– Да-анечка! – всхлипывала она. – Выруча-ай, миленький!
      И чудо свершилось.
      Дверь распахнулась. Тая с визгом вынеслась из шкафа и повисла у принца на шее.
      – Однако! – удивился король.
      Джиакомо тоже хотел что-то сказать, но не успел.
      – Сир Людовик! – закричала девочка. – Помогите! Асурский потрошитель!
      Только сейчас король ее узнал:
      – Тая?! Как ты здесь очутилась???
      Джиакомо вжал голову в плечи. Тварь выкатилась из шкафа и стояла, поводя фасеточными глазками, словно питбуль на собачьей площадке.
      – Обездвижить, – указал пальцем Людовик.
      Потрошителя накрыла огненная клетка. Король и принц присели на корточки, разглядывая чудовище.
      – И откуда такое чудо? – поинтересовался Людовик.
      – Это мое, – сообщила Тая покаянно. – Это я у портала подцепила.
      – У портала? Эй, Бат!
      Случайно это совпало или нет, но Бат охнул и принялся сдирать с себя куртку. На пол хромовой кляксой шлепнулся второй богомол. Джиакомо накрыло силовым коконом.
      – Так вот, значит, куда наш друг отправлялся за живым товаром… Так-так…
      Людовик встал и обнял Таю за плечи:
      – Что ж, Таисия… К добру или к худу – ты моя гостья.
      – Ваше ве…
      – Просто Люк. Для тебя – дядюшка Люк, Тая. Мы ведь друзья с твоим отцом.
      Он обернулся к сыну и укоризненно покачал головой:
      – И ведь молчал, оболтус! У нас Таисия в гостях… вон красавица какая вымахала, почти невеста, а ты – в тряпочку?
      – Па, прости… Я…
      – Ничего не хочу слушать. Иди уроки делай, охламон. Двоечник!
      Над плечом короля вспыхнула крохотная голограмма. Офицер в темно-синем мундире лихо козырнул:
      – Ваше величество, потрошители обезврежены. Каковы будут дальнейшие приказания?
      – Шута – на дезактивацию. В покои принца – взвод биологической защиты. Все обыскать, все обшарить… особенно другие миры.
      – Есть!
      Голограмма погасла. Плазменная сетка утащила перепуганного Джиакомо в дворцовые недра.
      Король сурово глянул на сына:
      – Вот, оболтус, и узнаем, чем ты вместо математики занимаешься… Пойдем, Таисия. И вы, сударыня, тоже. Вас Манечка зовут?
      – Танечка.
      – Король. Очень приятно.
 
      Таин рассказ о портале уместился ровнехонько в полтора коридора, пять этажей лифтом и немного постоять в зимнем саду. Людовик сгреб в кулак цепь и потер ею подбородок, что обычно выражало у него высшую степень задумчивости.
      – Так, говоришь, завалила портал личинками богомолов? А знаешь ли ты, что это за портал?..
      Тая покачала головой.
      – Это деньги, дочка… Большие деньги. Через этот портал мы с твоим отцом возим кое-какие товары для наших друзей. Нам ведь не сложно, правда? – (Тая кивнула.) – А кое-кто, значит, не хочет, чтобы мы – для друзей. Кто-то хочет рассорить нас с друзьями.
      Он прищелкнул пальцами. Над плечом повисла голограмма офицера в краповом берете.
      – Капитана Раймона ко мне. Немедленно.
      – Первого или второго, ваше величество?
      – Этого… Который «Насундук». И чтобы на фотонной тяге мне!
      – Слушаюсь!
      Голограмма исчезла. Король щелкнул еще раз, и над полом повисло нечто замшелое, в слюдяных проплешинах.
      – Пария Квазимад, мне нужно поговорить с вами, – сказал король.
      Голографическая глыбища повернулась, открывая серебряную маску лица.
      – Слушаю, великолепнейший Людовик.
      – Пария Квазимад, вынужден вас огорчить. Новая партия глины для имплантов может и не прийти.
      – О господин великолепнейший Людовик! Правитель Кинкаррана, позор своей расы, рассчитывал на меня и эту глину. А теперь все погибло. Вы хотите войны?
      – Нет, пария. Мы хотим вашей помощи. Видите девушку рядом со мной? Она укажет вам цель. Выполните ее приказы, и Кинкарран получит столько глины, сколько понадобится.
      – Рад слышать, лучший из Людовиков. Уже иду. Только перезаряжу свои устаревшие пулеметики, маломощные ракетницы и внушающие жалость лазеры. Пусть наши враги умрут, не оставив гравия.
      – Пусть умрут, – согласился король.
      Фантом кинкарского посла растаял в воздухе.
      – Ну, вот, Таисия, три четверти дела сделано. С тобой отправятся двое. Пиратский капитан Раймон по прозвищу Насундук и посол Кинкаррана Квазимад. Выведешь их из лабиринта, покажешь, где живет Майя Утан, и все. Больше ни о чем не беспокойся. Я – Король Солнца, и мое слово крепко.
 
      «…беспрецедентной акцией. Жители Юпитера выступили с петицией, призывающей исключить Землю, Марс и Венеру из числа планет. В результате массовых беспорядков юпитерианская установка искусственной гравитации вышла из строя. Беспорядки жестоко подавлены».
      Владислав Борисович и Яри сидели на полу и играли в поддавки. Доской служила тень от зарешеченного окна, шашками – разноцветные таблетки лжуфлекса (их заключенным выдали перед тем, как отправить в камеру).
      Яри нехотя передвинул шашку.
      – Интересно, – пробормотал он, – нас расстреляют или отправят на рудники?
      – На доску смотри, умник, – недовольно отозвался де Толль. – Вон, две шашки под ударом.
      – Извините, Владислав Борисович. Задумался.
      Блики от лозунга на стене («Тщательно пережевывая наркотик правды, ты помогаешь обществу») расцвечивали мальчишечье лицо индейской татуировкой. Яри переходил, и две черные таблетки легли в его ладонь.
      – Запить ничего нет? – спросил он с надеждой.
      – Так глотай. Нам еще раскаянии полагается, а он горький.
      Мальчишка поморщился и забросил таблетки в рот. Посидел некоторое время, прислушиваясь к своим ощущениям. Молчать было тяжело: флюиды лжуфлекса требовали выхода.
      – Я хак-то хактохку хакху… – начал он.
      – Прожуй, потом говори.
      – Угу… – Яри сделал глотательное движение: – Я как-то карточку батину хакнул. Во везуха была! Месяц шоколадками питался.
      – Вычислили?
      – Не-э. Я на Барсика свалил, кота нашего. Он вечно на клавиатуре дрыхнет…
      – Ну-ну.
      – …а кроме того, он единственный на Лувре генетически модифицированный кот с задатками сетевого администратора. Владислав Борисович, не могу я больше!
      – Ешь давай. И вообще, играть надо лучше.
      Яри вздохнул:
      – Зачем нам вообще эту дрянь жевать?
      – Ну, а как же ты хочешь? Мы – преступники высшего ранга. Тут или допрос категории «А» с применением пыток, или доза лжуфлекса.
      По-своему де Толль мальчишку жалел. Лжуфлекс активизирует выработку гормона привратомина, отвечающего за фантазию. К тому времени, как подозреваемых поведут на допрос, действие лжуфлекса кончится и наступит абстинентный синдром. Истощенный многочасовым враньем организм не сумеет произвести привратомина даже на простенькую увертку. Дети и подростки от лжуфлекса страдают сильнее, чем взрослые. При их фантазии отходняк может длиться неделю.
      Представляете: неделю не врать?!
      – А все-таки объясни, зачем тебя к водителю понесло?
      – Ну, Владислав Борисович! – Мальчишка замялся. – Дело в том, что я принадлежу к древнему роду джедаев…
      – Стоп. Подожди минутки две, пускай тебя отпустит.
      Яри заморгал. Часов в камере не было, но наглядная агитация на стене сменялась через равные промежутки времени. Сорок шесть секунд – определил де Толль.
      Лозунг «Чип в голове – роскошь, а не средство тоталитарного контроля» сменился на «Адвокатов придумали трусы», и де Толль кивнул:
      – Говори.
      – Владислав Борисович, но ведь в баке же Катькина сумочка была!
      – Так не сама же Катя! Асуры стараются не загрязнять реблягу-аши животными белками. Трава, водоросли, картофельные очистки, тщательно вымытые пакеты из-под молока, технологический мусор…
      – Простите. Но оно так выглядело…
      – Да ничего. – Де Толль перегнулся через «доску». – Знаешь, кое-что мне удалось найти. Ходи!
      Яри подставил шашку. Чиновник сбил ее и, с сожалением покатав на ладони, бросил в рот. Будь мальчишка понаблюдательнее, он бы заметил, что на самом деле таблетка упала за манжету рубашки.
      – Я нашел в бачке флешку с последними Катиными рисунками. Реблягу-аши – хороший растворитель… еще немного, и мы бы опоздали. С Катей расправились из-за чего-то, что было в этих рисунках.
      – Вы серьезно?!
      – Более чем.
      – Блин, а я полицию вызвал…
      – Зря. На Землю давно сигналы из космоса шли, будто у луврчан неладно. Все асурской мафией перекуплено, и полиция тоже. Думаешь, меня просто так прислали? О-о, брат…
      Яри не удержался, хихикнул. Хорошо, когда кто-то не теряет присутствия духа. Он вспомнил миг, когда заглянул в бачок с реблягу-аши, и у него вновь заныло в ушах. Так, значит, это не Катя была?
      Слава богу!
      Значит, ее еще можно спасти.
      Лучшую на свете Катенку.
      – Владислав Борисович, – он понизил голос, – надо бежать отсюда. У меня планарный кортик есть.
      – И ты можешь прорезать стену? – Чиновник посмотрел на него с интересом.
      – Вообще-то нет… Но учитель говорил, будто в трудной ситуации прорезаются сверхспособности!
      – Угу. А к парализаторам у тебя тоже сверхспособности? Ешь давай.
      Инспектор сбил несколько шашек и опять спрятал в рукав. На то у него был свой резон. В малых количествах лжуфлекс заставляет врать, но большая доза действует как мощный наркотик, улучшая реакцию и скорость движений.
      Интуиция подсказывала, что и то, и другое в ближайшее время понадобятся. Вряд ли губернатор позволит жить таким опасным свидетелям.
 
      …От ножа де Толля спасло чудо. Бросившись в атаку, асур замешкался, чтобы поклониться статуэтке геккона-жругра, покровителя реблягу-аши. Поднырнув под руку с ножом, инспектор выкатился из фургона.
      – Дварака инспектара, – донеслось из-за спины клекочущее, – осквернира реблягу-аши!
      – Смерть ему! – загоготало вокруг, отражаясь от домов и деревьев.
      Инспектор вскочил на ноги. От удара об асфальт саднило колено. Кости ныли, напоминая о возрасте не мальчика, но мужа. Он грудью налег на дверь фургона, и пальцы асура, просунувшиеся в щель, хрустнули, сминаясь.
      – Посиди, охолони… – пробормотал Владислав Борисович. И, обернувшись, закричал: – Яри! Ты где?!
      – Здесь, Владислав Борисович! Держитесь!
      Фургон сдал задом, едва не подмяв инспектора. В кабине сидел Яри – взъерошенный, перепуганный и одновременно ликующий.
      – Ты! – задохнулся от возмущения де Толль. – Ты что там делаешь?!! Где Джончег?
      Мальчишка повернул к инспектору румяное от волнения лицо:
      – Я его кортиком пырнул!.. У меня кортик!.. Планарный!..
      Туша Джончега распласталась на бетоне тухлой морской звездой. Из-за домов уже выбегали асуры – с гравимолотами, криосерпами, лазерными пилами.
      Началось восстание желтых повязок.
      На разбирательства времени не оставалось. Де Толль решительно сдвинул мальчишку в сторону, а сам плюхнулся на водительское сиденье.
      – Все, дружок, твоя миссия окончена. Дальше веду я. Теперь нам понадобится вся удачливость, чтобы выкрутиться.
      – Удачливость? – Мальчишка снял с шеи стальную цепочку. – Тогда возьмите. Вам нужнее.
      – Что это?
      – Амулет. На удачу. Знаете, как помогает?!
      – А… – Инспектор рассеянно сунул амулет. В магию он не верил.
      – Ничего, – продолжал Яри, – теперь нас спасут. Я полицию вызвал!
      Глаза де Толля полезли на лоб:
      – З-зачем?!! С ума сошел?
      Менять что-то было поздно. Из-за крыш в облаке силовых полей поднимался челнок. Предупредительный залп плазменной пушки расплескался по стеклу фургона раздавленным шершнем. Защитный слой возмущенно зашипел, испаряясь.
      Второй выстрел отсек волну асуров.
      Де Толль выиграл несколько секунд, направив машину сквозь чадную асфальтовую пламину. Полицейский шаттл потерял машину из виду, но потом площадь накрыло белым сиянием и мотор заглох.
      – Это не полиция, – отметил инспектор, глядя на зависший над площадью шаттл. – Это личная гвардия губернатора. Но как оперативно, черт возьми!
      Двадцать минут спустя де Толль сидел в кабинете Валериана Гракховича Цезариани – луврского губернатора. Лицо овевало прохладой. После жары Виттенберга и позорной потасовки с асурами это пришлось очень кстати.
      Губернатор устало горбился за бело-золотым столом. Острые «октавиановские» черты лица, впалые щеки, волосы, некогда завитые, а теперь свалявшиеся гипсовыми потеками. Не иначе бессонная ночь позади. За спиной губернатора, в окружении Луврского штандарта и золотого знака доминионов, скучал бронзовый Лаперуз. Казалось, космический волк тянется, чтобы отвесить губернатору подзатыльник.
      – Так-так, – нараспев начал Валериан Гракхович, – и что у нас здесь? Посланник Фронтира. Ай-ай, как печально… Что скажете, Владислав Борисович?
      Де Толль промолчал. Губернатор выдержал паузу, буравя гостя злым взглядом.
      – В молчанку играть будем… – с недовольством продолжил он. – Вы, де Толль, невыносимо скучный человек. Такой богатый послужной список – и такая унылая жизнь. Сертификат мастера меча – и ни одного боя… А вот еще. Вы любите хвастаться тем, что назначались советником на Хаджаллах. Но не сообщаете, что длилось это всего сорок семь секунд, а потом секретарша исправила ошибку в документах.
      – Вы неплохо знакомы с моей биографией.
      – Еще бы, великолепнейший сударь мой! Мое маленькое хобби – знать все обо всех. Ап-па-па, какое чудное ощущение!
      «Стихи пишет, – отчего-то решил де Толль. – Природного чувства ритма лишен, поэтому ударные слоги высчитывает по пальцам».
      Отчего-то эта мысль принесла ему облегчение. Ничто так не греет душу, как чужие недостатки.
      – А скажите, скучнейший Владислав Борисович, – продолжал губернатор, – отчего вы настолько неуживчивы? Люди на вас жалуются.
      – Кто именно, позвольте спросить?
      – Ну, не люди, погорячился я… Асуры. Асуры жалуются. Вот сейчас взять: напали на фургончик с реблягу-аши, оскорбили святыни народные… Было? Я вас спрашиваю: было такое?
      – Было, – повинился де Толль.
      – Ну, и кто из нас инспектор с большой дороги?
      – Но позвольте заметить: все было не так. Я спросил у Яри, где можно найти настоящую асурскую пищу. Глупо, согласитесь, побывать на пограничной планете и не попробовать экзотики. А Джончег повел себя не по-деловому. Натравил на нас подручного с крионожом…
      – …которого ваш парнишка оприходовал. Планарником.
      – Не подручного. Джончега.
      – Ах еще и Джончега? – обрадовался губернатор. – Ну, так вы сами, понимаете ли, Лаперуз своего пролива… Знаете, в чем ваша ошибка? Не туда, дражайший Владислав Борисович, усилия прилагаете. На Дачном, поди, арбузы цветут. Там весна. Вот о чем думать надо! А вы? Чем вам не угодила Майя?
      – Какая Майя?
      – Ах, оставьте… В первый же день донос накатали. Титанида подозрительная, то, се… Делать вам нечего. А потом что? Вы докопались до портала в Кассадовском училище, вам чем-то не понравились гравикабины, вы разворошили асурье гнездо. Зачем, ну зачем вы вызвали Шепетова в Кларовы Вары? Правды хотите? Что ж, я вам открою правду. Западный дом асуров поставляет через нас кинкарам глину для имплантов. Довольны, да?..
      Де Толль машинально потрогал висящую на шее цепочку.
      – Хорошие деньги, поди?
      – Не жалуемся. Что деньги – глина… Кстати: понимание со стороны Фронтира пришлось бы нам очень кстати. Каламбур, понимаете?
      – Понимаю, Валериан Гракхович, понимаю… Но я бы на вашем месте не о каламбурах думал. Тут у вас и контрабанда, и шпионаж асурский, и на планете черт-те что творится, а вы чиновнику взятку суете.
      – Разве сую? – удивился тот. – Какое сую, Владислав Борисович, когда вымогаю? Вот смотрите, – губернатор выложил на стол несколько стереографий, – убит видный представитель асурской диаспоры. Убит планарным оружием. Думаете, мальчишка его убил? Скажите на милость! Сертификат-то мастера у кого? У него?.. У вас?.. Не слышу! Ась?.. – Он дурашливо приложил ладонь к уху. – Расправиться-то с вами просто было… Припоздай наши дражайшие кавалеристы, и асурье вас в бензольные кольца нарезало бы. Но нет, скучный человек де Толль. Все гораздо утонченней. – Он вызвал над столом голотерминал с новостными лентами. – Читайте.
      Владислав Борисович заглянул в терминал и поскучнел. Плакала его пенсия, рыдал в три ручья терраформированный гигант Дачное-8.
      Луврнет бурлил заголовками: «Пленарная безнаказанность», «Палач Фронтира», «Инспектор-ксенофоб под маской инспектора-ксенофила», «Доколе?», «Отсель», «Ату!», «Бей Фронтир, спасай границу!»
      – Это общественное мнение. Вокс, так сказать, попули. Согласно новостным лентам, вы угрожали Джончегу, вымогая у него асурьены… за что, еще придумаем, как нам удобнее. Потом зарезали его и скрылись в неизвестном направлении. – Губернатор смотрел на пленника цинковыми глазами.
      Де Толль вновь дотронулся до цепочки и успокоился. Словно кто-то большой и сильный стоял за спиною, защищая и оберегая инспектора.
      – Лихо, Валериан Гракхович. – Инспектор постарался, чтобы его улыбка выглядела естественной. – Лихо. Но ведь меня искать будут.
      – Яндекс ищет, иридиевый мой… Это граница. Ваш расследователь живо завязнет – при том-то отношении, что складывается к Фронтиру.
      – Поменять общественное мнение – что два акта подписать.
      – Правда? – Губернатор встрепенулся. – Знаете, рубидиевый мой, а ведь это идея. – В глазах его вспыхнул огонек. С таким огоньком ведьмы варят кошек, отыскивая косточку-невидимку. – Давайте-ка сыграем? Ходят слухи, будто мастера меча могут сознанием изменить мир. Новостная лента обновляется каждые десять секунд. Прошу вас, меняйте!
      – При свидетелях? Никак невозможно.
      – Ладно.
      Губернатор хлопнул в ладоши. В комнату вкатился боевой робот «Элиза-1966».
      – Это, – объявил губернатор, – моя секретарша. Разжалобить, перепрограммировать, запутать в парадоксах вы ее не сумеете. Делайте что хотите, но, если в ленте не появится хоть одна статеечка в вашу защиту, фондовый мой, трастовый мой, ваш труп сегодня же обнаружат на краю обитаемой зоны. И не только ваш.
      – А если появится?
      – Тогда не обнаружат. – И губернатор вышел из комнаты.
      Де Толль остался один, если не считать «Элизы». Кокетливо заполированное пятно окалины на ее борту напоминало, что «1966» – модификация боевая.
      Инспектор огляделся.
      М-да… Дверь заперта охранной системой. С планарником лучше не геройствовать. Да и «Элиза» себя в обиду не даст.
      Что еще есть?
      Новостной терминал, робот-телохранитель, компьютер губернатора.
      Всего этого вполне достаточно, чтобы спастись, надо лишь чуть-чуть подумать. У пожилого возраста есть свои преимущества. Наивность детства, импульсивность юности, самодовольство зрелого возраста – все это в прошлом. Остались лишь спокойствие и расчет.
      – «Элиза-1996», – приказал он, – режим «Покорность Фронтиру». Код доступа…
      – Файл «покорность» не найден, – отвечала «Элиза». – Запущен поиск соответствия. Близкие по теме ключевые слова: «кожаное белье», «плетка», «ах, проказник», «BDSM». Желаете поговорить об этом?
      – Отменяется. «Элиза», дай связь с представительством Фронтира.
      – Ищется в базах соответствие по слову «связь». Найденные результаты: «опорочивающая», «извращенная», «с фактами»… Выберите тезис и переформулируйте запрос.
      Владислав Борисович вздохнул.
      На «Элизе» можно ставить крест. Начинала она, конечно, юной милой роботессой – легкомысленной, падкой до пиратского софта и жарких порт-в-порт соединений без антивирусов и файрволов. А потом пошло-поехало… Завалила тест Тьюринга, тендерный патч криво встал. Дорожка кривая, ремонтный дом.
      Судьба у таких роботов одна – свалка или магазин деталей. Если уж нашелся кто-то, приютивший дефективную машину, служить она ему будет не за страх, а за совесть.
      «Угораздило же меня, – с тоской подумал Владислав Борисович. – На Дачном, поди, арбузы цветут…»
      Терминал мигнул и выдал новую статью. «Желтая пресса» старалась вовсю.
      «Повесть об асуро-человеческой дружбе и недружбе», – прочел де Толль. И далее: «Полночь, XXXI век», «Трудно быть инспектором», «Инспектор из преисподней».
      Оставалось четыре минуты. Можно, конечно, влезть в губернаторский компьютер, но Владислав Борисович чувствовал, что дело это гиблое. Защиту не дураки ставили. Фильм посмотреть, игрушку запустить – всегда пожалуйста, а вот в базах данных копаться может только хозяин.
      Чтобы не пялиться на проклятую ленту, инспектор принялся вспоминать последние события, надеясь создать версию.
      Итак, что мы имеем?
      На Лувре появляется некая Майя – асури, маскирующаяся под человека. Цели ее неясны, однако преступны и каким-то боком связаны с контрабандой.
      Чуть ли не под носом у инспектора Майя встречается с Джончегом Сильвой. Катя – художница-эмпарт раскрывает внутреннюю сущность Майи.
      А потом исчезает.
      Де Толль скрипнул зубами.
      Что-то такое она сумела разузнать… Что-то такое, из-за чего асуры рискнули с ней расправиться. Да даже не с ней. Мобильник, мольберт – все это технологический мусор, пригодный для реблягу-аши. В первую очередь асуры стремились уничтожить вещественные доказательства. Во вторую – саму художницу.
      Возможно, Катя еще жива.
      А разгадка асурского заговора – в ее картинах.
      Вернее, самой последней картине. И если ее увидеть, можно понять, что задумали асуры.
      Гиперпочта выдала переливчатую трель: губернатору пришла какая-то посылка. Де Толль воровато оглянулся на робота и достал Катину флэш-карточку. Элиза не шелохнулась. Тогда он поднес карточку к системному блоку.
      «Обнаружено новое устройство, – сообщила машина. – Показать содержимое?»
      «Да».
      «Вводите пароль».
      Владислав Борисович задумался. Пароль?.. Это логично. Картинку легко утянуть, растиражировать, пустить по рукам. Но какой пароль может придумать девчонка-школьница?
      Отчаянно стыдясь своей неоригинальности, де Толль принялся подбирать слово. «Ангел» не годилось, «Любовь» тоже… Хм, странно – а почему?.. «Бога» тогда можно и вовсе не пробовать. Владислав Борисович ввел «Лубофф», затем «Скарлетт», и тут время кончилось.
      Вошел губернатор.
      – Ну, оффшорный мой? – благодушно поинтересовался он. – Как дело движется? Плохо? Разочаровали вы меня, Владислав Борисович.
      Валериан плюхнулся в кресло.
      – Господин губернатор, а он меня совратить пытался, – наябедничала «Элиза». – Два раза.
      – После, девочка моя, после. Посмотрю логи, откорректирую – пойдет в компромат. А пока же… Хм, корреспонденция. – Губернатор потянулся к панели гиперпочты. – Вы пытайтесь, пытайтесь, дейтериевый мой. Пара минут у вас есть. Потом вас ждет небытие.
      Настал решающий миг.
      Мастера меча умеют многое. Среди искусств силы есть такие, что и не снились обычным людям. В запасе у инспектора оставалось средство, к которому он не прибегал ни разу в жизни.
      Де Толль глубоко вздохнул и закрыл глаза.
      Его подняло в воздух и понесло. Сквозь звездную тьму доминиона, мимо квазаров и черных дыр прямиком на Малый Китай. Там завертело вихрем и швырнуло в знакомый двор, двор, по которому прогуливалась пегая свинья да куры под плетнем делили сладкий пивной гаолян.
      Над завалинкой, сплетя ноги в позе «кувшинка», парил старичок в вышитой рубашке. Смуглая кожа, узкие глаза обратнолунного разреза, седой оселедец…
      И – алмазный меч, наколотый на предплечье.
      Учитель держал в руке палочки, видимо, готовясь обедать. На узорчатом рушнике исходила парком миска галушек. Рыхлым девичьим боком белела сметана, искрился слезой шкалик с маотаном.
 
Бона ростом невеличка, —
 
      неслась издалека песня, —
 
Ще й літами молода,
В красном феникса уборе,
Лента жовто-голуба.
 
      И грянуло:
 
Мэй Лу Цзи раз, два, три калина
3 чолочкою дівчина в саду персики рвала.
 
      – Садись, сынку, – хмуро кивнул учитель. – Есть будешь?
      Владислав Борисович помотал головой:
      – Тороплюсь я, многомудрый хэшан. Дело у меня важное.
      – Торопится… – нахмурился старик. – Дела у него… Внука проведать, к учителю заглянуть – времени нет. Так, наскоком, в астрале. Эх, Владька, Владька, выучил на свою голову… А ты вона – о людях забываешь.
      – Никак нет, учитель, – склонил голову де Толль. – Всегда помню.
      – Помнит он… Ну, ладно. Что у тебя, выкладывай.
      В нескольких словах де Толль обрисовал ситуацию. Учитель слушал угрюмо, словно голодная панда. Когда рассказ кончился, долго молчал.
      Нехорошо молчал, темно.
      – Лисье это дело, ученик… – с неохоткой отозвался он. – Помочь тебе можно, дело лишь в цене. Я могу сделать так, что ты благополучно закончишь инспекцию. Выйдешь на пенсию, отправишься на Дачное… Могу открыть и другой путь – путь борьбы и приключений. Правда, я не совсем понимаю, как ты справишься с «Элизой» и гвардией губернатора. Но в конечном счете это неважно. Выбор за тобой, ученик.
      Владислав Борисович задумался.
      В пятнадцать лет легко менять планы… Легко сорваться за незнакомой девчонкой – просто потому, что ей отчаянно нужна помощь; легко влезть в драку, потому что четверо на одного – это нечестно.
      Но в шестьдесят менять что-либо поздно. У него дети, внуки – он им нужен. Пусть уж лучше Лувр останется страшным сном. Он, де Толль, как-нибудь это переживет.
      – Я выбрал, учитель.
      – Что ж, сынку. По-твоему и сбудется.
      …Де Толля тряхнуло и подбросило. Новый Китай исчез, и глаза инспектор открыл уже на Лувре.
      Губернатор глядел на инспектора осоловело. Выпотрошенная капсула гиперпочты лежала на столе.
      Новостная лента рябила заголовками: «20 % асурской реблягу-аши составляют жители Виттенберга», «Художница предсказала Асуралипсис», «Мойте руки перед поеданием младенцев!» (фотографии).
      Лента обновилась. «Девочка фри» (фотографии), «Храм реблягу-аши – осквернение или крестовый поход?», «Губернатор покрывает людоедов».
      Губернатор разжал кулак. В ладони его лежал черный кругляшок размером с пятикредовую монету.
      – Только что, – сообщил Валериан Гракхович помертвелыми губами, – мне прислали администраторскую черную метку. О господи!..
      О метке этой ходили легенды. Никто не знал, откуда она берется. Получивший ее управленец долго на своем посту не задерживался. Или недостача обнаруживалась, или хищения, а то и загадочный несчастный случай случался.
      – Вон отсюда!! – заорал губернатор. – Мерзавец!! Элиза!
      – Убить? – с надеждой осведомилась роботесса.
      – Увести. В камеру двадцать прим. Мальчишку туда же. О, я вырву им сердца! – Перегнувшись через стол, губернатор добавил: – Ну, инспектор… Не знаю, как ты это сотворил, но жить тебе осталось недолго.
      – Только после вас, Валериан Гракхович. Прощайте!
      – Прощай, фондовый мой.
      «Элиза» увела Владислава Борисовича в камеру. Яри уже сидел там, изучая упаковки лжуфлекса.
      – Все в порядке, Владислав Борисович? – поднял он взгляд.
      – Все в полном порядке. – Инспектор уселся, привалившись спиной к стене. – Умаялся я, братка. За амулет спасибо. Спас он меня.
      – А что с этим делают? – Яри помахал пачкой лжуфлекса.
      – Ничего особенного. Едят. Хотя, погоди…
      …Через несколько минут узники увлеченно играли в шашечные поддавки.
 
      Закончилась игра сама собой. Яри вдруг помрачнел. Настала его очередь ходить, но к «шашкам» он так и не прикоснулся.
      – О чем задумался, Яри?
      – Да так… О Катеньке думаю. Владислав Борисович, а мы ее спасем?
      – Конечно, Ярик. Иначе и быть не может.
      Де Толль пересел к мальчишке и обнял его за плечи.
      – Ты меньше думай. И больше доверяй своему сердцу. С нею все будет хорошо, уверен.
      Яри вздохнул и доверчиво прижался к старику.
      – Знаете, Владислав Борисович, – сказал он, – вы мне моего дедушку напомнили. Он все мечтал, чтобы я стал музыкантом. А я отбрыкивался. Мне в детстве хотелось пиратом стать.
      – Пиратом? – удивился де Толль.
      – Да. Только не таким, как на Версале, а… а как раньше!.. Понимаете? Плавать по океану на паруснике, с испанцами сражаться.
      – Понимаю.
      – У меня знакомая есть. Таис… Тайка. Мы с ней вместе книжки читали. О пиратах. Изучали такелаж, команды морские всякие.
      Де Толлю показалось, что он вновь слышит полузабытую мелодию, тревожную и зовущую в бой. И вроде даже слышны слова.
      А еще он понял, что в чем-то предает мальчишку.
      Понять в чем он не успел. Часть стены уехала в сторону, и вошел офицер в сопровождении двух роботов: уже знакомой инспектору «Элизы» и тумбочкообразного надзирателя. Де Толль смахнул с «доски» таблетки и отправил в рот.
      – …лжуфлекс не весь съели, – докладывал надзиратель. – Наглядную агитацию читали нерегулярно. Побег замышляли…
      – Хватит, – остановил его офицер. – Рапорт в письменном виде – и на печать. Стоп! «Элиза», иди сюда.
      Секретарша выжидательно замигала лампочками. Офицер перевел ее в режим уничтожения документов и подкатил вплотную к надзирателю. Зажужжал принтер. Листы бумаги заскользили из лотка в лоток, прямиком в шредер секретарши.
      – Еще, милый, – на низких обертонах выдала она, – не останавливайся.
      Офицер же присел на корточки. Мелкий, костлявенький, с гладко выбритым, словно восковым лицом, он вмиг провонял всю камеру дешевым одеколоном.
      – Де Толль Владислав Борисович? Вершинский Ярослав Дмитриевич? – Офицер сверился с записями. – Славненько, славненько… Мы вас не трогали, вы нас не знаете, а прогуляемся вместе.
      – Это что, на допрос? – уточнил Яри.
      – Можно и так сказать. Вы проходите, ребята, не стойте.
      Ни конвоя, ни штрих-пометки охранной системы на погонах гостя. «Ай, как нехорошо…» – огорчился Владислав Борисович. С детства приученный к порядку, дилетантизма он не терпел. Даже у тюремщиков и наемных убийц.