Все это было очень необычно, и Барретт неожиданно ощутил, как потяжелели его веки, почувствовал, что накатившиеся на глаза слезы вот-вот польются совершенно открыто.
      Он повернулся к Ханну и Квесаде и тихо вымолвил:
      - Вы уловили все-таки, что я пытаюсь вам втолковать? Кто-то должен остаться здесь и облегчить участь больных, которые не смогут перенести потрясение. Кто-то же должен обеспечить дальнейшую работу этой станции. Кто-то должен давать необходимые пояснения тем новым людям, например ученым, которые придут сюда.
      - Естественно, - сказал Ханн.
      - Тот, кто это сделает... тот, кто останется здесь, когда уйдут другие... мне кажется, должен быть человеком, который хорошо знает лагерь. Кто-то, кто вполне мог бы отправиться туда, наверх, но идет на добровольную жертву и остается здесь. Вы улавливаете мою мысль? Нужен доброволец.
      Теперь все улыбались, глядя на него. Барретт задумался, нет ли чего покровительственного в этих улыбках, не слишком ли он разоткровенничался. Да нет, черт с ними со всеми, подумал он. Втянул в легкие воздух кембрийской эпохи, пока грудная клетка не раздулась во всю ширь.
      - Я намерен остаться здесь, - громко объявил он и яростно сверкнул глазами на собеседников, чтобы они не вздумали возражать. Но он знал, что они не посмеют этого сделать. В лагере "Хауксбилль" он был Властелином и совсем не думал слагать с себя полномочий.
      - Я буду этим добровольцем, - повторил он. - Я буду тем, кто останется здесь.
      Они продолжали улыбаться ему. Барретт не смог выдержать их улыбок и отвернулся от них.
      С вершины холма он гордо озирал свои владения.