Велька стоял у стенда гражданской обороны. На окрик отца он не обернулся; казалось, больше всего его интересует порядок эвакуации населения при атаке механоидов.
      – Курсант Велетин Шепетов!
      Пальцы мальчишки бегали по клавиатуре, отдавая приказы голографическим войскам. Крохотные человечки выскакивали из игрушечных домов; навстречу им спешили синевато-стальные лягушки механоидов.
      Справлялся мальчишка на троечку. Механоиды уже сожгли автостоянку и пробивались к аэровокзалу, что означало почти неминуемое поражение игрока. Их главарь, похожий на гигантскую стальную обезьяну, влез на небоскреб и грозно порыкивал на пролетающие мимо авиетки.
      Майя посторонилась, выпуская генерал-майора из кабинета.
      – Курсант Велетин Шепетов! Как это понимать?!
      Мальчишка вздрогнул, крутнулся вьюном. Перья взвились, ладонь к берету:
      – Господин генерал-майор! Курсант Шепетов к месту прохождения учебы прибыл!
      – Вольно, курсант. – Генерал подошел к стенду, на котором механоиды доедали последних мирных жителей. – Звонили мне полчаса назад. Кинкара-мать! Раньше не могли… Ты, значит, дел успел наделать?.. А, парень?
      – Н-ну…
      Велька смотрел на отца преданными глазами. Ему отлично было видно, как Майя прячет в рукав «паучью удавку». Похоже, бдительность гостьи удалось притупить.
      – Слышал, слышал. Звонил этот твой… инспектор де Толль. Где твои документы?
      – Михаил Уранович должен был передать.
      – Да? Ничего он мне не передавал. Впрочем, – заторопился Кобаль, – я у него спрошу…
      Гроза миновала. Генерал-майору было не до душеспасительных разговоров, и Велька это почувствовал.
      – Генерал, – вмешалась асури, – со станции доставили мой багаж. Вы позволите этому юноше перенести его в мое жилище?
      – А?.. Что?.. Хорошо, позволю.
      – Одному будет тяжело. Пусть тот милый мальчик…
      – Тилль?
      – Да, Тилль. Он тоже присоединится к нам.
      – Хорошо.
      Велька прищелкнул каблуками:
      – Разрешите идти, господин генерал-майор?
      – Да. То есть нет… Постой, пока. – Генерал огляделся и поманил мальчишку пальцем. Они отошли в сторону.
      – Слушай, парень, – спросил Шепетов-старший вполголоса, – значит, на Креси… – он замялся, подыскивая выражение помягче, – инцидент?
      – Так точно. Парниковый эффект. Нас по другим училищам рассовали.
      – Вот некстати-то. И с патрулем тоже… Ишь, герой!.. Надеюсь, ты не собираешься здесь задерживаться надолго?
      – Никак нет.
      – Я буду вызванивать Беренику. Инцидент мы уладим. Пока же оставайся здесь. На какое-то время перекантуешься в корпусе, а там…
      – Есть перекантоваться в корпусе!
      – Вот и славно. Иди, мальчик.
      Закончив разговор с отцом, Велька расслабился, словно порталом с Земли на Луну перешел. Плечи расправились, макушка вытянулась вверх – будто действительно гравитация уменьшилась.
      – Ловкий мальчишка, – заметил полковник, когда Майя с мальчишками ушли. – Но, похоже, тебе он чем-то не угодил.
      – А… – поморщился Кобаль. – В семье не без урода. Видит бог, я старался быть справедливым. Но временами накатывает… Я ведь помню, каким ребенком был Абель. Этот на него совершенно не похож.
      Сам полковник Абеля Шепетова не застал: герой доминиона погиб больше пятнадцати лет назад. Но фотографии видел и не раз. Трудно себе представить более несхожих людей, чем братья.
      Смутное подозрение не давало ему покоя. Не понимая еще до конца, что его тревожит, Алексей Семенович открыл лог стенда, за которым стоял Велька.
      «Запуск демонстрационно-тактической игры – 20:43:17, – вспыхнуло на экране. И затем:
      Получение распоряжения вышестоящих управлений ГО об атаке – 20:43:17.
      Переход на военное положение – 20:56:53.
      Оповещения начальников районных штабов – 20:56:55…»
      И так далее. Получалась интересная ситуация: мальчишка запустил игру примерно в тот момент, когда Тилль открыл дверь. А потом целых тринадцать минут равнодушно пялился на стенд, наблюдая, как механоиды жрут мирное население. К кнопкам и не прикасался.
      Багря покачал головой. Из мальчишки получится хороший разведчик. Оглянувшись – не подглядывает ли кто? – он ткнул в клавишу «delete». С этого момента Майя никак не смогла бы уличить Вельку в шпионаже.

      Шатон со своими улочками, башенками, галереями и садиками больше напоминает маленький город, чем крепость. У домов преподавателей есть крохотные дворики, обнесенные резными стенами; есть оранжереи и сады. В праздники поверка устраивается на площади Славы Доминиона. Зимой, в период бурь, – в гроте Боевых Фонарей.
      Как это бывает в гористых местностях, солнце скрылось за горизонтом в считаные минуты. Вечерний ветер нес со стороны моря брызги и вонь гниющих водорослей. В лучах прожекторов тени кадетов вырастали до немыслимых размеров, сбегая за стену в самоволку. Прячущиеся меж зубцами стены фонарики подмигивали мальчишкам: не дрейфь, ребя! Скоро отбой!
      Строй кадетов обреченно замер, ожидая экзекуции.
      – Ну, что, господа кадеты? – неслось над рядами. – Облажались?
      В голосе Алексея Семеновича звучало презрение:
      – Морду эмкаушникам, значит, набить тихо не можем. Не умеем. Патруль обязательно надо приплести… Кадет Сафонов!
      – Я! – Димка качнулся вперед.
      – Выйти из строя! Где вы взяли кинетическую плеть?
      Димка молчал.
      – Так, значит… Шкодить умеем. Как отвечать – пальцем деланы. Кадет Михельсон!
      Полковник вызвал всех, кто участвовал в вылазке. Всех, кроме Тилля и Вельки, – этих на поверке не оказалось.
      – Что ж, голубчики-соколики… Гуси-лебеди вы мои, пингвины-страусы. Я не спрашиваю, зачем вы это сделали, хоть и догадываюсь. – Полковник заложил руки за спину и покачивался с каблука на носок. – Мушкетеры короля, мать вашу! Дуэлянты, забияки…
      Началась самая тяжелая часть. Полковник высказал все, что думает о неудачливых мстителях. Вспомнил он и о драке с патрулем. Поступи от патрульных официальная бумага, говорил он, все бы участники вылетели из корпуса как миленькие. А так – останутся легендой «кассадовки». Но и наказание будет соответствующим.
      Легендарным.
      При этих словах мальчишки перевели дух. Обошлось… Наряды вне очереди не самое страшное. Должен же кто-то драить Шатон и стоять в карауле? Месяц без увольнительных всему корпусу, это, правда, ой… Но ладно, переживем.
      Они ошибались. Худшее Аленыч приберег под конец:
      – Это все цветочки были, господа кадеты, – сообщил он буднично. – А ягодки сейчас пойдут. Из музея корпуса пропала реликвия – пуля лейтенанта Кассада. Сами понимаете, чем пахнет. – Тут он не выдержал: – Сявочье! Гнусное войско! Кассад – герой доминиона. Лучше бы вы Шатон на толкучку снесли. Или капитана Уфимского работорговцам продали.
      Даже в неясном свете фонарей было видно, как побагровел Уфимский. В строю бултыхнулся одинокий смешок.
      – В момент обнаружения пропажи, – продолжал Алексей Семенович, – на посту у музея стоял кадет Бурягин. Бурягин, выйти из строя!
      Плосколицый, скуластый парень понурившись встал перед кадетами. В плечах он был, пожалуй, что и пошире полковника, но сейчас выглядел нескладным и жалким.
      – Господина полковника…
      – Молчать! Рот откроете для покаянного выражения. Это, кадет Бурягин, дело нешуточное. Пахнет трибуналом, отчислением и стыдом перед лицом товарищей.
      Рота подавленно молчала. Шутки и в самом деле кончились. О том, как Тилль профукал талисман, знали все или почти все. Да, в драке. Да, против шестерых. Но Бурягин-то в чем виноват?!
      Родился увалень на Чакотке-8, в большом аграрном мире. До корпуса работал в домхозе: пас камни. Чакотские валуны, если их хорошо воспитывать, годятся хоть куда: хоть на фабрику основным процессором, хоть на линкор вспомогательным. Только следить надо, чтобы вирус не подхватили и чтобы не перегревались.
      Чакотские пастухи – часовые идеальные. Камни требуют постоянного внимания: недоглядишь – или уползут куда-нибудь, или шпата полевого нажрутся. А то антиразмножатся слиянием: выгнал на пастбище полторы сотни валунов, возвращаешься, а под командой сорок утесов. Кто мог прошмыгнуть в музей мимо Бурягина?
      – Четыре дня гаупвахты, – скучным голосом объявил полковник. – Бубен мы вам дадим. Будете, кадет Бурягин, молиться хоть Маме Булыжников, хоть Гранитному Хрену, но чтобы за эти дни талисман нашелся. Иначе – документы на отчисление.
      Решение это кадетов потрясло. Мальчишки растерянно запереглядывались. Как же так? За драку с патрулем всего месяц без увольнительных, а тут практически ни за что – вылет из корпуса?
      – Общественное порицание ему… – понеслось по рядам. – У, сволота!.. На раз-два!
      Общественное порицание – вещь страшная. Где-то в глубине строя зародилось томительное ворчание. Окрепнув, оно прорвалось наружу:
      – У-у-у! Су-у-ука!..
      Щеку полковника дернуло нервным тиком. Офицер-воспитатель Уфимский засуетился было, закричал, забегал, но полковник остановил его повелительным жестом:
      – Отставить, капитан. Пусть выскажутся.
      Когда гул стих, полковник криво усмехнулся:
      – Это все, чем вы товарищу помогли? Сявочье! Грош вам цена, господа курсанты. – И добавил: – О зачинщиках не спрашиваю: знаю, таковых не найдется. Репрессии начнутся завтра. Разойтись!
      После поверки кадеты долго не могли заснуть. Сегодняшние «герои» подавленно лежали на кроватях, ожидая, пока разойдутся старшины и офицеры-воспитатели.
      – Ну? – поднял голову Димка. – Что делать будем, ребя?
      – Тиллю – темную! – отозвался жизнерадостный голос Витьки Хоббита. – Такую маленькую, аккуратненькую. Чтоб детства лишить.
      Хоббиту полагалось ночевать в соседнем кубрике. К Димкиной компании он прибился из любви к приключениям. Об этом он уже не раз успел пожалеть. Приключений особых не вышло, а вот мороки – выше бровей.
      – Тиллю-то за что? – удивился Ваде Михельсон, самый рассудительный из всей компании. – Что он такого сделал?
      – Сделал? Не сделал! Он ничего не сделал! Пошел бы к Аленычу: так и так. Я пулю потерял, меня и гоните! Вместо Бурягина.
      Ваде покачал головой:
      – С граба рухнул? Ты говоришь, гоните… А я говорю, это из корпуса. Насовсем. Понимаешь?
      – Ну, не знаю я… Пусть тогда вину искупит! Кровь сдаст или там почку для пересадки. Но что-то делать надо!
      Мальчишки приумолкли. Уйти из корпуса добровольно… От друзей, офицеров-воспитателей – пусть и бывают гады вроде Уфимского, но и хорошие же есть! Волчин из третьего отделения, например, Ли Пын.
      А стрельбища, тренажеры-истребители, механоиды и шаттлы? Тактические игры трех уровней виртуальности? Лаборатории и библиотеки? Спортивные праздники и парады? Вкус самоволок и летних лагерей, беззаботица ночных вылазок к морю и к старым гнездовьям паутиц?
      Каждый из этих парней, за пять лет прошедший путь от салажонка-крота до полноправного кадета, был многим обязан корпусу. Отказаться от этой жизни? Вернуться в унылое луврское существование с перспективой работы на заводе или подводной фабрике?
      – Уж лучше темную устроить… – вздохнул Ваде.
      На стене вспыхнул золотистый блик от шкалы. Димка завозился, пряча сканер движения:
      – Шуба, ребя. Идет кто-то!
      Мальчишки нырнули под одеяла. Витька заметался: в кубрике особо не спрячешься. Разве что в корзину для грязного белья. Но она маленькая, да и набита до половины… Поэтому он прыгнул на первую свободную койку и накрылся одеялом с головой.
      Двери разошлись, пропуская гостей.
      – …вот здесь будет твое место, кадет, – послышался тенор капитана Уфимского. Офицер-воспитатель посторонился, пропуская Вельку. – К синтезатору прикреплю завтра. Больно мороки много.
      – А белье?
      – Перетопчешься как-нибудь одну-то ночь. Не помрешь. Солдат армии доминиона должен быть вынослив и неприхотлив. Ясно?
      Велька стоял, прижимая к груди рюкзачок. Глаза у него были сонные.
      – А ты чего застрял? – повернулся капитан к кому-то невидимому. – Давай, ножками, ножками… Как говорил Толстой: «Же ву ку, же ву фа пер ».
      – Со мной все в порядке, – отвечал Тилль деревянным голосом. – Устал просто…
      – Вот и па де тру, кадет. Давай!
      Уфимский собрался уже уходить, как вдруг заметил подозрительное шевеление.
      – Оп-паньки! По-французски вуаля. А это у нас что такое?
      Он подошел к Витьке и потряс его за плечо. Тот продолжал посапывать, изображая спящего. Офицер тряханул так, что у мальчишки клацнули зубы. Волей-неволей пришлось просыпаться.
      – А?.. что?.. – Витька разлепил глаза. – Здравия желаю, господин капитан!
      – Кадет Хоботов? Ну-ка встать!
      Витька вскочил.
      – Почему облик одежды неуставной? Место сна?
      – Виноват, господин капитан! Не могу знать.
      – А кто может? Це барон а це кви пари … А ну пикачой в расположение сна. Одна нога здесь, другая там! И чтоб не чесался между!
      – Слушаюсь, господин капитан!
      Парня как ветром сдуло. Велька покосился ему вслед. Рыжего он помнил: тот самый, что кричал про экстремистов и первый бросился бежать. Почему, интересно, отец направил его именно в этот кубрик?
      – Всем спать, – распорядился офицер. – Принцесс, оревуар!
      И ушел, оставив мальчишек одних. Велька покрутил головой:
      – Чокнутый какой-то…
      – Точно, – печально подтвердил Вале. – С воспитом беда… У всех люди как люди, а нам достался элит-трепло.
      Единственной свободной оставалась кровать на втором уровне. Велька забросил туда рюкзак и замер в центре комнаты.
      – Даты садись, – буркнул Димка, – герой… Знакомиться будем.
      Кадеты неприязненно смотрели на новичка. Велька присел на краешек Вадиной кровати.
      – Велька меня зовут, – хрипло сообщил он. – Велетин. А почему капитан – элит-трепло?
      – Потому что он с Таверии, – отозвался Вале. – Толстого читает.
      И кадеты обидно засмеялись.
 
      …Уже через каких-то полчаса Велька стал в кубрике своим. В другое время такое вряд ли оказалось бы возможным – все-таки чужак. Да и отец – начальник училища. Но мало на свете вещей, что объединяют лучше совместной драки.
      – Ты нам, – втолковывал Димка, – страшно подгадил. Просто кровью не описать, как подгадил.
      – Да брось, Димон, – отвечал Ваде. – Ну, взял бы ты языка. И это, заметь, еще не факт. А дальше?.. Патруль-то нас раньше засек. Я говорю, так и так получалось очень нехорошо.
      Маленький, чернявый, с мохнатыми бровями, Ваде выглядел юным старичком. И говорил с расстановкой, тщательно обдумывая слова. От этого Велька проникся к нему доверием.
      – Да я сам понимаю… Но Кобрик-то откуда про драку узнал?
      – Патрульные, может, заявили? – робко вставил Тилль.
      – Ну, заявили. И что они заявили?.. «Некоторые кассадовцы – нарочно писклявым голосом передразнил Ваде, – устроили драку. Мы стреляли по ним кинетической плетью, но промахнулись и чуть немножко не поубивали друг друга».
      – Ну, положим, не так…
      – Так, Димон, так. Имен-то наших они не знали. Кто-то им стукнул. Кто, интересно?
      Мальчишки с подозрением посмотрели на Вельку. Тот ответил спокойным взглядом.
      – А почему обязательно стукнул? – поинтересовался он. – Мы же бузу чуть не под окнами «Снежной королевы» устроили. А там камеры.
      – Точно! – Димка хлопнул себя по лбу. – А патруль?
      – Медведь вызвал.
      – Бли-ин! Вот мы придурки… Такую операцию завалить.
      Он посмотрел на Вельку с завистью. Сам Димка редко сопоставлял факты, предпочитая пути короткие и быстрые. Людей, которые владели этим искусством, он уважал.
      Развивая успех, Велька стянул с шеи цепочку:
      – Ничего не завалили. Смотрите, что у меня есть.
      Мальчишки едва не столкнулись головами:
      – Ну, даешь!
      – Где?! Как добыл?!
      Велька вкратце пересказал свою встречу с Яри. Даже узнав, что это копия, мальчишки не сильно разочаровались. Задачка-то решилась! Подложить тайком обманку в музей – и не придется никому из корпуса уходить. И с Бурягиным хорошо выйдет. А что пуля не пуля, а копия, тоже ничего страшного. В руки-то ее никто брать не будет.
      Ваде покачал головой:
      – Дубликопии долго не живут. Я книжку одну читал… – Он порылся в тумбочке. Темноту осветил экранчик планшетки. – «Технология дубликопирования» называется. Пуля хорошо, если неделю протянет. Да и проверку могут устроить. Говорю, она же легкая совсем.
      – Ничего. В следующую пятницу поменяем обратно.
      Мальчишки посмотрели на Тилля.
      – Я верну, ребята, – сообщил тот торопливо. – Честно! Это же из-за меня все… А мне во вторник пост в музее стоять. Вот тогда и…
      – Слушай, Тилль, – раздумчиво сказал вдруг Ваде, – а как же ты один с эмкаушниками? Не страшно?
      Тот не ответил. Плечи его поникли.
      – Тилльчик у нас трус. – Димка проницательно усмехнулся. – Свернет к мамочке в поселок, а скажет, что в Скалища ходил. Штаны-то отстираются. А?
      – Не трогай его, – сказал Велька.
      – Чего не трогай? Чего? Из-за этого ссыкла нас чуть патруль не замел! И из-за тебя тоже.
      – Чего-о?! – Велька привстал с угрозой. Кулаки его сжались.
      К счастью, вмешался Ваде:
      – Ребя, не ссорьтесь! – сказал он. – Говорю, надо Тилля довести и проверить, чтоб ерунды не получилось. Кто пойдет?
      – Я не пойду! – хмыкнул Димка. – Пускай сам расхлебывает. Трус!
      – Я пойду.
      Все трое с удивлением посмотрели на Вельку.
      – Ну, что смотрите? Ну, пойду. В разговор лезть не буду, но если что – выручу. Слышь, Тилль? Честное доминионное!
      На том и порешили. После этого полуночничанье как-то само собой сошло на нет. Корпус не гражданка – вставать всем рано. Велька лежал, завернувшись в тонкое солдатское одеяло (у мальчишек сыскалось лишнее), а перед закрытыми глазами мелькали пятна, полосы, точки – привет от бурного дня.
      «По четвергам, когда синоптики небо чистят…» – звучал в ушах Тайкин голос. Затем что-то словно бы грохнуло, и перед внутренним взором поплыло облачко с квадратной дырой гравилуча.
      Синоптики чистят небо каждые две недели, – думал мальчишка. Каждый раз в это время Шепетов-старший становится рассеянным. А вот еще вопрос: зачем на Луврском вокзале кабинки гравилуча? Они в самый раз для развитых планет с многомиллиардным населением. На Лувре же хорошо если миллионов двадцать человек наберется.
      Кабинки эти появились после отъезда Вельки. Рассеянность отца, чистка неба и чересчур роскошное для планеты средство передвижения – все эти вещи как-то связывались между собой. Должны увязаться. Просто Велька пока еще не понимает как.
      Постепенно мысли его перескочили на Майю и события у отцовского кабинета. Подслушать удалось немногое: «хилый человек» пришел слишком поздно. Зато Велька выяснил, где Майя будет жить. Пока таскали вещи, ему удалось еще раз увидеть шкатулку – ту, которую повар передал Майе на вокзале. Крышку шкатулки украшал стилизованный череп.
      Череп этот Вельке был неприятен. Он напоминал о событиях давних и тревожных. Вокруг мальчишки словно сомкнулись своды шатоновских подземелий.
      Воспоминания о Намсе вот уже шесть лет преследовали Вельку. Дурные сны надо пересказывать, хотя бы самому себе, тогда они теряют силу. И кадет решил перебрать их еще раз – вдруг вспомнится что-то важное?
 
      – Человек… – просипел Намса прямо в ухо. – Пророчества наконец сбылись. Мы встретились вновь.
      От асура воняло старой змеиной кожей. Этот запах Велька запомнил на всю жизнь.
      – Отпустите! – заверещал он, надеясь, что патрульный робот услышит его. – Слышите? Отпустите немедленно!!
      Намса перебросил Вельку через плечо и нырнул в тоннель. Шаги асура грохотали по камню, в такт им стучала кровь в Велькиных ушах.
      – Здесь и поговорим.
      Мальчишка полетел на землю. От удара перехватило дух. Велька тут же вскочил и схватился за оружие:
      – Асурский шпион! – закричал. – Руки вверх!
      – Славный мальчик. Похож на меня в детстве. – Асур послушно поднял верхнюю пару рук, а нижними вырвал у Вельки пистолет. – Ну? И что ты мне сделаешь, бравый детеныш?
      – Все равно вас найдут, – безнадежно ответил Велька. – Найдут и отомстят. Может, даже войну объявят.
      Намса уселся на корточки напротив мальчишки.
      – Когда-то я тоже был скор на войну и угрозы. – Он потрогал расплавившуюся кожу своей щеки: – Потребовалось потерять лицо, чтобы увидеть лица других. На, держи. – Асур повозился немного, вставляя аккумулятор, а потом протянул Вельке оружие.
      Мальчишка замер: не ловушка ли это? Наконец с опаской взял.
      – Я ведь помню тебя, человеческий детеныш. Мы встречались в твоей прошлой жизни. Как причудлив узор змеиной кожи… Ты показал мне лицо бесстрашия, которого нет среди четырех асурских лиц.
      – Я?!
      – Эта встреча стоила жизни моему господину, Урсалаю Норбу. Мудрец Северного Дома, кто бы мог подумать!
      Тут асур выкинул номер. Стал на колени и молитвенно сложил руки у груди:
      – О учитель! Я готов продолжить нашу дуэль. Вот оружие. В предыдущем поединке выстрел оставался за тобой. Стреляй же!
      Выстрелить? Хорошо. Велька ничего не понимал, но асур казался ему таким страшным, что он не раздумывая нажал на спуск.
      Ничего не случилось. Курок словно закостенел.
      – У тебя руки дрожат, – заметил Намса. – Дай я попробую.
      Пистолет волшебным образом оказался в ладони асура. Грохнул выстрел. Мальчишечью щеку ожгло огнем.
      – Ты жив, человеческий детеныш?
      – Д-да.
      – Помнишь, как погиб высочайший кровью Норбу? – Намса положил пистолет на пол и толкнул к Вельке. – Я допустил позорный промах. Но с тех пор я не промахиваюсь. У тебя на щеке сидела муха. Ты найдешь ее мертвой рядом с собой.
      – Тут темно. Я и пистолета-то не вижу, – пожаловался Велька.
      Асур щелкнул пальцами – и над его плечом вспыхнул огонек.
      – Так лучше?
      – Угу.
      Рядом с Велькиной ногой жужжала муха. Она была жива, но выстрелом ей оторвало оба крыла. Трясущимися руками мальчишка нащупал пистолет.
      Щелчок. Еще один.
      – Ты забыл снять пистолет с предохранителя.
      – Спасибо. А где предохранитель? – Велька наугад подергал скобку под стволом.
      – На рукояти есть окошко, которое должно быть закрыто твоей рукой. Кстати, сейчас мой выстрел.
      – Но я же не стрелял!
      – Главное – намерение, а не действие. Давай сюда.
      – Не отдам!!
      И снова Велька не уловил движения асура. Пистолет оказался в руках Намсы.
      – Я духовно рос все эти годы. Я отказался от собственного «я», которое твердило, что мое «я» меньше других «я» и «я» духовное обязано потакать яковости и яйности «я» умственного. Я познал глубины бытия. Смотри, человек: это последний миг твоей жизни. Наслаждайся им. Наслаждайся, как наслаждаются вкусом земляники на губах!
      Пистолет чирикнул, сообщая, что аккумулятор разряжен.
      – Что такое?!
      Асур потряс оружие. На индикаторе загорелась цифра «0».
      Велька с интересом посмотрел на асура:
      – По-моему, он больше не хочет стрелять.
      – Святая бабочка, я опять не закончил дуэль! В тот раз ты бежал, оставив меня в дураках.
      – В прошлой жизни?
      – Воистину так.
      – Я не помню свою прошлую жизнь. Если бы я родился через реинкарнатор, тогда да… А у меня есть папа и мама. Быть может, вам нужен кто-то другой?
      Асур устало опустил плечи:
      – Дивский Оракул предсказал, что я встречу тебя на Лувре перед смертью. И наша дуэль продолжится. Сколько тебе лет, человеческий детеныш?
      – Девять.
      – Девять?
      Намса принялся что-то лихорадочно подсчитывать на пальцах. Потом достал из кармана справочник и перелистал.
      – Тут сказано, что память предыдущих жизней просыпается у людей в шестнадцать лет. Это правда?
      Велька пожал плечами. В школе они этого не проходили. А что в асурской книжке написано, так асуру лучше знать.
      – Святой богомол, – с грустью в голосе промолвил Намса, – как я ошибся… Что ж, человеческий детеныш, похоже, ты опять меня переиграл. Прощай, друг мой. Может, когда-нибудь встретимся.
      – Я могу идти? – робко спросил Велька.
      – Иди, сынок. Этот тоннель выведет тебя на свет.
      Велька робко двинулся по направлению к выходу. Оглянувшись, он увидел жуткую картину: асур высыхал. Кости прорывали ветхую плоть, кожа застывала паршой. У Намсы вновь появилось лицо, но лучше бы Вельке этого лица не видеть!
      – Уходи, детеныш, – донесся до него бесплотный голос. – И берегись двурукой ведьмы! Она убьет тебя и всех твоих близких ради моего возвращения!
      Велька бросился бежать. Сердце грохотало оглушительно, не попадая в такт шагам.

      Майя Утан поселилась в самой высокой башне Острова. Полковник же Багря и его семейство обитали внизу, как подобает муравьям, не имеющим представления о числах крови.
      Перед тем как вселиться в свои покои, Майя ограбила борцовский зал корпуса. Затем с помощью барометра и часов определила высоту башни и всю ночь просидела с виброножом, кромсая старые маты и устилая ими пол. В результате высота ее жилища составила ровно двадцать девять целых сорок четыре десятых метра над уровнем земли. После этого Майя почувствовала себя счастливой.
      Вселенная асуров ужасна. Каждый асур пронумерован, и двух одинаковых чисел крови не бывает. При этом стомиллиардному кровью асуру почета больше, чем сто миллиард первому.
      Это и правильно. Число крови дается не просто так, а за умения и способности. Научился крестиком вышивать – вычлось у тебя столько-то пунктов крови. Забыл, как решают квадратные уравнения, – сам виноват. Чем меньше число крови, тем асур могущественнее. Первый кровью, если бы такой существовал, был бы непредставимо могущественным. Выше него только Господь Бог, Вселенское Ничто, Абсолютный Нуль.
      Асурам постоянно приходится соревноваться друг с другом. Чтобы поддерживать свои девятьсот шесть тысяч девяносто (чудесный результат!), Майе приходилось вертеться как белке в колесе. Макияж, пластическая хирургия, занятия в фехтовальном зале, тире, художественной мастерской и ремесленном центре. Майя умела изъясняться на восьмидесяти языках, рисовала картины тушью, акварелью и крышечками от «Ессентуколы», разбиралась в выращивании бананов в условиях тундры и Нечерноземья, владела несколькими боевыми искусствами (в том числе борода-рю и усиро-ваза – борьбой асурских парикмахеров), мастерски водила вертолет, танк и водный велосипед, умела стрелять из трехсот видов оружия, а попадать из пятидесяти.
      В асурских мирах нет двух жилищ с одинаковым уровнем пола. Поселить асура ниже, чем позволяет уровень крови, – значит смертельно его оскорбить. Майя Утан знала свои права и поступаться ими не собиралась.
      Вот только маты резать было очень утомительно.
 
      Утренний ветерок шевелил занавески на окнах. Солнечная полоска перечеркнула висящий на стене ковер. Сегодня его украшала жанровая сценка: голенькая четырехрукая девочка сидела на троне, а двое мальчишек подносили ей платиновое блюдо с глубоководными рыбами-тошнарами, израньями и глоткамбалами. Сюжеты картин постоянно менялись. Каждый день недели герои их становились старше, чтобы умереть в воскресенье, а в понедельник родиться вновь. Сегодня им можно было дать лет по шестнадцать. Это означало, что наступила среда.
      Майя вышла на балкон. Бородав настороженно следил за ее действиями из клетки. Майя присела на корточки, глядя в крохотные глазки чудовища.
      В руке ее блеснула игла.
      – Я тебя не боюсь, – сказала асури. – Не боюсь, слышишь? Пиши-пиши свой список. Пиши, какая я плохая, как меня наказать надо. Видишь иголку? Я могу тебя уколоть. Могу, не думай.
      Бородав кротко моргал, соглашаясь. С разными вариациями сцена эта повторялась каждое утро. Но ни разу асури не выполнила свою угрозу.
      Закончив ритуал, она сдвинула клетку и достала ящичек с трехглазым черепом на крышке. Вернувшись в комнату, она уселась на пол, скрестив ноги, шкатулку положила на колени.
      Тут в ее сосредоточение вторгся ласковый голос:
      – Госпожа-сударушка, кушать подано. Чем трапезничать желаете? Есть окрошечка новокитежская, блины, ушицы отведайте.
      Шкатулка мигом исчезла под кроватью. Майя выпрямилась и сделала вид, будто медитирует.
      К хозяйке дома асури относилась со смешанными чувствами. С одной стороны, Ефросинья жила в самом высоком доме Острова. С другой же – она ничем этого не заслуживала.
      Пухленькая, глуповатая, без художественного вкуса и чутья. Вечно душится какими-то невообразимыми духами. А одевается! Эти невыносимые платья старушечьих расцветок, эти душегрейки с микроклимат-контролем… понятно, что при нынешнем развитии техники можно и летом в шубе ходить. Но зачем? А дурацкий кокошник с выходом в интернет? У Ефросиньи ежедневно скачивалось по четыре «мыльные оперы», ежеминутно опрашивались полторы тысячи блогов, ежесекундно позванивал чат «Старушки на завалинке».
      И ежемесячно треть полковничьей зарплаты уходила на оплату интернета.
      Сначала Майя Ефросинье обрадовалась. Хозяйка дома происходила с Осляби-3 – таинственного и загадочного мира людей, где издавна поддерживались традиции так называемых рашичей. Раскрашенные под хохлому ослябийские линкоры наводили ужас на флоты всех доминионов. Технологии Осляби вызывали зависть даже у прэта. Конечно же шпионка мечтала вызнать все секреты загадочного мира.
      Увы! Мечтам ее не суждено было сбыться. Асури едва не померла, выслушивая рецепты сбитней и кулебяк, крупеничков и гурьевских каш. От ситчиков и батиста хотелось лезть на стену. Вот что случается, думала она, когда свяжешься с человеком, потерявшим лицо.
      – Госпожа Ута-ан! Выгляните на секундочку!
      – Прочь, милочка, прочь, у меня мигрень, – отвечала асури.
      – Так, может, полотенчико со льдом? Кваску с мятой анальгиновой?
      – Сударыня, вы меня утомляете.
      – Как знаете. А я к молебну собираюсь. И вас бы взяла.
      Шаркающие шаги за дверью удалились. Майя перевела дух. Она не обманывалась: скоро хозяйка вернется. Ведь сериалы, болтовня в инфосфере, запутанная переписка – все это быстро приедается. Хочется общения с живыми людьми. Да не с каким-нибудь сбродом, а умными, интеллигентными людьми, духовно равными самой Ефросинье.