— Если она попадется Ворнану, быть беде, — изрек он.
      Но, при здравом размышлении, мы пришли к выводу, что появление сенатора Ворнана нам не грозит, ибо кандидат в сенаторы должен был прожить в соответствующем штате не менее десяти лет. И едва ли суд признал бы жителя Централиги гражданином Соединенных Штатов. Я сомневаюсь, чтобы Ворнан смог доказать, что Централити — конституционный преемник государственности США.
      В конце мая Ворнана ждал полет на Луну, где ему предстояло осмотреть недавно открытый там курорт. Я попросил освободить меня от этого путешествия: у меня не было ни малейшего желания отдыхать в дворцах удовольствий, построенных в кратере Коперника. И мне требовалось время, чтобы привести в порядок свои дела в Ирвине, тем более, что семестр подходил к концу. Крейлик поначалу заупрямился: я уже брал один отпуск. Но, с другой стороны, он не мог заставить меня лететь на Луну, а потому я добился желаемого. Он же решил, что, оставшись вчетвером, члены комитета справятся со своими обязанностями ничуть не хуже.
      Но к моменту старта число членов комитета, сопровождающих Ворнана, сократилось до трех.
      Филдз подал в отставку буквально накануне отлета. Крейлик не мог этого не предчувствовать, ибо последние недели Филдз постоянно дулся и зудел, всем своим видом показывая, что обязанности члена комитета ему в тягость. Как психиатр, Филдз изучал реакцию Ворнана на окружающую среду, и на основе своих наблюдений делал выводы, то и дело меняющиеся и исключающие друг друга. В зависимости от собственного настроения Филдз объявлял Ворнана то шарлатаном, то пришельцем из будущего, причем и первое, и второе утверждение подкреплялось убедительными доводами. С моей. точки зрения, заключения Филдза не стоили и ломаного гроша. Поступки Ворнана он истолковывал субъективно и недостаточно глубоко, и не реже, чем раз в две недели Филдз менял свое мнение на противоположное.
      Причиной отставки Филдза стали, однако, не идейные соображения. К столь решительному шагу подтолкнула его мелочная ревность. И, при всей моей нелюбви к Филдзу, я искренне пожалел его, узнав все обстоятельства дела.
      Ушел он из-за Эстер. Филдз все еще домогался ее, хотя видел бесполезность своих усилий. У нас его потуги вызывали отвращение, его самого вгоняли в депрессию. Эстер не хотела его. Это было ясно всем, даже Филдзу. Но близость запретного плода весьма странно воздействует на мужское тщеславие, а потому Филдз не оставлял попыток добиться желаемого. Он подкупал портье в отелях, чтобы его и Эстер селили в соседних номерах, изыскивал возможности проникнуть ночью в ее спальню. Эстер все это раздражало, но адекватной реакции, какой можно было бы ждать от настоящей женщины, мы не видели. Во многом Эстер была такой же искусственной, как и сотворенные ею кишечнополостные, а потому не придавала значения чувствам и вздохам своего страстного поклонника.
      Как рассказывала мне Элен Макилуэйн, подобное отношение все более выводило Филдза из себя. И наконец одним вечером, когда все собрались вместе, он прямо предложил Эстер провести эту ночь с ним. Она отказалась. И тогда Филдз выложил все, что он думает о либидо Эстер. Во весь голос, со злобой, вещал он о ее фригидности, извращенности, зловредности, короче, охарактеризовал ее, как настоящую суку. Скорее всего, говорил он правду, но забыл ввести одно ограничение: проявлялось все это с ее стороны без всякого умысла. Не думаю, что она дразнила или провоцировала Филдза. Эстер просто не представляла себе, чего, собственно, он ждет от нее.
      На этот раз Эстер, однако, вспомнила, что она женщина, и разделалась с Филдзом чисто по-женски. На его глазах, при всех, она пригласила Ворнана разделить с ней ее постель. Ясно дала понять, что предлагает ему себя всю, без остатка. Жаль, конечно, что я этого не видел. Элен сказала, что впервые Эстер и выглядела, как женщина: глаза сверкали, щеки пылали, губы чуть разошлись. Ворнан, естественно, не отказался. Когда они уходили, Эстер сияла, как невеста перед первой брачной ночью. Скорее всего, таковой она себя и ощущала.
      Такого Филдз стерпеть не мог. Я не виню его. Эстер сожгла все мосты, не оставив ни малейшей надежды на примирение. Он сказал Крейлику, что подает в отставку. Крейлик, конечно, начал уговаривать его остаться, взывал к чувству патриотизма, научному долгу, другим абстракциям, которые мы, впрочем, и он сам, ни во что не ставили. Ритуальная речь Крейлика не произвела впечатления на Филдза. В тот же вечер он собрал чемоданы и ретировался, ибо, по мнению Элен, не хотел лицезреть Ворнана и Эстер, выходящих из брачных покоев с радостными воспоминаниями о блаженстве прошедшей ночи.
      Я в это время находился в Ирвине. Как и все остальные, следил за поездкой Ворнана по телеэкрану, если не забывал включить его по вечерам. Реальность нескольких, проведенных с ним месяцев, утрачивалась с каждым днем. Мне уже приходилось убеждать себя, что все это произошло наяву, а не привиделось мне. Но то был не сон. Ворнан действительно ходил по Луне, сопровождаемый Крейликом, Элен, Хейманом и Эстер. Колфф умер. Филдз вернулся в Чикаго. В середине июня он позвонил мне. Сказал, что пишет книгу, в которой пытается обобщить свои впечатления от встреч с Ворнаном, и хочет кое-что уточнить. О мотивах, побудивших его к отставке, он не упомянул.
      Я забыл о Филдзе и его книге, едва мы закончили разговор. Мне бы очень хотелось забыть и о Ворнане. Я вернулся к работе, не получая от нее ни малейшего удовольствия. Она навевала скуку и уж во всяком случае не сулила творческой удовлетворенности. Бесцельно слоняясь по лаборатории, я просматривал результаты проделанных экспериментов, включая компьютер, намечал новые, зевал, обсуждая дипломные работы выпускников. Наверное, я являл собой жалкое зрелище: король Лир среди элементарных частиц, слишком старый, слишком тупоумный, уже не способный сложить два и два. В тот месяц я то и дело ловил сочувственные взгляды моих молодых сотрудников. Казался себе глубоким, лет под восемьдесят, стариком. Но никто из них не вышел с предложением, воспользовавшись которым мы смогли бы прорубить стену, блокирующую наше продвижение вперед. Они тоже зашли в тупик. Правда, в отличие от меня, они пребывали в уверенности, что надо думать и думать, и хорошая идея обязательно да проклюнется. Я же потерял интерес не только к проводимым исследованиям, но и к их цели.
      Вполне естественно, что их интересовала моя оценка Ворнана Девятнадцатого. Мошенник ли он или действительно прибыл из тридцатого века? Узнал ли я что-нибудь о его способе перемещения во времени? Думаю ли я, что он совершил путешествие из будущего в прошлое? Как связать его появление в нашем мире с положениями теории?
      Ответов у меня не было. Вопросы я находил занудными. Так что этот месяц я лишь имитировал научную деятельность. Наверное, в другой ситуации я бы покинул университет и уехал в Аризону, к Ширли и Джеку. Но мой последний визит к ним не задался, ибо я выяснил, что их семейная жизнь не такая уж безоблачная, как представлялась мне ранее. И теперь мне не хотелось. возвращаться туда. Я боялся узнать, что потеряно последнее прибежище, где я могу найти тишину и покой. Да и не мог я убегать от своей работы, пусть она и вызывала у меня депрессию и казалась абсолютно бессмысленной. И я остался в Калифорнии. Каждый день приходил в лабораторию. Проверял работы студентов. Избегал встреч с журналистами, которые стремились задать мне вопросы о Ворнане Девятнадцатом. Я много спал, иной раз по двенадцать, тринадцать часов в сутки, надеясь, что сон поможет мне преодолеть кризис. Читал, как одержимый, романы, пьесы, стихи, все подряд. Вы, наверное, поймете мое состояние, если я скажу, что пять вечеров кряду я штудировал «Пророческие книги» Блейка, не пропуская ни слова. Они вызывали кошмары, о которых я вспоминаю с ужасом и сейчас, полгода спустя. Я прочитал всего Пруста, Достоевского, дюжину антологий рассказов ужасов. Как говорится, апокалиптическое искусство для эпохи апокалипсиса. Произведения эти меня не тронули, прошли мимо, запомнились лишь несколько имен: Шурлу, Свидригайлов, герцогиня Малфи, Виндайс, лебедь Одетты. Видения Блейка остались: Энитармон и Уризен, Лос, Орк, величественный Голгонуза, кровь, раны, колесницы, пронзенные мечом сердца, вспоротые животы, сочащаяся кровью Луна…
      Занятый самим собой, я не обращал внимания на два конфликтующих массовых движения, что будоражили мир. Одно набирало силу, второе сходило на нет. Апокалипсис™ не исчезли в одночасье, их марши, оргии, дебоши продолжались, но деяния эти более всего напоминали вызываемое электроразрядами подрагивание руки мертвого Ллойда Колффа. Их время ушло. Не слишком много осталось на Земле людей, верящих, что первого января 2000 года наступит конец света. Да и как они могли в это поверить, видя перед собой Ворнана Девятнадцатого — своим присутствием доказывающего обратное. И в рядах апокалипсистов остались только те, для кого оргии н разрушения составляли смысл жизни. Они не могли вести себя иначе, вне зависимости от того, наступит конец света в указанный срок или нет. К ним примыкали и те верующие, что с нетерпением ожидали судного дня, заслуженного человечеством за грехи свои, но почва быстро уходила из-под ног этих фанатиков. И в уже в июле, за шесть месяцев до означенной даты, некоторые независимые обозреватели отмечали, что движение апокалипсистов заглохнет гораздо раньше. Теперь мы знаем, что этого не произошло. Я пишу эти слова за несколько дней до окончания 1999 года, а апокалипсисты по-прежнему среди нас. Сегодня — канун Рождества, первая годовщина прибытия Ворнана.
      Если апокалипсисты в июне сдавали позицию за позицией, то другое движение, поклонников Ворнана, набирало силу. У движения этого отсутствовали и идеологическая основа, н цель. Участники его стремились лишь к одному: оказаться поближе к Ворнану и выразить ему свои теплые чувства. «Новое откровение» было единственной святой книгой этих людей: пересказ интервью в пресс-конференций плюс отдельные высказывания Ворнана. Я мог выделить лишь два догмата ворнанизма: жизнь на Земле — следствие беззаботности космических пришельцев и мир не погибнет первого января следующего года. Возможно, некоторые религии создавались и на более зыбком основании, но примеров привести не могу. И тем не менее ворнаниты все сильнее сплачивались вокруг своего пророка. Как это не удивительно, но многие последовали за ним на Луну, так что впервые с момента открытия, роскошные отели курорта в кратере Коперника были забиты до отказа. Остальные собирались перед огромными экранами, установленными проворными дельцами на самых больших площадях, чтобы посмотреть репортажи с Луны. Я видел эти массовые сборища в информационных выпусках новостей.
      Более всего волновала меня аморфность нового движения. Оно ожидало лидера. И будь на то воля Ворнана, он мог бы дать ему направленное движение и поставить цель, произнеся буквально несколько фраз. Он мог призвать к святым войнам, свержению правительств, танцам на улице, отказу от стимуляторов или повсеместному их использованию — миллионы повиновались бы беспрекословно. Пока он не пытался использовать свою власть над людьми. Возможно, только начинал осознавать, какие ему подвластны силы. Я видел, во что превратил Ворнан частную вечеринку одним лишь небрежным движением руки. А сейчас он мог ухватиться за рычаги, управляющие всем миром.
      Мощь нового культа наводила ужас, поражала н скорость, с которой росло его влияние. Не стал помехой даже полет Ворнана на Луну. Покинув Землю, он с той же силой притягивал к себе людей. Слишком многим давал он то, что они хотели получить больше всего свете. Кто-то был без ума от его нигилизма, другие хватались за него, как за единственный символ стабильности в этом безумном мире. Не стану отрицать, в нем прежде всего видели божество. Не Иегову, не Вотана, не далекого от мира сего, бородатого бога-отца, но симпатичного, активного, веселого молодого бога, порожденного весной и светом, соединившего в себе силы разрушения и созидания. Аполлона, Бальдра, Осириса. Но также Локи, то есть сочетание, которого и представить себе не могли сказители древних мифов.
      Пребывание Ворнана на Луне несколько раз продлевалось. Полагаю, из стремления Крейлика, выполнявшего полученные инструкции, как можно дольше держать Ворнана подальше от Земли в надежде, что разыгравшиеся страсти, вызванные появлением пришельца из будущего в последний год тысячелетия поутихнут. Вначале предполагалось, что вернется он в конце июня, но давно начался июль, а Ворнан все еще оставался на Луне. В выпусках новостей мы видели, как он плещется в гравитационных банях, осматривает теплицы, в скафандре гуляет по лунной поверхности, в компании знаменитостей играет в рулетку. Обратил я внимание и на то, что рядом с ним все чаще появлялась Эстер, в роскошных, так непривычных для нее нарядах. И лишь на заднем плане мелькали Элен и Хейман, которых связывала лишь взаимная нелюбовь, да грустная физиономия Крейлика, озабоченного разрешением нескончаемого потока больших и малых проблем.
      Пошла уже последняя декада июля, когда меня уведомили, что Ворнан возвращается, а потому требуются мои услуги. Неделю спустя меня ждали в космопорте Сан-Франциско, где должен был приземлиться Ворнан. А на следующий день я получил экземпляр книги, которая, вне всякого сомнения, могла вогнать Крейлика в глубокую тоску. На блестящей красной обложке, такой же, как и у «Нового откровения» красовалось другое название: «Новейшее откровение». Написал ее Мортон Филдз. Я получил экземпляр с подписью автора под адресованными мне наилучшими пожеланиями. Не вызывало сомнения, что в ближайшем будущем «Новейшее откровение» заполонит и страну, и мир, не по причине интересного содержания, а потому, что почитатели Ворнана хватали любую бумажку, на которой значилось имя их кумира.
      В «Новейшем откровении» Филдз изложил свои воспоминания о поездках с Ворнаном. Естественно, материал подавался односторонне, Филдз приложил все силы, чтобы отомстить Эстер, вылить на нее всю накопившуюся в нем желчь. Имя ее не упоминалось. Полагаю, Филдз не хотел, чтобы его затаскали по судам, но вычислить Эстер не составляло труда, ибо в состав комитета входили только две женщины, а Элен Макилуэйн фигурировала среди действующих лиц. Представленный портрет Эстер ничем не напоминал Эстер Миккелсен, рядом с которой я провел несколько месяцев. Филдз показал ее хитрой, завистливой, похотливой обманщицей, навязывавшей себя мужчинам. По ею версии, именно ее непомерный сексуальный аппетит стал причиной безвременной смерти Ллойда Колффа, а уж с Ворнаном она трахалась всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Среди ее более мелких преступлений отмечался садизм, который она выказывала в отношении единственного добродетельного и сохранившего рассудок члена нашей группы. Под последним, разумеется, подразумевался сам Мортон Филдз. Он писал:
      «Эта порочная и развратная женщина получала удовольствия, оттачивая о меня свои когти. Я был для нее самой легкой добычей. Я с самого начала дал понять, что она мне не нравится, а потому она решила затащить меня в свою постель. А получив отказ, удвоила усилия, стремясь пополнить мною свою коллекцию. Провоцировала она меня со все большим бесстыдством, пока я наконец не устоял. И в тот самый момент, злобно ликуя, она обозвала меня донжуаном, прилюдно унизив, а потом…»
      И так далее, и так далее. Плаксивая интонация пронизывала всю книгу. При этом от Филдза досталось всем. Элен Макилуэйн предстала перед читателем легкомысленной вертихвосткой, перезрелой, но все еще молодящейся. Ллойд Колфф — немощным старикашкой-болтуном с забитой эротическими стихами головой. Эф. Ричард Хейман — самодовольным занудой (тут я не могу упрекнуть Филдза в необъективности). Крейлик — государственным служкой, стремящимся угодить всем, готовым на любой компромисс, лишь бы избежать скандала. Весьма определенно высказался Филдз и о роли администрации во всей этой истории. Он прямо заявил, что президент приказал признать Ворнана пришельцем из будущего, чтобы нейтрализовать апокалипсистов. То была чистая правда, но никто ранее не признавал этого, во всяком случае, из ближайшего окружения президента или Ворнана. К счастью, он похоронил это обвинение в длиннющем пассаже, посвященном параноической критике души нации, так что большинство читателей вряд ли его заметили.
      Со мной Филдз обошелся по-божески. Отшельник по натуре, легкомысленный, напыщенный, насмешник-философ, приходящий в ужас при возникновении сколь-либо серьезных проблем. Конечно, мне не понравилась подобная характеристика, но, полагаю, мне пришлось бы признать себя виновным по всем пунктам. Филдз точно указал на мою чрезмерную сладострастность, мое нежелание гибнуть за идею, мою терпимость к недостаткам окружающих. При этом писал он обо мне без злобы, не относил ни к дуракам, ни к злодеям, в исходил из того, что я из себя ничего не представляю. Что ж, да будет так.
      Одни лишь растиражированные Филдзом сплетни о его коллегах по комитету вызвали бы интерес к его книге лишь в узком научном мирке, да и я не уделил бы ей столько места. Главным в его эссе было «Новейшее откровение» — анализ Ворнана Девятнадцатого. Беспорядочный, путаный, высокопарный, пугающий, он доносил до читателя обаяние и магическую силу, исходящие от Ворнана, что, собственно, и определило бешеный успех книги Филдза.
      Лишь несколько абзацев уделил он главному вопросу — мошенник ли Ворнан или пришелец из будущего. За проведенные с ним шесть месяцев Филдз неоднократно менял свои взгляды на эту проблему. Вот и сейчас он ушел от однозначного вывода, написав, что Ворнан, скорее всего, не шарлатан, но для нас будет хорошим уроком, если он все-таки окажется таковым, а вообще это не имеет ни малейшего значения. Главное — не сама личность Ворнана, но эффект от его появления г 1999 году. В этом я склонен согласиться с Филдзом. Мошенник или нет, он встряхнул человечество и изменил наш мир, даже если и прибыл к нам не на машине времени.
      Короче, Филдзу хватило десятка двусмысленных предложений, чтобы покончить с этим вопросом и перейти к толкованию роли Ворнана в современном обществе. А с этим, по Филдзу, двух мнений быть не могло. Ворнан — бог. Небожитель и пророк, слитые воедино. Отсюда и всемогущество, и необходимость самому доносить до масс свои идеи, дабы с ним отождествляли свои, еще неопределенные, не осознанные до конца идеи миллионы тех, кто не может найти себя в этом жестоком, жестоком, жестоком мире. Он — бог нашего времени, мечущий не молнии, но электроразряды, источником которых могут быть, а могут и не быть, вживленные в его тело конденсаторы. Бог, подобно Зевсу, увлекающий в свою кровать смертных. Бог-бунтарь. Лживый, уклончивый, потакающий своим желаниям бог, ничего не предлагающий, но многое требующий. Вы должны понимать, что, излагая рассуждения Филдза, я даю лишь их суть, освобожденную от словесных наносов, с которой я полностью согласен. Филдз, несомненно, уловил, каким мы увидели Ворнана.
      Однако впрямую Филдз нигде не указывал на божественное происхождение Ворнана, как, собственно, и не утверждал, что тот действительно прибыл из будущего. Филдза ни в коей мере не волновало, путешествовал ли Ворнан во времени или нет, и уж конечно, он не видел в Ворнане ничего сверхестественного. Говорил он о другом, и в этом я полностью на его стороне. Главная мысль его книги заключалась в следующем: МЫ САМИ СДЕЛАЛИ ИЗ ВОРНАНА БОГА. Нам требовался идол, призванный помочь переступить порог нового тысячелетия, ибо старых богов мы отринули. И своим появлением Ворнан удовлетворил нашу насущную потребность. Филдз анализировал человечество, а не оценивал Ворнана.
      Но человечество в большинстве своем не могло осознать столь тонкого отличия. Перед ним выложили книгу, в которой говорилось, что Ворнан — бог! Оговорки, выдумки, профессорское многословие отметалось с ходу. В книге видели официальное признание божественного статуса Ворнана! Слишком легко видоизменить утверждение «он — бог» на «Он — Бог». Так и «Новейшее откровение» вошло в разряд святых книг. Разве в ней черным по белому, печатными буквами, было написано о святости Ворнана? Да кто мог посметь игнорировать эту истину?
      Далее последовало естественное продолжение. Маленькую красную книжицу перевели на все языки планеты, ибо она объясняла, чем вызвано всеобщее поклонение Ворнану. Верующие получили еще один талисман, а Мортон Филдз стал апостолом Павлом новой религии. И, хотя более он никогда не встречался с Ворнаном и не принимал ни малейшего участия в движении, которому, сам того не желая, помог окончательно оформиться, Филдз, похоже, обеспечил себе место в истории, среди святых новой церкви, жизнеописание которых еще предстояло написать.
      Прочитав экземпляр, присланный мне Филдзом, я, разумеется, и представить себе не мог, какое воздействие окажет эта книга. Прочел я ее быстро, с чувством брезгливости, которое испытываешь, вывернув валун на берегу моря и обнаружив под ним извивающихся белых червей. Затем засунул ее в дальний ящик и думать о ней забыл. Конечно, ненадолго, поскольку пришлось признавать, что книга эта не обречена на забвение. В назначенный день я прибыл в космопорт Сан-Франциско, чтобы встретить возвращающегося с Луны Ворнана. Как обычно, были приняты все необходимые меры безопасности. И пока толпа бесновалась, приветствуя серые облака красными библиями, Ворнан, приземлившийся на другой ракете на периферии космопорта, уже спустился в подземный тоннель.
      Он крепко пожал мне руку.
      — Лео, напрасно вы не составили нам компанию. Все было чудесно. Этот курорт на Луне — триумф вашего века. Что вы делали все это время?
      — Читал, Ворнан. Отдыхал. Работал.
      — Добились хороших результатов?
      — Если откровенно, то никаких.
      Выглядел он прекрасно, всем довольный, хорошо отдохнувший. Как обычно, уверенный в себе. Часть окружавшего его сияния передалось и Эстер, стоявшей позади Ворнана, всем своим видом показывающей, что этот мужчина принадлежит ей. Отстраненная, невзрачная, эфемерная Эстер, которую я помнил, исчезла. Ей на смену пришла страстная, чувственная женщина, наконец открывшая для себя радости жизни. Не знаю, как удалось Ворнану сотворить это чудо, но преображение Эстер, пожалуй, стало его самым значительным достижением. Перемены в Эстер впечатляли. Наши взгляды встретились, и она улыбнулась мне одними глазами. Элен Макилуэйн, наоборот, осунулась и постарела. Волосы ее висели патлами, она ссутулилась, ссохлась. Впервые Элен выглядела на свой возраст. Потом я выяснил, что мучило ее: она уступила Эстер, ибо ранее Ворнан приходил за утешением к вей, а на Луне эта роль перешла к ее коллеге по комитету, которую она и не считала за соперницу. Не выдержал напряжения и Хейман. Его тевтонская тяжеловесность, которую я так не любил в нем, исчезла. Он говорил мало, едва поздоровался со мной, не пытался включиться в разговор. Он напомнил мне Ллойда Колффа в его последние недели. Похоже, длительное общение с Ворнаном таило в себе опасность. Даже Крейлик, как мне казалось, выкованный из железа, и тот был на пределе. Его рука дрожала, когда он протянул ее мне, пальцы разъехались в стороны, и с большим трудом ему удавалось удерживать их вместе.
      Со стороны могло показаться, что воссоединение наше прошло на редкость мирно. Никто ни на что не жаловался, не упоминалась и книга Филдза. В центр Сан-Франциско мы ехали в сопровождении кортежа мотоциклистов под приветственные крики горожан, запрудивших тротуары, иногда даже перегораживающих мостовую. То есть встречали нас, как самых высоких гостей.
      И мы вновь продолжили ознакомительное турне.
      Ворнан уже объездил Соединенные Штаты вдоль и поперек, а потому путь наш теперь лежал за рубеж. Теоретически федеральная администрация снимала с себя всякую ответственность, едва Ворнан пересекал границу. Мы же не сопровождали его в первые дни пребывания в двадцатом столетии, когда он осматривал (и устраивал беспорядки) столицы европейских государств. Нам следовало перепоручить Ворнана правительствам тех стран, куда лежал его путь. Но в жизни все обстояло иначе. Сэнди Крейлик так долго обеспечивал безопасность Ворнана при постоянных переездах с места на место, что второго такого специалиста просто не было. Да и нас, Эстер, Элен, Хеймана и меня, привыкли видеть в свите Ворнана. Я не возражал. Ибо поехал бы хоть на край света, лишь бы не возвращаться к работе.
      Первую остановку мы сделали в Мексике. Посетили древние города ацтеков, побродили среди пирамид майя, облетели Мехико, самый большой и густонаселенный город полушария.
      Ворнан вел себя на редкость тихо. Изменения в его поведении наметились весной, до полета на Луну, и сохранились летом, после возвращения на Землю. Он воздерживался от шокирующих собеседников реплик, избегал скабрезных шуток, не пытался нарушить намеченных планов. Он шел, куда его вели, смотрел на то, что ему показывали. И я мог лишь гадать, что с ним произошло. Может, он заболел? Улыбка его по-прежнему ослепляла, энергия, которой она лучилась, исчезла. От Ворнана остался фасад, за которым открывалась пустота. Механически проделывал он все, что от него требовалось. Крейлик забеспокоился. Он тоже предпочитал Ворнана-демона Ворнану-роботу и не мог понять, куда подевалась присущая ему живость.
      По ходу нашего зарубежного турне я проводил с Ворнаном много времени. Из Мехико мы перебрались на Гавайи, затем наш маршрут пролег через Токио, Пекин, Ангкор, Мельбурн, Таити, Антарктиду. Я все еще не потерял надежды выудить из Ворнана хоть какую-то информацию о научных принципах перемещения во времени. В этом я потерпел неудачу, но выяснил, почему Ворнан столь подавлен.
      Мы наскучили ему. Наши страсти, монументы, глупости, города, еда, конфликты, неврозы… он перепробовал все, и двадцатый век уже приелся ему. Он признался, что смертельно устал от бесконечных поездок и перелетов.
      — Так почему бы вам не вернуться в ваше время? — спросил я.
      — Еще рано, Лео.
      — Но, если мы вам так надоели…
      — Думаю, я еще задержусь. Скуку можно и потерпеть. Я хочу увидеть, как все повернется.
      — Что, все?
      — Все.
      Я передал наш разговор К рей лику, который лишь пожал плечами.
      — Будем надеяться, что это «все» повернется в самом ближайшем будущем. Не ему одному надоело мотаться с одного конца света в другой.
      Темп нашего путешествия ускорился. Крейлик, похоже, решил сделать все от него зависящее, чтобы Ворнана затошнило от двадцатого столетия. Города и достопримечательности мелькали, как кадры на старой кинопленке. Белые просторы Антарктиды сменила тропическая зелень Цейлона. Затем последовали Индия, Ближний Восток, долина Нила, откуда мы нырнули в дебри Центральной Африки. Одна за другой столицы раскрывали нам свои объятья. И везде, даже в Богом забытых странах, нас ожидала восторженная встреча. Многотысячные толпы приветствовали нового бога. К этому времени, а уже начался октябрь, «Новейшее откровение» достигло самых удаленных уголков планеты. Аналогии Филдза преобразовались в аксиомы. Ворнанитская церковь еще не оформилась юридически, но массовая истерия все более обретала черты религиозного движения.
      Однако я напрасно опасался, что Ворнан возглавит это движение. Толпы наскучили ему не меньше лабораторий или электростанций. Из-за пуленепробиваемых стекол несколькими взмахами руки, словно Цезарь, приветствовал он своих ревущих от восторга почитателей, но я замечал, как пренебрежительно подрагивали его ноздри и как боролся он с желанием зевнуть во весь рот.
      — Чего они от меня хотят? — спрашивал он, с раздражением в голосе.
      — Они хотят любить вас, — отвечала Элен.
      — Но почему? Неужели в душах их пустота?
      — Бездонная пустота, — последовал едва слышный ответ.
      — Вы ощутили бы их любовь, выйдя к ним, — добавил Хейман.
      По телу Ворнана пробежала дрожь.
      — Это неразумно. Они могут убить меня своей любовью.
      Я вспомнил, как шестью месяцами раньше, в Лос-Анджелесе, Ворнан радостно бросился в толпу безумствующих апокалипсистов. Тогда он не боялся за свою жизнь. Да, на ней была маска, но все равно он подвергал себя немалому риску. Перед моим мысленным взором возник Ворнан, окруженный живой баррикадой. Как веселился он посреди людского хаоса! А вот теперь боялся любви толпы. Это был новый Ворнан, осторожный, осмотрительный. Возможно, он-таки понял, какой джин, не без его участия, выпущен из бутылки, и куда более серьезно оценивал грозящую ему опасность. Беззаботный Ворнан первых недель пребывания в двадцатом веке исчез бесследно.
      Середину октября мы встретили в Йоханнесбурге, откуда намеревались вылететь в Южную Америку. Там уже готовились к встрече. Началось организационное оформление ворнанитской церкви: в Бразилии и в Аргентине прошли массовые богослужения, собравшие десятки тысяч верующих. Мы слышали о вновь основанных храмах, но сведения к нам поступали разрозненные, заставляющие сомневаться в их достоверности. Ворнана новая религия ничуть не заинтересовала. Наоборот, как-то вечером, дня за два до отлета, он неожиданно зашел в мой номер.
      — Я хотел бы отдохнуть, Лео.
      — Желаете отменить вечернюю программу? — Его слова я истолковал неправильно.
      — Нет, отдохнуть от путешествий. Толпы, шум, новые впечатления, этим я сыт по горло. Теперь мне хочется покоя.
      — Вам бы обратиться к Крейлику.
      — Сначала я должен поговорить с вами. Несколько недель тому назад вы рассказали мне о ваших друзьях, которые живут в уединенном доме. Мужчина и женщина, ваш бывший ученик, понимаете, о ком речь?
      Естественно, я понимал. И на мгновение оцепенел. Действительно, как-то раз я рассказал Ворнану о Джеке и Ширли, о том удовольствии, которое получал, укрываясь в их доме от суеты и забот. Заводя это разговор, я надеялся, что Ворнан ответит взаимностью, поделится со мной подробностями своей жизни в будущем, которое оставалось для меня таким же нереальным. Но никак не мог ожидать подобной реакции.
      — Да, — кивнул я. — Понимаю.
      — Может, мы могли бы поехать туда, Лео. Вы и я. Побудем там вчетвером, без охраны, шума, толпы. Можем же мы незаметно исчезнуть. Я должен восстановить силы. Бесконечные переезды вымотали меня. И я хочу познакомиться с повседневной жизнью людей вашей эпохи. До сих пор мне показывали спектакль, маскарад. Просто посидеть, спокойно поговорить, как же мне этого хочется. Вы сможете это устроить, Лео?
      Своим вопросом он застал меня врасплох. Столь внезапно проявившаяся человечность Ворнана обезоружила меня. Кроме того, я подумал, что нам многое удастся узнать о Ворнане. В узкой компании он, возможно, расскажет то, что останется сокрытым посреди людского моря. В тот момент я думал лишь о том, удастся ли нам что-то получить от Ворнана. Убаюканный смиренностью, которую проявлял Ворнан в последние месяцы, мне и в голову не пришло спросить себя, а что он может потребовать взамен?