своим отказом, но я был в бешенстве и решил, что они мне за это заплатят. Я уже хотел было поджарить одного для острастки, но сдержался. Я спросил сам себя — что я, черт побери, хочу сделать, а нилдоры ждали, и мои сотрудники наблюдали за мной, и другие нилдоры тоже смотрели. Я снова поднял лучемет, чтобы убить одного из них, того, который так мне сочувствовал, надеясь, что это научит других уму-разуму. А они ждали. Ну как можно сжечь семерых паломников, даже если они отказываются выполнять приказ шефа округа? С другой стороны, мог пострадать мой авторитет. Я нажал на спуск и прошелся лучом ему по хребту — прижег не слишком глубоко, только шкуру. Нилдор стоял неподвижно, а ведь еще мгновение, и я мог бы сжечь его дотла. И таким образом я перечеркнул себя в их глазах, поскольку применил силу. Этого они и ждали. Два нилдора, выглядевшие старше других, сказали, чтобы я прекратил, что они подумают и посовещаются. Я опустил лучемет, а они отошли в сторону, чтобы провести свое совещание.
      Нилдор, которого я прижег, немного хромал и выглядел жалко, хотя и был ранен не столь тяжко, как я. Тот, кто ранит, может страдать намного сильнее, чем его жертва, вы знаете об этом? Наконец, нилдоры согласились выполнить мой приказ. Вместо того чтобы идти на север, на повторное рождение, они пошли работать к плотине, даже тот, раненый. Через девять дней вода начала спадать, электростанция и плантации были спасены, и все мы жили счастливо долгие годы.
      Гандерсен закончил свой рассказ и понял, что не может больше смотреть на этих людей. Он поднял панцирь последнего краба и взглянул, не осталось ли еще хоть немного студня. Он чувствовал себя истощенным, раздавленным. Царила тишина, и казалось, что она бесконечна.
      — Ну и что потом? — спросила миссис Кристофер.
      Гандерсен посмотрел на нее, прищурившись. Он думал, что уже все сказал.
      — Ничего, — ответил он. — Вода спала.
      — Но в чем смысл этой истории?
      Ему хотелось швырнуть панцирь краба в ее улыбающуюся физиономию.
      — Смысл? — спросил он. — Смысл? Но… — у него закружилась голова. Семь разумных существ шли исполнить священный обряд своей веры, а я, под угрозой применения оружия, заставил их работать над ремонтом сооружений, которые не имели для них ни малейшего значения. И они пошли, и таскали бревна. Разве этого недостаточно? Кто из нас был выше духовно? Во что превращается человек, если относится к разумному, самостоятельному существу, как к скотине?
      — Но это была крайняя необходимость, — заметил Уотсон. — Вам требовалась любая помощь, какую вы могли найти. В такой ситуации обо всем остальном следует забыть. Они опоздали на девять дней на свое повторное рождение. Ну и что?
      — Нилдор спешит возродиться лишь тогда, когда приходит его время, сдавленно сказал Гандерсен, — а я не могу сказать, когда это бывает. Может быть, это зависит от звезд, может быть, от положения спутников. Нилдор должен прибыть на место повторного рождения в определенное время. Если ему это не удастся, он не сможет возродиться. Те семеро нилдоров уже опаздывали, так как проливные дожди размыли дороги на юге, а когда еще я задержал их на девять дней, стало окончательно поздно. Когда завершились работы на строительстве плотины, они просто вернулись на юг, к своему племени. Я не знал почему. Только потом я понял, что они потеряли шанс на повторное рождение, и им придется ждать десять, а может быть, двадцать лет, чтобы отправиться туда снова. А может быть, следующего такого шанса у них уже никогда не будет.
      Гандерсену не хотелось больше говорить. В горле у него пересохло, в висках пульсировало. Самый лучший способ очиститься, подумал он — нырнуть в кипящее озеро. Он встал и в тот же момент заметил, что Срин'гахар вернулся и стоит неподвижно в нескольких сотнях метров от него, под раскидистым деревом.
      — Смысл в том, — повернулся Гандерсен к туристам, — что у нилдоров есть религия и есть душа, и к ним следует относиться, как к людям. И если право на самоопределение вообще признается, то нельзя не признавать его и на этой планете. Смысл в том, что, когда земляне вступают в контакт с другими видами, обычно лишь с огромным трудом удается добиться взаимопонимания. И еще я хочу добавить, что меня не удивляет ваше отношение к нилдорам, поскольку я сам думал о них подобным же образом, а изменил свое мнение лишь тогда, когда это, собственно, уже не имело значения. Но и в то время я еще не сделал достаточно глубоких выводов, которые изменили бы мою позицию. Это одна из причин, по которым я вернулся на эту планету. А теперь прошу меня извинить — мне пора, — и он поспешно ушел прочь.
      — Можно идти, — сказал он Срин'гахару. Нилдор опустился на колени. Гандерсен взобрался ему на спину.
      — Куда ты ушел? — спросил землянин. — Я волновался — куда ты исчез.
      — Я решил, что должен оставить тебя наедине с твоими друзьями, ответил Срин'гахар. — Зачем волноваться? Я ведь обязался безопасно доставить тебя в Страну Туманов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ