Глава 54

Лондон

Примерно в это же время такси затормозило перед приземистым, обвитым густым плющом зданием проходной под аркой Адмиралтейства. Дверь открылась, и под проливной дождь вылез, тяжело опираясь на трость, чрезвычайно неловкий и некрасивый приземистый человек. С первого взгляда было видно, что он калека. Зонтика у него при себе не было: оставалось пройти всего несколько ярдов до входа, перед которым стоял часовой из Королевской морской пехоты. Часовой энергично отдал ему честь, но калека не сделал ответного жеста, поскольку для этого пришлось бы переложить палку из правой руки в левую, что представляло для него серьезную трудность. Кроме того, даже через пять лет после того, как он получил офицерское звание и был зачислен в одну из тыловых служб Королевского флота, Артур Брэйтуэйт все еще не освоился с обычаями и традициями военной жизни.

Вообще-то до заступления на дежурство у Брэйтуэйта оставался еще целый час. Но по своей давней привычке он прибыл в Цитадель на час раньше, чтобы иметь время для спокойной подготовки к дежурству. Брэйтуэйт, страдая сильнейшей хромотой с детства, хорошо усвоил, что ему требуется больше времени на подготовку, чем большинству окружавших его здоровых людей. Таков был его неукоснительный обычай, который так же неукоснительно приносил свои плоды.

Для того чтобы попасть в Отдел контроля за передвижением подводных лодок противника, нужно было преодолеть целый лабиринт коридоров и узких изгибающихся в разные стороны лестниц — непростая задача для человека с так сильно изувеченной ногой. Он миновал Главный отдел торгового судоходства и через дверь, перед которой тоже стоял человек, попал в Отдел подлодок.

Его сразу же, как это бывало каждую ночь, захватила энергичная жизнь этого места. Лишенные окон стены цвета топленых сливок были сплошь увешаны картами, таблицами и фотографиями немецких подводных лодок и их команд. За столами, расставленными вдоль стен просторного помещения, работало несколько дюжин офицеров и машинисток. В центре помещался объемный макет-карта Северной Атлантики от Балтийского моря до Кейп-Кода, где цветными булавками было отмечено местоположение каждого военного корабля, грузового судна и субмарины.

С одной из стен на вошедшего негодующе взглянула большая фотография адмирала Карла Деница, главнокомандующего военно-морским флотом Германии. Брэйтуэйт, как он делал это ежедневно, подмигнул и сказал: «Доброе утро, герр адмирал». Затем открыл дверь своей застекленной кабинки, снял пальто и сел за стол.

Прежде всего он потянулся к стопке расшифрованных радиограмм и срочных документов, как всегда лежавшей на краю стола. «И так каждый день, аж с тридцать девятого года, сынок», — напомнил он себе.

Тогда, в 1939 году, он только-только получил ученые степени сразу по праву и психологии в Кембриджском и Йельском университетах и искал возможности найти себе и своим знаниям практическое применение. Когда разгорелась война, он, зная в совершенстве немецкий язык, вызывался допрашивать немецких военнопленных и произвел настолько прекрасное впечатление на свое начальство, что оно порекомендовало перевести его на службу в Цитадель, где в разгар сражения за Атлантику его, гражданского добровольца, назначили в Отдел слежения за подводными лодками. Интеллект и трудолюбие Брэйтуэйта быстро помогли ему выдвинуться. Он с головой погрузился в работу, изучая всю дополнительную литературу по истории и тактике немецкого военно-морского флота, какую только мог найти. Одаренный замечательной памятью, он запомнил биографии всех старших офицеров немецкого подводного флота вплоть до капитан-лейтенантов. Через несколько месяцев он развил в себе уникальную способность предсказывать передвижения подлодок противника. Его достижения не остались незамеченными. Ему присвоили временное звание коммандера и назначили начальником Отдела подлодок — умопомрачительная карьера для человека, не удостоившегося чести закончить Дартмурский военно-морской колледж.

Адъютант постучал в стеклянную дверь, дождался кивка Брэйтуэйта и лишь после этого позволил себе войти.

— Доброе утро, сэр, — сказал он, опуская на стол поднос с чайником, чашкой и блюдцем с бисквитами.

— Доброе утро, Патрик.

— Благодаря погоде вечер прошел довольно спокойно, сэр. Нигде не обнаружено ни одной всплывшей подлодки. Шторм перемещается на запад. Теперь основной удар приходится на участок от Йоркшира до Суффолка.

Брэйтуэйт кивнул, и адъютант вышел.

Первые документы были обычными радиоперехватами переговоров подводных лодок со своим штабом. Внимание коммандера привлек пятый по счету документ. Это была ориентировка, распространенная от имени майора Альфреда Вайкери из Военного кабинета. В ней сообщалось о том, что властями разыскиваются два человека, мужчина и женщина, которые могут попытаться покинуть страну. Брэйтуэйт улыбнулся шитой белыми нитками хитрости этого Вайкери. Совершенно несомненно, он служил в МИ-5. Мужчина и женщина, так же несомненно, были немецкими агентами, причем агентами чрезвычайно серьезными и опасными, иначе эта бумага просто не попала бы на его стол. Он отложил послание Вайкери в сторону и продолжал чтение.

Просмотрев еще несколько рутинных бумаг, Брэйтуэйт наткнулся на еще одну интересную вещь. Радистка из Женского добровольческого корпуса с Y-станции в Скарборо перехватила переговоры, которые, по ее мнению, происходили между подводной лодкой и береговой слабосильной радиостанцией. Пеленгаторы определили местоположение передатчика где-то на большом — от Линкольншира до Суффолка — участке Восточного побережья. Эту записку Брэйтуэйт положил рядом с ориентировкой Вайкери.

После этого он поднялся, тяжело хромая, вышел из кабинета и остановился перед картой Северной Атлантики с вылепленными из папье-маше островами и даже угадывавшимися волнами. Два офицера из его службы переставляли часть цветных булавок, отмечая выявленные за ночь перемещения кораблей и судов. Брэйтуэйт, казалось, не замечал их. Он с мрачным видом рассматривал воды, раскинувшиеся восточнее Великобритании.

Через несколько секунд он негромко сказал:

— Патрик, принесите мне материалы по U-509.

Глава 55

Хэмптон-сэндс, Норфолк

Дженни добежала до сосновой рощи, раскинувшейся у подножия дюн, и в изнеможении рухнула на землю. Она прибежала сюда инстинктивно, как перепуганное животное. Она сразу же свернула с дороги и проделала весь путь по болотистым лугам, ставшим почти непроходимыми из-за дождя. Она падала так часто, что давно сбилась со счета. Она была с головы до ног облеплена грязью и чувствовала, что от нее пахнет мокрой землей и гнилыми водорослями. Ее лицо, истерзанное дождем и ледяным ветром, горело, будто ее побили. И еще она замерзла — замерзла сильнее, чем когда-либо в жизни. Ей казалось, что клеенчатое пальто весит добрых сто фунтов. Ее ботинки были полны воды, и ступни закоченели. Только сейчас она вспомнила, что выбежала из дому без носков. В очередной раз рухнув на четвереньки, Дженни не стала подниматься, а осталась в таком положении, хватая воздух широко раскрытым ртом. Гортань болела, и во рту почему-то стоял неприятный вкус ржавчины.

В таком положении она пробыла, наверно, с минуту, пока дыхание не успокоилось немного, а потом заставила себя подняться и войти в лес. Под деревьями стояла кромешная тьма, такая, что ей пришлось идти, выставив перед собой руки, как это делал бы слепец, попавший в незнакомое место. Она ругательски ругала себя за то, что выскочила из дому, не взяв фонарик.

Ветер завывал, волны с грохотом накатывались на отлогий песчаный пляж. Вскоре ей показалось, что она узнает деревья. Теперь Дженни довольно уверенно шла наугад, как человек, разгуливающий в темноте по собственному дому.

Деревья раздвинулись, и перед ней оказалось ее тайное убежище.

Она соскользнула вниз по склону и села, прижавшись спиной к большой скале. Наверху ветер злобно раскачивал сосны, но здесь Дженни была защищена от его ярости. Ей было очень жаль, что нельзя развести огонь, но дым, конечно же, выдаст ее. Она извлекла из кучи сосновой хвои свой сундучок, вынула старое шерстяное одеяло и плотно завернулась в него.

Согрелась она почти сразу же. И только тогда расплакалась. Но и плача она не перестала раздумывать о том, что и как ей делать. Сколько времени ей нужно будет выждать, прежде чем можно будет отправиться за помощью. Десять минут? Двадцать минут? Полчаса? А найдет ли она Мэри в доме, когда вернется? А что, если они убьют и ее? Как наяву, перед нею мелькнуло страшное зрелище мертвого тела ее отца. Дженни встряхнула головой, отгоняя ужасное видение, ее снова затрясло, и она еще плотнее завернулась в одеяло.

Тридцать минут. Она выждет здесь тридцать минут. К тому времени они, скорее всего, уедут, и вернуться будет не опасно.

Нойманн остановил машину в самом конце дороги, взял фонарик, который валялся на сиденье рядом с ним, и выскочил из кабины. Включив фонарь, он рысцой побежал между деревьями, поднялся на гребень дюны и спустился с другой стороны. Там он выключил свет, в темноте пересек пляж и вышел к самому краю воды. Ощутив под ногами твердую поверхность мокрого песка на самом краю прибоя, он снова перешел на бег; правда, здесь ему пришлось пригнуть голову, чтобы пробиваться против ветра.

Он восстановил в памяти то утро, когда бегал здесь, на берегу, и встретил Дженни, спустившуюся с дюн. Он хорошо помнил, что у нее был такой вид, как будто в ту ночь она спала где-то неподалеку, и нисколько не сомневался в том, что у нее было поблизости какое-то потайное место, куда она уходила, когда дома ей становилось совсем уж невмоготу. Сейчас она осталась одна, была перепугана и хотела спрятаться. Наверняка она должна была направиться в какое-то место, которое знала очень хорошо — так всегда поступают дети. Нойманн отыскал на пляже место, которое служило ему воображаемой финишной чертой, затем остановился и направился к дюнам.

Поднявшись наверх, он снова включил фонарь, почти сразу же отыскал чуть заметную тропинку и пошел по ней. Тропа привела его к маленькой ложбинке, прикрытой от ветра деревьями и парой больших валунов. Как только он посветил фонарем в ложбинку, луч выхватил из тьмы лицо Дженни Колвилл.

— Как же вас зовут на самом деле? — спросила Дженни, когда машина медленно ползла в сторону дома Догерти.

— Мое настоящее имя — лейтенант Хорст Нойманн.

— Почему же вы так хорошо говорите по-английски?

— Мой отец был англичанином, и я родился в Лондоне. Мы с матерью переехали в Германию, когда он умер.

— И вы действительно немецкий шпион?

— Что-то в этом роде.

— Что случилось с Шоном и моим отцом?

— Мы вели радиопередачу из сарая Шона, когда твой отец ворвался туда. Шон попытался остановить его, и твой отец его убил. Тогда Кэтрин и я убили твоего отца. Мне очень жаль, Дженни. Все случилось так быстро...

— Замолчите! Не хочу слышать, что вам чего-то жаль!

Нойманн промолчал.

— А что будет дальше? — спросила Дженни, не выдержав даже секундного молчания.

— Мы поедем вдоль побережья до устья Хамбера. Там мы сядем на маленькую лодку, выйдем в море и встретимся с подводной лодкой.

— Я надеюсь, что вас поймают. И очень надеюсь, что вас убьют.

— Я бы сказал, что такая возможность очень вероятна.

— Вы негодяй! Зачем вам нужно было устраивать ту драку с моим отцом из-за меня?

— Потому что ты очень понравилась мне, Дженни Колвилл. Я лгал тебе насчет всего остального, но это чистая правда. А теперь слушай: если ты будешь в точности выполнять то, что я буду говорить, с тобой не случится ничего плохого. Ты меня понимаешь?

Дженни чуть заметно наклонила голову. Нойманн подвел машину к дому Догерти. Дверь открылась, и оттуда вышла Кэтрин. Она подошла к фургону, взглянула на Дженни, перевела взгляд на Нойманна и сказала по-немецки:

— Свяжите ее и посадите в фургон. Мы возьмем ее с собой. Никогда не знаешь, когда может пригодится заложник.

Нойманн покачал головой.

— Лучше будет просто оставить ее здесь, — ответил он на том же языке. — Толку от нее для нас никакого не будет, а она может пострадать.

— По-моему, вы забыли о воинской субординации, лейтенант!

— Нет, майор, — ответил Нойманн, не скрывая сарказма.

— Вот и хорошо. Свяжите ее, и давайте поскорее выбираться из этой забытой богом дыры.

За веревкой Нойманну пришлось отправиться в сарай. Там он взял керосиновую лампу и бросил последний взгляд на лежавшее на земле тело Шона Догерти, прикрытое старым мешком. Нойманн не мог не чувствовать своей ответственности за ту цепь событий, которая привела к смерти Шона. Если бы он не подрался с Мартином, Мартин этой ночью не ворвался бы в сарай с дробовиком, Шон отправился бы вместе с ними в Германию, а не лежал бы на полу собственного сарая с дырой в половину груди. Он погасил лампу, оставив трупы в темноте, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Дженни не пыталась сопротивляться и не говорила ему ни единого слова. Нойманн связывал ей руки впереди, чтобы ей было хоть немного удобнее, и не забыл удостовериться в том, что узел не слишком тугой. Затем он связал ей ноги.

Закончив с этим, он взял девушку на руки, донес ее до задней двери фургона, открыл ее и положил Дженни на пол.

После этого он подлил в бак бензина и бросил пустую канистру подальше на луг.

Проезжая от дома к деревне, они не заметили никаких признаков жизни. Очевидно, жители Хэмптон-сэндс не услышали выстрелов. Машина проехала через мост, оставила сбоку шпиль церкви Святого Иоанна и прокатила по затемненной улице. В деревне было так тихо, что можно было подумать, что ее эвакуировали.

Кэтрин молча сидела рядом с ним и перезаряжала свой «маузер».

Нойманн прибавил газу, и Хэмптон-сэндс исчезла в темноте.

Глава 56

Лондон

Ожидая, пока ему принесут папку с надписью U-509, Артур Брэйтуэйт продолжал рассматривать карту Северной Атлантики. Не то чтобы ему так уж была нужна эта папка — он не сомневался, что и без того знал все, что нужно, о командире этой подводной лодки и обо всех его боевых походах. Он лишь хотел получить подтверждение нескольких своих соображений и только после этого звонить в МИ-5.

Поведение субмарины под номером U-509 озадачивало его уже на протяжении нескольких недель. У него сложилось впечатление, что лодка осуществляет какое-то бесцельное патрулирование в Северном море, не передвигаясь ни по какому определенному курсу и очень редко связываясь со своим командованием. А в редких сеансах связи субмарина неизменно указывала координаты неподалеку от мыса Сперн-Хед. Пару раз лодка появлялась на аэрофотоснимках, сделанных разведчиками, летавшими над базой подводных лодок в южной Норвегии. Но не было зарегистрировано никаких ее надводных переходов, никаких нападений на военные корабли или торговые суда союзников.

«Вы, кажется, хотите, чтобы мы поверили, что вы околачиваетесь там без всякой цели, капитан-лейтенант Хоффман, — мысленно говорил Брэйтуэйт. — Ну так вот, я не верю этому».

Он взглянул на суровое лицо Деница и пробормотал:

— Интересно, с какой это стати вы позволили отличной лодке с опытной командой без толку болтаться по морю?

Через несколько секунд появился адъютант с папкой:

— Вот и я, сэр.

Брэйтуэйт не взял у него документы. Он приказал молодому офицеру открыть папку, а сам стал пересказывать ее содержание.

— Имя капитана — Макс Хоффман, если я не ошибаюсь.

— Верно, сэр.

— Получил Рыцарский крест в 1942 году и Дубовые листья к нему годом позже.

— Фюрер прицепил их ему собственноручно.

— Так, а теперь более важные вещи. Насколько я помню, перед войной он непродолжительное время служил в абвере, в личном аппарате Канариса.

Помощник принялся торопливо листать бумаги.

— Да, вот оно. Хоффман служил в берлинском штабе абвера с тридцать восьмого по тридцать девятый год. Когда началась война, его перевели в действующий флот и назначили на лодку U-509.

Брэйтуэйт снова уставился на рельефную карту.

— Патрик, если бы вам нужно было забрать из Великобритании важного немецкого шпиона, разве не предпочли бы вы обратиться за помощью к старому другу?

— Конечно, сэр.

— Наберите номер Вайкери из МИ-5. Я думаю, что нам найдется о чем поговорить.

Глава 57

Лондон

Альфред Вайкери стоял перед огромной — восемь футов в вышину — картой Британских островов, беспрерывно курил, пил удивительно невкусный, но невероятно крепкий чай и думал: теперь я представляю, что должен чувствовать Адольф Гитлер. После получения информации от коммандера Лоу, оперативного дежурного станции радиоперехвата Службы Y в Скарборо, можно было с уверенностью предполагать, что шпионы попытаются выскользнуть из Англии и добраться до подводной лодки. А перед Вайкери стояла одна совершенно однозначная, но все же очень серьезная проблема. Он имел самое приблизительное представление о том, когда это случится, и еще хуже представлял себе — где.

Он предполагал, что шпионы должны будут встретиться с субмариной на рассвете, поскольку при свете дня для подводной лодки было бы слишком опасно оставаться на поверхности чуть ли не на расстоянии видимости от побережья. Существовала также вероятность, что подводники направят на берег группу моряков на резиновой лодке — таким образом абвер часто доставлял своих шпионов в Великобританию, — но Вайкери сомневался, что они пойдут на такой риск в условиях серьезного шторма. Украсть лодку шпионам тоже было не так легко, как это могло показаться. Королевский флот прибрал к рукам едва ли не все, что могло держаться на воде. Лов рыбы в Северном море почти не производили, потому что прибрежные воды были сплошь заминированы. Шпионам, скрывавшимся сейчас от всех спецслужб Великобритании и располагающим очень незначительным запасом времени, будет непросто отыскать лодку, которая могла бы выйти ночью в штормовое море.

«А может быть, — подумал он, — шпионы запаслись лодкой заблаговременно».

Еще больше тревожил его вопрос, где это случится. Из какой точки побережья они выйдут в море? Вайкери снова уставился на карту. Служба Y не смогла точно определить местоположение передатчика. В качестве исходной точки Вайкери решил выбрать точный центр той обширной области, на которую ему указали. Он медленно вел указательным пальцем по карте, пока не уткнулся в Норфолкское побережье.

Да, в этом был смысл, и немалый. Вайкери хорошо изучил железнодорожные расписания. Если шпион укрывался в одной из прибрежных деревень, у него была возможность добраться до Лондона за три часа на поезде, выходящем из Ханстантона.

Вайкери предполагал также, что в их распоряжении имелся хороший автомобиль и запас бензина. В таком случае они должны были уехать на изрядное расстояние от Лондона. Зная о том, что и без того внушительный полицейский контроль за железными дорогами еще больше усилился, он нисколько не сомневался в том, что поездом они не поедут.

В таком случае насколько далеко от Норфолкского побережья они могли отъехать, чтобы сохранить реальные шансы сесть в лодку и отплыть далеко в море?

Вряд ли подводная лодка могла подойти к берегу ближе, чем на пять миль. Чтобы преодолеть такое расстояние, шпионам потребуется по меньшей мере час, если не больше. Субмарина должна погрузиться как только рассветет, следовательно, шпионы должны выйти в море не позже шести утра. Радиограмма была отправлена в десять вечера. Итак, у них оставалось всего восемь часов. Насколько далеко они могли уехать? С учетом погоды, затемнения и состояния дорог — сто — сто пятьдесят миль.

Вайкери удрученно рассматривал карту. Для поимки негодяев нужно было обыскать огромный участок британского побережья от устья Темзы на юге до Хамбера на севере. А это было совершенно невыполнимо. Береговая линия буквально пестрела маленькими портами, рыбацкими деревнями и причалами. Вайкери попросил местную полицию направить на охрану побережья как можно больше народу. Командование авиации береговой охраны дало согласие поднять в воздух самолеты, как только рассветет, но Вайкери опасался, что это будет уже слишком поздно. Корветы Королевского военно-морского флота были уже направлены для контроля за выходом в море маломерных судов; флотское начальство не стало отговариваться тем, что заметить маленькую шлюпку или баркас дождливой безлунной ночью в море почти невозможно. Без дополнительного ориентира — лучше всего повторного радиосигнала — надежд на поимку беглецов было очень немного.

Громко затрещал телефон.

— Вайкери.

— С вами говорит коммандер Артур Брэйтуэйт из Отдела контроля за передвижением подводных лодок. Заступая на дежурство, я увидел вашу ориентировку, и я думаю, что смогу оказать вам более или менее ощутимую помощь.

— Адмиралтейство, точнее их Отдел контроля за передвижением подводных лодок, утверждает, что U-509 уже несколько недель крейсирует вплотную к Линкольнширскому побережью, — сказал Вайкери. Бутби лично спустился вниз и присоединился к бессменной вахте Вайкери перед картой. — Если мы отправим наших людей в Линкольншир, то получим приличный шанс остановить их.

— Все равно участок слишком велик для нас.

Вайкери снова уставился на карту.

— Какой там самый крупный город?

— Если я не ошибаюсь, Гримсби.

— Ничего себе названьице — Гримсби! Как, по-вашему, мне потребуется много времени, чтобы попасть туда?

— Транспортная секция может доставить вас, но это займет несколько часов.

Вайкери поморщился. Транспортная секция имела несколько скоростных автомобилей как раз для таких надобностей. За этими автомобилями были закреплены опытные водители, специализировавшиеся на лихой езде, некоторые из них до войны даже были профессиональными автогонщиками. Вайкери же все время считал, что эти водители, конечно, были замечательными мастерами, но слишком опрометчивыми. Он отлично запомнил ночь, когда арестовал шпиона на корнуэльском пляже. Тогда они мчались сквозь беспросветную ночь на «Ровере» со специально форсированным мотором, и он, то и дело хватаясь за заднее сиденье машины, молил Бога, чтобы тот оставил его в живых еще на несколько часов и дал возможность доехать до места и арестовать агента.

— А как насчет самолета? — спросил он, немного подумав.

— Не сомневаюсь, что смогу договориться об этом с ВВС. Совсем рядом с Гримсби есть небольшая авиабаза истребителей. Вы могли бы попасть туда за какой-нибудь час, а потом использовать базу как командный пост. Вот только... Вы не выглядывали в окно в последние часы? Сейчас далеко не самая лучшая ночь для воздушных путешествий.

— Это я понимаю, но уверен, что смогу эффективнее координировать поиски, находясь там, поближе к месту действия. — Вайкери отвернулся от карты и посмотрел на Бутби. — И у меня появились еще кое-какие соображения. Если нам удастся задержать их до того, как беглецы свяжутся с Берлином, то, возможно, я смогу подсказать им текст следующей радиограммы.

— Выдумать правдоподобное объяснение их решению бежать из Лондона, которое поддержало бы грохот наших «Литавр»?

— Именно так.

— Хорошая мысль, Альфред.

— Я хотел бы взять с собой еще двоих человек: Роача и Далтона, если у него будут силы.

Бутби ответил не сразу:

— Мне кажется, что вы должны взять еще одного помощника.

— Кого же?

— Питера Джордана.

— Джордана?!

— Посмотрите на это вот с какой точки зрения. Джордана обманули и предали. Так неужели ему не захочется оказаться там, чтобы увидеть, как контрразведка разделается с Кэтрин Блэйк? Я уверен, что обязательно захочется. Будь я на его месте, я мечтал бы о том, чтобы приставить пистолет к ее затылку и своей рукой нажать на курок. И немцы должны думать точно так же. Мы должны сделать все возможное, чтобы поддерживать иллюзию, которую внушили им при помощи операции «Литавры».

Вайкери подумал об очередной пустой папке в архиве.

Снова зазвонил телефон.

— Вайкери.

Он услышал голос одной из местных телефонисток.

— Профессор Вайкери, вас вызывает по междугородному телефону главный суперинтендант Перкин из полицейского управления Кингс-Линн, в Норфолке. Он говорит, что у него очень срочное дело.

— Соедините меня с ним.

Деревушка Хэмптон-сэндс была слишком маленькой, слишком изолированной и слишком тихой для того, чтобы иметь своего собственного констебля. Наряду с ней констебль надзирал за еще четырьмя деревнями на Норфолкском побережье — Холм, Торнтон, Титчелл и Бранкастер. Констебль — его звали Томассон — был уже пожилым человеком, ветераном полиции; он начал работать в Норфолке сразу после окончания Первой мировой войны. Томассон жил в принадлежавшем полицейскому управлению доме в Бранкастере и, благодаря специфике работы, имел собственный телефон.

Часом раньше этот телефон зазвонил, разбудив Томассона, его жену и его английского сеттера Рэгса. Голос в трубке принадлежал суперинтенданту Перкину из Кингс-Линна. Перкинс сообщил Томассону о том, что ему звонили из лондонского Военного кабинета и просили привлечь местную полицию к поискам двоих беглецов, подозреваемых в убийстве.