4

Море вновь переменилось. В этом районе его пересекало быстрое холодное течение, несущее свои воды с южной стороны. Оно словно выкашивало широкую полосу в зарослях желтых водорослей. Поначалу в пене на поверхности наметилась узкая ленточка чистого пространства, затем она значительно расширилась и наконец, когда флотилия Делагарда вошла в основной поток невидимой реки, вода стала чистого голубого цвета.

Кинверсон сразу же поинтересовался у Лоулера, не будет ли море в данном районе свободно от паразитов и организмов, зараженных ими. Дело в том, что путешественники уже несколько дней не ели свежей рыбы.

— Попробуйте поймать что-нибудь, и мы посмотрим, — предложил Вальбен. — Только будьте поосторожнее при подъеме улова на палубу.

Но Гейбу не пришлось остерегаться — сети оказались пусты, на крючки не попалась ни одна даже мелкая рыбешка. Конечно, воды были обитаемы, но живность предпочитала держаться от корабля подальше. Иногда с палубы люди видели целые косяки рыб, которые поспешно плыли прочь от них. С остальных судов поступали подобные же сведения. Словом, они могли бы плыть и дальше по безжизненным водам Белого моря — «успех» оставался бы на сегодняшнем уровне.

Во время общих трапез стали все чаще раздаваться недовольные возгласы по поводу однообразия пищи.

— Я не могу приготовить что-то из ничего, — огрызнулась Лис. — Жалуйтесь Гейбу.

Кинверсон выслушивал все претензии с полным безразличием.

— Каким образом я могу ловить рыбу, если она и близко не подходит к кораблю. Не нравится — прыгайте за борт и хватайте улов руками. Согласны?

Косяки рыбы по-прежнему продолжали держаться на безопасном расстоянии от кораблей, но теперь флотилия вступила в область, богатую водорослями нескольких новых разновидностей. Это оказались большие плавучие массы туго и хитро переплетавшихся между собой растений красноватого цвета, которые перемежались длинными лентами широколиственных и очень сочных водорослей сине-зеленого оттенка. Для Гхаркида настал его звездный час.

— Они будут очень приятны на вкус, — решительно заявил он. — Это я знаю наверняка. Кроме того, по питательности…

— Но если ты никогда раньше не встречал данные разновидности, как ты можешь утверждать подобное?! — решительно перебил его Лео Мартелло.

— Я знаю наверняка! Эти водоросли очень вкусны.

Гхаркид проверил правильность своего предположения на себе с тем наивным беспристрастием, которое Лоулеру казалось совершенно необычайным. «Красные водоросли, — сообщил он, — вполне подойдут для приготовления салатов, а сине-зеленые лучше употреблять с добавлением небольшого количества рыбьего жира». Натим целыми днями просиживал на вспомогательном мостике с краном, отлавливая огромные партии съедобных растений до тех пор, пока не заполнил половину палубы большими грудами запасов пищи.

Лоулер подошел к нему, когда Гхаркид, присев на корточки, сосредоточенно копался в этой осклизлой массе, с которой ручейками стекала вода. Мелкие существа, попавшие в сети вместе с водорослями, бегали и ползали среди их переплетавшихся отростков: маленькие змейки, крабики, небольшие ракообразные с ярко-красными панцирями, напоминавшими сказочные замки… Казалось, Натима совершенно не заботило то, что у какого-нибудь из этих крошечных незваных гостей может обнаружиться ядовитое жало или миниатюрные клыки, с помощью которых они способны отрывать довольно большие куски, или сии «малыши» обладают другим оружием — ядовитыми выделениями. Он смахивал их с водорослей при помощи метелки, сделанной из прутиков, а там, где «гость» оказывался покрупнее, пускал в ход руки. Когда к нему приблизился доктор, Натим широко улыбнулся, обнажив прекрасные ослепительно-белые зубы, ярко сверкнувшие на фоне смуглого лица, и произнес:

— Море было добрым. Оно послало нам хороший урожай.

— Где ты научился всему, что тебе известно о морских растениях?

В глазах Гхаркида мелькнула тень удивления.

— В море, где же еще?! Из него приходит жизнь… Да и мы вышли из моря. Вы входите в его воды и находите там все нужное вам, пробуете и то, и это… Конечно, запоминаете. — Он вырвал что-то из спутанного клубка красной травы и с явным удовольствием протянул Вальбену. — Такая красивая, такая хрупкая!

Это оказалась разновидность морской улитки, желтая с маленькими красными крапинками, почти как ожившая капля желтой пены этого моря. Дюжина странно пристальных черных глазков величиной с ноготь мизинца показалась на коротких, но толстых стебельках. Лоулер не нашел в ней ни красоты, ни изящества, а Гхаркид буквально не мог на нее насмотреться. Он поднес улитку к самому лицу и улыбнулся ей, а затем одним легким щелчком выбросил за борт, в воду.

— Благословенное творение океана, — произнес Натим тоном такой вселенской любви, что Вальбен даже ощутил некоторую досаду и раздражение.

— Гм-м… Возникает вопрос, с какой же целью ее сотворили, — заметил он.

— О, нет, доктор… Э… сэр… Нет, я никогда не задумывался об этом. Кто я такой, чтобы спрашивать у океана, зачем он делает подобные вещи?..

По его почтительному тону можно было заключить, что Натим воспринимает окружающее водное пространство в качестве своего божества. Возможно, так оно и есть, тем более для такого человека, как Гхаркид. Но так или иначе, этот вопрос не требовал ответа для любого представителя сообщества людей со складом ума типа лоулеровского. У него не возникало никакого желания общаться с Натимом в покровительственном тоне да и не хотелось оскорблять его. Ощущая себя почти нечистым грешником перед восторженной невинностью Гхаркида, Вальбен улыбнулся и пошел своей дорогой. Пройдя несколько шагов, он заметил, что за ним пристально наблюдает отец Квиллан.

— Я уже довольно долго стою здесь и смотрю, как он работает, — объяснил священник, когда Лоулер подошел к нему. — Натим копается в этих водорослях, сортирует их, складывает по разновидностям, причем ни на минуту не прекращает своей деятельности… Он кажется таким мягким и безобидным, но где-то в глубине его души таится настоящий ураган. Что вам известно об этом человеке?

— О Гхаркиде? Да ничего особенного. Очень скрытен, говорит мало. Не знаю, где он жил раньше, но на Сорве Натим появился всего несколько лет назад, и, кажется, его ничего не интересует, кроме водорослей.

— Загадка.

— Да, загадка. Я раньше принимал Гхаркида за мыслителя, раздумывающего над Бог знает какой философской проблемой в своем интеллектуальном уединении. Но теперь… Честно говоря, не уверен, что его разум может быть занят чем-то иным, кроме сосредоточенного изучения различных видов морских представителей растительного мира. Ведь так легко, знаете ли, обычную молчаливость спутать с глубиной ума и мудростью. Сейчас я все больше склоняюсь к мысли, что он так же прост, как и кажется.

— Что ж, возможно, — согласился священник, — но я бы очень удивился, если бы это действительно оказалось так. Никогда в жизни не встречал по-настоящему простого человека.

— Неужели?

— Вам может показаться, что многие люди весьма простоваты, но практически — это всегда заблуждение. В моей профессии существует такой момент, когда представляется возможность заглянуть в людские души. Это наступает тогда, когда люди начинают мне по-настоящему доверять или начинают верить, что священник — всего лишь завеса, отделяющая их от Бога. И тогда понимаешь: даже самые простые из них не так уж и просты. Невинны — может быть, но не просты. Человеческий разум даже при минимальной степени развития слишком сложен, чтобы считаться элементарным, то есть простым. Поэтому, простите меня, доктор, я предложил бы вам вернуться к вашей первой гипотезе относительно Гхаркида. Мне лично кажется, что он ищет Бога так же, как это делает каждый из нас.

Лоулер улыбнулся. Вера в Бога — одно, поиски Его — совершенно другое. Из того, что было известно Вальбену о Натиме, можно заключить только одно: он верующий на каком-то фундаментальном, дорациональном уровне своей души. А вот истинный богоискатель — это, конечно же, только сам Квиллан. Лоулера всегда удивляло и даже смешило, насколько люди склонны проецировать собственные желания и страхи на окружающий их мир и наделять их статусом основных законов Вселенной.

Неужели поиски Бога — это всеобщее занятие? Что касается Квиллана, то здесь сомневаться не приходится. Так сказать, у него профессиональная необходимость. Но Гхаркид?! Кинверсон? Делагард? Сам Лоулер?

Вальбен пристально вгляделся в лицо священника. К этому времени он научился угадывать мысли Квиллана по выражению его глаз. У него имелось в запасе два наиболее присущих ему выражения внутренней работы мысли, сменявших друг друга на физиономии. Одно — сама благочестивость и искренность. Другое — холодное, циничное и равнодушное. Священник постоянно менял их, подчиняясь непрестанным бурям, бушевавшим в его душе. И вот теперь Лоулеру показалось, что он имеет дело с благочестивым Квилланом, с Квилланом искренним.

— Значит, вы считаете, я тоже богоискатель? — поинтересовался Вальбен.

— Конечно.

— Потому что могу процитировать несколько строк из Библии? На этом основывается ваше умозаключение?

— А вы считаете, что можете прожить всю жизнь под Его сенью и ни на мгновение не признать факт существования Бога? Ведь такая ситуация автоматически порождает свою противоположность… Отриньте Бога — и вы будете обречены на Его поиски хотя бы с той целью, чтобы наконец выяснить, правы ли вы по поводу отсутствия Господа.

— Гм-м… По-моему, вы сами сейчас находитесь в подобной ситуации.

— Несомненно.

Лоулер взглянул на Гхаркида, продолжавшего терпеливо перебирать свой последний улов водорослей, отсортировывая мертвые ростки и выбрасывая их за борт. При этом он напевал себе под нос незатейливую песенку, лишенную мелодии.

— А если вы и не отрицаете Бога, и не принимаете Его, что тогда? — поинтересовался Лоулер. — Разве в таком случае вас нельзя называть поистине «простым человеком»?

— Думаю, вы так бы его и назвали… Но мне еще никогда ничего подобного не встречалось.

— Что ж, предлагаю вам поболтать с нашим общим другом Гхаркидом.

— О! Но мне уже приходилось беседовать с ним, — ответил священник.

Дождей до сих пор не выпадало.

Рыба вернулась на достаточно близкое расстояние, и теперь Кинверсон мог ловить ее с помощью своих снастей, а вот небеса оставались непреклонными.

Заканчивалась третья неделя их путешествия, и запас воды, что взяли они с собой с Сорве, начал истощаться. Его остатки приобрели неприятный горьковатый привкус. Жители Гидроса воспитывались в условиях ограничения и нормирования всего и вся, но перспектива заканчивать экспедицию на Грейвард с тем, что осталось в их цистернах, изрядно портила настроение.

Конечно, дело еще не доходило до употребления в пищу глаз, крови и спинномозговой жидкости морских животных. Таким методом утоления жажды пользовался Кинверсон во время своих долгих странствий в одиночестве, в течение которых ситуация складывалась иногда не в его пользу. Но и доставать установку для опреснения морской воды тоже не хотелось, потому что она доставляла много хлопот: аппарат работал крайне неэффективно, а сама процедура отличалась утомительностью и состояла в очень медленном и длительном собирании пресной воды буквально по каплям. Все это подходило лишь для самого отчаянного положения.

Но имелись и другие возможности удовлетворения потребностей в питьевой воде. Сырая рыба, богатая влагой и с относительно небольшим содержанием солей, составляла часть обязательного дневного рациона. Лис Никлаус заботилась о том, чтобы очистить и разделать ее на аппетитные порции; но даже при этом условии свежее рыбье мясо быстро всем надоедало и кое у кого начинало вызывать тошноту.

Другой полезный способ — пропитывание морской водой одежды и смачивание ею тела. Суть этого приема заключалась в снижении температуры кожного покрова, а значит — в снижении потребности всего организма в питье. Кроме того, это был единственный способ поддерживать тело в чистоте — простая вода слишком ценилась, чтобы использовать ее для мытья. И вот однажды в полдень небо неожиданно потемнело, и разразилась гроза.

— Ведра! — заорал Делагард. — Бутылки, фляги, котелки, чашки! Все, что есть под рукой, тащите на палубу! И немедленно!

Люди, как безумные, носились взад-вперед по трапам, притаскивая любые емкости, пока не заставили весь настил. Затем все сбросили с себя одежды и принялись танцевать, словно одержимые, а дождь смывал с их тел засохшую соль. Делагард скакал по своему мостику, будто жирный сатир с волосатой грудью, отвислой по-старушечьи. Рядом с ним, хохоча и что-то выкрикивая, прыгала Лис. Ее длинные золотистые волосы прилипли к плечам, а большие округлые груди раскачивались из стороны в сторону. Худенький маленький Даг Тарп отплясывал в паре со здоровенной Нейяной Гольгхоз, которая, казалось, могла одним легким движением руки перебросить его через плечо. Лоулер наслаждался ливнем в одиночку, устроившись около мачты на корме, когда к нему, приплясывая, приблизилась Тила Браун. Ее глаза сверкали, губы застыли в зовущей улыбке. Под дождем кожа Тилы цвета оливы выглядела восхитительно нежной. Вальбен протанцевал с ней примерно с минуту, восторгаясь ее сильными бедрами и красивым животом, но как только она своими движениями принялась увлекать его в укромное местечко, он тут же притворился, что не понимает намеков, и поспешил оказаться в одиночестве.

Гхаркид выделывал антраша на мостике с рыболовными снастями, рядом с грудой водорослей. Данн Хендерс и Оньос Фелк, взявшись за руки, лихо танцевали рядом с нактоузом. Квиллан, бледный и страшно костлявый без своего одеяния, казалось, пребывал в некоем подобии транса, подняв глаза к небу и воздев руки. Он с остекленевшим лицом совершал какие-то ритмические движения плечами.

Лео Мартелло отплясывал с Сандирой. Оба выглядели просто великолепно: стройные, гибкие, полные энергии. Лоулер оглянулся в поисках Кинверсона и обнаружил его на носу корабля. Он не двигался, а просто стоял под потоками ливня, и вода ручьями стекала по его мощному телу.

Дождь длился не более пятнадцати минут. Лис позже подсчитала, что он обеспечил их дополнительным запасом воды на полдня.

Врачебные услуги Лоулера требовались постоянно: несчастные случаи на корабле, фурункулы, растяжения, легкие приступы дизентерии, а однажды на судне Бамбера Кэдрелла произошел небольшой инцидент с переломом ключицы.

Вальбен находился на грани истощения из-за необходимости обслуживать все корабли флотилии. Большую часть своих консультаций он проводил по радио, присев на корточки перед невероятным нагромождением аппаратуры в рубке Дага Тарпа на «Царице Гидроса». Но сломанные кости нельзя лечить при помощи передатчика, и ему пришлось самому отправиться на страйдере на «Богиню Сорве».

Плавание на этом плавсредстве не считалась развлекательной прогулкой, так как оно представляло собой легкое суденышко на подводных крыльях. Страйдер производил не менее хлипкое впечатление, чем длинноногие гигантские крабы, которых иногда видел Лоулер в заливе Сорве; они изящно скользили по поверхности воды. Маленькое судно обычно строили из просмоленных деталей, изготовленных из легчайшего «дерева»; снабжали педалями, понтонными поплавками, подводными аутриерными крыльями и мощным винтом-пропеллером. На обшивке страйдера имелся слой из слизистых микроорганизмов, который снижал трение.

Данн Хендерс отправился на корабль Кэдрелла вместе с Лоулером. Суденышко спустили на воду с помощью шлюпбалок, а пассажирам пришлось влезать в него по канатам. Когда наконец Вальбен занял свое место, его ноги оказались всего в нескольких сантиметрах от воды. Хрупкое сооружение слегка покачивалось на мирных волнах спокойного моря. Казалось, лишь тончайшая пленка отделяет Лоулера от всепожирающей бездны. Перед его мысленным взором встали жуткие образы: щупальца, поднимающиеся из темных глубин, насмешливый взгляд огромных блюдцеобразных глаз, посматривающих на него из воды, серебристые клыки, готовые вонзиться в тело человека.

Хендерс расположился за спиной Вальбена.

— Док, готовы? Поехали.

Одновременно налегая на педали, они с трудом заставили страйдер сдвинуться с места. Первые секунды их путешествия оказались самыми сложными, но как только удалось набрать скорость, верхние подводные крылья приподнялись из воды, что явно уменьшило сопротивление, и нижняя пара высокоскоростных малых крыльев смогла помочь кораблику набрать приличное ускорение. Правда, особенного облегчения они не почувствовали. Подобно любым малым быстроходным судам, страйдеру приходилось постоянно взбираться на гребень волны — если бы люди хотя бы на секунду снизили скорость, перекатывающие валы сразу захлестнули бы маленькое суденышко. Слава Богу, что за короткое время плавания никакие щупальца не преграждали им путь, а зубастые челюсти спокойно отдыхали в пучине океана. На «Богине Сорве» их ожидали тросы подъемника, готового подхватить страйдер на борт.

Ключицу сломал Нимбер Таналинд, всем известный ипохондрик, но на этот раз его состояние действительно оказалось реальным, а не притворным: оторвавшейся балкой ему досталось по левому плечу, вся верхняя часть его крупного тела посинела и распухла. Впервые, ко всеобщему удивлению, он не стонал и не жаловался. Возможно, причиной этого был шок, возможно, страх, а может, Нимбер просто онемел от боли; он тихо сидел у сетей, сваленных в беспорядке, с видом контуженного воина и тупо смотрел перед собой; его руки дрожали, пальцы странно подергивались. Рядов» с ним стояли Брондо Катцин и его жена Элияна, неподалеку нервно мерила шагами палубу супруга Нимбера Салан.

— Таналинд, — произнес Лоулер с сочувствием, — ну, ты и идиот! Что ты с собой сделал?

Нимбер немного приподнял голову, в его глазах мелькнула тень страха. Он ничего не сказал, а только облизал губы. Струйка пота прочертила блестящую дорожку на его лбу, хотя день был довольно прохладным.