После этой прогулки Тае не очень-то и попало. Нет, должно-то было очень: день проболтаться черт-те где голышом, превратить ночную рубашку (подарок благодетельницы) в веревочки, одеяло порвать – практически нервущееся. Фрося и за меньшее съедала живьем.
      Но вышло иначе.
      Когда Тая вернулась домой, ее встретила непривычная тишина. Алексей Семенович одиноко ужинал в холле первого этажа. При этом он горбился, вздыхал и был похож на вымокшего под дождем воробья.
      – Добрый вечер, папенька. – Тая сделала книксен, и одеяло при этом нескромно распахнулось. – Приятного вам аппетита.
      – Спасибо, – отвечал полковник. – Доча, мне нужно с тобой поговорить.
      Тая чинно, словно бальное платье, огладила одеяло и уселась за стол. Носик ее брезгливо сморщился: от сложенных на столе коробок несло тухлятиной.
      – Позвольте осведомиться, папенька, – спросила она, с трудом вспоминая обороты ослябийской речи, – откуда доносится это непрезентабельное амбре?
      – Вот, полюбуйся, – полковник пододвинул коробки. – Реблягу-аши семнадцати сортов.
      – Как сие понимать, папенька?
      – Так и понимай. Ефросинья заказала на всю семью реблягу-аши. Вот счет из ресторана. Вот записка.
      В записке Фросиным почерком сообщалось, что отныне семья переходит на новую диету. Пора, мол, брать на вооружение достижения науки чужих доминионов.
      Таины глаза округлились:
      – Обалдеть, папенька!
      – Это еще не все. Пойдем. – Полковник поманил ее пальцем: – Пойдем-пойдем.
      На цыпочках они вышли на задний двор. Там им открылась и вовсе удивительная картина. Посреди грядок с сельдереем восседала Фрося.
      Но какая!
      В цветастом саронге. С браслетами на голых руках и ногах. Окруженная птицами и зверями: попугайчиками, мышами, ящерками. Из пруда выглядывали любопытные рыбьи мордочки.
      – …и вопросил пророк Полиграф, – донеслось до Таи, – где двери?.. Двери где?.. Но сторож зоопарка оказался нищ духом и ответствовал: «Вот же они, человече. Или слеп ты, что не зришь очевидного?»
      – Проповедует, – шепнул Алексей дочери. – Зверям и птицам проповедует.
      Тая кивнула. Текст этот она слышала не раз: то была притча из «Книги шуток и реприз Полиграфовых», канонический текст.
      – …и вновь вопросил Полиграф: «Да нет! Двери где? Тлоны, тобатьки, тутлики?»
      Фросины слушатели затявкали, засвиристели, закурлыкали. Даже карпы в пруду булькнули одобрительно.
      – Она что, – также шепотом спросила девочка, – вроде этого?.. Франциска Ассасинского?..
      – Ассизского, доча. – В глазах полковника читалась растерянность. – Подойдем ближе?
      Но ближе подойти не удалось. Из травы выскочил попугайчик-часовой и отчаянно заверещал. Звери прыснули в разные стороны. Фрося оглянулась, и Таю ждало очередное потрясение.
      Лицо благодетельницы блестело, словно намазанное ваксой. Черные короткие волосы курчавились, в носу медью сверкало кольцо. Более наблюдательный Алексей Семенович успел заметить, что чернота распространяется по телу жены неравномерно: лицо темное, а шея еще нет. Голые руки и ноги сияют белизной.
      Полковница кротко улыбнулась и погрозила язычникам пальцем. Миг – и она унеслась в небо, словно гигантский кузнечик.
      – Мать кинкара! – только и смог вымолвить полковник. – Что это было?
      – Н-не знаю. Я правда ни при чем!
      Отец и дочь переглянулись.
      – Может, поищем следы? – предложила Тая.
      – Давай.
      Следы скоро нашлись. Отпечатки Фросиных сапог вели в заброшенный сад – обратно домохозяйка шла босиком. Полковник с дочкой протиснулись в пролом в стене. Там, среди истоптанной травы, валялась уже знакомая Тае шкатулка. Бабочка-инжектор сидела на яблоневой ветке, равнодушно складывая и раскрывая крылышки.
      – Вот оно, – полковник поднял шкатулку. – Все ампулы пусты.
      – А что здесь написано?
      – Это… – Вопрос застал полковника врасплох. Он замялся, не зная, как сказать. Наконец ослябийская правдивость победила: – Это асурские геном-трансформеры. Помалкивай об этом, ладно?
      Девочка кивнула. Алексей Семенович повертел одну из ампул в пальцах:
      – «Обратное колено кузнечика». Понятно, отчего она так сиганула…
      – А это?
      – «Язык птиц и зверей».
      – Ой, а вот еще такая же! А это?
      – «Непредсказуемый облик». – Полковник попытался вспомнить, в какой цвет последний раз красилась Ефросинья. Вроде в рыжий… Оставалась последняя ампула. Один из асуроглифов Алексей Семенович узнал сразу: «лицо». Остальные два переводились как «Истинный Полдень» – мифическая пятая сторона света.
      – История… – Полковник обернулся к дочери: – Только никому, хорошо?
      – Да что я, маленькая, па? – обиделась та. – Можно я книжку в твоей библиотеке возьму?
      – Бери. – И Алексей Семенович вздохнул, обрадованный, что так легко отделался.
 
      На вечер Тая устроилась на подоконнике своей комнаты. Усталая крепость отходила ко сну, разогретые за день камни отдавали тепло в надвигающуюся ночь.
      «А Велька сейчас в кубрике, – подумала она. – Все-таки нехорошо в корпусе… Все по струнке, по-военному, и родителей рядом нет. Пусть даже таких, как Фрося».
      Зря она с ним так…
      «Ничего, – мелькнула сердитая мысль, – ему полезно. Выпендриваться меньше будет. Помучаю денек-другой и прошу».
      От этих мыслей Тая повеселела. Влезла в аську, поболтала с подругами. Туманно («у нас с одной девчонкой такое случилось!») обсудила сегодняшние события. О подземельях, скелете и Фросе, конечна, ни слова – что она, дурочка? Зато о Вельке посплетничали всласть. Каждый шаг обсудили, все фразочки и интонации. Выходило странное: не то Велька безумно влюблен и только ждет, как бы признаться, не то играет с ней, словно с куклой. Ирка даже стихи написала:
 
Клятвы мужские – коварства обман,
И ты им не верь ни на грош.
Целует и ластится, а сам
Только и думает коварную ложь!
 
      Хорошие стихи. Ирка вообще лучшая на свете поэтесса. Вот только Тае что делать? Так и не придумав ничего, она отложила ноутбук в сторону и взялась за книжку, которую отыскала в библиотеке отца.
      Это были «Истории и сказки о дакини», перевод с асурского. В предисловии говорилось, будто книжка предназначена для асурят младшего школьного возраста. Бр-р-р! Если в детстве такое читать, заикой станешь. «История об отрубленной руке», «Девочка – пожирательница головастиков», «Дакини сорока островов», «Мобильник с деревянной карточкой», «Мертвый журнал».
      Вот, например «Мертвый журнал»:
      «…Одна девочка любила заходить в асурнет с папиного компьютера. У нее даже была ЖЖшка, где она размещала свои сокровенные мысли и переживания. Только ей комментариев не писали. А она от этого очень страдала.
      И вот однажды в ее журнал занесло одного мальчика. Девочка обрадовалась, тут же занесла его в друзья и принялась читать его ЖЖшку. Ну, и комментировать конечно же. И это несмотря на то что записи в нем были сделаны красными буквами на черном фоне, а сам журнал назывался «Мертвым».
      А телефона ей мальчик не давал. И в аську не приглашал.
      Так продолжалось несколько дней. Однажды девочка зачиталась и не заметила, как настала полночь. Вдруг зазвонил видеофон, и чей-то страшный голос сказал: «Девочка-девочка, не читай мертвый журнал, худо будет!» Но девочка не послушалась. Тогда за окном раздался вой, и в комнату вбежал отец девочки.
      – Девочка! – закричал он. – Чудовище проглотило твоего маленького братика!
      – А че я сразу? – отвечала та. – Сижу вот, домашку делаю.
      – А может, ты трогала мой компьютер, сидела в асурнете и читала мертвый журнал?
      – Не, папа. Я только в «Doom» с одноклассниками по сетке резалась.
      Так и отвертелась. А на следующий день шасть в отцовский кабинет и – вновь за компьютер».
      Следующие двадцать страниц Тая пролистнула. Братьев и сестер у девочки нашлось сотни три. Все они погибли страшной смертью. Рассказчик ни разу не повторился: кого-то из детей затянуло в стиральную машину, кто-то отравился свежей реблягу-аши. Тая представила себе бедняжку, почти год трудолюбиво наколачивающую по ночам смертоносные асуроглифы, и хмыкнула. Вот из таких девочек Майи и вырастают.
      «Наконец настала последняя ночь. Не в силах бороться с собой, девочка открыла кровавый сайт. Там горела новая надпись:
      «Если хочешь, приходи ко мне на свидание, я тебя мороженым угощу. Но сперва пройди тест, который я сейчас запушу».
      И в журнале появилась запись с тестом. Девочка начала его проходить. Вопросы оказались такими жуткими, что она поседела. А последним заданием было: «Погляди в зеркало». Девочка поглядела в зеркало и увидела в нем себя.
      Она была дакини и стояла в шкафу у своего папы. Братья, сестры и родители ее были живы. А потом ее забросали солью, и она рассыпалась».
      – Бррред!
      Тая отложила книжку. Из возраста страшилок она выросла еще на Версале. Пиратский мир оказался настолько жуток, что лишний раз пугаться было глупо. «Сказки и истории» же входили в обязательную программу асурской литературы. Та представила класс, четырехрукую учительницу, дающую сочинение на тему: «Образ бесплотного голоса в „Истории об отрубленной руке“, и хихикнула.
      Какой ерунды в школе не придумают!
      Часы на планшетке показывали полночь. Тая потерла затекшую шею. Как-то уж она засиделась… Спальня, еще недавно такая родная и уютная, показалась ей враждебной. С улицы потянуло холодом.
      «Ну, да, – подумалось Тае, – не хватает только под одеяло спрятаться. Как последней трусихе».
      Она перегнулась через подоконник.
      За окном мерцали звезды. В лунном свете парапет крепостной стены казался облитым маслом. Меж зубцов набухла шишка. Вот она выросла и превратилась в крохотную мальчишечью фигурку. Кто-то из кадетов отправлялся в самоволку, подумала Тая, и от этой мысли стало легче. Дакини, асуры и прочая жуть отодвинулись и стали неважными.
      «Я буду держать за тебя кулаки», – пообещала она смельчаку.
      В этот момент затрезвонил видеофон. От неожиданности Тая даже взвизгнула. Фон попугайчиком выпорхнул в окно и шлепнулся в траву.
      Мдя…
      Ваша треуголка, сэр!
      Тая перегнулась через подоконник. Видеофон – прибор прочный, вряд ли так легко сломается. Но мало ли кто его отыщет? А если Фрося? Или пацаны? А она разговор с подругами не стерла: хотела стихи на ноутбук переписать. Вот будет потеха.
      Как ни жутковато было выбираться из башни в полночь, а терять фон еще хуже. Тая потосковала немножко и потом спустилась вниз.
      Там оказалось не так жутко, как думалось. Темноту прорезали полосы лунного света. Пахло лилиями и медом, ночные птицы переговаривались сонно и успокаивающе. Истории о дакини показались Тае несусветной глупостью. Она даже развеселилась: надо же так перетрусить от обычного звонка!
      Тая принялась шарить по траве. Внезапно послышался шорох. Лунную дорожку прочертила длинная тень.
      – Это ты, человеческий детеныш? – спросил знакомый, чуть хрипловатый голос.
      – Я, госпожа Утан. Теемаса е онимеро.
      Асури засмеялась. Тая вжалась в землю, моля, чтобы трава скрыла ее с головой. Лишь сейчас она поняла, кто перелезал парапет несколько минут назад.
      Тилль. Скромняга, аккуратист Тилль. И шел он не куда-то, а в гости к Майе Утан.
      «Ну, дела!» – пронеслось в голове у девочки.
      Что ему от дылды нужно?
      Стараясь двигаться бесшумно, она подползла поближе. Крохотный Тилль едва доставал титаниде до подмышки, однако держался с достоинством.
      – Я пришел, – чуть запинаясь, объявил он. – Вы обещали, что научите меня асурскому языку.
      «Такая научит», – хмыкнула Тая. Асури же ответила с неожиданной серьезностью:
      – Чтобы понять язык, недостаточно запомнить слова и научиться произносить звуки. Ты должен отчасти стать асуром. Готов ли ты к этому, малыш?
      Тилль выпрямился и дернул подбородком:
      – Не называйте меня малышом!
      – Тогда пойдем.
      Тая дождалась, пока они исчезнут в проломе забора, потом вскочила и побежала в обход по ей одной известной тропинке. Сад она знала лучше, чем кто-либо другой.
      «Ну, дела! – вертелось в голове. – Да у них заговор!»
      Наблюдательный пункт она выбрала удачно. Тилль и Утан были видны как на ладони.
      Об этом вскоре пришлось пожалеть.
      Уроки асурского языка Майя понимала довольно своеобразно. Тилль и сам не заметил, как оказался полураздет. Асури сидела рядом, обняв мальчишку за плечи.
      – У асуров, – объясняла она, – нет правил, кроме правил крови. А правило крови одно: возможно все, что ведет к совершенству.
      Выяснилось, что к совершенству вела Майина нагота. «Е» напевные, возмущенные «ию», безнадежно-сладостные «а» – урок асурского перешел в бог знает что. Тая смущенно отвернулась.
      Нет, она придерживалась широких взглядов. Никто не мог назвать ее ханжой. Просто секс без любви, считала она, это ужасненькая мерзость. А любовь возможна лишь при гармонии душ. И вот так вот, с крабихой и дылдой реблягу-шистой – это ужасно.
      А как это безобразно выглядит!..
      Тая готова была бежать, но тут Майя и Тилль закончили возню (пожалуй, чересчур быстро, если верить Иркиным рассказам). Асури вновь рассмеялась и спросила у мальчишки что-то на асурском. Тот ответил, с трудом подбирая слова.
      Жаль, что браслет-переводчик остался в комнате.
      – Благодарю тебя, маленький человек, – сказала Утан на универсальном. – Ты открыл мне свое тело и подарил часть души. Но скажи ради бабочки, что тебя тревожит?
      Тилль долго молчал. Наконец буркнул:
      – Ничего не тревожит. С чего вы взяли?
      – Ты был во мне. Четыре руки, четыре ноги, одно тело. Позволь стать нам одной душой. Что случилось?
      – Ничего, – повторил Тилль. – Ничего, кроме того, что я предатель и трус.
      – Рассказывай, маленький человек.
      – Из-за меня человек попал в беду. Ну, этот… Бурягин в карцере сидит.
      – Бурягин? – Асури задумалась, словно что-то припоминая. – Это юноша в каменном кубе среди подземелий?
      – Да.
      – Не бойся. Скоро ему не будет дела до твоего предательства. Обещаю.
      – Ой, правда? Спасибо! Это будет очень порядочно по отношению к нему. А я еще Лютому на ребят стучал. Начповосу.
      Тая зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть. Тилль! Так вот кто выдал ребят!
      – Это человек крика, южного лица? – поинтересовалась асури. – Он никому не скажет, клянусь числом крови.
      – Вы так добры ко мне!
      Мало-помалу Тилль рассказал все. И о пуле Кассада, и о том, как юнги отобрали амулет. Постепенно он перешел к последним событиям: к неудавшейся засаде, к вызову юнг.
      Майя слушала очень внимательно.
      – Значит, ты боишься, – сказала она наконец, – что, увидев своих врагов, не сможешь сделать южное лицо гнева?
      – Ну…
      – А скажи… в том месте, где вы встречаетесь, найдется девять скал?
      – Ну, да, это же Скалища.
      – А восемь трав и пять головастиков? Впрочем, что ж я спрашиваю… Так вот, милый детеныш, знай: искусство доблести – древнее искусство. Я помогу тебе. Я научу тебя, как бить без промаха, как сражаться не думая. Но для этого ты сделаешь все, как я скажу. Обещаешь?
      – Да, госпожа Утан. Ой… спасибо вам большое!
      – Тогда слушай.
      И она принялась что-то рассказывать на асурском. Тилль не перебивал, лишь иногда вставлял несколько слов. Тая могла поклясться, что слышала слово «Берику», что по-асурски означает «Велька».
      А потом Тилль и Майя вновь занялись глупостями, и Тая потихонечку сбежала. Главное она выяснила.
      Ей следовало как можно скорее найти Вельку. «Семейные» ссоры лучше было оставить до спокойных времен.

      Когда с генералом случалось что-то неприятное, он прятался в хранилище наглядных пособий. Иногда неприятностей наваливалось много. Тогда Кобаль пропадал в хранилище по полдня, а то и больше.
      Этим утром ему захотелось оттуда вообще никогда не вылезать.
      А началось все с того, что к нему ни свет ни заря заявился Алексей Семенович.
      – Две новости, – без предисловий начал он. – Одна плохая, другая совсем хреновая. С какой начать?
      – Вали обе, – махнул рукой генерал. – Только сперва хреновую.
      – Вам письмо. Вот оно.
      Генерал пробежал его глазами и спрятал в карман.
      – Так. Теперь плохо.
      – Пропал парень из гауптвахты.
      – Иди ты! – опешил Кобаль Рикардович. – Совсем?
      – С концами. Камера пуста, замок нетронут, охрана ничего не знает. Ой, не нравится мне это…
      Генерал-майору это тоже не нравилось. Вряд ли чакотский мальчишка мог бежать из камеры сам. Значит, помогли. Но кто? Пацанье корпусное? Друзья-сорвиголовы?
      Или же?..
      Это и предстояло сейчас выяснить.
 
      Генерал шел коридорами Шатона, а над головой бубнило радио:
      «…представляем фестиваль искусств на Хаджаллахе. Программу начинает рок-опера знаменитого композитора ал-Веббери „Мухаммед суперзвезда“. Уже налажен выпуск сувенирных чадр с символикой фестиваля и абстрактными изображениями актеров…»
      В хранилище наглядных пособий воняло пылью и затхлостью. Со скамейки неодобрительно поглядывали учебные муляжи «Бдительная пенсионерка», «Нищий инженер» и «Незамужняя секретарша». «Прожженный дипломат» и «Беззаботный болтун» висели на стене. Вместе они составляли иллюстративный материал лекции «Разведка и контрразведка – курс молодого бойца». Вдоль стен тянулись стеллажи с поддельными штаммами сибирской язвы, антаресской холеры и корейской чумки. Над головой слышалось «пиу! пиу!» и «бдыщ! бдыщ!» – там висел макет обороны астероида (для детей до восьми лет). У окна помигивал лампочками мифур-генератор.
      Генератором Шепетов гордился больше всего. Тот подменял обычную реальность на мифическую и годился для всех рас. В данный момент он воссоздавал мифологию прэта. В его камере возникали призраки гигантских амеб: Красная ложноножка Обезвоживания, Черная ложноножка Смерти, Зеленая ложноножка Уныния, Безложноножковый демон поглощения.
      За шкафом поблескивал вход в купол автономного обеспечения. Генерал опустился на корточки и раскрыл портфель. В портфеле лежали осиновый колышек, литровая банка с прозрачной жидкостью (по виду обыкновенной водой), поблескивающая серебром спица, статуэтка Полиграфа – основателя смехиатрической церкви.
      – Ну, с Богом, – пробормотал генерал, набирая код.
      Бронедверь с щелчком распахнулась.
      – Михаил Уранович, – позвал Шепетов. – Миша! – И после паузы: – Господин майор!
      Послышался шорох.
      – Входи, – отвечал утробный голос.
      Шепетов схватил портфель и проворно юркнул в ход. В темноте вспыхивали датчики, словно стая одноглазых котов. Генерал посидел на ступенях, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку, а нос – к вони. Спицу и колышек он прижимал к груди.
      – Серебряшку спрячь, – донеслось из темноты. – Не съем.
      – Шутишь, – дробненько захихикал генерал. – А ты, Ураныч, чего кромешничаешь? Свет бы включил – все веселее.
      – Не с чего мне веселиться, господин генерал-майор. Глаза текут – в свете солнечной избыточности. Я уж лучше так. Если хочешь, могу аварийку затеплить.
      Вспыхнула тусклая лампочка аварийного освещения. Сразу стало видно, как убого убранство купола. Выдвижная кровать, стол с выключенным компьютером, у стены гидропонический бак, похожий на гроб Дракулы. За крохотной дверкой – удобства: склеп-ванная, мавзолей-кухня, крохотная крипта-туалет.
      В свете лампы лица майора было не разглядеть. Да оно и к лучшему. С выходных начповос успел основательно пропитать купол трупной вонью.
      – Сидишь, значит?
      – Сижу.
      – Точно сидишь? И ничего странного не замечал?
      Лютый неопределенно хмыкнул: мол, чего тут заметишь, взаперти? Код-то от купола только у генерала.
      – А чего кондиционер не включишь? – недовольно поинтересовался Кобаль. – Воняет хуже сортира.
      – Пробовал. Сразу сигналка трындит: разложенческие продукты, то се… Роботы-уборщики достают. Я ведь для них неживой труп считаюсь.
      – Спал бы в холодильнике, дурень. Всю жизнь же потом на лекарства работать будешь, когда стервища эта расколдует.
      Он спрятал спицу в портфель и вытащил пластиковый кубик с красным крестом:
      – На вот, подкрепись.
      Майор трясущимися пальцами выковырял ампулку. Кадык его задвигался вверх-вниз, как у старого алкоголика.
      – Вот уж не думал, Рикардыч, что без водки смогу прожить, – сказал он, распечатывая вторую. – А эта дрянь позабористей будет.
      – Губы вытри, – брезгливо сказал генерал. – А то вид как у версальской шлюхи. – И добавил с иронией: – Вампир Ди.
      Майор на шлюху не обиделся. На вампира тоже. С сожалением отложив оставшиеся ампулы с кровью, он степенно вытер рот.
      – Что эта говорит? Кинкара асурская?
      – Еще несколько дней, говорит, потребуется. А сколько – молчит. Как другу советую: ночуй в холодильнике. Печень посадишь, – генерал втянул носом воздух, – никакая «Ессентукола» не поможет.
      Он прошелся по куполу взад и вперед. У стола задержался, взял бумагу, просмотрел.
      – Ишь ты, – хмыкнул, – все формуляры заполнил. И ведомости. Молодцом, молодцом… Такой народ: убей – тогда работать будете… Может, мне весь аппарат на вампирское положение перевести?
      Майор с ненавистью посмотрел на начальника. Тот усмехнулся:
      – Да шучу, шучу я, Ураныч. Ты ж кровушки одной пьешь… – И помрачнел: – Дело-то хреновое выходит. Надо к губернатору обращаться. В подземелье труп, ты в нетях числишься, кругом дети. Одного парня она уже не то совратила, не то гипнозом задавила.
      Майор оживился:
      – Этого… кадета Брикка?..
      – Ну. Теперь он у нее вроде как осведомитель.
      Губы Лютого покривила легкая усмешка:
      – Это да, это он может. Слушай, Рикардыч… – в голосе майора звучала надежда, – может, ты того… мероприятие объявишь? День донора? Свежачка, понимаешь, хочется.
      – Ты, Ураныч, чего? Охренеть или долбануться изволил?
      Вампир кротко замигал коровьими глазами:
      – Так я ж не просто так… Ваше превосх… господин генерал-майор! Я ж отработаю! Бухгалтерию подниму, архивы опять же… Мне и спать не надо.
      – Ну, Ураныч, удружил… Ну, выказал себя. Я-то думал, ты доминиона честный боец, а ты разложенец оказываешься… Кровушки детской ему!.. Может, тебя выпускать по ночам на свежатинку? А?.. Крылья паутичьи режутся, погоны жмут?
      Голос генерала построжел.
      – Значит, так, начповос. Сидишь в бункере, носа не выглядываешь. С восьми до восьми в холодильнике. Это приказ! Пока холодом лечишься, зарядку делай. Ну, там приседания, подпрыгивания. Вон брюхо какое напил. Небось мальчики уже кровавые в глазах.
      Шепетов подхватил портфель и двинулся к лесенке, ведущей из купола. На полпути обернулся и погрозил пальцем:
      – Я тебе, шельме кровососущей, агитплакатов по сети накачаю. Чтоб омертвения мозгов не было. Понял?
      – Так точно, господин генерал-майор!
      Генерал уже схватился за первую перекладину, когда под ногой что-то хрустнуло. Шепетов нагнулся посмотреть, что это.
      Треснутая кость.
      И лужа темным отблескивает.
      Связать эти факты он не успел: темнота взвизгнула и бросилась на него. От мертвяческого смрада генерал чуть не потерял сознание.
      Начповос опрокинул Кобаля и вцепился зубами в предплечье. Атака вышла настолько стремительной, что Кобаль даже боли не ощутил. Ткнул пальцами в нечто холодное и мягкое, заголосил. Офицеры катались по полу, пытаясь подмять друг друга. Наконец генерал извернулся. Хрястнул противника по голове портфелем – еще и еще!
      В портфеле что-то лопнуло. Руку Шепетова залило холодным. Интуитивно догадавшись, что надо делать, генерал отщелкнул замок. Из портфеля хлынула жидкость вперемешку с битыми стеклами.
      Вампир заорал, дернулся. Бить Шепетова он. уже не осмелился, наоборот, старался ужом выскользнуть из-под него. Генерал выхватил серебряную спицу:
      – А, гнида!.. На кого пасть раззявил? На вышестоящего!
      Извернувшись, вампир юркнул под кровать. Забился в темноту, заскулил, посверкивая белками глаз. Генерал же, не спуская с начповоса опасливого взгляда, прыгнул к выключателю и выкрутил его до предела.
      Яркий свет залил купол. Свет ламп был подобран под спектр Солнца – родного светила людей, и оттого спрятавшийся под кроватью вампир невыносимо страдал.
      – Чьи кости? – взревел генерал.
      – Не знаю!.. Она принесла…
      – Чьи, спрашиваю?!
      – Мальчонка… в карцере сидел…
      Серебряная спица пригвоздила высунувшуюся руку вампира. Михаил Уранович выл, захлебываясь крокодильими слезами:
      – Принесла!.. Говорит – искусственное! Всего-то просила…
      – Что? Что она у тебя потребовала?!
      – Доступ к делам кадетов…
      – Зачем? Говори!!
      – Да не знаю я! Не знаю!
      Сдвинув пластик в сторону, Шепетов потянул к себе портфель. Почуяв неладное, вампир забился, заскреб когтями по полу.
      Но было поздно.
      Полированное дерево колышка сверкнуло в свете ламп.
 
      Выбравшись из купола, генерал без сил привалился к выходу. Руку дергало и томило; на рукаве застыли грязно-бурые потеки. «Не случилось бы заражения», – отрешенно подумал Шепетов.
      Вампиры куда работоспособнее обычных людей. Заперев Михаила Урановича в куполе и дав ему доступ к архивам, генерал рассчитывал, что тот приведет в порядок дела. Привел. А заодно сдал дьяволице кое-какую информацию… В обмен на свежее мясцо. Генерал попытался вспомнить фамилию чакотского мальчишки.