Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Широко закрытые глаза

ModernLib.Net / Детективы / Сили Мейбл / Широко закрытые глаза - Чтение (Весь текст)
Автор: Сили Мейбл
Жанр: Детективы

 

 


Сили Мейбл
Широко закрытые глаза

1

      Эта история началась для меня с того, что я лишилась работы.
      Меня зовут Гвинни Хеда Дакрес, мне двадцать шесть лет, и я уже побывала замужем. Тогда мне было двадцать два. Но теперь уже несколько лет я опять одна.
      Три года назад я начала работать стенографисткой в рекламном бюро Теллера. А в понедельник, после пасхи, я потеряла это место. Мой начальник, мистер Ханген, допустил серьезную ошибку, в которой, разумеется, обвинил меня. Совершенно бессмысленно было доказывать президенту фирмы, что за такой значительный просчет должен нести ответственность мистер Ханген, а не я. Тогда бы Ханген позаботился, чтобы я не получила в городе вообще никакой работы, – ведь он был весьма влиятельным человеком. Итак, я промолчала в ответ на те обвинения, которые обрушил на меня мистер Теллер, и в тот же день оказалась на улице с недельным жалованьем в кармане.
      Был конец марта, наступал мертвый сезон. Перспектив новой работы не просматривалось. На моем банковском счете осталось двести семьдесят восемь долларов и тридцать два цента! Так что мое положение никак нельзя было назвать благополучным!
      В мрачном настроении я села в трамвай и подумала, что прежде всего следует отказаться от дорогой квартиры. Как я смогу теперь платить за неё тридцать пять долларов в неделю? Ведь летом я в лучшем случае смогу получить лишь временную работу.
      Придя домой, я тут же опустилась на диван и изучила объявления в «Комет», нашей самой популярной ежедневной газете.
      Предложений о работе было немного. В основном требовались молодые девушки на место экономки, или коммивояжеры, согласные работать за комиссионные.
      Затем я просмотрела объявления о сдаче жилья, и одно из них меня заинтересовало. Сейчас, вспоминая о событиях тех недель и месяцев, я удивляюсь тому, что в тот вечер обратила внимание именно на это объявление. Оно гласило:
      «Чистая, светлая комната в старом доме. Кухня, газ, свет, мебель. Четыре доллара 50 центов в неделю. Трент-стрит, 593».
      Я приблизительно знала, где расположена эта Трент-стрит. Когда я вышла из трамвая на углу Баллер-стрит и Шестидесятой улицы, сгущался небольшой туман. Было холодно; капельки влаги садились на ворсистый материал моего коричневого пальто, придавая мне вид замершего медвежонка.
      Пройдя по Шестидесятой, я вышла на Трент-стрит. Пройдя мимо нескольких отвратительных безвкусных построек, я, наконец, обнаружила на другой стороне улицы солидный, старый кирпичный дом, над входной дверью которого старомодными, вычурными золотыми цифрами был обозначен номер 593.
      Я вообще люблю старые дома, и это старинное здание определенно произвело бы на меня благоприятное впечатление своей простотой и достоинством, если бы не выглядело таким чудовищно грязным. Туманная сырость оседала на кирпичных стенах и придавала дому угрюмый и запущенный вид. Собственно говоря, в нашем современном городе подобное – большая редкость.
      Обойдя дом вокруг, я подошла к каким-то перилам; сразу за домом улица кончалась, и открывался вид с почти двадцатиметровой высоты. Там, внизу, проходила Уотер-стрит со своими серыми мексиканскими и итальянскими домиками. Итак, я стояла на холме, и тут у меня появились серьезные сомнения. Дом номер 593 стоял слишком близко к крутому обрыву. Сильный ураган, наверное, мог бы снести старое здание и сбросить вниз!
      Но тут я посмеялась над собой и зашагала обратно ко входу в дом. На крыльцо вели несколько ступеней. Я нажала на кнопку старомодного звонка, что вызвало внутри дома резкий жестяной звук. Спустя несколько секунд дверь открылась. Миссис Гэр, перекрывавшая вход своим дородным телом, сразу произвела на меня благоприятное впечатление. Первое, что бросилось мне в глаза, были её удивительно красивые, мягкие, белоснежные волосы, уложенные по старой моде и собранные в узел высоко на затылке.
      – Не вас ли я видела только что, обходящей вокруг дома? – спросила она.
      – Да, это верно, – любезно сказала я. – Я смотрела с обрыва.
      – Вы позвонили, чтобы рассказать мне об этом?
      – Нет, нет, – смеясь, возразила я, – я видела ваше объявление в газете. И хотела бы посмотреть комнату, которую вы предлагаете.
      – Да, да, проходите.
      Я вошла в холл, и мне тут же захотелось повернуть назад. В холле, который выглядел не слишком приветливо, стоял смешанный запах газа и домашних животных, давнишней еды и холодного сигарного пепла. Здесь, внутри, атмосфера была более сгущенной и гнетущей, чем снаружи, на туманной улице.
      Тяжело дыша, я пробормотала:
      – Я, вероятно, ошиблась…
      – Нет, нет, барышня, – пожилая женщина схватила меня за рукав. – Вы пришли именно туда, куда собирались. Комната здесь, на первом этаже прекрасная, чистая комната…
      Я заметила, что седовласая старуха слегка прихрамывала, и мне показалось бессердечным уйти отсюда, даже не взглянув на комнату. Она пошла вперед, переваливаясь с бока на бок, и была уже в конце коридора, когда я, все ещё колеблясь, зашагала через холл, одновременно присматриваясь к нему более внимательно. Весьма неприглядное зрелище! Справа, у мрачной красно-коричневой стены, стояли старый диван и шаткий, обтянутый черной кожей стул. За ними доживала свой срок старая дубовая книжная этажерка. Слева через открытую дверь тянуло вонью из подвала. И вдруг из этой двери выскочила толстая серая кошка, перепрыгнула через мои ноги и скрылась под этажеркой.
      Я испуганно вскрикнула.
      – Китти, Китти, – ласково позвала старуха. Но кошка не показывалась. – Это моя кошечка. Я люблю кошек.
      – Я ни с одной из них лично не знакома, – сухо сказала я.
      – Вы тоже её ещё полюбите. Человек, который любит животных – хороший человек.
      За дверью, из которой выскочила кошка, оказалась лестница.
      Старуха сняла с крючка ключ и отперла большую двустворчатую дверь. Она кивнула и ободряюще улыбнулась мне. Я вошла следом и была поражена. Это была прекрасная просторная комната с двумя большими, высокими окнами эркерами. Стену против двери занимал огромный встроенный шкаф. У одной из стен стояла широкая, удобная тахта. На окнах висели белые кружевные гардины. В одном из эркеров стоял складной обеденный стол со стульями, в другом я увидела уютную мягкую мебель, настольную лампу и рабочий столик.
      – Как мило! – воскликнула я.
      – Не правда ли? Ведь мы живем в престижном районе. Не забывайте об этом!
      – Могу я осмотреть другие помещения?
      – Конечно, конечно. – Старуха проковыляла через комнату и открыла дверь рядом со встроенным шкафом.
      При виде кухни я забыла отвратительный холл.
      Это была настоящая американская кухня, которая тут же вызвала во мне воспоминания о жарком из индейки, пирожках с яблоками и фаршированной жареной курице. Везде встроенные шкафы, а пол покрыт красивым светлым линолеумом, кроме того, большой, удобный кухонный стол, старомодная духовка и холодильник огромных размеров. Мечта хозяйки.
      – Куда ведут эти три двери в западной стене?
      – Та, что посередине – это туалет. Первая дверь заперта. Она ведет вниз, в подвал. Мы этой лестницей больше не пользуемся.
      – Вот как!
      – Вам она тоже не понадобиться. А здесь… – старуха сделала паузу и, не глядя на меня, продолжала – …здесь своего рода кладовка, в которой я храню различные вещи. В передней части дома у меня почти совсем нет места для старых вещей, поэтому я пользуюсь этой кладовкой. Ведь у того, кто здесь живет, площади вполне достаточно… раньше я сама жила здесь.
      Я стояла в нерешительности и думала о том, что за такую цену едва ли смогу найти лучшее пристанище. Если бы только холл не был так ужасен!
      – Я подумаю, – неуверенно сказала я.
      – Эта комната пользуется большим спросом, – заявила старуха. Она стояла позади меня и говорила мне через плечо. Мне никак не удавалось как следует её рассмотреть. – Я ведь беру не каждого. Например, я не желаю, чтобы в доме были дети. Я слишком стара для детей – мои нервы уже сдают.
      Я дала бы ей лет шестьдесят пять.
      – Может быть, у вас есть дети? – недоверчиво спросила она.
      – Нет. Я одна.
      – Вы работаете?
      – Да… в общем, работаю. Но летом не постоянно.
      – О! – Я почувствовала в этом коротком возгласе некоторое недоверие. И оказалась права. – Здесь платят за неделю вперед. А кто не платит, должен уехать. Причем в тот же день.
      – У меня есть деньги в банке, – сказала я и обернулась, чтобы получить возможность, наконец, посмотреть на нее.
      Но старуха повернулась в сторону и смотрела на меня искоса.
      – Хорошо, хорошо. Но вам не следует держать свои деньги в банке. Я не доверяю банкам. Я свои деньги никогда… – Она умолкла и, казалось, пришла к какому-то решению. Ковыляя, она подошла ко мне и снова схватила за рукав. – Такой милой девушке, как вы, у которой, по-видимому, не все благополучно с работой, я с удовольствием сдам эти апартаменты за четыре доллара… скажем до сентября, а?
      – Хорошо. Я согласна.
      После этого мы вместе пошли в её комнату, где я уплатила за неделю вперед и получила расписку.
      Когда мы проходили мимо лестницы, я заметила какую-то тень – тихую, безжизненную тень. Кто-то стоял наверху и подслушивал.

2

      Пятнадцатого апреля я переехала. Мне удалось получить на несколько дней временную работу продавщицы у Чэпмена, и тогда я погрузила в такси свой багаж, швейную машинку и кухонную утварь. Свою красивую мебель я сдала на хранение. Такси было так загружено, что мне пришлось сидеть на своем чемодане. Шоферу, по-видимому, стало жаль меня, так как он, не дожидаясь моей просьбы, помог перенести в дом мои многочисленные вещи.
      Миссис Гэр-Харриет Луэлла Гэр – открыла дверь, едва я прикоснулась к звонку. Очевидно, она ждала меня и увидела из своего окна, как мы подъехали. Она встала у моих двустворчатых дверей и внимательно рассматривала каждую вещь, которую вносили. Я дала шоферу три доллара. Я ещё никогда не переезжала так дешево!
      Пока я расставляла свои разнообразные чемоданы и ящики туда, где собиралась их распаковывать, старуха неотступно следовала за мной.
      – В моем доме существуют некоторые правила, которых все должны придерживаться, – внезапно сказала она. – Вероятно такая молодая особа, как вы, не знает, сколько стоит газ и горячая вода. Водонагреватель прямо глотает деньги. Если захотите принять ванну, дайте знать мне, чтобы я могла включить его и выключить. Там лежит постельное белье. Вы сейчас будете распаковывать этот большой чемодан?
      – Нет. В нем, в основном летние вещи, которые мне пока не нужны.
      – Я помогу вам его переставить, он слишком тяжел для такой юной девушки.
      Только что я одна передвигала взад-вперед намного более тяжелые ящики с кухонными принадлежностями и книгами, и она мне отнюдь не предлагала свою помощь. Почему же вдруг сейчас?
      Я повернулась к ней лицом и посмотрела на нее, в сущности, в первый раз. И со страхом обнаружила, что её глаза были маленькими, жестокими и дикими. Они сидели глубоко под распухшими веками, как два маленьких черных уголька, которые кто-то вдавил в мягкое сырое тесто. Это были злые глаза.
      – Благодарю вас, – ответила я, заикаясь и пытаясь скрыть, насколько я поражена увиденным. – Это очень любезно с вашей стороны. – Но куда его деть?
      – В кладовку. Беритесь.
      Она тоже ухватилась, пыхтя под тяжестью чемодана. Я ещё не заглядывала в кладовку. В ней не было света, но вдоль задней стены проходила деревянная полка на которую как раз поместился мой чемодан.
      – Тут есть лестница вниз, – объяснила старуха и с удовлетворением посмотрела на чемодан. – Он прекрасно подошел сюда, верно?
      А затем она опять принялась меня рассматривать.
      Ее глаза напоминали мне маленькие потайные окошки.
      – Много здесь живет народу? – спросила я, в надежде, что она будет посвящать мне не все свое свободное время.
      – У меня здесь, в доме, только очень благородные люди. Кроме Тевменов. Они живут в подвальном этаже без оплаты, и за это помогают мне поддерживать чистоту в доме. Обе передние комнаты наверху занимает мистерр Кистлер, журналист, весьма достойный молодой джентльмен. В нижних комнатах живут двое мужчин: мистер Баффним и мистер Грант. Рядом ванная комната. Затем комната мисс Санд, а в самом конце живут Уэллеры. Мистер Баффним аптекарь, он постоянно обеспечивает меня лекарствами. Миссис Холлоран, моя племянница, все время уговаривает меня обратиться к специалисту по сердечным болезням.
      – О, у вас слабое сердце! Если бы я знала, никогда не позволила бы вам тащить этот тяжелый чемодан.
      Коротко и резко она ответила:
      – Ничего.
      А затем продолжила описание других постояльцев.
      – Мистер Грант – очень благородный пожилой джентльмен. Пенсионер. Мистер Уэллер тоже пенсионер, он был полицейским. Очень милые люди.
      – Между прочим, у меня ещё нет ключа. Я слишком устала, чтобы продолжать распаковывать вещи.
      Она, хромая, вышла и вернулась с ключом.
      – Я только недавно сменила замок на входной двери, – сказала она тихо и внушительно. – Терпеть не могла тех людей, которые раньше занимали эти апартаменты. Я им не доверяла. Они постоянно рылись в моих вещах. – Ее глаза скользнули по мне. – Я заявила им, что мне это не нравится. Ненавижу шпионов.
      – А как насчет ключей от черного хода и от этой двустворчатой двери? – поинтересовалась я.
      – На черном ходе только задвижка и нет вообще никакого замка. А дверью, которая ведет к лестнице в подвал, никогда не пользуются, я ведь вам уже говорила! Она заколочена!
      – Но…
      – Так вот, дитя мое, когда вас нет дома, этот ключ должен всегда висеть на крючке. Вдруг возникнет пожар!
      – Но тогда любой в доме может запросто войти в мою комнату! – запротестовала я.
      – Этого никто не сделает! Здесь живут только порядочные люди.
      Я решила не уступать.
      – Сожалею, но я хочу, чтобы ключ от этих дверей был у меня.
      Поколебавшись, она отдала его мне и осталась стоять в нерешительности. Я тоже стояла посередине комнаты, показывая ей тем самым, что хотела бы остаться одна. В конце концов она что-то пробормотала и медленно захромала из двери. Замок и ключ показались мне слишком уж простыми. Я немного поэкспериментировала и установила, что стул от столового гарнитура хорошо подходит под ручку двери. Если кто-нибудь попытается войти, этот стул произведет достаточно шума, чтобы спугнуть непрошенного гостя. Успокоенная и смертельно уставшая, я легла в постель.
      Была почти полночь, когда я проснулась. Ощущение чужого просочилось из моего подсознания. Чужая постель, чужой дом. Я тихо лежала на спине и прислушивалась.
      В моей комнате было не совсем темно, так как на углу Трент-стрит стоял уличный фонарь, слабый желтый свет которого проникал в мою комнату.
      Кнак-кнак-шшш… не обычный, нормальный шум жизни, а тихие шорохи, которые можно услышать в ночной тишине в таком старом доме. Казалось, будто все это старое, темное здание напряженно прислушивается, будто ждет чего-то, затаив дыхание. Но чего именно? Подкрадывающихся ног? Нащупывающих рук? Одним движением я села и схватилась за выключатель над тахтой. Что за нелепые, глупые мысли! Это совсем не похоже на меня.
      На полу лежала стопка журналов. Я вскочила с постели, босиком прошлепала через комнату, взяла один журнал и снова вернулась в постель.
      Едва я успела прочитать несколько первых предложений короткого рассказа, как вдруг в мою дверь постучали. Я опять рывком села.
      – Кто там? – спросила я охрипшим голосом.
      – Это я, миссис Гэр, – донесся до меня шепот. – Вам нехорошо?
      Я облегченно вздохнула.
      – Нет, – откликнулась я громко и четко. – Я проснулась и не могу снова заснуть. Я ещё немного почитаю. Вы что-нибудь имеете против?
      – Ведь уже почти два часа, – проворчала она, а затем я услышала, как она возвращается в свою спальню под лестницей.
      Я так разволновалась и разнервничалась, что едва понимала прочитанное, и ещё раз начала читать этот рассказ. А затем я услышала шум открываемой и закрываемой входной двери и тяжелые шаги.
      – Это я, миссис Гэр, – послышался густой пьяный голос. Тот, кому он принадлежал, похоже, не очень твердо держался на ногах, так как внезапно он с громким «бумм» ударился о стену.
      Я ничего не имела против обыкновенного пьяницы, так как, если он и может быть неприятен, в нем, во всяком случае, нет ничего жуткого. Все-таки я снова вскочила с постели и проверила свою баррикаду у двери.
      – Здесь никто не может войти, не подняв адского шума, – с облегчением подумала я. – И если этот старый дом подслушивает, то он должен будет это услышать.
      В конце концов я успокоилась и уснула. И, уже погружаясь в блаженное состояние сна, я ощущала, что стены этого дома прислушиваются к каждому моему вздоху.
      Проснувшись, я решила, что мне следует посмеяться над напавшими на меня ночными страхами, но все, что я могла изобразить, была неопределенная ухмылка. Позднее, когда я встала, мои фантазии показались мне довольно смешными. Однако, пока я лежала в постели и осматривалась в этой солнечной тихой комнате, все ещё испытывала ощущение, что меня подслушивают.
      После завтрака, состоявшего из кофе и тостов, я начала наводить порядок в своей комнате. При этом я открыла дверь – хотела увидеть людей, живущих в доме. Если они мне не понравятся, я перееду. Я не имела ни малейшего желания связываться с чем-то сомнительным.
      Сначала мой быстрый изучающий взгляд упал на худую женщину с черными крашеными волосами и худощавым, неумело накрашенным лицом. Утомленная женщина, преувеличенно, притворно бойкая, которую легко представить на месте озабоченной продавщицы. Должно быть, это мисс Санд. Этот тип я хорошо изучила у Теллера. Она, не поздоровавшись, пробежала мимо моей двери.
      Шум, доносившейся из комнатушки под лестницей, известил, что миссис Гэр встала. А несколько позже я услышала из подвала лай и визг её питомцев. Очевидно, они желали своей хозяйке доброго утра.
      До меня донесся громкий и резкий голос миссис Гэр. Она обругала кого-то «неисправимой лентяйкой». Она, конечно, должна рано вставать. Не то, что миссис Тевмен, которая валяется в постели, в то время, как комнаты остаются неубранными!
      Около девяти к моей двери приблизился маленький пожилой джентльмен. Он напоминал испуганную мышь.
      – Доброе утро, – крикнула я.
      – О, доброе утро, доброе утро, – ответил он сухим, деловым тоном и помчался прочь, как будто боялся, что я накинусь на него.
      Едва ли это мог быть бывший полицейский, к тому же он был слишком мал ростом. Вероятно, это был другой пенсионер, мистер Грант.
      Примерно через час по лестнице из подвала на первый этаж с ворчанием поднялась недовольная темноволосая женщина с ведром, веником и довольно грязной тряпкой. Это, вероятно, должна быть миссис Тевмен, которую недавно бранила миссис Гэр. На полпути она встретила другую женщину, которая в этот момент спускалась по лестнице – полная смуглая дама с довольно внушительными усами. Без сомнения, миссис Уэллер. Она в нерешительности остановилась в холле, пока к ней не присоединился довольно неповоротливый, казавшийся задумчивым мужчина лет сорока со свежим розовым лицом. Очевидно, мистер Уэллер. Разве полицейские выходят на пенсию в таком возрасте?
      Лишь около полудня вниз спустились два последних квартиранта. Впереди шел неуклюжий атлетически сложенный мужчина в поношенной фетровой шляпе и светлом широком пальто. Он бросил на меня короткий, но внимательный взгляд круглых карих глаз.
      – Привет и добро пожаловать! – крикнул он, прежде чем я успела открыть рот. Другой мужчина, который следовал за ним по пятам, лишь пробурчал нечто невразумительное. Он поспешно прошел мимо моей двери, и я лишь сумела определить, что из этих двоих он старше по возрасту. Он выглядел почти таким же мрачным и недовольным, как миссис Тевмен.
      Только спустя неделю я выяснила, кто из них мистер Баффним, а кто мистер Кистлер.
      После целого дня упорной работы веником и тряпкой я позволила себе хороший, питательный ужин в одном небольшом ресторане за Капитолием. Когда я вернулась домой, было уже темно, и мне потребовалось некоторое время, чтобы справиться с непривычным замком. Едва вошла в абсолютно темный холл, как на меня кто-то набросился.
      – Прочь! – энергично скомандовала я, так как тут же сообразила, что это темпераментное приветствие исходит от собаки. Собака отскочила, зарычала и оскалила зубы, не спуская с меня недоверчивого взгляда, пока я шла через холл к своей двери. Из комнаты миссис Гэр послышался шум, затем открылась её дверь и появился свет. На пороге стояла, отдуваясь, миссис Гэр.
      – Ровер, Ровер, хорошая собачка, хорошая, – ты не должен рычать на эту милую молодую даму! Я была в подвале. Обычно я держу эту дверь запертой, но она, вероятно, осталась открытой…
      – Вероятно, – сказала я. Во всяком случае, Ровер отнюдь не был мне симпатичен. Это был крупный, сильный пес с короткой черной шерстью, выглядевший, как карикатура на тюленя. Он все ещё стоял здесь в ожидании, когда из двери вышли и прижались к стене две большие черно-белые кошки и маленькая серая.
      – Да это настоящий зоопарк! – Мне стало не по себе.
      – Это мои лучшие друзья, – сказала миссис Гэр.
      Она нагнулась, подняла одну черно-белую кошку и прижала её к груди. Повысив голос, как будто желая, чтобы её было слышно во всем доме, она пронзительно прокричала:
      – Это настоящие друзья, которые не просят денег каждые пять минут! Деньги, деньги, деньги!
      Распахнулась дверь одной из комнат.
      – Тетя, дорогая, ты звала? – спросил слащавый голос. В холл, семеня, вышла обладательница этого голоса.
      – Миссис Дакрес, – это моя племянница, миссис Халлоран. – В голосе миссис Гэр слышалось презрение.
      При виде миссис Халлоран я тотчас же вспомнила миссис Макабер знаменитый персонаж Диккенса из «Дэвида Копперфильда».
      На её всклоченных вьющихся волосах сидела желто-зеленая шляпка. Одета она была в платье из искусственного шелка зеленого цвета с кружевным воротничком сомнительной чистоты.
      – Очень приятно! – сказала она с неестественной улыбкой.
      – Я как раз рассказывала миссис Дакрес, что эти животные – наши лучшие друзья. И что они не просят постоянно денег! Деньги! Деньги!
      Миссис Халлоран нервно теребила свое ожерелье из искусственного жемчуга.
      – Но, в конце концов, они не могут заменить единственную родственницу! Свою плоть и кровь!
      – Родственница! Плоть и кровь! – прошептала миссис Гэр. – Родственники чаще всего оказываются самыми большими мошенниками. Особенно, когда выйдут замуж за пьяницу и произведут на свет кучу горластых детей!
      Я пробормотала какое-то извинение и поспешила прочь. Это, кажется, не остановило их. Приготовляя себе на ночь постель, я невольно, сама не желая того, услышала что мистер Халлоран был бродягой. А куда, скажите пожалуйста, девались те десять тысяч долларов страховки, которые он получил за тот тяжелый несчастный случай? А где же его долг? Остального я, слава Богу, не слышала. Вероятно, они вернулись в комнату.
      Я опять забаррикадировалась, как и прошлым вечером. Заснула я относительно быстро. Проведя в этом доме весь день и установив, что он ничем не отличается от других подобных пансионов, я почувствовала, что могу спать спокойно. Тем не менее, повторилось то же самое, что и в прошлую ночь. Я опять проснулась около полуночи, лежала с открытыми глазами и прислушивалась. Меня снова охватило ощущение напряженности, ожидания, которое я, казалось, переживала вместе с этим старым домом. Собственно говоря, это был не страх, который не дает заснуть, а странное ожидание чего-то, что не произошло ни в ту, ни в следующую, ни в третью ночь.
      Через некоторое время я более или менее прижилась. Миссис Гэр целыми днями курсировала между своей комнатой, холлом и своей кухней в подвале. Однако чаще всего она бывала в подвале. Перенося вниз свои пустые картонные коробки, я заметила, что там рядом с бойлером стоят стол и качалка. Похоже, это было её любимое местопребывание.
      В пятницу, ровно через неделю после моего переезда, проснулась я очень рано. Стояло великолепное апрельское утро. Лучи солнца проникали в мою комнату, в воздухе пахло прохладой и свежестью.
      Я быстро оделась и вышла черным ходом из дома, чтобы насладиться прекрасным свежим утренним воздухом. Дом за моей спиной был тих и безжизненен, но раннее утро уже дышало жизнью. Я прошла через маленький мощеный задний двор к перилам и взглянула вниз. Ночью, видимо, прошел дождь. И, как это часто случается в апреле, ночной дождь принес нам весну. Внизу, в маленьких садиках вокруг домов, показалась первая молодая зелень.
      Весь склон донизу был завален отбросами и мусором – бумагой, консервными банками, старыми картонными коробками. Кто-то даже бросил вниз кучу старой одежды!
      Я с опаской перегнулась через перила. Да ведь это же вовсе не куча одежды! Я крепче сжала пальцами металлические перила, так как у меня закружилась голова. Голова с темными волосами… широко раскинутые руки… ноги…
      Там лежал какой-то человек – неподвижно и в такой неестественной позе, что сразу можно было понять – это мертвец.

3

      Я бросилась обратно в дом.
      – Миссис Гэр, миссис Гэр, – закричала я, – Там, на откосе, кто-то лежит… кажется, труп… мы должны известить полицию… вызвать врача.
      Дрожащими руками я схватила телефонную книгу и сняла трубку. Миссис Гэр выбежала из своей комнаты. На ней была короткая белая ночная рубашка… Очевидно, она вскочила прямо с постели.
      – Это автомат, – сказала она. – Нужна монета!
      Я помчалась обратно в комнату и нашла монету, которую бросила в щель все ещё трясущимися пальцами. Телефонистка очень быстро соединила меня с полицией.
      – Кто-то лежит внизу, на откосе на Уотер-стрит, – заикаясь проговорила я в трубку. – Мертвый. Мужчина.
      – Откуда вы говорите?
      – Трент-стрит, 593 – но, пожалуйста, поторопитесь…
      – Сейчас будем. – в трубке щелкнуло.
      – Что нам делать? – крикнула я в микрофон.
      – Мы могли бы спуститься вниз, – сказала миссис Гэр с заблестевшими глазами. Она тем временем накинула на себя купальный халат, с голыми ногами прошла через мою комнату к черному ходу и затем через маленький двор к перилам.
      Вдруг я услышала вой сирены и бросилась вокруг дома к крыльцу, чтобы встретить прибывших полицейских.
      – Вы звонили по поводу…
      – Да, да, – перебила я полицейского, – только пойдемте вокруг…
      Я бежала впереди, а двое полицейских следовали за мной.
      – Там, внизу… там, внизу! – пронзительно кричала миссис Гэр.
      Мужчины бросили короткий взгляд вниз и пошли обратно к своему автомобилю. Машина отъехала, и мы с миссис Гэр остались одни. Но ненадолго. Из дверей кухни вышли и присоединились к нам несколько человек. Первым подошел мужчина, которого я считала мистером Уэллером. На нем был домашний халат.
      – Что здесь происходит?
      Мы дуэтом рассказали ему о случившемся, и он с любопытством перегнулся через железные перила.
      – Действительно – там, внизу какой-то человек!
      Машина полиции показалась на нижней улице. Тем временем из моей двери во двор выскочили ещё двое мужчин. Это были те самые, кого я видела вместе в первое утро. Полицейская машина остановилась в конце улицы, метрах в трех от трупа. Из неё выскочили два офицера, подбежали к безжизненному телу и наклонились над ним. Затем они выпрямились и обменялись несколькими словами. Один из них побежал обратно к машине, другой остался у трупа. Он кивнул нам в знак того, что мы не ошиблись.
      – Я иду вниз, – объявил младший из вновь прибывших мужчин. Двое других тот час же поспешили за ним. Миссис Гэр тоже собиралась последовать за ними.
      – Миссис Гэр! – воскликнула я и побежала за ней. – Вы не должны появляться на улице в таком виде! С голыми ногами и в халате!
      Она остановилась и озадаченно посмотрела на меня.
      – Ах да, я же не одета! – Седые волосы прядями свисали ей на лицо. Сначала я должна одеться. Вы идите туда, я сейчас тоже приду.
      Трое мужчин из нашего дома мчались вдоль Уотер-стрит, когда вновь послышался вой сирены. Еще два полицейских автомобиля и санитарная машина бесцеремонно пробивались сквозь толпу, которая тем временем успела собраться.
      – Что это за сирены? А где мой муж? – прозвучал рядом со мной запыхавшийся голос толстухи.
      – Там внизу лежит покойник, – коротко сказала я. Между тем сюда явились и все остальные обитатели нашего дома: продавщица, мистер Грант и миссис Тевмен. – Ваш муж пошел вниз.
      Полицейские внизу перевернули труп на спину. На мгновение воцарилась гнетущая тишина, затем все они закричали, перебивая друг друга. Стоящие внизу смотрели на нас.
      Толстая женщина кричала:
      – Джо! – и затем в ужасе: – Они взяли его с собой!
      – Вашего мужа? Но там… – я запнулась. – Смотрите, ведь другие мужчины тоже сели…
      Мужская часть жильцов нашего дома в полицейской машине уехала в направлении Капитолия.
      – Подождите, ведь эта машина едет сюда!
      Между тем люди внизу, на свалке, вели себя очень активно. Фотографы устанавливали свои штативы, два санитара положили труп на носилки.
      Завизжали тормоза, и машина полиции остановилась перед нашим домом. Из неё вышли трое наших мужчин и подошли к нам, сопровождаемые тремя полицейскими. Мистер Уэллер воскликнул:
      – Он мертв. Застрелен. Должно быть, упал вниз с откоса. Полиция думает, что он либо упал, либо его столкнули.
      – Отойдите все от перил! – коротко приказал один из полицейских. Прошу всех пройти в дом.
      Мы отправились через мою комнату в холл. Миссис Гэр, которая спешно оделась, вышла из своей спальни.
      – Что вы здесь ищете? – сердито спросила она полицейских.
      – Через ограждение позади вашего дома на откос сбросили человека, нетерпеливо объяснил полицейский. – Вы здесь хозяйка?
      – Да.
      – Хорошо. Итак, прежде всего я хотел бы знать, кто здесь живет.
      Миссис Гэр перечислила нас одного за другим.
      – Кто поднял тревогу?
      – Миссис Дакресс – моя новая квартирантка.
      – Итак, миссис Дакресс, как случилось, что вы обнаружили труп?
      – Я вышла из дома, потому что сегодня такое прекрасное утро, объяснила я. – Подошла к ограждению и посмотрела вниз… Сначала мне показалось, что там лежит куча старой одежды…
      – Вы что-нибудь знаете об этом человеке, там, внизу?
      – Абсолютно ничего.
      – Ночью вы не слышали ничего необычного?
      – Ничего!
      – Где вы были со вчерашнего вечера до нынешнего утра?
      Я со всеми подробностями рассказала ему о том, что делала последние двенадцать часов. Он что-то проворчал и отвернулся. Были допрошены остальные обитатели дома, но они могли сообщить так же немного, как и я. Никто ночью не слышал и не видел ничего странного. Те трое мужчин, которые бегали вниз, чтобы посмотреть на покойника, заявили, что никогда прежде его не видели., и подписали данные ими письменные показания. Во время этого дознания в дверях появился мистер Тевмен. Это был маленький худощавый блондин лет сорока, который тут же заявил, что он всю ночь работал в своей сосисочной, а теперь пришел домой, чтобы лечь спать. Полицейский с шумом захлопнул свою записную книжку.
      – Похоже, здесь я толку не добьюсь, – сказал он, – Думаю, это результат разборки между бандами. Каждый из вас, кто не видел этот труп сегодня утром, должен прийти в морг и посмотреть, не знает ли он или она покойника.
      Лишь когда на улицах появился экстренный выпуск «Комет», мы кое-что узнали об этом мертвеце.
      «Убийство неизвестного. Ранним утром найден труп.
      Труп мужчины, которого застрелили, а потом сбросили вниз через ограждение Капитолийского холма, обнаружен в ранние утренние часы молодой дамой, проживающей в одном из домов по Трент-стрит. При убитом найдено выданное в штате Нью-Йорк водительское удостоверение на имя Сэма Хендрикса, 37 лет. Мужчина был убит выстрелом в сердце из пистолета калибра 38. Отпечатки пальцев на оружии принадлежат убитому. По данным осмотра полицейского врача д-ра Томли, мужчина был сброшен через ограждение спустя приблизительно пятнадцать минут после его смерти. Это обстоятельство исключает возможность самоубийства.»
      Вскоре после полудня ко мне в дверь постучала миссис Уэллер и спросила, не хочу ли я составить ей компанию и отправиться вместе в морг. Миссис Гэр уже ушла туда вместе со своей племянницей, миссис Халлоран. С нами пошел и мистер Уэллер, хотя ему, собственно говоря, идти не требовалось. Он также придерживался того мнения, что здесь речь идет о войне между гангстерами. В течение всего долгого пути по городу он читал нам лекцию на эту тему.
      Морг, пахнущее карболкой безобразное желтое здание, стоит на берегу реки. Веселый молодой человек с выступающими вперед зубами провел нас по длинному, чисто вымытому коридору к небольшой комнате, которая высоким столом посередине была похожа на операционную. Наш провожатый откинул покрывало с лица покойника, и я бросила беглый взгляд на заострившиеся, безжизненные черты. Ни миссис Уэллер, ни я никогда раньше не видели этого человека, что мы письменно и подтвердили в каком-то кабинете. Как только с формальностями было покончено, мы поспешили прочь.
      Вечерний выпуск «Комет» принес сообщение, подтверждающее теорию мистера Уэллера. Оно гласило:
      «Покойник с Капиталийского холма идентифицирован.
      Это Нью-Йоркский гангстер по имени Сэм Хендрикс, который раньше был членом одной из нью-йоркских банд. Весной Хендрикс бежал из Нью-Йорка, чтобы ускользнуть от массированной облавы. Лейтенант полиции Питер Штрем, который занимается этим делом, полагает, что Хендрикс пытался вмешаться в интриги местных небольших банд и поэтому был обезврежен. Владелица небольшого отеля подтвердила сегодня, что Сэм Хендрикс проживал у неё с 17 марта. Она идентифицировала труп. Правда, о делах и связях покойного эта женщина ничего сообщить не могла.»
      С того дня я избегала смотреть вниз через ограждение позади дома миссис Гэр. Но с самого начала мне было ясно одно: убийство этого гангстера никак не связано с обитателями нашего дома. То, что я косвенно была ответственной за смерть этого человека, вообще не приходило мне в голову.
      В конце концов возбуждение улеглось, и жизнь в доме номер 593 по Трент-стрит вошла в свое нормальное русло. Жильцы приходили и уходили, не мешая мне. Только сама миссис Гэр немного действовала мне на нервы. Когда я однажды вытащила из чулана свой тяжелый чемодан, чтобы убрать в него зимнюю одежду, она опять незваной появилась в моей кухне. Она заглянула в кладовку, подвергла тщательной инспекции мою одежду и, наконец, спросила:
      – Что это вы здесь делаете?
      – Я достаю свои летние вещи.
      – Боже, да у вас целая куча одежды!
      Она опустилась в кресло и уставилась на меня.
      – Мне необходимо произвести здесь некоторые изменения, – заявила она мне. – Уэллеры должны выехать. Я ему не доверяю. Ей, впрочем, тоже.
      – Вы же говорили, что этот человек был полицейским? Собственно говоря, бывшему офицеру полиции следовало бы доверять.
      – Нет, я ему не доверяю. Он везде вынюхивает. Хотя они думают, что я ничего не замечаю. Но тут они ошибаются.
      – А зачем ему вынюхивать? Что он рассчитывает найти?
      Ее маленькие злые глаза сверкнули на меня.
      – Им просто нравится вынюхивать. Я знаю эту породу. Они шпионят ради собственного удовольствия.
      – Ах, вы, наверное, просто внушили себе это! Вы слишком много думаете об этом. Вам нужно время от времени выходить. Почему бы вам не пойти погулять или в кино? Вы все время сидите дома.
      – Такие выходы ничего не меняют. Уже с давних пор. Когда я ещё была молодой – да, вот тогда я была вольной птицей! Помочь вам перенести этот тяжелый чемодан?
      Я взялась за одну ручку, она за другую, при этом у неё снова началась одышка.
      Само собой разумеется, я рассматривала её рассказы о шпионах как чистые фантазии. Но только до конца апреля, когда случилось нечто, достойное внимания.
      Миссис Халлоран уговорила, наконец, свою тетю пойти вместе с ней в кино. Я в этот день, после полудня занималась своим обычным делом – поиском работы! Я вернулась домой приблизительно в половине пятого. Проходя мимо комнаты миссис Гэр, я услышала какой-то шум, как будто закрывали выдвижной ящик. Я постучала и вошла, чтобы спросить, как ей понравился фильм. Но миссис Гэр я не увидела. Однако на диване сидел худощавый господин маленького роста, который раньше был мне представлен как мистер Грант. Несколько удивившись, я остановилась на пороге.
      – Я только хотел посмотреть, не вернулась ли миссис Гэр… я хотел заплатить за квартиру… – его голос звучал хрипло и неуверенно.
      – Она пошла в кино со своей племянницей.
      – А, благодарю. Тогда… тогда я не буду больше ждать.
      Он поднялся, пробежал мимо меня и торопливо поднялся по лестнице. Я недоверчиво посмотрела ему вслед. Значит шпион все-таки существует! Следовательно, фантастические рассказы миссис Гэр были не совсем высосаны из пальца. И им оказался маленький, тихий мистер Грант!
      Задумавшись, я пошла в сою комнату и села на тахту в эркере. Двери я оставила открытыми, чтобы держать холл в поле зрения. Спустя недолгое время из каморки под лестницей внезапно вышел мужчина, которого я никогда прежде не видела, остановился, с озадаченным видом уставившись на мою открытую дверь, затем быстро пробежал через холл и исчез за передней дверью.

4

      Что же, собственно, произошло в этом доме? Следует ли мне сообщить в полицию? Я вышла в холл и посмотрела вниз, на лестницу, ведущую в подвал, ожидая чего-то и напряженно прислушиваясь. Но ничего не услышала. Вокруг царила гнетущая тишина – такая тишина, которая намного тревожнее, чем самый страшный шум. Я поспешила к лестнице, ведущей наверх. Мне необходимо было человеческое общество. Кто ещё может быть дома? Мне хотелось рассказать кому-нибудь о чужом человеке, который только что выбежал из дома. С мистером Грантом, которого я недавно застала за «вынюхиванием», едва ли можно было разговаривать доверительно. Теперь я уже достаточно точно знала, где живет тот или иной квартирант. Мисс Санд ещё не могла быть дома. Я поколебалась, прежде чем постучать к супругам Уэллер, так как, в конце концов, миссис Гэр подозревала именно эту пару. Возможно, она даже была права.
      Ванная комната была пуста. В соседней комнате тоже стояла мертвая тишина, зато я услышала странный шум, исходящий из передней комнаты. Непрерывное бум, бум, бум. Быстро решившись, я постучала в эту дверь.
      – Войдите! – прозвучал громкий мужской голос.
      Но бум-бум-бум, однако, не прекратилось. Я вошла и остановилась с открытым ртом.
      Коренастый крепкий мужчина, на котором были только шорты, висел на турнике, причем головой вниз! И в таком положении он в свое удовольствие ударял головой об пол. Это и являлось источником странного шума.
      – Двадцать шесть, двадцать семь… здравствуйте!
      Он перевернулся и вдруг неожиданно встал на ноги, как нормальный человек. Улыбка растянула его рот от уха до уха.
      – Даму я, правда, не ожидал, хотя всегда рад видеть!
      – У меня нет слов! Такого я ещё никогда не видела, – сказала я.
      – Век живи, век учись. Чему обязан такой честью?
      – Я думаю, у нас был грабитель. Чужой мужчина вышел из подвала и через холл выбежал из дома. Увидев меня через мою открытую дверь, он, очевидно, ужасно испугался.
      – Везет вам на интересные приключения! Ведь мертвого гангстера нашли тоже вы, не так ли? Итак – мы сейчас же расследуем это дело.
      Он накинул на себя купальный халат и устремился впереди меня вниз по лестнице.
      Насколько мы могли судить, подвальный этаж был пуст. Передняя комната миссис Тевмен была заперта, так же, как и кухня миссис Гэр, расположенная за ней. Проходя мимо этой двери, мы услышали собачий лай и истошный визг кошек. Если миссис Гэр выходила, она всегда запирала кухонную дверь и вешала ключ на крючок рядом, с тем, чтобы её четвероногие любимцы не могли убежать. Этот ключ сейчас висел на своем обычном месте. Я ещё раз быстро огляделась в бойлерной. Помещение было пустым, за исключением стопки газет, лежавшей на ящике рядом с запасной дверью.
      – Посмотрите-ка – несколько газет сброшено вниз…
      – Кто-нибудь, будучи в кладовке и проходя мимо, мог задеть их.
      Молодой человек подошел к кладовой и нажал вниз ручку двери. Она поддалась.
      – Кто там прячется внутри – выходите! – прорычал он командным тоном и отступил на шаг назад.
      Но никто не выходил. Тогда он открыл дверь, и мы вместе вошли в чулан. Очевидно, кто-то здесь что-то искал. Кругом в беспорядке валялись ящики и коробки, а старая одежда была разбросана по полу.
      – Вам не кажется, что следует известить полицию? – спросила я.
      – Полицию? Но ведь тот, кто здесь был, уже убежал! – Он покачал головой.
      – Мы ведь ещё даже не знаем, пропало ли что-нибудь. Если выяснится, что исчезло что-нибудь ценное, миссис Гэр может сообщить в полицию. Единственное, на чем его можно поймать, – если он попытается продать что-то ценное.
      Было похоже, что мы больше ничего не сможем сделать. Я поднялась по подвальной лестнице наверх и заглянула в комнату под верхней лестницей. В ней было не очень чисто и царил беспорядок. Типичная запущенная спальня ленивой старой женщины. Одежда старухи висела на какой-то штанге за задернутой занавеской. Меблировка состояла из старой кровати, шаткого комода и одного стула. Окна в этой комнатушке не было.
      Молодой человек остановился за моей спиной и тоже бросил взгляд через мое плечо в жалкую спальню миссис Гэр. Затем он последовал за мной в мою комнату.
      – Я останусь у вас, пока не вернется миссис Гэр, – заявил он несколько высокопарно и опустился на мою тахту. Округлившимися глазами он оглядел комнату: – Черт возьми, как здесь чисто.
      – Я так привыкла.
      Я все ещё стояла посреди комнаты. Похоже, этот молодой человек был не слишком вежлив! Кроме того, он, на мой взгляд, был недостаточно одет. Он приподнял левую бровь и хлопнул ладонью по тахте:
      – Идите сюда, присядьте со мной, чтобы я мог получше разглядеть вас.
      – Нет, благодарю. Я предпочитаю свое кресло. – Я подошла к креслу.
      – Можно испытать все средства, – философски заметил мой гость. – Но мне бы хотелось, чтобы вы присели, тогда я не буду чувствовать себя таким невоспитанным.
      Однако, этот молодой человек порядочный нахал!
      Я с вызовом села.
      – Вы мистер Кистлер?
      – Так точно! Ходж Кистлер.
      – В самом деле, непохоже, чтобы ваша фамилия была Баффнэм!
      – Как? – спросил он удивленно.
      – Баффнэм. Миссис Гэр называла мне…
      – А, вы, конечно, имеете в виду мистера Баффингэма! Б-а-ф-ф-и-н-г-э-м!!
      – Вот как! А меня зовут миссис Дакрес.
      – Слишком официально и холодно! – Он ухмыльнулся, непринужденно подмигнул и начал в упор рассматривать меня.
      Я поднялась и сказала:
      – Если миссис Гэр вернулась, я не желаю больше иметь с вами никаких дел.!
      – Могу себе представить! – с его лица не сходила дьявольская ухмылка. – Как же к вам подступиться?
      – Пожалуйста, оставьте меня одну. Я вполне могу сама постоять за себя.
      – Вы же знаете, что все мы, журналисты, невыносимы! Во всяком случае, такими нас изображают в фильмах.
      – У меня о вас вообще нет никакого мнения! – сухо возразила я.
      – Тогда вы должны составить его! – парировал он, все ещё ухмыляясь.
      – Но, во всяком случае, не о каком-то газетном репортере!
      – Репортере! Обо мне вы не можете этого сказать, миссис Дакрес! Я уже давно не репортер! Я уже вышел из пеленок. Вы видите перед собой издателя, сударыня!
      – Издателя? Тогда почему же вы живете в этом… этом… доме? – запинаясь, проговорила я.
      – А почему бы нет? – не смущаясь, спросил он. – За шесть долларов в неделю я имею две прекрасные большие, светлые комнаты. Ванной комнатой пользуюсь фактически я один. Кроме того, обслуживание… следовательно?
      – А вы случайно, не «Таймс» издаете? – с иронией спросила я.
      Мистер Кистлер нисколько не обиделся.
      – Моя жизнь и мои силы принадлежат самой лучшей и самой преуспевающей газете в Джиллинг-сити…
      – Значит, вы владелец «Комет»? – я от волнения заикалась.
      – Что? Этот устаревший грязный бульварный листок? Благодарю покорно! С ним я распрощался ещё в 1933 году.
      – Вы, разумеется, хотели сказать, что это с вами там распрощались?
      – Прямое попадание! – снова ухмыльнулся он.
      – А потом?
      – Миссис Дакрес, вы слышали что-нибудь о газете, которую читает каждый респектабельный житель этого города? О «Байерс гид»?
      Это действительно становилось интересным. «Байерс гид» начиналась с маленькой четырехстраничной газетенки и со временем превратилась в одну из значительных дневных газет. Самым лучшим в этой газете являлось то, что она была абсолютно независимой и не позволяла диктовать себе ни политическим партиям, ни каким-либо могущественным синдикатам.
      – Значит, вы тот самый человек, который стоит за «Байерс гид»!
      Он встал и шутливо поклонился:
      – Позвольте представиться…
      – Собственно говоря, я вполне могу себе это представить. Но каким образом терпят вашу неприукрашенную критику?
      – О, владельцы театров и кино постоянно и с нетерпением поджидают меня в потемках, чтобы убить!
      – Пока, по-видимому, это ещё никому не удалось…
      – Кажется, вы сожалеете об этом? – спросил он.
      – «Байерс гид» приносит достаточный доход?
      – Славу, уважение и ненависть. Кроме этого почти ничего. Мы могли бы, например, с успехом применить новый пресс – во всяком случае, Лесли, мой партнер так считает, но… – он пожал плечами.
      Я хорошо могла представить себе размах той борьбы, которую вели этот молодой человек и его партнер против могущественной «Комет».
      Мистер Кистлер потянулся и начал расхаживать по комнате. Он перелистал несколько моих книг, открыл посудный шкаф и осмотрел мой красивый сервиз.
      – Мило! – сказал он.
      – Кажется, миссис Гэр была права…
      – Мисс Гэр никогда не бывает права. А в чем именно?
      – Она утверждает, что люди, живущие в этом доме, вынюхивают, шпионят…
      – Вот как! Она имела в виду меня? – Он выразительно ударил себя в грудь.
      Я пожала плечами.
      – Во всяком случае, она, кажется, имела что-то против тех людей, которые занимали эти апартаменты до меня.
      – Вздор! Это была очень порядочная пожилая супружеская пара. Кого ещё она обвиняет, кроме них?
      – Уэллеров.
      – Что, этих двух толстяков? Они, пожалуй, слишком неповоротливы для вынюхивания.
      – Возможно. Но здесь происходит кое-что странное. Я видела это собственными глазами.
      – Детектив-самоучка!
      – Не смейтесь. Сегодня во второй половине дня, когда я пришла домой, мне послышалось, будто в комнате миссис Гэр закрывают какой-то выдвижной ящик. Войдя туда, я обнаружила в комнате мистера Гранта, совершенно одного. Я заметила, что у него дрожали руки.
      – Что, этот безобидный маленький коротышка? Не смешите меня!
      – А непосредственно после этого из подвала появился чужой человек!
      – Насчет этого человека из подвала хотелось бы вам поверить. – Кистлер снова сел на тахту и испытующе посмотрел на меня. – Сейчас мы с этим разберемся. Миссис Гэр украла сокровища английской короны и спрятала их в своем чулане. Грант, некогда лихой кавалер…
      Кистлеру не удалось продолжить этот вздор, так как в холле появилась миссис Гэр под руку со своей племянницей. Ее маленькие злые глазки уставились на моего скудно одетого гостя.
      – Я не знала, что вы знакомы! – В её голосе звучало нечто, весьма неодобрительное в мой адрес.
      – До сих пор мы действительно не знали друг друга, миссис Гэр. Но теперь познакомились! – Мистер Кистлер поднялся и по-отечески посмотрел на старуху сверху вниз.
      – Мистер Кистлер составил мне компанию, потому что… потому что…, я пережила потрясение… – поспешила я объяснить. – Какой-то человек, незнакомый мне мужчина, поднялся наверх из вашего подвала… я видела, как он вышел из той двери…
      Лицо миссис Гэр стало оранжево-желтым. Я воскликнула:
      – Держите ее!
      Мистер Кистлер и миссис Халлоран подскочили к ней и усадили старуху в черное кожаное кресло в холле. Миссис Халлоран размахивала сумкой, чтобы дать своей тетке побольше воздуха. Я помчалась в свою кухню за стаканом воды, а мистер Кистлер расстегнул старухе воротник кофты.
      Миссис Гэр быстро пришла в себя. Но, когда она открыла глаза, я увидела в них страх и ужас.
      – Он заходил в вашу комнату? – спросила она глухо.
      – Нет, нет, он выскользнул из комнаты под лестницей и, миновав холл, выбежал из дома.
      – Значит, он поднялся наверх по подвальной лестнице, – дрожа, сказала она. Она дико оглядывалась вокруг и, наконец, приказала: – Все оставайтесь здесь!
      С удивительной проворностью она встала и бросилась в свою комнатушку. Она закрыла за собой дверь, и мы услышали, как она повернула в замке ключ и выключила свет.
      – Она ведет себя так, как будто у неё украли что-то необыкновенно важное, – сказала я. – Что бы это могло быть?
      Миссис Халлоран нервно хихикнула и пожала плечами; но на её неприятном, худощавом лице появилось выражение знания, триумфа.
      – Она не доверяет банкам, – сказала она.
      Мы все с некоторым нетерпением ожидали возвращения миссис Гэр.
      Нервозность миссис Халлоран, казалось, возрастала с каждой минутой. Наконец, миссис Гэр вернулась.
      – Он рыскал в кладовой! – воскликнула она. Она уже не была испуганной, а, скорее, разгневанной.
      – Вы его видели? – спросила она мистера Кистлера.
      – Нет, кроме миссис Дакрес, его никто не видел.
      – Возможно, его видел ещё мистер Грант. Ведь он сидел в вашей комнате, чтобы заплатить за квартиру. Я нашла его там, когда пришла домой.
      – Мистер Грант? Он заплатил ещё вчера!
      – Теперь только не хватало подозревать этого бедного старика! – воскликнул мистер Кистлер. – Я спрошу его, не видел ли он что-нибудь.
      Он побежал вверх по лестнице. Миссис Гэр обратилась ко мне.
      – Как он выглядел?
      – Не очень крупный мужчина, средней наружности. Насколько я могла запомнить, на нем была серая кепка и серое же пальто. У него узкое, довольно красное лицо и волосы с проседью. Если хотите, я могу описать его внешность в присутствии полиции.
      – В этом нет необходимости. Я не буду сообщать в полицию. – Миссис Гэр отвела взгляд от меня и уставилась на свою племянницу. Миссис Халлоран стояла и дрожала.
      – Ты, разумеется, ещё должна зайти поесть мороженого! – яростно прошипела миссис Гэр. Она затолкнула эту несчастную в комнату и закрыла за собой дверь.
      Я все ещё стояла в холле, когда мистер Кистлер спустился по лестнице и выкрикнул:
      – Он ничего не видел… но где же остальные дамы?
      – Семейный совет, – ответила я. – Однако, мне очень бы хотелось узнать, что здесь произошло на самом деле!

5

      На этот раз мне не удалось услышать, о чем они говорили у себя в комнате. Два часа находились там обе женщины, а затем я услышала, как миссис Халлоран с шумом покинула дом. В течение двух недель после этого я её не видела.
      Мне же повезло несколько больше, чем до сих пор. У Бенсона заболела одна из стенографисток, и меня временно приняли на её место. Таким образом, я ежедневно была полностью занята на работе и проводила в доме миссис Гэр только вечера и ночи. Но я все еще, как и вначале, плохо спала, так как не могла отделаться от мыслей о том, что кто-то или что-то в этом доме подстерегает или подслушивает. Я говорила об этом доме с мистером Кистлером, который один два раза пригласил меня в кино и на ужин. Я, в свою очередь, приготовила для него в воскресенье обед в нашей прекрасной кухне.
      Когда я заговорила о «подслушивающем доме», он высмеял меня. Однако на следующее утро, ещё до того, как я ушла в контору, он постучал в мою дверь.
      – Теперь уже вы меня заразили! Я тоже не мог спать в эту ночь. У меня тоже было ощущение, что кто-то подслушивает. Я думаю, вы должны подняться ко мне. Я теперь боюсь оставаться один!
      – Может быть, миссис Гэр сможет одолжить вам свою собаку? – холодно предложила я.
      – У вас нет сердца!
      – Зато у меня есть прекрасные уши! Я знаю все, что произошло в эту ночь. Вы пришли домой в полночь, шатаясь, в стельку пьяный.
      – Напротив – смертельно усталый. Сегодня выходит новый «Байерс гид». Мы работали до половины двенадцатого.
      – Около половины второго ночи вернулся домой мистер Баффингэм в сопровождении ещё какого-то мужчины. В два часа ночи начала расхаживать по дому миссис Гэр.
      В этот момент прозвучал звонок, и миссис Тевмен пошла открывать входную дверь.
      – Здесь живет человек по фамилии Баффингэм? – спросил низкий мужской голос.
      Миссис Тевмен испуганно отшатнулась.
      – В чем дело, черт побери… – сказал мистер Кистлер. – Читайте свою последнюю молитву, малышка, это полиция.
      Он оставил меня и подошел к входной двери.
      – Доброе утро, сержант. Что вам угодно?
      – Живет ли здесь человек по фамилии Баффингэм? – повторил полицейский.
      – Да. Наверху – второй этаж.
      Полицейский вошел, за ним ещё пятеро офицеров. Все они держали в руках револьверы и напряженно озирались. Миссис Тевмен прижалась к стене, как испуганная мышь. Миссис Гэр вышла из своей комнаты, но, увидев перед собой эту пугающую картину, отпрянула назад.
      Полицейский, который спрашивал о Баффингэме, на мгновение остановился у подножия лестницы, а затем проворно взбежал наверх. Остальные сотрудники полиции остались в холле. Через несколько секунд он снова спустился вниз, приказал двоим мужчинам ждать на лестнице, а троим оставшимся идти с ним. Все они двигались невероятно быстро и почти бесшумно.
      Затем мы услышали громкий стук.
      – Баффингэм, бросайте оружие и выходите!
      В ответ прогремел выстрел. Затем последовал второй выстрел и треск ломающегося дерева.
      – Прекратите сопротивление, Баффингэм. Один к тысяче – мы возьмем вас! И отец уже не сможет вам помочь!
      Не знаю, почему я обернулась именно в этот момент. Должно быть, услышала какой-то легкий шум. Мое внимание привлекло одно окон. Там болтались чьи-то ноги. Я вскрикнула.
      В то же самое мгновение с верхнего этажа вниз на маленький двор спрыгнул какой-то мужчина. На долю секунды я увидела его искаженное гримасой боли лицо. Однако это был не мистер Баффингэм, а человек куда моложе его, проворнее и меньше ростом.
      – Он выпрыгнул из окна! – крикнула я.
      Полицейские бросились вниз по лестнице, промчались через мою комнату, распахнули мое окно и выскочили во двор.
      Снова прозвучали выстрелы. Я побежала в кухню, к задней двери, чтобы посмотреть на двор. Беглец ползком добрался до конца дома и прижался к стене, сидя на корточках, но полицейские его уже обнаружили и набросились на него. Пойманный кричал:
      – Я сдаюсь, я сдаюсь…
      Но сам пытался подняться. Один из полицейских нанес ему удар в подбородок, и тот рухнул, как мешок.
      Потерявшего сознание понесли за угол дома, на Шестидесятую улицу.
      Запыхавшись, я прибежала обратно в холл. Там стоял мистер Баффингэм с наручниками на запястьях. Глаза Кистлера сверкали. Затем послышалась сирена полицейской машины, и Кистлер, полицейский и Баффингэм в наручниках вышли из дома.
      Не прошло и пяти минут, как в холле собрались миссис Гэр, Уэллеры, мистер Тевмен, мисс Санд, мистер Грант и я. Мистера Уэллера отправили узнать, что же, в сущности произошло. Миссис Гэр дрожала от возбуждения.
      – Это его непутевый сын! Я всегда ему говорила, что этот парень плохо кончит. Еще тогда, когда он занимался контрабандой спиртного!
      – Но как попал сюда этот парень? – спросила миссис Уэллер.
      – Отец просто привел его с собой! В наши дни люди не испытывают ни малейшего уважения к порядочному дому! – вопила во все горло наша хозяйка.
      Я лихорадочно соображала.
      – Сэм Хендрикс… помните… не этот ли парень его пристрелил?
      Идея горячо обсуждалась собравшимися. Мне же следовало поторопиться, так как я, слава Богу, теперь имела работу. Когда я вечером вернулась домой, дискуссия все ещё шла полным ходом.
      Мистер Уэллер сделал обстоятельный доклад, газеты тоже были полны подробностями этого происшествия.
      Этот молодой Баффингэм вместе с тремя другими сообщниками ограбили в городке Эльсинор банк и застрелили кассира. Тот хорошо рассмотрел преступников и, прежде чем умереть, успел сообщить полиции описание их внешности. Реджинальд Баффингэм удрал и спрятался у своего отца. Тем временем полиция схватила трех других грабителей, и они выдали своего молодого сообщника.
      – Он ограбил банк! И совершил убийство! – пронзительно кричала миссис Гэр.
      – Да, я читала об этом в газете, – сказала я. – А вы не думаете, что его отец, который здесь живет, имеет какое-то отношение к этому делу?
      – Ну, нет! – прошептала миссис Гэр. – У него для этого не хватит нервов. Я слишком хорошо его знаю!
      – Парень был серьезно ранен? – спросила я мистера Уэллера.
      – Он сломал ногу, когда прыгал из окна; хорошо, что вы его увидели. Машина его отца стояла именно на Шестидесятой улице. Так что он вполне мог улизнуть! А потом устроил бы стрельбу где-нибудь в городе!
      – А не имел ли он отношения к убийству Сэма Хендрикса? Газеты вообще не упоминают об этом. Меня это удивляет.
      – Это, действительно, странно. В конце концов, он очень хорошо знает здешний откос. Он ведь и раньше бывал у отца, – заметил мистер Уэллер.
      Я оставила возбужденных жильцов и направилась в кухню, чтобы приготовить себе хороший ужин.
      На следующий день газеты вышли с броскими заголовками:
      «Грабитель банка подозревается в убийстве Хендрикса.
      Полиция пытается доказать его вину в этом. Реджи Баффингэму сегодня предъявлено обвинение ещё в одном убийстве. Полиция пытается добиться от него признания в убийстве гангстера Хендрикса. Хотя между нью-йоркским гангстером и бандой Баффингэма не выявлено никакой связи, однако есть надежда найти какую-нибудь зацепку, которая даст полиции возможность связать оба преступления.»
      Целые полосы были заполнены предположениями и идеями. Но полиция не смогла продвинуться дальше. Спустя несколько дней было сообщено:
      «Полиция не может доказать вину банковского грабителя Баффингэма в убийстве Хендрикса.»
      Таким образом, загадка мертвого мужчины, которого я обнаружила, оставалась пока неразгаданной.
      Мистера Баффингэма целую неделю продержали за решеткой, прежде чем освободили под залог. Когда он вернулся домой, миссис Гэр и миссис Тевмен находились в холле, а я в это время собиралась уходить на работу. Я услышала звук открываемой входной двери, затем тяжелые, медленные шаги на лестнице, и, наконец, голос миссис Тевмен:
      – Он выглядит ужасно!
      Я, естественно, ожидала, что миссис Гэр сразу же зайдет к этому несчастному и расспросит его. Прошло два дня, а мистер Баффингэм почти не показывался.
      – Я думаю, он, наверное, скоро уедет отсюда, – сказала я как-то вечером нашей хозяйке.
      – Почему? Он ведь уже не сможет привести сюда своего непутевого сына. Тот сидит. – Она избегала моего взгляда.
      – Вы ведь, разумеется, не хотите доставлять ему новых неприятностей, не так ли?
      – Конечно нет! Вышвырнуть человека, который перенес такое горе, было бы бессердечным.
      Но неожиданно обнаружившееся в миссис Гэр мягкосердечие, оказывается, не распространялось на Уэллеров. Однажды вечером я снова услышала возбужденные голоса. Я пришла домой с работы, и, когда проходила мимо гостиной, из-за двери прозвучал, громкий, гневный голос мистера Уэллера.
      – Вы же не можете просто выставить нас за дверь!
      В тот же вечер – часа через два – я услышала, что миссис Гэр говорит по телефону. А так как телефон находился вблизи моей двери, я не могла не слышать содержание этого разговора. Очевидно, миссис Гэр разговаривала со своей племянницей, миссис Халлоран. Значит та ссора между ними была улажена! Вероятно, миссис Гэр необходимо было выложить племяннице все, что накопилось у неё на сердце. Во всяком случае, миссис Халлоран опят стала часто появляться в нашем доме, и обе женщины часами сидели вместе и болтали. Но я не слышала, о чем они говорили, да и не хотела этого слышать. Миссис Гэр все ещё была у меня бельмом на глазу. Как-то вечером, когда я решила переставить у себя в комнате кое-какую мебель, она опять пришла без приглашения и пожелала узнать, почему это я передвигаю мебель? Я выпроводила её.
      Ее малосимпатичная собака теперь снова начала бегать по всему дому. Когда я готовила себе какую-нибудь еду, она постоянно стояла снаружи перед моей дверью, принюхивалась и тихо скулила, как будто была голодной. Несмотря на свою большую любовь к животным, миссис Гэр, казалось, не очень хорошо кормила своих любимцев. Однажды я дала кошке, которая ожидала потомства, кусочек колбасы, который она проглотила целиком. После этого я часто давала ей что-нибудь поесть, что, однако, никоим образом не произвело благоприятного влияния на наши отношения друг к другу.
      Однажды я сказала миссис Гэр:
      – Единственно, что интересует этих скотов – это жратва!
      Знаю, что это с моей стороны было не очень красиво, но вой и мяуканье не прекращались целыми днями, и я была уверена, что миссис Гэр просто оставляет своих животных голодными.
      – Собака самый верный друг человека, – высокопарно заявила старуха. – А этих кошек я люблю, как детей.
      Она была, по-видимому, так растрогана, что даже решила спуститься в свой подвал и покормить этих шумливых животных.
      На следующий вечер опять появилась миссис Халлоран. На этот раз она привела с собой двоих маленьких девочек, имевших вид беспризорниц. После ужина миссис Гэр постучала в мою дверь и предложила составить им ненадолго компанию в гостиной.
      – Миссис Гэр и я решили совершить экскурсию! – гордо объявила миссис Халлоран. – На День памяти павших героев мы поедем в Чикаго.
      Миссис Халлоран оживленно болтала, в то время, как миссис Гэр лишь молча слушала нас, попеременно поглядывая то на меня, то на свою племянницу.
      Похоже, кроме меня, обе женщины никому не рассказывали о своих туристических планах. Я даже была удивлена, что миссис Гэр, которая обычно едва передвигалась по дому, решилась уехать на четыре дня.
      Миссис Гэр и миссис Халлоран уезжали в пятницу вечером. В четверг утром, внизу, в подвале, я отдала миссис Гэр свою плату за жилье. Даже в это раннее утро она уже у бойлера на своем кресле-качалке. Пятидолларовая купюра, которую я ей дала, была очень старой и имела большой надрыв, но старуха приняла её без возражений. Деньги есть деньги! Она заковыляла по кухне, чтобы найти сдачу:
      – Только не поставьте в мое отсутствие весь этот дом на голову!
      Это было все, что она сказала.
      В ту пятницу я работала почти до семи часов. Сразу после работы я зашла с одной из своих коллег поужинать, а затем в Лидо-палас, где шел фильм «Человек в потемках». Домой я вернулась около десяти часов. В холле, как всегда, было абсолютно темно. Едва я закрыла за собой входную дверь, как вниз по лестнице промелькнуло что-то светлое. Я торопливо включила свет и бросила свой взгляд под книжную этажерку. Действительно – там, в своем любимом убежище сидела серая кошка, сверкая на меня зелеными глазами. Сразу вслед за этим кто-то сбежал вниз по лестнице. Это был мистер Баффингэм.
      – Прибежала одна из кошек, – сказала я. – Должно быть, перед отъездом миссис Гэр забыла запереть её в кухне. Она говорила мне, что до своего возвращения оставит этих животных под замком с достаточным количеством корма.
      Мистер Баффингэм пожал плечами.
      – Вероятно, она проглядела эту кошку. Я только что чуть не упал, споткнувшись об нее.
      – Но с ней, вообще-то говоря, она должна была обходиться особенно внимательно – ведь она ожидает потомство. Не запереть ли нам её в подвале?
      – Пусть о ней заботится миссис Тевмен. Не беспокойтесь об этом.
      – Ну, что же, ко мне это, собственно говоря, тоже не имеет никакого отношения, – проговорила я и направилась в свою комнату. Я ужасно устала и знала, что мне предстоит тяжелый день. Поэтому я сразу же легла спать, вернее, я легла, но уснуть, несмотря на свою усталость, не могла.
      Без миссис Гэр дом казался совершенно изменившимся – пустым, безжизненным. Но все же я слышала больше звуков, чем обычно. Кто-то долго возился в ванной комнате, потом мне послышались осторожные шаги – сначала по лестнице, а затем в подвале. Но из подвала, в сущности, всегда исходили какие-то звуки, так как там же, внизу, живут эти животные. Иногда рычала собака, один раз она пролаяла коротко и громко. Потом я, правда, смогла уснуть, но внезапно снова проснулась, прислушиваясь с напряженными нервами. На этот раз я услышала совершенно необычные звуки, они исходили со двора позади дома. А затем я услышала под моей комнатой короткий, резкий металлический звук. Это уже было для меня слишком. Если кто-то что-то вынюхивает в доме миссис Гэр, то я должна же, наконец, когда-то узнать, в чем тут, собственно, дело. Я встала, накинула халат, включила свет и подошла к своей задней двери. Когда я отодвигала задвижку, она слегка скрипнула. Я перегнулась через перила своего маленького крыльца, с которого вели во двор несколько ступеней. Справа и слева от этого крыльца находились окна подвального этажа. Оттуда и доносились эти металлические звуки.
      И тут это случилось!
      Я пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Две сильные руки перехватили мое горло. Я не услышала ни звуков, ни шагов. Эти две ужасные руки, казалось висели в воздухе! Они нажали сильнее, сдавили мне горло, мое дыхание прервалось, моя жизнь угасла, мои ноги потеряли опору, и я провалилась в бесконечную тьму…

6

      Тяжело, медленно выбиралась я обратно на поверхность. Это была трудная работа. Кто-то звал меня по имени глухим, но как будто издалека доносящимся голосом. И тут я внезапно очнулась.
      Я лежала на полу посреди кухни, словно меня бросили как пустой мешок. Задняя дверь, выходившая во дворик, теперь была закрыта. Но кто-то громко стучал в дверь моей комнаты. Чей-то голос непрерывно кричал: – Миссис Дакрес! Миссис Дакрес!
      Я с большим трудом поднялась с пола. Вся комната кружилась у меня перед глазами, в голове гудело. Я на подкашивающихся ногах добралась до двери.
      – Кто там? – прохрипела я больным горлом.
      – Ради Бога, что там у вас случилось? Я – Ходж Кистлер.
      Я вытащила из двери стул и повернула замок. Не успела я ещё как следует открыть дверь, как она толчком распахнулась и в комнату ворвался Кистлер. Он остановился и уставился на меня. Позади него я увидела мисс Санд, мистера Баффингэма, мистера Гранта и супружескую пару Уэллеров, – все в ночной одежде или пижамах.
      Я, не говоря ни слова, повисла на шее у Кистлера и разрыдалась. Он поднял меня и усадил в одно из уютных кресел. Я продолжала рыдать. Остальные тем временем тоже вошли в комнату и, успокаивая, похлопывали по рукам и плечам.
      – Что здесь произошло? Что случилось?
      Мистер Кистлер грубо и в то же время ласково сказал:
      – Сейчас же перекрой водопровод, малышка, и веди себя как взрослая женщина!
      Преисполненный надежды, он держал перед моим носом громадный белоснежный носовой платок, в который я, в конце концов, шумно высморкалась.
      – Кто-то пытался меня задушить!
      – Что ты говоришь! – иронически-недоверчиво.
      – Вот – у меня вся шея распухла!
      Все с интересом осмотрели мою шею.
      – Да, да, на ней видны синие пятна, – сказал Кистлер. – Вам сдавили горло! Кто это был?
      – Во всяком случае, не мой приятель, – иронически заявила я. – Я проснулась от какого-то шума на заднем дворе – вернее, в подвале под моим окном – и пошла посмотреть…
      Кистлер рывком поднял меня со стула и поставил на ноги.
      – Вы услышали какой-то шум и сразу отправились смотреть! Вы, конечно, открыли дверь и храбро ждали, пока вам кто-то не сжал горло? Вам что, жизнь надоела?
      – Ничего подобного! Я перегнулась через перила и посмотрела вниз. Он, должно быть, подкрался с другой стороны… это был кто-то…
      Я огляделась вокруг. Здесь собрались все жители дома, кроме миссис Гэр и Тевменов… Мистер Грант дрожал от холода в своем синем халате. Мистер Уэллер выглядел даже импозантно и внушительно в своей красно-полосатой пижаме… На мисс Санд было японское кимоно, а в волосах алюминиевые бигуди. Белая пижама мистера Баффингэма была сильно помята. Он непрерывно окидывал комнату мрачными взглядами. Толстуха миссис Уэллер нерешительно стояла у двери. Я хотела сказать, что человеком, напавшим на меня, был кто-то из тех, кто живет в этом доме. Те странные шаги, которые послышались мне на верхнем этаже, не померещились, они были на самом деле! Но я решила пока ничего не говорить.
      – Я думаю, самое лучшее, сейчас же известить полицию, – сказала я.
      Кажется только мистер Кистлер не потерял дар речи.
      – Ладно, малышка, сделайте это, – пробормотал он. – Но сначала я хотел бы взглянуть на заднюю сторону дома.
      Вместе с ним пошли трое других мужчин, но тотчас же вернулись обратно.
      – Там нечего смотреть!
      – Все, что там, снаружи, можно увидеть, – это кухонная дверь, заднее крыльцо, железные перила и нетронутые окна, – объяснил мистер Кистлер. – Если хотите, я позвоню в полицию. Но, по моему мнению, в этом нет смысла.
      Пока он звонил, остальные в нерешительности стояли вокруг.
      – Вы все можете спокойно оставаться здесь, внизу. Полиция наверняка будет всех допрашивать.
      И полиция прибыла с быстротой молнии. Это были двое очень молодых служащих, которые чуть не лопались от сознания своей значительности. Один из них знал мистера Кистлера.
      – Хелло, Ходж!
      – Хелло, Джерри! – радостно приветствовал его Кистлер. – Значит тебя определили на эту работу! Прекрасно!
      – Да. Что здесь случилось?
      – На эту молодую даму здесь напал неизвестный. Пытался её задушить.
      – Кто это был? – не раздумывая спросил он меня.
      – Понятия не имею! – затем я бросила свою бомбу. – Это должен быть кто-то из этого дома.
      И бомба взорвалась. Сначала на несколько секунд воцарилось ледяное безмолвие, а затем началось!
      – Тихо! Тихо! Дайте этой молодой даме возможность подробно рассказать всю историю.
      Сначала я рассказала о шагах в темноте, которые я слышала перед нападением.
      – Кто ещё слышал что-нибудь?
      Однако никто не признался в том, что что-нибудь слышал. Мисс Санд заявила, что легла в постель в девять часов и сразу заснула. Она очень устала после напряженного дня в магазине.
      Уэллеры были в кино, вернулись около одиннадцати часов домой и сразу легли спать.
      Мистер Баффингэм заявил, что он выходил за сигаретами и встретил меня в холле. Потом он вернулся, почитал некоторое время и лег спать.
      Мистер Кистлер до полуночи был в городе. Вернувшись домой, он заметил свет под моей дверью, постучал, но не получил никакого ответа. Он постучал ещё раз, и опять без ответа. Это обеспокоило его, и он начал сильно колотить в мою дверь. Этот шум привлек сюда других постояльцев.
      Все они, кроме мистера Кистлера, подошли сюда вместе.
      – Конечно, мы не можем определить, сколько прошло времени, пока вас нашел Кистлер, – мрачно сказал полицейский. – Кем бы ни был этот налетчик, у него, очевидно, было достаточно времени, чтобы снова подняться наверх и переодеться. Или он просто обошел вокруг дома, вошел через передний вход и начал барабанить в вашу дверь.
      – Заблуждение! – прогудел Кистлер, бросив яростный взгляд на этого молодого человека.
      – Кому принадлежит этот дом? – спросил Джерри, которому, по-видимому, собственная версия, по которой Кистлер является душителем, показалась не совсем убедительной.
      Ему сообщили, что хозяйка дома уехала в Чикаго. После этого он спросил каждого поотдельности, знал ли он или она, что миссис Гэр в отъезде. Об этом знали все, кроме мистера Баффингэма.
      Полицейский пожелал узнать, когда именно она уехала.
      – Дополнительным поездом с Большого Западного вокзала.
      – Он отправляется в двадцать часов пять минут, Джерри – уточнил его более спокойный напарник.
      – Кто ещё знал, что эта старая дама собиралась уехать?
      – Я полагаю, Халлораны, – начала я, но остановилась, так как чей-то спокойный голос вдруг произнес:
      – Но миссис Гэр не уехала.
      Это утверждение высказал мистер Грант. Он застенчиво моргал глазами за толстыми стеклами своих очков и, казалось, уже сожалел о сказанном.
      – Что это должно означать? Она ведь уехала, не так ли?
      – Но я её видел… и именно после двадцати часов пяти минут.
      – Вот как? В самом деле? Где же?
      – На другой стороне улицы. Я находился в своей комнате и смотрел в окно. И тут я увидел, Что она переходит через улицу. Я удивился, так как знал, что она собиралась уехать. Я решил, что она, должно быть, передумала… или, может быть, что-нибудь забыла Я видел её, когда она как раз собиралась пересечь улицу. Появилась какая-то машина, и ей пришлось подождать. Было приблизительно без четверти девять. Я ещё раздумывал, не пойти ли мне немного прогуляться – потому и взглянул на свои часы.
      – Вероятно, она действительно что-то забыла и вернулась, – сказал Кистлер. – Но, однако, очень странно, что при всем этом шуме, она не явилась сюда, обычно она выходит даже по самому малейшему поводу. Я позову её.
      Он выбежал в вестибюль и громко прокричал:
      – Миссис Гэр, миссис Гэр!
      Его сильный голос прогремел на весь дом, но миссис Гэр не появилась. Джерри обратился к мистеру Гранту.
      – Мистер Грант, на свете множество старых дам! Не могли вы обознаться?
      – Исключено! Я слишком хорошо знаю миссис Гэр, – упрямо заявил этот маленький старик.
      Джерри нетерпеливо расхаживал взад и вперед.
      – Едва ли можно предположить, что эта старая женщина пришла домой, чтобы задушить миссис Дакрес? Как вы считаете, миссис Дакрес? Возможно ли, чтобы эта старуха хотела вас убить?
      Я размышляла недолго.
      – Я считаю это совершенно невероятным. Тот, кто напал на меня, был очень силен! У миссис Гэр больное сердце, она страдает одышкой, малейшее напряжение её изнуряет.
      – Вы вообще видели того, кто напал на вас?
      – Нет. Но я уверена в том, что это был мужчина.
      Джерри проворчал:
      – Это мало нам поможет. Не знаете ли вы, по крайней мере, что это за мужчина: высокий, низкий, толстый или худой?
      Что я могла на это ответить? Я понимала всю важность этого вопроса, но не могла ничего вспомнить. Только две руки – две сильные, железные руки. Я покачала головой. Уэллеры и мисс Санд посмотрели на меня укоризненно. Мистер Грант, напротив, улыбался мне. Мистер Баффингэм хмурился. Мистер Кистлер производил впечатление чуткой ищейки.
      Джерри становился все нетерпеливее.
      – Вы остаетесь здесь, Рэд, – сказал он своему напарнику. – Я должен осмотреться.
      Он достал большой карманный фонарь и направился в мою кухню. Мистер Кистлер последовал за ним. Мы все молчали. Джерри вскоре вернулся.
      – Там, снаружи, нечего смотреть, – объявил он.
      Он прошел через мою комнату в холл. Вскоре мы услышали, как он быстро спускается по подвальной лестнице. На этот раз он оставался там дольше. Вернувшись, в конце концов, он задумчиво осмотрел нас, поигрывая своим фонарем. Затем обратился ко мне:
      – Все, что вам послышалось, были крадущиеся шаги на лестнице? И поэтому вы предполагаете, что речь должна идти об одном из обитателей этого дома?
      – Да.
      – Теперь послушайте, что я думаю. Какой-то бездельник бродит вокруг этого дома, чтобы попытать счастья. Одно из подвальных окон приоткрыто приблизительно сантиметров на пять. Впрочем, оно оказывается прибитым гвоздями, так что его нельзя сдвинуть ни вверх, ни вниз. Этот неизвестный бездельник пытается открыть окно, что ему не удается. Вы слышите это. Вы открываете свою заднюю дверь, он пугается и бросается на вас, чтобы не дать вам закричать. Затем он убегает. Пойдемте со мной вниз, чтобы вы сами могли убедиться в том, что вам больше нечего бояться.
      Он подошел к задней двери и знаком показал, чтобы мы следовали за ним.
      Итак, вся процессия вышла на задний двор и исследовала подвальные окна. Все они, действительно, были плотно закрыты. Лишь одно, слева от моего крыльца снизу было приоткрыто на четыре-пять сантиметров. Несмотря на все усилия, его, в самом деле, невозможно было сдвинуть ни вверх, ни вниз. Полицейский направил на него луч своего фонаря.
      – Видите? Кто-то надеялся здесь проникнуть внутрь, но это ему не удалось. Если вы все ещё не убеждены, я покажу это вам изнутри.
      Снова мы все промаршировали через кухню. Мистер Кистлер заботливо закрыл на задвижку дверь черного хода. В подвале Джерри продолжал свои объяснения.
      – Вот – передняя комната пуста – даже не заперта.
      Тевменов в течение всего этого вечера не было видно.
      – Кругом ни души. Теперь осмотрим бойлерную. Никто не прячется под водонагревательным котлом, и в кладовой тоже никого нет.
      Он направлял свой карманный фонарь из одного угла в другой. Это помещение опять было аккуратно убрано. Но все-же мне что-то бросилось в глаза. На качалке миссис Гэр лежала куча одежды.
      – Качалка миссис Гэр стоит обычно не в кладовой… большой частью она стоит рядом с бойлером, – сказала я.
      – Очевидно, она не захотела сидеть около бойлера. Почему бы этому креслу не стоять в кладовой?
      Я ничего не ответила на это, и Джерри зашагал дальше. Когда мы подошли к двери кухни, залаяла собака.
      – А это помещение заперто. Видите?
      Снова залаяла собака за запертой дверью. У меня поползли мурашки по коже, сама не знаю, отчего.
      – Странно – ключа здесь нет. Миссис Гэр всегда оставляет его на крючке рядом с дверью. Видимо, она взяла его с собой.
      – Вам теперь, вероятно, все кажется несколько странным, – по-отечески сказал Джерри. – Это можно понять. Но теперь-то вы убедились, что здесь, внизу, никого нет?
      Он повернулся и поднялся вверх по подвальной лестнице.
      – И в следующий раз, если услышите какие-то звуки, пожалуйста, не открывайте дверь, чтобы посмотреть, что там случилось.
      Я лишь кивнула. Я казалась себе такой жалкой…
      – Не хотите ли подняться к нам и переночевать на нашем диване? – предложила миссис Уэллер.
      – Отличная идея, – согласился Джерри.
      Во время этой экспедиции по дому мистер Кистлер не отходил от меня.
      Когда мы, в конце концов, опять собрались в холле, он задумчиво сказал:
      – Собственно говоря, мы могли бы осмотреть и все остальные помещения в доме, чтобы установить, не скрывается ли здесь кто-нибудь. Если речь, действительно, идет об одном из жильцов нашего дома, он, конечно, должен был пробираться, сняв обувь. И его носки должны быть достаточно грязными! Я за то, что бы все показали свои. Вот мои…
      Он сел на стул и разулся. Было легко определить, что он не ходил в своих носках по полу или по земле. Остальные один за другим показывали свои босые или в носках ноги. Очевидно, никто из присутствующих без обуви не разгуливал. И, в заключение, мы осмотрели все комнаты – однако, без всякого результата. После этого все мужчины опять сошлись в холле и начали обсуждать ситуацию с тем несносным превосходством, которое они в себе ощущают, когда говорят с женщинами. Меня, очевидно, считали истеричкой. Оба полицейских покинули нас со словами:
      – Спокойной ночи. Если вас убьют, дайте нам знать!
      Кистлер помог мне перенести к Уэллерам мои постельные принадлежности. Он держал их сильными, крепкими руками. Мне вспомнились те руки, которые сжимали мое горло. Одно не подлежало сомнению: Кистлер был самым сильным мужчиной во всем доме.
      – Вы говорили, что остановились тогда у моей двери, потому что увидели свет? – пробормотала я.
      – Я не мог себе представить, что вы спите при полном освещении. Я постучал сначала тихо, а когда вы не ответили, стал стучать громче. И, наконец, колотить изо всех сил.
      – Мне повезло, – сказала я не очень убедительно.
      У Уэллеров я почувствовала себя в безопасности и скоро заснула. Несмотря на глупую болтовню миссис Гэр, у меня не было никакого основания не доверять этой супружеской паре. Даже если бы моим душителем был мистер Уэллер, он бы, очевидно, не стал предпринимать вторую попытку убийства в своей собственной комнате. Этим он поставил бы себя в слишком затруднительное положение.
      Итак, я спала сном праведницы и проснулась только тогда, когда появился мистер Уэллер и пригласил меня к завтраку. Мистер Уэллер немного подтрунивал надо мной и представлял дело так, будто события прошедшей ночи были лишь моей фантазией.
      Я с благодарностью приняла его приглашение, но сначала спустилась к себе, чтобы одеться и взять кое-какую еду, так как я не хотела особенно объедать Уэллеров. Мистер Уэллер был настолько любезен, что проводил меня до трамвая.
      – Не думайте больше об этом, – с отеческой заботливостью сказал он. – В таких городах, как наш, подобные вещи случаются нередко.
      – Вы, должно быть, имеете немалый опыт в таких делах, – сказала я. – Миссис Гэр рассказывала мне, что вы бывший полицейский и сейчас на пенсии. Вообще-то вы кажетесь мне для этого слишком молодым.
      Его любезность сменилась озлобленностью.
      – Это старая ведьма! О ней я мог бы рассказать такие вещи, что у вас волосы встанут дыбом!
      На этом разговор прекратился, так как мистер Уэллер не счел нужным вдаваться в подробности. Он пребывал в дурном настроении, пока не подошел мой трамвай, затем поклонился и пошел прочь. Перемена в его настроении озадачила меня. Что так разозлило его? То, что я сочла его слишком молодым для пенсионера? Я также задала себе вопрос, что могло скрываться за этим чрезвычайно ранним уходом на пенсию.
      За напряженной работой я, в конце концов, забыла этого загадочного мистера Уэллера. Но к концу этого дня я снова оказалась безработной, так как та молодая дама, которую я заменяла, ожидалась обратно на следующий день. Таким образом, я, раздосадованная, пришла домой и легла спать рано. И на этот раз спала спокойно.
      Следующим днем было воскресенье и День памяти павших героев. Было пасмурно и дождливо. Во время завтрака все наносили мне визиты. Пришла даже сварливая миссис Тевмен. Она все узнала от миссис Уэллер о событиях той ночи с пятницы на субботу, и боялась, что миссис Гэр узнает об отсутствии Тевменов. Это вызвало бы грандиозный скандал!
      – Вы многое потеряли! – сказала я.
      – Мой муж и я были в одной компании. Когда старуха дома, нет никакой возможности никуда выйти!
      – Это я могу себе представить.
      – Была настоящая, хорошая выпивка! – сказала она гордо.
      В одиннадцать часов появился мистер Кистлер, чтобы съесть все, что осталось. После этого зашли мисс Санд и Уэллеры. Мы отодвинули в сторону посуду, оставшуюся после завтрака и начали играть в карты. Мистер Грант тоже явился сюда, но с нами не играл. В три часа пополудни мы все ещё были вместе. К этому времени Кистлер всех обыграл. Мисс Санд и Уэллеры решили, что с них достаточно, и ушли наверх. Вскоре после этого попрощался и мистер Грант.
      – Везет в карты – не везет в любви! – сказал Кистлер, ухмыляясь. – Я хотел бы рассчитаться с вами за отличный завтрак. Как вы смотрите на это?
      Он рассчитался по-царски: повел меня в хороший ресторан, где мы отлично поужинали и потанцевали, а на следующий день разбудил меня спозаранку, чтобы пригласить на прогулку. Мы почти весь день пробыли на воде и чудесно провели время.
      Наутро я встала поздно – ведь я была безработной. Только я поднялась с постели, как зазвонил телефон, приблизительно часов в десять. А так как миссис Тевмен к телефону не подходила, я вышла в холл и сняла трубку.
      Это была миссис Халлоран.
      – Могу поговорить с миссис Гэр?
      – Хэлло, миссис Халлоран, с приездом! Я ещё не видела вашу тетю. Я позову её.
      Я прикрыла рукой микрофон и громко крикнула:
      – Миссис Гэр! Миссис Гэр! – Но не услышала ответа.
      – Ее, кажется, здесь нет. И я её не слышала и не видела, – объяснила я миссис Холлоран. – Когда вы вернулись? Все было хорошо?
      – Примерно час назад. Я только что вошла домой. Ах, это было прекрасно! Я четыре раза была в кино и ещё купила себе шляпу.
      – Должна я что-нибудь передать миссис Гэр? Она, наверное, скоро будет здесь.
      – Нет, благодарю. Скажите ей только, что я звонила.
      Как могла я узнать истину из этого короткого, поверхностного разговора! Единственное, что меня удивило – то, что голос миссис Халлоран звучал совсем не благодарно или любезно, – нет, скорее, недовольно. И ещё было странно, что она звонит, прежде чем старуха успела доехать с вокзала домой.
      Я провела это утро в городе в новых поисках работы. Удивительным образом очень скоро я кое-что нашла. Шеф рекламного отдела фирмы Хаббарда, по-видимому, неожиданно не вышел на работу, оставив после себя кучу дел. Я была временно принята на это место и весь день работала очень напряженно. Приехав домой, я поела и рано отправилась спать, так как на следующее утро мне предстояло вставать рано. Только на утро четверга пропавший шеф рекламы снова появился в офисе. Я весь день оставалась там, чтобы показать ему, что было сделано за это время. Он с благодарностью принял мою помощь.
      Итак, это было в четверг, третьего июня.

7

      И тогда наступила та ночь, о которой я до сих пор вспоминаю с ужасом.
      Я возвратилась домой после работы, приготовила себе ужин и поела. Около семи часов в мою дверь постучали. Снаружи стоял маленький, старый мистер Грант.
      – Я не вижу вас уже несколько дней, – робко сказал он, – я, собственно говоря, хотел узнать, как ваши дела.
      – Очень любезно с вашей стороны! – воскликнула я. – Входите и посидите со мной немного. Мне повезло – в течение трех дней я временно работала секретаршей.
      – Очень хорошо! Я рад, что у вас, по-видимому, больше нет… э… как бы это сказать… приключений! – Он откашлялся. Затем, когда со вступительными фразами вежливости было покончено, он сказал: – Меня удивляет, куда могла подеваться миссис Гэр. Она ведь хотела уехать ненадолго.
      Я уставилась на него, открыв рот.
      – Так она ещё не вернулась?
      – Нет. Я абсолютно уверен, что она не вернулась.
      – Мы должны сейчас же в этом убедиться. Я позову её.
      Как в пятницу вечером мистер Кистлер громко звал её на весь дом, так и я сейчас закричала во все горло:
      – Миссис Гэр! Миссис Гэр! – И, так же, как в прошлую пятницу, не последовало никакого ответа. Я подошла к подвальной лестнице. Внизу везде было темно, но я все-таки крикнула ещё раз. И снова в ответ тишина. Я снова присоединилась к мистеру Гранту.
      – Дома её нет, во всяком случае, сейчас. Может быть, она неожиданно решила остаться в Чикаго подольше. Этого мы, естественно, не знаем. Но как же миссис Халлоран… – И тут я запнулась на середине фразы, вспомнив, что разговаривала с миссис Халлоран ещё во вторник утром.
      – Дайте-ка мне сообразить. Я знаю, что миссис Халлоран вернулась. Она звонила во вторник утром, когда я ещё не ушла на работу. И хотела поговорить с миссис Гэр.
      – Тогда, значит, миссис Гэр, должно быть, вернулась. Однако странно, что я ещё видел эту старую женщину в прошлую пятницу. Я имею в виду – после того, как ушел её поезд. Я мог бы поклясться, в том, что это была миссис Гэр…
      – Возможно, она во вторник вернулась, а потом опять уехала куда-нибудь в другое место. Или, может быть, с ней что-то случилось. Несчастный случай на улице, наконец, и она лежит сейчас в какой-нибудь больнице. Собственно говоря, мы можем позвонить миссис Халлоран.
      В телефонной книге была целая вереница Халлоранов, но ни один из них не значился в Южном Данлопе, где жила племянница миссис Гэр.
      – Сейчас я поехать туда не могу. Это довольно далеко, – сказала я. – Кто ещё дома?
      – Уэллеры и мисс Санд.
      – Мы могли бы посоветоваться с Уэллерами.
      Мы вместе поднялись на второй этаж и нашли мистера Уэллера без обуви, без пиджака, углубившимся в книгу. Миссис Уэллер была занята наклеиванием фотографий в альбом. Их обоих не особенно интересовала судьба старой женщины.
      – Это старая ведьма! – проворчал мистер Уэллер. – Чем дольше она там пробудет, тем для меня лучше!
      – Может быть, на неё наехал какой-нибудь невнимательный автомобилист, и просто оставил её лежать на дороге, – проговорила его жена.
      Мистер Уэллер оживился.
      – Это возможно! Может быть, она даже умерла! Где живут эти Халлораны?
      – В Южном Данлопе. Вероятно, точный адрес можно найти в городской адресной книге.
      – А вы уверены, что о ней никто ничего не знает? Например, миссис Тевмен?
      – Она с понедельника исчезла, – задумчиво сказала миссис Уэллер. – Я её тоже уже искала.
      – Миссис Тевмен тоже исчезла! – мистер Уэллер, определенно, заволновался.
      – Итак – я отправляюсь на поиски! – Сверкая глазами, он обратился к своей жене. – Мне даже и не снилось, что я когда-нибудь буду разыскивать эту мерзавку.
      – Мне тоже!
      – Но, прежде чем поднимать всех на ноги, я предлагаю сначала основательно обыскать этот дом.
      Мы собрались в путь и заглянули в каждый угол. Наверху, внизу, в подвале, везде. Комната Тевменов была по-прежнему пуста. В бойлерной тоже не было ни души.
      – Следовательно, здесь её, во всяком случае, нет, – констатировал мистер Уэллер.
      Он вместе с мистером Грантом покинул дом, а я пригласила миссис Уэллер побыть у меня до тех пор, пока мужчины вернуться. Мы постучались также и к мисс Санд и предложили ей присоединиться к нам. Она с воодушевлением приняла это предложение. А затем мы, три женщины, сели вместе и стали обсуждать ситуацию. Дело становилось все загадочнее.
      У меня появилась одна мысль.
      – Она должна была заранее знать, что пробудет там дольше – из-за животных, – сказала я. – Если она не оставила бы им достаточно корма, – они бы устроили страшный шум! Но собака почти не лаяла – я слышала её рычание лишь один-два раза. И кошки совершенно спокойны. Следовательно, либо миссис Гэр предусмотрела это, так как знала, что задержится, либо она вернулась и позаботилась о своем зверинце!
      Мистер Грант и мистер Уэллер вернулись только около десяти часов вечера. Оба они сильно устали, но были очень возбуждены. Миссис Халлоран они тоже привезли с собой, она была совершенно вне себя.
      – О, Боже мой! Что же случилось с моей тетей Гарриет! Ее, конечно, убили! Иначе я не могу себе представить, что с ней могло случиться! Я была убеждена в том, что она лишь хотела сыграть со мной злую шутку, и просто уехала. Я хотела ей показать, что она не должна делать со мной никаких глупостей! Может быть, её похитили!
      – Скажите, миссис Халлоран, что вы, собственно, подразумеваете под словами «злая шутка» и «глупости»? – поинтересовалась я. – Ведь во вторник вы ещё полностью были уверены…
      Взволнованная женщина перебила меня.
      – Так оно и есть! Однако она вовсе не уехала со мной в Чикаго! воскликнула миссис Халлоран, ломая руки. – Мы стояли вместе у турникета на вокзале, и я все время повторяла: «Достань, наконец, свой билет, тетя Гарриет!» Свой я уже приготовила. Но она лишь отвечала: «Успеется, успеется», пока служащий, в конце концов, не потребовал билеты. Тогда она открыла свою сумку и начала в ней рыться, но не могла найти его. Она предложила мне сесть в поезд и занять ей место. Ну, я пошла и отыскала два прекрасных места у окна – но тетя просто не пришла! Когда поезд, наконец, тронулся, я подумала: она, конечно, села в другой вагон. Когда проводник проходил через мое купе, я спросила его, не видел ли он некую пожилую даму. Он только заявил мне, что в поезде едут сотни пожилых дам. Тогда я сама пошла через весь поезд, но нигде не могла её найти. В Чикаго я, недолго думая, отправилась в отель «Клинтон» и долго ждала её там. Но она не появилась.
      Миссис Халлоран остановилась, чтобы громко высморкаться.
      – Может быть, её убили ради билета и спрятали где-нибудь недалеко от вокзала? – спросила она, округлив глаза.
      Теперь мистер Уэллер почувствовал себя в своей стихии.
      – Мы сейчас же свяжемся со всеми больницами. И с бюро по розыску пропавших.
      Мистер Уэллер немедленно направился к телефону. Насколько я могла понять из его телефонных переговоров, миссис Гэр нигде не находили. Похоже, полицию не очень-то интересовала участь пропавшей старой женщины.
      – Да, именно так, она пропала без вести – с прошлой пятницы – нет, это не молодая красивая дама! Это пожилая дама – примерно шестидесяти лет возможно, даже шестидесяти пяти. Нет, она, определенно, не гостит у родственников. Единственная родственница, которая у неё есть, находится здесь, у нас. Сходит с ума от беспокойства! Миссис Гэр должна была в прошлую пятницу ехать в Чикаго, но не уехала…
      Мистер Уэллер раздраженно вытер лоб. Полиция совершенно отупела!
      Мы начали основательно обсуждать ситуацию, в которой мы все оказались. Когда около полуночи пришел домой мистер Кистлер, мы все ещё были погружены в нашу беседу. Около часа ночи вернулся мистер Баффингэм. После этого появились два сотрудника полиции, те же самые, что были у нас в прошлую пятницу, а именно мистер Рэд и Джерри. С неприветливыми лицами они вошли в гостиную.
      – Что у вас стряслось на этот раз?
      Слово взяла миссис Халлоран. Правда, она была в таком состоянии, что я удивлялась, как полицейские вообще могли понять, о чем идет речь. У них был откровенно скучающий вид.
      – Эта пожилая дама скоро объявиться! Возможно, она просто опоздала на поезд и не захотела опять возвращаться, так как у неё все уже было собрано и готово к поездке. Вероятно, она поехала куда-нибудь в другое место.
      Мистер Грант скромно взглянул на служащих и сказал:
      – Я живу в этом доме четыре года, и до сих пор ещё никогда не случалось, чтобы миссис Гэр покидала дом на ночь!
      – Значит, она покончила с этой своей привычкой! В конце концов, она ведь сказала, что хочет ехать в Чикаго, не так ли? Ее билет оказался недействительным, так как она опоздала на свой поезд. Тогда она, вероятно, взяла другой и поехала в какой-то другой город.
      – Я не могу себе этого представить, – возразила мисс Санд. – Для этого она слишком скупа!
      – Ну ладно – это все предположения! Где же тогда она, черт побери, может быть? – пробурчал Джерри. – Ни в одну больницу её, во всяком случае, не доставляли. В моргах её тоже нет. И в тюрьме её нет!
      – Может быть, на нее, в самом деле, кто-то наехал, и водитель взял её к себе домой… – проговорил Кистлер.
      – Мы выясним, – пообещал Джерри и собрался нас покинуть.
      – Одну минуту, Джерри, – попросил Кистлер с задумчивым выражением на лице. – Обыскивать дом, вероятно, не имеет смысла. Это, благодаря миссис Дакрес, уже сделано. Но здесь имеется ещё одно место, которое мы не осмотрели. Кухня в подвале.
      – Ведь там исчез ключ! – заметила я. Мне была понятна идея Кистлера. Возможно, она забыла там свой билет, вернулась, и у неё случился сердечный приступ или что-нибудь подобное. Может быть, она лежит там внизу… беспомощная… или вообще мертвая!
      – А после этого она заперла дверь и спрятала ключ? – с ледяной иронией спросил Джерри.
      – А вы действительно проверяли, что эта дверь заперта? – поинтересовался Кистлер.
      – Конечно. Во всяком случае, мне кажется… – голос Джерри постепенно терял уверенность. – Можно посмотреть ещё раз.
      И снова девять человек двинулись вниз по подвальной лестнице – впереди полицейские, которые сначала включили наверху свет на лестнице.
      Затхлый запах ощущался сильнее, чем когда-либо. Миссис Тевмен в последнее время, похоже, не очень серьезно следила за чистотой. И, в конце концов, ведь там внизу жили домашние животные. Джерри взялся за ручку двери и нажал её вниз. Изнутри раздалось рычание собаки. Но дверь оставалась запертой. Служащие с торжествующими взглядами обратились к нам.
      – Ну что? Теперь вы удовлетворены?
      – Нет. Я абсолютно не удовлетворен, – заявил мистер Кистлер. Вид у него был решительный. – Нужно взломать дверь.
      – Я не возражаю! – сердито буркнул Джерри.
      Он, Ред и Уэллер начали бить в дверь, но она не поддавалась.
      – Одну минуту, – крикнул мистер Кистлер, – здесь где-то есть топор, которым старуха колет дрова.
      Мужчины начали искать и, в конце концов, нашли какой-то ящик с инструментами за корытом для стирки белья. Джерри тотчас же выбил филенку двери. Наконец, замок поддался, и дверь открылась. Оттуда тотчас же выскочили три кошки и, перескочив через наши ноги, помчались вверх по лестнице. Собака тоже выпрыгнула, на одно мгновение остановилась, оскалив зубы, и затем, заскулив, поползла мимо нас.
      – Да это же чистейший зоопарк! – воскликнул Джерри. – И воняет точно так же!
      Он открыл дверь немного пошире. В помещении было абсолютно темно. Луч его карманного фонаря обшарил стены и пол.
      – Ничего не видно… – начал было Джерри. И внезапно умолк. Его голос осекся на середине фразы. – Боже милостливый! – хрипло прошептал он. – Оставайтесь снаружи, ради Бога, не входите сюда!
      Трясущейся рукой он прикрыл свои глаза, как бы не желая больше ничего видеть. Он отшатнулся назад – его лицо было оранжево-желтым – он задыхался. Одной рукой он прикрыл дверь, повернулся, бросился к бойлеру, и его вырвало в ведро для золы. Ред выхватил фонарь из руки своего коллеги и кинулся к прикрытой двери. Кистлер и мистер Уэллер заглядывали через его плечо. Лица этих троих мужчин побелели. Мы, в замешательстве, уставились на них. Кажется, ни один из нас не мог постигнуть того, что случилось. Что-то сковало наши языки.
      В конце концов я произнесла:
      – Что там? Что произошло?
      И тут миссис Халлоран начала кричать. Это были дикие, короткие вопли. Я взяла её за плечи, встряхнула и подвела к нижней ступени лестницы. Затем огляделась вокруг. Ред стоял позади своего товарища и стучал ему по спине. Миссис Уэллер и мисс Санд возвращались к лестнице. Мистер Грант и мистер Баффигэм переводили вопросительные взгляды с Кистлера на Уэллера и обратно.
      – О Боже! – снова и снова шепотом повторял Уэллер.
      Его жена тихо спросила:
      – Так что же случилось, Джо?
      – Эта старуха… – ответил он прерывающимся голосом. – О Боже, эта старуха…
      – Она мертва? – спросила теперь и я.
      – Совершенно мертва… абсолютно… совсем… – отвечал он.
      Он подошел к миссис Халлоран и сел рядом с ней на ступеньку подвальной лестницы. Джерри пришел в себя и со стоном прислонился к бойлеру.
      – Тьфу, черт! В хорошенькое свинство я вляпался… – Он попытался слабо ухмыльнуться. Какое-то мгновение он стоял в нерешительности, затем взял себя в руки и сказал своему коллеге: – Ред, мы должны известить шефа.
      Мистер Кистлер вернул Джерри карманный фонарь. Полицейский, пошатываясь, поднялся по лестнице, и вскоре мы услышали, как он говорит по телефону. Но что именно он говорил, мы не могли разобрать. Мы оставались там, где были – безмолвные, беспомощные, словно куклы – марионетки. Когда Джерри вернулся к нам, он уже более или менее успокоился.
      – Всем оставаться в доме. Поднимитесь, пожалуйста, наверх.
      Вслед за полицейскими мы все поднялись по лестнице и собрались в моей комнате.
      И опять мы стояли – каждый сам по себе, боясь поделиться с другими собственным ужасом. Кистлер стоял в одном из эркеров, уставясь в ночную тьму за окном. Я подошла к нему.
      – Что же, в сущности, так уж ужасно? – спросила я. – Она убита… изуродована?
      – Я не знаю… – прошептал он.
      – Но что же тогда вас всех так поразило?
      – Видимо, она умерла уже давно, – сказал он, не глядя на меня. – Эти голодные кошки…

8

      Тут и я издала пронзительный крик. Впервые в жизни меня охватил ужас. Одно дело, когда читаешь о каких-то ужасных вещах, и совсем другое – когда они происходят в твоем собственном доме! Я не могла прекратить кричать и пыталась выбросить из головы ту ужасную картину, которую мысленно представила себе. Лицо Кистлера с бешеной скоростью закружилось перед моими глазами. И я сразу почувствовала, как мое тело раскачивается взад и вперед. Кистлер подхватил меня, пододвинул стул. Я опустилась на него – не помню, как. Все, на что я была способна, это вытереть свой лоб носовым платком. Прошло некоторое врем, пока я смогла взять себя в руки. Я огляделась вокруг; мне хотелось определить, знают ли остальные то, что теперь знала я. Кроме мистера Уэллера и двух полицейских, никто, кажется, ни о чем не догадывался. Все они смотрели на меня.
      Первым заговорил мистер Грант.
      – Так как вы, кажется, посвятили миссис Дакрес, не могли бы вы и нам открыть полную правду?
      – Не знаю, почему именно на мою долю выпадает эта неприятная задача, сказал Кистлер. – Но все же от факта не уйдешь: подготовьтесь к ужасному удару, миссис Халлоран. То, что мы видели, хуже, чем смерть, отвратительнее, чем убийство. Голодные животные не могли больше ждать, когда их накормят.
      Несмотря на предупреждение Кистлера подготовиться, люди встретили это сообщение как сильнейший, жестокий удар. Голова мистера Баффингэма откинулась назад, как будто ему нанесли удар в подбородок. Он стал огненно-красным. Мистер Грант, напротив, побелел, как мел. Мисс Санд пошатнулась, у неё перехватило дыхание. Миссис Уэллер позеленела и без чувств упала на руки своему мужу. Вместе с Редом он усадил её на стул.
      Миссис Халлоран, кажется, сначала даже не осознала то, что только что услышала, она озиралась вокруг непонимающим, вопросительным взглядом. Но, когда миссис Уэллер упала в обморок, дошло, наконец, и до нее. Она издала ужасный крик и рухнула на пол. Джерри и мистер Кистлер подняли её и положили на мою тахту. Я, спотыкаясь, побрела в кухню, чтобы принести воды. Мужчины предоставили моему попечению эту потерявшую сознание женщину, а мисс Санд, которая немного успокоилась, помогла мне. Едва миссис Халлоран пришла в себя, как перед домом уже появилась первая полицейская машина. Мы услышали вой сирен – сначала тихий, затем громче, и, наконец, он прекратился. Это повторилось несколько раз. В комнату вошла целая вереница людей в форме. За ними следовали служащие в гражданской одежде. Все они топтались в моей комнате, которая как будто мне уже вовсе и не принадлежала. По подвальной лестнице загромыхали тяжелые шаги. Внизу, правда, их уже не было слышно. Похоже, даже самые бесчувственные полицейские, увидев эту картину, начинали ходить на цыпочках.
      Около четырех часов утра в мою комнату вошел высокий стройный мужчина, светловолосый. Хотя он был в гражданской одежде, но его лицо и поведение внушали уважение.
      – Я лейтенант полиции Штром. Мне нужно вас поодиночке допросить. В гостиной. – Он окинул взглядом комнату. – Кто вызывал полицию? Мистер Уэллер? Ага – тогда прошу – следуйте за мной.
      Они вместе покинули мою комнату.
      Тем временем миссис Халлоран всхлипывала во сне. Мы все смотрели на неё с завистью. Я смертельно устала, но о сне нечего было и думать.
      Мистер Уэллер оставался с этим полицейским лейтенантом в передней комнате почти до пяти часов. Потом Ред вызвал туда миссис Уэллер. Она пробыла там лишь десять-пятнадцать минут. Я слышала, как она вместе со своим мужем вышла и поднялась к себе по лестнице. Следующим допрашивали мистера Баффингэма. Он освободился только после шести часов. Вызвали миссис Халлоран. Мы разбудили её, вытерли ей лицо и отправили в переднюю комнату. Дрожа, она оставила нас. Мы, оставшиеся, беспокойно слонялись взад и вперед. Этот ужас лишил меня способности трезво мыслить. Я снова и снова задавала себе вопрос, что же может выяснить этот офицер полиции.
      Может быть, она пришла домой, спустилась в подвал, и там у неё случился сердечный приступ? Может, она слишком тихо звала на помощь и умерла неуслышанной? Или в основе этой трагедии лежало что-то намного более ужасное? Возможно, её в темноте схватили и задушили? И, притом, те же самые руки, которые душили тогда меня? Но зачем? Где лежит ключ к разгадке этих убийственных нападений? Какую тайну скрывает этот вечно подслушивающий дом?
      Джерри привел обратно к нам миссис Халлоран и следующим забрал мистера Кистлера.
      Миссис Халлоран громко всхлипнула. Джерри помог ей сесть в кресло и спросил меня:
      – Может она оставаться здесь?
      – Конечно. Оставьте её.
      Спустя несколько минут измученная женщина снова заснула. Ее голова моталась взад и вперед, как будто она была пьяна.
      Допрос мистера Кистлера длился около получаса. Следующим был мистер Грант, за ним мисс Санд. И, наконец, настала моя очередь. Меня вызвали последней. К чему бы это?
      К тому времени, когда меня, в конце концов, пригласили, я была так измотана, что уже не могла держаться на ногах. Я ненадолго прилегла на свою тахту и, должно быть, задремала, поэтому, когда Джерри выкрикнул мое имя, я испуганно вскочила. Он повел меня в гостиную, а Ред остался при миссис Халлоран. Было почти восемь часов утра.
      Лейтенант Штром сидел в гостиной на кожаном диване, окруженный целым роем других полицейских чинов. Мне предложили стул. Бледный утренний свет падал прямо мне на лицо. Лейтенант, прищурив глаза, внимательно посмотрел на меня. Когда он начал говорить, его интонация прогнала последние остатки моей усталости.
      – Итак, миссис Дакрес, не увиливайте. Кто ваши сообщники?
      Мой язык, казалось, прочно приклеился к небу.
      – Пожалуйста, говорите!
      – Ведь вы же не предполагаете всерьез, что я, что…
      – А как же! Именно это я и предполагаю! И знаете, кого я считаю вашим сообщником? Мистера Кистлера!
      – Кистлера? – Я безуспешно пыталась понять этого человека.
      – Значит, не Кистлер? А кто же? Не делайте вид, будто вы потеряли голос!
      Тут я заметила, что лейтенант Штром запугивает меня, так как он, кажется, не хотел слышать ничего другого. Ему хотелось принудить меня признаться в чем-то.
      И я настолько разозлилась, что железное кольцо, в которое они меня, как им казалось, зажали, разорвалось. Я энергично сказала:
      – Что за вздор! Я вообще не имею ни малейшего отношения к смерти миссис Гэр!
      Его поведение явно изменилось. Грубость сменилась мягкими уговорами.
      – Не кажется ли вам странным, что в этом доме происходят всякие неприятности с тех пор… хм… с тех пор, как вы здесь поселились?
      – Вот как? А что происходило в этом доме до того, как я приехала сюда?
      – Это был приличный, респектабельный, спокойный дом.
      – Может быть, вы также полагаете, что это я вынудила сына мистера Баффингэма ограбить банк, а затем сама пыталась задушить себя?
      – Разве вы не говорили Кистлеру о «подслушивающем доме»?
      – Ах, вот что вы имеете в виду! – В присутствии этого рассудительного, холодного чиновника мои предположения и опасения выглядели бы, разумеется, притянутыми за уши.
      – Да, я имею в виду именно это! А что, позвольте вас спросить, имели в виду вы?
      Я на мгновение заколебалась, а затем откровенно сказала:
      – Я никогда не могла в этом доме спокойно заснуть. Я всегда чувствовала какое-то странное напряжение – как будто остальные тоже лежат и не спят, прислушиваются… ждут чего-то…
      Лейтенант ворчливо спросил:
      – По-вашему, это звучит логично и правдоподобно?
      – Вероятно, нет, – согласилась я. – Но, все же, с первой же минуты я про себя называла этот дом не иначе, как «подслушивающий дом»!
      – Но, кроме вас, ни один человек его так не называет! – сердито сказал Штром. – До того, как вы въехали, никто из жильцов не слышал и не видел ничего необычного. Это был тихий, порядочный и…
      – Возможно, вы правы, – перебила я его. – Возможно, это и сегодня ещё порядочный, тихий дом. Я, во всяком случае, так не думаю. По – моему мнению, здесь, ещё до того, как я въехала сюда, происходило разное! Я также абсолютно не верю, что миссис Гэр умерла естественной смертью. Я считаю, что её убили.
      Наконец-то я высказала это. В глубине души я с первого же мгновения так считала, даже не зная, как это было на самом деле.
      – Ага! Это уже кое-что! – Штром подался вперед, пристально глядя мне в лицо. – Продолжайте.
      – Миссис Гэр рассказывала мне, например, что терпеть не могла людей, которые жили до меня в моей комнате, так как они всюду совали свой нос.
      – С какой целью?
      – Этого миссис Гэр мне не сказала. Я спрашивала, но она намеренно обошла этот вопрос. Она говорила только, что роются в её вещах.
      – Абсолютная бессмыслица! Эти люди были снова здесь хотя бы раз?
      – Нет, насколько я знаю. Но кто-то здесь был!
      После этого я рассказала Штрому со всеми подробностями историю о человеке, которого я видела как-то днем выходящим из подвала. Штром пару раз хмыкнул. Но все ещё смотрел на меня довольно недоброжелательно.
      – Почему вы переехали сюда?
      Я подробно рассказала ему о своей потерянной работе, плачевном финансовом положении и об объявлении в газете.
      – Вы знали миссис Гэр раньше?
      – Я её никогда в своей жизни прежде не видела.
      – Не бросалось ли вам в глаза что-нибудь ещё из ряда вон выходящее?
      – Может быть, вы помните того мертвеца, которого я обнаружила на склоне? Это вызвало всеобщее возбуждение. Но наверняка это дело не имеет никакого отношения к обитателям нашего дома.
      – А ещё что-нибудь? Здесь – в доме?
      – Миссис Гэр была довольно своеобразной особой.
      – Вы любили ее?
      – Откровенно говоря, – нет!
      – Почему – нет? – это прозвучало, как пистолетный выстрел.
      – Она казалась мне какой-то нечистоплотной и недоброй. Кроме того, она, кажется, страдала какими-то галлюцинациями.
      – Как это следует понимать?
      – У неё была навязчивая идея, что за ней шпионят. Она подозревала каждого в отдельности постояльца этого дома.
      – Начните-ка, пожалуйста, сначала. Расскажите мне все, что произошло или что бросилось вам в глаза здесь с момента переезда сюда.
      Я добросовестно выполнила его просьбу. Я повторила, насколько могла вспомнить, каждое слово, сказанное между нами и рассказала о нежелательных визитах миссис Гэр в мою комнату. Я говорила о её недоверии к Уэллерам. Штром слушал меня с напряженным вниманием. Один из его сотрудников пробормотал:
      – Чистое сумашествие!
      – Я тоже думала так, до того момента, как здесь появился чужой незваный гость.
      – После этого случилось что-то особенное?
      – Ничего до прошлой пятницы – того дня, когда миссис Гэр якобы уехала.
      – Итак – эта знаменитая пятница. Что вы делали в тот день?
      – У меня была временная работа, которая продолжалась до субботы.
      – Как долго вы работали в пятницу?
      – Почти до семи часов.
      – А потом?
      – Потом я пошла поужинать с одной из коллег по имени Хильда Корсли, которая тоже работала у Бенсона, затем в кино.
      – Когда вы пришли домой?
      – Около десяти часов.
      – Расскажите мне, как можно подробнее, что произошло потом.
      – Я вошла в дом…
      – Вы встретили кого-нибудь?
      – Нет… я… да… одну минуту. Когда вошла в холл, по лестнице вниз сбежала одна из кошек и спряталась под книжной этажеркой в холле. Она… странно…
      – Что странно? – переспросил Штром.
      – Эта история с кошкой. Сегодня – или, вернее, вчера вечером, когда взломали внизу дверь кухни, эта кошка опять оказалась там запертой вместе с остальными…
      Это сообщение вызвало среди полицейских некоторое возбуждение.
      Один из них сказал:
      – Если это действительно так, то старуха должна была погибнуть после десяти часов вечера, Штром. Другие тоже подтверждают, что, когда открыли дверь, эта кошка выбежала оттуда.
      Я ужаснулась при мысли, которая пришла мне в голову.
      – Это вовсе необязательно, – сказала я, стуча зубами. – Если миссис Гэр умерла неестественной смертью, а была убита, то убийца ведь ничего не мешало позднее снова запереть в кухне это животное.
      Штром мягко сказал:
      – Вы весьма разумны, этого у вас не отнять. Если эта пожилая дама умерла своей смертью, то история с кошкой является доказательством того, что она умерла после десяти часов вечера. Если нет, то преступник действовал очень быстро и проявил недюжинный интеллект. Приблизительно такой, как у вас!

9

      Итак, мы вновь вернулись к подозрениям против меня. Я обвела взглядом лица других служащих. Казалось, все они подозревали меня.
      – Я до этого момента вообще не задумывалась об этой дурацкой кошке! Это пришло мне в голову только тогда, когда она выбежала из кухни. В чем, собственно вы меня обвиняете? Неужели вы верите, что я могла спуститься в кухню, чтобы задушить старую женщину вот этими голыми руками?
      – Вы могли просто поссориться. Вам достаточно было лишь сильно толкнуть её, чтобы она упала; остальное довершило её больное сердце.
      – И какой же мотив я должна была иметь для того, чтобы убить несчастную, беспомощную старую женщину, только лишь потому, что она мне не очень симпатична?
      – Почем я знаю? Почему вообще кто-то должен хотеть убивать беспомощную женщину. У старухи были деньги?
      – Понятия не имею!
      – Не упоминала ли она в вашем присутствии о чем-либо подобном?
      – Она только сказала однажды, что не доверяет никаким банкам.
      – А, смотрите-ка! Когда она это сказала?
      – Когда я осматривала здесь эту квартиру. Я рассказала ей, что осталась без работы, но имею кое-какие деньги в банке. Она мне на это заявила, что никогда не положила бы свои деньги в банк.
      – Ага. Не упоминала ли она об этом по какому-либо другому поводу?
      – Да. В тот день, когда я видела этого шпиона. Миссис Халлоран тоже знала об этом предубеждении своей тетки по отношению к банкам.
      – Кто присутствовал при этом разговоре?
      – Миссис Халлоран, мистер Кистлер и я.
      Штром взглянул на свои часы и обратился к одному из служащих:
      – Сейчас почти девять часов. Банки вот-вот откроются. Не забудьте, что я вам говорил о возможном завещании.
      – Слушаюсь, лейтенант Штром.
      Два офицера полиции покинули комнату. Лейтенант Штром потянулся, зевнул и вновь обратился ко мне.
      – Итак, теперь переходим к этому нападению на вас в пятницу.
      Я снова дала подробный ответ. Когда я подошла к тому моменту, когда мы все спустились в подвал и никого там не увидели, мне внезапно кое-что пришло в голову.
      – Мы никого не видели. Если бы миссис Гэр находилась там, мы должны были её увидеть! Мы обошли все помещения. О, Боже, возможно, что она там, внизу…, что она…
      – Я уже думал об этом.
      – Может быть, она была ещё жива!
      – Такую вероятность мы тоже учли. При всем том, что вы теперь знаете, не могли бы вы припомнить ещё что-нибудь – даже самую ничтожную мелочь что могло бы послужить для нас отправной точкой? Может быть, что-то видели? Например, предметы одежды? Возможно, что-нибудь слышали?
      При всем желании я не смогла вспомнить ничего такого, что могло бы послужить доказательством присутствия в доме миссис Гэр.
      – Как и все остальные! – простонал мой мучитель. – Все слепы, как совы. А теперь давайте о другом. Попытайтесь, пожалуйста, вспомнить, что рассказывали остальные обитатели этого дома о том, что они делали в тот день.
      – Это полностью совпадает с тем, что они сами мне рассказывали, вздохнул он, выслушав меня. – Ни один не имеет неопровержимого алиби. За исключением Кистлера. Любой другой вполне мог находиться в доме.
      После этого допрос довольно быстро закончился. Меня лишь спросили еще, что я делала в период с той самой пятницы и до того момента, когда ко мне пришел мистер Грант и спросил миссис Гэр. Я тосковала по своей постели. Я смертельно устала и измучилась. В конце концов, мне позволили уйти. Дом был полон полицейскими, следовательно, можно было спать спокойно. Я укрылась двумя одеялами и погрузилась в глубокий сон. Проснулась я только во второй половине дня. Полусонная, я вышла в холл. В доме царила абсолютная тишина. Снаружи на черном кожаном стуле сидел полицейский.
      В кухне я сперва выпила стакан томатного сока. Я ослабла от голода и съела практически все, что у меня было в доме. После этого я почувствовала себя значительно лучше. Лишь теперь у меня нашлось время осмотреться в своем жилище. Довольно печальное зрелище! Пол в кухне был покрыт нанесенной с улицы грязью и пеплом. Везде валялись окурки сигарет. Тут меня охватила страсть к работе, и я начала генеральную уборку. Пока я мыла и чистила, мой мозг лихорадочно работал. Была ли миссис Гэр убита? И если да, то кем? Мог ли её убить этот старый, маленький, робкий мистер Грант? Только он один сказал, что видел её в пятницу вечером, после отхода чикагского поезда. Не он ли тихо и расторопно открыл дверь кухни и снова запер ее?
      Или, может быть, виновны были Уэллеры? В конце концов, у них была ссора с миссис Гэр, когда она хотела их вышвырнуть.
      Мисс Санд жила в этом доме уже двенадцать лет. За столь долгое время человека, подобного миссис Гэр, можно возненавидеть до такой степени, чтобы захотеть его убить.
      А как насчет Баффингэма? Может быть, у его сына – преступника дурная наследственность? Яблоко, упавшее недалеко от яблони? Парень сидел в тюрьме, да мистер Баффингэм тоже был в предварительном заключении. Адвокаты и судебные издержки обходятся дорого! Возможно, Баффингэм искал деньги, те жалкие банкноты, которые постояльцы еженедельно вносили в качестве квартирной платы, а она их, вероятно, держала спрятанными где-то в доме.
      – Я не верю банкам! Я им не доверяю… – вспоминала я её слова. Не потому ли она постоянно прислушивалась, не доверяя никому в доме? Возможно, она прятала где-то здесь свои сбережения и бдительно охраняла их, принимая каждого за шпиона? Я совсем разволновалась, и охотно поделилась бы с кем-нибудь своими мыслями. Если бы только Кистлер был дома!
      Кистлер! Я, в сущности, была абсолютно уверена в том, что он не имел никакого отношения к этой дьявольской убийственной истории. А, собственно говоря, почему? Прежде, чем поделиться с ним моей версией, мне следует немного поразмыслить о нем самом. У Кистлера очень сильные, крепкие руки…
      Я подошла к эркеру, где Кистлер стоял накануне вечером и уставилась в окно. Но я видела не сумерки и не деревья в конце небольшого двора. Я видела мистера Кистлера, занимающегося гимнастикой на турнике, – его крепкие, мускулистые руки, его сильные ладони. На них даже были мозоли, и он объяснял, что это от турника. Я попробовала представить себе, что это те самые ладони, которые тогда убийственными тисками обхватили мою шею. Полиция считает, что миссис Гэр погибла в ту пятницу. Ходж Кистлер в пятницу вечером работал, пришел домой только после полуночи и увидел свет под моей дверью. Мог ли он быть тем, кто оставил меня лежать полумертвой на полу в кухне? Он, знал, что миссис Гэр не доверяла банкам и, вероятно, хранила свои деньги дома. Ходжу очень срочно нужны были деньги, он неоднократно открыто говорил мне об этом. Может быть, он пришел домой раньше, считая миссис Гэр отсутствующей, прокрался в подвал, чтобы отыскать деньги, был захвачен старухой врасплох и силой заставил её молчать.
      И тут я вспомнила его лицо, искаженное гримасой отвращения и ужаса, когда он отошел от взломанной кухонной двери. Эти кошки… я вздрогнула. Но все же – может быть, он просто был хорошим актером. Как я могла бы узнать правду? Если выясню, что у него вдруг появилось много денег? Возможно, они спрятаны у него в комнате? Вместе с исчезнувшим ключом от кухонной двери в подвале? Если найти этот ключ… то найдется и убийца!
      Недолго думая, я решила обыскать комнату Кистлера. Если ничего не найду, буду просить Кистлера помочь мне в поисках убийцы. Я хорошо себе представляла, что произойдет, если Кистлер застанет меня при обыске его комнаты! Я не желала быть пойманной. Было чуть больше девяти часов. Вероятно, Кистлер и в эту пятницу будет работать до полуночи.
      Тот молодой полицейский, который нес вахту в холле, уже сменился. Новый охранник изучающе осмотрел меня, когда я вышла из комнаты и тщательно заперла свою двустворчатую дверь.
      – Вы ничего не будете иметь против, сержант, если я немного побеседую наверху с Уэллерами?
      Он спокойно махнул рукой.
      – Пожалуйста, идите.
      Я поднялась по лестнице, стараясь производить как можно больше шума, и постучалась к Уэллерам. Мистер Уэллер открыл мне дверь. Само собой разумеется, мы заговорили о миссис Гэр. Была ли она убита или нет? Уэллеры были не очень расположены к беседе. Они почти совсем не спали, а весь день обсуждали случившееся. Оба были раздражены, утомлены и подавлены.
      Я не осталась у них надолго, а распрощалась спустя несколько минут и бесшумно покинула их комнату. На цыпочках прокралась по плохо освещенному коридору к комнате мистера Кистлера. Осторожно перепробовала, один за другим, свои собственные ключи. В конце концов, один из них подошел, и дверь открылась.
      Я быстро задернула шторы и включила свет. Мне вспомнились мои апартаменты. Первая комната служила гостиной, за ней располагалась значительно меньшая спальня. В этой спальне не было видно ничего подозрительного. В гостиной я осмотрела сперва пишущую машинку и бумаги на его рабочем столе, стоявшем в эркере. Чтобы основательно обыскать эту комнату, потребуется довольно много времени! Я подняла все подушки на диване, запустила руку в щель между сиденьем и спинкой. Ничего! Я ещё раз окинула взглядом спальню. Что-то привлекло мое внимание… конечно, вот этот туалетный столик!
      Расчески, щетки, флакончики были аккуратно разложены и расставлены на его поверхности, покрытой кружевной скатертью. Эта скатерть лежала косо… осторожно приподняв её край, я испугалась. Там лежало это.
      Зеленый кусочек картона с черным типографским текстом: билет на поезд до Чикаго. Я уставилась на него, застыв на месте. Мои ноги, казалось, стали ватными. Я не смогла даже закричать, когда услышала вдруг голос:
      – Смотрите-ка! Поистине – я глазам своим не верю!
      В голосе звучала холодная насмешка, но его глаза, в которые я, быстро обернувшись, заглянула, оставались серьезными и внимательными.
      – Я…я… думала… Вы вернетесь домой намного позже… – пролепетала я.
      – В этом я вам охотно верю! – сказал он язвительно. Кистлер медленно приблизился ко мне. – Как же вы вошли сюда?
      – Один из моих ключей подходит… не подходите ближе… позвольте мне, пожалуйста, уйти…
      Я попыталась проскочить мимо него, но он схватил меня за плечи. Я открыла было рот, чтобы закричать, но его тут же закрыла твердая, сильная ладонь. Он повлек меня к кровати и опустил на нее. Затем сел рядом со мной.
      – Если вы закричите, я вам снова зажму рот. Итак, малышка, я вас слушаю!
      – Я…хотела… найти доказательства…
      – Ах, барышня-детектив!
      – Мне нужно выяснить, кто убил эту старую женщину. Вас я подозревала меньше всего.
      – И поэтому пробрались в мою комнату и устроили обыск!
      – Я хотела удостовериться, что против вас ничего нет! Я даже хотела просить вас помочь мне в моих поисках. Я хотела посмотреть, не найдется ли у вас хотя бы что-то…
      – И что вы нашли?
      – Ничего! – Я невинно взглянула на него, а сама обливалась потом.
      – Скажите-ка, малышка, вы не находите, что ведете себя не очень-то по-дружески?
      – Нет. Теперь я могу уйти?
      – Пока нет. Еще одну минуту, пожалуйста. Что вы так внимательно рассматривали, когда я вошел?
      – Я? Ничего…
      – Тогда поставим вопрос иначе: что вы нашли под скатертью на туалетном столике?
      – Абсолютно ничего. Я туда не заглядывала!
      – Лгунья! Я сую под эту скатерть все, что мне не нужно. Мы можем вместе посмотреть, что там, под ней, собственно, есть.
      Он встал, поднял меня на ноги и буквально потащил к туалетному столику. Я не могла сопротивляться. Он поднял край скатерти. А там лежал билет. Он тут же отпустил меня. Я хотела закричать – и не смогла! Но на этот раз мне помешала не сильная рука, а совершенно ошеломленное выражение лица Кистлера.
      – Черт побери! – выдавил он и посмотрел на меня округлившимися глазами. Затем внезапно разразился громким хохотом. – Тут, действительно, помрешь со смеху. Мои грехи меня настигли.
      Он трясся от смеха. Я растерянно посмотрела на него и сказала:
      – Не вижу никакого основания для веселья. Полиция, вероятно, тоже не увидит.
      – Верно! Об этом я как-то не подумал. На всякий случай я скажу вам правду. – Он озабоченно нахмурился.
      – Только не слишком фантазируйте! Романы доставляют удовольствие только тогда, когда я читаю их сама.
      – У меня вовсе нет намерения сочинять для вас роман. В ту пятницу вечером… неделю назад… я не работал до полуночи.
      – Как интересно!
      – Я уже говорил Штрому об этом. Моя невинная отговорка насчет пятницы нашла с его стороны полное понимание, и он смог тотчас же удостовериться в моем алиби. А дело обстояло просто: наша газета выходит каждый четверг, а по пятницам мы обычно отдыхаем. Я пошел с двумя приятелями в бар. Там мы встретили двух девушек, которые собирались в путешествие. Мы отметили их отъезд… ну, естественно, слово за слово… мы… он… да не смотрите же вы на меня так осуждающе!
      – Лучше бы мне вообще вас больше не видеть!
      – Ах, черт возьми, вы ведь сами хотели знать правду. Итак, короче говоря, эти девушки решили отказаться от поездки. А речь шла как раз о поездке в Чикаго на День памяти павших! Во время нашего маленького праздника одна из девушек вынула из сумочки билет и подарила его мне, на память о приятном вечере.
      – Очень приятном! – вырвалось у меня.
      – Итак, я вернулся домой и, проверяя свои карманы, нашел этот дурацкий билет и сунул его под скатерть, куда я всегда кладу всякие ненужные бумаги. А потом я совершенно забыл об этом случае.
      Внезапно опять от двери прозвучал голос. Правда, на этот раз он принадлежал полицейскому.
      – Мне послышались отсюда, сверху, голоса, – сказал он.

10

      – Хелло, сержант, – любезно воскликнул Кистлер.
      – Что здесь происходит? – спросил служитель закона.
      Мистер Кистлер развел руками и указал на меня.
      – Вы, наверно, уже поняли – небольшая любовная перебранка!
      С каким удовольствием я влепила бы ему пощечину!
      – Вы же знаете, каковы женщины. Я пришел домой немного позже…
      – Я…я… заметила, что дверь у мистера Кистлера была открыта, когда выходила из комнаты Уэллеров, – торопливо объяснила я.
      Полицейский уже не смотрел на меня. Его взгляд скользил по комнате, и я оцепенела. Край скатерти так и остался откинутым, и там лежал билет. Мы ничего не могли поделать, так как полицейский бросился, как ястреб на свою добычу.
      – Это переходит всякие границы! – возмутился он, быстро выхватив револьвер. – Кто из вас двоих…
      – За этот билет отвечаю я один, сержант, – спокойно ответил Кистлер.
      – Это просто свинство! – вдохновенно сказал сержант. – Для меня это непостижимо. Вы пойдете в участок. Оба. Давайте… вперед!
      Он провел нас вниз по лестнице в холл и указал на диван. Затем позвонил в полицию. Спустя короткое время, послышались звуки сирены. Вошли двое незнакомых нам полицейских и бесцеремонно затолкали нас в машину. Один из них объявил нам – должно быть, по формальным причинам, – что мы вовсе не арестованы. Он лишь доставит нас к лейтенанту Штрому, чтобы мы смогли дать показания о вновь обнаруженном вещественном доказательстве.
      Никогда ещё я не ездила так быстро! Мы мчались сквозь ночь, сирена выла нам в уши, и, не успели мы опомниться как уже остановились перед зданием, которое снаружи выглядело, как пожарное депо. Нас провели через какую-то комнату в маленькое, пустое помещение и указали на неудобные дубовые стулья. Один из служащих остался стоять у двери. Мы ждали. Наконец, отворилась другая дверь, которая, очевидно, вела в соседний кабинет, и вошли трое. Это были миссис Халлоран с каким-то незнакомым мне мужчиной и полицейский. Как миссис Халлоран, так и этот мужчина имели неряшливый и усталый вид. Миссис Халлоран меня не интересовала, но мужчина… Он испытующе посмотрел сначала на Кистлера, затем на меня и внезапно побледнел. Он попытался спрятаться за миссис Халлоран.
      – Стой! – закричала я. – Это же тот самый человек, которого я видела, когда он выходил из подвала, а потом выбежал из дома!
      Мужчина, по глупости, кинулся было бежать, но полицейский, как молния, бросился за ним и схватил его за руку.
      – Что вы только что сказали? – грубо спросил меня полицейский.
      – Этого мужчину я видела однажды крадущимся из подвала миссис Гэр. Было совершенно очевидно, что он не хотел быть пойманным!
      – Она лжет! Она лжет! Это подлая клевета! – заныл этот шпион, пытаясь вырваться.
      – Молчать! Идите сюда! – с этими словами полицейский потащил этого несчастного назад в комнату, из которой они пришли. Он кивнул мне: – Идите сюда!
      Миссис Халлоран не нуждалась в приглашении. Она протиснулась в дверь вслед за нами. В комнате было только несколько стульев и большой письменный стол, за которым сидел лейтенант Штром.
      – Зачем вы привели сюда этих людей? – накинулся он на своего подчиненного.
      – Эта дама высказала тут одно утверждение, которое она, вероятно, должна повторить и при вас, лейтенант. Она сказала, будто видела мистера Халлорана крадущимся из подвала миссис Гэр.
      Значит, это был мистер Халлоран! Мне бы следовало самой догадаться! Полуподхалим, полуупрямец, он хорошо подходил своей жене.
      Лейтенант Штром взглянул на меня.
      – Вы утверждаете, что мистер Халлоран является тем самым шпионом?
      – Да.
      – Что вы на это скажите, Халлоран?
      – Она лжет!
      Штром угрожающе поднялся со своего кресла.
      – А как часто вас уличали в кражах, ещё когда вы работали портье в отеле? Итак – выкладывайте правду! Что вы искали в подвале?
      Халлоран сглотнул и начал извиваться, как червь. Наконец он заскулил:
      – А почему мне нельзя было побывать в подвале миссис Гэр? В конце концов, у меня жена и куча голодных детей. Я беден и не в состоянии работать. Я отдал свое здоровье отечеству!
      – Я хочу знать, что вы искали в этом подвале!
      – Я не мог больше видеть, как моя жена голодает…
      – Но ваша жена тем временем сидела в кино!
      – Да, на наши последние центы! Я знал, что у этой старухи куча денег. Притом, она была жадной и подлой! Я хотел взять лишь несколько долларов…
      – Ради Бога, замолчите! – измученный и испытывающий отвращение Штром опять опустился в свое кресло. Он снова посмотрел на меня: – Сколько времени прошло с того, момента, как вы застигли там этого парня?
      – Несколько недель.
      – Хм. Тогда нам не остается ничего другого, как выяснить, не повторил ли он свой визит в прошлую пятницу.
      Он снял телефонную трубку и сказал в микрофон:
      – Проверьте, пожалуйста, ещё раз самым тщательным образом алиби Халлорана и выясните, действительно ли миссис Халлоран была в Чикаго.
      Затем он со свирепым видом уставился на эту супружескую пару и прорычал своему подчиненному:
      – Задержать. Но только его. Женщина пусть отправляется домой, к своим детям.
      Халлораны исчезли со скоростью ветра. Я осталась одна с лейтенантом Штромом и сержантом.
      – Приведите Кистлера, – приказал Штром.
      Кистлер вошел в кабинет с такой элегантностью и хладнокровием, как будто явился на вечеринку с коктейлями! Штром повернулся на своем вращающем стуле.
      – Итак, у вас есть билет на поезд в Чикаго. Может быть, его дала вам на память эта старая женщина?
      – Вероятно! – пробормотала я, с презрением глядя на своего соседа по дому.
      – Вы что-нибудь знаете об этом билете, миссис Дакрес?
      – Нет.
      – Тогда позвольте сказать мистеру Кистлеру. Итак, мистер Кистлер, прошу вас!
      – Рассказывая вам недавно эту историю о вечере пятницы, я опустил незначительные подробности.
      – Незначительные! – насмешливо пробурчал Штром и опять взялся за телефон. – Еще раз тщательно проверьте алиби Кистлера! Уже сделано? Ага. Он с минуту слушал, затем коротко сказал:
      – Ладно. Итак, повторите ещё раз, – обратился он к Кистлеру.
      – А как насчет разговора с глазу на глаз, лейтенант?
      – Не принимается. Говорите.
      – Ладно. Все было так, как я вам уже рассказывал сегодня утром. Траубридж, Браун и я закончили работу около пяти. Мы отправились все вместе в бар на Вест-стрит выпить пива. Браун женат и должен ужинать дома. Траубридж и я обнаружили двух симпатичных девушек, проводивших время за бутылкой шампанского. Мы присоединились к ним, и они рассказали нам о своей предстоящей поездке. Затем мы заказали ещё одну бутылку шампанского. Около семи часов девушки собрались было уезжать, но у Траубриджа появилась другая идея…
      – Вероятно, какая-то очень оригинальная идея? – иронически бросил Штром.
      – Неоригинальная, но хорошая. Мы покинули этот бар и отправились дальше. Во время этого вечера одна из девушек подарила мне свой билет как… хм… да… как сувенир.
      Штром вопросительно посмотрел на меня.
      – Вы верите в эту историю, миссис Дакрес?
      – К сожалению, да, – с горечью ответила я.
      – Почему?
      – Потому что она приводит меня в бешенство!
      Штром откинулся на спинку кресла и захохотал. Другой полицейский тоже засмеялся. Я же во всем этом деле не находила ничего забавного!
      – Ах, наша жизнь – это и есть самое смешное из того, что мы знаем! воскликнул Штром, все ещё продолжая смеяться. – Ваш рассказ звучит очень красиво, но несколько неправдоподобно, вы должны со мной согласиться в этом, Кистлер.
      – Я охотно признаю это.
      – Куда же вы направились, выйдя из бара?
      Кистлер нацарапал что-то на листе бумаги и передал его лейтенанту.
      – Об этом заведении я слышал уже неоднократно! – Он обратился к другому полицейскому. – Вот, Билл – дайте этот адрес сержанту Твейту. Он должен проверить, действительно ли Кистлер был там. – И к Кистлеру: – Вас я задерживаю.
      – Ради всего святого, лейтенант, не делайте этого! У меня назначена деловая встреча!
      – Но у вас ведь есть компаньоны, не так ли?
      – Да, но…
      – Ну, вот и прекрасно, тогда он сможет заменить вас на этой деловой встрече. Ваша история звучит слишком фантастично! Сначала я должен иметь в кармане ваше «железное алиби», Кистлер. После этого я немедленно и с удовольствием освобожу вас. А пока я думаю, что у вас со старой Гэр произошла небольшая ссора, и вы отобрали у неё билет!
      Полицейский Билл вернулся обратно. Кистлер на секунду взглянул на меня полным укоризны карими глазами и покорно ушел в сопровождении полицейского. Этот взгляд говорил: «Только посмотри, какую неприятность ты мне устроила!»
      Штром, однако, смотрел на меня, задумавшись, и уже не столь неприязненно.
      – Что вы, собственно говоря, искали в комнате мистера Кистлера, миссис Дакрес?
      Я рассказала ему о своем намерении найти убийцу.
      – Либо вы чрезмерно любопытны, либо очень хитры!
      – Первое верно. Второе я решительно отвергаю.
      – Не знаю, хорошо ли это… – Он все ещё внимательно смотрел на меня. – Во всяком случае, вы можете идти.
      Мне оказали честь, доставив домой на полицейской машине в сопровождении служащего. Когда мы вошли в холл, я увидела там двух мужчин. Один из них тотчас же исчез в комнате под лестницей, другой – это был тот, что застал меня в комнате Кистлера – держал в руках вечерний выпуск «Комет».
      – Где Кистлер?
      – В моей сумке! – зло ответила я.
      – Не говорите таким тоном, барышня. Я это и сам узнаю.
      Он опять уткнулся носом в газету. Я скосила глаза на первую страницу. В передовой статье речь шла о какой-то забастовке. Ни единого слова о миссис Гэр.
      – Нас даже нет на первой странице!
      Полицейский выглянул из-за газеты.
      – Я делаю вам предложение. Я отдам вам эту газету, если вы мне расскажите, что произошло в участке.
      Я решила рассказать ему, что сделали с Кистлером.
      Он был несколько разочарован, но все ещё преисполнен надежды.
      – Если он убил старуху, меня повысят в должности. Я считаю его убийцей!
      Я молча взяла у него из рук газету и села рядом с ним на диван. На четырнадцатой странице было помещено довольно невразумительное, нелепое сообщение. Правда, второй абзац содержал нечто совершенно новое для меня.
      «Миссис Гэр умерла.
      Шестидесятисемилетняя Гарриет Луэлла Гэр, проживавшая в Джиллинг-сити с 1884 года была найдена мертвой в четверг вечером в подвале своего дома на Трент-стрит. Обеспокоенные внезапным исчезновением пожилой женщины, жильцы этого дома позвонили в полицию, которая немедленно обыскала весь дом.
      Имя покойной ещё осталась в памяти многих жителей нашего города в связи со знаменитым делом Либерри двадцатилетней давности. Как известно, несчастная Роза Либерри лишила себя жизни в доме миссис Гэр на Сен-Симон-стрит. Многие годы миссис Гэр жила совершенно замкнуто, пока самоубийство Либерри более или менее забылось. Потом она переехала в дом на Трент-стрит и сдавала внаем комнаты. Похороны покойной будут скромными.»
      Углубившись в свои мысли, я уставилась в газету. Мне следовало это знать! Я должна была догадаться, что за злым, сверкающим взглядом этой старухи скрывается какая-то старая история.
      Я обратилась к полицейскому.
      – Что делала миссис Гэр до того, как ушла в тень?
      Мужчина откашлялся и смутился.
      – Она… хм… заведовала неким… неким… домом.
      – Неким домом? Вы имеете в виду…
      – Да. Внизу, на Сен-Симон-стрит. С 1900 по 1919. Это было веселое заведение. Все обито красным бархатом.
      – Боже мой, а я въехала сюда, совершенно ничего не подозревая!
      – Ах, вам нечего опасаться миссис! Мы уверены, что старуха полностью покончила со своим прежним занятием. Все-таки прошло уже столько лет!
      Я начала расхаживать по холлу взад и вперед.
      – Что это было за дело о самоубийстве этой Либерри?
      – Об этом я почти ничего не знаю.
      Больше из него ничего вытянуть не удалось, и тогда я удалилась в свое жилище и забаррикадировалась за своей дверью.
      То, что я прочитала, заставило меня совершенно по-другому оценивать случившееся с Гэр. Может быть, причиной убийства были вовсе не деньги. Тут речь могла идти также об акте возмездия. Молодые девушки большей частью имеют родственников. Если миссис Гэр действительно содержала публичный дом, то должно было существовать бесчисленное множество отцов, матерей, братьев, сестер и друзей, ненавидевших эту старуху. Возможно, даже ещё остались бывшие обитательницы этого проклятого дома! Это отнюдь не упрощало дело.
      До сих пор проблема убийцы казалась относительно простой – тот знаменитый «шпион» был пойман с поличным и в отчаянии убил её. Но теперь это дело казалось мне намного более запутанным! Количество вариантов было бесконечным.
      Но если все-таки убийцей был Кистлер? Собственно говоря, мне это уже было безразлично. Мужчина, который провел полночи с посторонней девушкой, был мне просто противен. И все-таки я его уже полюбила! Если его фантастический рассказ соответствует истине, то у него было неопровержимое алиби – но также и мерзкий характер.
      Если же его показания – неправда, то он замешан в убийстве миссис Гэр. Так как, иначе каким образом мог оказаться у него этот билет на поезд, принадлежавший старой женщине?
      Устав от мыслей и от событий этого дня, я заснула.

11

      Я проснулась от резких звонков телефона, к которому вскоре подошла миссис Тевмен. Ее голос был слышен на весь дом:
      – Мистер Кистлер, мистер Кистлер! – Затем она прокричала в трубку: Он не отвечает. Что? Ну, хорошо, тогда я поднимусь наверх и постучу.
      Я сонно подумала, что, вероятно, единственный человек в доме, кто знает, где находится Кистлер, – это я. Миссис Тевмен может стучать, сколько угодно, Кистлер все равно не ответит.
      Мне надо ответить на этот телефонный звонок. Я встала, накинула свой халат и вышла в холл. Тот молодой полицейский исчез, и у нас опять был новый страж. Это был веселый, тучный мужчина, которому, очевидно, не хватало места на кожаном стуле, и поэтому он свободно расселся на диване. Наверху миссис Тевмен барабанила в дверь Кистлера. Я взяла трубку и сказала:
      – Алло, это говорит миссис Дакрес. Я…
      Бодрый, любезный мужской голос сказал:
      – Доброе утро. Я о вас слышал. Куда подевался Ходж?
      – А с кем я, собственно, говорю?
      – Меня зовут Лесли Траубридж. Я компаньон Ходжа. Где этот парень? Может быть, празднует убийство в вашем доме?
      – Еще как! Празднует, но за решеткой.
      – Боже милосердный! Что же он натворил?
      – Вам должно быть виднее!
      – Миссис Дакрес, ради Бога, скажите, Ходжа Кистлера обвиняют в каком-нибудь злодействе? Это серьезно?
      – Нет, нет, его наверняка освободят. Они задержали его временно, пока не выяснится это дело с билетом в Чикаго. Это, вероятно, тот самый билет, который потеряла миссис Гэр.
      – А что говорит об этом Ходж?
      – О, он рассказал нам великолепную историю о некой девушке из ночного бара, которая, якобы, дала ему этот билет на память!
      – Но ведь это вполне могло быть! У другой девушки, которая со мной… хм… отдыхала, тоже был такой билет! Обе девушки показывали нам их. Но, ради всего святого, Ходж ведь не может рассиживаться в тюрьме, когда у нас полно дел. Разве он не знает, что к нам сегодня приезжает шеф отдела рекламы крупной фирмы? Он согласен со всеми нашими предложениями. Этот договор означает для нас довольно крупную сумму, которая нам очень необходима!
      – Тогда вам придется самому довести это дело до конца.
      Я услышала его стоны.
      – Это же невозможно. Я ничего не знаю об обсуждавшихся подробностях! Ради Бога – сделайте что-нибудь! Сделайте все, чтобы освободить Ходжа!
      – Делайте это сами! – крикнула я в ответ. Но этот возбужденный мужчина уже повесил трубку.
      Я обнаружила за своей спиной миссис Тевмен. Она угрюмо проворчала:
      – Так значит они его поймали!
      – Скажите-ка, миссис Тевмен, где вы, собственно говоря, были все это время?
      – У своего шурина.
      – Я полагаю, вы знаете обо всем, что здесь произошло?
      – Да, да, я знаю! – закричала она пронзительно и зло. – Они вчера непрерывно допрашивали моего мужа! Я и не знала, что можно так долго допрашивать людей!
      Кажется, эта история о попойке у приятелей, которую рассказала Тевмен, соответствовала истине. Это было заметно, и, кроме того, на тот вечер Джим Тевмен нанял человека, который должен был заменить его на работе в сосисочной. Я вернулась в свою квартиру. Этот звонок Троубриджа не выходил у меня из головы. Но мне опять не дали достаточно времени, чтобы спокойно подумать. Едва я начала завтракать, как ко мне постучалась и вошла миссис Халлоран.
      – У вас сегодня утром должно быть особенно хорошее настроение, – со злобой сказала она.
      – Это не так. Мне очень жаль, что тот, кто здесь вынюхивал, оказался именно вашим мужем.
      – Я зашла специально, чтобы сказать вам, что моего мужа отпустили. В прошлую пятницу он даже близко не подходил к этому дому! У него есть алиби.
      – Это меня радует. Что-нибудь еще?
      – Конечно! Этот дом теперь принадлежит мне! Я его унаследовала! В полиции мне прочитали завещание моей тети. Я наследница, и предлагаю вам как можно скорее покинуть этот дом!
      Она гордо выпрямилась. Ее маленькие черные глазки сверкали, щеки раскраснелись.
      – С удовольствием! Только боюсь, полиция пока не позволит мне переехать.
      – Еще чего не хватало! Мне никто не смеет указывать, кого я должна держать в своем доме. Пойдемте-ка со мной!
      Она направилась в холл; я последовала за ней.
      – Я требую, чтобы эта особа немедленно покинула мой дом! – заявила она караульному полицейскому.
      Толстяк хладнокровно покачал головой.
      – Это означает, что я не имею права выгнать её из дела? Я? Владелица?
      Толстяк апатично кивнул.
      – Да, – хмыкнула я, – с полицией не поспоришь!
      – Во всяком случае, вы уедете отсюда, как только вам это позволят, – в бешенстве заявила женщина.
      Я поняла, что настала моя очередь, и сказала:
      – Конечно, миссис Халлоран. Кстати, вы не думаете, что вашу тетю убили?
      – Это меня не удивило бы, – язвительно ответила она.
      – Не стоит вам так злиться на меня, – любезно попросила я, – в конце концов, я очень заинтересована в том, чтобы убийца был найден. Вы знаете, что мистера Кистлера задержали?
      – Это меня радует. Его я тоже терпеть не могу!
      – Но мистер Кистлер не был убийцей вашей тети – если она, действительно, была убита. Но я попытаюсь найти истинного убийцу. Если вы собираетесь здесь жить… скажите, сколько у вас детей?
      – Семь. Семеро любимых, милых детишек. Я всегда говорила, мать – это лучшая из всех женских профессий.
      – А теперь представьте себе, что может случиться, если, вы привезете своих малышей в этот дом, где разгуливает неразоблаченный убийца! Нам с вами нужно действовать сообща и раскрыть эту тайну!
      После этих слов она, как ягненок, последовала за мной в мою гостиную, в то время, как толстый сержант внимательно прислушивался к нам.
      – Мистера Кистлера задержали, потому что у него нашли билет на поезд в Чикаго, – сказала я.
      – Может быть, по этой причине он убил мою тетю?
      – Он утверждает, что получил его от какой-то девушки. Если мы сможем установить, что он в самом деле не украл этот билет у вашей тети, это уже будет большой шаг вперед. Где вы покупали эти билеты? Обычно у них на обратной стороне проставляется дата и место продажи.
      – Понятия не имею. Билеты покупала моя тетя.
      – Когда она отдала вам ваш билет?
      – Заблаговременно. Я помню это, потому что взяла этот билет домой и показывала детям. Теперь вспомнила – это было в четверг, во второй половине дня.
      – Великолепно, миссис Халлоран! Теперь мы должны выяснить, куплен ли билет мистера Кистлера после того четверга. Ведь ваша тетя наверняка покупала оба билета одновременно.
      – Я не знаю. Ее билета я не видела.
      Увы! Я подумала и решила, что мне следует идти к лейтенанту Штрому с неопровержимыми фактами. Но возможно ли найти того служащего, который продал миссис Гэр билеты? Пока я хотела как можно больше вытянуть из миссис Халлоран.
      – Как хорошо, что у вас, наконец, будет свой дом, для вас и вашей семьи!
      – Да, не правда ли? Я намериваюсь многое здесь изменить. Этого старья здесь не будет. Я сделаю полный ремонт!
      – Как хорошо! Значит, вы унаследовали и деньги?
      – Пятьсот долларов в год. Это довольно большие деньги, правда? Моя тетя оставила их как проценты с капитала, для меня и моих детей. Халлоран говорит, что речь должна идти о достаточно крупной сумме, если с неё набегает в год по пятьсот долларов. Он надеется, что мы, в конце концов, получим все.
      – Да, это должна быть целая куча денег, по меньшей мере, десять-двенадцать тысяч долларов. – С тех пор, как я узнала о темном прошлом миссис Гэр, я уже ничему не удивлялась. – Вероятно, это все её сбережения.
      – Нет, это… – женщина оборвала фразу.
      – Тогда, значит, она ещё кому-нибудь что-то оставила? – спросила я. – Интересно, кому же?
      – Она оставила… – миссис Халлоран наклонилась вперед и прошептала мне на ухо – …этой отвратительной дворняжке там, внизу… и – она нервно сглотнула – этим кошкам! В завещании много написано о верности и любви этих животных!
      Под конец она говорила так тихо, что я с трудом её понимала. Даже миссис Халлоран, похоже, была поражена злой иронией такого положения.

12

      Больше миссис Халлоран мне ничего не рассказала. Я задавала себе вопросы, что ожидает этих животных и сколько они на самом деле «унаследовали». Во всяком случае, ясно было одно: кроме Халлоранов, от смерти старой женщины никто не выигрывал. Но, прежде чем вникнуть в суть этого дела, я сделала ещё кое-что. Я распрощалась с миссис Халлоран как можно сердечнее и ещё услышала, как она рассказывала о своем наследстве миссис Тевмен. Спустя пять минут я вышла из дома. При этом я заметила, что кто-то последовал за мной. Но я ничего другого и не ожидала.
      Я хотела выяснить, когда и где миссис Гэр покупала билеты. Если бы я тогда взглянула на обратную сторону билета, который нашла у Кистлера! Звонить Штрому и просить его об этом я считала безрассудным. Я надеялась, что в Джиллинг-сити существует немного мест, где могут продавать железнодорожные билеты. Собственно говоря, мне помнились только два: обычная билетная касса на вокзале и транспортное агентство в городе. Итак, куда могла направиться довольно пожилая и не очень здоровая женщина? Вероятно, на вокзал. И я тоже отправилась туда. Главный вокзал Джиллинг-сити является гордостью местного населения. Красивое, современное, просторное, со вкусом возведенное здание, в огромном зале которого расположены двадцать четыре кассы. К счастью, на шестнадцати из этих двадцати четырех окошек висели таблички «закрыто». Я перевела дух и подошла к первой из открытых касс. Мне бросилось в глаза, что все мужчины за этими восемью окнами имели неприступный и высокомерный вид. Они, вероятно, привыкли к излишним, глупым вопросам и пытались отпугнуть слишком любознательных своим выражением лица.
      Обращаясь к первому из кассиров, я постаралась придать своему голосу деловой и официальный тон.
      – Я пытаюсь выяснить, не покупала ли здесь в последнее время билет до Чикаго одна пожилая дама, которая, очевидно, была потом убита. Ее можно было запомнить по удивительно красивым белоснежным волосам. На ней, вероятно, был отвратительный, старый тюрбан из черного шифона с блеклыми фиалками по краю. У неё маленькие угольно-черные глаза, она довольно полная.
      Эти вопросы я задавала четырежды, и каждый раз ответом было молчаливое покачивание головой или пожимание плечами. Пятый кассир снизошел до того, чтобы хотя бы что-то мне ответить.
      – Милая барышня, как вы думаете, сколько людей покупают здесь билеты к Дню памяти павших? Я уже говорил полиции… – Он остановился и вдруг приобрел вполне человеческий облик. – Как выглядела эта старая дама?
      Я повторила свое описание.
      – Но фотография, которую показывала мне полиция, совершенно не похожа на это описание!
      – Так, значит, полиция уже спрашивала вас?
      – Ну конечно! Сегодня утром. Часа два тому назад, вы об этом знали? Вы, видимо, представитель прессы?
      – Более или менее, – бойко соврала я. – Я работаю независимо…
      – Ну вот, полиция прибыла сюда с фотографией, но по ней я не смог узнать ни одной из тех пожилых дам, которые покупали билеты. Но как вы описали ее… хм… я ещё помню, что она расплачивалась одной мелочью.
      – Это я прекрасно могу себе представить.
      – Дело было так: я как раз вернулся с обеда, и тут подошла эта пожилая женщина и потребовала один билет до Чикаго. Я сказал ей, что это стоит восемь долларов, сорок центов. И тогда она достала из старой, потертой сумки портмоне и начала отсчитывать мелочь. Я ещё никогда в жизни не видел такую кучу мелочи!
      – Следовательно, всего шестнадцать долларов и восемьдесят центов.
      – Нет, барышня, восемь долларов и сорок центов.
      – Разве она купила не два билета?
      – У меня – нет. Восемь долларов, сорок центов. Один билет.
      Я взволнованно смотрела на него. В голове у меня шумело.
      – Не можете ли вы, случайно, вспомнить дату?
      – Это, должно быть, было во вторник или среду перед Днем поминовения, так как в четверг здесь уже была очередь. А я помню, что это был относительно спокойный день. И это было сразу после обеденного перерыва.
      Я бросилась к телефонной будке и позвонила в полицию.
      – Могу я поговорить с лейтенантом Штромом?
      – Одну минуту, пожалуйста. – Пауза. Затем: – В его кабинете его нет, мне придется его искать. Можете немного подождать?
      После короткой паузы я услышала голос Штрома.
      – Да?
      – Это говорит миссис Дакрес. Мне думается, что я узнала нечто важное. Речь идет о том билете, который мы нашли у мистера Кистлера. Я подумала следующее: если я сумею выяснить, когда миссис Гэр купила свой билет, и если на билете Кистлера стоит штемпель с другой датой, значит, Кистлер сказал правду.
      – Чем вы, собственно, занимаетесь? Хотите подработать в качестве полицейского?
      – Конечно. И я, кажется, нашла того кассира, который продал билет миссис Гэр.
      – Смотрите-ка! И где же, позвольте спросить?
      – На главном вокзале.
      – Вы сейчас там?
      – Да.
      – Я немедленно приеду.
      Не прошло и пяти минут, как Штром уже большими шагами спешил ко мне через кассовый зал. За ним следовал сержант.
      – Барышня – детектив-любитель! – сказал он, искоса посмотрев на меня. – В какой кассе это было?
      – Номер пять.
      Штром просунул свою голову в окошко кассы и властно обратился к кассиру:
      – Разве к вам сегодня не обращался один из моих сотрудников?
      – Как же, лейтенант. Он показывал мне фотографию. Но она совершенно не похожа на ту старую женщину.
      – Покажите-ка мне эту фотографию, – приказал Штром сопровождавшему его сержанту. Тот достал из кармана фото и показал его лейтенанту. Это был древний помятый снимок, изображавший толстую женщину лет сорока в расшитом вечернем платье. Миссис Гэр более двадцати лет назад!
      Штром обратился ко мне.
      – Вы узнаете на этой фотографии миссис Гэр?
      – С трудом. – И я вновь повторила описание внешности этой старой женщины, как я её запомнила.
      – Черт побери! – Он повернулся к своему сержанту и выругал его. – Вы… Вы… глупец! Где, ради всего святого, вы достали этот снимок?
      – Из архива «Комет». Более поздней у них нет. Эта относится ещё ко времени дела о самоубийстве Либерри.
      Штром ещё раз обратился к кассиру.
      – Когда вы продали билет этой пожилой женщине?
      Мужчина повторил свой рассказ.
      – Не позднее среды.
      – Дайте мне тот билет, – сказал Штром своему подчиненному, который быстро достал билет из конверта и подал его лейтенанту.
      Штром перевернул его и прочитал проштампованную дату: 28 мая, 15 часов 45 минут!
      – Пятница! Если бы я знала это раньше! – воскликнула я. – Теперь вам нужно ещё попробовать выяснить, где была в это самое время, в пятницу во второй половине дня, миссис Гэр. Позвоните миссис Халлоран. Она сейчас в доме на Трент-стрит.
      Штром спросил своего сержанта:
      – Разве это уже не установлено?
      – Нет, лейтенант. Я пытался узнать о том, покупала ли она билет, а не о том, что она его не покупала! Так далеко я пока не заходил.
      – Ах, лучше помолчите! – Штром бросился к телефонной будке и пробыл в ней довольно долго. Вернувшись наконец, он лишь коротко сказал:
      – Итак, это тоже сделано.
      Затем он поблагодарил кассира.
      – Мне ещё кажется важным тот факт, что миссис Гэр купила только один билет, – сказала я.
      Штром задумчиво посмотрел на меня.
      – Если бы вы сами не были под подозрением, миссис Дакрес, я принял бы вас на работу. Что у вас ещё на уме?
      – Будет ли Кистлер…
      – Кистлера как раз в эту минуту освобождают.
      – Тогда, значит, миссис Халлоран знала…
      – Конечно. Она готова поклясться на чем угодно, что в пятницу во второй половине дня была вместе со своей тетей. Она помогала ей собираться в дорогу. И миссис Уэллер подтвердила это.
      – Тысяча благодарностей! Ведь Кистлер срочно нужен у себя в офисе!
      – Кистлер должен расплатиться с вами за адвокатские услуги! А позвольте спросить, что ещё вы намереваетесь предпринять?
      – Меня все ещё занимает то, что миссис Гэр купила только один билет.
      – Это совсем неважно. Вероятно, миссис Халлоран купила свой сама.
      – Вовсе нет! Она говорила мне, что билет дала ей миссис Гэр. И именно в четверг во второй половине дня. Следовательно, это должно означать, что…
      – …что миссис Гэр вовсе не имела намерения ехать в Чикаго.
      – Именно так! Она намеренно купила только один билет. Она была не из тех женщин, которые дважды проделывают путь к вокзалу, чтобы купить два билета. Она ведь сильно хромала и вообще, была не очень подвижна. Кроме того, она вовсе не ощущала себя отъезжающей. Иначе она, вероятно, приготовила бы свой билет, когда подошла со своей племянницей к турникету. Нет, у неё было намерение отправить миссис Халлоран одну.
      Штром взял меня подругу. Вокруг уже собралась довольно значительная толпа, люди с любопытством глазели на меня и на обоих полицейских.
      – Пойдемте – нам нужно побеседовать, – сказал Штром и повел меня из здания вокзала к своей машине.
      – Куда, лейтенант? – спросил водитель, когда мы подошли.
      – Оставайтесь пока на месте.
      Мы устроились на заднем сиденье.
      – Это совершенно не соответствует образу жизни миссис Гэр – взять и внезапно поехать в Чикаго, – начала я.
      Штром некоторое время сидел молча, опустив голову, затем посмотрел на меня и кивнул:
      – Да – пока все верно. Я теперь тоже начинаю верить, что старая женщина вовсе не хотела уезжать! А для чего, как Вы полагаете, она разыграла весь этот спектакль?
      – Чтобы поймать этого шпиона в своем доме. Вероятно, она подозревала мистера Халлорана.
      – Повторите, пожалуйста, ещё раз, что сказала миссис Гэр, когда вы рассказали ей об этом постороннем незваном госте.
      Я выполнила его желание. Вспоминая об этом, я была поражена тем, что миссис Гэр совершенно точно знала, кто тогда выходил из подвала, так как после этого у неё состоялось бурное объяснение со своей племянницей, и миссис Халлоран долгое время не появлялась в доме. А затем вдруг старуха позвонила миссис Халлоран и предложила ей эту поездку в Чикаго. Вероятно, она хотела поймать мистера Халлорана на месте преступления.
      – Вы здесь сочинили очень красивую версию, миссис Дакрес. Вы, кажется, не слишком высокого мнения об этом Халлоране!
      – Я нахожу его отвратительным!
      Штром рассмеялся.
      – Мне он тоже мало симпатичен. Однако все это ещё не является доказательством того, что старую женщину убил он. Следует также принимать во внимание и то, что миссис Гэр, может быть, хотела выследить кого-то другого. Она ведь не доверяла никому!
      – Это верно.
      – Тогда остановимся на этой версии. Если эта старуха так боялась шпионов, значит, она должна была что-то скрывать.
      – В этом у меня нет ни малейшего сомнения.
      – Мы тщательно обыскали комнату миссис Гэр. Единственное, что мы смогли найти, были два ключа от банковского сейфа. Мы открыли этот сейф и нашли её завещание, бумаги на управление капиталом, документы на её дом и тому подобное. Она оставила свое состояние… – Он покосился на меня.
      – Я знаю, миссис Халлоран рассказала мне об этом.
      – Я ведь кое-что повидал в своей жизни, – но это, пожалуй, самое ужасное! Какая ирония судьбы! Но, как бы то ни было, мы, естественно, предположили, что она должна была владеть значительным капиталом, и обыскали дом сверху донизу.
      – Нашли что-нибудь?
      – Да. Пятьсот шестьдесят восемь долларов – почти все мелкими купюрами, которые были спрятаны в разных местах. Даже в пианино под струнами! Большую их часть мы нашли в нижнем ящике её комода в каморке под лестницей. – Он умолк.
      – Это ведь, в сущности, не очень значительная сумма, не правда ли? Во всяком случае, по сравнению с тем капиталом, находящимся под опекой, с которого назначены годовые проценты.
      – Конечно! Но я держу пари, что там больше ничего нет. И банковского счета она тоже нигде не имела.
      Он внезапно очень оживился.
      – Итак, миссис Дакрес, теперь вы убедились в том, что полиция работает тщательно?
      – Конечно, но все-таки мне очень хотелось бы знать, умерла ли эта старая женщина или была убита.
      Он перевел это в шутку.
      – Да, миссис Дакрес, тут вы меня поймали! Должен признаться, – я сам этого не знаю. Во всяком случае, она не была застрелена, ни отравлена. – Он громко рассмеялся. – Если на самом деле хотите послушать, побеседуйте с нашим полицейским патологоанатомом. Он собирается делать вскрытие трупов этих кошек! Аппетитное занятие, особенно с той кошкой, что ожидала потомства!
      – Так, значит, их умертвили?
      – Да, а как же вы думали? Может быть, ожидали, что мы подарим этих чудовищ детям в качестве домашних зверьков?
      Меня затрясло от отвращения.
      – Слава Богу, что их уже нет! Так, значит, уже невозможно установить, было ли это убийство или естественная смерть?
      – Нет. После всего этого свинства едва ли возможно определить, что там произошло. И в доме также ничто не указывает на убийство. Все, что мы нашли, это опрокинутая стеклянная банка с макаронами. Впрочем, куда вас подвезти? – спросил он в заключение.
      – Благодарю, никуда. Я хочу домой, но поеду на трамвае. Только…
      – У вас ещё что-то на уме?
      – Я хотела бы кое-что спросить.
      Ухмыльнувшись, он сказал:
      – К вашим вопросам я уже привык. Вы уже проняли меня до печенок.
      – Не будете возражать, если я сама ещё раз поищу в доме?
      – Вовсе нет. Но от подвала, пожалуйста, держитесь подальше. Во всяком случае, от его задней части. Она опечатана. Если сумеете получить согласие миссис Халлоран, осмотрите ещё раз комнаты. И не забывайте, что вы не имеете права прикасаться к вещам остальных обитателей дома. Вот, – он набросал несколько слов на листке бумаги. – Покажите это нашему сотруднику, который дежурит в холле. И дайте мне знать, если что-нибудь найдете. До свидания.
      Я вышла из машины и пересекла улицу. С другой стороны я видела, как машина быстро уехала. Собственно говоря, Штром был очень любезен и приветлив. Но, вероятно, он с нетерпением ожидал того момента, когда я допущу какую-нибудь ошибку. А, может быть, я смогу ему ещё чем-то помочь.
      Я села в трамвай, радуясь предстоящей охоте за спрятанным в доме кладом. Давно уже я так хорошо не чувствовала себя!
      Кажется, миссис Халлоран намеревалась вышвырнуть также и миссис Тевмен. Когда я пришла домой, обе женщины сидели на кожаном диване и переругивались. Я предложила миссис Халлоран вместе со мной ещё раз основательно осмотреть дом. Возможно, мы найдем ещё что-нибудь, проливающее свет на смерть её тети. Ее глаза засверкали.
      – Из-за своей доброты я сижу здесь и трачу драгоценное время! В конце концов, я ведь теперь имею право осмотреть этот дом, не так ли?
      – Конечно. Но лейтенант Штром желает, чтобы при этом присутствовала я.
      Миссис Халлоран презрительно взглянула на меня.
      – Мне не нужна ничья помощь!
      – Но лейтенант Штром, по-видимому, против того, чтобы вы одна проводили этот осмотр. Посмотрите-ка сюда! – Я показала ей записку следующего содержания:
      «Джек: миссис Дакрес имеет мое личное разрешение ещё раз осмотреть дом. Однако держите её, пожалуйста, под наблюдением. Штром.»
      Миссис Халлоран боролась с собой. Очевидно, она стояла перед дилеммой. Если сейчас будут найдены деньги, ей придется их отдать до тех пор, пока не будут урегулированы вопросы, связанные с наследованием!
      Я нетерпеливо сказала:
      – Полиция уже все обыскала и все, что можно, нашла! Я же лишь ищу ключ к этому преступлению!
      В конце концов, она согласилась, отправила миссис Тевмен в её подвальное жилище и повела меня в гостиную. Как перепуганная курица, носилась миссис Халлоран из одного угла комнаты в другой.
      – Сначала мы осмотрим этот выдвижной ящик, за осмотром которого я в свое время застала мистера Гранта.
      Мы нашли целую кучу бумаг, которые я тщательно рассортировала. Большой частью это были хозяйственные счета и квитанции. Мы нашли также книгу с записями о получении платы за сдаваемое жилье. Я перелистала эту книгу и нашла следующие записи: получено с миссис Дакрес четыре доллара, с мистера Кистлера шесть долларов, с мистера Гранта два доллара, с мисс Санд пять долларов и с мистера Баффингэма девять долларов.
      Две последние суммы я нашла заслуживающими внимания. Мисс Санд платила за свою крохотную комнатку больше на доллар в неделю, чем я за все свои апартаменты, в то время, как мистер Баффингэм платил даже более, чем вдвое против меня! Я быстро пролистала эту книгу ещё раз. Эти суммы все время повторялись. Плата мистера Гранта была нормальной. У него была маленькая комната, а несколько красивых вещей, которые в ней стояли, принадлежали, вероятно, ему. Шесть долларов за две комнаты мистера Кистлера тоже были обоснованны. Но пять долларов за каморку мисс Санд! И совсем безумной казалась мне сумма в девять долларов за средних размеров комнату мистера Баффингэма! Непонятно! И, конечно, самым удивительным был тот факт, что Уэллеры, оказывается, вообще ничего не платили! Я внимательно перелистала ещё раз книгу записей. Фамилии Уэллер нигде не было!

13

      Миссис Халлоран вырвала книгу у меня из рук и сказала:
      – Это нам ничем не поможет. Они все уплатили!
      Какая же мне польза умалчивать об этом открытии, что Уэллеры, очевидно, не платят за жилье? Не лучше ли будет, если миссис Халлоран сама разберется с этой супружеской парой? Я мягко взяла книгу из её рук и обнаружила на задней стороне обложки следующую запись:
      «$ – 5
      – 9
      – 2
      – 6
      – 4
      $ – 26»
      – и ниже тонким старомодным почерком слова:
      «недостаточно»
      Это укрепило меня в моем решении посвятить миссис Халлоран в мое открытие. Миссис Гэр была не из тех, кто позволит кому-либо жить у себя даром!
      – Миссис Халлоран, вас не удивляет, что в этой книге ни разу не встречается фамилия Уэллер!
      Она снова вырвала книгу у меня из рук.
      – Действительно! Ни единого раза! Ну, это мы ещё посмотрим! Мне-то они заплатят, будьте уверены!
      Как я и ожидала, она тут же помчалась наверх, на второй этаж.
      Я же продолжала свои поиски. Я подвергла внимательному осмотру всю мебель. Спустя некоторое время миссис Халлоран вернулась обратно в довольно подавленном настроении.
      – Моя тетя была должна этим Уэллерам две тысячи долларов. У них даже есть долговая расписка. Поэтому она позволила им здесь жить без оплаты. Но я этого не потерплю! У меня они не будут жить даром!
      – Если Уэллеры смогут доказать, что ваша тетя задолжала им деньги, то они будут возвращены из оставшегося после неё состояния в первую очередь.
      Миссис Халлоран издала крик ярости и опустилась на диван. Ее вопли достигли слуха толстого полицейского, который появился в дверях и окинул нас хладнокровным взглядом. Я продолжала искать, но ничего не находила. Наконец, осталась только мягкая мебель. Я перевернула одно из кресел и заметила, что обивка с одной стороны отходит. Я сунула руку между пружинами. Миссис Халлоран вскочила и стремительно бросилась на меня, как коршун-стервятник, завидевший свою добычу. Она выдернула мою руку из внутренностей кресла, запустила туда свою и вытащила толстую пачку банкнот. Одно- и пятидолларовые купюры.
      Она выпрямилась и, сверкая глазами, взглянула на меня. Она стояла, тяжело дыша, вне себя от жадности.
      Полицейский медленно подошел к нам.
      – Отдайте это мне, милая дама. Я должен присмотреть за ними.
      – Убирайтесь прочь, вы, вор, грабитель! – завизжала миссис Халлоран.
      Толстяк схватил её за руку, но миссис Халлоран молниеносно сунула эту пачку за вырез своего платья. Однако это не помешало доблестному полицейскому выполнить свой долг. Он захватил обе её руки в одну свою громадную лапу, совершенно спокойно запустил другую в её декольте и вытащил эти деньги.
      – Пересчитайте! – приказал он. Я насчитала сто двадцать долларов.
      Он забрал найденные деньги.
      – Вы обе сможете подтвердить эту сумму, – сказал он, и деньги исчезли в большом кожаном бумажнике. Затем он медленно и как-то по-домашнему вышел из комнаты, но остановился снаружи перед открытыми дверями.
      С этой минуты я уже ничего не могла больше сделать. Миссис Халлоран металась от одного предмета мебели к другому, отрывая везде обивку, снимала со стен картины, вынимала их из рам, разрезала старую одежду своей тетки и в результате все комнаты перевернула с ног на голову. Она находила ещё какие-то деньги, но сержант отбирал у неё все до последней купюры. Она вела с ним ожесточенную борьбу, но от поисков все же не отказывалась. Ее как будто охватила лихорадка. В подвале мы не нашли ничего. В бойлерной не представилось возможности что-нибудь разорвать или распилить; в кладовой содержалась лишь куча старого хлама. Около шести часов вечера миссис Халлоран сдалась. Бывшие личные апартаменты миссис Гэр напоминали теперь поле битвы!
      Однако мне эти дикие поиски не принесли ничего нового по убийству старой женщины. Ключ к прошлому миссис Гэр мы не нашли, а ради относительно небольших сумм, которые мы, в самом деле, нашли, едва ли кто-либо пошел на убийство. Все же общая сумма, с той, что нашел Штром, составила около тысячи долларов. Достаточно ли тысячи долларов в качестве основания для убийства?
      Смертельно устав, я включила внизу, в подвале водонагреватель, чтобы иметь возможность принять ванну. Вернувшись к себе, я нашла конверт, в котором находилась короткая записка с вызовом меня на судебное расследование причин смерти в понедельник в половине третьего. Ну конечно! Об этом расследовании я совсем забыла! Может быть, там, наконец, выяснится, была ли миссис Гэр убита или нет.
      Я приняла ванну, оделась и вышла поужинать, очень скоро вернулась домой и присела, чтобы поразмыслить. Итак, кто же, в действительности, извлекал выгоду из смерти этой старой женщины? Халлораны? Может быть, Халлоран пробрался в дом, искал что-то в подвале, а, когда его застала миссис Гэр, убил старуху? Возможно, даже, что в ту пятницу, когда я пришла домой, он скрывался ещё где-то в доме? Может быть наверху? Потом прокрался вниз по лестнице к заднему входу в дом, чтобы заглянуть в подвальное окно, и был при этом захвачен мной врасплох?
      Но тогда кто-нибудь в доме должен был видеть его! Например, мистер Баффингэм, которого я видела спускающимся по лестнице, когда вошла в холл и едва не упала из-за выскочившей кошки. Если кто-то видел мистера Халлорана, то это, вероятно, мистер Баффингэм! Я напряженно размышляла. Когда я недавно вечером осматривала комнату мистера Кистлера, Баффингэма нигде не было видно, а в его комнате стояла мертвая тишина.
      Тем временем толстого полицейского сменил на посту худощавый молодой человек. Я во второй раз обратилась с просьбой, могу ли я навестить кое-кого в этом доме.
      – Я бы хотела сказать несколько слов мистеру Баффингэму. Вы ничего не имеете против?
      Он сделал широкий жест.
      – Я не возражаю! Но если вы опять найдете что-либо подозрительное, не забудьте, пожалуйста, позвать меня!
      С этим намеком я оставила этого жаждущего повышения служащего и поднялась по лестнице. Я постучала в дверь к мистеру Баффингэму; за ней послышался легкий шум, но никто не открыл мне. Я постучала ещё раз, и тогда дверь медленно открылась. Мои очень чувствительные уши уловили какой-то странный звук. Удивленная и озадаченная, я уставилась в угрюмое, серьезное лицо мистера Баффингэма.
      – Что это за странный шум? – спросила я.
      – Сигнализация от грабителя, – ответил он коротко. Сигнализация оказалась эффективной, так как я вдруг увидела, как старый мистер Грант приоткрыл свою дверь и с любопытством выглянул.
      – Хорошая идея! – смеясь, воскликнула я. – Вы должны как-нибудь посмотреть, как я баррикадируюсь там внизу!
      – Вот как?
      На маленькой газовой горелке на сковородке жарились колбаса с картошкой. На столе стоял кофейник.
      – Я вовсе не хотела помешать вам ужинать, – поспешно сказала я. – Я лишь хотела кое-что наскоро спросить у вас. Не помните, не встретили ли вы кого-нибудь в ту пятницу вечером, когда спускались по лестнице? Я хотела сказать – не видели вы случайно расхаживающего по дому незнакомого человека?
      Он некоторое время пристально смотрел на меня, а затем заявил:
      – Нет, я никого не видел.
      – Я теперь точно знаю, кто был тем «шпионом», что выскользнул тогда из подвала миссис Гэр. Это был мистер Халлоран, – объяснила я. – Я подумала, что, может быть, он приходил ещё раз.
      – Я знаю Халлорана; я неоднократно видел его.
      – Но не в ту самую пятницу?
      – Я уже с месяц его не видел. Раньше он приходил сюда чаще.
      – И вы не слышали также ничего необычного? Например, шаги на подвальной лестнице? В конце концов, должен же был кто-то запереть эту кошку! И именно между десятью часами, когда я видела вас в холле, и двумя часами ночи, когда осматривала дом. Как раз тогда это животное исчезло.
      – Откуда мне все это знать? Я ведь не трачу свое время на то, чтобы вынюхивать вокруг! У меня есть другие заботы. А если бы я что-то видел, то рассказал бы вероятно, об этом полиции, не правда ли?
      – Конечно, конечно… извините, что побеспокоила вас…
      Он закрыл дверь и гудение прекратилось. Эта попытка оказалась не очень успешной! Увлекшись, я действительно забыла, что полиция уже задавала все эти вопросы. Во всяком случае, мне было ясно одно: кто пытался тогда меня задушить, тот совершил и убийство старухи! Было бы даже несколько странно, если бы в одну ночь в доме побывало два преступника. Нет, убийца где-то скрывался, прежде чем напасть на меня. Но где? Внутри или вне дома?
      Так как я теперь уже находилась на втором этаже, то могла, собственно говоря, расспросить ещё раз и других обитателей дома. Может быть, это было и бессмысленно, но, однако, давало возможность выяснить, верят ли также и остальные в то, что произошло убийство, или окончательно убеждены, что миссис Гэр умерла естественной смертью.
      Мистера Кистлера дома, очевидно, не было, так как на мой стук ответа не последовало. Мистер Грант, однако, открыл свою дверь так быстро, что я вынуждена была предположить, что он подслушивал. На мой вопрос, не видел ли он в доме какого-нибудь незнакомого человека, он коротко ответил:
      – Нет, никого, ни единого человека!
      У мисс Санд, к которой я после этого зашла, в волосах уже опять были бигуди. Ее тощая фигура была прикрыта потертым шелковым кимоно. Она была занята приведением в порядок своего гардероба. Вся комната пропахла эфиром и нафталином.
      – Я бы наверняка запомнила все, что мне показалось бы чем-то необычным, не правда ли? В конце концов, это же было в тот самый вечер, когда вас пытались задушить! – Она поставила на газ утюг и продолжала: – Кстати, вы тоже получили вызов на расследование? Так, так. Мой шеф очень обрадуется. В самый разгар рабочего дня!
      – Бедная старая миссис Гэр! – сказала я. – От её смерти всем нам одни неприятности. Кроме Халлоранов, естественно.
      – Это старая пиявка! Я рада, что она умерла! – В словах женщины слышалась ненависть. – Может быть, теперь я смогу, наконец… – Она оборвала фразу, сняла утюг с огня и начала яростно гладить. Больше из неё ничего нельзя было выудить.
      Уэллеры тоже были не особенно словоохотливы. Казалось, они засели в своих апартаментах, как в крепости. Миссис Уэллер лишь чуть-чуть приоткрыла дверь.
      – Нет, мы никого не видели и не слышали ничего необычного, – заявила она, закрыла дверь и даже заперла её на ключ.
      Чем они, собственно, занимались? На что жили? О чем разговаривали? Что происходило днем и ночью за этими закрытыми дверями? В задумчивости я спустилась вниз по лестнице. В общем, создавалось впечатление, что Уэллеры жили нормальной, порядочной жизнью – но все же это прозябание в двух комнатах казалось довольно странным. Я слышала, что Уэллер выполнял случайные работы. И это притом, что он был полицейским на пенсии! По виду и прежней профессии его, пожалуй, едва ли можно было отнести к разряду живущих на случайные заработки! Возможно, он был одной из жертв всеобщей экономической депрессии, что и объясняло такое весьма странное существование?
      А по какой причине могла миссис Гэр взять у них взаймы две тысячи долларов? Да ещё принимая во внимание, что она, по-видимому, смогла оставить после себя капитал, состоящий под опекой, на сумму десять-двенадцать тысяч долларов! Или она вовсе не брала взаймы эти деньги, а просто заплатила Уэллерам две тысячи долларов? За что? Не здесь ли ключ к её прошлому?
      Худощавый полицейский в холле иронически заметил, что он очень удивлен, видя меня возвращающейся с пустыми руками. Я проигнорировала его нахальное замечание и удалилась в свои апартаменты, чтобы как следует подумать. Но, едва я уютно устроилась в своем эркере, как в мою дверь громко постучали. Это был Ходж Кистлер.
      Он вошел, закрыл за собой дверь и театрально раскинул руки.
      – Итак, малышка, – вы все же любите меня!
      – Это в данный момент совсем неважно! Просто я решила докопаться до истины с этим найденным билетом. Тем самым я совершенно случайно сделала возможным ваше освобождение, – холодно объяснила я.
      – За это «неважное» маленькое благодеяние я хотел бы сердечно вас поблагодарить! – Он церемонно поклонился, но при этом рот его растянулся в улыбке до ушей. – В тюрьме нет ничего хорошего. Если бы я просидел там дольше, то, возможно, приобрел бы ужасные привычки.
      – Вы и без того их имеете. Но лучше скажите мне, не узнали вы что-нибудь новое об этом убийстве.
      – Ничего. Вместо этого я заключил с солидным клиентом крупный выгодный договор! Одно вы должны торжественно обещать: вы никогда не станете специалистом по рекламе!
      – К этому у меня вообще нет таланта. Но как сыщик! – Я рассказала ему обо всем, что узнала за день, особенно подчеркнув свое подозрение против Халлоранов.
      – А против меня ещё что-нибудь есть?
      – К сожалению, нет! Но тут имеется несколько моментов, которые вы могли бы прояснить для меня…
      – Так вот почему такая внезапная и неожиданная доверчивость!
      – Так оно и есть. Еще раз тщательно проверьте алиби мистера Халлорана. Выясните, действительно ли оно так неопровержимо.
      – Это может сделать один мой наборщик, который по понедельникам всегда свободен. Он знаком со всеми достопримечательными людьми и местами в этом городе. Что еще?
      – Тевмены мне тоже не очень по душе. Миссис Гэр постоянно бранилась с миссис Тевмен, может быть, ей, в конце концов, это надоело, и она решила отомстить. Как насчет алиби Тевменов?
      – Железобетонное. Полиция все тщательно проверила.
      – А что с миссис Халлоран? Может быть, она тоже вовсе и не была в Чикаго?
      – Это, должно быть, легко можно выяснить. Тут даже полиция не сможет ничего напортить. Предоставим это судебному следователю.
      – Если при этом не выяснится ничего нового, я сама займусь расследованием этого дела.
      – Какая жажда приключений! Однако, что с нашим приятелем Баффингэмом? Он единственный в этом доме, которого лично я мог бы заподозрить в этом убийстве.
      – Самое удивительное здесь то, что он за свою смехотворно маленькую комнату платит девять долларов в неделю. Это я видела в регистрационной книге.
      – Девять долларов за эту каморку? Да это же чистый грабеж!
      – Мисс Санд платит пять долларов в неделю. Зато Уэллеры вообще ничего не платят! Они утверждают, будто имеют от миссис Гэр долговую расписку на две тысячи долларов. Вместо того, чтобы расплатиться, старуха позволила им бесплатно жить здесь.
      – Боже мой, да вы в самом деле настоящая ищейка! Кто мог бы предположить, что этот старый дом скрывает столько тайн! Собственно говоря, теперь все они в какой-то степени подозрительны. Кроме нас двоих. То есть, я слишком галантен, чтобы обвинять вас в убийстве.
      – Надеюсь, вы будете столь же галантны и пожелаете мне спокойной ночи. Потому что я смертельно устала!
      Он встал, подал мне руку, безупречно пожелал «приятного ночного отдыха» и удалился. Не знаю, почему все это меня разозлило!

14

      Следующий день был воскресенье. Мисс Халлоран подняла меня очень рано, чтобы получить свою плату за квартиру.
      – Уж эти-то деньги у меня не смогут отобрать! – со злостью проговорила она. – Поэтому я была бы вам очень обязана, если бы вы уплатили мне за жилье.
      – Я имею обыкновение платить вперед, – объяснила я ей. – Следовательно, это означает, что вы собираетесь терпеть меня в этом доме ещё целую неделю?
      – Вероятно, раньше я все равно не смогу от вас отделаться, – сказала миссис Халлоран, скорее откровенно, нежели гуманно. – Вам только остается заплатить.
      У меня в сумке была только одна десятидолларовая банкнота, которую я ей и отдала, а она вернула мне одну пяти – и одну долларовую купюру сдачи. Я обратила внимание на пятидолларовую. Она имела на сгибе длинный разрыв. Это была та самая банкнота, которую я сама отдала миссис Гэр до того, как она собиралась ехать в Чикаго! Итак, теперь, кажется, я поймала, наконец, этих Халлоранов. Я абсолютно спокойно сказала:
      – Значит, вы все таки нашли ещё какие-то деньги!
      Она озадаченно взглянула на меня.
      – Только те, что полицейский отобрал у меня.
      – Тогда, может быть, ваша тетя давала вам наличные деньги? – сказала я вызывающе, чтобы привести её в бешенство и тем самым вызвать на откровенность.
      – Она не дала мне ни цента. Те деньги, что у меня есть, дал мне мой муж. Он получил в пятницу причитающееся ему государственное пособие за июнь.
      Но все это меня не интересовало. Я положила на стол эту разорванную банкноту. Она испуганным взглядом уставилась на меня.
      – Эта банкнота мне знакома. Ею я заплатила миссис Гэр за квартиру за прошлую неделю.
      – О Боже, – охнула она, дрожа и заикаясь, – должно быть, кто-то в доме дал мне её в уплату за жилье! У меня вообще не было ни одной пятидолларовой банкноты! Когда я вернулась из Чикаго, у меня оставалось лишь немного мелочи. Все остальное, что у меня есть, это квартирная плата, которую я собрала за это время.
      Правду ли она сказала? Или она бесстыдно солгала мне? Если она получила деньги от своего мужа, то никогда не сознается, что и эта банкнота тоже от него.
      – А не помните ли, от кого именно вы получили эту приметную банкноту?
      – Дайте-ка подумать… Мистер Кистлер спустился вниз очень рано… он дал мне пятерку и бумажку в один доллар. Потом пришла мисс Санд, чтобы включить воду в ванной. Она заплатила ровно пять долларов. У мистера Гранта наверху я тоже получила пятидолларовую банкноту и дала ему три серебряных доллара сдачи… Уэллеры вообще отказались платить. Баффингэм, когда я поднялась наверх, был ещё в постели. Он заявил, что его комната стоит не больше трех долларов, и впредь уже не будет платить по девять долларов. Вероятно, он задолжал моей тете и выплачивал долг еженедельно вместе с квартирной платой. Я ещё проверю её бумаги. Во всяком случае, он тоже дал пятерку, которую мне разменяли Уэллеры. И я вернула ему два доллара.
      Из этого рассказа нельзя было понять, от кого же она, собственно, получила эту рваную банкноту. Каждого, кто расплатился пятеркой, можно было подозревать в том, что он нашел эти деньги, когда шарил в подвале или в комнате миссис Гэр. Это были мистер Кистлер, мисс Санд, мистер Грант и мистер Баффингэм. Уэллеры исключались. Правда, я дала миссис Гэр эту банкноту в четверг, накануне той катастрофической пятницы. Возможно, она сама отдала её кому-то из своих квартирантов в качестве сдачи. Это было настоящее сумасшествие! Каждый раз, когда я думала, что у меня в руках вещественные доказательства, передо мной вырастала новая стена сомнений и препятствий! Они все были подозрительны! Я опять взяла в руки регистрационную книгу, которую принесла с собой миссис Халлоран, и начала листать её. Мистер Кистлер платил обычно по понедельникам, мистер Грант и мисс Санд – по вторникам, мистер Баффингэм же, в основном – по средам. Эта банкнота, несомненно, являлась косвенным доказательствам. Если ею расплатился один из этих четырех, то он оказывался под сильнейшим подозрением!
      – Пожалуйста, попытайтесь вспомнить! Подумайте как следует. Закройте глаза и представьте себе каждого по отдельности, как он или она платили вам за квартиру.
      Миссис Халлоран послушно закрыла глаза – однако, без какого-либо удовлетворительного результата. С закрытыми глазами и наморщенным лбом она имела чрезвычайно задумчивый вид.
      Но она просто не могла уже вспомнить, кто именно дал ей эту злосчастную банкноту. Во всяком случае, в это воскресенье и день, и ночь прошли для меня спокойно.
      В понедельник утром Ходж Кистлер позвонил мне по телефону.
      – Снова благополучно родился новый номер моей газеты! А своего наборщика я тоже успешно отправил на охоту. Я готов пригласить вас на обед, если пообещаете съесть не больше, чем на тридцать центов! Как насчет «Ветмор Грилль-рум»?
      Я точно знала, что в «Ветмор Грилль-рум» ни одно блюдо не стоит меньше доллара. Это было солидное, элегантное заведение, и я решила одеться как можно получше. Я вошла в ресторан в условленное время, стараясь придать себе высокомерный вид.
      – Если вы намерены стать королевой красоты, вам лучше есть одной! – приветствовал меня Кистлер. – Чтобы я не мог с вами конкурировать!
      Оставаясь неприступной, я деловито спросила:
      – Выяснил что-нибудь ваш наборщик?
      – А не могу ли я сначала подкрепиться, миссис Шерлок Холмс?
      Ходж Кистлер заказал изысканное меню и бутылку вина. Мы с удовольствием пообедали, и затем он начал:
      – Итак, мой ловкий наборщик посетил Халлоранов вчера утром, в половине одиннадцатого. Халлоран был ещё в постели, и дверь открыла маленькая девочка. Андерсон – так зовут моего сотрудника – сказал этому ребенку, что он член Американского легиона, собирающий подписи под обращением к правительству о выплате тысячи долларов каждому бывшему солдату, имеющему ранение. С этой сказкой он послал маленькую девочку к её отцу, и тот тут же появился.
      – Могу себе представить!
      – Итак, оба уселись вместе в гостиной и стали обстоятельно обсуждать этот проект. Мистер Халлоран в пижамных штанах и босиком! Маленькие Халлораны бегали кругом по всему дому. Наконец, мистер Халлоран сам свернул разговор на все те трудности и неприятности, которые свалились на его голову в связи со смертью тетки его жены. Его даже подозревали в убийстве, но это ведь совершенно невозможно! Мой добрый Андерсон сочувственно и заинтересованно спросил, почему именно невозможно. Тогда Андерсон рассказал ему по секрету – как мужчина мужчине – что у них была небольшая семейная ссора, и он решил отомстить довольно распространенным способом. Короче говоря, тот знаменитый вечер пятницы он провел в некоем доме, известном своей определенной репутацией. Он даже назвал Андерсону этот дом, вероятно, для большей убедительности. Естественно, Андерсон сразу же после этого отправился туда и узнал от хозяина этого заведения, что Халлоран сидел там и пил до четырех часов утра. Следовательно – алиби «железное»!
      – Но это мог быть только Халлоран! Никто другой не имел мотива для этого убийства!
      – Но Андерсон не удовлетворился одним лишь рассказом хозяина этого дома. Он отыскал ещё одну платиновую блондинку и двух мужчин, которые находились в одной компании с Халлораном. Все трое поклялись, что Халлоран был вместе с ними. И я не думаю, что эти трое стали бы лжесвидетельствовать из-за какого-то собутыльника.
      – Полный тупик! – простонала я.
      – Не отчаивайтесь. Кто знает, возможно, что-то прояснится при судебном расследовании. – Он посмотрел на часы. – И, поскольку мы как раз заговорили об этом расследовании, малышка, наш час настал! Уже половина третьего.
      Мы поспешили отправиться к зданию суда, где должно было состояться расследование. Когда мы, запыхавшись и отдуваясь, прибыли, судебный следователь ещё даже и не появился. Помещение, куда нас привели, было большим и голым, похожим на школьную классную комнату. На возвышении стоял стол с несколькими стульями. Сбоку от него тоже был выставлен ряд стульев, очевидно, для присяжных заседателей. Остальная часть помещения была заставлена откидными стульями, на которых уже сидели все приглашенные. На заднем плане стояли несколько любопытных, у дверей – разные полицейские чины. Мы сели рядом с мистером Грантом и начали шепотом переговариваться с ним. Нам пришлось ждать довольно долго. Атмосфера в помещении была весьма гнетущая. У всех присутствующих был подавленный и безнадежный вид, и это мрачное настроение ещё усугублялось жарой и пылью. Как и всегда, когда я нахожусь в зале суда, я начала мечтать о ванне со свежей, прохладной, чистейшей водой!
      Наконец, появился судебный следователь вместе с лейтенантом Штромом и несколькими незнакомыми мне мужчинами. Следователь – в частной жизни известный политик – сел к столу. Штром уселся рядом с ним. После вступительных формальностей следователь сказал коротко и четко:
      – Прошу первого свидетеля – миссис Халлоран.
      Я не стану излагать это разбирательство во всех подробностях, большинство из которых уже описано в прессе. Но все же приведу некоторые интересные моменты.
      Показания миссис Халлоран касались преимущественно её поездки в Чикаго. После неё был вызван кассир с вокзала. Затем последовал некий мистер Бенке, который тоже оказался служащим вокзала.
      – Вы стояли у турникета перед выходом к поезду, который уходил в пятницу в восемь часов пять минут?
      – Да, ваша честь.
      – Помните ли вы двух дам – мисс Халлоран, которая только что давала показания, и другую, постарше?
      – Да, ваша честь!
      – Опишите вторую женщину.
      – Это была невысокая старая дама с очень красивыми белыми волосами. На ней была старомодная черная шляпа с фиалками и черное платье.
      – Почему вам особенно запомнилась эта женщина?
      – Ну, ваша честь, около меня толпились отъезжающие, так как турникет между залом и выходом к поезду ещё не был открыт. Обе женщины – вот эта и та, другая, – стояли прямо передо мной. Вот эта дама все время совала мне под нос свой билет и кричала: «Когда же мы, наконец, сможем пройти? Мы хотим занять приличные места!» Я привык к таким нервным пассажирам и почти не обращал внимания на её возбуждение. Наконец, турникет был открыт, и я пропустил людей. Но эти две женщины ещё долго стояли рядом со мной. Старая дама не могла найти свой билет. Младшая – миссис Халлоран – показала мне свой, который я и прокомпостировал. В конце концов, старая женщина сказала: «Иди вперед, я приду, как только найду свой билет». И, в конце концов, эта дама пошла к поезду одна.
      – Можете вспомнить, нашла ли старая женщина свой билет?
      – Я точно помню, ваша честь. Она, похоже, даже как следует и не искала. Она внезапно исчезла в толпе. Мимо меня она, во всяком случае, не проходила. Я ещё даже огляделся вокруг в поисках её.
      – Вы её вообще больше не видели?
      – Нет, ваша честь.
      – Благодарю вас. Вы можете садиться.
      Следующим свидетелем был проводник поезда, помнивший, что он проверял билет у миссис Халлоран. Таким образом, не оставалось никакого сомнения в том, что она действительно ездила в Чикаго.
      – Следующая свидетельница миссис Гвинни Дакрес.
      Когда я направлялась к свидетельскому месту, мое сердце стучало учащенно и громко. Я была приведена к присяге, а затем меня так начали бомбардировать вопросами, что страх и нервозность исчезли. Мне пришлось подробно рассказать о событиях, которые произошли со мной в прошлую пятницу, и о своих наблюдениях, и, в конце концов, была отпущена. Казалось, что суд хочет услышать обо всем происшедшем в хронологической последовательности. Кроме того, мне стало ясно, что дело заключается лишь в формальном соблюдении законности. Едва ли это дело полиции какие-то новые или решающие доказательства. Но я узнала кое-что новое для себя, что позднее должно было стать мне очень полезным.
      После меня Кистлер был допрошен о том, как и где он провел пятницу. За ним следовал сержант полиции Фостер, которого я знала лишь по имени Джерри. Он доложил о своем осмотре дома в пятницу. Пришлось дать показания и жильцам нашего дома. Допрос Фостера об обнаружении покойной в подвале проходил так:
      – Итак, Фостер, теперь мы подошли к вашей ужасной находке в кухне подвала. Вы показали, что нашли останки, одежду и волосы раскиданными по полу, и все это близко к двери?
      – Да, ваша честь.
      – Не было ли там оружия? Может быть, был выстрел?
      – Ни того, ни другого.
      – Не имелось ли признаков того, что было использовано какое-либо другое орудие убийства?
      – Нет. В ящике стола находились обычные кухонные ножи, но они были чистыми. То есть – относительно чистыми… во всяком случае, ни один из них не был использован для убийства старой женщины.
      – Ни молотка, ни топора?
      – Их мы нашли в ящике с инструментами в бойлерной и отдавали на экспертизу. Они тоже не применялись в качестве орудия убийства.
      – Был ли в помещении большой беспорядок?
      – Ну, ваша честь, как можно догадаться, оно выглядело не особенно приятно. Но опрокинутой мебели там не было.
      – Были ли сняты отпечатки пальцев?
      – Конечно. Но они не дали удовлетворительного результата. Были обнаружены только один-два четких отпечатка, принадлежащих старой женщине, на кухонной плите.
      – Где нашли ключ?
      Я взволнованно подалась вперед. Ключ! О нем я пока ещё ничего не слышала.
      Он лежал на кухонном столе рядом с опрокинутой банкой с макаронами.
      – Вы абсолютно уверены в том, что этот ключ лежал там, когда вы взломали дверь?
      – Мы никого не впускали в кухню, ваша честь! Мистер Уэллер и мистер Кистлер заглядывали в кухню через открытую дверь, но они стояли позади сержанта Харланса и смотрели через его плечо. Ни один из них двоих не мог бросить ключ на стол через всю кухню. Определенно не могли этого сделать так, чтобы Ред Харлан не заметил!
      – И вы также уверены, что это был ключ от кухни?
      – Конечно, ваша честь. Мы его опробовали.
      – Существует ли какая-то вероятность того, что к этому замку подходит какой-либо другой ключ?
      – Я думаю, едва ли. Мы выбивали дверь топором, но замок при этом не был поврежден. Мы перепробовали все ключи в доме, но ни один не подошел. Даже наша полицейская отмычка не смогла открыть этот замок.
      – Вы принимали участие и в обыске других помещений этого подвала?
      – Да, ваша честь.
      – И какие результаты дал этот обыск?
      – В кладовой мы нашли кресло-качалку, на которой лежало черное пальто. Не очень толстое – оно было небрежно переброшено через спинку кресла. На сиденье лежал черный бумажник. За стулом лежала шляпа.
      – Одну минуту, пожалуйста.
      Лейтенант Штром тихо сказал что-то одному из служащих, тот поспешно вышел и тут же вернулся с каким-то свертком.
      – Это те самые вещи, которые вы нашли в кладовой, сержант Фостер?
      – Да.
      Ему разрешили уйти и попросили миссис Халлоран и Бенкса идентифицировать эту одежду как ту самую, в которой миссис Гэр была в день отъезда в Чикаго. После этого сержанта Фостера опять вызвали на свидетельское место.
      – Помогали ли вы лейтенанту Штрому при обыске помещений, которые занимала миссис Гэр?
      – Да, ваша честь.
      – Сколько их было?
      – Гостиная, маленькая спальня под лестницей и холл.
      Я непроизвольно тихо вскрикнула. Конечно – ведь холл, в сущности, служил этой старой женщине второй гостиной. Она ведь вечно сидела там на старом кожаном диване. Там миссис Халлоран могла бы ещё раз дать волю своим варварским инстинктам! Ведь там она ещё не искала!
      – Где нашли ключ от её сейфа?
      – В сумке.
      – Вы считаете, что этот обыск был очень основательным?
      – Конечно, ваша честь. Я был чрезвычайно удивлен, когда услышал, что эти дамы раскопали ещё деньги!
      На это последовал громкий смех, и все посмотрели на меня. Лейтенант Штром недовольно покосился в мою сторону. Ему, конечно, было неприятно, что мы с миссис Халлоран обнаружили этот клад!
      – Не все столь корыстолюбивы, как некоторые дамы, – сказал судья, тем самым вновь вызвав смех. – Итак, Фостер, говорят, что миссис Гэр не доверяла своим жильцам и внушала себе, что среди них есть «шпион», который ищет либо деньги, либо другие ценности. Когда вы, спустя неделю после смерти миссис Гэр, обыскивали дом, не сложилось ли у вас впечатление, что кто-то рылся в вещах миссис Гэр?
      После короткой драматической паузы Фостер сказал:
      – Трудно сказать, была ли миссис Гэр по своей натуре аккуратной или неаккуратной, но у меня создалось такое впечатление, что в её вещах кто-то основательно покопался!

15

      Это высказывание вызвало всеобщее возбуждение в зале. Миссис Халлоран вскочила и закричала:
      – Я так и знала, что меня ограбили! Скажите только, о ком идет речь, и я напущу на него полицию!
      Ее энергично призвали к порядку: затем следователь вновь обратился к Фостеру:
      – Чем вызвано у вас впечатление того, что вещи миссис Гэр осматривали, Фостер?
      – Мне, например, бросилось в глаза, что все картины на стенах висели косо, как будто их кто-то переворачивал, чтобы посмотреть, не скрывается ли за ними встроенный сейф. У одной из подушек на диване были распороты швы. Выдвижные ящики в её спальне перерыты. Впрочем, мы нашли очень толстую пачку банкнот за самым нижним ящиком этого комода.
      Не вызвали ли эти слова благородную ярость кого-то из присутствующих в зале суда из-за того, что эта пачка банкнот ускользнула от него! Я оглядела своих соседей по дому: мисс Санд, мистер Баффингэм, мистер Грант. Их лица выражали исключительно повышенный интерес – и только. Халлораны выглядели разочарованными, Тевмены – опечаленными. Мистер Кистлер имел вид терьера, почуявшего где-то крысу.
      О себе самой я знала, что выгляжу очень задумчивой. Конечно, у убийцы была целая неделя, чтобы рыться в вещах миссис Гэр.
      Из остальных показаний я не узнала ничего нового. Допрос продолжался всю вторую половину дня. Снова и снова каждого из нас вызывали на свидетельское место. Вновь проверяли алиби, и здесь нужно сказать, что миссис Халлоран, узнав о «подвигах» своего супруга, вела себя на удивление спокойно и с достоинством. Присяжные выглядели смертельно усталыми. Когда судебный следователь, наконец, закончил допрос свидетелей и обратился к присяжным, это подействовало на всех, как дуновение свежего воздуха. Он взял со стола несколько листов бумаги и начал зачитывать свое заключение. Присяжные выглядели несколько ошалевшими, но таковы все присяжные!
      – Дамы и господа! Это судебное разбирательство проводится для того, чтобы выяснить, умерла ли покойная естественной смертью или в результате насилия. Чтобы отделить зерна от плевел, я вам сейчас повторю о деятельности миссис Гэр все, что представляется важным для этого дела. Мы знаем, что миссис Гэр во второй половине дня вторника или среды перед Днем поминовения купила один билет на поезд до Чикаго, отходивший в пятницу в восемь часов пять минут. Она подарила этот билет своей племяннице, миссис Халлоран. Обе дамы покинули Трент-стрит приблизительно в семь часов двадцать минут означенной пятницы. У выхода к поезду миссис Гэр стала рыться в своей сумке в поисках якобы пропавшего билета, но, естественно, не нашла его. Миссис Халлоран прошла через турникет к поезду, ожидая, что её тетя последует за ней. Но вместо этого старая женщина отошла от турникета и исчезла.
      Из этого можно сделать вывод, что миссис Гэр вообще не имела намерения ехать в Чикаго, что эта поездка нужна была ей как предлог, чтобы либо отделаться от миссис Халлоран, либо поймать того самого подозрительного «шпиона», как она его называла. Это предположение подтверждается показаниями миссис Дакрес, с которой миссис Гэр делилась своими подозрениями о том, что в доме находится «шпион». Миссис Халлоран также добавила, что её тетя подозревала в этом мистера Халлорана. Вы, уважаемые присяжные заседатели, должны сейчас тщательно взвесить обоснованность этого аргумента. Но вам не следует также упускать из виду вероятность того, что миссис Гэр купила и второй билет, но потеряла его. Был даже найден в доме второй билет, но обнаружилось доказательство того, что этот второй билет был куплен не миссис Гэр. Это отнюдь не доказывает однозначно, что миссис Гэр нужна была эта запланированная поездка в качестве предлога.
      Мы можем лишь с уверенностью сказать, что эта пожилая женщина в Чикаго не поехала. Ее даже видел мистер Грант в восемь часов тридцать минут. Это приблизительно то самое время, когда она могла вернуться домой с вокзала. Что произошло с ней потом, мы не знаем. Зато мы знаем, что дверь подвальной кухни какое-то время до десяти часов вечера была открыта, при этом оттуда выскочили одна или, возможно, несколько кошек. В десять часов домой возвратилась миссис Дакрес, и мы имеем показания двух лиц о том, что одна из кошек сбежала вниз по лестнице и спряталась в холле. Установлено также, что когда сержант Фостер вскоре после полуночи прибыл в этот дом и производил его осмотр, все животные оказались запертыми на кухне. Мы знаем, что шляпа, пальто и бумажник миссис Гэр лежали в кладовой. Мы не знаем достоверно, были ли эти вещи положены туда до или после осмотра дома. Ведь Фостер искал женщину, а не предметы одежды.
      Теперь я подхожу к вопросу, была ли миссис Гэр убита или умерла естественной смертью. Не забывайте, что с восьми часов тридцати минут вечера пятницы никто её больше не видел и не слышал. Сначала рассмотрим вероятность убийства.
      Полицейский врач дал заключение, что труп доставлен в помещение, где его нашли не позднее, чем в субботу. Вероятно, в пятницу ночью. Такое преступление едва ли стали бы совершать среди бела дня. Возможно ли, что миссис Гэр была убита вне этого дома? Тогда труп должны были доставить в дом. Либо через передний вход, либо через апартаменты миссис Дакрес. В подвале есть одна дверь, ведущая с лестницы к апартаментам миссис Дакрес, однако, дверь, ведущая в кухню миссис Дакрес уже много лет заперта и заколочена. Густой слой пыли на этой лестнице остался нетронутым, на нем не обнаружено никаких следов. Следовательно, труп должны были внести через парадную входную дверь. Это очень рискованно, но возможно. О мотивах мы пока не говорим, хотя я здесь могу сказать, что мотив для убийства, конечно, был. Вам известно прошлое миссис Гэр, а такое малопочтенное прошлое может скрывать в себе и причину убийства. Кроме того, известно, что миссис Гэр имела привычку повсюду в доме прятать небольшие суммы денег, которые были найдены.
      Итак, вернемся ещё раз к версии убийства вне дома. Если миссис Гэр мертвая или живая – была доставлена своим убийцей в дом, то это могло произойти в следующие периоды времени: между восемью часами пятью минутами и десятью часами, между десятью часами и полуночью, между окончанием осмотра дома и утром. Более точно мы не знаем. Эта история с кошкой дает нам уверенность в том, что дверь кухни открывалась до десяти часов и ещё раз между десятью часами и полуночью, когда ранее выбежавшая кошка была снова заперта. Едва ли можно предположить, что все это сделано человеком, который не знал очень хорошо этот дом.
      Теперь рассмотрим вероятность убийства внутри дома.
      В этом случае миссис Гэр могла сама вернуться домой к названному мной времени. Во всяком случае, тогда она встретила в доме своего убийцу, была убита и заперта в кухне вместе со своими домашними животными. Кое-кто из свидетелей убежден, что миссис Гэр застала кого-то роющимся в её вещах и была поэтому убита. Полагают также, что этот человек напал и на миссис Дакрес, так как трудно поверить, что в доме находилось два преступника. Через гостиную миссис Дакрес преступник пройти не мог, так как, когда она вернулась к себе, её стулья были нетронуты и по-прежнему подпирали дверь. Также невозможно представить себе, каким образом убийца смог запереть в кухне этих животных и останки старой женщины, так как единственный имеющийся ключ был найден в кухне на столе.
      Однако, вам следует иметь в виду, что факт копания в вещах миссис Гэр вовсе не должен означать обязательно последовавшего вслед за этим убийства. Вы также не должны поддаваться влиянию мнения некоторых свидетелей о том, что миссис Гэр убита.
      Теперь мы переходим к возможности естественной смерти. Предположим, что миссис Гэр после своего возвращения спустилась в подвал. Возможно, она долгое время сидела в своем привычном кресле-качалке в кладовой. Там же она положила и свои вещи. Где-то около десяти она открыла дверь кухни, при этом выбежала одна из кошек. Когда миссис Дакрес в десять часов пришла домой, миссис Гэр могла находиться там, внизу. В подвал ведь никто не спускался. В какой-то момент времени, между десятью часами и полуночью миссис Гэр снова поймала свою кошку и принесла её к остальным в кухню. Возможно, старая женщина прислушивалась, чтобы установить, не бродит ли кто-нибудь по дому. Она любила так сидеть одна в потемках. Мы слышали, что у неё было больное сердце. Может быть, у неё случился сердечный приступ, возможно, инфаркт, и она умерла. Это могло произойти до или после осмотра дома. Возможно, нападение на миссис Дакрес и связанное с этим волнение стоило жизни старой женщине. Прискорбно, что в тот вечер запертая кухня не была открыта и осмотрена; ведь к тому времени миссис Гэр могла быть ещё жива, но слишком слаба, чтобы позвать на помощь.
      Все это, естественно, лишь версии. Мы знаем только, что останки покойной были найдены во вторник следующей недели, и причем в таком состоянии, что установить, каким образом она умерла, не представляется возможным. Убедительным доказательством естественной смерти является ключ на кухонном столе. Дверь была заперта, ключ лежал внутри. За исключением популярных детективных романов, убийцы редко проходят сквозь запертые двери.
      Уважаемые дамы и господа, вам во всех подробностях описали действия и поступки всех проживающих в доме. Если Вы придете к заключению, что миссис Гэр была убита, то назовите, пожалуйста, и имя подозреваемого вами в этом убийстве.
 
      Так закончилось обращение судебного следователя к присяжным заседателям. Те тяжело поднялись и с озабоченными лицами гуськом вышли через боковую дверь из зала суда.
      Я бросила взгляд на судебного следователя. Он сидел, свободно откинувшись и удовлетворенно похлопывал себя по животу. Лейтенант Штром снисходительно улыбался. Я вздрогнула. Не мне ли он улыбался? Я не успела это определить, так как, ощутив на своем лице мой взгляд, он поспешно повернулся к судье.
      Ходж Кистлер рядом со мной тихо присвистнул сквозь зубы.
      – Какое, по-вашему, будет решение? – спросил он меня.
      – Убийство! Ведь ничего другого и быть не могло!
      – Значит, вы были убеждены в этом с самого начала?
      – А вы разве нет?
      – Хм, – неопределенно промычал Кистлер.
      – Сколько времени им понадобится?
      – Понятия не имею. Такое может длиться часами.
      – О Боже! У меня уже ноги затекли.
      – Этому можно помочь!
      Мы встали и начали прохаживаться взад и вперед по залу. Когда другие свидетели увидели, что никто не сделал нам замечания, они последовали нашему примеру. Атмосфера в помещении была напряженной. Даже полицейские чины собрались вместе и возбужденно перешептывались. Я дождалась, когда лейтенант Штром окажется один, и подошла к нему. Кистлер последовал за мной.
      – Очень хорошо изложено, лейтенант, – сказала я.
      – Почему же вы поздравляете не судебного следователя? – Его глаза блеснули, а губы растянулись в легкой иронической усмешке.
      – Его стиль показался мне знакомым!
      – Благодарю за комплимент.
      – Я сама не смогла бы сделать это лучше!
      Лейтенант полиции громко рассмеялся.
      – Вы неподражаемы, барышня! – И обратился к Кистлеру: – Как вы справляетесь с такой девушкой?
      – Так как миссис Дакрес отрицает наличие у меня каких-либо мозгов, то она и не утруждает себя тем, чтобы судить о моих умственных способностях в той или иной форме.
      – Вы удивлены? – обратился ко мне Штром.
      – Почему я должна удивляться?
      – Могу ли я судить о ваших умственных способностях?
      Кистлер вставил:
      – Пощадите малышку! Какое решение может быть вынесено?
      – Откуда мне это знать?
      – Что вы! Разве есть вещи, которых вы не знаете? – спросила я, изображая наивное удивление.
      – Между нами говоря, я это, конечно, знаю. Но не могу разглашать. Во всяком случае, одно я могу вам пообещать: сегодня ночью в вашем холле детектив уже дежурить не будет. – Он усмехнулся и отошел обратно к судебному следователю.
      Я взволнованно спросила Кистлера:
      – Что это должно означать? Может быть, вы отгадаете эту загадку?
      – Возможно! – Глаза Кистлера задумчиво уставились в пространство. – Вероятно, они убеждены в её естественной смерти. Никому ненужная старуха умерла. Мир от этого не стал несчастнее. Она просто покинула его.
      – Но это было убийство! Я абсолютно убеждена в этом!
      Присяжные заседатели вышли в шесть часов, к семи они ещё не вернулись. Мне хотелось знать, что может означать такое долгое совещание.
      Кистлер объяснил:
      – Вероятно, есть кто-то, несогласный с мнением всех остальных.
      – О, Господи! Должно быть, он настоящий осел!
      Наконец, около восьми часов открылась дверь, из которой раньше вышли присяжные. Мы поспешили вернуться на свои места. В зале установилась переполненная ожиданием, мертвая тишина. Присяжные вышли, и судебный следователь задал традиционный вопрос, на который старшина присяжных ответил:
      – Мы пришли к единому мнению о том, что миссис Гэр умерла какой-то неизвестной нам естественной смертью.
      Я не поверила своим ушам! Когда я посмотрела на лейтенанта Штрома, он торжествующе ухмыльнулся мне. Мне стало не по себе, как какому-нибудь парашютисту, который на высоте четырех тысяч метров обнаруживает, что его парашют не раскрылся!
      Итак, вот каков конец этой жуткой истории!
      Когда Кистлер вместе со мной выходил из зала, я сказала ему:
      – И это все? Полиция больше ничего не будет предпринимать?
      – Так оно и есть, малышка. Ваша страшная тайна лопнула, потому что здесь и не было никакой тайны. Достойно сожаления, что старая женщина умерла одна, или, вернее в дурной компании! Таково мнение полиции. Для неё дело закончено и закрыто. Отныне ни один полицейский не переступит порог нашего дома.
      Как человек может ошибаться!
      Я, разумеется, ещё не знала этого, и потому с удовольствием приняла приглашение Кистлера поужинать. Его больше не волновало неразумное решение присяжных. Я же, напротив, была в ярости.
      – Не могу себе представить, каким образом такой логически мыслящий, интеллигентный человек, как лейтенант Штром пришел к такому безрассудному заключению?
      – А разве вы, при всей вашей мудрости, не можете допустить, что, возможно, ошибаетесь вы, а не Штром? Все же он имеет немалый опыт в расследовании убийств. Вы же, слава Богу, наоборот, никакого. Но вам хотелось бы небольшой сенсации, не правда ли? Для вас все это ужасное дело должно быть связано с убийством, на меньшее вы не согласны!
      – Штром ошибается! Я согласна на любое пари, что он ошибается!
      Кистлер помахал в воздухе сосиской по-венски.
      – Тогда докажите свое утверждение. Вы же не хотите посадить кого-то на электрический стул только потому, что убийство интереснее, чем какой-нибудь инфаркт, не так ли?
      Доказать я, конечно, ничего не могла.
      – Ну, тогда положите это дело в архив, малышка. Сегодня пятница. Это значит, что мне не нужно на работу. Не пойти ли нам в кино или предпринять что-нибудь более интересное? Вы когда-нибудь пробовали настоящий моряцкий ром? Думаю, что нет! Итак, сегодня вечером вы узнаете кое-что новое.
      Мы развлекались истинно по-королевски. Я пила чистый ром, смотрела лихой приключенческий фильм, а после всего этого мы пошли на танцы. Все это, конечно, не могло полностью отвлечь от смерти в доме миссис Гэр, но, по меньшей мере, не напоминало о ней.
      Мы вернулись домой только около трех часов утра и на цыпочках прокрались через темный, неохраняемый никем холл. Перед моей дверью мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я открыла свою дверь, окинула беглым взглядом комнату, чтобы убедиться, все ли в порядке, и тихо крикнула ему, что по-видимому в моей комнате никто не побывал. Ведь и Кистлер, и я теперь знали, как легко можно открывать двери!
      Я слышала, как Ходж тихо поднялся по лестнице. У меня было приподнятое настроение. Я провела прекрасный вечер и была по-настоящему счастлива. Раздевшись, я, как обычно, забаррикадировала свою дверь, так как, несмотря на хорошее настроение, все ещё не верила в спокойствие в этом доме. При этом я с блаженной улыбкой вспоминала об этом чудесном романтическом вечере с Ходжем. В конце концов, я забыла о миссис Гэр и вскоре заснула.
      Когда я внезапно проснулась, моей первой мыслью было: как ужасно темно в комнате! Не хватало тусклого желтоватого света от уличного фонаря на углу. Кругом было абсолютно черно. Я медленно повернулась лицом к окну. Чернота. Но нет – виднелась узенькая полоска света. Жалюзи были закрыты!
      Кровь застыла у меня в жилах. Я точно помнила, что не закрывала жалюзи! Вдруг я уловила движение и легкий шорох в комнате – вкрадчивый, смертельный шорох. Я лежала как окаменевшая, горло перехватило спазмой. Я постепенно слабела. С трудом подняла руку – она коснулась чего-то твердого. Сознание начало пропадать – я задыхалась… я лишь нашла в себе силы подумать: «Господи, пожалей мою бедную душу!» В следующее мгновение на меня обрушился страшный удар. Я потеряла сознание.

16

      Здоровым людям обычно доставляют нездоровое удовольствие разговоры о болезни и смети. Меня же отныне трудно будет убедить в «блаженстве перехода в мир иной»!
      Там, куда меня отправил этот ужасный удар, было черно, тихо, страшно. Не было никакого мирного покоя, никакого мягкого, сладкого небытия. Я была охвачена болью, страхом и ужасом! Я лишь пыталась отделаться от постоянной судорожной боли, вырваться из поглотившей меня отвратительной удушающей атмосферы – но мне не позволяли умереть! Я почти достигла своей цели, подошла к той точке, где уже нет ни боли, ни страха, ни удушья – но только почти! Меня насильственно возвращали обратно, принуждали мою спасающуюся душу вернуться в истерзанное болью, бездыханное тело! И я вернулась – а иначе как я могла бы все это описать?
      Я вернулась к яркому белому свету и к резкой пронзительной боли, в сравнении с которой наполненная страхом чернота казалась благом. Я опять хотела спастись бегством – меня не пускали. Со мной проделывали всевозможные вещи, которых мне не удавалось избежать. Меня окликали. И постепенно я начала понимать и узнавать окружающее. Вокруг меня были люди. Надо мной склонился кто-то в белом. Ходж Кистлер. Белая рубашка, белое лицо. Мистер Уэллер, лейтенант Штром. Странно – как он оказался здесь?
      Я закрыла глаза, желая снова ускользнуть от них. Но они не оставляли меня в покое. Они били меня, трясли, что-то вливали мне в горло.
      Сознание возвращалось ко мне постепенно и совершенно против моей воли. Потому что с приходом сознания локализировалась и боль. Моя голова раскалывалась от боли. Может быть, это от рома? Ну, конечно, – я же пила ром! Неразбавленный! Чушь – это вовсе не от рома. Смерть подкралась к моей постели… да, это был… шорох, потом отвратительный запах, – затем удар. Я опять открыла глаза. Надо мной все ещё склонялось белое, вспотевшее лицо Кистлера.
      – Удар, – пробормотала я остатками своего прежнего голоса.
      – Спокойно, спокойно, – но не засыпайте снова! Не спать – ты слышишь меня, малышка? Не спать!
      – Моя голова!
      Лицо Кистлера растянулось в широкой, добродушной ухмылке.
      – Все же ты легко отделалась. Она уже опять нормально функционирует.
      Ходж отошел от моей постели на несколько шагов, и я услышала его слова:
      – Что скажите, доктор?
      – Все в полном порядке! – прозвучал голос, сравнимый с гудком океанского парохода. – Кто будет ухаживать? Хорошо. Отлично. И, пожалуйста, до двенадцати часов не позволяйте ей снова заснуть.
      Затем стало тихо. Единственное, что я ещё могла слышать, было гудение в моей голове. Миссис Уэллер и Ходж Кистлер попеременно подходили к моей постели. Каждый раз, когда я закрывала глаза, они трясли меня, что я находила не очень приветливым. После этого я попыталась спать с открытыми глазами, как кролик. Против этого они ничего не могли возразить. И, в конце концов, они действительно позволили мне заснуть.
      Когда я проснулась, у меня горел свет. Но кто-то надел на прозрачный стеклянный шар бумажный пакет. И чего только люди не придумают! Я чувствовала себя немного лучше. Громкое гудение в моей голове перешло в тихое жужжание. Я попробовала включить свой мозг, как какое-нибудь радио. Это было прекрасное ощущение, снова иметь возможность думать, пусть даже и несколько рассеянно.
      Ходж Кистлер сидел у моей постели, вытянув длинные ноги, сунув руки в карманы брюк. Он имел очень свирепый вид.
      – Хелло! – сказала я.
      Он вскочил.
      – Хелло! Смотрите-ка, кто тут вдруг снова ожил! – Он низко склонился надо мной, сияя глазами.
      – Что, собственно говоря, произошло?
      – Если ты пообещаешь мне не падать сразу в обморок, я скажу тебе: понятия не имею!
      – Разве вы его – или её – не поймали?
      – Этот случай с тобой также загадочен, как и все остальное, происшедшее здесь за последнее время.
      Вместе с силами ко мне вернулось и ехидство.
      – Теперь лейтенант Штром может утверждать, что я умерла естественной смертью, случайно упав с постели.
      За улыбкой Ходжа скрывались серьезность и ярость.
      – Ты имеешь право высмеивать всех нас. Слышать больше не хочу о Штроме!
      – Мне проломили череп?
      – Тебе? Ну, что ты! Он же у тебя железобетонный! – пошутил, рассмеявшись, Ходж.
      – Почему же тогда я так отвратительно себя чувствую?
      – От этой вони. Принюхайся-ка кругом.
      Я послушно принюхалась.
      – Странно – пахнет, как…
      – Как эфир?
      – Да. Именно так. Эфир!
      – Но тот, кто совершил все это свинство, не ограничился одним эфиром он использовал также и нафталин. Поэтому ты так плохо себя чувствуешь.
      Только теперь до меня дошло, что Ходж обращается ко мне на «ты». Как ни странно, я не имела ничего против, а сделала тоже самое.
      – Ты можешь за меня больше не волноваться.
      – Ах, малышка! – он ласково похлопал меня по руке. – Мне ужасно жалко тебя!
      – Мне следовало принять твое приглашение, – проговорила я, слабо улыбнувшись.
      – Пожалуйста, шутки в сторону!
      – Ты ведь не оставишь здесь меня одну сегодня ночью? – с ужасом спросила я.
      – В этом ты можешь быть уверена. Я ведь и всю прошлую ночь тоже был здесь.
      С этой успокаивающей мыслью я опять заснула. На этот раз глубоко и крепко. И проспала до следующего утра. Свет все ещё горел, хотя в комнату светило солнце. Ходж спал сном праведника, сидя в кресле у моей постели. Голова склонилась на сторону, руки свисали с подлокотников. Впервые с тех пор, как я его знала, он выглядел спокойно, почти по-детски.
      Вдруг в холле послышались шаги. Я с трудом повернула голову в сторону двери. Мой приятель, тот худощавый полицейский, заглянул, приоткрыв дверь, посмотрел на меня с довольно глупым видом и снова удалился. Я попробовала осторожно поднять голову и заметила, к своей радости, что она не развалилась на части. Хотя было все ещё убийственно больно, но боль эта, однако, была уже более или менее терпимой. Я бесшумно перебралась на другой конец своего дивана, намереваясь встать с постели позади кресла, в котором спал Кистлер. Но он тут же проснулся.
      – Хеда, что ты делаешь?
      – Я голодна.
      – Голодна? – с ужасом спросил он.
      – Да, а почему я не могла проголодаться?
      – Ты не можешь быть голодной, – решил он. – У тебя дурной желудок.
      – Моему желудку совершенно все равно, дурной он, или нет. Во всяком случае, он пустой.
      Он поднялся и потянулся.
      – Есть только апельсиновый сок. Предписание врача. Вчера нельзя было ничего, сегодня – апельсиновый сок.
      И больше я ничего не получила. Мы поспорили также и из-за того, что я собиралась встать с постели. Ходж позвонил доктору и, ворча, вернулся обратно.
      – Доктор говорит, если у тебя такая лошадиная натура, что ты можешь встать, то, ради Бога, вставай. Но, если тебе станет плохо, ты должна немедленно снова лечь. А я не понимаю, почему тебе не плохо. Но у меня куча дел. И мне, собственно, нужно бы пойти на работу. Сегодня среда. Знаешь ли ты, что это значит? Среда! Я скажу этому полицейскому там, за дверью, чтобы он присмотрел за тобой.
      Первым делом я выключила свет. Потом остановилась посреди своей спальни и огляделась по сторонам.
      Кругом царил прямо-таки варварский беспорядок. По полу были разбросаны газеты, книги и журналы. Ящики буфета и комода были выдвинуты, вещи из них были выброшены и валялись на ковре. Даже тарелки и чашки были вынуты из посудного шкафа.
      У меня закружилась голова. Что же все это должно означать?
      Даже если люди, вернувшие меня к жизни, что-нибудь здесь искали, они не могли устроить такой беспорядок! Этот разгром носил печать злого умысла.
      Я прошла в свою кухню. И здесь был страшный беспорядок. Ящики выдвинуты, все в них перевернуто. Я открыла чулан, где хранилась моя одежда – вся одежда валялась на полу. Мой чемодан был вскрыт, а его содержимое перерыто. Сама кухня имела ужасный вид. Но хуже всего выглядела комнатушка, занимаемая миссис Гэр. И тут меня осенило. Что же я за дура, однако!
      Я ведь никогда ничего не рассказывала полиции о чулане, который миссис Гэр занимала своими вещами. Я совершенно забыла о нем. И как я только могла! Сначала я была раздражена тем, что миссис Гэр оставила за собой эту площадь в моих апартаментах. Правда, потом она побеспокоила меня лишь однажды, чтобы что-то достать оттуда, и поэтому я никогда больше о нем не вспоминала.
      Я наклонилась (осторожно, моя голова) и подняла с пола старую, пахнущую средством против моли меховую куртку. Она была изрезана. И все другие старые вещи тоже были разрезаны ножом или ножницами. Коробки и ящики были открыты, их содержимое брошено на пол. Так же, как и в моих апартаментах. Теперь у меня было доказательство того, что «шпион» все-таки существует. Не найдя того, что искал, в комнатах миссис Гэр, он затем принялся за мою квартиру. И поэтому я подверглась нападению. Он хотел убрать меня с пути!
      Что искал этот человек? Что могло побудить кого-то устроить такой дикий, безрассудный погром чужого имущества? И нашел ли он то, что искал? У меня началось головокружение, и я отправилась назад, в постель. Ходж оставил на моем ночном столике апельсиновый сок. Я с жадностью выпила его до последней капли. Но лучше мне не стало. Хотя в апельсинах, возможно, и содержатся витамины, но яйца и ветчина содержат ещё и многое другое! Я лежала спокойно и, хотя мое тело отдыхало, мозг продолжал лихорадочно работать.
      Что же это может быть, что надеялся найти этот неутомимый непрошенный гость? Деньги? Оставшиеся деньги? Вероятно, в период между той печально известной пятницей и злополучным четвергом он уже нашел кое-что, так как, если полиция, миссис Халлоран и я сумели что-то найти, почему этого не мог сделать этот обстоятельный «сыщик»? Теперь я сообразила, почему тогда на кухонном столе лежала опрокинутая банка с макаронами. Вероятно, там внутри были тоже спрятаны деньги. Во всяком случае, одно я знала точно: он нашел мою бывшую рваную пятидолларовую банкноту и безрассудно опять пустил её в оборот.
      Кажется, кому-то очень, очень необходимы деньги! Может быть, мистер Баффингэм, сын которого находится в заключении, должен оплатить расходы на адвокатов и судебные издержки? Или этот пожилой мистер Грант, который не имеет работы, но любит роскошь? Стареющая мисс Санд, ненавидящая свою работу, но боящаяся её потерять? Уэллеры, которые освобождены от квартирной платы и живут случайными заработками? Жадные Халлораны? Бедные, лишенные будущего Тевмены? Или – чтобы оставаться последовательной – Кистлер, которому так срочно нужен новый пресс, и которому лишь с большим трудом удается конкурировать с «Комет»? Или даже я сама – безработная миссис Дакрес?
      Разве есть кто-нибудь в этом доме, кому не нужны деньги? Но кто готов добывать их такими сомнительными средствами? Кто будет вести себя, как полусумасшедший ради того, чтобы найти несколько сотен долларов? Мне казалось, что здесь все-таки что-то не сходится.
      Нет, если дело в данных, то это должны быть очень большие деньги! Кто-то знал, что где-то в этом доме было спрятано целое состояние! А для такого состояния миссис Гэр, конечно, подыскала очень надежное место! Она была разумной и находчивой. Но если речь не о деньгах, что тогда искал этот «шпион»? Что-то, связанное с темным прошлым миссис Гэр? Может быть, какие то компрометирующие документы? Но кто может так яростно и ожесточенно охотиться за таким документом? Кто?
      С того дня, как я увидела регистрационную книгу, у меня появилось недоверие к двум жильцам. Очевидно, у миссис Гэр был повод шантажировать двоих людей. Мисс Санд и мистера Баффингэма. Почему позволяла себя шантажировать стареющая продавщица? Как можно иначе объяснить то, что за смехотворно маленькую комнатушку она платила пять долларов в неделю? Насчет мистера Баффингэма долго гадать не нужно. Старуха могла шантажировать его из-за каких-нибудь темных делишек его незадачливого сына.
      Может быть также, что сама миссис Гэр подвергалась шантажу, а именно, со стороны Уэллеров. Даже если у них была долговая расписка, неизвестно: то ли миссис Гэр взяла у них взаймы две тысячи долларов, то ли просто купила их молчание? И нашел ли, в конце концов, этот неутомимый «сыщик» то, что искал? Закончились ли теперь, наконец, эти волнения? Явилась ли финалом эта попытка убить меня? Собственно говоря, ответ лежал на поверхности. Первое, что должен был обшарить этот «сыщик», – это чулан со старыми вещами миссис Гэр. А так как он, кроме того, перевернул с ног на голову все мои вещи в гостиной и кухне, следовательно, того, что искал, не нашел? Похоже, так оно и есть – этот «сыщик» ещё не удовлетворен. Я закрыла глаза и попробовала представить, что же мне ещё предстоит пережить. Едва ли я смогу вынести ещё такие волнения.
      И тут я решила больше не относиться к делу Гэр легкомысленно и лишь проявлять любопытство. Я объявила войну этому неизвестному преступнику. Я должна его найти, прежде чем он в самом деле убьет меня!
      Вскоре после этого состоялось первое короткое сражение. Я услышала звонок у входной двери, и, спустя несколько минут, в мою комнату вошел лейтенант Штром. Его сопровождали двое мужчин.
      – Как у вас дела сегодня?
      – Я просто готова лопнуть от хорошего настроения.
      – Одним седым волосом меньше на моей покаянной голове! – ухмыльнувшись, сказал лейтенант. – Я бесконечно сожалею обо всем случившемся, миссис Дакрес.
      – Я тоже, – проговорила я, дотронувшись до своего раненого черепа.
      – Если у вас есть дельные соображения, я готов смиренно выслушивать их.
      – Вы все ещё считаете, что миссис Гэр не была убита?
      Штром подсел к моей постели и, вздохнув, заговорил:
      – Миссис Дакрес, вы, собственно, задумывались когда-нибудь о таком преступлении, как убийство? При каждом случае убийства общество, в котором мы живем, поднимает ужасный крик. Я мог бы констатировать, что люди, которых убивали, в большинстве случаев заслуживали этого. Но это лишь между прочим! Мне это дело представляется так: один человек отнимает жизнь у другого – либо намеренно, либо случайно. Общество требует, чтобы преступление было надлежащим образом наказано. Посмотрим, что это за наказание. Обычно оно заключается в том, что преступник исключается из человеческого общества – либо путем смертной казни, либо посредством пожизненного заключения. Почему мы это делаем? Из мести? Чтобы дать урок этому преступнику? Чтобы отпугнуть других этим примером? До сих пор не найдено средство против кровожадности. Даже в тех странах, где людям ещё отрубают головы, число убийств не уменьшается. Нет – мы хотим воспрепятствовать снова убивать тому человеку, который однажды убил. Мы должны защищать наших граждан. Возьмем этот случай с миссис Гэр. Мы не можем доказать, что она умерла не естественной смертью. Все это дело выглядит очень похожим на естественную смерть. Но если она была убита – чего здесь ожидать? Вероятно, она была убита потому, что застала какого-то «шпика» за его грязной работой. Воры обычно не убивают. Никакого оружия у них не бывает. Если сможем, мы его найдем и накажем. А если не найдем? Едва ли это человек такого типа, который вторично пойдет на убийство! Вы понимаете, куда я клоню?
      – Вполне.
      – Ну, вот как обстояли дела в понедельник вечером. Мы держали этот дом под охраной. Снаружи патрулировал полицейский.
      – Как трогательно!
      – У вас сарказм по любому поводу! Вы все это дело поставили на голову!
      – Что вы имеете в виду?
      – Эту попытку убить вас. Здесь действительно речь идет о настоящей, обдуманной, недвусмысленной попытке убийства с вещественными доказательствами. Я покончу с этим негодяем! Теперь мы знаем, что имеем дело с опасным преступником, с типом, который снова пошел на убийство. В конце концов, мы не можем ему позволить убить такую милую, симпатичную, любезную молодую женщину. – Штром улыбнулся мне.
      – Для норвежца вы слишком сентиментальны! Я ведь тоже оттуда родом! Во всяком случае, меня радует, что я вдруг стала так много значить для вас!
      – Если вы достаточно окрепли…
      – Как лошадь!
      – Хорошо, следовательно, тогда я распоряжусь привести в эту комнату каждого, кто есть в доме и мог бы пользоваться хлороформом или эфиром, и потребую отчета, где он или она были вчера ночью. Будьте внимательны! Следите за каждым движением, каждым жестом, каждым фальшивым звуком! К счастью, нам придется иметь дело лишь с теми людьми, которые знали, что миссис Гэр хранила в этом чулане некоторые вещи. Кстати, Вы забыли рассказать мне об этом.
      – Да, к сожалению.
      – Ну ладно. Надо надеяться, это научит вас ничего не умалчивать от полиции.
      – Конечно, лейтенант, – смиренно согласилась я.
      – Значит, вы действительно чувствуете в себе достаточно сил, чтобы вытерпеть эти свидетельские показания?
      – Ну конечно! – Я села в постели и подоткнула себе за спину подушку. Я почти забыла о своем голоде. Затем я потребовала разъяснить мне, что же, собственно говоря, со мной произошло. – Мне никто ничего не рассказывает!
      Штром рассмеялся.
      – Могу себе представить, как вас разнимает любопытство. Итак, вот факты, как они были представлены. После судебного расследования вы ушли вместе с Кистлером и превосходно отужинали. Верно?
      – Точно.
      – Вы вместе с ним вернулись домой около трех часов утра, распрощались с Кистлером около вашей двери, после чего включили свет и внимательно осмотрели ваши апартаменты. Правильно?
      – Совершенно верно.
      – Дальше следуют показания Кистлера. Во вторник, в шесть часов утра зазвонил телефон. Этот звонок разбудил мисс Санд, которая спустилась вниз и сняла трубку. Просили Кистлера. Она снова поднялась наверх, постучала, и он ответил, что сейчас подойдет к телефону. Звонил мистер Троубридж, который праздновал заключение крупного договора на рекламу.
      – А, так они действительно получили этот заказ! – вставила я.
      – Да. Мистер Троубридж праздновал хорошо, и даже слишком, и к утру ему пришло в голову, что он, собственно, ещё совсем ничего не знает о результатах судебного расследования. Кистлер в бешенстве бросил трубку. Он намеревался вернуться в постель, но внезапно удивленно остановился. А почему, собственно, к телефону подходила мисс Санд? Она ведь живет наверху, далеко он телефона, в то время, как вы, миссис Дакрес обычно подходите к телефону первой, так как он, фактически, звонит прямо рядом с вашей дверью. В конце концов, Кистлер предположил, что тот самый ром, должно быть погрузил вас в мертвецкий сон, и вдруг – когда Кистлер обернулся – он почувствовал какой-то запах. Он подошел к вашей двери и принюхался. Из щели под дверью исходил сильный запах эфира и нафталина. Святое небо, почему в шесть часов утра вы занимаетесь чисткой своей одежды? Да ещё после того, как вы пришли домой только в три часа? Он постучал в вашу дверь. Никакого ответа. Он позвал. Но это не принесло успеха, так как стулья, которыми вы забаррикадировались, не поддались.
      – О Боже! – простонала она.
      – Что такое?
      – Эти стулья действительно ещё были под дверной ручкой?
      – Пожалуй, это можно утверждать!
      Кровь отхлынула от моего лица, меня охватил озноб.
      – Да, но как же тогда этот… этот… преступник проник сюда?
      Штром покачал головой и смущенно взглянул на меня.
      – Я осмотрел все углы, щели и двери. Я не имею понятия!
      Я с ужасом уставилась на него. Что же, ради всего святого, здесь произошло? Что… что за существо пыталось меня убить?

17

      – Я просто не смогу этого больше выдержать, – сказала я. – Я умираю от голода!
      Штром приказал одному из своих подчиненных позвонить врачу. Через несколько минут мужчина вернулся со словами:
      – До завтра – только апельсиновый сок!
      Я покорилась своей судьбе и снова выпила стакан апельсинового сока.
      – А теперь я хочу знать, как можно совершить попытку убийства через запертую и забаррикадированную дверь! – заявила я, немного подкрепившись.
      – Хорошо. Я реконструирую это дело.
      – Но сначала я хотела бы услышать окончание истории.
      – Для Кистлера теперь начиналась самая трудная часть работы. Он позвал мистера Уэллера, и объединенными усилиями им удалось взломать дверь. Когда дверь, наконец, распахнулась, стулья опрокинулись. Ваш ключ все ещё торчал в замочной скважине. Они оба ворвались в комнату, открыли жалюзи и нашли вас с большим куском ваты на лице. Вата была пропитана каким-то химическим средством для чистки, состоящим, в основном, из эфира и нафталина. Кистлер стал пытаться вернуть вас к жизни. Он трудился над вами как истинный самаритянин, милая дама! Если жизнь доставляет вам удовольствие, то вы должны благодарить Кистлера за то, что она вообще ещё есть у вас!
      – Симпатичный парень, не так ли?
      – Да. Даже мужчины могут ему посочувствовать.
      – Это ещё больше говорит в его пользу. Я поблагодарю его. Есть ли подозрение, откуда это чистящее средство?
      – Рядом с вашим диваном стояла пустая бутылка с надписью: пятновыводитель.
      – Боже мой! – воскликнула я. – Мисс Санд!
      – Что это должно означать?
      – Мисс Санд пользовалась этой жидкостью. Когда я недавно заходила к ней, чтобы кое о чем спросить, она как раз занималась чисткой своей одежды. Я видела эту бутылку.
      – Вы уверены, что это был пятновыводитель?
      – Абсолютно уверена.
      – Я уже опрашивал вчера всех жильцов этого дома, есть ли у них это чистящее средство. И Мисс Санд и миссис Уэллер сказали, что пользуются этой жидкостью. Это очень популярное средство для чистки. Регулярное пользование пятновыводителем не может служить основанием для возбуждения уголовного дела. Эту жидкость мог купить любой. – Он нахмурился и взглянул на меня.
      – Но на такое могла пойти только женщина, – медленно произнесла я.
      – Хм. Прежде чем мы продолжим разговор об этом, я хотел бы узнать, что вам нужно было выяснить у мисс Санд.
      – У меня было сильное подозрение в отношении Халлорана, и я вспомнила о кошке, которая попалась мне в десять часов в холле. Я хотела установить, не видел ли кто-либо из жильцов кого-нибудь у нас на лестнице.
      Штром посмотрел на меня жестким, пытливым взглядом.
      – И кого же вы об этом спрашивали?
      – Сначала мистера Баффингэма, затем мистера Гранта, мисс Санд и, наконец, Уэллеров.
      Штром наклонился вперед.
      – Вы отдаете себе отчет, что с вами могло произойти намного более худшее, чем то, что произошло? Если бы вас нашли двумя часами позже, вы были бы уже мертвы! Вы и ваши детективные поиски! Тот, кто приходил сюда, сделал это с намерением вас обезвредить!
      – Все это звучит ужасно кровожадно!
      – Теперь вы должны задать определенный вопрос, – проворчал Штром.
      – Наверно, я должна спросить, почему хотели обезвредить именно меня, не правда ли?
      – Верно.
      – Но это очень просто: по-видимому, я напала на след убийцы.
      – Что вы говорите!
      – И теперь я уже не имею права сдаваться! – целеустремленно заявила я. – Теперь мне слишком поздно отступать. Все, сделанное или узнанное мной и вызвавшее у кого-то желание убить меня, я уже сделала и узнала! Совершенное нельзя сделать несовершенном. Все, что я ещё могу сделать, – это обезвредить убийцу, прежде чем он ещё раз нападет на меня.
      – Мисс Львиное сердце! Может быть, вы будете так добры и посвятите меня в некоторые ваши секреты?
      – Теперь, конечно, слишком поздно рассказывать о чулане в кухне. Об этом я, действительно, не подумала. Потом ещё эта история с регистрационной книгой. Я нашла её в субботу, когда вы дали мне разрешение на осмотр дома.
      Об этом я доложила ему подробно. Моя теория о странных и нелогичных ценах за комнаты очень заинтересовали его, так же, как и мое мнение о шантаже Уэллерами миссис Гэр. Дальше я рассказала об основательном обыске в моих вещах и моих предположениях по этому поводу.
      Штром встал и заявил, что он хочет прежде всего установить, каким образом кто-то мог проникнуть в мою запертую и забаррикадированную квартиру. Я тоже встала, накинула халат и показала ему, как я обычно подставляю на ночь стулья к двери. Я защемила спинки ручкой, которая ещё сохранилась, хотя замок при выбивании двери сломался. Вместе с двумя своими спутниками Штром осмотрел двери сантиметр за сантиметром. Он изучил петли, филенки, ручки.
      – Исключено, что кто-то воспользовался для входа этой дверью.
      – Мы тоже так считаем, – сухо согласился лейтенант Штром.
      – А вы уверены, что этот… тот, кто был здесь… уже покинул эту комнату к тому моменту, когда Кистлер вломился сюда?
      – Уэллер утверждает, что первое, что они сделали, был тщательный осмотр вашей комнаты. Они оба клянутся, что никого не видели.
      После этого Штром направился к окнам. Мои окна, конечно, были открыты, причем доверху. Но они были снабжены стальными противомоскитными сетками, которые можно было снять только изнутри. Полицейские осмотрели окна и сетки с помощью увеличительных стекол. Мне было совершенно ясно, что ни один человек не смог бы влезть в эти окна без того, чтобы отвинтить эти сетки и потом опять привинтить. Последующий вслед за тем обстоятельный осмотр кухни был таким же безрезультатным. Наконец, мы подошли к неиспользуемой, заколоченной изнутри двери, за которой находилась подвальная лестница. Засов заржавел, его невозможно было сдвинуть с места. Штром возился с ним, пока к него едва не полопались жилы на лбу. Но засов не двигался. Они простучали стены, осмотрели потолок. Безнадежно.
      В конце концов, они все опять вернулись в гостиную, угрюмо и с отчаянием поглядывали друг на друга. Лейтенант Штром медленно и задумчиво произнес:
      – Мы все осмотрели самым тщательным образом, но ничего не нашли! Все же мы должны как-то выяснить, каким образом он вошел и вышел. В волшебство я не верю!
      – Может быть, преступник уже скрывался здесь, когда миссис Дакрес пришла домой? – спросил мужчина, которого звали Вэн.
      – Исключено! – энергично возразила она. – Ведь, прежде чем пожелать Кистлеру доброй ночи, я сначала внимательно осмотрела комнату.
      – Может быть, кто-нибудь был в чулане?
      – До того, как там все перевернули и разбросали, он был так набит, что ни один человек не смог бы в нем спрятаться. Кроме того, замок был бы взломан. Я бы это заметила. И, кроме того, все ещё остается вопрос, как тот человек вышел из этой комнаты и снаружи запер и забаррикадировал ее!
      Полицейские, наконец, сдались.
      – Мы не представляем, как это можно было сделать, – раздраженно сказал лейтенант Штром.
      – Единственное место, за которое мы ещё можем зацепиться, – это подвальная лестница, которая выходит к этой заколоченной двери. Нам нужно осмотреть её ещё раз снизу. Идем!
      Этот приказ относился к полицейским, но я тоже пошла с ними.
      – Оказывается, дверь в подвал открыта! – воскликнула я.
      – Конечно. Полицейский, который дежурил здесь до этого, открыл её в понедельник после полудня. Мы здесь уже были.
      Штром повел нас в кухню, где были найдены ужасные останки мертвой женщины. Все следы этого фантастического и страшного происшествия были убраны. Пол выглядел чистым и пустым. Несмотря на это, кухня не очень-то возбуждала аппетит. Одна дверь вела в уборную, которая располагалась под моей. За другой, которую открыл Вэн, начиналась неиспользуемая подвальная лестница, оканчивавшаяся в моей кухне за заколоченной дверью. Слева стояла старая грязная газовая плита. У одной из стен между двумя окнами стоял шаткий кухонный стол. Мое сердце начало биться быстрее. Этот стол стоял приблизительно там, где сверху выступал балкон моей кухни. Он находился примерно в полуметре от окна, верхняя половина которого была на несколько сантиметров приоткрыта. Штром уже направился к подвальной лестнице. Я крикнула ему:
      – Стойте! Это тот самый стол, на котором нашли ключ?
      – Естественно.
      – Тогда, значит, миссис Гэр была убита. Теперь я знаю, как убийца вышел из этого помещения после того, как совершил свое черное дело.
      Трое полицейских смотрели на меня, вытаращив глаза.
      – Выкладывайте!
      – Очень просто. Убийца вышел через дверь и запер её за собой. Вероятно, он собрал всех животных и запер их.
      – Великолепно. Потом он сунул ключ под дверь, а одна из кошек аккуратно положила его на стол! – язвительно сказал один из полицейских.
      – Напротив! Он подождал, пока все в доме успокоится. Потом обошел дом сзади и бросил ключ в кухню через эту узкую щель в верхней части окна. Ключ упал на этот стол.
      – О святое небо, лейтенант, я думаю, миссис Дакрес права! – возбужденно закричал Вэн и уставился на приоткрытое, заколоченное окно. – Я могу даже повторить это. Подождите-ка все здесь. Я сейчас попробую.
      Он выбежал из кухни. Через несколько минут в кухню через щель в окне влетел ключ. Он ударился о край стола и упал на пол.
      – Бросайте его немного больше вправо! – крикнул Штром.
      Появился второй ключ и с металлическим стуком упал на стол. Штром вытер лицо громадным носовым платком.
      – Пять сантиметров от места, где лежал тот самый ключ! Этого достаточно, Вэн. Спасибо.
      Он присел к столу и глубоко задумался. Вэн вернулся и смотрел на меня сияющим взглядом.
      – Так, – сказал Штром, блеснув глазами. – Кто-то помог миссис Гэр умереть. – Он подошел к лестнице, от которой я его перед этим отозвала. – Теперь я вам кое-что покажу.
      Он взял меня за плечи, подвел к нижней ступеньке подвальной лестницы и направил луч своего мощного фонаря на верхние ступени.
      – Вам ничего не бросается в глаза?
      – Краска на ступеньках почти полностью стерта.
      – Я не это имею в виду. Вспомните-ка о показаниях на судебном расследовании. В связи с этим вас в самом деле ничего не удивляет?
      Я поломала голову и, в конце концов, созналась, что ничего необычного не заметила.
      – Я повторю одну фразу из показаний Джерри Фостера: «Толстый слой пыли на этой лестнице был нетронут».
      До меня тут же дошло, к чему клонил Штром.
      Он торжествующим тоном продолжал:
      – За это время лестница была подметена! И кто же её подмел? Определенно не миссис Тевмен, так как она удрала сразу же после судебного расследования. Она заявила, что не задержится в этом доме ни на минуту дольше, чем это необходимо. Миссис Халлоран тоже не могла этого сделать. Она сюда и ногой не ступала и вообще не приходила в дом, пока мы вчера во второй половине дня не доставили её сюда с целью допроса. Мои сотрудники также не прикасались к этой лестнице. Они убрали этот свинарник в кухне, и я ещё подумал, когда проверял их работу: «И что за лентяи! Уж лестницу-то они, по меньшей мере, тоже могли бы подмести!» Следовательно, имеется только одно существо, которое могло быть заинтересовано в том, чтобы лестница была подметена – это именно тот, кто напал на миссис Дакрес. Преступник воспользовался этой лестницей и не хотел, чтобы были обнаружены его следы. И, таким образом, он должен был как-то воспользоваться и верхней дверью! Заколоченной, закрытой на засов – мне безразлично. Никакой другой возможности нет!
      Штром взбежал вверх по лестнице. Мы с любопытством последовали за ним, наблюдая, как он тщательно исследует дверь. Луч его фонаря скользил по поверхности двери.
      – Мы проверяли эту ручку на наличие отпечатков пальцев. Ничего не нашли! Это тоже подозрительно! Ручка двери, неиспользуемой в течение такого долгого времени, в общем, не должна быть такой тщательно вытертой! Но задвижка не двигается.
      Луч его фонаря заиграл на винтах, крепящих филенку двери. И вдруг мы все заметили на старой масляной краске этой двери свежую царапину.
      – Царапина! Вы только посмотрите – свежая царапина!
      Штром взял отвертку и начал отворачивать четыре винта. Это удалось сделать очень легко. Затем он взялся за ручку двери и потянул – мне пришлось поддержать его сзади, так как иначе он кувырком скатился бы вниз по лестнице. Потому что дверь открылась совсем легко! Мы все вскрикнули от удивления. При ближайшем рассмотрении мы установили, что заржавевший засов был посередине распилен!
      – Черт побери! – вскричал Штром, отбросив в сторону все приличия. Черт возьми!
      Меня же во всем этом деле больше всего ошеломило тот факт, что я могла проспать перепиливание железного засова.
      – Ведь это, должно быть, страшно шумная работа!
      – Вы ведь пришли домой только в три часа утра, миссис Дакрес. С полуночи до трех часов утра можно успеть перепилить дюжину старых задвижек.
      – Таким образом, это означает, что, когда я вернулась домой, кто-то уже подстерегал меня там, внизу…
      – Вероятно.
      – Я задаю себе вопрос, смогу ли я когда – либо опять спать спокойно?
      Штром рассмеялся.
      – В этом я твердо убежден!
      – А я нет! Мысль о том, что кто-то, возможно, притаился там внизу и поджидает момент, чтобы ещё раз ударить меня по черепу, совсем не утешительна!
      – Во второй раз этого не случится! – заверил меня лейтенант полиции. – До окончания этого дела мои люди будут дежурить здесь внизу в течение всей ночи, не сходя с места.
      – Кроме того, слесарь поставит здесь хороший, надежный новый замок. Согласны?
      – Я уже никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Подумать только, что я доверилась этим дурацким стульям под ручкой двери в гостиной!
      Лейтенант Штром, ухмыльнувшись, подмигнул своим сотрудникам.
      – Самое лучшее для миссис Дакрес – это снова выйти замуж. Любые меры безопасности не так надежны, как храбрый супруг! – засмеялся он. Затем снова повернулся к двери. – Здесь, должно быть применена не совсем обычная пила. Есть в этом доме кто-нибудь, кто был в заключении?
      – Нет, насколько я знаю. Правда, сын мистера Баффингэма сидит…
      – Об этом я тоже уже вспомнил.
      Мне в голову пришла мысль:
      – Какова сумма залога за освобождение молодого Баффингэма?
      – При убийстве залог не разрешен.
      – Но адвокаты тоже стоят огромных денег! Вероятно, Баффингэмы остались должны довольно большую сумму, не правда ли? Я уже часто задавала себе вопрос, не потому ли адвокаты добиваются свободы для своих клиентов, чтобы они могли снова ограбить какой-нибудь банк и заплатить гонорар адвокату…
      – Все это очень остроумно, но не приближает нас к цели, – нетерпеливо сказал Штром. – Во всяком случае, теперь мы знаем, как ваш обидчик вошел в вашу комнату и как снова вышел. По крайней мере, это уже кое-что! Сразу после обеда я распоряжусь собрать всех обитателей этого дома и начну допрос. В вашем присутствии, миссис Дакрес.
      Мужчины ушли обедать, а я тем временем выпила свой надоевший апельсиновый сок, ненадолго прилегла, потом встала и оделась.
      Халлоранов, должно быть, тоже вызвали, так как, с трудом облачась в свою одежду, я услышала доносящийся из холла голос миссис Халлоран.
      Вернувшись, лейтенант Штром превратил мою гостиную в импровизированный судебный зал. Он сел в кресло к моему складному обеденному столу, я заняла место на диване, исполняя одновременно роли слушателя и присяжного заседателя. Первым вызвали Халлоранов. К моему удивлению, явились не двое, а все девять Халлоранов. Впереди выступали миссис мистер Халлоран, а следом за ними в комнату гурьбой вошли семеро маленьких Халлоранов. Шестеро из них были шумными, невоспитанными и неприятными миниатюрными копиями родителей. Однако, старшая дочь раздавала тумаки и подталкивала остальных, младших детей, пока они до некоторой степени не образумились.
      На вопросы лейтенанта Штрома отвечала миссис Халлоран.
      – Мы отмечали получение наследства! В конце концов, мы же имеем на это право…
      – Право отмечать у вас никто не оспаривает. Расскажите, пожалуйста, где вы были и в какое время.
      – После судебного расследования мы пошли домой и забрали наших малышей. Потом мы все отправились в ресторан «Эль-Лаго» – о чем я, впрочем, вчера уже рассказывала – первосортный ресторан скажу я вам! И мы, наконец-то, заказали себе все, что хотели! – Голос миссис Халлоран звучал гордо. Следовательно, это означало, что адвокаты выдали им аванс в счет наследства. – Итак, мы поели. Так хорошо мы уже давно не ели. У них в «Эль-Лаго» прекрасный повар! После этого мы все отправились в «Ред бабль».
      Это был ночной клуб. И детей они, очевидно, тоже потащили туда с собой. Я раскрыла рот, что мисс Халлоран, по-видимому, приняла как выражение моего восхищения, так как продолжила:
      – Своим детям всегда нужно показывать только лучшее из лучших. Им, конечно, там ужасно понравилось! Наш стол был совсем рядом с танцплощадкой, и мы с Халлораном тоже танцевали. Двое наших малышей уснули, но это ничего не испортило. Нам лишь пришлось их разбудить, так как к нам присоединились ещё друзья, с которыми мы затем все вместе отправились в пивную. Одно очень забавное заведение на Мэйн-стрит. Потом мы поменяли его на другое, на Хэмпстед-стрит. Там мы встретили ещё больше друзей. Уже давно мы так хорошо не веселились!
      – Мистер Халлоран все время оставался с вами?
      Она бросила кокетливый взгляд на стоявшего поодаль супруга и задорно сказала:
      – Конечно, он был со мной! Вы ведь не думаете, что он позволил бы своей жене выходить одной!
      Мистер Халлоран смущенно ухмыльнулся. Я очень хорошо могла себе представить, что теперь, когда его жена стала наследницей, он от неё не отстанет. Меня поражала эта куча детей. Они, по-видимому, были не из робких. Штром некоторое время молча смотрел на миссис Халлоран, а затем сказал:
      – Ваши показания правдивы, мы их уже проверили. Это семейство вернулось домой только на восходе солнца. И едва ли они были достаточно трезвыми для того, чтобы суметь отравить кого-либо хлороформом.
      Все Халлораны торжествующе посмотрели друг на друга.
      Следовательно, мне приходилось примериться с тем, что Халлоран, которого я до этого подозревала больше всех остальных, действительно невиновен.
      – Спасибо, – коротко сказал лейтенант Штром и кивком головы отпустил всю семью. Они с шумом покинули комнату и продолжали шуметь за дверью, в холле. Впрочем, они оставались в доме всю вторую половину дня, так как дети ведь ещё как следует не видели своего будущего нового жилища. Меня удивляло, что они ещё раньше не занялись этим имуществом. Но, в конце концов, с момента обнаружения мисс Гэр прошла неделя. Одна неделя! Чего только не случилось за этот короткий промежуток времени! И что ещё произойдет!? При мысли о переезде сюда всей семьи Халлоранов я ужаснулась. Вероятно, мне придется искать какое-то другое пристанище. Но, разумеется, не раньше, чем прояснится эта тайна! Я не собиралась позволить скрыться моему обидчику.
      – Пригласите, пожалуйста, Тевменов, Вэн! – распорядился Штром.
      Появилась миссис Тевмен в сопровождении своего малорослого, похожего на крысу супруга. Видимо, они ожидали в холле.
      – Итак, Тевмен, я хотел бы сначала кое о чем вас спросить. Можете ли вы обращаться с пилой по металлу так же хорошо, как и с пилой по дереву?
      – Пила по металлу?
      – Вот именно – пила по металлу.
      – Понятия не имею! Но думаю, что смогу.
      – Не находили ли вы когда-нибудь здесь, в доме такую пилу для стали?
      – В ящике с инструментами за корытом есть одна пила… но пилит ли она сталь…
      – Ладно, оставим пока это. Теперь повторите ту историю, которую вы мне рассказывали вчера. Что вы делали в понедельник?
      – Ну, лейтенант, это было так: я присутствовал при судебном расследовании… – Я видела, что он нервничал и немного дрожал. – Как я уже говорил, мой брат и я держим сосисочную – он работает днем, а я ночью. Ну, в понедельник моя жена отправилась сюда, чтобы забрать наши вещи, а я пошел прямо на работу. Мой брат был, конечно, там, и мы побеседовали с ним приблизительно до девяти часов вечера… ну, да… и потом я остался один на рабочем месте. Его я не мог оставить ни на минуту, иначе сопрут… э… я хотел сказать, они у меня все украдут…
      – Звучит логично. – Штром обратился ко мне: – Его рассказа тоже соответствует истине. Мы опросили нескольких его клиентов.
      Затем он вопросительно посмотрел на миссис Тевмен:
      – Итак?
      – Я вернулась сюда… я хочу сказать, после того судебного расследования. – Она выглядела сердитой. – Я решила ни минуты больше не оставаться в этом доме. Потому что с миссис Халлоран как хозяйкой мне стало ещё невыносимее, чем прежде. Увидев, что в холле уже нет дежурного полицейского, я спустилась вниз, собрала все наши пожитки и отправилась прямо к Джиму. Это мой родственник. И там осталась, вы ведь не собираетесь меня вернуть сюда, лейтенант?
      – Нет, нет, миссис Тевмен, Вы можете спокойно оставаться у своего родственника. Где ваш ключ?
      – На книжной этажерке в холле.
      – Вот видите? – обратился ко мне Штром. – Этот ключ тоже был там. Конечно, вполне возможно, что Халлораны или Тевмены изготовили себе запасной ключ. Но в этом я сомневаюсь. – На этом он отослал Тевменов, и те с облегчением покинули комнату.
      – Я намеренно распорядился вызвать сначала этих четырех свидетелей. Я был убежден, что ни один из них не имеет отношения к нападению на вас и связанному с ним убийству миссис Гэр. Их участие, по моему мнению, полностью исключается. С остальными людьми, проживающими здесь, дело обстоит уже иначе. У меня такое ощущение, что каждый из них подозрителен.
      Перед моим мысленным взором прошли все обитатели этого дома.
      – Почему вы так полагаете, лейтенант Штром? – взволнованно спросила я.
      – Давайте поразмыслим. Может ли здесь идти речь о посторонних? Исключено. Это должен быть кто-то из числа тех, кто знает этот дом и внутри, и снаружи и легко может войти в него.
      – Это я понимаю.
      – Итак, кто здесь оказывается под вопросом? В первую очередь Кистлер. Для него ведь, в сущности, было очень просто ещё раз потихоньку спуститься вниз после трех часов утра, не правда ли? – улыбаясь, сказал Штром. – Не думаю, что вы относитесь к типу людей, расположенных к самоубийству – а, впрочем, довольно затруднительно сначала ударить себя по черепу, а после этого самой себя травить хлороформом.
      – Что вы говорите! Мне сейчас пришло в голову ещё кое-что. Чем меня, собственно, ударили по голове?
      – Ах, вы этого не знаете? Молотком из ящика с инструментами внизу. Разумеется, на нем мы тоже не обнаружили никаких отпечатков. Итак, на ком мы остановились? Ах, да – Кистлер. Баффингэм. Грант. Мисс Санд. Уэллеры. Шесть человек.
      – Я не могу себе представить, чтобы это была женщина. Это должен быть мужчина. Конечно, следует учесть, что у мисс Санд была бутылка с пятновыводителем…
      – Вот именно – следует учесть очень многое! Если это были Уэллеры, то они должны были действовать вместе. Они во всем заодно. Вэн, приведите сюда мистера Баффингэма.
      Но Вэн вернулся один.
      – Баффингэм ушел в магазин. Густав в холле сказал, что за ним следит сержант Джонсон.
      – Значит, придется его подождать. Тогда займемся сейчас Грантом.
      Бедный старый мистер Грант вошел в комнату, как всегда, робко, крадучись. Казалось, что за эту прошедшую неделю он постарел на несколько лет. Штром объяснил ему причину этого второго допроса.
      – Как я вчера уже сообщил, – начал мистер Грант, сидя на краешке стула и сложив руки на коленях, – меня изрядно взволновало это судебное расследование. Я все время думал о… я думал о разном. Я пошел домой пешком, пришел и сел с книгой у себя в комнате. Но читать не смог. Во всяком случае, я не мог сосредоточиться.
      – Вы оставались там весь вечер?
      – Да, приблизительно до одиннадцати часов. Потом я вышел.
      – Это ваша привычка – выходить так поздно вечером?
      – С некоторых пор я постоянно совершаю поздние прогулки. Я плохо сплю. У меня нервы. При судебном расследовании многое прояснилось – многое, что меня взволновало.
      – Вот как? Что же, например?
      – Например, это завещание. Какая ирония! Скверная, злая старуха получила то, что заслужила!
      – Ах, – тихо произнес Штром, – значит, вы находите правильным, что у этой старой женщины был такой ужасный конец?
      – Я не только нахожу это правильным, я просто рад этому, – спокойно сказал мистер Грант.

18

      Мы все с изумлением уставились на старика. Этого мы от кроткого, тихого старца не ожидали!
      – Однако, вчера вы такого не говорили. Могу ли я спросить о причинах вашей радости?
      Мистер Грант смотрел на полицейского спокойно и приветливо.
      – На судебном расследовании говорилось об дурном и грязном прошлом миссис Гэр, не так ли? Эта женщина принесла бесконечные страдания многим людям. Матерям… матерям невинных дочерей… матерям, которые даже на смертном одре громко выкрикивали имена своих несчастных дочерей…
      Он сжал губы и на несколько мгновений умолк.
      – Такая злая ведьма не заслуживает лучшего конца!
      Штром спросил тихо и спокойно:
      – А какое отношение все это имеет к вам лично, мистер Грант?
      Руки Гранта теперь вяло и неподвижно свисали между его коленями.
      – О, никакого… совершенно никакого. Я лишь вижу в этом Божью кару!
      – А вы не помогли немного Богу осуществить его кару?
      – Нет… нет… конечно, нет… я не могу мешать Господу Богу в его делах.
      Штром сел на место и испустил глубокий вздох. Мистер Грант вел себя, по меньшей мере, очень странно. Его последняя фраза прозвучала чуть ли не как сожаление. Как будто он с большим удовольствием взял бы на себя эту работу Господа Бога. Я наблюдала за Штромом, который, в свою очередь, не спускал глаз с допрашиваемого.
      – Вы не должны обижаться на Господа Бога за то, что он не призвал вас на помощь! Итак, – что же произошло во время этой вашей прогулки?
      – Я шел вдоль Уотер-стрит мимо Эллиот-хауза и увидел идущего мне навстречу мужчину. Это был мистер Баффингэм, который возвращался домой с работы. Мы вместе пришли домой и расстались на втором этаже, в коридоре. Вчера утром я был разбужен этим шумом и суматохой в доме.
      – Скажите, мистер Грант, пользуетесь ли вы иногда пилой?
      Мистер Грант выразил своим видом полное недоумение.
      Наконец, он сказал:
      – В детстве я, по случаю, пользовался ею на ферме своего отца. Когда помогал пилить дрова.
      – А вам знакома пила по стали?
      – Едва ли… во всяком случае, я никогда такой не видел.
      – А вы можете себе представить, как она выглядит?
      – Я думаю, похожа на пилу по дереву. Может быть, тоньше и прочнее. Я, собственно говоря, даже не знал, что сталь можно распилить, – но думаю, и до этого дойдут. В конце концов, даже алмазы ведь можно шлифовать…
      Он смотрел на нас поверх стекол своих очков, как бы не очень понимая, чего мы от него хотим.
      – Большое спасибо, мистер Грант. Вы можете идти.
      – Этот парень задал мне задачу, – сказал Штром, когда старик покинул комнату. – Если бы мы только могли установить, имеет ли он какое-то отношение к темному прошлому миссис Гэр – но это не в наших силах! Двое моих сотрудников в течение двух дней изучали его прошлое. Все, что мы смогли выяснить – это то, что он прибыл в Джиллинг-сити четыре года назад. Он утверждает, что приехал сюда из Дейтройта. Этого, конечно, проверить невозможно. В Дейтройте тысячи Грантов! Сразу же по своем прибытии он поселился в этом доме и живет на проценты от каких-то акций. Мне бы очень хотелось узнать, не сыграла ли миссис Гэр с ним когда-нибудь злую шутку. Он не тот человек, который стал бы убивать ради нескольких сотен долларов, но может это сделать, чтобы заплатить по старым моральным счетам.
      – Но со мной у него нет никаких старых счетов, – заявила я. – И, кроме того, я не могу представить себе этого старого человека в роли крадущегося в ночи душителя…
      – Но не забывайте то, что услышали от него. И, кроме того, вы ведь тоже задали несколько очень неприятных вопросов!
      – Тогда, значит, он хотел убить меня, чтобы защитить себя. Но мне он представляется человеком, который совершенно безразлично относится к собственной безопасности. Он апатичен…
      – Ах, эти ваши психологические рассуждения! – утомленно сказал Штром. – Кистлер уже дома? Сколько сейчас, собственно, времени? Четыре часа? Тогда мы должны подождать ещё мисс Санд. Пригласите, пожалуйста, Уэллеров.
      При появлении супружеской пары Уэллеров у меня началось учащенное сердцебиение. Не произносил ли лейтенант Штром в их адрес слово «шантаж»? Меня удивляло, что они меня ни разу за прошлый день не навестили. Я помнила, что, когда я пришла в сознание, миссис Уэллер заботилась обо мне. А мистер Уэллер помогал Кистлеру взломать дверь. Странно, что они ни разу не справились о моем здоровье.
      Войдя в комнату, они лишь бросили на меня мимолетный взгляд. По приглашению лейтенанта Штрома они сели. У обоих на лицах было одинаковое, непроницаемое выражение. Но за этими неподвижными масками скрывались неуверенность и страх.
      – Уэллер – приветливо начал Штром, – не будете ли вы так добры повторить ещё раз для сведения миссис Дакрес, что вы нам уже рассказывали о событиях понедельника.
      Мистер Уэллер рассказал, что после судебного расследования он в обществе своей жены и мисс Санд отправился ужинать. Он сообщил, что сразу по прибытии домой он и его жена легли спать и были разбужены криками Кистлера. Так же, как и он, мистер Уэллер помогал доктору в попытках вернуть меня к жизни. Впервые я узнала о своем ужасном состоянии. Во всяком случае, я тут же поблагодарила их за помощь. Когда оба закончили свои рассказы, Штром с минуту сидел неподвижно, а затем вновь обратился к мистеру Уэллеру.
      – Теперь я должен спросить о некоторых, сугубо личных вещах, Уэллер. – Голос Штрома звучал уже не так учтиво, как прежде. – Почему вы до сих пор умалчиваете, что у вас есть долговая расписка миссис Гэр?
      Уэллер вздрогнул, и я заметила, что маленькая полная рука миссис Уэллер тоже сильно задрожала. Ее муж избегал смотреть в глаза лейтенанту полиции.
      – Эта расписка никак не связана со смертью миссис Гэр. Речь идет о частном деле.
      – Такое частное дело может легко привести к крупной ссоре и, возможно, к убийству! – прикрикнул на него Штром.
      – У меня не было с миссис Гэр никакой ссоры.
      – Это вы говорите! А я знаю случайно, что миссис Гэр предлагала вам покинуть этот дом. А теперь правдиво расскажите нам, почему миссис Гэр была вам должна деньги.
      – Много лет назад она взяла у меня взаймы.
      – Почему?
      – Ну… потому что… вероятно… потому что ей нужны были эти деньги.
      Уэллер облизнул языком свои сухие губы.
      – Хм. Уэллер, миссис Дакрес рассказывала мне, что миссис Халлоран видела эту долговую расписку, когда заходила к вам по поводу квартирной платы.
      Уэллер ничего не ответил.
      – Почему вы не предъявили эту расписку в комиссию по наследству?
      – Я не хотел торопиться. Я думал, что будет приличнее немного подождать. – Уэллер все ещё избегал смотреть на Штрома.
      – Может быть, вы хотели подождать пока полиция закончит свое расследование?
      – Нет, нет – мне просто казалось слишком корыстным и непорядочным, сразу с этой распиской… – Он замолчал, так как Штром перебил его:
      – Ах, значит вы настолько деликатны и скромны? При такой сумме это уже кое-что значит. Миссис Халлоран была поражена размером этого долга. – Он подался вперед: – Когда это произошло?
      Миссис Уэллер громко сглотнула.
      – Это несущественно…
      Штром вспылил:
      – Эта расписка у вас, Уэллер! Я желаю её видеть!
      – Это мое личное дело, и только мое. Я не отдам эту расписку!
      – Это мы ещё посмотрим! Вэн, Билл – обыскать!
      Двое рослых полицейских с грозным видом подошли к Уэллеру. Он смотрел на них испуганными глазами.
      – Подождите… подождите… это лишнее, лейтенант. Я покажу вам эту долговую расписку.
      Полицейские стали, как вкопанные, в то время, как Уэллер поднялся со стула и вытащил из внутреннего кармана своего пиджака бумажник. Достав из него довольно грязный, помятый листок бумаги, он подал его лейтенанту.
      Мы все стояли молча и неподвижно, пока Штром не прочитал эту бумагу и не положил её в свой бумажник. Когда он поднял голову, в его глазах был опасный блеск, а в голосе звучала сталь.
      – Уэллер, эта расписка датирована 8 июля 1919 года. Я повторяю, 8 июля 1919 года. Что произошло между вами обоими в тот самый год, когда миссис Гэр попала в тюрьму?
      Лейтенант полиции с трудом пытался скрыть свое возбуждение. Похоже, что эта дата – 8 июля 1919 года – имела колоссальное значение, что в ней был ключ к разгадке тех жутких событий, которые происходили в последние недели в доме на Трент-стрит! Как будто в то время, как Штром бродил в потемках, кто-то вложил ему в руку фонарь, осветивший ярким светом всю эту мистерию.
      Уэллер опустился на стул, его лицо покрыла смертельная бледность.
      – Миссис Гэр пришла ко мне за помощью. Ей были нужны деньги.
      – Почему она пришла именно к вам?
      – Я поставлял в ее… э…хм… дом спиртное.
      – Значит – бутлегерство, так?
      – Нет, нет, ведь сухого закона тогда ещё не было. Я был посредником по продаже водки и ликеров.
      – Ага. Следовательно, она обратилась к вам?
      – Да.
      – Вы знали тогда, для чего ей были нужны деньги?
      – Конечно – об этом ведь даже писали газеты.
      – Вы имеете в виду это дело Либерри?
      – Я…да… именно это…
      – Значит, вы оплатили её судебные расходы?
      – Это должно было стоить намного больше того, что она взяла у меня взаймы.
      – Те две тысячи были единственной суммой?
      – Нет, потом я одолжил ей ещё три тысячи. Но их она вернула.
      – А две тысячи она осталась вам должна? И, несмотря на это, оставила почти двенадцать тысяч долларов капитала, с которого начисляется рента в пользу Халлоранов? Тут, мне кажется, что-то не сходится! Миссис Гэр когда-нибудь объясняла вам, почему не возвратила эту сумму?
      – Она отказалась, заявив, что мы можем здесь жить.
      – Миссис Дакрес говорила, что слышала ссору между вашей женой и миссис Гэр. Вы должны были выехать.
      – Верно! Миссис Гэр постарела, и у неё появились странности, – быстро ответил Уэллер. Казалось, что он заранее подготовил эти слова. – Она внушила себе, что эта долговая расписка устарела, то есть, с годами стала недействительной. Она просто заявила, что вовсе не собирается платить.
      – Миссис Дакрес, это звучит логично?
      – Нет, но характерно для этой старой женщины.
      – Уэллер, не имеет ли эта расписка ещё какого-то значения, о котором вы умолчали?
      Уэллер вновь облизнул пересохшие губы.
      – Нет… нет!
      Штром просидел молча и неподвижно, по меньшей мере, пять минут. Если бы он так же пристально уставился на меня, мои нервы не выдержали бы, и я бы громко закричала. Я едва не нарушила эту ужасную тишину, но что-то удержало меня. Уэллер продолжал смотреть в пустоту поверх плеча Штрома. Миссис Уэллер разглядывала свои сложенные руки.
      – Вы можете идти! – внезапно сказал Штром грубым тоном.
      Уэллер взял под локоть свою жену и поднял её со стула. Оба медленно пошли к двери, поддерживая друг друга. Мы слышали их тяжелые шаги в холле и на лестнице. Открылась и закрылась дверь. Голосов мы не слышали.
      Штром вскочил и начал большими, размеренными шагами ходить взад и вперед по комнате.
      – Наконец-то я вижу землю! Вы заметили, как они были испуганы? И чего бы это им так бояться? За этим что-то скрывается. Я это чувствую, хотя и не знаю точно. 8 июля 1919 года!
      – Но что? И что, собственно, означает это 8 июля?
      – Ах, не много, не много – только то, что именно 8 июля 1919 года в доме миссис Гэр была найдена мертвой девушка по имени Роза Либерри. Самоубийство. В июле 1919 года грязное предприятие миссис Гэр взлетело на воздух. И почти одновременно с ним вся полиция! В ноябре 1919 года едва хватало полицейских для патрулирования улиц! Прежний начальник полиции, старый Хартиган, умер. Я не знаю точно все подробности. Но знаю, что это вызвало тогда страшный скандал, о котором стало известно по всей стране. Это было дело о «полицейской опеке» некоего промысла. Потом состоялись выборы, и население города избрало новый состав городского управления. С тех пор установился порядок, в большей или меньшей степени. Не забывайте, что здесь был центр лесозаготовок, и в городском совете был всякий грубый, неотесанный сброд. Но в июле 1919 года все стало совершенно иначе.
      – Я не вижу, что нам дает эта старая история. Я могу понять, что миссис Гэр, оказавшись в затруднительном положении, попросила о помощи мужчину, которого она хорошо знала. Странно только, что Уэллер был агентом по продаже спиртных напитков. Это могло быть до его поступления в полицию. Или, возможно, после его ухода на пенсию. Но ведь нельзя себе представить, что он уже тогда должен был уйти!
      Мои замечания произвели эффект разорвавшейся бомбы. Штром сразу остановился, как вкопанный, и посмотрел на меня, как человек, потерявший рассудок. Потом медленно подошел ко мне. Если бы я его не знала так хорошо, могла бы даже подумать, что он дрожит всем телом.
      – Не могли бы вы повторить все это ещё раз?
      Я выполнила его просьбу.
      Он очень тихо спросил:
      – А кто вам, собственно, сказал, что мистер Уэллер когда-либо имел отношение к полиции?
      – Миссис Гэр говорила мне об этом. Она сказала, что он на пенсии. И использовала при этом выражение: офицер полиции на пенсии.
      – Так – значит, миссис Гэр рассказала вам это. А разве вы упоминали этот интересный маленький факт в своих показаниях?
      – Нет. А почему я должна была это сделать? Вы ведь меня не спрашивали, знаю ли я что-либо из прошлого того или иного жителя этого дома!
      – Это, конечно, верно. Почему вы должны о чем-то упоминать? Говорилось ли об этом что-нибудь при судебном расследовании?
      Я напрягла свою память и смогла с поразительной легкостью вспомнить все показания свидетелей. О деятельности мистера Уэллера в качестве полицейского никто ничего не говорил. А почему? Но ведь это было уже так давно! Может быть, Уэллер был полицейским лишь короткое время? Почему этот факт должен иметь какое-то отношение к смерти миссис Гэр?
      – Я не думаю, что Уэллер в своих показаниях говорил о своем прошлом. И я не понимаю также, почему он должен об этом упоминать! Я однажды говорила с ним об этом и была удивлена тем, что такой относительно молодой мужчина уже на пенсии.
      Штром застонал.
      – Я, в самом деле, не понимаю, почему Вы ещё живы! Мне, кажется, вы знаете все, что другие очень хотели бы сохранить в тайне. Вы великолепно исполняете роль ищейки, миссис Дакрес, – но комбинационных способностей у вас, к сожалению совсем нет! Может быть, вы располагаете ещё какими-нибудь незначительными мелкими фактами, о которых до сих пор намеренно умалчивали?
      – Постепенно я буду ещё что-нибудь вспоминать, – весело сказала я. В конце концов, лейтенант Штром не являлся моим шефом и не имел никакого права обходиться со мной, как с идиоткой. – Вы должны быть довольны, что я выяснила для вас столько интересных вещей!
      – О, я вам чрезвычайно благодарен!
      Затем он некоторое время вообще не замечал меня. Я опять оказалась на заднем плане.
      – Итак, Уэллер был на службе в полиции! Он владеет этой долговой распиской, датированной 8 июля 1919 года. Почти вся городская полиция была в том году уволена. Значит, если он был в их числе… хм… но ведь все остальные полицейские не имели долговой расписки с подписью Гарриет Луэллы Гэр! В этом и кроется суть наших секретов! Если не здесь ключ ко всему, я готов проглотить метлу. Вместе с палкой!
      Он бросил на меня вызывающий взгляд и снова забегал взад и вперед по комнате.
      – Миссис Дакрес, мне нужна ваша помощь. Не сегодня. Который час? Шестой? Значит, завтра. Хотите выполнить для меня кое-какую работу? Завтра вам наверняка будет уже гораздо лучше. Я сам подробнейшим образом ознакомлюсь с делом Либерри. А вы знаете, что можете сделать? Вы можете пойти в редакцию «Комет» и посмотреть в архиве старые номера газеты за 1919 год. Тщательно изучите каждый выпуск. Важно каждое слово! Выпишите мне заголовки и начальные строки каждой новой статьи. Если в этих старых номерах содержится что-то такое, чего нет в полицейских документах, то я хочу это знать! Газеты тогда довольно широко освещали это дело. У нас есть фотографии, – но, вероятно, в «Комет» были и другие, которые мы никогда не видели. Из этой компании – вы уж знаете. Вам все понятно?
      – Да. Я начинаю завтра утром и должна все исползать на четвереньках!
      Мы все ещё беседовали об этом деле, когда появился Кистлер.
      – Ну и ну! Все ещё жива? – спросил он. Он выглядел утомленным и усталым, но улыбался, как всегда, широко и весело. – Мне нужно сегодня вечером опять в редакцию – завтра выпуск. Но я подумал – загляну-ка, нет ли свежего трупа!
      – Пока я здесь, вам не следует беспокоиться, – небрежно промолвил Штром.
      – В этом я, как раз, совсем не уверен!
      – У нас тут были всяческие волнения, – быстро доложила я.
      – Тихо! – проворчал Штром. – Это служебная тайна!
      Что именно он хотел утаить от Кистлера? Эту историю с долговой распиской? Я переменила тему и стала многословно благодарить Кистлера за спасение моей жизни. Он отмахнулся и сказал, что ему это совершенно ничего не стоило. Такое он совершает ежедневно. После этого за него взялся Штром.
      Кистлер все рассказал о том, как мы вместе провели вечер понедельника и о том, как взламывали мою дверь.
      – Все верно, миссис Дакрес?
      – Не отрицаю. – Я устремила на Кистлера ласковый взгляд.
      – Что за комплимент! – воскликнул Кистлер, ухмыляясь.
      – А теперь вы оба ведите себя прилично! Вэн, я думаю, мисс Санд уже дома. Посмотрите-ка.
      – Вы хотите, чтобы я покинул эту комнату? – спросил Кистлер.
      – Можете поступать, как хотите.
      – Благодарю.
      Вошла мисс Санд. Вид у неё был довольно неряшливый, и создавалось впечатление, что она рада возможности немного расслабиться. Рабочий день закончился, и она могла это себе позволить. Такой она понравилась мне намного больше, чем своими судорожными попытками казаться юной и оживленной.
      – Садитесь, пожалуйста, мисс Санд, – предложил ей Штром. – Мне нужно ещё раз опросить всех обитателей этого дома, по отдельности, о событиях, происшедших в понедельник и во вторник утром. Прежде, чем мы начнем, я хотел бы спросить у вас нечто очень важное.
      Штром выдержал многозначительную паузу, наклонился вперед и прогремел:
      – Почему миссис Гэр вас шантажировала?
      Я в своей жизни редко видела такой убийственный эффект от произнесенных слов. Мисс Санд как будто опала, как воздушный баллон, который кто-то проткнул иглой.
      В комнате воцарилась мертвая тишина. Губы мисс Санд шевельнулись, как будто она хотела что-то сказать. Штром сидел в ожидании. Блеклые губы ещё раз пошевелились. И на этот раз я услышала шепот.
      – Откуда вы знаете?
      – Следовательно, вас шантажировали! – прозвучал торжествующий голос Штрома.
      – Нет… нет…
      – Значит, все-таки, нет? Почему же тогда вы платили за свою маленькую комнату по пять долларов, в то время, как миссис Дакрес всего лишь четыре доллара в неделю? Вы же везде могли бы иметь намного лучшую комнату за три доллара.
      – Мне… мне… было жалко ее…
      – Кого вам было жалко?
      – Миссис Гэр…
      – Ага – значит, благотворительность?
      – Она попросила меня столько платить… сначала я платила меньше, потом она подняла цену.
      – Мисс Санд, сколько вы зарабатываете в неделю? Только, пожалуйста, скажите мне правду, так как вы же знаете, что я все равно могу это проверить.
      Несчастная женщина в нерешительности сказала:
      – Мы не имеем права говорить о своем жаловании.
      – За это я беру ответственность на себя. Итак?
      – Пятнадцать долларов в неделю.
      Услышав о такой нищенской зарплате, я вздрогнула.
      – Так, так – пятнадцать долларов в неделю. То есть, за вычетом страховки и прочего – тринадцать долларов, пятнадцать центов.
      Она безмолвно кивнула, подняв глаза на полицейского лейтенанта.
      – Следовательно, после уплаты за жилье, вам остается на неделю всего восемь долларов и несколько центов. На еду, на проезд, на оплату счетов врача и на одежду. А вы ведь должны быть одеты очень прилично, не правда ли? Не слишком ли широко вы размахнулись со своей благотворительностью?
      Бедняжка! Она сидела здесь, перед нами, во всей своей бедности разоблаченная и пригвожденная.
      – Не хотите ли получить несколько дней на раздумье, мисс Санд? Может быть, такой промежуток времени освежит вашу память?
      – Ради Бога! – невольно воскликнула я. И Кистлер тоже сделал протестующий жест. Штром бросил на нас порицающий взгляд. Он счел излишним нашу сентиментальность.
      Мисс Санд выглядела перепуганной. Не означало ли это, что Штром хочет отправить её в предварительное заключение? Что она потеряет свою работу? Она внезапно закрыла лицо руками и начала горько плакать.
      С меня было достаточно. Своим ледяным, немилосердным сарказмом лейтенант Штром действовал мне на нервы. Я поднялась с места и встала позади всхлипывающей женщины.
      – То, что вас всегда мучило – уже ушло, – успокаивающе сказала я этой несчастной. – Миссис Гэр умерла. Но я никогда не считала вас ответственной за эту смерть.
      Мисс Санд снова спрятала руки в подол своего платья. На её лице появилось выражение ненависти.
      – Она умерла! Она, наконец, умерла! Я рада этому! – Ее слова звучали вызывающе. – Она умерла – но для меня она продолжает жить! Я должна была знать, что однажды все обнаружится! Я пыталась себя обмануть. Я была настоящей дурой! Она владеет мной – мертвая или живая! Пока я однажды не покончу собой. Она владеет мной – с того самого дня, когда я… когда она… когда она привела меня в этот ужасный дом.
      Эти слова были нами поняты правильно. Мисс Санд говорила не об этом доме на Трент-стрит. И Штром, и я вздрогнули. Я положила свои руки ей на плечи, но она освободилась порывистым движением.
      – Теперь вы знаете все! Теперь вы все можете начинать меня шантажировать. Мне это уже безразлично. Мне и без того уже осточертела эта работа. Вся эта жизнь мне осточертела! В семнадцать лет приехала я из деревни в этот город. Тогда я сразу же получила работу в одном из универсальных магазинов. Однажды, во время обеденного перерыва, со мной заговорил один из владельцев и предложил принять участие в одной компании, которая должна собраться в доме его хорошей приятельницы. Речь шла о доме миссис Гэр. Прошло два года, пока я снова выбралась оттуда! Она удерживала нас там, используя нашу нужду в деньгах. Как-то вечером один молодой солдат, будучи в увольнении, подарил мне десять долларов. И с ними я вырвалась оттуда. Сначала я была домашней работницей, потом опять получила место в одном универмаге. Там она и нашла меня в один «прекрасный» день. Она замурлыкала, как кошка: «Я слышала, что ты здесь работаешь, малютка! Как ты думаешь, что скажут любезные хозяева этого солидного заведения, если узнают, какого сорта девушка у них здесь работает? У меня теперь новый дом – вполне почтенный и респектабельный дом, где я сдаю комнаты. Почему бы тебе как-нибудь не зайти и не посмотреть эти комнаты? Какая-то из них тебе определенно очень понравится.» Что я могла поделать? Если бы узнали о моем… моем прежнем занятии, меня бы тотчас же уволили. Это был в высшей степени солидный магазин с хорошей репутацией. И, таким образом, я, в конце концов, пришла сюда. Миссис Гэр показала мне все эти комнаты и сказала, что я могу получить одну из них на втором этаже за пять долларов в неделю. У меня не было выбора. Я не имела достаточно сбережений для того, чтобы убежать и переждать, пока не получу опять работу где-нибудь в другом месте. И вот до сегодняшнего дня я здесь.
      И вдруг она вновь разразилась слезами.
      Кистлер тихо выругался, оба полицейских сидели, как окаменевшие, я дрожала от бешенства. Лейтенант Штром сказал мягко:
      – Мисс Санд…
      – Да?
      – Вы убили миссис Гэр?
      – Нет, честное слово, нет! Эта мысль часто приходила мне… но мне постоянно не хватало храбрости для этого.
      – Мы рады этому!
      Вновь на несколько минут воцарилась глубокая тишина, только слышались ещё затихающие всхлипывания мисс Санд. Штром, видимо, погрузился в глубокое раздумье.
      – Мисс Санд, вы знали в числе «персонала» миссис Гэр девушку по имени Роза Либерри?
      – Нет, я её не знала. Все это произошло вскоре после того, как я покинула тот дом. Я читала об этом в газетах.
      Штром, кажется, стряхнул свою задумчивость и бодро сказал:
      – Мисс Санд – то, что вы нам только что рассказали, принадлежит прошлому и забыто. Из этих четырех стен не выйдет ни одно слово. Я это обещаю. Если вас когда-либо кто-либо опять попытается шантажировать, сразу же обращайтесь ко мне. Вам не будут больше докучать. И ничего не будет предано гласности.
      – Я больше не верю ни одному человеку, – устало сказала мисс Санд, бессильно опустив руки. – Мне, в сущности, все уже безразлично.
      – Вы можете сейчас уйти, мисс Санд. Но я хотел бы ещё раз выслушать ваш рассказ о событиях прошлого понедельника.
      – Конечно, охотно повторю. Я ушла с судебного расследования вместе с Уэллерами. По пути домой мы зашли поужинать. Я очень рано легла спать и была разбужена резкими звонками. Это был телефон, к которому я, в конце концов, подошла. Просили мистера Кистлера. Я пошла наверх, чтобы позвать его, и опять легла, но, едва снова заснула, как услышала громкие крики мистера Кистлера. Он звал мистера Уэллера. Вскоре после этого я спустилась вниз и помогала привести в сознание миссис Дакрес. После этого я отправилась на работу.
      – Я вам очень благодарна, – от всего сердца сказала я. – Если я смогу быть вам чем-то полезна, дайте мне знать.
      – Единственное, что вы можете для меня сделать, – это совершенно не замечать меня. Теперь я могу идти?
      – Конечно, мисс Санд. Большое спасибо. Большое спасибо.
      Когда мисс Санд вышла, Кистлер начал метаться взад и вперед по комнате, как разъяренный тигр.
      – Надо надеяться, вы получите большое вознаграждение, когда сможете доказать вину этой бедной женщины в убийстве миссис Гэр, – прорычал он.
      – А не будете ли вы столь любезны, чтобы подумать также и о том, что была проделана попытка убийства мисс Дакрес?
      Кистлер был озадачен.
      – Верно. Об этом я как-то совсем забыл. Это, пожалуй, к лучшему, так как к убийце миссис Гэр мы относимся с величайшими симпатиями.
      – Прекратите такие речи, Кистлер. Мы сегодня узнали многое. История мисс Санд ещё вовсе не доказывает, что убийство совершила она. Она лишь доказывает, что мисс Санд слабый человек. Более сильный характер не попал бы в сети миссис Гэр, – сказала я.
      – Вы помните о том, что мисс Санд пользовалась пятновыводителем? Или вы намеренно отмахнулись от этого факта?
      – Вовсе нет. Но после истории, которую мы только что услышали, мне, кажется, что мисс Санд не тот человек, который мог бы так тщательно спланировать это нападение на меня с целью убийства. Она нерешительный человек. Она сама позволяла довести себя до такой жизни. Вы только задумаетесь над тем, что она нам рассказала! Девушка должна была найти пути и средства для того, чтобы бежать из дома, в котором её держали принудительно. Она могла бы как-то связаться с полицией!
      – Все это случается и в наше время, миссис Дакрес. Но трагедия мисс Санд происходила в 1917 или 1919 году. Даже в наше время общественное мнение не очень милосердно к девушке с таким прошлым! Тогда же её даже не выслушали бы, а просто объявили, что, если девушка решилась на такое, она не заслуживает ничего другого. В те время на промысел мисс Гэр смотрели совсем иначе!
      – Лейтенант Штром судорожно пытается обойти тот факт, что миссис Гэр тогда, вероятно, была под покровительством полиции! – воскликнул Кистлер. Вероятно, мисс Санд могла ломиться во все полицейские участки, но нигде не была бы выслушана. Позаботились бы лишь о том, чтобы ей никто не дал приличную работу.
      – Я менее всего расположен обвинять полицию этого города в коррупции, – бесстрастно сказал Штром.
      – Подумайте лучше о нападении на меня! – перебила я мужчин. – Ведь все это было тщательно спланировано! Кто-то чисто подмел подвальную лестницу, позаботился о пиле для стали, которую, кстати, не так легко раздобыть, достал молоток из ящика с инструментами и купил бутылку пятновыводителя. Все это никак не похоже на стихийное, необдуманное нападение!
      – Да, случившееся с миссис Гэр выглядит совсем иначе. Если это было убийство, то, определенно, незапланированное заранее.
      – Что никоим образом не меняет психологическую установку преступника. Первое преступление было совершенно ненамеренно. Возможно даже, при обороне. Не всякий грабитель готов к убийству. Такого преступления я могла бы ожидать от мисс Санд. Но я сомневаюсь, что у неё достаточно характера, чтобы подготовить убийство.
      Все рассмеялись, что привело меня в бешенство. Ведь мои аргументы были совершенно логичны!
      – Это так, но иногда истязаемый сам становится палачом! – сказал лейтенант Штром. – Вы спокойно можете объявлять мисс Санд невиновной. Однако в моих глазах она все ещё остается под подозрением. Помните только о нашем предположении, что причина смерти миссис Гэр, возможно, кроется в её грязном прошлом, а не в её скопленных и спрятанных деньгах! Так вот, теперь мы нашли человека, связанного с этим прошлым. И при этом мисс Санд имеет сильный мотив. Миссис Гэр не только была ответственна за её позор и бесчестие, но ещё и шантажировала её. Как бы вы поступили, если бы были вынуждены из тринадцати долларов в неделю ни за что, ни про что выкладывать около трех долларов?
      – Дайте-ка мне подумать… вероятно, я бы проследила, где старуха прячет свои деньги, возместила бы свои убытки и удрала!
      – Откровенно сказано, надо отдать вам должное!
      – Я бы не позволила держать меня в дураках.
      – О дураках тут нет речи. Возможно, мисс Санд тоже пришла к хорошей идее завладеть спрятанными деньгами и была застигнута миссис Гэр. Вы все ещё исключаете, что она могла совершить это убийство?

19

      В ту среду состоялся ещё один только допрос: мистера Баффингэма. Штром поручил своему сотруднику Вэну позвонить в аптеку и попросить Баффингэма прийти домой во время его перерыва на ужин. Он явился вскоре после шести часов и был сразу же препровожден к нетерпеливому Штрому.
      Наш обычно такой хладнокровный лейтенант полиции был сейчас возбужден. Он хотел как можно быстрее просмотреть полицейские протоколы по делу о самоубийстве Розы Либерри. С тех пор, как он обнаружил, что и Уэллер, и мисс Санд знали миссис Гэр в её мрачном прошлом, все его усилия были сосредоточены на том, чтобы вскрыть ещё существующие неясности.
      Баффингэм вошел в комнату в своей обычной неуклюжей манере. Он окинул нас безразличным, неприветливым взглядом, как будто он вообще был не с нами, а в каком-то другом, неизвестном нам мире. Похоже, что и от нас никакой приветливости он не ожидал.
      Он имел сына, и этот сын был в тюрьме. Это отстраняло его.
      Я не могу себе представить, что существует большее разочарование в жизни, чем разочарование отца в своем неудавшемся сыне. Как гордятся отцы своими детьми, особенно, если это сыновья! Как они участвуют в их играх, их первых уроках, их глупостях! Конечно, мистер Баффингэм должен был внутренне очень страдать.
      Штром внимательно посмотрел на него и дал короткое пояснение о сути этого допроса.
      Показания Баффингэма были коротки и просты. Он работал до полуночи, домой пришел пешком, так как его автомобиль находился в ремонте. Недалеко от Эллиот-хауза он встретил мистера Гранта. Они вместе пришли домой. Он лег спать и был разбужен суматохой во вторник утром.
      – Мы тут узнали кое-что новое, Баффингэм, – сказал лейтенант Штром, когда тот закончил свой нехитрый рассказ. За безразличным тоном, которым Штром сказал это, скрывалось едкая ирония.
      – Легко ли вас шантажировать?
      Темные глаза Баффингэма оглядели нас, одного за другим. Но ничего необычного он не обнаружил.
      – Вы имеете в виду меня, лейтенант?
      – Да, вас!
      – Я не знаю, о чем вы говорите.
      – О шантаже. Вас ведь шантажировали, не так ли?
      – Вы шутите?
      – К этому я вовсе не расположен, поверьте мне!
      – Почему же меня должны шантажировать? – Баффингэм искоса взглянул на офицера.
      – Именно это мне бы очень хотелось узнать.
      Ни от кого из находящихся в комнате не могло ускользнуть выражение облегчения, появившееся на лице Баффингэма. Казалось, то обстоятельство, что Штром не знал, в чем, собственно, дело, чрезвычайно успокоило Баффингэма. Этот мужчина все ещё выглядел утомленным и затравленным, но страх, появившийся в его глазах при слове «шантаж», исчез.
      – Каким же образом кто-то мог бы меня шантажировать? – спросил он пренебрежительно. – Я ведь не совершил никакого преступления. Только потому, что мой мальчик очутился в затруднительном положении, вы теперь пытаетесь что-то повесить на меня, так?
      – Сколько вы зарабатываете в аптеке, Баффингэм?
      – Восемнадцать долларов в неделю. Жалкие гроши!
      – Восемнадцать долларов в неделю?
      – Да.
      – Вы не ошибаетесь?
      – Конечно, нет. Ни больше, ни меньше. Если мне уже не верите, спросите у шефа.
      Тихо и вкрадчиво Штром заметил:
      – В таком случае, платить по девять долларов в неделю за жилье довольно большой расход, не так ли?
      Вновь Баффингэм окинул быстрым взглядом всех, по очереди.
      – Ах, вот что – вы говорите о той сумме, которую я платил за квартиру этой старой женщине в последнее время! – Он откинул голову назад и громко рассмеялся. – Значит, вот откуда ветер дует! Отличная шутка! Шантаж! Ха-ха! Нет – я долгое время был безработным и не мог платить за жилье. Позже старуха стала еженедельно начислять мне недоимку. С тех пор, как я работаю в аптеке, мне приходится платить за комнату в три раза больше, чем она стоит. Я и так уже намеревался вскоре переехать отсюда.
      Если он лгал, то лгал искусно. Он вел себя так, как будто не было никакого убийства, не предпринималось никакого покушения, а этот полицейский допрос не имел ни малейшего значения. Штром обратился к методу, который он уже применял по отношению к мисс Санд.
      – Если вы из восемнадцати долларов в неделю девять отдаете за квартиру, то на жизнь вам остается только девять долларов. И машину содержите тоже на эти деньги?
      Баффингэм небрежно махнул рукой.
      – У меня есть ещё кое-какие дополнительные доходы. В аптеке это не так трудно. Ведь ничего другого не остается. Надеюсь, вы не станете осуждать меня за это, лейтенант.
      Бафффингэм держался значительно лучше, чем несчастная мисс Санд.
      – Я слышал, ваш сын пытался бежать.
      – Не понимаю, к чему вы клоните?
      – Напротив, вы это очень хорошо понимаете. Оттуда же происходит и ваша пила.
      – Пила?
      – Прикидываетесь дурачком?
      – Я – нет, – язвительно заметил Баффингэм. С каждой минутой он становился все более надменным и саркастичным и, похоже, чувствовал себя очень уверенно.
      – Пожалуйста, без шуток! Итак, откуда вы взяли эту пилу?
      – У меня нет никакой пилы.
      – Чем вы отвинчивали винты?
      – Какие винты?
      – На подвальной двери!
      – Я не знаю ни о какой подвальной двери!
      Такой ответ, естественно, дал бы каждый из жильцов этого дома – во всяком случае, те, кто ничего не знал о двери, ведущей к кухне.
      На главной же подвальной лестнице никакой двери не было. На самом ли деле хитрил этот Баффингэм? Действительно ли у него хватало ума на то, чтобы так прикидываться дурачком? Я видела, что Штром тоже задает себе эти вопросы. Он опять перешел на совершенно новую тему.
      – Вы знали Розу Либерри, Баффингэм?
      – Кого?
      – Вы меня прекрасно поняли!
      – Розу? Розу Либерри? Не знаю. Кто это?
      – Никто, во всяком случае – сейчас.
      Штром разрешил ему уйти. Но он был очень задумчив и, когда Баффингэм поспешно вышел, сказал:
      – Откройте-ка ваш психологический кран, миссис Дакрес.
      – В отношении Баффингэма?
      – Да, Баффингэма! Кстати, что за фамилия!
      – Ну…
      – Вам больше ничего не приходит в голову, не так ли?
      – Напротив. С чисто психологической точки зрения, он способен пойти на различные преступления. Но где мотив? Насчет миссис Гэр это, конечно, неизвестно. Но что он имеет против меня? Я бы не смогла его подозревать.
      – Вы уверены?
      – Естественно, я уверена! Его я знаю меньше, чем всех остальных.
      Кистлер встал со стула и громко зевнул.
      – Он для неё слишком стар! – самоуверенно заметил он.
      Я намеренно пропустила мимо ушей эту дерзость, Штром, однако, нет.
      – Да, Кистлер, пожалуй, поинтереснее, не так ли?
      Оба стояли и ухмылялись, как два шаловливых школьника.
      – Я полагала, что вы заинтересованы в том, чтобы найти того, кто напал на меня, но не мужчину, который мог бы меня прельстить! – холодно сказала я.
      – Этот упрек мы оба, честно говоря, заслужили, Кистлер, – посерьезнев, согласился Штром. – Этот Баффингэм мне не очень-то нравится. Он занимается какими-то темными побочными делами. Он сам в этом признался. А если кто-то совершает мелкое преступление, он, в конце концов, пойдет и на большее. Его сын сидит. Ему очень нужны деньги. Его объяснение несоразмерно высокой квартирной платы было логичным и правдоподобным, но, в то же время, не совсем обоснованным для нашего случая. Насколько мы знаем, этот человек не имеет никакого отношения к прежнему занятию миссис Гэр. Правда, он поселился здесь, как только миссис Гэр купила этот дом. Его показания на судебном расследовании: двенадцать лет назад. Может быть, старуха Гэр заполучила его сюда таким же образом, как и мисс Санд. Ведь он тоже платил значительно больше. Следовательно, если речь идет о шантаже, у старухи в руках против него должно было иметься очень сильное оружие.
      – Может быть, она что-то знала о его побочных делах, о которых он только что сам упоминал, – предположил Кистлер.
      – Возможно! Этого парня я не буду терять из виду. Впрочем, я голоден, как медведь. Пожалуйста, не забудьте завтра о вашем небольшом деле, миссис Дакрес.
      Штром покинул комнату в сопровождении своих спутников. Кистлер и я остались одни. У меня от этих громких разговоров началось сильное головокружение. И, кроме того, я была ужасно голодна.
      – Бедное дитя! Хочешь, папа выжмет ещё апельсин?
      Ходж отправился в мою кухню и начал возиться с апельсинами и соковыжималкой. Я предвкушала завтрашний день, так как врач разрешил мне тосты, яйца, молоко, картофельное пюре и фрукты. У меня было твердое намерение ничего не пропустить из этого перечня!
      – Прямо, как после операции, – простонала я, когда Кистлер появился со стаканом апельсинового сока. – И это притом, что у меня вовсе не было никакой операции!
      – Постараемся избежать этого! Мне только хотелось бы знать, что мы будем с тобой делать сегодня ночью.
      – Полицейский может спать здесь, у меня, на стуле, – предложила я.
      – Ты ему доверяешь? – Ходж бесстыдно подмигнул мне.
      – Это достойный отец семейства.
      – А как насчет меня?
      – Благодарю. Я предпочитаю полицейского.
      – Это не по-дружески. Во всяком случае, я, пожалуй, сейчас основательно подкреплюсь. Бифштекс с луком, зеленый горошек в масле и свежий салат. Затем горячие вафли с…
      Я заткнула пальцами уши и уткнулась лицом в подушку. Кистлер, смеясь, вышел из двери. Выражением лица он был похож на злодея из поставленной каким-нибудь провинциальным театром комедии к концу её второго действия.
      Следующая ночь прошла без неожиданных происшествий. Проснувшись утром, я обнаружила полицейского, дремавшего, сидя в кресле у моей постели. От голода я так ослабла, что едва могла стоять на ногах. Я на цыпочках пошла через комнату, но полицейский тотчас же проснулся, желая удостовериться, не случилось ли что-нибудь. Затем полусонный, он вернулся на свой пост в холле.
      Никогда за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось так рано вставать – было только четверть седьмого!
      Я приготовила себе обильный завтрак и с жадностью поглотила его. Просто удивительно, что может сделать с духом и телом калорийная пища! Я ожидала, что мне станет плохо, так как ела я очень быстро и очень много. Но мой желудок, удовлетворившись, вел себя в высшей степени прилично. Затем я начала наводить порядок в своей комнате. Разбросанное в чулане тряпье миссис Гэр я тоже снова прибрала.
      Вскоре после семи часов я уже вышла из дома. Я хотела избежать встречи с Кистлером, который, вероятно, стал бы уговаривать меня остаться дома и ещё денек спокойно полежать. Мне не терпелось начать свою исследовательскую работу для Штрома.
      Здание издательства «Комет» расположено внизу, на берегу реки. Это старое, ветхое, гигантское здание, при взгляде на которое создавалось впечатление, что оно в любой момент может обрушиться. Но такое впечатление существовало уже многие годы, однако здание все ещё стояло. Я очень хорошо ориентировалась в этом учреждении, так как в мою бытность у Теллера мне часто приходилось работать совместно с «Комет». Над входом красовалась колоссальных размеров вывеска с надписью:
      «Комет»
      «Крупнейшая в своем роде газета мира»
      Конечно, в это время здесь почти никого не было. Я отыскала маленького, расторопного мальчишку-курьера, занятого очисткой корзин для бумаг и подметанием полов, и попросила его проводить меня в архив. После некоторого колебания он согласился, в конце концов, и привел меня по длинному, плохо освещенному коридору в какую-то темную комнату. Он включил свет, на мгновение без интереса оглянулся и оставил меня одну.
      Мне казалось почти невозможным когда-либо отыскать номера за 1919 год. По стенам до потолка возвышались кипы газет. Я прошлась вдоль этих стен и установила, что эти кипы даже не были расположены в хронологическом порядке.
      Около восьми часов появился какой-то засохший старичок, который стал бродить по комнате с таким же выражением безнадежности и ищущим взглядом, как и я.
      В конце концов я обратилась к нему со словами:
      – Я бы хотела поговорить с библиотекарем.
      – Это я, – ответил маленький человечек.
      – А! – с облегчением воскликнула я. – Лейтенант Штром из криминальной полиции поручил мне кое-что для него поискать. Где мне найти номера за май, июнь, июль и август 1919 года?
      – Да это же целая кипа! – нерешительно сказал старик.
      – Ничего не поделаешь, – заявила я. – Речь идет об очень важном деле.
      – Возможно, те номера, которые вы ищете, кем-то взяты.
      – Но мы ведь можем это установить.
      – Ну, тогда смотрите сами. Вон там, – он помахал рукой в воздухе, они должны быть.
      Я поняла, что от этого человека нечего ждать помощи и покорно принялась за первую большую стопу старых газет. Вскоре мои руки стали черными, как у какого-нибудь торговца углем; я была с головы до ног покрыта обильным слоем пыли. Библиотекарь стоял за моей спиной, глядя на меня с любопытством и, до некоторой степени, уважительно. И, в конце концов, мои труды были вознаграждены. Я нашла связку газет с пометкой: май-август 1919. Я сначала встряхнулась, как мокрый пудель, пытаясь хотя бы немного освободиться от пыли, затем, без поддержки медлительного библиотекаря, дотащила эту связку до одного из столов и начала от корки до корки штудировать старые газеты. Проходили минуты и часы, но я не замечала этого. Наконец, в номере от 24 мая 1919 года я обнаружила первые сообщения о деле Розы Либерри. На третьей странице был а помещена довольно краткая заметка, которую я привожу почти дословно:
      «Тетя сообщает о внезапном исчезновении своей племянницы. Мисс Рэчел Стайнс, проживающая на Кливленд-авеню,1128, вчера в одиннадцать часов вечера позвонила в полицию и заявила о необъяснимом и неожиданном исчезновении своей племянницы, мисс Розы Либерри из Цинцинатти. Племянница была у неё в гостях.
      По сообщению, молодая дама покинула дом своей тети около трех часов дня, чтобы сделать кое-какие покупки. Когда племянница не возвратилась домой к ужину, это не обеспокоило мисс Стайнс, так как та часто навещала своих друзей в городе и ужинала у них. Но, когда мисс Либерри не явилась и к десяти часам, мисс Стайнс позвонила её друзьям, чтобы узнать, у них ли её племянница. Она выяснила, что мисс Либерри вообще не заходила к своим друзьям. После этого мисс Стайнс известила полицию. Пропавшая до сих пор не найдена.»
      В номере за следующий день говорилось:
      «О молодой девушке все ещё нет вестей.
      Настоящее местопребывания мисс Розы Либерри, исчезнувшей из дома своей тети на Кливленд-авеню 23 мая, как её тете, так и полиции все ещё неизвестно. Мисс Стайнс, которая опасается, что с её племянницей случилось несчастье, известила родителей юной девушки. Мистер и миссис Либерри телеграфировали, что сегодня вечером прибывают в Джиллинг-сити.»
      Я переписала обе эти заметки. Затем, в выпуске «Комет» от 26 мая я нашла сообщение, занимавшее почти всю первую страницу газеты. Там была помещена и фотография. Видимо, Роза Либерри была очаровательной девушкой. Судя по её детски-серьезному лицу ей было не больше шестнадцати лет. На газетной фотографии она была в темном платье из тафты с рукавами из шифона. Темные волосы причесаны просто и скромно, выражение широко поставленных глаз ласковое и нежное.
      Этот снимок должен был произвести сенсацию. Смерть такого очаровательного создания никого не могла оставить равнодушным. А, так как речь шла о самоубийстве, эта трагедия должна была оставить после себя глубокие, никогда не заживающие раны! Я с волнением прочитала следующее сообщение:
      «Родители думают, что их дочь похищена.
      Отец приехал, чтобы искать своего ребенка. Мистер Джон Дж. Либерри из Цинцинатти, прибывший сегодня в Джиллинг-сити, чтобы лично вести поиски своей дочери, утверждает, что юная девушка, вероятно, похищена. Мистер Либерри, известный в Цинцинатти состоятельный коммерсант, ожидает с часу на час, что к нему обратятся с требованием выкупа за освобождение дочери. Начальник полиции, мистер Хартиган, однако, полагает, что мисс Либерри убежала по своей воле. Возможно, все дело в тайном любовном увлечении.»
      В номере за 27 мая снова появилась публикация:
      «Не имеем ли мы здесь дело с торговлей людьми?»
      Средняя колонка первой страницы была заполнена фотографиями. На них была запечатлена Роза в возрасте трех одиннадцати и пятнадцати лет. На одной Роза была снята вместе с родителями. Снимок начальника полиции Хартигана был снабжен подписью:
      «Шеф полиции уверен, что юная девушка опять появится»
      Была напечатана и фотография её тети. Под ней стояло:
      «Миссис Стайес утверждает, что здесь налицо случай торговли девушками!»
      Тут же были снимки отца и матери. Я долго и внимательно рассматривала эти фотографии, пытаясь сравнить их с людьми, живущими сейчас на Трент-стрит. Но никто из них не был похож на изображенных на этих снимках. Все-таки прошло восемнадцать лет, а за такой промежуток времени человек может измениться до неузнаваемости. Может быть кто-то из этих троих жил на Трент-стрит и стал убийцей миссис Гэр?
      Я внимательно прочитала следующее сообщение, занимавшее почти две колонки.
      «О Розе Либерри нет вестей уже почти четыре дня!
      Ее отец обвиняет полицию в нерадивости.
      Сенсацией стало высказанное сегодня в полицейском участке мисс Рэчел Стайнс, тетей пропавшей без вести юной девушки, утверждение о том, что здесь, вероятно, речь идет о случае торговли девушками. Она убеждена, что юную девушку в аморальных целях держат в неволе в каком-нибудь доме с определенной репутацией.
      Начальник полиции остается при своей версии, что мисс Либерри сбежала по своей воле и, вероятно, тайно вышла замуж. „Джиллинг-сити – чистый город, – утверждает в своем интервью шеф полиции. – Каждый год исчезает какое-то количество девушек, чаще всего каждая из них находится, причем оказывается, что причина, обычно, заключается в тайных любовных делах. Мисс Либерри шестнадцать лет, поэтому она романтична. Мы скоро услышим, что речь идет об обычных сердечных делах.“
      Эти высказывания возмутили несчастного отца пропавшей без вести юной девушки, и он сказал: „Это похоже на начальника полиции, – то, что он пытается очернить мою дочь. Я считаю, что полиция этого города не только не способна, но и, фактически, не желает заниматься этим делом. Сердцевина этой полиции прогнила, и эта сердцевина – начальник полиции!“»
      – Ага – я так и думал! – внезапно раздался голос за моей спиной. Я вздрогнула и вернулась в настоящее время. Обернувшись, я увидела Ходжа Кистлера.
      – Что ты здесь делаешь? – спросила я рассеянно, так как мыслями все ещё находилась в прошлом. Если бы рядом с Кистлером сейчас оказался шеф полиции Хартиган, я едва ли удивилась бы.
      – Я? Я тот самый знаменитый добрый самаритянин. Ты просто не узнала меня в этой современной американской одежде! Я только хотел узнать, ты уже пообедала?
      – Обед? О, Боже, ведь уже…
      – Так я и думал! Уже второй час. Но сегодня четверг, и моя газета сдана в печать. Идем обедать!
      – Она исчезла… Роза Либерри исчезла… мне нужно сначала…
      – Она от тебя не убежит. Ну, давай – пошли!
      Поколебавшись, я последовала за Ходжем из этого затхлого помещения. Я все ещё не могла вернуться в настоящее время, а находилась в далеком прошлом, в «деле Либерри»
      – Но в таком виде, вся в пыли, ты не можешь идти обедать ни со мной, ни с каким-либо другим цивилизованным человеком.
      Я послушно отправилась в туалетную комнату. Я была слишком проникнута и заинтересована тем, что прочитала, чтобы протестовать!
      – Похоже, ты здесь очень хорошо ориентируешься! – сказала я Кистлеру, когда мы вместе с ним шли по лабиринту коридоров и переходов.
      – Я же здесь, в конце концов, достаточно долго отбывал наказание за свои грехи. Я предлагаю пойти в «Датч Мун».
      Только усевшись за уютный столик в углу ресторана, я ощутила усталость и возбуждение.
      Но тарелка вкусного горячего супа помогла мне снова обрести силы. Я рассказала обо всем, что разыскала и прочла до обеда. Кистлер внимательно выслушал и затем сказал:
      – Ясно одно: чем глубже влезаешь в это дело, тем больше обнаруживается всяких мерзостей. Впрочем, мне тоже есть что рассказать.
      – Что-то ещё случилось?
      Меня просто кое-что поразило. Прошу обратить внимание – меня, а не этого простака-полицейского в холле.
      – А теперь скажи, наконец, вразумительно! – поторопила я.
      – Кажется, я после тебя был третьим, кто сегодня утром пользовался ванной комнатой. Стоя перед зеркалам, я внезапно почувствовал, что у меня закружилась голова. Но это было не совсем обычное головокружение – мне только показалось, что я криво стою. Нет, даже не так. Пол был неровным! Я, конечно, осмотрел это место. Ты ведь знаешь, что пол в ванной комнате выложен черно-белым кафелем. Так вот, несколько кафельных плиток уже не были подогнаны вплотную друг к другу. То есть, их, очевидно, вынимали, а обратно положили наспех. Кто-то что-то там искал! Как ты считаешь?
      – Да ты настоящая ищейка!
      – Благодарю. Полицейский внизу, в холле, был не так вежлив. Но, на всякий случай, он позвонил Штрому.
      – Надо надеяться, теперь он, наконец, нашел!
      – Ничего он не нашел. Он позвонил мне на работу…
      – Глупец. Я имею в виду не Штрома, а нашего ужасного таинственного «шпиона»! Если он, наконец, нашел то, что искал, может быть, не станет больше пытаться нас убивать! – эгоистично сказала я.
      – Я не думаю, что он что-нибудь нашел. Под этими выломанными плитками ничего нельзя было спрятать.
      – Тогда он будет продолжать свои поиски! Однако, надо надеяться, что теперь, когда мы имеем в доме такого детектива, он, наконец-то, будет пойман!
      – Тогда уж нужно в каждой комнате посадить детектива! – довольно произнес Кистлер.
      – Во всяком случае, я сейчас немедленно возвращаюсь в архив «Комет». И если там возможно найти хотя бы самую малость – я найду ее!
      – Могу я пойти вместе с тобой?
      – Нет, благодарю. Одна я работаю быстрее и лучше!
      Кистлер проводил меня до издательства – и был таков.

20

      Как я и предполагала, в мое отсутствие кипа газет, которые я с таким трудом отыскала, была убрана. Следовательно, моя охота началась снова. Когда я опять нашла нужные мне номера газет, библиотекарь был так поражен, что застыл посреди помещения, как вкопанный. Не обращая внимания на удивление старика, я вторично присела к длинному столу и продолжила прерванную Кистлером работу; 28 мая 1919 года «Комет» поместила длинное сообщение:
      «Мать опасается, что её дочери нет в живых.»
      Под этим коротким заголовком газета сообщала подробности о душевном состоянии безутешных родителей, неспособности полиции и о все более возрастающем интересе публики к делу Либерри.
      Теперь в течение двух недель ежедневно появлялись подобные статьи, иногда на первой, иногда на внутренних страницах «Комет».
      Основным содержанием этих статей было одно и то же: о Розе Либерри все ещё нет вестей. 21 июня не появилось вообще никакой информации об этом трагическом происшествии. Затем ни одна неделя не обходилась без упоминания об исчезновении юной девушки.
      Я встала, так как от долгого сидения у меня онемело все тело. Мои руки были угольно-черными, и вообще, у меня было такое ощущение, что я должна производить впечатление человека, весьма далекого от цивилизации. Старый библиотекарь бродил взад и вперед по комнате и время от времени бросал на меня любопытные взгляды. Несколько раз появлялся и худой, маленький мальчик-курьер, чтобы что-то принести. Но я почти не замечала происходящего вокруг меня. Несмотря на сильный голод, мне очень хотелось узнать, как дальше развивалось это дело, и я продолжала свои занятия.
      Когда же я добралась до июльских выпусков газеты, меня охватило чрезвычайное волнение. Июль 1919-го! Именно этим месяцем была датирована долговая расписка, имевшаяся на руках у мистера Уэллера. Страница за страницей просматривала я газету – и ничего не нашла! Абсолютно ничего! И в последующих номерах первой недели июля тоже ничего не нашлось, пока я, наконец, не обнаружила в конце одной колонки эту маленькую заметку:
      «Мисс Этель Смит, проживающая на Сен-Симон-стрит, 417, сегодня утром была найдена в своей комнате мертвой одним из жильцов этого дома. Так как мисс Смит повесилась, была извещена полиция.»
      Дата выпуска этой газеты: 8 июля 1919 года! Та же самая дата, что и в долговой расписке Уэллера! Я дрожащими руками открыла номер от 9 июля. Хотя я и ожидала того, что прочитала, меня охватил такой ужас, как и жителей Джиллинг-сити тогда, восемнадцать лет назад, когда была опубликована эта история. Мне в глаза бросился кричащий заголовок:
      «Отец узнает в самоубийце свою дочь Розу.
      Мистер Джон Дж. Либерри из Цинцинатти нашел, наконец, свою дочь Розу, которая с 23 мая считалась без вести пропавшей. Он нашел её сегодня утром в городском морге – как самоубийцу! С того самого дна, как стало известно об исчезновении юной девушки, несчастный отец ни на минуту не прекращал поиски своей дочери. Он ежедневно наводил справки в больницах, отелях, тюрьмах и моргах. Сегодня ему, наконец, сообщили, что недавно доставлен труп темноволосой молодой девушки.
      Отец тут же поспешил в морг и узнал Розу. Теперь этот достойный всяческого сочувствия человек наконец закончил свои поиски! Перед ним лежала – мертвая – его так долго пропадавшая без вести, любимая дочь. Впервые за все эти недели силы покинули этого мужчину, и он дал волю слезам. Репортер нашел его рыдающим над телом своего ребенка.
      Тотчас была извещена тетя, миссис Рэчел Стайнс. Ее едва не парализовало от ужаса, так как, в конце концов, юная девушка находилась под её надзором и исчезла из её дома.
      Матери сообщить не могли, так как она больна. Многонедельные заботы и страх за свою дочь свалили её.
      Узнав о случившемся, начальник полиции Хартиган выразил свое удивление. Такого он, конечно, не ожидал! Он сказал: „Я выражаю убитым горем родителям свое глубочайшее соболезнование.“
      Шеф полиции планирует начать основательное расследование причин и связей этого трагического происшествия. Он сказал репортерам: „Сообщите публике, что мы сделаем все для того, чтобы выявить скрытые причины этого самоубийства. Будет установлено, добровольно ли эта юная девушка пошла на смерть или её вынудили совершить этот отчаянный поступок. Прежде всего будут подробно допрошены жильцы дома на Сен-Симон-стрит, где мисс Либерри жила под именем Этель Смит. Неизвестно, почему мисс Либерри изменила свое имя. Вы можете быть уверены в том, что любой, в отношении которого возникнет хотя бы малейшее подозрение, что он является виновником самоубийства мисс Либерри, будет немедленно арестован.“
      За полчаса до сдачи номера „Комет“ в печать репортеры поспешили на Сен-Симон-стрит, 417, где были встречены хозяйкой, миссис Гарриет Гэр. Миссис Гэр заявила, что это безупречный и респектабельный дом, в котором она уже почти двадцать лет сдает внаем номера и апартаменты. Она объяснила также, что молодая девушка появилась у неё недели три назад, с маленьким чемоданчиком, и сняла комнату. Когда же ей указали на то, что фотографии этой юной девушки уже долгое время публикуются в прессе, миссис Гэр сказала, что она не разглядывала так тщательно свою новую жиличку. В её доме приходят и уходят слишком много людей. И она не имеет ни малейшего понятия, почему эта девушка лишила себя жизни.»
      Первая страница «Комет» от 10 июля была заполнена сообщениями о деле Либерри. Один из заголовков гласил:
      «Либерри обвиняет полицию в пособничестве торговле девушками.
      Место самоубийства – гнездо порока!
      Муниципалитет принимает меры. Назначено расследование деятельности городской полиции и торговли девушками! мистер Джон Дж. Либерри, отец Розы Либерри, исчезновение которой некоторое время назад произвело большую сенсацию и которая 8 июля была найдена повесившейся в своей комнате на Сен-Симон-стрит, явился к главе городского муниципалитета Девиду Лемсону и предъявил ему обвинение против городской полиции, которая по его, Либерри, мнению, защищает шайку торговцев девушками.
      Это обвинение стало началом самого большого скандала, который когда-либо переживал Джиллинг-сити. Виновником обнаружения этого факта является один из репортеров „Комет“.
      Под видом жестянщика этот находчивый журналист сумел проникнуть в дом 417 по Сен-Симон-стрит и получить свидетельства перепуганной кухарки, а также негра и девушки из прислуги. Главным в этих показаниях является то, что миссис Гэр, будучи хозяйкой дома с дурной репутацией, занималась аморальным бизнесом.
      Репортер пообещал этим служащим не выдавать их и получил доступ в комнату на втором этаже этого дома, где две молодые девушки без стеснения выложили ему правду о характере своих занятий. Каждый вечер этот дом заполнялся мужчинами, спиртное лилось рекой. Одна из этих девушек рассказала, что частыми посетителями этого дома были многие почтенные отцы города, особенно начальник полиции Хартиган, который являлся её персональным покровителем. Она также видела, что Хартиган получал от миссис Гэр деньги. Затем наш репортер попросил этих девушек проводить его на третий этаж, где оборудованы элегантные, роскошные помещения для всех видов азартных игр. Там имелись и рулетка, и столы для игр в баккара, в кости и многое другое.
      В то время, как наш репортер находился в доме, миссис Гэр отсутствовала. Позже выяснилось, что она как раз была на допросе в полиции, но из-за отсутствия доказательств была отпущена. Там ещё не знали, что репортер „Комет“ проводит собственное расследование!
      Собрав достаточно доказательств, этот журналист немедленно отправился в дом мисс Стайнс на Кливленд-авеню. Здесь он тут же сообщил о своих открытиях отцу юной девушки, лишившей себя жизни. Взволнованный Либерри потребовал встречи с мэром города Лемсоном.
      Представленные доказательства глубоко потрясли Лемсона. „Если все это, в самом деле, правда, – сказал он, – то нашей полиции будет устроена такая встряска, какой этот город ещё не видел! Это просто позор, что юная девушка, добровольно или против своей воли, была завлечена в такой дом. Это постыдное пятно будет смыто с нашего города решительными действиями!“
      Глава муниципалитета Лемсон распорядился немедленно начать расследование махинаций полиции, возглавляемой начальником Хартиганом.»
      Мой взгляд остановился на заголовке другой колонки.
      «Я нашла погибшую!
      Девушка, нашедшая Розу, дает показания.»
      Это рассказ женщины, которая обнаружила Розу Либерри повесившейся в своей комнате.
      «– Было восемь часов утра, – начала девушка, которую мы будем называть просто Леа. – Я проснулась. В комнате рядом со мной жила девушка, с которой я, собственно говоря, не была особенно дружна или доверительна. Но, в ожидании, пока освободится ванная комната, я решила на минуту заглянуть к ней. Постучав, я не получила ответа. Тогда я просто открыла дверь.
      Я вошла – бедняжка висела на крючке, прибитом с внутренней стороны дверцы встроенного шкафа. Вместо веревки она использовала скатанную простыню. Я быстро бросилась вниз по лестнице, так как подумала, что прежде всего нужно сообщить в полицию. Я позвала нашу прислугу Фанни и сказала ей, что одна из девушек убила себя. Полиция была всегда очень любезна, когда мы нуждались в ней по каким-либо причинам. Фанни отперла дверь, я выбежал мимо неё на улицу, хотя ещё не была как следует одета. К счастью, там я сразу встретила полицейского. Совсем молодого парня.
      Он тут же пошел со мной, и мы вместе направились в комнату, где висела эта девушка. Всем этим поднявшимся в доме шумом была разбужена миссис Гэр. Она вышла в холл и крикнула:
      – Что тут, собственно, происходит? – Потом она тоже вошла в эту комнату и захлопнула за собой дверь. Больше я ничего не знаю.»
      Я прочитала всю газету, которая от корки до корки была заполнена дальнейшими подробностями. А затем вернулась ещё раз к первой странице, чтобы удостовериться, не пропустила ли я что-нибудь. Я ещё раз внимательно рассмотрела снимки. Сначала сделанную в фотоателье фотографию матери Розы красивой, спокойного вида женщины. Какая злая ирония! Другая фотография запечатлела тетю в своем саду. Под изображением молодого полицейского стояло:
      «Сотрудник полиции Уолтерс, пришедший на крики девушки на улице.»
      Я внимательно всматривалась в эту фотографию. Где-то я когда-то уже видела эти черты… восемнадцать лет прошло с тех пор… это лицо – старше – с морщинами и беспокойными глазами… Сотрудник полиции Уолтерс? Нет мистер Уэллер!!

21

      Я бросилась к библиотекарю и спросила, где можно найти телефон.
      – И не подпускайте, пожалуйста никого к этим газетам! Это чрезвычайно важно. Речь идет об убийстве.
      Старик, отступавший передо мной шаг за шагом, молча указал пальцем в другой угол зала. Там на подставке стоял телефон.
      – Свяжите меня, пожалуйста, немедленно с управлением полиции. Да даже очень важно! Лейтенанта Штрома, пожалуйста. Это касается дела Гэр. Говорит миссис Дакрес… о… это вы, лейтенант Штром? Думаю, я нашла нечто важное. Вы можете приехать в редакцию «Комет»? Я в архиве.
      – Сейчас приеду. – Он положил трубку.
      Старик библиотекарь оставался в своем углу. Он не вышел оттуда и при появлении лейтенанта Штрома.
      Штром вошел в сопровождении незаменимого сержанта Вэна.
      – Хелло, миссис Дакрес – итак, что же такое волнующее вы обнаружили?
      Я трясущимися пальцами указала на фотографию полицейского Уолтерса, намеренно ничего не сказав при этом. Если Штром сам не узнает этого человека, то я, возможно, заблуждаюсь.
      – Святые небеса – Уэллер! – мгновенно воскликнул он.
      Мне от облегчения стало плохо.
      Позже, когда мы вместе с лейтенантом Штормом ехали в полицейский участок, мне стало ясно, что теперь это дело, вероятно, должно подойти к своему концу. Мы вместе проштудировали оставшиеся выпуски «Комет» за июль, август и сентябрь 1919 года. Там мы прочитали о расследовании, которое провел мэр города Лемсон, и о произведенных чистках в руководстве города. Мы узнали подробности о грязном промысле миссис Гэр. Информацию об обвинении и процессе против миссис Гэр. Непрестанные попытки отца Либерри доказать, что его дочь никогда добровольно не приходила в дом миссис Гэр, и что это самоубийство было её бегством от ужаса и позора. Миссис Гэр, напротив, упорно утверждала, что Роза пришла к ней по своей воле и осталась у нее. Она, якобы, предпочла жизнь у миссис Гэр скучной жизни в родительском доме!
      При покойной не нашли никаких писем или объяснений для родителей. Снова и снова адвокат вызывал эту девушку Леа и истязал её вопросами. Но ответ всегда был один и тот же. Покойная не оставила после себя никакого объяснения.
      В конце концов «Комет» на целом развороте сообщила новость, что миссис Гэр приговорили к пяти годам каторжной тюрьмы. Что же касается «Комет», то из деле Либерри было выжато все, до последней капли!
      Лейтенант Штром был того же мнения. Мы вместе покинули архив и поехали в полицию. Вэн был послан за Уэллерами. Ч тем временем неутомимо вышагивала взад и вперед по кабинету лейтенанта Штрома. Днем раньше Уэллеры выглядели испуганными, но сейчас они от страха чуть не окаменели. Дрожа, они вошли вместе с Вэном в кабинет.
      – Садитесь – приказал Штром.
      Он по очереди испытующе посмотрел на обоих.
      – Уэллер, – произнес Штром после долгой, тягостной паузы, – миссис Дакрес помогла мне просмотреть старые номера «Комет». Выпуски за 1919 год. 10 июля 1919 года «Комет» опубликовала фотографию молодого полицейского по фамилии Уолтерс. Он был вызван утром 8 июля в один дом на Сен-Симон-стрит, где повесилась юная девушка. У миссис Дакрес чрезвычайно острый глаз, и она сразу вызвала меня, чтобы я тоже посмотрел этот снимок…
      Молчание.
      – Уэллер, почему вы не рассказали мне, что были когда-то на службе в полиции?
      Мистер Уэллер избегал взгляда Штрома. Он посмотрел на меня усталыми глазами.
      Миссис Уэллер также полоснула меня взглядом Но в её глазах была ненависть.
      – Мне следовало бы знать, что она проболтается, – проговорил Уэллер как бы про себя. – И я ведь знал это, с тех пор, как она мне призналась, что миссис Гэр говорила ей об этом.
      – Конечно, вы знали это. И поэтому пытались убить ее! – прогремел голос Штрома.
      Мистер Уэллер отрицательно покачал головой.
      – Нет, это неправда.
      – А ваша жена купила для вас этот пятновыводитель.
      – Нет, это тоже не так.
      – Но вы пользуетесь этим средством!
      – Только для чистки одежды!
      – Вы вернулись домой после судебного расследования и подождали, пока все успокоиться. Затем пробрались в подвал. Прежде всего вы подмели обычно неиспользуемую подвальную лестницу, затем вывернули винты из двери, ведущей в кухню миссис Дакрес, и перепилили заржавевшую задвижку. Затем на чисто подметенной лестнице стали с нетерпением ожидать возвращения миссис Гэр. Вы с вашим подлым делом ждали, пока женщина ляжет спать и будет беспомощной. Ждали там за дверью, в потемках свою новую жертву!
      Чета Уэллеров дрожала, и мне тоже стало немного не по себе.
      Лейтенант понизил голос и спросил ледяным тоном:
      – Что вы искали в чулане?
      – Клянусь Богом, я ничего такого не делал!
      – Почему же вы тогда заходили туда?
      – Да я вообще там не был!
      В кабинете опять воцарилась мертвая тишина.
      Штром прошептал:
      – Я прикажу произвести у вас дома обыск!
      Никакого ответа.
      – Вы, по-видимому, ничего не имеете против этого, так?
      Снова молчание.
      – Ах, тогда, значит, в вашей комнате нечего искать? Ну, я вам помогу. Уэллер, в моем письменном столе лежит одна заметка от 8 июля 1919 года. В тот день сотрудник полиции Уолтерс вошел в комнату повесившейся и нашел там кое-что! Он нашел такое, за что миссис Гэр пообещала ему две тысячи долларов! Уолтерс, вы могли найти в той комнате только одно! Только одно, за что миссис Гэр была готова заплатить такую сумму! Этим она не могла оградить себя от всех неприятностей, что ей, пожалуй, было ясно; но это должно было защитить её в беде. Уолтерс, в течение всего процесса адвокаты Либерри пытались найти вещественные доказательства того, что мисс Либерри не добровольно оказалась у миссис Гэр и не по своему желанию решилась на самоубийство! Ничего не было найдено! Ничего! Эти доказательства пытались получить от вас, Уолтерс! Вы были первым, кто осматривал ту комнату. Почему не было ничего обнаружено – ни письма, ни объяснения? Потому что вы лгали, Уолтерс, и вас невозможно было в этом уличить! Но я знаю кое-что, чего не знали тогда адвокаты и за что несчастный отец отдал бы все свое состояние, – а именно, – то, что у вас была долговая расписка, датированная 8 июля 1919 года!
      Вслед за этим в комнате опять наступила полная тишина. Слышалось лишь прерывистое дыхание супругов Уэллер.
      – Уэллер, где то письмо, которое оставила после себя несчастная девушка?
      Мистер Уэллер апатично посмотрел на Штрома. А затем предельно просто ответил:
      – Миссис Гэр сожгла его.
      Тихо, почти шепотом Штром повторил:
      – Сожгла его…
      Уэллер кивнул. Миссис Уэллер тоже наклонила голову.
      Мне захотелось завыть! Голос Штрома прозвучал слабо и тихо, как будто он говорил в микрофон:
      – Следовательно, вы нашли объяснение этого трагического самоубийства?
      – Да, я нашел это письмо.
      – И миссис Гэр пообещала вам две тысячи долларов за молчание?
      – Да.
      – Уолтерс, вы читали это письмо?
      Мужчина вздохнул и прошептал:
      – Лист бумаги, пожалуйста…
      Штром подтолкнул ему через стол блокнот и карандаш.
      Мистер Уэллер встал и начал почти автоматически, но дрожащими пальцами что-то писать. Он писал в течение нескольких минут. Затем пододвинул блокнот обратно Штрому. Лицо лейтенанта стало жестким и холодным. Я склонилась через его плечо и прочитала:
      «Мама, папа, я испробовала все, что в моих силах, чтобы вырваться отсюда, но этот дом всегда заперт. То, что от меня требуют – ужасно, страшно! Простите меня, мама и папа – вы знаете, как я вас люблю. И я знаю, что вам лучше видеть меня мертвой… Ваша Роза.»
      Я как зачарованная уставилась в эту бумагу. Я не могла смотреть в лицо Уэллеру. Но я слышала, как Уэллер, запинаясь, произнес:
      – Может быть, теперь я смогу, наконец, забыть это! Тогда я был ещё совсем новичком в полиции. У меня были долги. Моя жена ждала своего первого ребенка. Он умер… Эта тайна почти свела нас с ума…
      Штром тихо спросил:
      – Так эти две тысячи долларов – не все, что вы получили?
      Теперь самое трудное для Уэллера было позади, и он сказал почти с облегчением:
      – Нет – она также отдала мне ещё все наличные деньги, которые были у неё дома… около трех тысяч долларов…
      – О Боже!
      И внезапно Уэллер опять опустился на свой стул, закрыл лицо руками и начал горько рыдать. Это были рыдания подавленного, растерянного, сломленного мужчины. Миссис Уэллер положила ему руку на плечо.
      – Уэллер, вы убили миссис Гэр? – спросил Штром с угрожающей интонацией.
      – Бог свидетель – нет!
      – Вы пытались убить миссис Дакрес?
      – Нет, нет!
      Штром пожал плечами и обратился ко мне.
      – Миссис Дакрес, почему бы вам не пойти домой? Я должен продолжать этот допрос, пока Уэллер не сознается во всем. Может быть, вам лучше не присутствовать при этом! Я обещаю держать вас в курсе всех дел.
      Я покинула комнату, прошла по коридору и, наконец, оказалась на улице, под июньским солнцем. Мои нервы были напряжены до предела, и я была рада, что Штром меня выставил. Я не смогла бы больше смотреть, как он буквально убивает Уэллера своими вопросами. Вопросы могут быть более убийственными, чем нож или кастет. Они проникают постепенно, пока не достигнут самой слабой точки – и тогда конец!
      Собственно говоря, очень странно, что я проявляла такое сострадание к Уэллерам. Непонятно, почему мне было жалко Уэллера, который доставил столько страданий родителям несчастной Розы Либерри. Конечно, были молодые девушки, по своей воле последовавшие зову зла, – но не Роза Либерри! Ее ясные, невинные, добрые глаза говорили о её порядочности.
      Из телефонной кабины на углу я позвонила Ходжу Кистлеру и позже, за ужином рассказала ему все, что случилось после того, как мы с ним расстались.
      – Ужасно! – трезво и объективно оценил Ходж мое сообщение. – Такое юное существо с такой ужасной судьбой. А то, что несчастных родителей заставляли поверить что эта девушка была совершенно порочной! Уэллер должен был быть расстрелян.
      – Для него это было бы даже лучше, – сказала я. – Жизнь для него теперь кончена. В чем-то мне его жаль. Я не могу его ненавидеть так, как, собственно говоря, должна бы.
      – Ненавидеть? Почему ты должна его ненавидеть? Ненавидят по личным причинам.
      – Вот как? А как же тогда быть с мистером Грантом? Он ведь ненавидел миссис Гэр, и, причем, совсем не по личным причинам.
      – Те причины, которые он нам назвал, были не личными. Но, возможно, о своих настоящих причинах он умолчал.
      – Это, конечно, возможно. Но, во всяком случае, Они, кажется, не имеют Ничего общего с тем, что нас сейчас интересует. Штром убежден в том, что преступник Уэллер. Видит Бог, Уэллеры имели достаточное основание для того, чтобы убить старуху Гэр. Я бы тоже возненавидела того, кто склонил меня к такому позорному поступку.
      – Ты действительно думаешь, что тебя можно склонить к такому?
      – Что мы знаем о себе? С течением времени люди становятся более приземленными, и уже не так уверены в себе. Каждый из нас может поддаться искушению. Во всяком случае, я присутствовала при допросе Уэллера. И этот человек не выходит у меня из головы. Могу себе представить, каково ему было.
      – Откровенность за откровенность! Что касается меня, то я совершенно уверен, что на месте Уэллера тотчас же предал бы гласности это оставленное письмо. Я, как журналист, ни минуты не колебался бы! Ты только представь себе, какую сенсацию вызвало бы такое письмо! Роза Либерри должна была умереть, чтобы Джиллинг-сити получил чистую городскую администрацию! Во всяком случае, этого она достигла своей смертью. Многие люди прожили дольше, но достигли меньшего.
      – А сегодня это письмо, вероятно, уже совершенно неважно, не так ли?
      – Для тех, кто знал эту девушку, наверное нет. Однако, здесь, наверняка, ещё живет масса людей, которых тогда интересовало это дело. Во всяком случае, Штром должен разыскать близких родственников покойной и сказать им правду.
      – Во всяком случае, для Уэллера это письмо и сегодня так же важно, как и тогда, – сердито заметила я.
      После еды мы отправились в мою квартиру. Если Штром захочет поговорить с нами, то, конечно, будет искать меня дома. Пока мы ждали, я непрерывно думала об Уэллерах. Как я ни старалась забыть о них, мне это не удавалось. Ходж тоже был беспокоен и молчалив. Я представила себе Уэллера молодым полицейским. Неопытным, нервным – ведь его жена в первый раз беременна. Я мысленно увидела его стоящим на своем посту, увидела девушку, с криком бегущую к нему. Я увидела Уэллера, врывающегося в этот дом порока, мчащегося вверх по лестнице, вбегающего в комнату, где повесилась юная девушка. Вероятно, он пытался тогда вернуть её к жизни, хотя знал, что Роза была мертва. Он нашел это письмо и прочитал его. Я также представила себе миссис Гэр, как она вбежала, крича и причитая, и предложила ему огромную сумму денег за это письмо – немедленно, и столько, что это поможет им выбраться из бедственного положения! Я представала вместе с Уэллером перед судом, на свидетельском месте и видела направленные на него маленькие, черные, злые глаза миссис Гэр. Я представила себе, как в заключении волосы миссис Гэр стали белоснежными. И, наконец, как Уэллер был уволен со службы и обречен жить, постоянно помня о своем злодеянии, и как эти воспоминания медленно отравляли его…
      Прошли часы. Затем я услышала в холле медленные, тяжелые шаги. Кто-то с трудом поднимался по лестнице.
      – Это, наверное, миссис Уэллер, – прошептала я. – Она одна.
      Чем дальше, тем беспокойнее становились и Ходж, и я.
      Он убивал время, составляя точный временной график того вечера, когда погибла миссис Гэр.
      Время отправления поезда… …8.05
      Миссис Гэр покидает вокзал… …8.07
      Мистер Грант увидел миссис Гэр… …8.25
      Миссис Гэр сидит, в ожидании, в кладовой… …8.27 – 9.10
      мистер Уэллер приходит в подвальную кухню… …9.08
      Миссис Гэр застает его… …9.10
      Убийство… …9.12
      Мистер Уэллер обыскивает кухню, запирает животных… …9.13 – 10.00
      Миссис Дакрес приходит домой, находит ещё одну кошку… …10.00
      Уэллер запирает сбежавшую кошку в кухне… …10.55
      Уэллер бросает ключ через окно… …11.00
      Уэллер совершает попытку убийства миссис Дакрес… …11.02
      – Все очень красиво и очень логично, – сказала я, – но это ничего не доказывает. Когда же, наконец, позвонит Штром! А, кстати, что должен был искать Уэллер в кухне?
      – Может быть, старуха Гэр не сожгла оригинал этого письма, а сохранила его, чтобы постоянно шантажировать Уэллера.
      – Это было бы бессмысленным. Он ведь уже давно не на службе.
      – Может быть, старуха угрожала опубликовать письмо?
      – Это повредило бы ей намного больше, чем ему. Возможно, конечно, что он мог бы принудить старуху уплатить ему эти две тысячи долларов, зная наверняка, что это письмо уничтожено…
      В этот момент раздался звонок у входа. Мы оба замолчали и прислушались. Дежуривший в этот вечер полицейский открыл входную дверь. Я узнала голос Штрома и тотчас бросилась в холл.
      – Он сознался? Вы теперь полностью уверены?
      Штром выглядел смертельно уставшим, изнуренным. Он опустился в мое удобное кресло с таким видом, как будто все силы навсегда покинули его.
      Я сварила крепкий кофе и приготовила ему несколько бутербродов.
      – Уэллер настаивает на своем утверждении, что он не имеет никакого отношения к смерти этой женщины. Больше из него ничего не удалось вытянуть. Если этот человек виновен, то он блестящий актер!
      – Я не могу себе представить, чтобы кто-то устоял против вашего допроса – сказал Ходж.
      – Это едва ли кому-то удается! – самоуверенно ответил лейтенант полиции. – В конце концов, они все сдаются. Если Уэллер действительно убил эту старуху, да ещё пытался убить вас, миссис Дакрес, то это самый отъявленный лгун, которого я когда-либо встречал. Но без его признания я ничего не могу поделать. У нас недостаточно доказательств для того, чтобы предъявить ему обвинение в убийстве и арестовать.
      – У Уэллера первоклассный мотив, – задумчиво заметил Ходж. – Миссис Гэр отказалась платить долг и грозила вышвырнуть их отсюда. Кроме того, он знал, что она кое-что рассказала миссис Дакрес о его прошлой службе в полиции. Это могло оказаться для него опасным.
      – Да я все это ему уже изложил, со всеми подробностями! – простонал Штром.
      – Ходж, – сказала я, – если ты ещё дальше откинешься назад, ударишься вместе со стулом об стену! Я за то, чтобы отложить пока дело Уэллера в сторону и обсудить ещё раз все остальное, что нам известно.
      – Например?
      – Думая о смерти миссис Гэр, нужно отвлечься от дела Либерри. Может быть, одно с другим не имеет ничего общего. Единственное связывающее звено – это то, что в обоих случаях миссис Гэр является, так сказать, главным действующим лицом. Начнем с самого начала. Кто выигрывает от смерти этой старой женщины? Халлораны.
      Штром и Кистлер застонали дуэтом.
      – А теперь послушайте меня, – сказал мне Штром. – Вы когда-нибудь слышали о безупречном алиби? Эти Халлораны не настолько изощренны, чтобы добыть себе такое алиби! И, кроме того, это люди не того сорта, чтобы подготовить такое покушение, какое было совершено против вас.
      – А почему вы так уверены, что это был тот же самый человек, который убил миссис Гэр?
      Снова оба застонали.
      – Это мы уже достаточно подробно обсуждали!
      – Несмотря на это, мы не имеем настоящих доказательств, – настойчиво сказала я.
      – Лучше пусть меня сожрут заживо, если мне придется ещё раз с самого начала пережевывать все это дело! Скажите-ка, Кистлер, может быть у вас тоже есть такая же блестящая идея, как у миссис Дакрес?
      – Похожая.
      – Выкладывайте!
      – Я подозреваю только одного человека – именно его я подозревал с самого начала: – Баффингэма.
      – Баффингэма?
      – Это мое убеждение.
      – Человек с такой фамилией просто не способен на убийство! – саркастически сказал Штром.
      – Он же не использовал свою фамилию в качестве орудия убийства. И, к тому же, эта фамилия не помешала его сыну ограбить банк и застрелить несколько человек.
      – А какая причина могла быть у Баффингэма?
      – Понятия не имею. Но, когда я представляю себе всех жильцов этого дома и задаю себе вопрос: кто? – моя первая инстинктивная мысль: Баффингэм.
      – Хм, – хрюкнул Штром.
      – Он также находится в тяжелом финансовом положении.
      – Несколько сотен долларов ничем не помогут его сыну.
      – Кроме того, у этого человек ужасно несчастный вид, – вставила я.
      – Это говорит голос любви к ближнему! Очень часто люди соболезнуют тем, кто пытался их убить!
      – Средством для чистки одежды! – с отвращением сказала я.
      – Вернемся к делу, молодежь, – призвал Штром. – На мой взгляд, этот убийца должен быть либо хитрее и умнее, чем любой из нас, либо настолько глуп, что на него просто никто не обращает внимания. Я знаю людей такого сорта.
      – Первое описание подходит мистеру Кистлеру, – любезно заметила я.
      – Спасибо. Зато второе очень похоже на тебя!
      – Вот как? А я представляю себе кого-то, чья голова так сильно занята совсем другими делами, что предмет нашего поиска ему совершенно безразличен.
      – В эту характеристику хорошо вписывается Баффингэм!
      Кистлер предложил пригласить сюда Баффингэма, и Штром приказал дежурному полицейскому немедленно привести его. Баффингэм появился в моей комнате через несколько минут.
      – Я тут ещё кое-что вспомнил, Баффингэм, и поэтому хотел бы ещё раз допросить вас, – сказал Штром в своей обычной опасно-спокойной манере. – Я просмотрел материалы по делу Либерри. Вы к этому делу, Баффингэм, прямого отношения не имеете, но у меня нет никакого сомнения в том, что вы в былые годы были как-то связаны с… хм… промыслом миссис Гэр. Может быть вы были когда-то сутенером?
      – Я не знал миссис Гэр, пока не въехал сюда.
      – А Уэллеров?
      – Конечно, я знаю Уэллеров. Они ведь тоже уже довольно давно живут в этом доме.
      – Вы знаете, что Уэллер раньше служил в полиции?
      – Точно не знаю, но предполагал нечто подобное.
      – Знали ли вы его во времена дела Либерри?
      – Нет.
      – Вы отвечаете очень уверенно. Тогда, значит вы знаете, когда это происходило?
      – Я помню об этом. Ведь газеты были полны сообщений об этом деле.
      – Чем вы тогда, собственно, занимались?
      – Я работал в одной аптеке. Я ведь всегда работаю в аптеках. Обычно по продаже содовой.
      Помолчав некоторое время, лейтенант задал следующий вопрос.
      – Работали вы когда-либо в аптекарском магазине Стейнца на углу Кливленд-авеню и Сен-Симон-стрит?
      Так же, как и в прошлую пятницу, в глазах Баффингэма появилось какое-то странное выражение, которое, впрочем, тут же опять исчезло.
      – Да, там я тоже когда-то работал.
      – Когда? – прозвучало как пистолетный выстрел.
      – Дайте-ка вспомнить… прошло уже много времени… двенадцать-пятнадцать лет – точнее не могу сказать, я ведь сменил так много аптек… иногда, в сезон, нанимался на временную работу… например, под Рождество… или в разгар лета на продажу содовой… а иногда наплыв покупателей спадал, приходилось искать новое место…
      – Аптекарский магазин Стейнца все ещё существует, Баффингэм. И хозяин его тот же самый. Можно будет легко установить, работали ли вы там в 1919 году.
      – Я не могу вспомнить. Возможно.
      – Может быть, я смогу помочь вам освежить вашу память. Между углом Кливленд-авеню и номером 417 по Сен-Симон-стрит всего два дома. А летом 1919 года в том доме кое-что произошло, не так ли?
      – Не знаю. Я не имел к этому делу никакого отношения.
      То ли мне показалось, то ли в самом деле этот человек начал нервничать, и у него появилась неуверенность?
      Похоже, Штром очутился в тупике. Он попробовал зайти с другой стороны.
      – Вернемся к прошлому понедельнику, когда было совершено нападение на миссис Дакрес. Итак, вы вместе с мистером Грантом пришли домой вскоре после полуночи, поднялись наверх и легли спать. Вы, мистер Баффингэм, прекрасно знаете, что в этом доме слышен любой шорох. Исключено, чтобы кто-то мог спуститься вниз по лестнице, – даже при условии, что она застелена ковром, – не производя ни малейшего шума. Ведь ступени скрипят. Миссис Дакрес слышала это отчетливо. Следовательно, вы можете…
      Оборвав фразу, он обернулся и сказал своему сотруднику:
      – Джонс, поднимитесь-ка очень тихо и осторожно вверх по лестнице.
      – Зачем?
      – Делайте, что вам говорят!
      – Ладно.
      Джонс пробирался вверх по лестнице со страшным шумом. Я невольно рассмеялась.
      – На роль грабителя он, во всяком случае, не подходит, – проворчал Штром и обратился к Баффингэму: – Вы слышали, Баффингэм? Такой же шум был и в ту ночь понедельника. Может быть, не такой громкий, но все же похожий. Кроме того, ни один человек не может совершенно бесшумно перепилить железную задвижку, во всяком случае, если он так спешит, как тот парень, который пытался тогда убить миссис Дакрес. Присутствующей здесь нашей молодой дамы дома не было, Кистлера тоже. Мисс Санд и Уэллеры заявили, что они рано легли спать. Может быть они спали очень крепко, возможно, один из них тот самый преступник и не спал вовсе! Но – Господь свидетель – очень хотелось бы знать – каким образом вы могли ничего не услышать! Ведь ваша комната находится у самой лестницы. И вы как раз вернулись домой.
      – Я не хочу кому-либо повредить…
      – Предоставьте это, пожалуйста, моим заботам, – грубо перебил его Штром. – Тот, кто приносит зло, должен сам за это ответить. Итак, что же вы слышали?
      – Ну… скрип… как будто кто-то спускался вниз по лестнице.
      – Где это началось? В конце коридора или где?
      – В моем конце коридора. Кто-то прошел мимо моей комнаты.
      – Этот кто-то вышел из комнаты мистера Кистлера или мистера Гранта?
      – Кистлера же не было дома… и я ещё не спал…
      – Значит, Грант!
      Никакого ответа.
      – Грант! Вздор! – проворчал Ходж.
      – Может быть кто-то скрывался в твоей комнате, Ходж, – сказала я.
      – Грант! – воскликнул Штром. – Снова и снова мы приходим к Гранту! В конце концов, он ненавидел эту старую женщину. Я хочу ещё раз поговорить с ним. Вы остаетесь здесь, Баффингэм. Грант!

22

      Усердный служака Джонс пошел наверх, чтобы привести мистера Гранта. Пока мы ждали, Кистлер со смехом показал лейтенанту свой временной график. Штром не смеялся. Он сунул этот лист бумаги в карман.
      – Будь вы тем убийцей, мы бы имели здесь прекрасное доказательство, – сказал он.
      Когда мистер Грант вошел в комнату, он производил впечатление глубокого старика, так что Кистлер невольно пододвинул ему стул. Штром тотчас же открыл огонь:
      – Вы иногда ходите во сне, мистер Грант?
      – Я? Конечно нет!
      – У мистера Баффингэма внезапно случился приступ воспоминаний! Это часто случается в делах такого рода, связанных с убийством. Он заявил только что о том, что в понедельник, оказывается, слышал скрип и шаги. Кто-то вышел из вашей комнаты, прошел мимо его двери и спустился вниз по лестнице.
      Мистер Грант, казалось, задумался, устремив взгляд на Баффингэма.
      – Совершенно верно, – наконец, спокойно сказал он.
      Штром издал удивленный возглас. Чего он никак не ожидал, так этого ясного, утвердительного ответа. Я онемела, Ходж раскрыл рот и забыл его закрыть. Мистер Грант продолжал:
      – Я прошел по коридору и спустился по лестнице в подвал. Но это совершенно неважно и не имеет к этому делу никакого отношения.
      – Позвольте, пожалуйста, судить об этом мне! – прогремел Штром. – Может быть, вы скажете, почему бродили среди ночи?
      – Конечно. Я что-то услышал.
      – Так, так. Значит вы тоже что-то услышали!
      – Во всяком случае, мне так показалось. Что-то очень своеобразное. Вероятно, вы будете смеяться надо мной. Я тоже не мог бы представить себе, почему кто-то должен делать такое среди ночи… – Он пожал плечами. – Это был какой-то чрезвычайно странный шум… как будто кто-то что-то чистил щеткой… да, это единственное, с чем я могу сравнить этот звук… это была чистка… среди ночи.
      – Так, значит вы слышали шум какой-то щетки, – сказал Штром угрожающе спокойным тоном.
      – Иначе я не могу его охарактеризовать.
      – И вы молчали об этом и во вторник, и в среду!
      Мистер Грант, моргая, уставился на Штрома.
      – Но ведь это несущественно!
      – Наоборот! – прогремел Штром. – Кто в понедельник ночью тщательно подмел подвальную лестницу, тот и совершил нападение на миссис Дакрес!
      На лице мистера Гранта отразилось удивление.
      – Значит кто-то действительно подметал? Тогда, выходит, я прав.
      – Конечно, вы правы! Почему, черт побери, вы умолчали об этом?
      – Я же сейчас впервые слышу о том, что подвальная лестница была подметена, – кротко объяснил Грант.
      Этим Штром был сражен. Мы все раскрыли рты, чтобы что-то сказать, но молчали, как в тихом взаимном согласии.
      Какой смысл был в том, чтобы сейчас что-то говорить? Вероятно, Грант, действительно, ничего не знал об этой недавно подметенной лестнице. Во время его допроса об этом не упоминалось, а Грант был не из числа тех кто болтает с другими постояльцами дома.
      У Баффингэма был совершенно безразличный вид. Во всяком случае, он отнюдь не был поражен. Уэллер при реконструировании этого преступления сегодня во второй половине дня был захвачен врасплох.
      – Тогда я ничему больше не удивляюсь! – беспомощно проворчал Штром.
      Затем он взял себя в руки и объяснил свою версию покушения на меня.
      Грант кивнул.
      – Все очень хорошо сходится. Как я только что сказал, я услышал шум – будто что-то чистили или подметали. Мне стало, конечно, любопытно, что же, собственно говоря, происходит в этом доме. Я решил выяснить, в чем дело, и для этого спустился в подвал. Но ни в чулане, ни в кухне миссис Гэр я не мог обнаружить ничего необычного. Я опять вернулся наверх, так как подумал, что ошибся.
      – Во всяком случае, вы не сочли своим долгом предупредить других жильцов. Например, присутствующую здесь миссис Дакрес.
      – Честно говоря, нет. Я считал, что она хорошо защищена. Эти стулья под ручкой двери…
      – Откуда вы это знаете? – прервал его Штром.
      – Я услышал это.
      – Выражайтесь, пожалуйста, более понятно. Что вы услышали?
      – Я, кажется, забыл упомянуть о том, что миссис Дакрес и ещё кто-то, вероятно, мистер Кистлер – пришли домой в то время, когда я находился в подвале. Я слышал, как в холле сказали «доброй ночи» и миссис Дакрес крикнула, что все в порядке. Я слышал также, как она запирала дверь и двигала по комнате стулья. Было совершенно очевидно, что миссис Дакрес подставляла эти стулья под ручку двери.
      Мистер Грант, моргнув, посмотрел на меня, и я покраснела, вспомнив о том количестве рома, которое я тогда выпила! Он дружелюбно улыбнулся.
      – Эти молодые люди были очень… хм… возбуждены. Вполне понятно и вполне нормально для молодых людей… естественно, я не хотел, чтобы они меня увидели… поэтому я подождал несколько минут, прежде чем снова подняться наверх.
      Грант со стоическим спокойствием встретил недоверие Штрома. Штром переводил взгляд с одного на другого, пытаясь скрыть свое смущение.
      – Все это звучит совершенно неправдоподобно! – сказал он наконец. – Тут что-то не так! Мистер Грант, вам придется объясниться. В три часа ночи обычно не бродят по дому.
      – Я понятия не имел, сколько было времени.
      – Но молодые люди вернулись домой именно в это время.
      Штром обратился к Баффингэму:
      – Это не соответствует вашим показаниям.
      – Я сказал только то, что знаю. Возможно, я читал дольше, чем обычно. Может быть, я долго не мог заснуть. Не знаю.
      – Похоже, здесь никто ничего не знает! – проворчал лейтенант. – Грант, вы пошли в подвал не потому, что услышали шум! Вы сами создали этот шум! Это вы подметали лестницу!
      Мне показалось, что Штром надеялся принудить к признанию каждого из них. Он сверлил взглядом, напирал, снова и снова повторяя свои обвинения. Но мистер Грант оставался непоколебим в своих показаниях. Он становился все более утомленным, слабым, разбитым, но держался стойко.
      В конце концов Штром сдался.
      – Черт побери, я сыт всем этим по горло! – в бешенстве прохрипел он. – По мне, пусть вас всех здесь поубивают! Я отправляюсь домой и ложусь спать.
      Он встал, вышел из комнаты, бормоча что-то своему сержанту, и с треском захлопнул за собой дверь.
      Мы, четверо оставшихся в моей комнате, растерянно смотрели друг на друга. Все казались полностью выжатыми и опустошенными. В душе мне было жаль мистера Гранта, и я сказала ему то, о чем сегодня вспоминаю с большим удовольствием.
      – Я никогда не поверю, что на меня нападали вы, мистер Грант. Ничто на свете не может меня убедить в этом!
      – Вы правы, миссис Дакрес, – кротко кивнул он.
      – Черт бы побрал всю эту полицию! – проворчал Баффингэм. – Я иду спать. – Он с угрюмым видом покинул комнату и поднялся вверх по лестнице.
      Ходж и мистер Грант тоже поднялись со своих мест.
      – Я не стану проявлять учтивость и просить вас остаться, – сказала я. – Вы оба смертельно устали. И я тоже!
      Я проводила обоих мужчин до двери. Проходя мимо стула, на котором сидел Штром, я наклонилась, чтобы поднять что-то, лежавшее на полу. Это был лист бумаги.
      – Надо надеяться, вы оба будете спать спокойно и крепко. Под охраной полиции можно… послушай, Ходж… смотри-ка, – ведь это прощальное письмо, которое записал по памяти Уэллер… письмо Розы Либерри… должно быть, оно выпало из кармана Штрома.
      Кистлер, склонившись через мое плечо, прочитал его. Мистер Грант тоже проявил живой интерес. Он прочитал эти трагические строки и, не вымолвив ни слова, опустился на пол.
      – Боже мой, он упал в обморок! – закричал Кистлер. – Иди, помоги мне уложить его на диван.
      Мистер Грант оказался легким, как перышко. Из холла пришел нам на помощь дежурный детектив, и мы втроем попытались привести в чувство этого пожилого человека. Наконец, он пришел в себя, но лежал неподвижно. Он был смертельно бледным, однако глаза его блестели.
      – Слишком много вопросов, – пробормотал он и снова закрыл глаза. Казалось, он уснул.
      – Штром слишком грубо с ним обошелся, – возмущенно сказала я. – Лучше всего, если он спокойно полежит здесь.
      Полицейский остался в комнате и смотрел – по-видимому, безразличным взглядом – в окно. Я сидела у дивана и смотрела на этого изможденного старика. Наконец, он опять открыл глаза и взглянул на меня. Слабая улыбка скользнула по его лицу.
      – Что я, собственно, прочитал? Ах, да – какое-то письмо – как вы его назвали?
      – Это письмо обнаружилось сегодня утром. То есть, это только копия. Может быть, вы помните, что здесь, в Джиллинг-сити проходил когда-то большой, скандальный судебный процесс. Одна девушка по имени Роза Либерри тогда лишила себя жизни. Ее предсмертное письмо могло кому-то очень повредить. Единственный оставшийся в живых человек, который видел оригинал этого письма, запомнил однако, каждое его слово. Это его копия.
      К моему удивлению, мистер Грант кивнул.
      – Я очень хорошо помню дело Либерри. Это был большой скандал. Да, я все это помню. Но предсмертного письма этой юной девушки не нашли.
      – Мы все это узнали только сегодня, – повторила я.
      Я колебалась, но, по-видимому, старика очень интересовало это дело, и он ждал дальнейших объяснений. Кроме Ходжа и сержанта здесь не было никого, кто мог бы что-то услышать. Почему бы мне не рассказать правду этому безвинному старику? Появился, наконец, человек, который помнил об этом происшествии. Может быть, даже друг этой семьи. Во всяком случае, он должен, в конце концов, узнать правду. Но я решила не упоминать Уэллера.
      – Мы нашли того полицейского, который был первым вызван на место происшествия. Мы смогли также доказать, что миссис Гэр заплатила ему за молчание. Лейтенант Штром вынудил этого человека признаться в том, что он нашел предсмертное письмо несчастной юной девушки и позволил миссис Гэр подкупить себя. Письмо было уничтожено.
      – Уничтожено? Но это…
      – Бывший полицейский запомнил его абсолютно точно. Он ведь тоже не мог забыть это дело! Оно долгие годы лежало на нем тяжелым грузом. Он по памяти восстановил письмо и отдал эту копию лейтенанту полиции.
      Мистер Грант опять закрыл глаза. Он был так бледен, что я позвала Ходжа. Но на этот раз он не потерял сознания. Через несколько минут он снова открыл глаза.
      – Чрезвычайно интересно! – пробормотал он и сел. Ходж и детектив помогли ему подняться на ноги. А затем он обратился ко мне, но речь его была совершенно рассеянна:
      – Очень интересно. Я хорошо помню это дело. Я помню и родителей этой девушки… её смерть была таким жестоким ударом… прежде всего сопутствующие обстоятельства… это письмо совершенно по-новому освещает дело… Вы позволите мне ещё раз внимательно перечитать его? Разумеется, завтра утром я верну его лично этому лейтенанту полиции. Очень интересно…
      Я опять заколебалась. Штром, конечно, рассвирепеет, но он и без того большей частью бывает таким! Если письмо пропадет, то ведь можно, в конце концов, заставить Уэллера сделать ещё одну копию. Я долгим взглядом посмотрела на мистера Гранта. Он покраснел, как ребенок, который просит о каком-то особом одолжении.
      – Я не вижу причин, почему бы мне не дать вам это письмо, – проговорила я и протянула ему этот лист бумаги.
      Грант осторожно принял его. Мне и в голову не приходил, что он может его потерять. А затем трое мужчин вместе покинули мою комнату. Ходж и детектив некоторое время оставались у мистера Гранта, затем Ходж опять вернулся ко мне.
      – Странно, – сказал он, – похоже, этот клочок бумаги нагнал на него страху.
      – Во всяком случае, это письмо необычайно заинтересовало его. Но он ведь был совершенно изнурен этими допросами. Я думаю, что он упал в обморок скорее от сильной усталости, чем от страха. Все-таки странно, что он попросил дать ему возможность ещё раз внимательно и в одиночестве прочитать это письмо.
      – Я не согласен с тобой, – сказал Кистлер. – Он даже поразил меня тем, как хорошо выдержал перекрестный допрос. Казалось, он совершенно не воспринимал выпады Штрома. По-моему, его ошеломило это письмо.
      – Что это должно означать?
      – Это может означать либо многое, либо совсем ничего. Он ведь сказал, что знал эту семью. Для друга семьи тот скандал должен ещё и сейчас казаться ужасным. Такое легко не забывается. И тут, после всех этих лет, как с неба падает это письмо. Ведь оно доказывает, что девушка была не бесчестной самоубийцей, а жертвой, доведенной до смерти. Такое могло стать сильным потрясением для старого человека.
      – Сегодня вечером во время этого допроса вообще не упоминалось о деле Либерри. Штром говорил об этом только Баффингэму.
      Детектив Джонс, приоткрыв дверь, просунул голову в щель и сказал:
      – Я, собственно говоря, должен бы доложить шефу. Но он был таким усталым и в таком плохом настроении, что, если я сейчас ему позвоню, он, вероятно, оторвет мне голову.
      – Подождите до завтра, – сказал Кистлер.
      – Раз вы дежурите в холле, ничего не может случиться, – успокоила я усердного молодого служаку. И, таким образом, лейтенант Штром был оставлен в покое.
      Сегодня я задаю себе вопрос, могло ли что-либо измениться, если бы мы ему позвонили. Но, в сущности, не могу себе этого представить. Я провела беспокойную ночь. Почему я не могла заснуть, для меня осталось тайной, ведь я устала, как собака. Мистер Уэллер домой не вернулся. Вероятно, его арестовали. Следовательно, если убийцей был он, то мы, по меньшей мере, были от него в безопасности.
      А если виновным был не Уэллер, то на этот случай в холле дежурил Джонс, охраняя нас. Я оставила открытой свою дверь в холл и могла слышать даже шуршание газеты, которую читал Джонс. Я начала думать о мистере Гранте. Его поведение было для меня довольно загадочным. – «Очень интересно, чрезвычайно интересно. Я знал эту семью,» – сказал он. Его голос звучал у меня в ушах, когда я тщетно пыталась заснуть. Я попробовала представить себя на месте мистера Гранта лет двадцать назад. Тогда ему, наверное, было приблизительно лет пятьдесят. Приятель мистера Либерри. Возможно также, и друг мисс Стайнс, той самой тети. Вероятно, живы ещё и другие знакомые этой семьи. Первым делом я должна убедить Штрома разыскать всех ещё живых знакомых семьи Либерри и сказать им правду. Они имеют право её знать.
      Наконец, возможно живы ещё даже родители этой девушки! Ведь тетя жила в Джиллинг-сити. Нужно посмотреть в телефонном справочнике, числится ли на Кливленд-авеню некая мисс Стайнс. Тогда я бы сказала ей:
      – Мисс Стайнс, с вами говорит миссис Дакрес. Вы меня не знаете, но у меня есть для вас хорошие вести. Ваша племянница, та несчастная девушка, которая выбрала себе такой трагический конец, оставила после себя записку, из которой следует, что она, в сущности, была совершенно невинна.
      С такими мыслями в голове я, конечно, не могла найти себе покоя. Я снова подумала о мистере Гранте. Друг семьи, которого, может быть, даже просили о помощи, который, вероятно, пришел в ужас, услышав об этом самоубийстве. И, в конце концов, я заснула. Мне приснился кошмарный сон, в котором Роза Либерри кричала мне: «Торопитесь! Торопитесь!»
      Когда я проснулась на следующее утро, солнце ярко освещало комнату. Я была совершенно разбита. Выбравшись из постели, я, зевая, приготовила себе завтрак. Странно, ещё два дня назад я почти умирала с голоду, а теперь я об этом уже совсем забыла. Но моя голова все ещё давала о себе знать после понедельника. Сегодня пятница.
      – Давно пора, – с сарказмом подумала я, – опять произойти чему-нибудь ужасному!
      После завтрак я вышла в холл, где Джонс крепко спал, сидя на кожаном диване.
      – Доброе утро!
      Он испуганно вскочил и проворчал:
      – Доброе утро.
      – Все в порядке? Никаких новых убийств?
      – К сожалению, нет! – гуманно ответил он.
      – Вы уже видели мистера Гранта?
      – Он пока ещё не спускался сюда.
      – Бедняга, – сказала я. – Он, вероятно, совершенно изнурен. Отнесу-ка я ему чашечку кофе.
      – Позаботьтесь заодно и обо мне! – ухмыляясь сказал Джонс.
      Итак, я приготовила настоящий крепкий кофе, подала одну чашку благодарному Джонсу, а вторую понесла наверх. Наверху, в коридоре было тихо и темно. Ходж, вероятно, уже ушел, а мистер Баффингэм, похоже, ещё спал. Мисс Санд была уже на работе. А миссис Уэллер? Она была теперь одна. В сущности, этих Уэллеров я всегда видела вместе. Я подумала об их совместной жизни, жизни под тяжестью вины, которая связала их друг с другом. На все времена. До конца их дней.
      Тихо постучавшись в дверь мистера Гранта, я все ещё думала об этом трагическом супружестве. Никто не крикнул мне войдите, и я постучала ещё раз. Опять тишина. Я нажала ручку двери, и она поддалась. Должно быть, мистер Грант оставил свою дверь незапертой или уже вышел. Может быть, он болен и нуждается в помощи. Такой пожилой человек едва ли будет что-то иметь против, если я просто войду и посмотрю на него. Я открыла дверь.
      Мистер Грант лежал на своей постели лицом к окну. Свет падал на его спокойное, неподвижное лицо. Признаки усталости и изможденности исчезли. Он выглядел спокойным и умиротворенным. Я заметила, что электрический свет в комнате ещё горел. И тут я узнала правду.
      Я тихо поставила чашку и подошла к спящему. Я дотронулась до его руки. Мистер Грант был мертв.
      На его ночном столике лежали два листа бумаги. Один из них был предсмертным письмом Розы Либерри, другой содержал следующее:
      «Я Дон Грант Либерри. Наконец я снова доволен. Я едва могу дождаться, когда опять увижу свое дитя.»

23

      Я медленно спустилась вниз, чтобы известить Джонса. Когда он услышал это сообщение, последние остатки его сонливости мигом исчезли. Он бросился вверх по лестнице и тотчас вернулся назад, чтобы позвонить Штрому. Я сидела на кожаном диване и тихо плакала.
      Джонс безостановочно бегал взад и вперед.
      – И что только скажет лейтенант Штром! Надо же было этому случиться именно во время моего дежурства! – снова и снова повторял он.
      Штром прибыл, как обычно, очень быстро, в сопровождении своих верных спутников Вэна и Билла.
      – Опять у вас что-то стряслось? – крикнул он мне, вместо того, чтобы адресовать этот вопрос Джонсу.
      – Я так рада, что он увидел это письмо! – всхлипнула я.
      – Какое письмо?
      – Предсмертное письмо Розы Либерри выпало у вас из кармана, и мистер Грант прочитал его. Он был отцом Розы.
      – О, святые небеса! Джонс, пошли со мной!
      Все четверо полицейских устремились вверх по лестнице. В течение следующей четверти часа к нам непрерывно прибывали люди. Я не имела понятия, кто они были, вероятно, полицейские, детективы и сотрудники следственной службы. Они только коротко спрашивали:
      – Где? – и взбирались на второй этаж.
      Немного позже появилась миссис Уэллер с заплаканными глазами и отекшим, усталым лицом.
      – Что здесь опять случилось? – хрипло спросила она.
      – Мистер Грант умер. Я нашла его. Я поднялась наверх, чтобы отнести ему чашку кофе, и… там… он лежал…
      – Отчего он умер? – спросила она тихо.
      – Я не знаю. Он лишил себя жизни. Он оставил записку.
      Мне до сих пор не было ясно, что могла означать добровольная смерть этого старого человека, и я только отметила появившееся на лице миссис Уэллер выражение надежды. Я тут же догадалась, что пришло ей в голову, и поспешно воскликнула:
      – Нет, нет, мистер Грант не был убийцей! Он не имел ни малейшего отношения к смерти миссис Гэр. Тут дело совершенно в другом. Это…
      Я оборвала себя, и мне вдруг стало ясно, как тесно Уэллеры были связаны со смертью этого старого человека. Их многолетнее молчание причиняло этому несчастному бесконечную боль. Я отвернулась и сказала:
      – Лейтенант Штром при своем последнем визите сюда обронил предсмертное письмо Розы Либерри – я хотела сказать, копию, написанную вашим мужем. Мистер Грант увидел и прочитал это письмо.
      Хотя я нисколько не умаляла вины Уэллеров в горе этого старого человека, у меня не лежало сердце к тому, чтобы сказать ей всю правду. Страх этой женщины передался мне, но к этому страху примешивалась и потребность все узнать. И тогда я с тяжелым сердцем решила все рассказать этой отчаявшейся женщине.
      – Настоящая фамилия мистера Гранта – Джон Грант Либерри. Он был отцом Розы.
      Миссис Уэллер тяжело вздохнула и разразилась слезами. У меня было такое ощущение, что она, в сущности, впервые по-настоящему осознала, что они натворили своим молчанием об этом письме. Хотя я и не чувствовала особого сострадания к ней, но все же она была человеческим существом и имела право, по меньшей мере, на мою безличную любовь к ближнему. Рассудив так, я пошла на кухню, принесла чашку крепкого кофе и заставила её выпить этот горячий напиток. В то время, как она послушно пила, появился мистер Баффингэм.
      – Что здесь, собственно, происходит?
      Я коротко рассказала ему о последних событиях.
      – Боже милостивый! – воскликнул он. – Этого старика убили?
      – Нет. Он оставил записку.
      – Самоубийство!
      – По-видимому, – лаконично сказала я.
      Баффингэм начал большими, быстрыми шагами расхаживать взад и вперед по холлу. Было очень странно, что на него произвела такое впечатление смерть этого пожилого человека. Смерть миссис Гэр и покушение на меня оставили его совершенно равнодушным. Он становился все более возбужденным и, наконец, побежал по лестнице наверх. Я слышала его голос, когда он говорил с мужчинами на втором этаже.
      Штром спустился вниз и попросил миссис Уэллер и меня оставаться в моей комнате и держать дверь закрытой. Мы сделали, как нам было сказано, и, спустя некоторое время, услышали тяжелые шаги группы людей, спускающихся вниз по лестнице. Затем стало тихо. Немного позже в мою дверь постучали и вошел Штром. На этот раз он был совсем один. Странно, но, кажется, он пребывал в хорошем настроении.
      – Какой конец! Это дело самое сложное из всех, какими мне приходилось заниматься.
      Эти слова озадачили меня.
      – Разве теперь мы, наконец, не имеем ответ на все наши вопросы?
      Я с недоумение уставилась на него, и он разразился громким смехом.
      – Дорогая миссис Дакрес, вы ведь не хотите сказать мне, что ещё ничего не поняли? Все абсолютно ясно! Джон Грант Либерри! Отец несчастной девушки ждал, пока выйдет на свободу женщина, бывшая виновницей его горя. Он никогда не верил в вину своей дочери, так как знал её характер. Он рассматривал миссис Гэр как её убийцу. Когда она освободилась из заключения, он приезжает в Джиллинг-сити, чтобы найти её. Он изменяет свою фамилию и скрывает свое прошлое. Мы не знаем, долго ли он ищет миссис Гэр, но, в конце концов, он находит её. Она хозяйка некоего пансиона. Он снимет у неё комнату. Тот факт, что его дочь, якобы, не оставила после себя никакой записки, для него не очевиден, и он начинает все осматривать в этом доме. У него много времени. Нашел ли он что-нибудь или нет, мы тоже не знаем. Вероятно, он не нашел ничего такого, что доказывало бы вину этой старой женщины. В день её так называемого отъезда в Чикаго он обыскивает подвальные помещения, и она застает его врасплох. Это приводит к схватке, и старуха падает на пол. Все великолепно сходится одно с другим! Он даже признался, что видел ее! И мне это не показалось подозрительным! Слова о том, что он видел миссис Гэр, вырвались у него непроизвольно, и он быстро объяснил, что видел её из окна. И, наконец, кто волновался о том, что миссис Гэр исчезла? Опять мистер Грант. Отец жертвы! Какой будет газетный репортаж!
      – А как насчет покушения на меня? – вставила я. – Может быть, это вы тоже повесите на старика?
      – Конечно, а почему бы нет? Он же вчера сам признался, что был в подвале. Он вынужден был это сказать, так как Баффингэм перед этим заявил, что слышал чьи-то шаги. И, кроме того, он также все знал о ваших стульях! Будем рассуждать логично! Он стоял за вашей кухонной дверью и прислушивался. Я должно быть, был совершенно слепым и слабоумным, не додумавшись до этого вчера. Когда я проснулся сегодня утром, мне все стало абсолютно ясно, и, когда Джонс позвонил, меня это уже не удивило. Грант знал, что игра проиграна. Во всяком случае, он избавил наш округ от длительного судебного процесса!
      Я все ещё смотрела на него с недоумением. Его удовлетворенность не нравилась мне все больше и больше, но все же он, должно быть, прав. В конце концов, он имеет большой опыт расследования убийств, я же, напротив, никакого.
      – Что он принял?
      – Снотворное. Прекрасная, спокойная смерть. Я не могу его винить в этом. Он знал, что не имеет больше шансов. Я, собственно, простил бы ему все, кроме попытки убить вас. Он, действительно, имел все основания ненавидеть эту старуху. Боже мой, отец той девушки! Кто бы мог подумать?
      Я перевела взгляд с него на миссис Уэллер, чье лицо буквально излучало надежду. И тогда я задала вопрос, который она сама задать не решалась.
      – Тогда, вероятно, мистер Уэллер будет освобожден?
      – Конечно, конечно!
      После небольшой паузы он продолжал:
      – Все это, конечно, свинство! Но что можно поделать спустя столько лет? И, в конце концов, миссис Гэр тоже мертва. Насколько я могу судить, это дело закончено!
      – Если вы эту историю бросите в пасть прессе, я никогда больше не посмотрю на вас! – набросилась я на Штрома. – Этот несчастный старик!
      После этого Штром стал выглядеть несколько менее самодовольным.
      Он вышел в холл, где все ещё околачивалось с полдюжины мужчин. Оказалось, что это были репортеры. Штром довольно долго разговаривал с ними. Миссис Уэллер, прикрыв лицо фартуком, проскользнула между ними вверх по лестнице. Меня газетчики тоже расспрашивали, но я отвечала осторожно и уклончиво. По моему мнению, Штром поступил очень несправедливо по отношению к этому мертвому старому человеку. Я могла только надеяться, что когда-нибудь он раскается в этом.
      Репортеры приходили и уходили в течение всего дня. Перед полуднем появилась миссис Халлоран, которая с воодушевлением предоставила себя к услугам репортеров. Это было весьма забавным, если учесть, что она не имела никакого понятия обо всем, что произошло с последней среды.
      Когда холл, наконец, на несколько минут опустел, я позвонила Ходжу Кистлеру на работу. Он был совершенно ошеломлен моим сообщением. Его не удивила добровольная смерть старого человека, но он не верил в то, что мистер Грант был убийцей.
      – Непонятно! – вновь и вновь повторял он. – Но ведь, действительно, о его близких ничего не было известно.
      – У него было достаточное основание ненавидеть старую женщину. Случись такое с моей дочерью, я бы, наверняка, тоже убила старуху Гэр.
      – Я тоже! – убежденно сказал Кистлер.
      – Но я ужасно разозлилась на Штрома. Он вовсю рекламирует это дело. Ты не находишь, что этот старик достаточно пережил? Разве нужно ему ещё и после смерти ставить печать Каина?
      Ходж согласился со мной, но днем он, возбужденный, появился у меня в комнате, размахивая выпуском «Комет».
      – Прочти это и возьми назад все, что ты говорила о Штроме!
      Впрочем, мне не оставалось ничего другого, так как оказалось, что лейтенант вел себя с небывалой порядочностью и сдержанностью. А я радовалась тому, что и сама была не словоохотлива с этими репортерами.
      «Приоткрывается покрывало над давнишней тайной.
      Джон Либерри мертв.
      После стольких лет полицией найдено предсмертное письмо добровольно ушедшей из жизни Розы Либерри.
      Два десятилетия назад этот трагический случай потряс весь Джиллинг-сити – и даже всю страну Последнее эхо этой драмы отзвучало сегодня на Трент-стрит, где умиротворенный Джон Грант Либерри по своей воле пошел на смерть.
      В прошлые дни полиция, к счастью, обнаружила некую долговую расписку на две тысячи долларов и вытянула у владельца этой расписки признание в том, что эти деньги миссис Гэр должна была заплатить ему за молчание. Выяснилось, что прощальное письмо несчастной Розы Либерри на самом деле существовало, и что человек, нашедший его, обязался за две тысячи долларов никогда не упоминать об этом письме.
      Когда шестнадцатилетняя Роза Либерри исчезла из дома своей тети миссис Рэчел Стайнс, родители девушки потеряли всякий покой, но их усилиям по поиску своей дочери препятствовал погрязший в коррупции тогдашний начальник полиции Хартиган. Трагедия достигла своей высшей точки, когда лишила себя жизни молодая обитательница известного своей дурной репутацией дома на Сен-Симон-стрит. Хозяйкой этого дома была миссис Гарриет Луэлла Гэр. В покойной опознали пропавшую без вести Розу Либерри.
      Были предприняты все усилия, чтобы доказать вынужденную смерть юной девушки, но не нашли никаких вещественных доказательств, из которых могло бы следовать, что Роза Либерри попала к миссис Гэр не по своей воле. Не было найдено прощального письма, ничего, доказывающего тот факт, что Розу принудительно удерживали в этом проклятом доме. Все же этот скандальный судебный процесс явился причиной основательной чистки в городской администрации и полиции.
      Недавним обнаружением предсмертного письма юной Розы мы обязаны умению и способностям лейтенанта Штрома, являющегося руководителем бригады по расследованию дела Гэр.
      Во время своего расследования в связи с внезапной смертью миссис Гэр, которая на судебном следствии была признана присяжными естественной, лейтенант Штром обнаружил, что один из постояльцев дома на Трент-стрит в течение двух лет не вносил никакой платы за квартиру. Этот квартирант был, в конце концов, подвергнут перекрестному допросу и признался, что двадцать лет назад нашел прощальное письмо Розы Либерри, но скрыл это за обещание уплатить несколько тысяч долларов.
      Письмо, которое оставила Роза, гласило:
       „Папа! Мама! Я испробовала все, что было в моих силах, чтобы вырваться отсюда, но этот дом всегда заперт. То, что от меня требуют, ужасно, просто ужасно! Простите меня, папа и мама – вам известно, как я люблю вас. Я знаю также, что вам лучше видеть меня мертвой… Ваша Роза.“
      Важность этой записки очевидна. Она доказывает, что эта девушка являлась жертвой и была вынуждена пойти на смерть. Если бы это письмо могло быть представлено тогда, то адвокат семьи Либерри сумел бы добиться для миссис Гэр более сурового наказания, чем всего лишь пять лет тюремного заключения.
      После смерти матери и тети Розы Либерри оставшийся один отец вновь принялся за поиски доказательств невинности своей дочери. Он изменил свою фамилию и поселился у миссис Гэр, которая после всех этих лет не узнала его. Этот пожилой мужчина все ещё надеялся найти что-нибудь такое, что было бы в состоянии обелить запачканное имя его дочери.
      Лейтенант Штром случайно обронил копию прощального письма Розы Либерри в доме на Трент-стрит. Мистер Либерри нашел её и прочитал. Он упал в обморок, а потом проявил необычайный интерес к этой записке, что было воспринято окружающими как нормальная реакция, так как он утверждал, что знает эту семью.
      Сегодня утром, в девять часов молодая квартирантка дома на Трент-стрит нашла этого старого человека лежащим мертвым на своей постели. Он оставил записку со словами: „ Я Джон Грант Либерри. Наконец, я опять счастлив. Я едва могу дождаться, когда снова увижу свое дитя.“»
      В середине этой страницы «Комет» были помещены старые фотографии. Одна – Розы Либерри, которую я уже видела в номере за май 1919 года; другая матери, темноволосой, красивой женщины. Мне вспомнилась фраза, которую однажды произнес мистер Грант: «Девочка, чья мать даже на смертном одре громко звала свою дочь… »
      – Я только рада, что миссис Гэр умерла! – сказала я и громко высморкалась.. – Но Штром, действительно, вел себя порядочно.
      – А я рад, что ты все-таки признала свое заблуждение. Такое с тобой случается редко. Но какая сенсационная история! Если бы можно было чаще получать такой материал, я охотно отказался бы от своей нищенской независимости и снова вернулся в «Комет»!
      – Однако, какой ты бесчувственный! Тебя не заботят страдания людей. Для тебя это только отличный сенсационный репортаж!
      – Это непорядочно! В конце концов, я с двумя бестолковыми механиками мучаюсь над старым, никуда не годным прессом! Итак, увидимся сегодня вечером. До свидания.
      И он умчался.
      Похороны состоялись в понедельник. Во вторник ко мне зашла миссис Халлоран и позвала к телефону.
      Голос на другом конце провода привел меня в глубочайшее изумление. Я полагала, что уже никогда в своей жизни не услышу его.
      – Хелло! Вы читали газеты?
      – Конечно.
      – Вы все ещё сердитесь на меня?
      – Нет. Я нахожу, что вы вели себя в высшей степени порядочно.
      – Я с самого начал решил так поступить. А вам кажется, что вы уже вне подозрений?
      Ах, я совершенно забыла об этом! Я чувствую себя совсем покинутой!
      – Но я все ещё настаиваю на вашей вине. Могу я пригласить свою ассистентку на первоклассный ужин?
      – Вы действительно думаете, лейтенант, что я пойду с женатым мужчиной?
      – А как вы пришли к мысли, что я женат?
      – Вы производите такое впечатление.
      В ответ на это благородный лейтенант разразился разнообразными сочными выражениями.
      – Не забывайте о вашем положении, лейтенант!
      – Теперь я понимаю, наконец, почему Кистлер не преуспел! С вами это не легко! Я заеду за вами в семь часов.
      Я надела свое лучшее платье и постаралась привести в порядок волосы и лицо. Выйдя из ванной комнаты, я встретила в холле мистера Уэллера, который как раз намеревался подняться по лестнице наверх. Но, увидев меня, остановился и отвернулся.
      На сломленного человека всегда печально смотреть, даже если он и преступник.
      – Добрый вечер, мистер Уэллер, – сказала я.
      Он пробормотал что-то и медленно стал подниматься по лестнице.
      Ровно в семь часов появился Штром, весьма элегантно одетый. Он повел меня ужинать в «Спорт-клуб», где, как он сказал, ужинают только самые достойные и состоятельные люди. После этого мы отправились в «Орхидею», знаменитую своим прекрасным танцевальным оркестром. Я не была раньше ни в том, ни в другом заведении и в полной мере наслаждалась этим вечером. При этом мне вспомнилось, что я всю свою жизнь всегда была близка только с бедными мужчинами! Но больше всего меня забавляла борьба, которую я вела со Штромом. Мы ещё раз разобрали во всех подробностях все это дело и до раннего утра спорили о том, виновен ли мистер Грант. По мнению Штрома, старуху убил Грант. Я же в этом совсем не была уверена. Правда, в конце концов мне пришлось согласиться, что Штром логично пришел к такому заключению. Вперемешку с этими рассуждениями мы танцевали. Наконец, он доставил меня домой в полицейской машине.
      – Вам следует работать в качестве агента – провокатора! – сказал Штром. – Вы самая упрямая спорщица, какую я когда-либо встречал!
      Войдя в холл, мы обнаружили там Ходжа Кистлера, который спал, растянувшись на кожаном диване. При нашем появлении он тот час же вскочил.
      – Где, черт возьми, ты шатаешься? – в бешенстве набросился он на меня. – Если бы мисс Санд не поклялась мне, что ты ушла со Штромом, я бы выломал новый замок из твоей двери!
      – Я уходила! Лейтенант Штром и я отмечали окончание дела Гэр.
      Ходж достал свои карманные часы.
      – Посмотри на время!
      – Четыре тридцать!
      – Разве это подходящее время для возвращения в дом, который всего два дня назад посетила смерть?
      – С тобой я тоже приходила домой ненамного раньше!
      – Об одном, во всяком случае, вам можно больше не беспокоиться, – сказал Штром Кистлеру. – Этой молодой даме теперь уже ничто не грозит!
      – Но так думаете только вы! – недовольно проворчал Кистлер.

24

      Во всяком случае, в ту ночь я чувствовала себя совершенно уверенно и спокойно.
      Но после моего вечера со Штромом Кистлер как-то изменился. Хотя он все ещё заходил, чтобы пожелать мне доброго вечера, все ещё подтрунивал над моей детективной деятельностью, но уже не приглашал меня, как раньше, пойти с ним куда-нибудь. Часто он казался погруженным в мысли, которые, разумеется, держал при себе, и, вообще, относился ко мне с той вежливостью, которая обычна между чужими людьми. Я находила в се это очень глупым. Что он мог иметь против того, что я выходила с лейтенантом Штромом? Если Штром пригласит меня ещё раз, я приму и это приглашение.
      Некоторые из событий, которых я ожидала, произошли, другие, однако, нет. Спустя неделю после смерти мистера Гранта, миссис Халлоран начала перевозить в дом свои вещи. Днем она находилась на Трент-стрит, а по вечерам возвращалась в свою старую квартиру. Никто из членов её семьи не переехал.
      – Вы разве не собираетесь переезжать в этот дом? – спросила я её однажды.
      Она многозначительно посмотрела на меня.
      – А вы никогда не слышали, что всегда происходят три случая смерти? – мрачно сказала она. – Если бы из этого дома вынесли мертвой только мою тетю, я бы ничего не имела против нашего переезда сюда. Но две смерти! Наверняка последует ещё одна. И я, пожалуй, подожду её.
      Хорошенькая идея!
      Время от времени можно было увидеть и мистера Халлорана. Чаще всего он появлялся в сопровождении здоровенных неуклюжих мужчин, которых я принимала за рабочих-строителей и декораторов. Они входили в мои комнаты, простукивали стены, измеряли окна и держались очень важно. А миссис Халлоран бегал следом за ними, как хлопотливая наседка. Наконец-то у неё появились деньги! Она сказала мне, что собирается взять закладную под этот дом.
      Тевменов же, напротив, мы вообще больше не видели. Из остальных постояльцев этого дома, вопреки моему желанию, никто не уехал. Только мисс Санд говорила мне, что намерена искать себе новое жилье.
      – Мисс Халлоран требует, чтобы я и впредь продолжала платить за эту смехотворно крошечную каморку здесь наверху по пять долларов в неделю. – Она покраснела и добавила: – Очень любезно с вашей стороны, что вы не выдали мою тайну. Могу себе хорошо представить, как воспользовалась бы этим миссис Халлоран, если бы ей стало что-то известно!
      – Я тоже могу себе это представить. Не бойтесь, мисс Санд, я ничего не скажу.
      На мой вопрос, почему он остается здесь, Ходж ответил:
      – А почему нет? Я люблю небольшое возбуждение. Этот дом оказался намного интереснее, чем я мог надеяться. Кроме того, мне нравятся мои соседи.
      Но больше всего меня поразило то, что Уэллеры тоже остались. Миссис Халлоран сообщила, что теперь они платят за свои апартаменты по шесть долларов в неделю.
      – Я все ещё ломаю голову над тем, кто дал мне тогда ту надорванную пятидолларовую банкноту. Не думаю, что это был мистер Грант. Но, вероятно, я как-нибудь ещё вспомню об этом. Вообще-то, у меня хорошая память.
      В общем, она больше не повторяла мне свое требование, чтобы я выехала. Да мне и в голову не приходило выезжать отсюда. Сегодня я знаю, почему. Тогда я ещё не отдавала себе отчета в этом. Я знаю только, что каждый вечер, ложась в постель, я чувствовала, что наши приключения ещё не достигли своего конца. Этот дом, казалось, все ещё прислушивался и ждал. Это было, конечно, совершенно не логично. А именно, если миссис Гэр в самом деле была злым духом, который создавал в этом доме беспокойную атмосферу, то следовало предположить, что после е смерти это должно измениться. И, напротив, если за весь этот ужас последних недель был ответственен мистер Грант, во что твердо верил Штром, то теперь, наконец, должен был воцарится мирр и покой!
      Но для меня этот дом оставался все таким же напряженным и зловещим.
      Детективы у нас, конечно, больше не дежурили.
      Наконец, я начала внушать себе, что слишком дала волю своей фантазии, но ничего не могла с собой поделать – я все ещё слышала шорохи, я все ещё чувствовала присутствие невидимых глаз и ушей, которые ждали и прислушивались. Когда я сказала об этом Штрому, он высмеял меня. Кистлер, с которым я тоже говорила об этом, не смеялся.
      В следующую пятницу, спустя неделю после смерти мистера Гранта, я увидела Ходжа, ехавшего в своем маленьком автомобиле п Трент-стрит. Он был не один. Рядом с ним сидел мистер Уэллер.
      Когда я спросила об этом Ходжа, он сказал:
      – А почему бы и нет? Я встретил Уэллера на улице и предложил ему подвезти его.
      Я не стала дальше ломать себе голову над этим вопросом. В следующее воскресенье, не найдя лучшего занятия, я испекла пирожки и решила отнести несколько штук Ходжу. Когда на мой стук он открыл дверь, я увидела сидевшего в его комнате Уэллера. Это показалось мне несколько странным. Уэллер снова выглядел глубоким стариком, но, едва заметив меня, он опять вошел в роль смирившегося и раскаявшегося. Тем не менее, комнату он не покинул. Я же, напротив, поспешно исчезла.
      В течение всего дня приходили и уходили посторонние люди, так как миссис Халлоран дала объявление об освободившейся комнате мистера Гранта. Большинство этих людей приходило, вероятно, из чистого любопытства, потому что эту комнату никто не снял.
      Бедный мистер Грант! Его смерть ненадолго привлекла внимание, а уже спустя неделю, в сущности, все было забыто. От лейтенанта Штрома я узнала, что Грант оставил свои деньги приюту для сирот.
      – Бедная Роза не интересует теперь никого, кроме вас, меня и Уэллеров! – печально сказала я Штрому.
      Этот разговор со Штромом о Розе пришелся опять на пятницу – спустя две недели после смерти мистера Гранта. Просто удивительно, как много волнующих событий происходило в доме миссис Гэр именно по пятницам. И только то нападение на меня случилось не в пятницу. Но все остальное!
      Ходж Кистлер уже во второй раз не обращал на меня никакого внимания в свой свободный вечер. Поэтому, когда лейтенант Штром пригласил меня провести с ним вечер, я с благодарностью согласилась. Н в течение всего вечера я была как-то расстроена и обеспокоена и около десяти часов попросила его проводить меня домой. Штром, не скрывая своих намерений, ясно дал мне понять, что интересуется мной. Но я ничего не обещала Штрому, не имея ни малейшего желания возбуждать в нем напрасные надежды. Внутренне я злилась на то равнодушие, которое проявлял по отношению ко мне Кистлер.
      Придя домой, я взяла какую-то книгу и начала читать, но не могла сосредоточиться. Я попеременно думала то о Кистлере, то о Штроме.
      Я слышала, как вернулся домой мистер Баффингэм, а позже – Ходж в сопровождении мистера Уэллера. Я теперь уже абсолютно безошибочно определяла всех по шагам.
      Я была слишком взвинчена, чтобы заснуть, а больше всего я ненавижу бодрствовать, лежа в постели. Если бы у меня была собственная ванная комната, я с удовольствием приняла бы горячую ванну! Но, к сожалению, нет никакой надежды на то, что миссис Халлоран когда-либо потратится на персональную ванну для меня! Следовательно, если мне так уж необходима горячая ванна, то я должна, хочешь не хочешь, спуститься вниз, включить водонагреватель, а затем принять ванну на втором этаже. Собственно говоря, я была слишком инертна для этого, но, в конце концов, взяла себя в руки и спустилась в подвал, чтобы включить этот нагреватель. Это был старый ржавый калорифер, и обычно требовалось почти полчаса, чтобы вода стала действительно горячей. Я снова вернулась в свою комнату и начала стелить себе постель. Не спеша раздевшись и облачившись в ночную рубашку и домашний халат, я опять пошла вниз, чтобы посмотреть, достаточно ли нагрелась вода. Убедившись, что её едва хватит на половину ванны, я решила ещё немного подождать. Злясь на отсутствие в доме современного оборудования, я начала снова взбираться по лестнице – той самой лестнице, по соседству с которой миссис Гэр провела столько часов, – той самой лестнице, по которой скрылся несколько недель назад тот, кто напал на меня. Старые, стертые ступени, покрытые тонким слоем старой, поблекшей краски. Немного не добравшись до верха, я внезапно остановилась. Мой взгляд был устремлен на ближайшую ступеньку. Электрическая лампочка, свисавшая на шнуре с потолка подвала, освещала щель между ступенями. Я увидела что-то блестящее и нагнулась, чтобы получше рассмотреть, в чем тут дело. Мои глаза увидели щель, в которой мерцало что-то металлическое. Перед моим мысленным взором возникла старая миссис Гэр, покачивающаяся взад и вперед в своем кресле-качалке. Поджидая и наблюдая. И внезапно я поняла, что означает этот металлический блеск. Это была своеобразная дверная петля. Я механически взялась правой рукой за эту ступеньку, и она тут же открылась, как крышка коробки. Внутри ступени лежало всякое тряпье, а под ним старые газеты. Я даже не знаю, что, в сущности, надеялась найти. Я ни на что не рассчитывала, ничего не ждала, – я действовала. Я наклонилась над открытой ступенькой ещё ниже, вынула тряпье и газеты и нашла – деньги!
      Толстые, тяжелые стопки банкнот. Чистые, новые купюры. Я достала эти пачки – и в тоже мгновение на меня набросился какой-то человек и начал со мной бороться.
      Я тоже боролась. Я сопротивлялась отчаянно, потому что знала: это то самое! Это были те самые руки, которые схватили меня в ночь после смерти миссис Гэр. Это был тот самый человек, который явился к моей постели и хлороформировал меня! Это была смерть – смерть, которой до сих пор мне удавалось избежать!
      Я пыталась подняться, пыталась разглядеть атаковавшую меня фигуру, но рука, обхватившая мое горло, ещё сильнее прижала меня вниз. Я пробовала закричать, но другая рука зажала мне рот. Я пыталась произвести какой-то шум, чтобы подать сигнал опасности остальным жильцам дома, но была поставлена на колени и не имела возможности пошевелиться. Я отчаянно пыталась сохранить равновесие, так как мой противник намеревался сбросить меня с лестницы, что повлекло бы мою верную смерть. Я защищалась изо всех своих ещё оставшихся сил, но была слишком слаба и после нескольких ужасных секунд яростной борьбы упала навзничь вниз. Но я знала, что и мой противник упал вместе со мной. Я ударилась головой и лишилась чувств. Когда я снова пришла в сознание, мне представилось, будто над какой-то сценой поднялся занавес, и на этой сцене сама собою разыгрывается жестокая борьба. Я слышала шаги, кряхтенье, стоны, затем голос Ходжа:
      – Присмотрите за Гвинни!
      Борющиеся теперь несколько отдалились от меня. Я попыталась повернуть голову в сторону и увидела чью-то руку. Чья же это могла быть рука? Она безжизненно лежала под моей головой. Едва ли это могла быть моя собственная рука! Разве она могла оказаться в таком положении? Подо мной был цементный пол. Значит я лежала в подвале. Постепенно ситуация прояснялась. Надо мной висела электрическая лампочка – следовательно я лежала возле лестницы. Борьба происходила вблизи бойлерной. Я тревожно посмотрела в ту сторону. Там ожесточенно дрались трое мужчин. Они нападали, отступали, снова атаковали. Одним из них был Ходж! Волосы в беспорядке свисали ему на лицо, лоб был окровавлен. Неужели он и был убийцей? Но ведь это он кричал: Присмотрите за Гвинни!
      Трое мужчин боролись между собой! Двое против одного? Или это три враждующих группировки? Я вспомнила о деньгах, разбросанных на ступеньках лестницы. Так вот, значит, в чем дело! Они боролись за эти деньги. Я все ещё ломала над этим свою гудевшую голову, когда один из этих мужчин упал на пол. Я не могла определить, кто это был. Ходж быстро подскочил ко мне и крикнул:
      – Не спускайте с него глаз. Мне нужно наверх – позвонить Штрому и вызвать врача! И я должен отнести наверх Гвинни!
      Он легко поднял меня и понес вверх по лестнице. Рука, которую я заметила у себя под головой, двигалась вместе со мной. Значит, это все-таки была моя рука. Но об этом я в настоящий момент не могла долго думать. Меня все ещё занимала та группа боровшихся возле бойлерной. Пока Ходж нес меня наверх, я, правда, обнаружила ещё кое-что: деньги! Везде валялись деньги…
      Моя рука болела не очень сильно, или у меня просто не было времени задуматься над этим! Ходж, отдавая распоряжения, влил мне в рот какую-то жидкость. Но, когда пришел врач и дотронулся до моей руки, я тут же лишилась сознания от боли!
      Ненадолго приходя время от времени в себя, я убеждалась в том, что весь мир сошел с ума! Я находилась в какой – то постели – но эта постель куда-то уезжала! Потом я опять оказывалась в этой постели, и она поднималась вверх! Внезапно мне в лицо ударил яркий белый свет, и кто-то быстро прикрыл мне чем-то глаза. А воздух, которым я дышала, был сладковатый, противный, удушливый. Потом я снова была в постели, и при каждом моем движении в меня вонзалась сотня острых ножей! В конце концов я поняла, что нахожусь в больнице!
      Я была так забинтована, что едва могла пошевелиться, но если бы даже и смогла, в этом не было никакой необходимости! Я даже попробовала шевельнуть мизинцем, но немедленно отказалась от этого. У моей постели стояла медсестра.
      – Хелло! – сказала я.
      – Доброе утро! – сказал она с обычной веселостью, свойственной больничным медсестрам. – Как у нас сегодня дела?
      – Что, собственно говоря, со мной произошло?
      – У вас несколько несложных переломов.
      – А кто напал на меня?
      – Пожалуйста, никаких вопросов! Вы должны вести себя тихо и спокойно.
      Больше и ничего не смогла от неё добиться.
      В течение всего дня я поминутно засыпала, вновь просыпалась и задавала вопросы, на которые мне никто не отвечал. Я спрашивала сестру, врача, уборщицу, которая приходила, чтобы навести порядок, ассистентов и, наконец Ходжа Кистлера. Он пришел во второй половине дня, и я даже попыталась окончательно проснуться.
      – Ты его поймал?
      – Да, на этот раз мы его, действительно, схватили! Теперь тебя, наконец, оставят в покое!
      – Кто это был?
      – Тебе нельзя волноваться!
      – Я волнуюсь только из-за того, что никто не дает мне вразумительного ответа! Он взял эти деньги? Я ведь нашла так много денег. Они были спрятаны внутри одной из лестничных ступеней. Кто это был? Халлоран?
      – Пациентка слишком возбуждена, – сказала медсестра. – Будет лучше, если вы сейчас уйдете.
      И с этими словами она выпроводила Ходжа из палаты.
      Я метнула в неё яростный взгляд одним незабинтованным глазом.
      – Завтра – завтра вы все узнаете, – сказала она успокаивающим тоном. – Завтра мистер Кистлер сможет все вам рассказать.
      На следующий день, в три часа пополудни, Кистлер появился опять.
      – Итак, похоже, что ты выживешь! – ухмыляясь сказал он.
      – Разве кто-нибудь в этом сомневался?
      – Я был не совсем уверен, так как на этот раз тебе повредили не только голову, которая так крепка, что с тобой ничего не может случиться.
      Я оставила без внимания его поддразнивания.
      – Кто это был? – настойчиво спросила я.
      – Ты, в самом деле, этого не знаешь?
      – Конечно, я не знаю этого! И, если ты мне немедленно не скажешь, я сейчас же переломаю себе ещё несколько костей.
      – Так что же ты увидела на верхней ступеньке?
      – Деньги!
      – И больше ничего?
      – Нет!
      – Тогда, значит эти деньги вынула не ты?
      – Не все. Я подняла крышку этой ступени и вынула сначала тряпье и газеты – а затем увидела это. Пачки, куча денег! Я достала только несколько пачек. А затем на меня напали. Кроме того, я ведь стояла нагнувшись.
      – Нечто в этом роде я и предполагал. Когда я пришел, он стоял, склонившись над тобой. Он утверждал, что услышал, как ты упала, и прибежал вниз, чтобы тебе помочь. Но он держал в руках пачку банкнот, а когда я увидел свисающую из его кармана черную шаль, все понял.
      – Он… его… он – кто? Ты сведешь меня с ума!
      – Это совершенно не входит в мои планы. Я просто считая, что ты должна знать все драматические последствия. Ведь все это время ты была права – там были ещё спрятанные деньги! Но было и кое-что ещё – не обнаруженная ранее ещё одна связь с делом Либерри. И это последнее звено в цепи было спрятано вместе с деньгами в лестничной ступени.
      Так я лежала и, не имея возможности пошевелиться, вынуждена была терпеливо переносить эту пытку!
      – Так расскажи же мне, в конце концов, все! Или покажи мне это последнее связующее звено в деле Либерри! – отчаянно наступала я.
      – Спокойно, спокойно! Это момент, достойный внимания! Я взял этот документ на время у Штрома и, если он пропадет, я, вероятно, попаду на электрический стул! – Ходж полез в карман, продолжая говорить: – Эта бумага, содержавшая тяжелые обвинения, подписана убийцей миссис Гэр, который трижды покушался и на тебя.
      Он поднес к моим глазам старый, измятый, пожелтевший лист бумаги, но котором выцветшими чернилами было написано:
      «Я признаюсь в том, что доставил Розу Либерри к миссис Гэр. Она заходила в аптеку, где я торговал содовой, и заказала прохладительный напиток, в который я подмешал некое средство. Я считал эту девушку отличной добычей для миссис Гэр. Этот метод я применял ко всем девушкам, которых доставлял в игорный и питейный притон миссис Гэр. За эту услугу миссис Гэр заплатила мне двадцать пять долларов».
      Это было все, кроме подписи. Я знала её, ещё не успев прочитать:
      «Чарльз Баффингэм.»

25

      Только на следующий день мне довелось услышать все подробности. Это был день, когда меня покинула прикрепленная ко мне персонально медсестра, и я была передана под обычную опеку медицинского персонала больницы. Между прочим, мой врач даже рассказал мне, сколько всего у меня было переломов. Оказывается, у меня была сломана ключица и три перелома рук в разных местах. Кроме того, я ещё получила легкое сотрясение мозга и многочисленные синяки. Больше ничего.
      Мне, конечно, не терпелось узнать все подробности, и я забросала Ходжа, явившегося ровно в три часа пополудни, сотней вопросов. Прежде всего, он поделился со мной новостью о том, что сегодня среда, и я нашла очень любезным с его стороны, что он среди недели выбрал время, чтобы посетить меня.
      У него был такой торжествующий и самодовольный вид, что даже глазам становилось больно, когда я на него смотрела.
      – Только не обращайся ко мне сейчас со своей обычной фразой: «Я ведь тебе говорил!» Этого я не смогу выдержать!
      – А почему нет? В конце концов, я не часто в своей жизни бывал так стопроцентно прав.
      – Ты, наконец, расскажешь мне когда-нибудь все? Я ждала достаточно долго!
      – Знаешь ли ты, кто мне, в конце концов, оказал громадную помощь, кто привел окончательные доказательства виновности Баффингэма?
      – Ну?
      – Уэллер!
      – Разве он тоже подозревал Баффингэма?
      – Он пришел к такому же заключению, что и я. Дело было так: после того, как Грант умер, а Уэллера освободили, он пришел ко мне в офис. Он заявил, что теперь, наконец, отделался от своего страха и долго и обстоятельно размышлял над всем этим делом. Он спросил меня, кого я, собственно, подозревал до того, как умер этот старый человек. Я откровенно признался: Баффингэма. А он сказал на это: «Странно – я тоже его подозреваю.» Мы побеседовали некоторое время, и Уэллер вызвался последить за Баффингэмом, следуя за ним повсюду осторожно и незаметно. Он крутился поблизости от его аптечного магазина, особенно в те вечера, когда Баффингэм был свободен. И, наконец, его терпение было вознаграждено. Он заметил, что в эту аптеку поздно вечером заходит множество мужчин, исчезающих затем позади этого магазина. Через некоторое время Уэллер выяснил, что владелец аптеки с помощью Баффингэма тайно содержит запрещенную законом лотерею. Постепенно Уэллер познакомился с постоянными посетителями. Среди них были продавцы, ремесленники, мелкие служащие и безработные. Сначала он не мог вытянуть из них что-нибудь интересное, но однажды вечером он свел знакомство с одним мужчиной, который рассказал о себе, что служит в банке. Слово за слово, и Уэллер упомянул, что живет в том самом доме, где таким ужасным образом погибла старая миссис Гэр. Банковский служащий тут же отреагировал:
      – Старуха Гэр! Хотел бы я знать, кто унаследовал её состояние!
      – По-видимому, она оставила после себя немного, – заметил Уэллер.
      – Тут вы, определенно, ошибаетесь! Я был бы непрочь иметь даже десятую часть того, что должна была оставить после себя эта старая ведьма. Я никогда не забуду, как она пришла в наш банк, высыпала из огромного мешка деньги и попросила обменять их на новые купюры. Помню, я отсчитал ей тогда сорок тысяч долларов. Никогда прежде я не выдавал такую большую сумму на руки отдельным частным лицам. Она сунула эти деньги в мешок, как будто это были сорок центов. И зашагала прочь.
      – Вероятно, она отдала все деньги своей племяннице, – быстро сказал Уэллер.
      – Боже, что за история! Что сказал бы Баффингэм, если бы слышал это.
      – Он сказал бы, что понятия не имел о том, как была богата эта старая ведьма.
      Кистлер сделал паузу.
      – Боже мой, – простонала я, – а я ещё считала себя хорошим детективом!
      – Да. Но Уэллер оказался первоклассной ищейкой. Жаль, что он пошел по кривой дорожке. Его ожидала блестящая карьера в криминальной полиции!
      – Ну, дальше, дальше! – нетерпеливо потребовала я.
      – Уэллер был, конечно, страшно взволнован. Но он опасался задавать дальнейшие вопросы. Он только сказал ещё этому служащему банка: «А что говорят об этом другие?» На что тот заявил: «Об этом никто ничего не знает. Я ведь не сообщаю каждому встречному о таких банковских тайнах. Я даже жалел потом, что рассказал Баффингэму. Об этом знал ещё только один человек, но он умер. Когда я прочитал в газете о его смерти, мне стало легче. Возможно, вы тоже об этом читали – это тот самый Хендрикс, которого нашли застреленным. Он тоже всегда околачивался здесь, по соседству».
      – Ходж, – воскликнула я, – ведь это фамилия того мужчины, которого я обнаружила на склоне за нашим домом!
      – Верно.
      – Следовательно, этот Хендрикс тоже знал, что в доме миссис Гэр спрятано так много денег! И Баффингэм, конечно, знал этого человека!
      – Угадай-ка, в какой день Уэллер разговаривал с этим банковским служащим?
      – Вероятно, в пятницу.
      – Почти правильно! Но это было уже в четверг ночью. А мы ещё размышляли, следует ли сообщать Штрому о наших новостях!
      – Тогда, может быть, все обошлось бы вполне благополучно, – сказала я свирепо.
      Но я хотела узнать ещё больше. Например, почему Баффингэм написал это признание.
      – Это Штром, в конце концов, вытянул из него: адвокаты миссис Гэр принудили его к этому во время судебного процесса над Гэр. Они пригрозили ему, что миссис Гэр скажет на суде о том, что Баффингэм поставлял ей девушек. В этом случае Баффингэм был бы, вероятно, осужден. Не забывай, что весь город был приведен в ужас и негодовал в связи с делом Либерри. И Баффингэм немедленно подписал это признание! Адвокаты использовали его как оружие, при наличии которого Баффингэм не мог дать никаких показаний против миссис Гэр. А потом, когда старуха Гэр вернулась из заключения, она использовала этот документ для шантажа.
      – Это самое подлое дело, о котором я когда-либо слышала.
      – Теперь оно, наконец-то, закончено!
      – Да, по-видимому. Баффингэм признался в убийстве миссис Гэр?
      – Ты должна была видеть своего друга Штрома! Баффингэм признался во всем. Ему ничего другого не оставалось. Он был тогда в подвале и искал те сорок тысяч долларов, когда старуха вернулась. Тут он и задушил её.
      – А что случилось с тем гангстером Хендриксом? Что он…
      – Это Штрому тоже удалось узнать. Как только он получил признание этого банковского служащего, тут же все выжал из Баффингэма о Хендриксе. Он сознался в том, что застрелил его. И знаешь, почему?
      – Ну?
      – Из-за тебя, мой ангел – из-за тебя!
      – Каким же образом?
      – Дело было так: когда ты впервые пришла к миссис Гэр, Баффингэм стоял на лестничной площадке и слышал, как старуха сказал, что хочет оставить за собой чулан в твоей квартире. Тогда Баффингэм как раз начинал свои поиски. В твою квартиру ему трудно было попасть, так как ты большей частью находилась дома. Хендрикс спешил. У него появилась идея проникнуть в твою квартиру, обезвредить тебя и обыскать все помещения. Баффингэм был с этим не согласен. Он хотел избежать насилия. Вероятно, он имел намерение искать эти деньги один и избавиться от своего сообщника. Во всяком случае, Хендрикс заподозрил его в этом. В машине Баффингэма между ними произошел спор, при этом Хендрикс вытащил свой револьвер, чтобы припугнуть его. Но, прежде чем он успел это сделать, ему самому пришел конец. Все только из-за тебя, только из-за тебя, – повторил Ходж.
      – А как Хендрикс попал на тот склон?
      – Он был убит в машине – где-то в пути, они куда-то ехали, чтобы обсудить ситуацию. Тогда Баффингэм просто вернулся обратно в город в своей машине с мертвым Хендриксом, хладнокровно сбросил труп через ограждение вниз, на склон, подъехал к дому с другой стороны, протер машину, чтобы не осталось никаких отпечатков пальцев – затем отправился в свою комнату и лег в постель!
      – И он мог после этого спать! А как обстояло дело со мной?
      Ходж ухмыльнулся:
      – Бедная овечка!
      – Так почему же – скажи, наконец!
      – Он просто испытывал страх перед твоей проницательностью. В конце концов, ведь это именно ты стала ему поперек дороги, когда он хотел поймать кошку.
      Конечно! Об этом я совсем не подумала. Если бы я не находилась уже в горизонтальном положении, то в этот момент наверняка не устояла бы на ногах! Какой же я была дурой! Конечно, – так оно и было! Баффингэм пытался поймать кошку, когда я в тот вечер: в десять часов пришла домой! Вот она, история убийства миссис Гэр!
      То, что я ещё собираюсь сообщить, произошло после описанных событий, и для тех, кого интересует, я излагаю это ниже.
      Фактически, в больнице я не чувствовала себя одинокой. Прочитав о моем несчастье, меня посетили мои старые приятельницы. Ходж обеспечил меня чтением, прежде всего он принес мне все газеты, в которых подробно была описана вся эта история. Теперь я, наконец-то, узнала, кто в течение долгого времени ждал и подслушивал в доме на Трент-стрит!
      Мистер Уэллер и мистер Кистлер получили массу благодарностей за умело выполненную работу. В газетах также было полно снимков. Похоже, общественность была обеспокоена тем обстоятельством, что полиция не знала о том, что миссис Гэр была убита. Все с нетерпение ожидали судебного процесса над Баффингэмом. Но этот процесс не состоялся. Накануне первого слушания дела Баффингэм повесился в своей камере. Как-то вечером меня посетила мисс Санд. Я обрадовалась этому визиту, так как с женщиной можно говорить намного обстоятельнее, чем с мужчиной. После этого первого посещения она приходила регулярно. Она рассказала мне, что лейтенант Штром пригласил к себе мистера Уэллера и предложил ему какую-то должность в криминальной полиции. Долговую расписку они ему тоже вернули, чтобы он мог потребовать эти деньги у наследников. Уэллер разорвал её в мелкие клочки, бросил в корзинку для мусора и с благодарностью принял предложенное ему место. Мисс Санд говорила, что дома Уэллер выл, как собака.
      Лейтенант Штром прислал мне цветы, однако сам не пришел. Это меня несколько удивило!
      Уэллеры тоже не приходили, но миссис Халлоран явилась. Она пришла в новехоньком, с иголочки черном шелковом платье и страшно потела, так как день был очень жаркий.
      – Вы не узнаете наш дом! – кричала она. – Мы оштукатурили его снаружи – в светло-зеленый цвет! И, кроме того, мы решили также повысить плату.
      – Но тогда вам придется искать более богатых квартирантов, чем я. Все мои последние деньги пойдут на оплату больничных счетов.
      – Мне и в голову не приходило выгонять вас, миссис Дакрес! Вам только нужно сначала поправиться. Но если вы, конечно… я хотела сказать… может быть, вы… в общем… заплатить за эти последние недели…
      К счастью, Ходж принес мою сумочку. Я тотчас же уплатила миссис Халлоран восемь долларов, которые она с радостью приняла.
      – Вы всегда были аккуратной и не мелочной, и я не хотела бы вас потерять, миссис Дакрес. Но так уж заведено в этом мире – одни поднимаются, другие опускаются.
      – Вы, похоже, относите себя к тем, кто поднимается, не так ли?
      – Слава Богу! – она наклонилась вперед и доверительно сказала: – Вы же знаете, какие там были спрятаны деньги. Наши адвокаты говорят, что мы имеем на них право, так как являемся единственными близкими родственниками покойной. Принимая во внимание обстоятельства – вы, конечно, понимаете, что я имею в виду – пожалуй, едва ли на эти деньги захотят основать приют для кошек и собак!
      Значит, в конце концов, эти деньги достанутся Халлоранам, деньги, которые так тщательно оберегала и охраняла днем и ночью миссис Гэр. Ради которых мистер Баффингэм совершил два убийства и, наконец, отчаявшись, сам лишил себя жизни!
      Прежде чем попрощаться со мной, она вдруг с сияющим выражением лица сказала:
      – Кстати, мне кое-что ещё пришло в голову. Вы, наверное, помните о той надорванной пятидолларовой банкноте? Теперь я, наконец, вспомнила кто дал её мне: Баффингэм!
      Через две недели меня выписали из больницы. День моего возвращения домой опять пришелся на пятницу. Разумеется, моя рука была ещё в гипсе, кроме того, у меня были роскошные синяки под глазами и несколько украшений менее радостного цвета. Утром пришел Ходж, чтобы отвезти меня домой в своей машине, и, когда мы миновали несколько красивых, тихих улиц, застроенных виллами, он сказал:
      – Очень хорошо, что тебя выписали именно в пятницу. Во всяком случае, в этот день у меня есть время для тебя.
      – А с твоей стороны тоже очень мило, что ты жертвуешь мне свой свободный день. Таким неприветливым я тебя уже давно не видела.
      – На это есть свои причины! Если признаться тебе, что я делал в свое свободное время, ты тотчас же побежала бы к Баффингэму и сказала: «Так, а теперь выкладывайте-ка мне всю правду!»
      – А кто нашел тот билет на поезд?
      – Ну да, это я признаю. Впрочем, мы это сегодня отпразднуем. Я, вообще, намереваюсь праздновать сегодня весь день. Но сначала мне нужно уладить одно небольшое дело. Вон в той вилле. Ты пойдешь со мной?
      – А почему нет? Мне приятно снова находиться среди людей.
      Мы вышли из машины перед маленькой белой виллой. На звонок Ходжа дверь открыл пожилой седовласый мужчина.
      – Вы тот самый джентльмен, которого я просил прийти в одиннадцать часов? – спросил он.
      – Позвольте нам войти.
      Он провел нас в гостиную, обставленную просто, но уютно.
      – Вы принесли заявление? – спросил пожилой господин.
      – Конечно, – вот оно, – ответил Ходж и протянул ему какой-то аккуратно сложенный лист бумаги.
      – С этой молодой дамой случилось какое-то несчастье? – спросил мужчина, несколько смутившись.
      – Ну, что вы, – сказал Ходж, – мне просто пришлось применить небольшое насилие, чтобы получить её согласие.
      – Скажи-ка, о чем, собственно, идет речь? – спросила я, ощущая слабость в коленях.
      – Ах да, я ведь совершенно забыл, что ты ещё ничего не знаешь, – весело сказал Ходж, – мы с тобой женимся.
      Пожилой мужчина откашлялся и пробормотал:
      – Нынешняя молодежь ко всему относится так несерьезно! – с этими словами он вышел из комнаты, но тут же вернулся с двумя дамами.
      Затем он зарегистрировал наш брак, причем в роли свидетелей фигурировали его жена и экономка.
      Когда мы снова сели в машину, Ходж заявил:
      – Это сделано ради вашей безопасности, миссис Кистлер! Ведь тебе нельзя оставаться ночью одной. С тобой слишком часто происходят несчастные случаи! А кроме того, мне самому очень хотелось бы почувствовать, каково быть мужем.
      – А что скажет на это Штром? – поддразнила я.
      – Он уже все сказал. После твоего последнего забавного маленького приключения я объявил ему, что мы обручены. Он принял это известие с большим самообладанием, хотя ругался довольно обстоятельно. Ты, надеюсь, ничего не имеешь против того, что я обручился с тобой в то время, когда ты была без сознания?
      Тут я поняла, что старое библейское изречение: «Он господин твой» ещё не утратило своего значения.
      Мы подъехали к дому на Трент-стрит, и я увидела строительные леса, мешки с песком и кучи камней.
      – Я позволил себе снять для нас небольшую меблированную квартиру, пока ты сама оправишься и сможешь найти более подходящее жилье. Мои чемоданы уже почти все упакованы, и твои, впрочем, тоже. Машина за мебелью придет в два часа. Сейчас мы быстро зайдем и упакуем остальное, чтобы успеть, по меньшей мере, отобедать в честь нашей свадьбы, пока не появились грузчики.
      Когда мы вошли в холл, все дети Халлоранов разбежались, а сама миссис Халлоран, сидевшая на диване, с кисло-сладкой улыбкой исчезла в своей гостиной.
      В моей кухне стояли упакованные ящики с посудой и кухонными принадлежностями. Удивительно, но Ходж точно определил, что принадлежало мне, а что миссис Халлоран. Оставалось упаковать мою одежду, белье и постельные принадлежности.
      Так как я не много могла сделать со своей загипсованной рукой, упаковкой занимался Ходж, которому я давала указания. В рубашке с засученными рукавами и спадавшими на лицо волосами он выглядел, как профессиональный упаковщик.
      Он захлопнул крышку чемодана и прижал её коленом.
      – Так, это все? Хорошо. Тогда я быстро сбегаю наверх и закончу со своими чемоданами, чтобы мы смогли поехать в город и пообедать. Можно тебя оставить на несколько минут одну без того, чтобы с тобой опять не случилось какое-нибудь несчастье?
      – Не могу ничего обещать, – со смехом ответила я, и Ходж покинул меня с выражением какой-то безнадежности в глазах.
      Я ещё раз обошла всю свою квартиру, чтобы посмотреть, не забыли ли мы чего-нибудь. Бросила последние прощальные взгляды на дверь, ведущую в подвал, за которой подстерегал меня убийца; на свой диван, служивший мне постелью, на которой я была почти убита; в чулан, где висела моя одежда и куда я с помощью миссис Гэр затащила свой чемодан. В моей памяти, как живая, предстала эта настороженная, недоверчивая, старая женщина, которая была очень недовольна тем, что я позволила себе переставить кое-какую мебель, потому что она опасалась, что…
      Я внезапно застыла на месте. Почему она так вела себя? Почему для неё так важны были мои апартаменты, если свои грязные деньги она держала спрятанными под лестничной ступенькой? Почему она прислушивалась к каждому шороху, исходившему из моей кухни? Я лихорадочно размышляла. Мое сердце отчаянно колотилось. Видимо, у старухи были основания для страха и недоверчивости. Я уставилась в опустевший теперь чулан. Голые стены, крюки, штанги для развешивания одежды. А на полу небольшое возвышение, на котором стоял мой чемодан…
      Я услышала какой-то шум и бросилась в свою гостиную, чтобы запереть дверь. Еще раз я подставила стулья под ручку двери. Пора бы уже появиться Ходжу…
      Затем я бегом вернулась в чулан, наклонилась над этой платформой и попыталась приподнять её край. Она не поддалась. Я потянула сильнее. Ничего не произошло. Может быть, я просто внушила себе невесть что. Но для чего тогда здесь это возвышение? Лестница под этим чуланом не проходит. Я присела на корточки и задумалась. Мой взгляд упал на деревянный плинтус между стеной и полом. И этот плинтус оканчивался там, где начиналось возвышение! Правой ладонью я нажала на передний край платформы… и она поддалась! Я надавила сильнее, и вдруг верхняя часть платформы взлетела кверху, едва не ударив меня в лицо. Я заглянула внутрь и увидела округлившимися от изумления глазами… множество пачек банкнот!
      Дрожа, я вынула одну за другой эти пачки и начала считать: всего в этом гениальном тайнике находилось сто тысяч долларов купюрами по сто и пятьдесят долларов. Я поднялась на ноги и недоверчиво уставилась на эту потрясающую кучу денег. Эти деньги принадлежали тем дохлым кошкам и собаке! Это было то самое состояние старой злой ведьмы, которое стольким людям принесло так много бед и горя. Это было наследство, оставленное четверым убитым животным, наследство, за которое боролись жадные люди вместе с ещё более жадными адвокатами! И на которое, если оно в конце концов им достанется, Халлораны будут водить своих детей в ночные клубы!
      Я вскочила. В мою дверь стучали. Это был Ходж.
      – Почему ты запираешься от меня? – спросил он. А затем внимательно посмотрел на меня: – Что с тобой случилось? Что у тебя за вид?
      Я опять быстро заперла дверь и знаками поманила его за собой. Он с любопытством вошел следом за мной в чулан, бросил взгляд на многочисленные пачки денег и растерянно прислонился к стене.
      – Черт побери! – тихо воскликнул он. – Отныне я буду почаще оставлять тебя одну!
      Это было мое последнее приключение в доме миссис Гэр. Но с тех пор произошли некоторые, очень приятные события.
      Мистер Кистлер приобрел новое оборудование для типографии, у него в штате много сотрудников. Один молодой адвокат, знакомый Кистлера, совершенно неожиданно узнал, что миссис Санд унаследовала от какого-то таинственного дяди восемнадцать тысяч долларов и может теперь не работать. Сейчас она живет вместе с Уэллерами, которые, между прочим, купили себе на окраине города небольшой домик с садом и огородом.
      А я? Спасибо, я знаю, что я воровка. Я знаю, что совершила нечто нечестное. Я часто думаю о жадных до денег адвокатах, которые не могут теперь драться за наследство миссис Гэр – и мне нисколько их не жаль!
      У меня восхитительная квартира с голубым диваном в гостиной. У меня новое белое столовое белье и прекрасное серебро. И, кроме того, у меня ласковый, любящий муж, обладающий многими, не поддающимися учету, достоинствами.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14