Пожалуй, все это как-то несколько сумбурно. Шаттлы просто так с неба не падают. Поэтому придется рассказать, что произошло с Велькой с того момента, как он оказался на маяке, до его появления в Шатоне.
      Чуть за полдень, еще когда Тая видела первые сны, а генерал Шепетов нежился в Кларовых Варах, ища, где булькает, Велька и его новая знакомая чистили картошку и спорили.
      – …ну, давай пожарим! – предлагал мальчишка. – Я рецептик знаю – закачаешься.
      – Ты псих, да? – Элли повертела у виска пальцем. – Мама, спаси непутешку. Меня заперли на камбузе с психом. Это же буйрена!
      – Кто?..
      – Буйрена. – И объяснила: – Ты в генетике сечешь? У рыбки гены буйка и мурены. Ее специально для лягушатников в лагерях выводили. Охранять детей от акул. Ну, и чтобы сами детки за буйки не плавали.
      Велька посмотрел на плавающую в каменной лохани оскаленную массу. Буйрена, значит…
      – А вам она зачем?
      – Мы же археологи, тундра. Прикинь: нашли мы Атлантиду, спускаем водолазов, а тут чернушники. Эти, которые могилы грабят.
      – И?
      – И. Хана черноте. Буйрена, она знаешь какая?.. Если раскормить, катер схавает. Ты чисть картошку, чисть. Нам на пятерых готовить, да и жрать хочется.
      – На пятеры-ых… – протянул Велька, неуютно ежась.
      – Ну. Нас двое. Мартина ты видел. Он, правда, из домбезопасности, полковник. Но жрать тоже горазд. Еще есть Федя и профессор Эксварья – эти гранит науки шелушат.
      Словно в подтверждение сказанного, остров тряхнуло. Зазвенели сковородки на стене, и с потолка посыпались струйки пыли.
      – Во ломят, – проворчала Василиса, болтая в кастрюле ладошкой. – Полная кастрюля известки. Сами ж потом жрать не будут.
      Тут дверь камбуза поехала в сторону. Ворвался широкоплечий парень лет двадцати пяти.
      – Васька! – заорал он, с ходу облапливая Василису. – Нашли, Васюня! Это ж грант! Это ж просто внесите собаку Павлова, что такое!
      «Ну и типчик», – подумал Велька, глядя на парня. Лицо грубое, обветренное, ноздри наружу. Кудри, поди, пленарная расческа не продерет. Из одежды – штаны-пятнийки, сапоги да слой пыли по всему телу.
      Девушка рванулась из-под руки:
      – Я… я Лиза, между прочим!..
      – Да? – Парень быстро спрятал руки за спину. – А, ну да, точно. Кхм… извини. Ты это, Лиза… Передник надень.
      Василиса сидела ни жива ни мертва. Тут парень заметил Вельку.
      – А это кто? Посторонние на раскопе? «Черные археологи?»
      – Это не посторонние! – взвилась Василиса. – Это… жертва кораблекрушения! Он мою сестру спас.
      Упоминание о сестре произвело странное действие. Парень занервничал, пробормотал что-то извинительное и ретировался.
      Вася-Элли-Лиза бросилась перерывать шкафы, лихорадочно бормоча:
      – Ну, конечно!.. Лиза ведь никогда… никогда… без фартука не кухарила!..
      Велька стоял столбом, не зная, что делать. Наконец спросил:
      – Да постой, Элли! Что ты ищешь?..
      – Передник Лизкин! Блин…
      – Какой он был? Может, я найду?
      Та не отвечала. Закусив губу, гремела дверцами, словно не фартук искала, а дралась насмерть с кем-то невидимым.
      Не стоять же шкафчиком? Велька присоединился к поискам. Уже во втором ящике – том, что Элли перерыла на его глазах, – фартук нашелся. Правда, отыскалось еще кое-что: фотография босой застенчивой девчонки в линялом сиреневом платье. Девчонка здорово походила на белобрысую оторву. Вот только взгляд потеплее и в осанке… мягкость какая-то, что ли?..
      Но самое главное – девчонка на фотке была черноволосой.
      – Держи. – Велька протянул Элли фартук. Фотографию же спрятал в карман – на всякий случай.
      – Ф-фу… – Элли размашисто завязала тесемки и сдула со лба непослушную прядь. – Чуть не попалилась, прикинь? Федюха, конечно, хам, но парень свой.
      – Наверное, – согласился Велька. – Только он мне сразу не показался.
      – Ну да. К нему привыкнуть надо. А пошли в раскоп, а?.. Они явно что-то нашли. Поможем, посмотрим. И с профом нашим познакомишься.
 
      Всю дорогу до раскопа Василиса трещала не переставая. В основном рассказывала о сестре. Потом спросила, спохватившись:
      – Слышь, а у тебя-то братья-сестры есть?
      – Был, – не оборачиваясь, отвечал Велька. – Умер до моего рождения.
      – Бедняга, – вздохнула девушка.
      – Почему? Он – герой доминиона.
      – Это ты бедняга… Брат, сестра – это знаешь? Это ух!.. Мы, например, с ней как один человек были.
      – Были?
      – Ну, есть, – обиделась она. – Ты к словам не цепляйся, в глаз дам. И под ноги гляди.
      Запахло горячим известняком и плесенью. Велька с ходу окрестил эту смесь «проклятием фараонов». За клепаной «хоббичьей» дверью открывался подвал маяка. Механизмы, что стояли здесь когда-то, давно пришли в негодность. Генератор демонтировали, а печи даже и трогать не стали: что с них взять? Кирпич трухлявый?
      Горы строительного мусора покрывала дымчато-берилловая клеенка, вся в бетонной пыли. Посреди пола чернело аккуратно вырубленное отверстие. Похожий на медведку робот-скалорез виновато уткнулся мордой в стену.
      Элли подергала уходящую в темноту лестницу из «живого» металла. Ртутные капли собрались в верхней перекладине, утолщая ее.
      – Эй, – крикнула девушка, – проф! Спуститься можно?..
      Отверстие озарилось розовато-желтым светом. Мыльным пузырем всплыл коммуникационный фантом: лицо, похожее на безжизненную серую маску. Борода, щеки, усы – пыль покрывала его ровным блинным слоем, скрывая возраст профессора.
      – А, краса-девица! – обрадовался Эксварья. – Спускайтесь, Лиза, милости прошу. Вы дверь случайно не захлопнули?
      – Нет, проф! Все в порядке.
      Фантомная голова огляделась и поплыла к «хоббичьему» люку. Элли толкнула Вельку локтем:
      – У него пунктик, – пояснила она вполголоса. – Проф боится, когда двери закрыты, и всегда проверяет. Ну что, спускаемся?
      Не дожидаясь ответа, она нырнула в раскоп.
      Велька полез следом. Шахта уходила глубоко, так глубоко, что, если отпустить руки, пожалуй, и костей не соберешь. «Живая» лестница страховала движения. Ртутный металл вспухал вокруг ладони, делая хватку удобнее, а под подошвы ставил удобную площадочку.
      Скоро Василиса скакнула на площадку. Велька замешкался: прожектора били насмерть, жаля глаза с киношной основательностью.
      – Ого, – послышался жизнерадостный голос Эксварьи, – наша дама обзавелась свитой.
      – Это Велетин. Он потерпел шаттлокрушение над маяком!
      – Велетин… – Эксварья по-птичьи склонил голову набок. – Вот и хорошо, что Велетин. Помощники нам нужны. Вы, кстати, дверь не забыли открыть?
      – Нет, не забыли!
      Велька завертел головой, осматриваясь. Раскопанный зал мог древностью поспорить с Шатоном. И хорошо поспорить: на год рабства или, скажем, на диски с полной «героеграфией». Потому что вырубили его в те времена, когда экспедиция на Лувр была еще в проекте.
      Стены покрывал искусственный лишайник. Торчали из пола шкафы-сталагмиты и сейфы-валуны. Потолок пучился треснувшим экраном-глазом, вырубленное отверстие чернело квадратным мультяшным зрачком.
      – Обалдеть, – прошептал Велька.
      – Впечатляет?! Это еще не все. Смотрите!
      Прожекторы погасли, и зал погрузился во тьму. Длилось это секунду или две, а потом на стенах протеплились алые линии. За ними вспыхнули желтые; радуга разлилась по стенам, наполняя воздух тонким сиянием.
      – А?!
      Углы зала резко очертились, и стало видно, что у стены стоит Федя в одних трусах, со шлангом в руке.
 
Наш Федя с детства связан был с землею, —
 
      напевал он, —
 
Домой таскал и щебень, и гранит…
Однажды он принес домой такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд.
 
      Водяные струи прорывали русла на плечах и спине археолога. Грязь не сдавалась. Бетонная мука тяжелыми ручейками лилась на пол, открывая блестящую кожу.
      …В науке Федя оттрубил срока три, от звонка до звонка. Этого хватило, чтобы сделать его научным авторитетом. Федю с ног до головы покрывали татуировки. На груди полуголая женщина (в одних только пифагоровых штанах); по предплечью ностальгическое: «Не забуду альма-мать родную»; бока украшало: «За Cos(3L) ответишь». Еще одна формула ныряла под резинку трусов, и Велька мог прочесть лишь: «буду – Пифагор…» Археология была лишь этапом в сложной и многотрудной Фединой жизни.
      – Слышь, проф, – полуобернулся он к Эксварье. – Мы шкафы сразу вскроем или при доценте гнилом?
      – Не понимаю, Федя, – насторожился Эксварья. – Кого это вы называете гнилым доцентом?
      – У вас слайды не грузятся, проф… – Федя изогнулся, пытаясь высмотреть что-то в мутных водоворотах под ногами.
      – Не понимаю… – Профессор повертел головой, словно ему жал воротник. – Вы опять выражаетесь загадками. Мартин – такой же член экспедиции, как и вы: Он, между прочим…
      – Киса, вдохните фосгену. – Федя обвел рукой зал. – Тут явные следы чужой цивилизации. А Мартин, доцент аморальный, все опечатает. И будет вам, проф, не Нобечевка, а, извините, пятый орган собаки Павлова.
      – Но как же научная этика?!
      – У вас формулы на хинди, – ласково ответил Федя. – Ваш удел – пингвинья физиология. И сейчас я вам это докажу. – Он выключил воду и принялся энергично растирать голову полотенцем. – Скажите, проф: мы с вами кто?
      – Ученые.
      – Позитронно, киса! А еще?
      – Н-ну… Честные люди.
      – О да. Честные люди… Пастер, вколите себе бациллу. На букву «а».
      – Археологи? – догадался Эксварья.
      – Вот! Археологи. А теперь следующий вопрос: какие мы археологи?
      – Академичные?
      – Грант!
      – Послушайте, Федя, оставьте ваш идиотский жаргон. Он уместен в устах Лары Крофт, но мы-то с вами не «черные археологи»!
      – О-о! – Здоровяк присел и загоготал: – В лауреаты! Расширьте перечень трудов! Мы с вами как раз они и есть. А знаете почему?
      Федя вновь включил воду и погнал струю к ногам профессора. Тот отступил на шаг.
      – Смотрите, проф. Видите пятно под ногами? Вы только что на нем стояли. – Струя прошлась по темному пятну, размывая грязь. – Это прэта, дохлый, правда… Мы находимся в их усыпальнице.
      Профессор обвел зал ошарашенным взглядом. Повсюду, насколько можно было видеть, темнели пятна, очертаниями способные свести с ума самого Роршаха.
      – Не может быть! Усыпальница прэта в нашем доминионе?
      – Точно, говорю вам.
      Шланг взбаламутил желтой пеной очередное пятно. Эксварья повернулся к подросткам, словно ища поддержки:
      – Но… но ведь это невозможно!
      Велька отмолчался. Василиса скорбно покачала головой:
      – Профессор, Сократ мне муж, но пусть он выпьет яду. Прэта – они умные, по всем доминионам летали. Значит, и у нас могли…
      Федя принялся натягивать брюки:
      – Во, проф! Устами младенцев глаголет Шамбала. Мы в усыпальнице чужой расы и уже успели поглумиться над трупами. Вон у вас на ботинке что?
      – Ох! – Эксварья присел, пытаясь оттереть проклятую пену.
      – Мы «черные археологи». А значит, надо и вести себя соответственно. Усыпальницу разграбить, обшарить трупы. Это же так весело!
      – Помилуйте… Но наша научная репутация…
      – Вашу репутацию, Менгеле, видели в Гааге. Ну что, идем?
      Профессор вяло кивнул. Казалось, желтая пена жгла ему ноги. Он несколько раз останавливался, пытаясь ее стереть, но добился лишь того, что изгадил носовой платок, рукав и несколько салфеток.
      – Вы их из шланга, – посоветовал Федя. – Да и сами вымойтесь. Вон грязищей по брови заросли.
      – Благодарю покорно.
      Мыться профессор не стал: нажал на лацкане пуговицу самоочистки, и костюм его встряхнулся мокрым псом, рассыпая вокруг радугу брызг.
      – Ну, – Федя покрутил на пальце гравифомку «Викторинокс», – начнем, пожалуй, с того шкафа.
      – А Мартин? Он разве не будет нас искать?
      – Киса, – мрачно сообщил Федя, – вы повторяете судьбу Гильотена.
      – А что с ним случилось? – полюбопытствовала Василиса.
      – Голову потерял. От чрезмерной учености… Мартин готовится к олимпиаде работников домбезопасности. В данный момент он с завязанными глазами собирает-разбирает свой «Канзас трейлер». И долго будет собирать. Я ему сюрприз один приготовил. Ну, начали!
      Пошло дело. Профессор скорбно вздыхал и дергал кадыком, а Велька с Федей ломали растительные вакуоли шкафов и сейфов прэта. Василиса стаскивала найденное к лестнице.
      Улов оказался меньше, чем ожидался. Обшарив весь зал, «черные археологи» отыскали заросшую зеркальной плесенью кухонную раковину, детскую погремушку, запечатанный сургучом пластмассовый термос, палехский поднос в колючках, велосипедный насос.
      – М-да… – почесал в затылке Федя. – Внесите собаку Павлова. И это все?
      – Я ж говорил вам, коллега, – помрачнел Эксварья. – Вот что случается, когда моральные принципы – побоку. Кстати, что вы сделали с Мартином?..
      – Подложил ему лишнюю деталь.
      – Ах вот как? – прозвучало за спиной. – А я-то думаю, что за бесовщина!
      Археологи вздрогнули и обернулись. Под шахтой входа стоял Мартин с шестиствольным «Воробьем» на плече:
      – Не, ну вот же зараза!.. – покачал он головой, словно не веря сам себе. – Я и так, и эдак – все лишняя плата остается. Ну, спасибо, дружище. Никогда не забуду!
      Рубиновый огонек прицела прыгнул на плечо Эксварьи. Затем пощекотал пупок любительницы геометрии на Фединой груди.
      – Стойте на месте, – приказал безопасник. – И руки…
      Все четверо подняли руки.
      – …держите чистыми.
      – А голову – холодной? – подал голос Велька.
      Мартин посмотрел на него с уважением:
      – Умница. Откуда знаешь?
      – У одного вашего коллеги подсмотрел. Только он робот.
      – А-а… Ясно. – Мартин поскучнел. – Болтаешь много, парень. Зря это.
      Не сводя с «черных археологов» прицела, он обошел раскопки.
      – Негусто… Вы, профессор, пультик-то положите на пол. Спасибо. – Мартин подобрал пульт и потыкал носком ботинка мертвого прэта. – Ишь, гадость. Хоронили бы по-людски… Столько хлопот из-за мерзавцев. – Он поднял взгляд на ученых. – Слышал я, о чем вы тут болтали… Федя, ну зачем ты так? Думаешь, из органов, так уже и не человек? У меня тоже, между прочим, самолюбие. А теперь мне и усыпальницу взрывай, и свидетелей лишних, вас то есть… того. Жучки чисть, записи подделывай. У тебя, Федя, совесть есть?.. А?.. Чего глаза прячешь?.. Дети тебе зачем понадобились?
      – А что дети-то? – Федин голос дрогнул.
      – Что, что… – передразнил безопасник. – Похоронил ты их, считай.
      – Почему?
      – Сам смотри. Если здраво помыслить, получается, что прэта высадились на Лувре раньше людей. И, значит, права на колонизацию Лувра у кого?
      – У них, – уверенно сообщил Велька. – У прэта.
      – В том-то и беда.
      Лестница с шелестом втянулась в дыру. Зрачок входа затянуло зеркальной пленкой. Безопасник посмотрел на нее, вздохнул и достал из кармана клетку с плавающим огоньком.
      – Добытые вами, – (слово прозвучало с ударением на первый слог), – артефакты мы опишем и оприходуем. Не пропадет ваш скорбный труд. И… и…
      – Дум высокое стремленье, – подсказал Эксварья. Поглядев на мембрану, затянувшую вход, он слабым голосом предложил: – Может, вы того… дверцу приоткроете?..
      – Не могу. Рад бы, да не могу.
      Безопасник поманил Василису:
      – Подойди-ка, милая. Вот, хорошо… Стань здесь. Пукалку свою выбрось… Хоть и игрушка, а раз в год и фонарик лазером делается.
      С презрительной гримаской Элли выбросила пистолет. Велька вздохнул: на что купился! Ясно же видно: макет! Да и откуда у девчонки настоящий «Ястреб»? Кто ей доверит?
      А вот «Скопа» за пазухой – настоящая. Сейчас бы, пока безопасник в другую сторону смотрит…
      – Вы спокойно стойте, – сообщил Мартин, покачивая шестиствольником. – Особенно ты, парень. Это митральеза, асура в секунду двадцать раз убивает. У асура регенерация, броня, гордость, число крови – а его в кровавые сопли. Понимаешь?
      «Я все равно ничего не смог бы сделать, – извиняющимся тоном промолвил кресильон. – Я же пацифист, ты знаешь. Кроме того, у меня сейчас перезарядка».
      Велька кивнул.
      – Вот и славно. – Мартин повернулся к девушке: – Теперь ты, дочка… Как тебя звать-то нонче? Вася, Элли, Лиза?..
      – Элли… иза.
      – Элиза. Хорошо. – Протянул ей клетку с огоньком: – Держи, доча. Держи, не съест. Это мыслящий блок из нашего замка. Я так подумал: должен же кто-то в технике прэта разбираться? Я ведь в доминион чего попало не повезу.
      Эксварья вновь заскулил:
      – Господин полковник, а может, мы того?.. Договоримся?.. Чего детей-то губить? Ну, взять слово… не видели, мол, не слышали. Ну, память там стереть…
      – Претендую на соавторство, – поддержал Федя.
      – На соавторство, говоришь? Плохо, господа ученые… Узко мыслите. В категориях индивидуальности мыслите, мелкотравчато. А надо, – безопасник повысил голос, – в категориях доминиона. Нет такой памяти, которая напрочь стирается. Особенно когда дело касается прэта… верно, говорю? – подмигнул он огоньку. – Верно. Если надо, человек все вспомнит. Даже то, чего не видел. – И добавил, но уже другим тоном: – Значит, так. Пусть блок памяти посмотрит артефакты и скажет, что это. Все ценное я заберу, пусть послужит во славу доминиона. Остальное придется уничтожить.
      – И меня? – несмело пискнул огонек.
      – Извини, друг, ничего личного. В лицензионном соглашении, которое я подписывал, такой пункт есть. Ну, давайте посмотрим, что вы насобирали.
      Василиса поднесла клетку к награбленным артефактам. Огонек замигал:
      – Это старинные реликвии. Я не могу перевести их названия: в вашем языке нет таких слов.
      – Переводи, как можешь. Я ж не зверь. Что я тебе, микросхемы отрывать буду?
      Голубоватый лучик скользнул по куче вещей. Помедлил, выбирая, и уперся в заросшую серебром раковину:
      – Это кхумара страшной истины.
      – Так. Кумара. Дальше.
      – Абсолютная ваджрахия, – луч коснулся погремушки, – тахирг взросления, – осветил палехский поднос, – джинн, – очертил запечатанный термос, – тритушет реальности, – заиграл бликом на насосе.
      – Вот и хорошо. А говорил, перевести не можешь… Вон талантище пропадает, Шампольон в клетке. А теперь, мил механизм, расскажи, кто что делает.
      – Не стану.
      – Что за новости?
      – Не стану и все. Перечитайте лицензию, там все написано. – В голосе огонька появились казенные нотки: – «…за четверть часа до гибели любой прэтианский механизм имеет право на ментальную дефрагментацию, архивацию жизненного опыта, сканирование моральных норм на вирусы». На вирусы, понимаете? Мне к вечности готовиться. В отличие от вас у меня бессмертной души нет.
      – Негосударственно мыслишь, – вздохнул полковник, – ну да ладно. Что с космополита взять. Тогда проведем натурные эксперименты. Эй, мальчик!
      Велька поднял взгляд.
      – Подойди сюда, сынок. Подойди хороший. Возьми раковину… как она там?.. Кумара!.. Кумару возьми. Загляни в эту дырочку.
      «Старушка по счету получит сполна, – вспомнилась Вельке рекламная песня, – несчастна сыновнею смертью»… И что-то там про страховку.
      – Давай, сынок, давай… – полковник пододвинул к нему кхумару. – Во славу доминиона. Ты ведь будущий военный?
      – Угу. Бывший будущий.
      – Зато настоящий. А это самое главное.
      Велька уселся на пол. Перевернул кхумару «сливным отверстием» кверху и заглянул внутрь.
      Его накрыла успокаивающая тьма. Мысли выровнялись и обрели приятную стройность. Стоило подумать о чем-либо, как оно возникало перед внутренним зрением – красками, звуками, ощущениями.
      Велька вспомнил оставленную на плите картошку. Тут же вспомнились все невырезанные глазки и червоточинки, что они с Василисой пропустили. Стало немного неуютно.
      Интересно, а профессор Эксварья умеет готовить? Плиту с картошкой сдвинуло в сторону, ее место занял профессор – смуглый, взлохмаченный, с эспаньолкой и впалыми щеками. Профессор сидел в зарослях полыни и раскачивался, обхватив голову руками. А внизу, на глубине нескольких десятков метров, задыхались его ассистенты. От спасения их отсекала многотонная дверь-ловушка, созданная для защиты от незадачливых грабителей.
      Вельку передернуло. Вот они, чужие секреты, которые открывает страшная кхумара! А какие, интересно, тайны у Мартина?..
      Минуту или больше он изучал жизнь домбезопасника.
      Потом его затошнило.
      В своих действиях Мартин всегда руководствовался понятиями добра и пользы. Он искренне радел за честь доминиона и готов был жизнь отдать за безопасность его граждан. Вот только случайно так выходило, что отдавались чужие жизни.
      Подглядывать за другими людьми – занятие не очень-то хорошее. Но увлека-ательное! «Я же чуть-чуть, – заоправдывался Велька перед самим собой. – Одним глазочком и все. А какой, интересно, секрет у Василисы?»
      Вася-Элли-Лиза.
      Место, что развернулось перед ним, Велька узнал сразу. Побережье маяка, тот самый кусочек пляжа, где его выбросило на берег.
      Василиса лежала, полузарытая в песок. Из одежды – лишь лохмотья рубашки да ремешок планшетки через плечо. Планшетка раскрылась; на песок вывалились знакомая тетрадь с розовым единорогом и фотография. Мальчишка осторожно, за краешек потянул карточку.
      Та самая девчонка – черноволосая, в линялом платье.
      Со стороны маяка приближались знакомые фигуры. Впереди Федя, за ним – профессор с Мартином. Пока археологи бестолково топтались возле Василисы, Мартин защелкнул на запястье девушки браслет робоэскулапа и принялся делать ей искусственное дыхание, не дожидаясь, пока тот подействует.
      Второй девушки нигде не было видно.
      «Ну, что, хватит чужих тайн?»– поинтересовался чей-то насмешливый голос.
      И Велька вынырнул из темноты кхумары.
      – Что там, сынок? – глаза Мартина лучились доброжелательностью.
      – Не скажу.
      – Ну, и зря. Я ведь кого другого заставлю смотреть. Профессора, например. Или вон… подружку нашу.
      Безопасник попал в больное место. О том, чтобы Василисе заглянуть в жуткую кхумару, не могло идти и речи.
      – Это, – неуверенно начал Велька, – она чужие тайны показывает. Самые жуткие, о которых человек и сам не знает.
      – Понятно. Видишь, как хорошо, а ты боялся. – И повернулся к археологам: – Что ж, продолжим наши танцы под Бельтайн. Федя, твоя очередь. Бери поднос, испытывай.
      Федя угрюмо потянулся к изукрашенной рисованными колючками диковине.
      – Тахирг взросления… – пробормотал безопасник. – Ну-ну.
      Тахирг подействовал сразу, едва оказавшись в Фединых руках. Возникли мисочка с овсяными хлопьями и бутылка кефира. Пока Федя хлопал ресницами, кефир исчез, сменившись коньяком, а хлопья трансформировались в Пожарскую котлету с торчащей из нее костью. Но и котлету съесть не удалось: она расплылась подгорелой яичницей, потом собралась в горку жареной саранчи.
      На лице археолога проступило блаженство. Веки прикрылись, с уголка губ потянулась паутинка слюны.
      С гитарным звоном лопнули шовчики Фединых брюк. Чем чаще сменялись блюда на подносе, тем сильнее росло наслаждение на Федином лице, тем больше расползалась его талия.
      – Что вы делаете, коллега! – Эксварья рванул поднос из Фединых рук. – Опомнитесь!
      – Куды кильку рвешь, доцент аморальный?! А ну, положь!
      – У тебя печень не выдержит, Федя!
      – А мне дэ е в степени х, понял? Учи латынь, академик!..
      Мартин отобрал у археологов поднос.
      – Прекратить! Чревоугодничество – грех. Кстати, при чем здесь взросление?
      – У прэта психологический возраст зависит от массы тела, – подсказал огонек.
      – Так и запишем. Ваша очередь, проф.
      Эксварья долго колебался, не зная, что выбрать. Наконец протянул руку к запечатанному термосу.
      – Что это?
      – Говорят, джин.
      – Мартин, вы же знаете, я трезвенник. Увольте, прошу вас…
      – Уволить я вас могу только на тот свет. Открывайте, профессор, не томите. Доминион ждет.
      Эксварья поморщился и свинтил крышку термоса. Кусок сургуча с пятиконечным оттиском упал на землю. Из трещины полился густой чернильный дым.
      Компанию заволокло вонючими облаками. Лицо безопасника побагровело. Он закашлялся так яростно и беззащитно, как может кашлять только некурящий человек.
      Скоро дым поредел, и кашельная рапсодия сошла на безобидное поперхивание. Над опустевшим термосом левитировал старик в чалме, шароварах и грязно-изумрудной безрукавке.
      – Джинн! – ахнули все.
      – Джинн, джинн, – согласился пришелец. – Спасибо, что выпустили. Аллах бы шахид того, кто заточил меня в этот проклятый зиндан. – Он пнул термос, и тот разлетелся зеркальной пылью. – Какой нынче год?
      – Три тысячи шестой, – подсказал Мартин.
      – Это от хиджры господней? – Джина подергал себя за бороду. – Да где там… Сколько же я сижу, получается?
      Археологи беспомощно переглянулись.
      – Когда был Первый Хаджаллахский конфликт?.. Проксима в доме Цефеи, ах да… здесь эта астроблогия не фурычит…
      – Позвольте, – вмешался Эксварья, – но, если вас заточили во времена первого Хаджаллахского, вы никак не могли оказаться здесь. Лувр к тому времени уже открыли.
      – Папаша, – с грустью в голосе ответил джинн, – заточили меня на заре времен, но я в своем роде джинн всеведущий. А сейчас вычисляю, сколько желаний я вам задолжал. Быс-быс-быс-быс-быс… – Пальцы джина быстро задвигались. – Плутон за аморалку в две тысячи шестом… Козерог в доме Овна… Однако, – дух выдохнул удовлетворенно, – одно желание я вам должен. Ну, кому загадывать?