Глава 22

Мейда-Вейл. Лондон

На следующее утро Жаклин, шагая по Элджин-авеню в сторону станции метро «Мейда-Вейл», испытала неожиданный подъем духа. До этого дня она вела жизнь, где всего было слишком – слишком много мужчин, слишком много денег и слишком мало моральных установок и правил. В том, что она оказалась перед лицом некоторых ограничений, привычных для простого народа, а именно: необходимости обитать в тесной квартире и ездить в метро на работу, пусть даже это была работа для прикрытия, – для нее заключалось нечто пикантное и даже волнующее.

Купив в газетном киоске свежий номер «Таймс», она вошла в вестибюль станции и направилась к билетным кассам и турникету. Вчера вечером она на сон грядущий изучала по карте лондонские улицы и линии метрополитена. Некоторые станции имели забавные названия: к примеру, «Юбилейная», «Круговая», «Районная» или «Викторианская». Чтобы добраться до галереи в районе Сент-Джеймс, ей предстояло от «Мейда-Вейл» ехать по линии Бейкерлоу до станции «Пиккадилли-серкус». Купив билет в кассе-автомате, она миновала турникет и по эскалатору спустилась к платформам. Оглядевшись, она решила, что из толпы спешащих на работу лондонских девушек в общем не выделяется, и это открытие, как ни странно, ее порадовало.

Ее намерение немного расслабиться, пролистывая в вагоне газету, испарилось, как только к станции подошел поезд. Вагоны были забиты людьми до такой степени, что оставалось только удивляться, как пассажиры не выдавливали стекла. Жаклин, которая всегда уважала личное пространство, решила было дождаться следующего поезда – вдруг там будет посвободнее? – но, взглянув на часы, поняла, что для этого у нее нет времени. Когда раздвинулись двери, из поезда вышли всего несколько человек. Казалось, для нее в вагоне совершенно не осталось места. «Интересно, что сделал бы на моем месте прирожденный лондонец? – спросила она себя, и сама же на этот вопрос ответила: – Стал бы протискиваться внутрь – вот что!» Выставив перед собой сумочку, Жаклин ринулась на абордаж.

Вздрогнув, поезд отошел от станции. Мужчина, стоявший рядом с Жаклин, дышал ей в лицо пивным перегаром. Она вытянулась во весь свой немалый рост, запрокинула голову и прикрыла глаза. Неожиданно на нее повеяло свежим воздухом – из щелки неплотно закрывшейся двери дуло, – и ей сразу стало легче.

Через несколько минут поезд подкатил к станции «Пиккадилли-серкус», и Жаклин выбралась наружу. На улице утренний туман сменился надоедливым мелким дождем. Жаклин вынула из сумочки складной зонтик и быстрым шагом пошла по тротуару, стараясь по возможности держать дистанцию по отношению к двигавшимся вокруг нее в толпе многочисленным офисным служащим и соблюдать непривычные правила при переходе улицы.

Сворачивая на Дьюк-стрит, она бросила взгляд через плечо. У нее за спиной на расстоянии нескольких футов шел Габриель, облаченный в черные джинсы и кожаную куртку. Жаклин, никак не обозначив тот факт, что она его заметила, продолжала идти по Дьюк-стрит в южном направлении и остановилась лишь у прохода в тупичок Мейсонс-Ярд.

Габриель, проходя мимо, коснулся ее локтя и бросил:

– Все чисто. Передай от меня привет Джулиану.

Галерея оказалась точно такой, как ее описывал Габриель и делила помещение с пароходной компанией и пабом. Рядом с дверью на стене находилась панель с двумя кнопками и двумя надписями: "Туристическое агентство «Локус» и «Ишервуд файн артс». Жаклин нажала на кнопку под нужной ей надписью, немного подождала, взглянула на часы, после чего нажала на кнопку во второй раз. Никакого результата.

Жаклин пересекла Мейсонс-Ярд и вернулась на Дьюк-стрит. Там она нашла маленькое кафе, где можно было подождать хозяина галереи. Заказав чашку кофе и присев за столик у окна, она развернула газету. Пятнадцатью минутами позже, в девять часов двадцать минут, Жаклин заметила стильно одетого седого человека, который шагал по Дьюк-стрит с такой стремительностью, что можно было подумать, будто он опасался опоздать на собственные похороны. Нырнув в проход, он скрылся в тупичке Мейсонс-Ярд. Ишервуд, подумала Жаклин. По крайней мере, похож.

Она положила газету в сумку и, выскользнув из кафе, последовала за седоволосым. Нагнав его, она, выдерживая определенную дистанцию, шла за ним всю дорогу, пока он пересекал Мейсонс-Ярд и подходил к двери на цокольном этаже. Когда он отпирал дверь, она приблизилась к нему и воскликнула:

– Это вы, мистер Ишервуд? Я уже четверть часа вас дожидаюсь!

Ишервуд повернулся на голос и, увидев Жаклин, слегка приоткрыл рот.

– Я Доминик Бонар. Полагаю, вас поставили в известность о моем приходе?

Ишервуд несколько раз быстро кашлянул, прочищая горло. Потом у него неожиданно возникла проблема с ключами: он никак не мог вспомнить, какой именно подходит к двери на цокольном этаже.

– Очень… Очень рад вас видеть, – произнес он запинаясь. – Дико извиняюсь за опоздание. Это все проклятая подземка.

– Позвольте я подержу ваш портфель, – предложила Жаклин. – Возможно, без него вам будет легче разобраться с ключами.

– Итак, вы француженка, – произнес Ишервуд, как если бы открывал ей некую важную тайну. – Я в совершенстве владею итальянским, но мой французский, боюсь, вашего слуха не усладит.

– Ничего страшного. Я хорошо говорю по-английски.

– Действительно…

Наконец ему удалось отпереть дверь. Распахнув ее во всю ширь, он галантным жестом предложил Жаклин войти. Когда они поднялись по лестнице, Ишервуд остановился у двери туристического агентства и стал изучать изображение девушки на одном из рекламных постеров. Повернувшись, он посмотрел на Жаклин, а потом снова уставился на девушку на плакате.

– Это что же, ваша сестра-близняшка? – осведомился он.

Жаклин улыбнулась и сказала:

– Не глупите.

Ишервуд отпер галерею и провел Жаклин в предбанник.

– Сегодня ко мне должен прийти господин по имени Оливер Димблби. Похож на сардельку в модном костюме. Когда придет – впустите. Ну а пока позвольте показать вам галерею.

Ишервуд вручил ей пару ключей на голубой эластичной ленте.

– Это вам. Кто бы из нас ни выходил из помещения, двери должны запираться на кодовый замок. Код такой: пять семь шесть четыре девять семь три два шесть. Запомнили?

Жаклин кивнула. Ишервуд с недоверием на нее посмотрел, но она быстро повторила цифры, не допустив ни единой ошибки. Ишервуд был впечатлен.

Они вошли в маленький лифт, в котором едва помещались два человека. Ишервуд вставил ключ в секретный замок, повернул его и нажал кнопку с литерой В. Лифт застонал, содрогнулся, после чего медленно повлек их вниз и остановился, плавно опустившись на пружины амортизаторов. Дверь распахнулась, и они вошли в холодную темную комнату.

– Это так называемый могильник, – пояснил Ишервуд, зажигая свет. Они находились в похожем на каменный мешок погребе, заставленном живописными полотнами, натянутыми на подрамники. Некоторые были в рамах, на других рамы отсутствовали. – Иначе говоря, моя кладовая. Здесь хранятся сотни картин; есть и ценные, но большинство на нынешнем рынке мало чего стоят, в связи с чем они покоятся здесь и собирают пыль.

Потом Ишервуд отвел ее к лифту, но на этот раз они поехали вверх. Дверь открылась, и они оказались в большой, с высоким потолком комнате. Серый свет утра вливался в помещение сквозь круглый стеклянный купол в крыше. Жаклин осторожно сделала несколько шагов вперед. Ишервуд включил электричество и осветил помещение.

Жаклин показалось, что она попала в музей. Стены выкрашены в бежевый цвет и поражали своей чистотой. Полы застилал паркет из ценных пород дерева, натертый до блеска. В центре комнаты стояла скамеечка, обитая бархатом цвета кларета. На стенах развешаны картины, залитые светом галогенных ламп, смонтированных на потолке. По стеклянному куполу барабанил дождь. Жаклин присела на скамейку и огляделась. В комнате висели «Венера» Луини, «Рождество» дель Вага, «Крещение Христа» Бордоне и великолепный пейзаж кисти Клода.

– Прямо дух захватывает, – восторженно сказала Жаклин. – Такое ощущение, что я нахожусь в Лувре. Должно быть, вы часто сюда поднимаетесь.

– Когда мне требуется подумать. Кстати, вы можете сюда приходить, когда только захотите.

– Обязательно. Спасибо, что показали мне это чудесное место.

– Ну, если вы будете работать в галерее, вам просто необходимо знать расположение комнат.

Они сели в лифт и спустились в офис.

Жаклин уселась в предбаннике за стол, выдвинула ящики, осмотрела хранившиеся там ручки, канцелярские скрепки и дыроколы, после чего немного поэкспериментировала с ксероксом.

– Надеюсь, вы знаете, как всем этим пользоваться? – поинтересовался Ишервуд.

– Не знаю, так узнаю.

– О Господи, – пролепетал Ишервуд.

Оливер Димблби приехал ровно в одиннадцать часов. Жаклин всмотрелась в его лицо, появившееся на дисплее камеры слежения, установленной у входа, и пришла к выводу, что он и впрямь похож на сардельку в модном костюме. Нажав на кнопку отпирания замка, она впустила Оливера в галерею. Увидев Жаклин, он втянул в себя живот и расплылся в широкой улыбке.

– Ага! Вы, значит, и есть новая девушка Джулиана, – сказал он, пожимая ей руку. – Меня зовут Оливер Димблби. Рад с вами познакомиться. Очень рад, поверьте.

– Заходи, Оливер! – крикнул Ишервуд в открытую дверь офиса. – Отпусти ее руку – и заходи. У нас с тобой не так уж много времени.

Оливер без особого желания выпустил из своей пухлой ладони руку Жаклин и прошел в офис Ишервуда.

– Джули, птенчик, скажи мне одну вещь. Если я таки решусь выкупить твою галерею, этот ангел станет частью сделки?

– Заткнись, Оливер, очень тебя прошу, – взмолился Ишервуд, закрывая дверь.

Жаклин встала из-за стола, подошла к факсу и, оглядев его со всех сторон, попыталась постичь принцип его работы.

В четыре часа вечера в ресторане «Кебаб фэктори» зазвонил телефон. Габриель ждал, пока Юсеф подойдет к аппарату, ровно три минуты двадцать секунд. Он мог назвать время с точностью, так как засек его по секундомеру. В отсутствие Юсефа Габриель вынужден был слушать болтовню на ливанском диалекте арабского языка, а также вопли менеджера ресторана Мохаммеда, взывавшего к мальчишке-прислужнику с тем, чтобы тот убрал столик номер семнадцать. Когда Юсеф наконец подошел к телефону, заметно было, что он слегка запыхался. Разговор продолжался тридцать семь секунд. После того, как Юсеф повесил трубку, Габриель перемотал пленку и еще раз прослушал разговор. Он проделывал эту операцию столько раз, что Карп не выдержал:

– Поверь, Гейб, ничего зловещего в этом трепе нет. Просто два парня болтают о том, как бы им немного выпить, снять бабу, а потом затащить ее в постель. Ты ведь помнишь, как это бывает, верно?

Но Габриель приступил к новой фазе операции – готовился заслать Жаклин на враждебную территорию – и хотел убедиться, что она не попадет в ловушку. Поэтому он снова перемотал пленку и прослушал запись еще раз.

Габриель остановил запись, перемотал пленку и нажал кнопку «воспроизведение».

Кнопка «стоп», перемотка пленки, кнопка «воспроизведение».

Кнопка «стоп», перемотка пленки, кнопка «воспроизведение».

Кнопка «стоп», кнопка «воспроизведение».

Габриель пододвинул к себе телефон, снял трубку и набрал номер галереи «Ишервуд файн артс».

Глава 23

Лестер-сквер. Лондон

«Олл бар уан» находился в юго-западной части Лестер-сквер. Бар был двухэтажный, с большими окнами, так что Габриель, сидевший на улице на деревянной лавочке, наблюдал за тем, что происходило внутри, как если бы это была пьеса, разыгрываемая на двухуровневой сцене. Мимо него проплывали толпы туристов и любителей сходить в кино на вечерний сеанс. Уличные музыканты тоже были тут как тут. На противоположной стороне сквера бард из Германии, прижимая к губам потрескивающий микрофон, пел песни Джимми Хендрикса под аккомпанемент подключенной к усилителю акустической гитары. В другой стороне группа перуанцев исполняла музыку гор; ей внимали мрачные лондонские панки с фиолетовыми волосами. В нескольких шагах от входа в заведение на постаменте высилась человеческая фигура с выкрашенным под цвет титана лицом. Время от времени это существо поворачивало голову и с самым зловещим видом поглядывало на Габриеля.

Пятью минутами позже появился Юсеф в сопровождении стройного парня. Они проникли в бар, минуя стоявших в очереди людей, дав на лапу здоровенному мускулистому типу, охранявшему двери. Через минуту их уже можно было увидеть в окне на втором этаже. Юсеф помахал рукой, приветствуя некую долговязую блондинку. Габриель достал из кармана мобильник, набрал номер, произнес несколько слов и отключил аппарат.

Жаклин, которая приехала несколькими минутами позже, была в той же одежде, что и в галерее Ишервуда, лишь распустила по плечам длинные черные волосы. Она представилась привратнику и попросила пропустить ее в заведение без очереди, что тот и сделал, отступив на шаг от двери, несмотря на протесты толпившихся у входа людей. Когда Жаклин скрылась в дверном проеме, Габриель услышал, как один из стоявших в очереди горожан выкрикнул: «Французская шлюха!»

Жаклин поднялась на второй этаж, купила в баре бокал вина и села у окна в нескольких футах от Юсефа и его приятеля. Юсеф продолжал болтать с блондинкой, но через несколько минут Габриель заметил, как его взгляд переместился на сидевшую справа длинноволосую брюнетку.

Габриель и стоявшая у входа в бар человеческая фигура в течение последующих двадцати минут не пошевелили ни единым членом, зато в расстановке сил на втором этаже заведения произошли значительные изменения. Юсеф отлепился от блондинки и пересел за столик Жаклин. Она прямо-таки ела его глазами, как будто все, что он говорил, представлялось ей удивительно интересным, значительным и важным.

Габриель бросил взгляд на статую у входа; статуя, чуть повернув голову, тоже на него посмотрела.

В полночь они вышли из бара и побрели через сквер, подняв воротники, чтобы защитить лица от ледяного ветра. Жаклин то и дело вздрагивала и занемевшей от холода рукой стягивала на груди пальто. Юсеф положил руку ей на талию и прижал к себе. Она чувствовала исходивший от него запах вина. Жаклин давно уже пришла к выводу, что спиртное облегчает ей существование в подобных ситуациях, поэтому тоже выпила – чтобы приглушить в себе отвращение перед необходимостью лечь в постель с совершенно незнакомым человеком, так как такого рода чувства могли ее выдать. При всем том алкоголь не затуманил ее мозг, не лишил способности мгновенно реагировать на окружающую обстановку и не затронул инстинкта самосохранения.

На Чаринг-Кросс-роуд они сели в такси.

– Где ты живешь? – спросила Жаклин. Она знала ответ, а вот Доминик Бонар его не знала.

– Я живу в Бейсуотере, рядом с Суссекс-Гарденс. Туда поедем?

Жаклин согласно кивнула. Такси проследовало по Чаринг-Кросс-роуд, минуя закрытые, с темными витринами магазины, а потом покатило в западном направлении по Оксфорд-стрит в сторону Марбл-Арч. Когда они проезжали под фонарем или мимо освещенной витрины, она взглянула на лицо Юсефа, словно выхваченное на мгновение из темноты фотовспышкой. Она обратила внимание на его профиль. Подбородок четко очерчен, нос – длинный и хорошей формы, а губы – полные. Лицо украшали тонкие, с широким разлетом брови и сверкающие темные глаза, занавешенные длинными ресницами. Парень был отлично выбрит, но запаха лосьона после бритья или одеколона она не почувствовала.

Исходя из того, что ей рассказал о нем Габриель, она ожидала встретить крайне самолюбивого, резкого в движениях, настороженного типа, но у Юсефа были приятные, мягкие движения и манеры, а на лице порой проступала застенчивость. Она вспомнила сотрудника германского химического концерна, которого соблазнила на Кипре. Он был лыс, а изо рта у него дурно пахло. За обедом он долго повествовал ей о своей сильной неприязни к евреям. Уже позже, когда они оказались в постели, он потребовал ее участия в реализации своих сексуальных фантазий, которые оказались столь мерзкими и извращенными, что ее едва не стошнило.

Они проехали по Эдгар-роуд, а потом свернули к Суссекс-Гарденс. Жаклин хотелось поднять голову и отыскать глазами окна квартиры, где Габриель установил аппаратуру прослушивания и наблюдения. Но вместо этого она заставила себя посмотреть на Юсефа. Подняв руку, она провела пальцем по его подбородку.

– Ты, знаешь ли, весьма привлекательный парень.

Юсеф улыбнулся.

Этот тип привык выслушивать от женщин комплименты, подумала она.

Такси остановилось у дома Юсефа. Это было мрачное, с плоским фронтоном здание из серии послевоенных типовых многоквартирных домов, напрочь лишенных какой-либо индивидуальности или привлекательности. Юсеф расплатился с таксистом, помог Жаклин выйти из машины, после чего повел ее к парадному. Араб ходил, плавно перекатывая ногу со стопы на пятку, как если бы пребывал в постоянной готовности к прыжку или отражению неожиданного нападения. Жаклин подумала, что Габриель ходит точно так же, и задалась вопросом, находится ли он сейчас на своем наблюдательном пункте.

Когда они поднялись по ступенькам к парадному, Юсеф достал ключи и вставил один из них в замок – тип «Йель», отметила женщина. Открыв дверь, он ввел ее в тускло освещенный, с потрескавшимся линолеумом холл, в противоположной стороне которого открывался вход в столь же дурно освещенный лестничный колодец. Интересно, подумала Жаклин, как поведет себя Юсеф. Включит ли музыку, зажжет ли свечи, откупорит ли вино? Или же предпочтет обойтись без прелюдии и будет действовать грубо и целеустремленно? В случае, если бы ей удалось вовлечь Юсефа в разговор, она могла получить ценную информацию, которая принесла бы пользу Габриелю. Она решила не торопиться и растянуть, насколько возможно, процесс интимного общения.

Когда они поднялись по лестнице и оказались перед квартирой, Юсеф, открывая дверь, воспользовался еще одним ключом к замку типа «Йель», а потом вставил в замочную скважину второй ключ, отпиравший простейший замок с защелкой. Итого, три замка, три ключа, подытожила свои наблюдения Жаклин. Ничего сложного.

Они вошли в квартиру. В комнате было темно. Юсеф закрыл дверь, подошел к Жаклин и в первый раз ее поцеловал.

– Я весь вечер только об этом и мечтала. У тебя такие красивые губы, – сказала Жаклин.

– Я тоже весь вечер мечтал. Правда, на уме у меня было кое-что другое, – улыбнулся Юсеф. – Выпить хочешь?

– С удовольствием выпью бокал вина, если есть.

– Думаю, бутылка вина найдется. Надо проверить.

Он включил лампу – дешевый торшер, отбрасывавший свет на потолок, и швырнул ключи на маленький столик у двери. Жаклин поставила на него свою сумочку. Потом, вспомнив наставления Шамрона, быстро исследовала помещение. Квартира революционера-интеллектуала, в которой было нечто от базового лагеря. Линолеумные полы апартаментов покрывали три дешевых восточных ковра. Кофейный столик, вернее сказать, стол, представлял собой массивную прямоугольную плиту из ДСП, покоившуюся на четырех блоках из прессованного шлака и окруженную разнокалиберными стульями. В центре столешницы помещалась пепельница размером с суповую тарелку, в которой горой лежали окурки сигар и сигарет различных сортов. Некоторые носили на себе следы губной помады, причем двух оттенков. Вокруг пепельницы стояло с полдюжины кофейных чашечек с размазанной по донышку засохшей кофейной гущей.

Жаклин сосредоточила внимание на стенах, где были развешены постеры с изображением Боба Марли и Че Гевары, а также фотографии Томми Смита и Джона Карлоса, сделанные на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году, когда эти парни в знак протеста синхронно вскинули вверх руки в черных перчатках. Далее на стене висели черно-зелено-красный палестинский флаг и копия картины, изображавшая деревенскую девушку, которую в ночь перед свадьбой омывали в бане женщины ее клана. Жаклин вспомнила, что эту картину написал арабский художник Ибрагим Ханна. В комнате на всех полках и во всех свободных углах были разложены и расставлены книги. Некоторые валялись прямо на полу, казалось, дожидаясь, чтобы их облили газолином и поднесли к ним спичку. Среди этого пестрого собрания можно было заметить толстые тома по истории Среднего Востока, истории ближневосточных войн, а также жизнеописания Арафата, Садата, Бен-Гуриона и Рабина.

– Оказывается, ты много читаешь, – сказала Жаклин.

– Не представляю себе жизни без книг.

– А сам-то ты откуда родом? Если мой вопрос хоть как-то тебя задевает, можешь не отвечать.

– Я из Палестины.

Он вышел из кухни и протянул ей бокал, наполненный красным вином. Потом, взяв ее за руку, сказал:

– Пойдем со мной.

Габриель стоял у окна своей квартиры. Лазерный микрофон Карпа ловил обрывки разговора из дома напротив, но это было все равно что слушать старую, заезженную виниловую пластинку. Когда Юсеф и Жаклин перешли в спальню, Габриель сказал:

– Выключай аппаратуру.

– Но, Гейб, сейчас начнется самое интересное!

– Выключай, я сказал.

Карп опустил микрофон и отключил энергию.

– Я жрать хочу. И прогуляться.

– Ну и иди себе.

– Ты в порядке, Гейб?

– У меня все отлично.

– Ты уверен?

– Сказано тебе: иди гуляй!

Часом позже Юсеф выбрался из постели, подошел к окну и раздвинул шторы. Янтарный свет уличных фонарей придавал его оливковой коже серовато-желтый оттенок, характерный для старой газетной страницы. Жаклин лежала на животе и, подперев подбородок ладонями, смотрела на своего любовника поневоле. Ее взгляд скользил по его широким плечам, спине, тонкой талии и узким мускулистым бедрам. Интересно, задавалась она вопросом, Габриель его видит?

Юсеф наблюдал за улицей, рассматривая припаркованные автомобили и дом напротив. Когда он слегка повернулся, Жаклин увидела у него на спине широкий плоский шрам, огибавший правую лопатку и шедший вниз параллельно позвоночнику. Она осязала этот шрам кончиками пальцев, когда они занимались любовью. На ощупь поврежденный участок кожи был жестковатым и грубым, как наждак. Или как кожа акулы.

Юсеф показал себя нежным любовником, настойчивым в своем стремлении доставить ей удовольствие. Когда он вошел в нее, она прикрыла глаза и представила, что с ней занимается любовью Габриель. Поэтому, когда она коснулась пальцами шрама, ей представилось, что это шрам Габриеля, который он заполучил во время одной из своих давних миссий. На мгновение ей захотелось стать колдуньей, чтобы, сделав над шрамом несколько пассов рукой, добиться его полного исчезновения.

– Что ты там высматриваешь? – спросила она.

Юсеф повернулся к ней лицом и сложил на груди руки.

– Тебе прежде доводилось спать с арабом, Доминик?

Хочет сменить тему, подумала она, но сказала другое:

– Ты у меня первый. Возможно, когда-нибудь мне захочется переспать с арабом еще раз.

– Ты не смеешь думать о другом, пока спишь со мной.

– А мы, значит, теперь спим вместе?

– Это тебе решать.

– Ладно. Будем считать, что с этой минуты мы официально спим вместе. – Она перекатилась на спину, взглянула на луч света с улицы, пересекший наискось ее тело, и представила себе, что это взгляд Габриеля. – Тебе не кажется, что нам следует узнать друг друга получше – уж коли мы теперь, так сказать, официально спим вместе?

Он улыбнулся и спросил:

– Ну и что бы тебе хотелось узнать?

– Я бы хотела знать, что приключилось с твоей спиной.

Он отвернулся от нее и посмотрел в окно.

Жаклин взглянула на светящийся циферблат часов, стоявших на столике у постели.

– В моем прошлом есть кое-какие эпизоды, которые тебе могут не понравиться, – сказал он.

– Ты сделал что-нибудь плохое?

– Нет, Доминик. Плохое сделали мне.

– Но как все-таки ты получил этот шрам?

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Я вырос в лагере палестинских беженцев в Ливане. Этот лагерь – Шатила – находился на юге Бейрута. Быть может, ты слышала когда-нибудь об этом лагере, Доминик?

– Конечно, я слышала о Шатиле.

– У Фронта освобождения Палестины были в этом лагере офисы. Поэтому, когда израильтяне в восемьдесят втором году вторглись на территорию Ливана, они обстреливали этот лагерь день и ночь. Одна выпущенная с израильского истребителя ракета поразила дом, где жила моя семья. Здание обрушилось, я оказался под обломками, и острый кусок бетона разорвал мне на спине кожу.

– А как ты оказался в Ливане?

– Там мои родичи нашли прибежище после того, как евреи выгнали их из домов, которые принадлежали еще их предкам.

Жаклин подняла глаза и стала смотреть в потолок.

– Почем ты отводишь глаза, когда я тебе об этом рассказываю? – спросил Юсеф.