15

Уолтон поглядел внимательно на помощника по налаживанию связей с общественностью и спросил:

— Что вам известно о калейдоскопическом цветовидении, Ли?

— Не очень-то многое. Сам я никогда не смотрю цветоверть. Она вредна для зрения.

Уолтон улыбнулся.

— Это делает вас нонконформистом, можно сказать даже, диссидентом. Верно? Согласно статистическим данным, которыми я располагаю, ежевечерние программы калейдоскопической цветоверти постоянно занимают самые высшие места в рейтинговых таблицах.

— Может быть, — осторожно заметил Перси. — Но мне все равно не очень нравятся эти программы. Почему они вдруг вас так заинтересовали, Рой?

— На то есть одна весьма серьезная причина, — сказал Уолтон, после чего принял более непринужденную позу, откинувшись на спинку кресла, и как бы невзначай добавил: — Мне кажется, их вполне можно использовать в пропагандистских целях. На эту мысль меня натолкнула неожиданная реакция на них со стороны моего брата несколько дней назад, когда мы беседовали в Бронзовой Палате. Весь прошедший час я внимательно изучал калейдоскопическое цветовидение в свете теории информации. Вам известно, что можно передавать различные сообщения параллельно с игрой орнаментов и цветов?

— Разумеется, — взволнованно произнес Перси. — Только вот Комитет по делам связи не допустит этого!

— К тому времени, когда Комитет по делам связи обнаружит, что творится на каналах, транслирующих цветоверть, — спокойно произнес Уолтон,

— мы больше не будем этим заниматься. Нас ни в чем не смогут уличить. — Глядя Перси прямо в глаза, он с нескрываемым сарказмом спросил: — Не кажется ли вам, что после стольких лет оболванивания ваша болезненная щепетильность выглядит странно?

— Ну… давайте-ка лучше обсудим поподробнее ваши предложения.

— Все достаточно просто, — сказал Уолтон. — Мы вклинимся в цветоверть с текстовой заставкой, чем-нибудь вроде «Да здравствует ВЫНАС!» или «Я не хочу воевать с Дирной». Мы сделаем так, чтобы заставка мелькнула на экране на какую-то микросекунду, а затем на нем снова вспыхнет изображение цветового орнамента. Подождем пару минут, затем снова дадим в эфир заставку. За беспрестанной игрой узоров и цветов этот текст никто не воспримет как нечто перебивающее нормальное течение цветоверти, однако содержание его дойдет до сознания зрителей, если заставку давать в эфир достаточно часто.

— И проникает она в самые глубины, — подхватил Перси. — В подсознание. Телезрители даже не догадаются, что их мозги подверглись тщательной промывке, только вдруг почувствуют, что у них возникло совсем другое отношение к ВЫНАСу и к Дирне! — Он вдруг так и затрясся всем телом.

— Рой, мне даже страшно подумать о том, что может случиться, если кто-нибудь еще додумается до этого и устроит собственное цветомузыкальное шоу.

— Я предусмотрел это. После того как утрясется кризис в отношениях с Дирной, после того как мы достигнем своих целей, внушив миллионам людей свою точку зрения на происходящие события, — я намерен предпринять несколько шагов, чтобы кто бы то ни было не мог использовать такое идеологическое оружие в будущем. Я постараюсь подбить кого-нибудь на то, чтобы он воспользовался цветомузыкальным калейдоскопом в пропагандистских целях, а затем поймать его на горячем. Этого будет вполне достаточно, чтобы научить уму-разуму Комитет по делам связи.

— Другими словами, — сказал Перси, — вы готовы прибегнуть к такому внушению сейчас. Но поскольку вы категорически против того, чтобы кто-нибудь еще мог воспользоваться подобной техникой, вы добровольно откажетесь от нее, как только наладятся взаимоотношения с Дирной.

— Точно. — Уолтон подтолкнул целую кипу учебников и справочников к своему помощнику по пропаганде. — Сперва почитайте-ка вот это. Ознакомьтесь с основными принципами техники сублимированного внушения. Затем закупите час калейдоскопической круговерти и велите своим инженерам сделать необходимые нам текстовые вставки в магнитные видеоленты, на которых записана предназначенная для эфирной трансляции калейдограмма. Договорились?

— Грязное дельце, но мне нравится ваш подход к решению стоящих перед нами задач. Когда, по-вашему, можно пустить в эфир первую из таких калейдоскопических программ?

— Завтра. А еще лучше — сегодня вечером. Если вы успеете должным образом ее подготовить. И организуйте что-то вроде опроса общественного мнения, чтобы можно было регулярно следить за действенностью транслируемых спецпрограмм. Я хочу, чтобы зрителям попеременно вдалбливались две мысли: одна — поддерживайте ВЫНАС, другая — требуйте мирного разрешения противоречий, которые могут возникнуть во взаимоотношениях с инопланетянами. Пусть ваши информаторы постоянно держат руку на пульсе общественного мнения. О любых изменениях немедленно докладывайте лично мне.

— Понятно.

— И вот еще что. Придется вам, Ли, завтра пополнить список ответственных поручений еще одним мероприятием.

— Я слушаю.

— Ваш отдел получит в свое распоряжение новый орган массовой информации. Я покупаю «Ситизен» и намерен превратить его в дружественное нам издание.

Перси от изумления широко разинул рот. Затем овладел собой и рассмеялся.

— Вы просто чудо, Рой. Самое настоящее чудо.

Через несколько секунд после ухода Перси позвонил Ноэль Харви.

— Как у вас обстоят дела? — справился Уолтон.

Харви выглядел крайне озадаченным.

— За прошедшие полчаса мне удалось с немалой для себя выгодой потратить несколько сот миллионов ваших денежек, Рой. Вы теперь крупнейший держатель акций «Ситизена».

— Сколько же именно?

— Сто пятьдесят две тысячи акций, примерно тридцать пять процентов от их общего числа.

— Тридцать пять процентов! А где же еще недостающие до контрольного пакета шестнадцать?

— Терпение, дружок, терпение. Я свое дело знаю. Я не погнушался вытряхнуть все дочиста из фондов мелких держателей, причем сделал это втихаря. Хотя переоформление стольких фондовых поручений обошлось мне в весьма круглую сумму.

— Почему вы начали именно с мелких держателей? — спросил Уолтон.

— Потому что подобные дела нужно обтяпывать как можно более осмотрительно. Вам известен расклад держателей акций «Ситизена»?

— Нет.

— Так вот, послушайте: двадцать шесть процентов принадлежат компании «Телефакс Амалгамейтед», а двадцать пять — Хорэйсу Мерлину. Поскольку Мерлин владеет и «Телефаксом», под его контролем находится пятьдесят один процент от общего числа акций, хотя не все они зарегистрированы непосредственно на его имя. Мерлин считает, что на оставшиеся сорок девять процентов можно не обращать внимания. Поэтому я занялся тем, что буквально выскребаю изо всех углов, куда только могу добраться, эти самые сорок девять процентов, используя в качестве прикрытия добрый десяток подконтрольных брокеров. Сомневаюсь, что мне удастся выскрести все без остатка, однако думаю набрать процентов сорок пять. Затем я подкачусь к Мерлину с посулами крупного навара и попробую выклянчить у него недостающие шесть процентов акций «Ситизена». Он, разумеется, проверит сложившийся к тому времени расклад, удостоверится, что остальные акции распределены по мелким фондодержателям, и, скорее всего, клюнет на подбрасываемую мною наживку, считая, что он и в этом случае оставляет «Ситизен» под полным своим контролем.

— А если он не согласится? — спросил Уолтон.

Ну уж об этом-то не беспокойтесь, — самоуверенно заявил Харви. — Еще как клюнет. Разве не для такого случая в мое распоряжение предоставлен миллиард долларов? Я преподнесу ему эту сделку под таким роскошным соусом, что он не устоит перед искушением. Ведь для того чтобы урвать тот жирный кусок, который я подсовываю, ему потребуется отстегнуть совсем чуть-чуть от пухлой пачки акций «Ситизена». И в ту секунду, когда он это сделает, я переведу все разрозненные ломтики на ваше имя. Имея в своем распоряжении пятьдесят один процент акций, вы просто вышвырнете Мерлина из совета директоров и станете управлять «Ситизеном» так, как вам заблагорассудится! Просто и ясно, не правда ли?

— Великолепно, — сказал Уолтон. — Действуйте и дальше в том же духе. И поддерживайте связь со мной.

Отключившись от Харви, Рой подошел к окну. Улица была буквально запружена толпами людей, снующих по всех направлениях, словно ползающие по земле наугад бесчисленные муравьи. Многие из этих людей держали в руках листы факсимильных бюллетеней, и среди них самым популярным был «Ситизен». И очень многие из них, как только наступит вечер, разинув рты, уставятся на телеэкраны, предвкушая те радости, что несут им любимые калейдограммы.

Уолтон вдруг сжал пальцы в кулак. Как раз вот так, подумалось ему, ужесточает свою хватку над умами миллионов людей и ВЫНАС, захватывая контроль над средствами массовой информации. Если излишнее самомнение не подведет Харви, то уже завтра ВЫНАСу будет принадлежать его заклятый враг

— телефаксимильное агентство «Ситизен», главный рупор антивынасовской пропаганды. Действуя тонко и изобретательно, можно буквально в считанные дни самым коренным образом изменить ориентацию выпускаемых им бюллетеней и превратить агентство в горячего поборника политики Бюро. И сделать это можно настолько незаметно, что большинству читателей «Ситизена» будет казаться, что никакой иной ориентации у него никогда и не было.

Что же касается цветомузыки — это, сам Уолтон не мог не признать, было ударом ниже пояса. Но он уже решил, что для предотвращения кризисных ситуаций все способы хороши. А для раскаяния в безнравственных поступках сколько угодно будет времени после того, как удастся предотвратить межзвездное побоище.

Примерно в 14.30, воспользовавшись некоторой передышкой в жестком ритме рабочего дня, Уолтон решил устроить себе запоздалый ленч в Бронзовой Палате. Он чувствовал острую необходимость хоть на какое-то время покинуть свой кабинет, который уже понемногу начинал действовать ему на нервы.

Сегодня в Бронзовой Палате преобладала светло-вишневая гамма. Уолтон выбрал отдельный кабинет, слегка перекусил бифштексом из хлореллы, запивая его хорошо очищенным ромом, и, расположившись на диване, установил на таймере двадцать минут сна. Когда через заданный промежуток времени особые колебания подушек мягко пробудили его, он радостно потянулся, чувствуя, что освободился от напряжения, железной хваткой душившего его всю первую половину дня.

Чтобы еще больше прояснить сознание, Рой включил электролюминесцентный калейдоскоп и стал любоваться игрой узоров на огромном экране. Этот калейдоскоп в основе своей имел те же принципы, что закладывались и в цветомузыкальные программы, транслирующиеся по телевидению. Единственное отличие заключалось в том, что администрация Бронзовой Палаты передавала по автономной закрытой сети свою особую версию, в которой преобладали доставляющие гораздо большее эстетическое наслаждение светло-зеленые и бледно-розовые тона, в то время как для общего пользования телестудии пускали по видеоканалам откровенно мелодраматичные, рассчитанные на низменные вкусы зрительской аудитории кричащие красные и темно-лиловые цвета и перемежающиеся в рваных ритмах узоры.

Однако сейчас Уолтон глядел на сменяющиеся цветные орнаменты совсем иначе. Теперь, осознав, каким опасным оружием могут стать ритмично вспыхивающие узоры, он уже не был уверен, что владельцы Бронзовой Палаты не внедряют в его подсознание угодные им мотивы и стереотипы поведения, периодически вставляя текстовые сигналы.

Резко выбросив руку, он выключил калейдоскоп.

Цель оправдывает средства. Чудная поговорка, позволяющая ему делать почти все, что угодно. Тут ему припомнилось логическое заключение, сделанное еще Иваном Карамазовым: если Бога нет, тогда все дозволено.

Но и Бог, и Достоевский давно уже устарели, напомнил он себе. Современный Бог — это худощавый молодой человек в кабинете на двадцать девятом этаже Каллин-Билдинга. Что же касается Достоевского, то он просто писал книги, и поэтому тем более с ним можно не считаться.

Рой вдруг почувствовал какую-то неуверенность в себе. Наверное, не очень-то умно с его стороны выпускать на свободу калейдоскопическую пропаганду. Стоит хоть раз спустить с цепи такого опасного зверя, и будет очень нелегко снова загнать его в клетку. Он понимал, что как только завершится пропагандистская кампания, придется срочно организовывать предварительную проверку всех калейдограмм, транслируемых как по телевидению, так и по закрытым кабельным каналам.

Самым ужасным в подобных пропагандистских методах, насколько он понимал, было то, что с их помощью можно внушить почти любую мысль, не вызывая каких-либо подозрений со стороны зрителей. И если даже рассказать об этом после внушения, зритель не поверит, так как будет убежден, что навязанная ему мысль зародилась в сознании без постороннего вмешательства.

Уолтон заказал еще порцию рома, и когда подносил стакан к губам, рука его слегка подрагивала.

— Пока вас не было, звонил мистер Ладвиг из Организации Объединенных Наций, — поспешила уведомить его секретарша, как только Рой показался в приемной. — Он просил связаться с ним, когда вы вернетесь.

— Очень хорошо. Соедините меня, пожалуйста, с ним.

На видеоэкране появилось лицо Ладвига, и Уолтон произнес:

— Очень сожалею, что пропустил ваш звонок. Что случилось?

— Только что завершилось экстренное заседание Совета Безопасности. Единогласно принятая резолюция передана на рассмотрение Ассамблеи. В самом скором времени намечается специальное слушание, на котором будет назначен новый постоянный глава ВЫНАСа.

Уолтон поджал губы. Затем, выждав немного, спросил:

— К чему такая спешка?

— Все дело в намечающемся кризисе во взаимоотношениях с дирнианами. Все чаще слышатся утверждения, что нельзя поручать ведение столь ответственных переговоров всего лишь временно исполняющему обязанности директора Бюро. Представитель Земли для ведения переговоров с инопланетянами должен получить благословение самой Организации Объединенных Наций.

— Надо ли это понимать так, что пост достанется мне без каких-либо особых шагов, который я должен предпринять?

— Стопроцентной гарантии я, разумеется, дать никак не могу, — ответил Ладвиг. — Однако большинство высказывается за ваше назначение. Советую посетить слушание лично и представить подробную программу вашей деятельности. В противном случае Ассамблея может поставить на ваше место какого-нибудь политикана, который соблазнит ее елейными речами. Начало слушания намечено на послезавтра в 11.00. То есть на восемнадцатое.

— Обязательно буду, — кивнул Уолтон. — Спасибо за добрый совет.

Какое-то время он задумчиво покусывал кончик шариковой ручки, затем поспешно сделал пометку в настольном календаре. Но он прекрасно понимал, что не стоит слишком беспокоиться о событиях, которые намечаются на послезавтра. Куда большую тревогу вызывало у него завтрашнее утро, когда грозился открыть свои карты братец Фред.

Утро следующего дня выдалось не менее напряженным, чем предыдущее. Первым Уолтону позвонил Харви.

— Считайте, что «Ситизен» у вас в кармане, Рой! Вчера вечером я отобедал с Мерлином и выманил у него четыре процента акций «Ситизена» в обмен на сулящий фантастические прибыли проект строительства монорельсовой дороги через всю Неваду. Он был к концу обеда доволен, как слон, но бьюсь об заклад, что сегодня утром он, скорее, напоминает взбесившегося тигра.

— Трансферта акций оформлена надлежащим образом? — поинтересовался Уолтон.

— Естественно. К семи утра я уже был в полной боевой форме и сосредоточил все акции в одних руках — в ваших. Сорок семь процентов от общего числа акций я распределил по полутора десяткам различных подставных компаний. Мне не удалось выгрести всего лишь два процента, принадлежащие богатым вдовам, которые категорически против какой-либо их продажи. Я сбросил эти сорок семь процентов в общую кучу на ваше имя, затем присовокупил к ним те четыре, которые удалось вырвать у Мерлина, тоже, естественно, на ваше имя. Телефаксимильное агентство «Ситизен» отныне стало собственностью ВЫНАСа, Рой!

— Прекрасная работа. И во сколько она обошлась?

— Четыреста восемьдесят три с чем-то миллиона долларов. Плюс, разумеется, мои обычные пять процентов комиссионных, которые в данном случае составят почти два с четвертью миллиона.

— Но я ведь предложил вам пять миллионов, — сказал Уолтон. — Это предложение все еще остается в силе.

— Вы что, хотите, чтобы я потерял свою лицензию? Я много лет давал взятки, чтобы заполучить лицензию брокера на бирже, а теперь вы требуете, чтобы я рисковал ею за лишних пару миллионов? Ха-ха-ха! Меня вполне устраивают два с четвертью, и я считаю это чертовски неплохим наваром за день работы.

Уолтон ухмыльнулся:

— Ваша взяла. Да и Сью будет очень довольна, узнав, что не пришлось потратить целый миллиард на то, чтобы прибрать к своим рукам «Ситизен». Вы когда примерно разделаетесь со всеми бумагами?

— Часам к десяти, — ответил брокер. — Первым делом нужно оформить как следует документы, относящиеся к мерлиновскому монорельсу. Жаль мне его — так опростоволоситься! Увидимся через час.

— Идет.

Уолтон тотчас же сделал соответствующую пометку на календаре. Как только в его руках окажутся все документы на право владения контрольным пактом акций «Ситизена», он сразу же поставит в известность Мерлина о внеочередном собрании акционеров, а после собрания отстранит его от руководства агентством, уволит нынешний состав редакции и укомплектует персонал «Ситизена» людьми, лояльными по отношению к ВЫНАСу.

Фред должен прийти в 11.00. Уолтон позвонил Килеру, новому шефу безопасности:

— Килер, у меня на одиннадцать назначено свидание с одним весьма неприятным типом. Поставьте троих охранников у дверей в мой кабинет и тщательно обыщите его, чтобы он не мог пронести оружия.

— Мы бы все равно это сделали. Теперь это стандартная процедура в нашем учреждении.

— О'кей. Но я хочу, чтобы одним из этих троих были вы лично. Остальные двое должны уметь держать язык за зубами. Мне не нужно, чтобы хотя бы слово о том, что здесь у нас происходит, просочилось наружу.

— Правильно, сэр.

— О'кей. Заступайте на пост у дверей моего кабинета примерно в 10.50. Около 11.15 я разблокирую дверь своего кабинета. Вы со своими людьми ворветесь туда, арестуете моего посетителя и запрете в самой надежной тюремной камере, какая только есть в распоряжении службы безопасности. И оставите его там. Если Мартинесу захочется узнать, что происходит, скажите ему, что всю ответственность я беру на себя.