Александр Силецкий
      Отпуск с убийцей
      Глава 1
      Он приехал.
      Поезд в последний раз дернулся и встал.
      В раскрытое окно - вагон, слава богу, старенький, без этих модных, вечно неработающих ухищрений - мигом ворвался особый, вокзальный гомон: все спрашивали и отвечали разом, лязгали тележки носильщиков, со всех сторон гнусаво грохотали репродукторы и слышались свистки, сопровождаемые тягостно-раскатистым шипеньем, точно невесть кто, громадный, но невидимый, обиженно вздыхал.
      Он не любил эту суету, традиционно связанную с высадкой-посадкой.
      Ему так часто приходилось ездить по стране (без экстренной нужды он самолетами предпочитал не пользоваться), да и за ее пределами, что давно уже утратилось то восторженно-приподнятое чувство, которое испытывает почти каждый, когда поезд делает остановку и надо наконец-то выходить.
      Смешно, подумал он, я и теперь воспринимаю свой приезд, как будто у меня - простая деловая командировка. Но ведь нет же, нет, - отпуск!
      Место от столицы в некотором роде удаленное, а в расписании указано, что поезду стоять тут черт-те сколько - целых двадцать пять минут.
      Неписаный закон: чем далее от центра - тем длиннее остановки.
      Может, так и надо, чтоб хоть этим компенсировать синдром глубинки.
      Впрочем, не настолько уж глубинка: все-таки - районный центр. Но - не ближний.
      И таким пребудет навсегда.
      Он встал и сдернул с полки туго запакованный баул внушительных размеров.
      Потом надел пиджак, поправил галстук и, задвинув до упора дверь, на несколько секунд застыл перед купейным тусклым зеркалом.
      Чтобы увидеть себя хорошенько, ему пришлось даже немного подогнуть колени: ничего не поделаешь, метр девяносто семь - не очень в наши дни удобный рост, жизнь в основном налажена для более, так скажем, усредненных... Слава богу, лишний вес пока не тяготил, хотя бы это.
      Спать в поездах, конечно, было далеко не просто... Но на самолетах он себя и вовсе чувствовал паршиво.
      Да к тому же не в любую точку есть авиарейсы! А в глубинку добираться как-то надо.
      На него из зеркала взглянуло заспанное, хмурое, с глубокими морщинами на лбу, землисто-бледное лицо, хотя и сохранившее черты неистребимой моложавости, которая бывает свойственна довольно многим обитателям столицы в энном поколении, - лицо юнца до старости: с таким порой и хочешь выглядеть солидно, а - не получается.
      Поэтому, наверное, для пущей важности, он и отрастил себе бороду довольно пышную, в кудрявых завитках, с неблагородными - то там, то здесь седыми островками. Впрочем, у него все в роду по мужской линии седели очень рано, зато жили долго, вот что интересно.
      А поскольку был он от рождения брюнет, то эти серебристые пучки смотрелись натуральными проплешинами, отчего вся борода имела вид вполне клочковатый и неухоженный.
      Как, между прочим, и густая шевелюра - тоже с прядями седых волос.
      Его это, понятно, удручало, ибо бороду свою он искренне любил и, вопреки поверхностному впечатлению, везде и постоянно, как мог, холил. И расстаться с эдаким богатством попросту не смел: уж слишком долго, целых двадцать лет, он прятал в бороду свое лицо - с тех самых пор, как поступил в Московский университет. И патлы, малость подувядшие с годами, очень редко отдавал во власть цирюлен - эти заведения он ненавидел с детства.
      "Так-то, Михаил Викторович, друг мой Невский, - поддразнил он сам себя, скептически уставясь в зеркало, - вам тридцать восемь годиков, а вы все - как мальчишка. Бородатый и патлатый. И таким вас в гроб положат. Красота! Хотя. не грех бы и подкоротить. Людей пугать - зачем?"
      Он задумчиво, привычным жестом, как краб клешней, прихватил бороду указательным и большим пальцами, немного подержал ее, оттягивая вниз, и вслед за тем легонько покачал головой. Потом достал из кармана пиджака расческу и тщательно все причесал, а бороду затем еще помял в ладонях и, ласкаючи, пригладил.
      Все равно своим сегодняшним видом он остался недоволен.
      "Может быть, вот это недовольство - и есть отчетливый симптом того, что скоро уже сорок, ну, а после сорока я понемножечку начну стареть?" неожиданно, но как-то очень вяло посетовал он про себя.
      - Эх, галстучек у вас шикарный. Артистический! Мда. В санаторий, стало быть? - приятельски и деловито подмигнул ему сосед, как будто на прощанье уточняя двадцать раз проговоренное за предыдущий вечер.
      - Вот-вот, в санаторий. Именно! В "Зеленый рассвет". Бо-ольшая кузница здоровья.
      Сосед важно покивал:
      - Это уж точно, дело - завсегда полезное. Здоровье надо сохранять. Там, в санаториях, бедово. Публика, медсестры. То да се. Я тоже - как-то раз. Да. Санаторий. А мне - дальше. Напрямки домой. Я говорил?
      - Да неужели?! - не желая обижать соседа, подивился Невский. - Вы смотрите!.. Ну, счастливо оставаться! Рад был познакомиться.
      - А это уж - взаимно. Отдыхайте!
      Повесив за длинные лямки баул через плечо, он вышел из купе, миновал коридор, простился в тамбуре с проводником и не спеша спустился на платформу - очень низкую, как водится на всех такого рода станциях.
      Он совершенно замотался на работе, и, когда пришла пора думать об отдыхе, оказалось, что путевок нет. Ни в Прибалтику, ни в Крым, ни на Кавказ.
      Впрочем, всяческие модные и шумно-людные курорты он не так чтоб и любил. И потому, едва вдруг замаячила путевка в этот санаторий (просто шалая путевка, ведь свое отменное здоровье он покуда и не думал поправлять!), он сразу ухватился за такое предложение, резонно положив, что "от добра добра не ищут".
      Он любил лето - самое лучшее время года, о чем убежденно всем и сообщал.
      И если лето проходило в городе, в дурацкой спешке, в суете, в какой-то мелочной, не позволяющей свободно продохнуть работе, он считал, что год потерян до конца. А в жизни этих лет не столь уж много, вот в чем дело.
      Было свежее ясное утро.
      День, как видно, предстоял покойно-знойный, не томительно-ленивый.
      Над разогревающимся асфальтом уже начинал чуть заметно колебаться воздух.
      Где-то, гремя цепью, одиноко и надсадно гавкал сиплый пес.
      Невский пересек перрон, покрытый трещинами и проросшими в них кустиками чахлой травки, и, в числе немногих новоприбывших, через ворота с ржавыми затейливыми створками чинно выбрался на привокзальную площадь наполовину асфальтированный, а наполовину мощенный брусчаткой пятачок, со всех сторон обрамленный одноэтажными складами, заплеванного вида магазинами и какими-то мелкими конторами.
      Судя по невзрачным деревцам, которые робко выглядывали из-за крепких заборов и приземистых строений, можно было безошибочно определить, что и весь город таков, как эта вокзальная площадь, - достаточно пыльный, не слишком зеленый, разросшийся традиционно вширь.
      Слева, у ворот, стоял автобус - небольшой, ухоженный, какими обычно комплектуются автохозяйства уважающих себя домов отдыха, турбаз и санаториев.
      Он влез в автобус последним.
      - Эй-эй! Ну, куда?! - строго спросил со своего места водитель.
      - В "Зеленый рассвет". У меня - путевка. Вы еще кого-нибудь ждете?
      - Мы еще кого-нибудь ждем? - спросил водитель у всего автобуса.
      Пассажиры разом зашевелились и громко загалдели, дружно обсуждая этот каверзный вопрос, но толком ничего сообщить не смогли.
      - Значит, никого, - удовлетворенно сказал водитель. - Тогда - вперед!
      Он врубил скорость, дал газ, автобус лихо обогнул площадь и в клубах пыли выкатился на неширокую улицу, что вела к окраине.
      Вскоре город остался позади, а вперед убегала колдобистая гравийка, дыша обильным урожаем, простирались холмистые поля, виднелись разноцветные крыши далеких домов, и почти на самом горизонте, понемногу утолщаясь, замаячила длинная сине-серая полоска - лес.
      Глава 2
      Внезапно автобус затормозил.
      Передняя дверь, для порядка малость покапризничав, с поганым скрипом распахнулась настежь, и в машину легко вскочила молодая красивая женщина с белой спортивной сумкой через плечо.
      Наскоро поблагодарив водителя, она поискала глазами, где бы можно сесть.
      Однако все было занято - пассажирами и их поклажей.
      Единственное свободное местечко оставалось в конце автобуса.
      Неуклюже подобрав под себя длинные ноги, Невский сидел и смотрел, как она приближается к нему, ловко перешагивая через свертки, кули и тяжелые чемоданы.
      Их взгляды встретились.
      На миг в нем что-то всколыхнулось сладостно-тревожное .
      В урочный час запущенный механизм отпускника, в принципе готового уже и к любому необременительному флирту, и к романтическим восторгам, и к прочим светлым радостям грядущей санаторной жизни, вдруг забарахлил.
      Это было то, что заранее предусмотреть нельзя. И даже - просто загадать либо предчувствовать.
      Не любовь, как часто повествуют и показывают, с первого же взгляда, нет, избави бог, все это пошлый вздор, придуманный взамен реальной жизни, но - с первого же взгляда - страстное желание любить и... быть любимым пылко, нежно, без затей...
      Надолго ли, всерьез ли - не об этом разговор.
      Сейчас - и непременно. А не после, по приезде, как затеяли б порядочные люди...
      Особенно, когда душа свободна и ты, в сущности, довольно молод...
      Так бывает.
      Так случилось и теперь...
      Счастливый, безотчетный импульс на секунду поглотил для него все остальное: и кто он, и куда едет, и зачем...
      Он сидел, по-мальчишески глупо-взволнованный, и с тихим блаженством смотрел перед собой, ощущая, как все внутри начинает неожиданно вибрировать - сладостно, настойчиво, нетерпеливо...
      Тогда он вдруг стремительно привстал, едва не стукнувшись затылком в низкий потолок, и, празднично топорща бороду, призывно замахал рукой: мол, двигайтесь сюда, вот здесь как раз местечко, я для вас его припас!..
      Ах, каким галантным кавалером ощущал он в этот миг себя, каким неотразимым светским львом!..
      И мысли даже не было, что девушка, вполне возможно, через пять минут сойдет - и все его старания напрасны...
      Его сейчас буквально распирало неуемное желание быть с кем-то ласково-вальяжным, полностью раскрепощенным и в ответ - восторженно ценимым, страстное желанье искренне любезничать, ухаживать и даже соблазнять, уж коль на то пошло, - как говорят, не дела, не заботы ради, но во исполнение возвышенной идеи!..
      - Не помешаю?
      - Нет, ну что вы!
      Автобус подпрыгнул, и она плюхнулась рядом, сказала громкое "ой!", задев его сумкой, и тотчас же заулыбалась - приветливо, как старому знакомому.
      Он рассмеялся и пригладил бороду.
      - Ах, до чего же милая соседка мне попалась! Здравствуйте! - сказал он тоном, будто простился со своей новой спутницей только вчера. - Ну. и как?
      - Отлично. Добрый день! С приездом! Вы, наверное, к нам - в санаторий?
      - И на полный срок, как говорят. А вы. имеете какое-нибудь отношение?
      - Я там работаю. Медсестрой. А живу здесь, недалеко. Может, вы заметили - такой большой, двухэтажный дом. Отсюда удобно ездить.
      - Нет, - качнул он головой, - ничего я не заметил. Но это не играет роли.
      - Я так тоже думаю. Ведь если все-все видеть да еще запоминать. Тогда и санаторий не понадобится.
      - Хм. - подивился он своеобразной логике своей прелестной спутницы, однако предпочел не уточнять деталей. - Может, вы и правы.
      - А я редко ошибаюсь, - чуть нахально заявила девушка и весело взглянула на него. - Но если вы сюда приехали, то, значит.
      - Я здоров, как бык, - не дал договорить ей Невский. - И попал сюда. ну, в общем-то случайно. Горела путевка - и мне вдруг предложили. А я не возражал. Какая разница, в конце концов, где отдыхать?!
      - Нет, разница, пожалуй, есть. Но у нас здесь очень хорошо! мгновенно спохватилась девушка. - Красиво, просторно, сытно кормят. Думаю, вы будете довольны. Разве только контингент. не слишком молодой.
      - А вы? - елейно-вкрадчиво заметил Невский.
      - Я тут на работе.
      - И отлично! Значит, будем общаться каждый день?
      - О!.. - засмеялась она, и в этом смехе не было ни "да", ни "нет" лишь безотчетное упоение и этим солнечным днем, и этой дорогой, и попутчиком, и собой. - Ведь вам. не постельный же режим определят!..
      На мгновенье он было смутился от внезапной двусмысленности фразы, но ощущение бездумной, праздничной легкости овладело им окончательно.
      - Надеюсь, - откликнулся он ей в тон. - Надо полагать. И вообще, давайте познакомимся. Или - на месте, когда потребуют путевку?
      - О!.. - снова засмеялась она. - Ну, зачем вы так? - И, церемонно протянув узкую загорелую ладошку, с улыбкой отрекомендовалась: - Лида. Лидия Степановна. Но это - не обязательно. Так только старички меня зовут.
      - Мм, старички. - курлыкнул он. - Михаил Викторович Невский, - с важным видом поклонился он в ответ. - Хотя можно и просто - Миша. Я нисколько не обижусь. Вам мои ноги не мешают?
      - Нет, не волнуйтесь, - простодушно отозвалась Лида.
      - А то, знаете, у меня рост такой. - с таинственно-глубокомысленным видом поведал он. - Чудовищный! И ноги длинные, как жерди. Всем мешают. Даже мне. Особенно, когда хожу. Диваны тоже маловаты. Так вот и сижу - все дни и ночи. И никто не пожалеет. Представляете?
      - Серьезно? - жалостливо удивилась его спутница.
      Но тут автобус вновь отчаянно тряхнуло, и Невский беспомощно клюнул носом в сумку медсестры.
      Лидочку эта его нечаянность развеселила необыкновенно.
      - Вы, наверно, из Москвы? - спросила она, прекратив наконец смеяться.
      - Ага, из Москвы. А что, москвичи всегда - такие? - поинтересовался он, ужасаясь собственной пошлости. Но остановиться уже не мог - его вдруг понесло. - Пойдемте сегодня на танцы! У вас ведь есть танцы, правда?
      - Подъезжаем, внимание, всем приготовиться! - гаркнул водитель, въезжая в широко распахнутые ворота. - Наш "Зеленый рассвет"! Ему равного нет!..
      Глава 3
      Санаторий размещался в большом трехэтажном старинном особняке, воздвигнутом покоем на пригорке, под которым не спеша текла речка Малая Тутайка - с плакучими ивами по берегам, разноцветными купальнями и пристанью для лодок.
      Уже через полчаса Невский знал, какой у него номер стола, какие процедуры жизнеукрепляющего свойства - вне зависимости от здоровья положено принимать и какой прекрасный вид открывается из окна его комнаты.
      Номер был двухместный.
      Несмотря на довольно ранний час, сосед по комнате куда-то испарился.
      Зажав привычным жестом между пальцев бороду и слегка подергивая ее из стороны в сторону, Невский внимательно оглядел номер, однако с ходу - по вещам соседа - вычислить, кого же бог послал ему в сожители, так и не смог.
      Впрочем, это нисколько его не огорчило.
      Тогда он выгрузил в облупленную тумбочку возле кровати и в предоставленную ему половину гардероба содержимое баула, не спеша переоделся, выкурил у раскрытого окна сигарету и, так как делать было ровным счетом нечего, а до завтрака еще оставалось время, решил спуститься со своего второго этажа на грешную землю и немного побродить по территории.
      Бывшая усадьба графа Тутаева-Шобло стояла в натуральном девственном лесу.
      Капитально перестроенная еще в девятисотом году, за минувшие восемьдесят восемь лет она, казалось, не претерпела внешне никаких особых изменений.
      Перед главным корпусом пестрели клумбы, змеились аккуратные аллеи, а против парадной лестницы, в самом центре асфальтированного пятачка, жиденько плескал фонтан.
      Был здесь некогда и другой фонтан - Адам и Ева под древом познания. Однако оба прародителя человеческие до того вызывающе и неприлично стыдились друг друга, прикрываясь фиговыми листками, что взбудораженная дирекция санатория, во избежание скандала, который грозили учудить исцеляющиеся пенсионеры, повелела этот фонтан безжалостно разрушить и землю на его месте перекопать под клумбу с васильками.
      Густой разнообразный лес тянулся вдоль реки многокилометровой полосой, да и вбок он отходил весьма изрядно.
      Эти заповедные места - еще с Наполеоновской кампании - любили партизаны.
      На противоположном, низком, берегу - почти от воды и до горизонта раскинулись колхозные поля. Там, возле тихих заводей, по субботам и воскресеньям, должно быть, появлялись местные на велосипедах и гремящей мототехнике, купались, загорали и с песнями пили всевозможное спиртное, расположась на сочной травке под защитою разросшихся кустов.
      Сегодня был четверг и половина девятого утра - тот берег пустовал.
      Невский неспешно спустился к реке, постоял на пирсе, наслаждаясь тишиной, выкурил еще одну сигарету и твердо про себя отметил, что здесь-то уж, в санатории, совершенно необходимо бросить курить - навсегда.
      Собственно, нечто подобное он пытался сотворить еще пятнадцать лет назад, когда только кончил психфак университета и, волею судеб, оказался на работе в КГБ, где занимался психологией пропаганды и дезинформации. Тогда покончить с куревом не получилось.
      Нет, он совсем не помышлял идти на службу в органы и даже, более того, боялся их панически, как, разумеется, и все, с кем был знаком. Но!..
      Накануне защиты диплома к ним в группу заявился некто и, побеседовав отдельно с каждым из троих особо успевающих студентов, предложил работу в закрытой проблемной лаборатории, недавно созданной совместно Академией наук и Минкультуры, - уж куда, казалось бы, солидней!.. И поскольку психологи тогда не больно-то ценились и с распределением была проблема, а ответственный товарищ всем сулил златые горы и блистательные перспективы, то без пяти минут выпускники, подумав, дружно согласились.
      Они даже и не представляли, кто в реальности стоит за вывеской конторы. Это выяснилось много позже.
      Но работа оказалась интересной и, на первый взгляд, нисколько не ужасной, даже очень-очень нужной - для дальнейшего развития науки. Ну, а ежели и возникали вдруг какие-то сомнения, их удавалось вовремя гасить искусство не особо сложное, однако оставлявшее в душе болезненный осадок.
      Двое из былых сокурсников неважно кончили: один сошел с ума, другой с волчьим билетом вылетел на все четыре стороны и сгинул.
      Невский устоял. Возможно, от депрессии и прочих неприятностей его спасла внезапно пробудившаяся страсть к восточным боевым искусствам. Изучать тогда их было негде, а в конторе, скрытно, но всесильно опекавшей их лабораторию, здоровый интерес к таким единоборствам, как ни странно, даже поощрялся. Впрочем, что же тут такого странного!.. Ведь КГБ всегда был чем-то вроде рыцарского ордена, масонской ложи, члены которой могли претендовать на многое, неведомое для других сограждан. А критерии для "посвящения" определялись просто: полная и постоянная лояльность к власти, инициативность и - само собой - отменный профессионализм.
      Как профессионал Невский зарекомендовал себя сразу, да и пассивным, тупым исполнителем не был никогда. Что же касается лояльности, то тут, обладая несомненной актерской жилкой, он мог задурить голову кому угодно.
      Родина нуждается в защите? Население страны сплошь состоит из пьяниц, дураков и тайных, но от этого - вдвойне опасных недоброжелателей незыблемого строя? Очень может быть. Скорее даже, так оно и есть. В стране, где все равны, особо нужно печься о покое и священной безопасности тех избранных, кто все же чуточку равнее. Это Невский понимал, поскольку по иронии судьбы сам оказался как бы приобщенным к этой категории людей. И был обязан до седьмого пота отрабатывать такую приобщенность.
      И приятно вроде - и паскудно в то же время. Тут уж поневоле в чем угодно будешь находить отдушину и утешенье, лишь бы крыша не поехала совсем.
      Он мог бы спиться, мог стать наркоманом, мог в конечном счете превратиться в убежденную злопамятную гниду, у которой не осталось ничего святого за душой, - такое на работе наблюдалось сплошь и рядом.
      Мог, удачно делая карьеру, окончательно утратить свое "Я", да бог сберег - направил на иное.
      Целых девять долгих лет он постигал премудрости восточных стилей боя и немало преуспел на этом поприще.
      Как утверждал его сокурсник, раньше времени лишившийся ума: "В человеке с Лубянки должно быть все прекрасно - и лампасы, и сноровка убивать одним щелчком".
      До пышных позументов и больших лампасов Невский не дорос, тогда как в остальном.
      Вот разве что курить не бросил, хоть и знал: искусство рукопашной схватки с этой напастью несовместимо. Ну да он в наставники не метил, утешаясь тем, что хватит для него и ремесла, а не высокого искусства.
      Главным было несколько иное: понять и испытать на своей шкуре, что это такое - необыкновенное умение и вправду убивать одним щелчком.
      Он даже не чурался выпивки в кругу друзей, которым в голову не приходило, кто он и чем занят. Полагали, и вполне резонно: если получает неплохой оклад, здоров, красив и диссертацию недавно защитил, то, значит, человек при деле, хорошо и с пользою сумел устроить свою жизнь, чего недурно пожелать и остальным.
      Да, диссертация. И тема-то нашлась не самая пустая: "К вопросу о психологическом обосновании вариативной восприимчивости руководителей среднего звена".
      Название, естественно, дурацкое, но ежели копнуть по существу.
      Высокое начальство тему утвердило без малейших проволочек - ведь оно давно уже избавилось от всевозможных комплексов означенного "среднего звена", которое теперь считало нужным контролировать особо, дабы умственная смута пресекалась сразу, на корню и лишь проверенные кадры шли со временем "наверх".
      Защита, как положено, была закрытой, оппоненты отмечали новизну и актуальность диссертации, а после был банкет в кругу понятливых коллег. Короче, внешне - очень мило, скромно и со вкусом.
      Верные друзья пытались даже Михаила обженить - неоднократно, но без всякого успеха.
      Так он и остался для других в какой-то степени загадкой: вроде бы рубаха-парень, свой, как говорится, в доску, а вот все же - с заковыкой.
      Что ж, секретные восточные единоборства ему очень пригодились. Они скрашивали нервные и зачастую удручающие будни и привносили в его жизнь то здравое разнообразие, которое не в силах были дать ни театр, ни кино, ни книги.
      А в конечном счете, взятое все вместе, это позволяло ему бодро и не без кокетства заявлять: "Ничто человеческое мне не чуждо".
      И такою "человечностью" он очень дорожил.
      Новую попытку завязать с куреньем он предпринял много позже - через десять лет после того, как стал служить в лаборатории.
      К тому моменту новые идеи поиссякли, и работа сделалась совсем уже рутинной. Даже докторская - дань ученому тщеславию и повод утвердиться лишний раз в глазах коллег и всяческих больших функционеров - как-то не высвечивала в обозримой перспективе.
      Это понимало и начальство. Именно оно в конце концов и предложило Невскому немножко сменить профиль и попробовать себя на телевидении - благо и родной эфир всегда нуждался в знающих, проверенных, толковых кадрах.
      И вот здесь-то Невский наконец почувствовал себя в своей стихии.
      Хотя "недреманное око Лубянки" продолжало пристально следить за каждым его шагом и за каждым его словом, все-таки, с формальной стороны, начальство как бы поменялось, и Невский поневоле это ощутил.
      Поначалу осторожно, а затем все с большим увлечением и свойственной ему основательностью он начал разрабатывать познавательные программы по психологии, социологические передачи-диспуты и разные "круглые столы", куда приглашал нетривиально мыслящих специалистов и где сам частенько выступал в роли ведущего. Одновременно стал пописывать в газеты и журналы, и оказалось вдруг, что у него это недурно получается. Во всяком случае насчет того, как выглядит статья, ни у кого не возникало нареканий. Спорили по поводу идей, изрядно смелых и во многом непривычных, да по поводу иных пассажей, чересчур двусмысленных или, напротив, слишком откровенных. Впрочем, смелость эта, что, естественно, не принималось во внимание оппонентами, была, по сути, напускной и сотню раз перепроверенной и утвержденной - там, наверху. Ему как человеку неофициально очень государственному дозволялось говорить такие вещи, за которые другой писатель или журналист, конечно, заимел бы кучу неприятностей. Зато почти немедленно за ним заглазно утвердилась репутация отчаянно отважного ведущего и публициста, едва ли не борца с режимом, знаменосца оппозиции.
      Правда в строго отмеренных дозах - это та же неправда, только в иной упаковке.
      И зовется она очень просто: "деза".
      А уж по этой части Невский был большой специалист.
      Но он считал, что лучше так, чем вообще никак.
      Крупицы правды можно подобрать, соединить, и дело новых поколений социологов, историков, юристов - собранное вместе заново осмыслить, дать ему разумную оценку.
      Грустно, разумеется, что современникам такое не дано. Отчасти они сами виноваты, а отчасти - как бороться с хорошо отлаженной машиной государства?!
      Тут ведь даже неизвестно, с чего надо начинать, где самый корень зла.
      Вот потому-то Невский на рожон не лез и просто выполнял свою работу, как психолог точно зная, где в умах начальства - вне зависимости от его масштаба - есть позорная слабинка. Да, что-то ему дозволяли, а что-то, естественно, нет, но дозволяли то, что требовалось именно ему - в конкретной ситуации, в конкретный момент и в конкретных пределах, разумеется. Ибо он знал не только как правду превратить в неправду, но и как в дезинформацию, дав в нужном месте скрытый ключ, вложить существенное содержание, которое впоследствии умелый, знающий исследователь сможет точно распознать. А дальше уж, как говорят, - его научные проблемы. И проблемы его совести.
      Так или иначе, пока у Невского все складывалось хорошо.
      На взгляд сторонних наблюдателей - жизнь просто удалась. Другой бы только позавидовал.
      А базу в этой самой расчудесной жизни, сколь бы нелепо и смешно такое ни звучало, составляли три огромных "не".
      Он так и не женился, не охладел со временем к восточным боевым искусствам и не бросил навсегда курить.
      Обретенная известность ничего, по сути, не переменила, разве что последние пять лет выкуривал он, словно и не замечая, две-три пачки в день. Причем - кубинских сигарет!
      И вот теперь он вознамерился покончить хоть с последним "не". А там уж - как окажется судьбе угодно.
      Да и место нынче подходящее: ведь санаторий же, сам бог велел!..
      Немного поглядев на быструю речную воду, он вернулся к главному корпусу и чинно обошел его по круговой аллее.
      Кажется, я тут действительно неплохо отдохну, решил Невский, и ну их к черту, все эти московские дела, незавершенные визиты, нудные переговоры, телефонные звонки. Я нагуляюсь, накупаюсь, надышусь хорошим воздухом, позагораю, соблюду диету, отосплюсь - короче, почти месяц праведной и непорочной жизни.
      Тут он вспомнил недавнюю поездку в автобусе, и вновь какая-то сладкая волна подкатила к груди.
      Он испытал внезапно чувство странного, неизъяснимого удовлетворения, как будто и это отныне становилось неотъемлемой частью его предстоящего отдыха, беспечного, бездельного, доброго, - да, вот чего он ждал теперь от всех грядущих дней, не важно, солнечных или дождливых: они будут добрыми, как и этот день, который только начинался.
      Глава 4
      Тем временем настала пора завтракать.
      И тотчас этот, еще пять минут назад будто вымерший, корпус разом пришел в движение - захлопали повсюду двери, загомонили голоса, глухо затопали по коврам коридоров десятки проснувшихся, полных энергии ног.
      Невский толкнул тяжелую парадную дверь и вновь очутился в прохладном вестибюле - роскошном, с высоким сводчатым потолком, везде украшенном лепниною, с паркетом, выложенным из разных сортов дерева, с широкой мраморной лестницей, которая, мягко изгибаясь, уносилась к верхним этажам, с потускневшим от времени огромным, в бронзовой оправе зеркалом.
      Кивнув шутливо собственному отраженью, Невский тотчас, следуя надписи со стрелкой, повернул направо - в санаторскую столовую.
      За отведенным ему столиком уже сидели трое: две женщины и мужчина.
      Есть во всех домах отдыха, в любого ранга санаториях и на курортах эдакая удивительная категория людей, повсюду появляющихся первыми, - их словно вечно мучит опасение, что в чем-то их уж непременно обделят, чего-то там недодадут, а то, глядишь, и вовсе облапошат, так что надо быть все время начеку и быстро упреждать очередную каверзу судьбы. Такие личности всегда приходят незаметно, а потом пытливо-терпеливо ждут.
      Невский вежливо кивнул своим соседям и занял пустующее место - у прохода.
      Над столом тотчас повисло цепкое, гнетущее молчание.
      Невский поерзал на стуле, располагаясь поудобнее, затем с немалой церемонностью пригладил бороду и, чуть склонив голову набок, не таясь, внимательно-безразлично оглядел каждого из сотрапезников.
      Мужчина как-то сдавленно вздохнул и принялся нервно поигрывать вилкой.
      На вид ему было лет под семьдесят. Еще вполне крепкий, жилистый и загорелый, он был облачен в домашнюю пижаму - то есть в нечто, по традиции сатиновое, мундирно-спального покроя, ядовито-канареечного цвета, однако без доисторических полос. Выражение носатого лица имел настырно-плаксивое подобных типов Невский беспричинно недолюбливал всегда.
      Женщины же смотрелись сущими двойняшками: обе - лет шестидесяти или чуть побольше, крупно-дородные, фальшиво-облондиненные, подрумяненные, в почти одинаковых розовых, без выреза, на пуговках до горла платьях - только у одной был слева приколот золоченый паучок, а у другой справа серебристый жучок.
      Они сидели и томно шевелили подведенными бровями, со смиреньем опустивши взоры долу.
      Потом, истомившись и якобы незаметно, сняли туфли под столом и кротко одернули края рыжей скатерти.
      - Гм-м. - сказал Невский с тихим, но отчетливым неодобрением. - Гм-м. Э-э, м-да.
      Мужчина моментально воспринял это как ненавязчивое приглашение к знакомству и началу замечательно-толкового застольного разговора и заметно воодушевился.
      Он выпрямился на стуле, точно прилежный ученик, готовый отвечать урок, отложил вилку и преданно взглянул на Невского.
      Тот сделал вид, будто ничего не заметил.
      Не то чтобы ему совсем уж неприятно было затевать разговор - просто эдакую публику он знал неплохо и не видел никакого интереса для себя в общении с нею.
      Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом.
      Многим это нравилось.
      - Сегодня поступили, да? - решился, наконец, сосед и ждуще улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.
      Невский сдержанно кивнул.
      - А я тут - уже целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю - от дома и до дуба. Видели дуб? Такой весь из себя - толстовский, чудо!..
      - Где?
      - Как - где?! На территории! Мне за территорией делать нечего, совсем. Я, значит, бегаю до дуба. Иногда - обратно. Моя фамилия Лазаретов, - сосед церемонно привстал со стула и протянул Невскому твердую ладонь. - Прошу не путать с Назаретовым. Меня всегда путают. Ха-ха!.. Буквы, знаете, переменяют. А я не обижаюсь. Я - Лазаретов. Бегаю до дуба, каждый день. Вы не бегаете, нет?
      - Увы. И, кажется, не собираюсь.
      - Жаль, - огорчился Лазаретов. - А то бы - вместе. Да. Вас, кстати, как зовут?
      - Невский. Михаил Викторович.
      - Богатая фамилия. Историей пахнуло. Исключительно приятно! - умилился Лазаретов.
      - А я - Виолетта Прохоровна, - тонким голосом сказала дама, что сидела справа. - Очень хорошо.
      - Что - хорошо? - не понял Невский.
      - Вообще. Так интересно жить! Особенно теперь.
      - Жить интересно, милочка, всегда! - сварливо отозвался Лазаретов. Вот как сбегаешь до дуба.
      - Дался он вам, этот дуб!.. Неужто ни о чем другом нельзя поговорить? Ведь каждый день.
      - Да, каждый день! Покуда не помру.
      - Илья Ефимович, ведь вы же за столом! - страдая, возмутилась Виолетта Прохоровна. - Зачем же портить людям аппетит?!
      - Уж вам испортишь, - тихо огрызнулся Лазаретов.
      Дама, что сидела справа, наконец дождалась паузы и моментально басом отрекомендовалась:
      - Евфросинья Аристарховна. Очень рада познакомиться с достойным человеком. Я с детства вообще-то - Вильгельмина Хрюковна Пулярко, но знающие люди по секрету посоветовали мне имя-отчество сменить. Ну. чтобы было проще. Помните: борьба с космополитами, такое непростое время?.. А фамилия - красивая. Она осталась. Видите, как в жизни происходит?..
      Невский покивал в ответ: мол, вижу и сочувствую от всей души, а сам подумал: "Проще. Ишь как завернула! Не один ли дьявол - Евфросинья, Вильгельмина! Тоже мне, сподобилась!.. И отчество какое приспособила себе взамен родного. Неужели ее папочку и вправду звали Хрюком? Вот имена дают на матушке-Руси!.. Да я б из принципа такое отчество оставил!"
      - Из столицы пожаловали или как? - меж тем задумчиво спросил Лазаретов.
      - Из Москвы. Собираюсь подлечиться.
      - Такой молодой - и уже в санаторий, - жалостливо молвила Виолетта Прохоровна.
      Лазаретов тотчас же воспрянул духом и с готовностью раскрыл было рот, чтобы со вкусом и подробно обсудить столь занимательный и во всех отношениях поучительный вопрос, однако, к счастью, разговор на том прервался.
      К их столу, так что они даже не услышали, подошла официантка с подносом.
      Невский поднял глаза и тут с удивлением обнаружил, что перед ним стоит Лидочка, недавняя его попутчица.
      - Ну вот. Еще раз - с добрым утром, - сказала она, мило улыбаясь.
      - Да уж с добрым, это - непременно, - отозвался он. - Но. как же так?..
      - Что делать, - вздохнула она. - Отдыхающих много, а подавальщиц не хватает. Не вводить же самообслуживанье! Вот и приходится помогать. А вы, небось, решили.
      - Вовсе нет, - пожал плечами Невский.
      Весь этот разговор Евфросинья-Вильгельмина Аристарховна выслушала с крайним неодобрением, однако промолчала.
      Было ясно: эта смиренная женщина - из тех, кто блюдет нравы. Постоянно и везде, ревниво. Активистка-комсомолка старой, еще сталинской закваски. Без таких людей наш грешный мир перевернулся бы давно.
      Невский - при взгляде на них - всегда испытывал благородное чувство, родственное зубной боли.
      - Между прочим, мой покойный муж, - все-таки не выдержав, невпопад сказала Евфросинья Аристарховна, печально поджимая бантиком накрашенные губы, - Свистунов-Морденко - может быть, слыхали? Первую-то часть фамилии он после выбросил - звучала несолидно. Так он был казенный человек, и в общем-то - немаленький! Служил в Наркомтяжпроме, грампластинки выпускал. Вот это был смельчак! На удивление! Однажды - тайно, без начальского приказа, даже не согласовав ни с кем, не посоветовавшись! - изготовил целую пластинку, настоящую, и на нее наговорил сто сорок восемь раз - сам, лично: "Слава товарищу Сталину!" Вот это да!..
      - Ну и что? - дипломатически не понял Невский.
      - Батенька вы мой, я прямо поражаюсь вам!.. Так ведь в то время и такое - на секретную пластинку!.. Ну, а если б кто проведал? Это же геройство, редкая отвага! Я потом не знала, что и делать, как он все мне рассказал, я даже заготовила письмо на случай: мол, прошу винить кого угодно, только не его, родного. Но, бог миловал, сошло. Теперь я уж девятый год вдова, - она прикрыла веки и легонько их потерла кончиками пальцев. Но - ни-ни! Не позволяю ничего себе, - и она цепко оглядела всех сидящих за столом.
      - Вы то, матушка, не позволяете, да ведь и вас никто не спрашивает! усмехнулся Лазаретов.
      - Оттого-то и получается вот так, - вздохнула Евфросинья Аристарховна. - Всюду - шуры-муры, а отваги - ни на грош! Мой покойный муж, Свистунов-Морденко.
      - Ах, - сказала Лидочка с оттенком раздраженного презренья, - сколько можно?!
      - Вас, голубка, и не заставляют слушать, если не хотите, - вспыхнула вдова. - Здесь совершенно новый человек, а вот ему полезно знать.
      - Полезно, - покивал, чуть улыбнувшись, Невский. - Безусловно, так. Я уже чувствую, мне многое здесь может быть полезно.
      Он откинулся на спинку стула и как будто невзначай игриво посмотрел на Лидочку.
      Та, сделав вид, что ничего не замечает, со старанием смахнула крошки со стола в пустой поднос.
      - Приятного всем аппетита, - напоследок ласково мурлыкнула она.
      Едва Лидочка удалилась, соседи по столу немедленно взялись за дело.
      Ели - сказать мало.
      Употребляли подчистую - целеустремленно и не смакуя.
      Ожесточенная была трапеза, без малейшего уважения к продуктам.
      Ибо - заплачено, и точка.
      Невский только диву давался.
      Сам он ел рассеянно, искоса наблюдая, как Лидочка движется по залу, любуясь легкостью и ловкостью ее движений, ее независимой осанкой, выражением лица.
      Несколько раз, словно ненароком, взгляды их встречались, и тогда она приветливо-сердечно улыбалась.
      Уже выходя из зала, он чуть задержался на пороге и обернулся.
      Он разглядывал незнакомые лица сидящих и пытался определить для себя, с кем же из всей этой исцеляющейся братии ему хотелось бы делить остальные дни, водить курортную дружбу, коротать тихие часы за необязательными вовсе, но вполне интеллигентными беседами.
      Лидочка - прекрасно. Но только она одна на отдыхе - это невозможно.
      Именно так.
      Кто-то непременно должен быть еще. Эдакий солидный и душевный компаньон - для всеобщего обозрения.
      Не Лазаретов же, день изо дня стремящийся к неведомому дубу!..
      Наконец, как ему показалось, он нашел.
      Подходящий субъект сидел в дальнем углу, почему-то один за столом.
      На вид ему Невский дал лет сорок-сорок два, не более. Почти ровесник.
      У человека были длинные нервные пальцы, умный, но какой-то резкий, беспокойно-настороженный взгляд, скупые, аккуратные движения, скептическое выражение лица, рыжие усы подковкой и франтоватые, ровно подстриженные полубачки, малость тронутые сединой. Плюс - давно уже не модная прическа "мы в Малаховке - битлы".
      Вполне культурное лицо.
      Выделив его из общей массы, Невский привычным жестом защемил бороду, обдумывая, как лучше будет представиться грядущему компаньону и, главное, когда - прямо сейчас или немного позже, однако так в итоге ничего и не решил и, мудро предоставив дело случаю, собрался со спокойной совестью идти к себе - за новой пачкой сигарет.
      Да и с неведомым соседом познакомиться не грех - вдруг наконец-то объявился!
      В вестибюле, возле самой лестницы, он столкнулся нос к носу с Лидочкой.
      Она уже успела снять кокетливый передник и крахмальную наколку, зато была в белом халате - очень строгом, как и полагалось ей по штату.
      - Ну, интересно вам у нас? - приветливо спросила она.
      - Пока прекрасно. Все - прекрасно. По-моему, здесь можно славно отдохнуть.
      - Еще бы! - живо согласилась она. - И даже, между прочим, подлечиться.
      - Вот на что, на что, а на здоровье я не жалуюсь! Бог миловал пока.
      - Ну, болячки-то легко найти у каждого. Если кому-то очень надо... Или просто - хочется. А что вы видели?
      - Уже довольно много. Парк, дом, речку, лодочную станцию. Вас вот. Кстати, у вас нет желания развлечься, прокатиться в лодке, а?
      - Сейчас?
      - Да почему же именно сейчас?! Скажем, после обеда.
      - Я бы с удовольствием, но. Все зависит от больных. В другой раз целый день отбою нет - этой дай таблетки, этому сделай укол. Такие привереды!.. Вы загляните ко мне. Наш кабинет на первом этаже, прямо по коридору - и последняя дверь налево.
      - Договорились. И еще один вопрос. Вы не знаете, кто это вон там сидит?
      Он кивнул в сторону усатого мужчины, который был виден в дверном проеме.
      - Да это же ваш сосед по комнате! - всплеснула руками Лидочка. - А вообще-то он у нас - массовик-затейник, - и, встретив непонимающий взгляд Невского, она пояснила: - У нас такого в штате нет, а он сам предложил свои услуги. Как бы на общественных началах.
      - Играет на баяне, сам водит хороводы, сам же песенки поет, - игриво усмехнулся Невский. - Веселый мне достался сосед! Надеюсь, не поссоримся... Что ж, ладно. Значит, решено: после обеда захожу за вами.
      Раскланявшись с Лидочкой, он быстро поднялся к себе в номер, чтобы вновь переодеться: во фланелевой ковбойке становилось жарковато.
      Все вещи в шкафу лежали в полном порядке - каждая на своем месте.
      Все вещи, кроме одной.
      Его с младых, как говорят, ногтей любимый ярко-синий галстук с золотым драконом - предмет особой зависти периферийных снобов - бесследно исчез.
      Глава 5
      После обеда недомоганием, слава богу, никто не страдал, и медицинский кабинет был пуст.
      Лидочка, для пущего порядку, с минуту поупрямилась, мило и обезоруживающе улыбаясь, а потом решительно повесила в шкафчик свой белый врачебный халат, заперла дверь в помещение и с легким сердцем отправилась на пирс.
      - А если нас увидят вместе? - спросила она, внезапно останавливаясь.
      - Вас это волнует? - пожал плечами Невский.
      - Все-таки. А впрочем, это ерунда. Пошли!
      Они спустились к реке.
      Некоторое время, пока он, смешно раскорячив колени, чтобы не мешали, искусно, как ему казалось, отгребал от берега, Лидочка молчала.
      - Ну, - сказала она наконец, - что же вы меня не развлекаете?
      - Сейчас. - с рассеянным видом пообещал Невский, мерно работая веслами и одновременно соображая, что бы ей завернуть такое, для начала особенно смешное. - Вы. замужем? - неожиданно спросил он.
      - Откуда вы это взяли?
      - А у вас светлая полоска на пальце. Вероятно, вы часто снимаете и снова надеваете свое обручальное кольцо. Полоска малость загорела, но все равно след виден.
      - От вас не скроешь, - вздохнула она.
      - Ничего, - качнул он головой, - я не подвержен предрассудкам.
      - Но зато другие. Знаете, какие бывают длинные языки?! Особенно в таких местах.
      - Надеюсь, мы не будем становиться возле какой-нибудь замочной скважины, чтоб все могли нас хорошенько рассмотреть, - спокойно заметил Невский.
      - Это зависит от вас, - лукаво сообщила Лидочка. - Разве нет?
      - Ну, до какой-то степени, - согласился он.
      - Вы обещали меня развлекать, - чуть недовольным тоном потребовала его спутница.
      - Ах, да, вы правы. - спохватился Невский. - Хотите интересный анекдот?
      - Вот так, - вздохнула Лидочка, - все с анекдотов начинается и ими же кончается.
      - Нет, я ведь не настаиваю!
      - Ладно уж. Собрались - расскажите. Что теперь с вами поделаешь!..
      - Загадка армянского радио.
      - Очень свежо! - хмыкнула Лидочка.
      - Так вот, загадка, - игнорируя ее реплику, продолжил Невский. - Что это такое: в одно ухо влетает, а в другое - вылетает?
      - Ну? Не знаю.
      - Лом, - лаконично поведал Невский.
      - Какой кошмарный анекдот! - ахнула Лидочка, всем своим видом демонстрируя, что ей нисколько не смешно. - Это ж придумать надо!..
      - А, по-моему, совсем и не плохой, - не согласился Невский. - Очень даже тонкий анекдот, с подтекстом. Несмотря на грубый лом.
      Он всегда, знакомясь с новыми людьми, стремился для начала как-то ошарашить их, а уж потом смотрел на их реакцию и для себя определял, на что способен данный человек, что ему можно, что - нельзя. Весьма коварный тест, но результат давал почти мгновенно.
      - Все равно, - упрямо заявила Лидочка. - Так с дамами не шутят. Лучше бы уж про Чапаева или про чукчу - там хотя бы нету этой жути.
      - Хорошо, - пообещал Невский, не скрывая легкого сарказма, - завтра, когда мы снова поедем кататься на лодке, я попробую рассказать вам что-нибудь другое.
      - А сегодня? - растерялась Лидочка.
      - На сегодня мой репертуар иссяк.
      - Какая жалость! Я, наверное, обидела вас, да? Не поняла - и требую чего-то.
      - Это ваше право, - с важным видом сообщил Невский.
      А сам досадливо подумал: в общем-то она такая, как и все. И что я вдруг себе вообразил?! Красивая кокетка - уж что есть, то есть. Искательница приключений? Вряд ли, эдаких я научился различать. Просто избалована вниманием мужчин и знает себе цену. Может, это даже к лучшему. С такими, безусловно, интереснее.
      - А вы? - неожиданно спросила Лидочка, явно стремясь уйти от скучной ей дискуссии.
      - Что - я?
      - Вы женаты?
      - Нет. И не был никогда.
      - Почему? - искренне удивилась она.
      - Да так, знаете. Не приспособлен я, наверное. Все время что-то не срабатывало. То дела, то попросту какие-то сомнения одолевали.
      - Ну и зря! - убежденно сказала Лидочка. - С женщинами нельзя сомневаться. Они это чувствуют сразу. А когда вы, наконец, решитесь, женщина уже не ваша.
      - Что ж. - Невский сделал еще пару энергичных гребков и на время поднял весла из воды, пуская лодку плыть по течению. - Постараюсь ваш совет учесть.
      Он смеясь посмотрел на Лидочку.
      Та вновь доверчиво улыбнулась.
      Он пытался понять, что же все-таки кроется за маскою этой невинной улыбки - да и была ли это осознанная маска, на самом-то деле?! Но у него не получалось.
      В его способности непринужденно проникать в чужие души что-то не сработало на этот раз.
      Возможно, он слегка перемудрил, непроизвольно пожелав увидеть в ней. ну, предположим, ровню.
      А на самом деле надо было проще, без затей!
      Ничто в ее лице не говорило о заведомом, расчетливом лукавстве, о притворной простоте - неиспорченный взрослый или испорченный ребенок, неожиданно подумал он, есть над чем на досуге поразмыслить.
      Легкий открытый сарафан нежно-голубого цвета чудесно гармонировал с ее загорелыми руками, шеей и плечами. Смуглые округлые щеки приобрели на солнце какой-то особенный, золотистый отлив.
      Батюшки, какие все тут загорелые, невольно подумал Невский, ну, прямо южный курорт! Красотища! А что, и я могу уже через недельку стать таким же, и не хуже, очень даже запросто. Вот буду купаться, загорать, кататься на лодке каждый день. Беседы по душам - с моим массовиком-соседом, а все остальное. Чудная девчонка! Черт возьми, а я ведь еще нравлюсь! По глазам же ее вижу. Ну, не будем торопить событий. Отпуск только начался.
      Он стянул с себя футболку и подставил спину под палящие лучи.
      - Мне нравится здесь, - сообщил он. - Нет, честное слово! Благолепие, покой, раздолье. И совсем не скучно. Любят все друг друга.
      На секунду облачко какой-то настороженности и тоски скользнуло вдруг по ее лицу.
      Мелькнуло и - пропало.
      Будто наважденье.
      - Да, не скучно, - чуть изменившимся голосом подтвердила Лидочка.
      Невский внимательно посмотрел на свою спутницу и сокрушенно качнул головой.
      - Не слышу ответного восторга, - заявил он. - Может быть, я снова что-нибудь не так сказал?
      - Наоборот, все так, - пожала Лидочка плечами. - Все друг друга любят.
      - Может, с мужем поругались? Не сейчас - давно. А что-то гложет. И потом, это кольцо - туда-сюда. Ведь просто так, на солнышке-то, не снимают. Как у вас дома обстоят дела? Или мне только кажется? - он царски-испытующе взглянул на Лидочку. - Значит, кто-то вас поддел сегодня на работе, а? Вы, ради бога, извините мне мою бестактность.
      - Нет-нет, ничего страшного. Вам - можно, - она тряхнула головой, точно отгоняя невеселые мысли.
      - И все-таки? - допытывался он.
      С младых ногтей невероятно любопытный, Невский знал, что это рано или поздно до добра не доведет. Но ничего с собою он не мог поделать! Словно бес какой в него вселялся, когда хоть маломальская загадка возникала перед ним. А тут еще срабатывали навыки дотошливого профессионала, начинался комментаторский, с подвохом, зуд.
      - Ну, как сказать. - Лидочка немного помолчала. - На работе у меня как раз порядок, нет проблем. Попробовал бы кто-нибудь обидеть! А все ли дома хорошо? И да, и нет. Муж в принципе хороший человек, достойный, вот только я его. ну, не люблю. Просто. посватался однажды. Бывает же ведь, правда? она подняла на него свои большущие зеленые глаза, будто и впрямь удивляясь такому положению вещей. - Иногда не очень рассуждаешь. Или не стараешься нарочно. А когда и вовсе молодая. Шесть лет мы вместе. Шесть. Уже!
      Невский было сделал выразительный непроизвольный жест рукой, но Лидочка его упредила, догадавшись, какой последует вопрос.
      - Детей у нас нет. Я не хотела. И теперь не хочу. От него - не хочу.
      - Вам, разумеется, решать, - со вздохом согласился Невский. - Дети требуют любви и ласки. Отчего же не разведетесь? Нынче это просто.
      - Просто. Он любит меня. Очень любит. А я, наверное, уже привыкла. Да, скорей всего. И потом.
      Она умолкла, отчужденно глядя в воду.
      - Ну?! - подбодрил он.
      - Не знаю, - развела она руками. - Я. не могу вам объяснить. Не обижайтесь.
      - Ради бога! О чем вы говорите?! - Невский с прежней силой налег на весла. - Это вы извините меня. А. кем работает ваш муж?
      - Директором завода. Разумеется, в Москве у вас заводы не такие. Но для нашего города.
      - Ваш муж - заметная величина, - докончил Невский. - Всеми уважаемый человек.
      - Возможно, - согласилась Лидочка. - Но и недругов у него хватает. И на заводе, и в городе. Городок-то у нас небольшой - все как на ладони.
      - Помилуйте, у кого на этом свете не бывает врагов?! - деланно рассмеялся Невский. - Даже у покойников находятся завистники. Это вполне естественно. У меня тоже недругов - ой-ой!
      - Правда? А вы кто? - полюбопытствовала Лидочка.
      - Историк. Преподаю в университете, - равнодушно соврал Невский.
      Конечно, она может и проверить, это, в сущности, несложно, ну да ладно. Будет сюрприз.
      А ведь могла бы и узнать в лицо, с оттенком уязвленности подумал Невский. Телевизор-то, поди-ка, смотрит!.. Впрочем, не исключено, такие передачи ей неинтересны. Да к тому же сложные программы запускают только днем, по будням, когда люди на работе
      Он не любил распространяться о своей профессии, поскольку на собственном опыте давно уж уяснил: едва отдыхающим становится известна правда - хоть караул кричи, отбою нет от разных дурацких вопросов и настырных требований рассказать что-нибудь диковинное и в особенности скабрезно-занимательное из его журналистско-телевизионной практики.
      Почему-то на отдыхе, когда нечего делать, всех непременно начинают интересовать подробности из жизни "сливок общества". И непременно - в рамках слухов и дешевых сплетен, каковые постоянно бродят по стране.
      Ну, а лишь только выясняется, что он и за границей был, и не простым туристом. Всё! Он - пуп земли, он - центр компании, и отдых для него закончен.
      Роль добровольного массовика-затейника его всегда пугала.
      Случалось, правда, обращались к нему с искренними просьбами: то разрешить какую-то житейскую проблему, то приструнить кого-то из начальства - мол, когда вопрос звучит по телевидению, просто так от дела отмахнуться невозможно. Он и впрямь порою помогал, но в основном - по мелочам. Действительные беды и заботы жителей страны не доходили до эфира их отсеивали сразу и наверняка.
      Лидочка с уважением посмотрела на Невского.
      - А расскажите что-нибудь еще, - невинно потребовала она. - Но только не анекдоты. А то - все обо мне да обо мне. Ну, что хотите!
      - У меня сегодня галстук украли, - с готовностью поведал он.
      - Где? - испугалась Лидочка.
      - Здесь, в номере. Возвращаюсь с завтрака, а галстука - и нет.
      - Не может быть! У нас еще сроду такого не случалось. И, подумаешь, ценность какая - галстук!.. Может, сами сунули куда-то?
      - А куда? У меня нет привычки разбрасывать вещи. Я весь номер обыскал, все в гардеробе перерыл. А галстук, кстати, редкий... Ярко-синий такой, с золотым драконом. Уже сто лет не в моде, а - люблю... Впрочем, вы видали его на мне, когда мы ехали со станции!
      - Да-да, я, кажется, припоминаю. - Лидочка наморщила лоб, точно и в самом деле усиленно вспоминала. - Синий, с золотым драконом. Очень красивый.
      - Вот-вот, - подтвердил Невский.
      - На вас еще отдыхающие все время посматривали.
      - Еще бы, каланча какая - дядька метр девяносто семь! - невольно хмыкнул Невский.
      - Да не только это, не только рост. - смутилась Лидочка. - Вы вообще весь из себя. такой видный, элегантный, не похожий на других.
      - Благодарю добрейшую сеньору! - церемонно поклонился Невский, чуть не опрокинув лодку. - Рыцарь подан, он к вашим услугам. Когда заказывать турнир?
      - О!.. - засмеялась Лидочка знакомым волнующим смехом, словно ей в эти мгновения вдруг сделалось безумно хорошо. - Но ведь это ужасно! - заявила она.
      - Простите, что? - не понял Невский.
      - Ваш галстук. Даже не он - вся эта история! Просто кошмар. Если вы, конечно, не придумали нарочно, вот сейчас, чтоб напугать меня. Ума не приложу.
      - Я тоже.
      - И не представляю, как помочь вам. Нет, вы точно не придумали?
      - Будет вам, - добродушно хмыкнул Невский. - Чего ради мне пугать вас? К сожалению, все правда. Найдется где-нибудь! Не сосед же его взял.
      - Ну, этот честный, - убежденно подтвердила Лидочка. - Я точно знаю. Этот - никогда не тронет.
      Так, болтая о том о сем, а все больше - о разной ерунде, они продолжали кататься, не удаляясь, впрочем, слишком сильно от причала.
      Тут Лидочка - как будто между прочим - сообщила, что ей безумно хочется быть богатой. Не на зарплату мужа, в общем-то немаленькую, а совсем богатой.
      - Ну так - дерзайте! Кто же вам мешает? - насмешливо спросил Невский.
      Подобные разговоры его всегда смешили.
      Потому что сам он зарабатывал - кучу, однако вечно не хватало: тратился он упоенно, с неприличной, лютой быстротой. И если бы хоть треть откладывал про черный день. О, что бы было, сколько бы уже сумел собрать!..
      Зато друзьям любил давать советы.
      - Кто мешает? - Лидочка вздохнула. - Даже и не знаю. Но у нас все как-то. Хотя... вон - другие. Только это, знаете, так сложно! И опасно... Я хочу, чтоб честно. Например, выиграть много-много в "Спортлото".
      - Тогда купите много карточек. Тут и ребенок справится. Ну, и угадывайте на здоровье!
      - Муж все время покупает, - развела руками Лидочка, - но никогда еще, ни разу. Чудик просто, всегда одинаково их заполняет, с самого начала, говорит, какая-то теория для этого есть. Как же называется? Забыла... Все равно не вспомню. Он и теперь купил полсотни карточек, я ж видела. Да толку-то! Знаете, какие номера он зачеркнул?
      - Не представляю, - с нарочитой серьезностью откликнулся Невский. Номера, система. Это слишком сложно для меня. Ребенок справится, а я вот нет.
      - Вы смеетесь, - Лидочка обиженно надула губки. - Небось, ни разу не играли, жалко было денег. А я действительно переживаю. Вдруг повезет? Ну, хоть один-то разъединственный разок!.. Я вам сейчас скажу. Номер пять, семнадцать, тридцать один, тридцать четыре, сорок два и сорок семь - вот! Я уже их даже ненавижу, эти цифры. Шесть-то лет подряд!.. Но он молчит. Выходит, что опять - ничего. Я его знаю. А у вас нет газеты с тиражом?
      - Нет. Вы правы: я в эти игры давно перестал играть. Мне, как и вам, не везет.
      - Совсем? - недоверчиво спросила Лидочка.
      - Ну, почему уж так - совсем?.. Нет, иногда отчаянно везет. Вот, например, теперь. Я встретил вас, чего же боле.
      - Ладно-ладно, - словно подзадоривая, усмехнулась Лидочка. - Тоже мне, везунчик!.. Поди, вы каждой симпатичной девушке.
      - Нет, только вам! - торжественно и пламенно заверил Невский, явственно почувствовав, что эта его маленькая ложь пускай для спутницы и очевидна, но и некоторым образом приятна.
      Видно, ей самой не очень-то хотелось упускать его. А что тому причиной - Господи, какая разница!..
      - Я посмотрю еще, как вы себя здесь будете вести, - шутливо пригрозила Лидочка. - Учтите! Вообще-то я ужасно уважаю тех, кому везет.
      - И кто не хочет этого скрывать! - добавил важным тоном Невский.
      - А зачем тогда знакомиться? - игриво потянулась Лидочка. - Я разве не права?
      "Так все же - кто кого здесь охмуряет, если толком разобраться? неожиданно подумал Невский. - Впрочем, ладно. Ей зачем-то надо - ну, и пусть. Я тоже. отдыхать сюда приехал. Можно и расслабиться чуть-чуть".
      Меж тем из-за колхозных полей незаметно выдвинулась мощная сиреневая туча.
      Редкие купальщики, несмотря на будний день, все-таки обосновавшиеся на противоположном берегу, заволновались и стали торопливо одеваться.
      - Сейчас польет, - с досадой заметил Невский. - Поехали назад?
      Лидочка, обернувшись, тревожно высматривала что-то на санаторском берегу.
      Невский проследил за ее взглядом.
      У самой воды, полускрытая листвой довольно чахлого корявого кусточка, стояла, устремивши зоркий взгляд на реку, Евфросинья Аристарховна - его соседка по столу.
      До нее было метров пятьдесят, а то и семьдесят, и с точностью определить, куда она глядит сейчас - на лодку или, предположим, просто в даль, - отсюда было невозможно.
      - Что-то вас обеспокоило? - на всякий случай поинтересовался Невский.
      - А то нет! - с досадой отозвалась Лидочка. - Вот, мымра чертова, стоит, шпионит! Надоела уж!..
      - За вами?
      - Может, и за всеми остальными, я не знаю, - Лидочка сердито повела плечом. - За мной - так точно. Прямо ходит по пятам.
      - И давно?
      - Да с первого же дня заезда!
      Невский, деланно нахмурясь, привычным движением зажал бороду между большим и указательным пальцами, как будто собираясь сдвинуть ее набок, чтобы не мешала, и с неодобреньем тихо крякнул.
      Эти дамские интриги он всегда ни в грош не ставил.
      - А с чего, простите, вдруг? Ведь дыма без огня. Была, наверное, причина?
      - Ну-у, - слегка замялась Лидочка, - я здесь, в реке, купаюсь - ближе к вечеру, когда все идут полдничать. Нашла себе местечко поукромней, ну, и. голая купаюсь. Это так приятно!.. И полезно. Санитар наш, Николай, об этом где-то прочитал. Да и самой мне кажется. Короче, нервы успокаивает. Даже веселит.
      - Я с вами полностью согласен, - отпуская бороду, поддакнул Невский. Это просто прелесть! Ну, и что же Евфросинья Аристарховна?
      - Она меня случайно увидала - в первый день, и вот с тех пор. Шпионит, чертова старуха!
      - Может, в ней проснулась лесбиянка, а вы счастья своего не понимаете? - предположил со смехом Невский.
      - Да вы что! - невольно ужаснулась Лидочка. - В ее-то годы!.. И потом, хорошенькое счастье. Страх один! Неужто я похожа?..
      - Нет, конечно. Это я - теоретически. Как говорят, игра ума.
      - Веселая игра, - съязвила Лидочка. - Вы вообще большой шутник, я посмотрю. Но бабка - та еще, с нее все станется! Я этих стерв держала б взаперти.
      - Какая вы жестокая.
      - Да бросьте вы, ей-богу!.. Но я честно говорю: совсем уже достала!..
      - Я бы тоже, между прочим, окажись на ее месте. - проворковал Невский, обволакивая Лидочку умильным взглядом. - Я бы тоже.
      - Вы?! - скривилась Лидочка. - Да вы бы сразу, если б только увидали!..
      - Это так, - смиренно опустил взор Невский. - Долго я подглядывать не смог бы. Нету стойкости во мне!.. А что, не искупаться ли сейчас?
      - С ума сошли! При этой-то карге? Она и так повсюду растрезвонит, что видала нас обоих.
      - Ну и что? Все было исключительно прилично.
      - Да не в этом дело! - Лидочка досадливо мотнула головой. Прилично-неприлично. Это ерунда. Болтать везде начнет, я ж знаю эту стерву! Слухи, сплетни. А я все-таки - не девушка на выданье, у меня муж.
      - О, Господи! - всплеснул руками Невский. - Что ж теперь мне остается - с лодки сигануть и утопиться, к вящей радости моей соседки по столу?! Не понимаю.
      - Нет, конечно, - подавляя вздох, сказала Лидочка. - Теперь нас засекли.
      - И надо с этим дальше жить, - ответил Невский, ободряюще взглянув на спутницу. - Ведь мало ли, кто путается под ногами! Так всегда. И если все всерьез воспринимать, всех замечать и каждому стараться угодить. Да выкиньте вы эту чушь из головы! А если что, я вас сумею защитить. Клянусь!
      - О!.. - снова засмеялась Лидочка волнующим, зовущим смехом. - До чего легко вы это говорите! Раз - и готово. Поклялись, наобещали. Но я верю. Правда!
      - Вот и хорошо. А то - такую панику вдруг развели. Будто конец света на дворе! Я только одного не понимаю: для чего она следит за вами? Ей-то что за радость?
      - Ждет, наверное, особого разврата, - Лидочка с улыбкой, словно подзадоривая, глянула на Невского. - Блюдет нравы. А для этого нужен разврат. Я разве не права?
      - У каждого свои слабости, - философически откликнулся Невский. - Но мы ее в два счета вокруг пальца обведем - ведь так?! - И, лихо подмигнув своей спутнице, он развернул на месте лодку. - Ну так что, поехали назад?
      - Боитесь бороду замочить? - подтрунила Лидочка.
      - Боюсь, - признался Невский. - Борода - это святое. Я и бритым не хотел бы мокнуть под дождем. И даже, более того, открою вам секрет: я не люблю страдать без видимых причин. Такой уж человек.
      - Оно заметно, - глаза Лидочки загадочно блеснули.
      И уже через десять минут лодка подплыла к причалу.
      - Спасибо, - прощебетала Лидочка, выскакивая на пирс. - Все было очень-очень мило.
      - Надеюсь, дама согласится вновь попутешествовать с учтивым кавалером? - лукаво произнес Невский, привязывая лодку и тоже выбираясь на пирс.
      - Заходите, - просто ответила Лидочка. - Днем, после обеда, я всегда у себя в кабинете. Медсестра должна сидеть на месте. Врач очень следит. Это вот сегодня.
      - А вечером?
      - Вечером я еду домой. Обычно - ближе к ночи, - она обезоруживающе улыбнулась. - Семья, знаете.
      - Да-да, конечно, - без всякого энтузиазма поспешил согласиться он.
      Они сдали весла лодочнику и двинулись вверх по усыпанной битым кирпичом аллее.
      - Можно вас проводить? - вкрадчиво спросил Невский.
      - Вы и так идете рядом.
      - Нет, когда вы поедете отсюда.
      - До дому?
      - Ну, хотя бы.
      - Это же поздно!..
      - Как-нибудь найду дорогу.
      - Нет, не стоит, - помотала она головой. - Лишние проблемы. Муж у меня ревнивый и если вдруг увидит.
      - Он что, встречает вас?
      - Бывает. Иногда.
      - Но не пешком же вы пойдете!
      - На автобусе. Тут езды - всего три остановки. Можно, кстати, и пешком. Просто в темноте не люблю.
      - Вот до автобуса я вас и провожу. И посажу в него. Если позволите, конечно.
      - А вдруг дождь? Вы ж сами говорили.
      - Ну и что? - пожал плечами Невский. - Мокнуть лишь бы мокнуть - не хочу. Но я надену куртку с капюшоном, возьму зонт - и никакие ливни не страшны!
      - Ладно, договорились. - Лидочка остановилась и протянула ему руку. Дальше я уже сама. До вечера, да? Часов так в десять заходите. И лучше все-таки, чтоб нас не слишком часто видели вместе. Ни к чему.
      Она повернулась и быстро зашагала прочь.
      Невский остался стоять один и, внутренне как-то расслабившись, глядел ей вслед.
      Сейчас ему в ней нравилось все - и фигура, и походка, и платье, и прическа.
      Шла его женщина, с которой он хотел быть, находиться постоянно, и наблюдать за ней было для него огромным наслаждением.
      Вот чудеса! Ведь, ежели по правде, я нисколько не влюблен в нее, неожиданно подумал он. И не полюблю, пожалуй, никогда. Не сумею. И спокойно без нее проживу, как и жил до сих пор. Но когда она рядом - просто фантастически хорошо! И толком это никому не объяснишь. Даже себе. Не хватит нужных слов.
      Глава 6
      На истрескавшейся асфальтовой площадке перед главным корпусом тесным полукругом толпились отдыхающие.
      В центре этого полукольца на мягком стуле важно восседал самозваный массовик с аккордеоном на коленях.
      Потом он встал, отложил на стул свой инструмент и таинственно простер руки перед собой.
      Длинный и тощий, он возвышался над окружающими почти на целую голову.
      Лицо у него было кирпично-красное, усталое, и пальцы заметно дрожали.
      Очевидно, маэстро до этого тяпнул.
      - А сейчас мы перейдем к другому номеру программы! - простуженным голосом воззвал он. - Всех прошу внимательно следить за моей рукой. Показываю!
      Он сделал неуловимый жест, и в левой его руке оказалась колода совершенно пустых карт.
      Он быстро развернул их веером, взмахнул в воздухе, и карты разом обрели масть.
      Затем он снова собрал их, накрыл колоду ладонью правой руки, выждал пару секунд, после чего, зажмурясь, тоскливо пробубнил:
      - Три, два, один - старт!
      Он разжал ладони - и в небо, гневно чирикая, взлетел обыкновенный воробей.
      Карты неведомо куда исчезли.
      Все зааплодировали.
      Невский с любопытством начал ждать, что будет дальше.
      Приложив руки к груди, массовик сердечно поклонился на три стороны и даже зачем-то кивнул назад, где не было никого.
      В эти секунды он напоминал эдакого разъездного премьер-боксера, выходящего не столько побеждать, сколько отвечать на приветствия своих поклонников.
      - Представление окончено, - торжественно сказал он, когда зрители угомонились. - Сейчас будет дождь, так что - прошу внимательно следить за моей рукой. - Он развернулся и театрально махнул в сторону главного корпуса. - Показываю! Все - в дом! Спасайся, кто может!
      Завершив столь неожиданным и эффектным выпадом свое представление, массовик подхватил аккордеон, стул - и во главе колонны санаторцев двинулся к парадным дверям.
      Аллея и площадка перед домом опустели.
      Налетел первый, предгрозовой, порыв ветра, взмел в воздух мельчайшие частицы кирпичной крошки и весело погнал из-под скамеек - через клумбы и газоны - обрывки газет, измятые картонные стаканчики, притоптанные окурки и фантики от конфет.
      Где-то гулко захлопали створки окон.
      Небо быстро потемнело.
      Будто дьявольская фотовспышка, ослепительно змеясь, ветвясь и рассыпаясь снопом искр, сверкнула молния, и через несколько секунд раскатисто и зло ударил гром.
      На мраморные ступени парадной лестницы упали первые крупные капли.
      С реки несся неумолчный ровный шум - стена дождя стремительно приближалась.
      Когда Невский, малость задержавшийся внизу, под козырьком парадной двери, чтоб полюбоваться восхитительной грозою, вошел в свой номер, то картину он застал такую: гардероб был настежь, а перед ним - в сосредоточенно-задумчивой позе застыл массовик.
      Что-то в нем, даже скорее не в нем, не в том, чем он был занят, а в самой атмосфере, здесь царившей, Невского немедленно насторожило.
      - Здравствуйте, - сказал он сухо.
      Массовик вздрогнул и обернулся.
      На мгновение на его красном лице промелькнуло выражение испуга и растерянности.
      - А, милейший! - развязно воскликнул он, локтем захлопывая одну из створок шкафа. - Наконец-то я увидел вас! А то ведь всякую надежду потерял!..
      Невский внутренне весь подобрался.
      - Простите?
      - Да вас, поди-ка, целый день все нет и нет. Вижу: подселили ко мне, а кого именно - не знаю. Непорядок, верно? Так вас как зовут, милейший? изображая бездну заинтересованности, курлыкнул массовик.
      - Невский. Михаил Викторович, - сдержанно отрекомендовался Невский.
      - Ну вот! Теперь - порядок. А я тут гадал, как моего соседа могут звать. А все невероятно просто! Жизнь полна подсказок. Куплетов, Савва Иннокентьевич. К вашим услугам, - он изогнулся, как бы приглашая Невского с удобствами располагаться, а сам тем временем прихлопнул позади себя и другую створку гардероба.
      Невский присел на край кровати и достал из кармана пачку сигарет.
      - Не возражаете?
      - Ну, что вы, что вы! - замахал руками Куплетов. - Я сам дымлю, как паровоз, а в сердце у меня - кочегарка. Ха-ха! - он скроил довольно глупую гримасу и вдруг полез в свою тумбочку. Извлек оттуда круг дорогой теперь и достаточно дрянной полукопченой колбасы и с победным видом выложил на стол. - Вот, это - на закуску. И попить мы кое-что найдем... Алле! - Из той же тумбочки в мгновенье ока народилась поллитровка белой. - Что же, со свиданьицем, милейший, за знакомство! Все вопросы - отменить!
      - Вон как.Неужто специально берегли? Да вы и впрямь шутник! - невольно усмехнулся Невский.
      - Нет. Я нарочно ничего не делаю. Все - по-стихийному, но каждый раз буквально в точку. Волшебство! Давайте, не томите - вы же дома, черт возьми!
      - Да, по большому счету, я не пью. - попробовал на всякий случай отвертеться Невский.
      Куплетов обалдело замер, не донеся бутылку до стола.
      - Нет, этого не может быть, - сказал он с пафосом провинциального актера-трагика. - Не может быть - и все. Ну, не бывает!
      Невский, глядя на него, лишь мимолетно улыбнулся.
      - Вообще-то вы, конечно, правы. - согласился он.
      - Ну, я же чувствую людей, - мгновенно отозвался массовик.
      - Вот только я не пью посередь дня, - заметил Невский. - Сами посудите, как-то так - до ужина. Нехорошо! К тому же в здешних правилах указано, чтоб в номерах не смели. Сам читал. И если обнаружат.
      Но Куплетов был неумолим.
      - Хм. как же это? - неподдельно огорчился он. - Ну и что, что написано?! Ведь не константа ж мировая! Этих указов вам знаете, сколько еще насуют?! Опухнете от них. Если каждый болван перед тем, как из кресла полететь, пожелает себя увековечить, чтоб и другие болванами смотрелись. Ого! Прямо обида получается. Да-да! Продавать-то - продают. Дороговато, правда, ну да ничего. И желудку на пользу. Перед ужином для аппетита - в самый раз. Чтоб соки побежали. Вы думаете, Куплетов фокусы показывает, на гармошке играет и напропалую пьет? Ни-ни! Зачем? Я, как и вы, - лечусь. Мне нельзя - печенка. Страшное дело!.. Но у меня сегодня - день рожденья. Круглым счетом - сорок три годочка. Понимаете?
      - Ну ладно, пусть, - смягчился Невский. - Если уж такая дата.
      Куплетов приволок из угла два сомнительно мытых казенных стакана, пытливо поглядел их на свет и затем опростал в них содержимое бутылки, примерно треть оставив про запас.
      - Да, - вдруг спохватился он, - а чем же резать колбасу? Опять вниз за ножом бежать.
      - Ничего, - остановил его Невский, - у меня есть. Я как знал.
      Он присел на корточки, распахнул свою тумбочку, порылся в ней немного и, наконец, извлек на свет божий длинный охотничий нож в красивых самодельных кожаных ножнах с большим кольцом, чтобы носить на поясе.
      Протерев широкое лезвие полотенцем, он принялся аккуратно нарезать колбасу.
      - Жаль только, хлеба нет, - посетовал он между делом. - С хлебушком оно сытнее.
      Нож привел Куплетова в восторг.
      - Острый? - почему-то шепотом спросил он, глядя на сверкающий клинок.
      - Как бритва. Это же булат! Тот самый, знаменитый, настоящий!
      - Ой-ей-ей! - всплеснул руками ошарашенный Куплетов. - А откуда же сокровище такое?
      - Да так, знаете. - уклончиво ответил Невский. - Подарили.
      - Эх, везет же людям!.. - позавидовал Куплетов. - Дарят. Ну, поехали! - воскликнул он, беря стакан - внимательно и нежно. - За меня и за знакомство! Только так!
      Глава 7
      Вечером, в начале одиннадцатого, едва дождавшись, когда санаторцы разбредутся отдыхать и в доме воцарится относительная тишина, Невский побежал к Лидочке.
      Она сидела в кресле под уютным стареньким торшером и что-то читала.
      Окно было настежь, и налетавший ветер слегка раздувал задернутые шторы.
      Увидав Невского, Лидочка отложила книгу и ласково, по-домашнему, улыбнулась.
      - А вот и я. Не рано? - спросил он, плотно притворяя за собой дверь.
      - Нет, - Лидочка мягко качнула головой.
      - Но ведь - и не поздно?
      - Конечно.
      Она сидела, расслабленно опустив руки на вытертые подлокотники и смотрела на него спокойным, ясным, откровенным взглядом.
      И в нем, в этом взгляде, что особенно приятно поразило Невского, не было никакого показного бесстыдства или неуемного, отчаянного желания.
      Это был взгляд женщины, которая никого ни к чему не побуждает, но по первому же зову готова сделать все, чтоб было хорошо и ей, и другому.
      Невский это понял, вернее, почувствовал - и в радостной нерешительности чуть замешкался у двери.
      Прежняя его ироничность, прежнее фривольное легкомыслие теперь смотрелись бы натужно и нелепо.
      Он совсем не ожидал, что дело сразу повернется так, и вместе с тем испытывал сейчас к этой женщине огромную благодарность.
      Благодарность и. уважение.
      Приятная стремительность событий всегда в нем вызывала уважительное чувство.
      - Ну, что же вы стоите? - спросила она просто. - Проходите. Я поеду последним автобусом. - И, чуть помедлив, добавила: - Это нескоро.
      Невский медленно шагнул в глубь комнаты, сердце у него бешено колотилось.
      Бог ты мой, подумал он, да что же это? Я действительно волнуюсь, я воспринимаю все всерьез - вот так сюрприз!.. А почему бы, собственно, и нет? Ну, почему?! Ведь, если по большому счету, именно на это - с первой же минуты - я и уповал, хотел, чтоб было так и не иначе. Как восторженный мальчишка. И пускай!
      Все так же мягко улыбаясь, Лидочка порывисто поднялась ему навстречу.
      Но то озорное выражение глаз, которое, за исключением двух-трех моментов, было днем, теперь неожиданно и окончательно сменилось у нее другим - задумчивым и даже каким-то ласково-грустным.
      В нем была в этот миг странная, тяжелая торжественность, но - никакого торжества.
      Невский подошел к ней вплотную, и она доверчиво положила руки ему на грудь, высоко запрокинув голову, чтобы видеть его лицо.
      И снова обжигающе-радостная волна, как тогда, в автобусе, захлестнула его.
      Он обнял Лидочку и привлек к себе.
      Она податливо уткнулась носом ему в плечо и на секунду так застыла...
      Под врачебным халатиком на ней ничего не было.
      И тогда он понял, что весь этот долгий вечер она его и впрямь ждала.
      - Сними, - шепотом попросил Невский.
      - И зачем ты только приехал сюда. - с нежным укором произнесла она.
      - Чтобы быть с тобой, - сказал он первое, что пришло в голову.
      И это было правдой.
      В чем-то, может быть, банальной, даже откровенно пошловатой, но, как ни странно, единственной на этот миг и абсолютной правдой.
      Просто - более изысканных слов вдруг отчего-то не нашлось.
      Да разве в них вся суть?!
      Она лишь неопределенно, с какой-то детской застенчивостью качнула головой и, бросив халат на спинку кресла, вновь устремила на Невского преданный взгляд - зовущий, ласковый, опять - восторженно-лучистый.
      На улице было гадко.
      Все очарование минувшего часа разом стерлось, потускнело и ушло.
      Потому что здесь, на холодном ветру, под дождем, это казалось ненужным и непонятным.
      Здесь была реальная жизнь, в которую никак не вмещались та тихая комната с зашторенным окном и горящим уютным торшером, та тихая радость и та красота.
      Они торопливо, не обращая ни малейшего внимания на дождь и лужи под ногами, шагали по аллее: со стороны - двое просто знакомых людей, не так чтоб и накоротке, рядом друг с другом - даже не под руку.
      Фонари размытыми зрачками таращились на них сквозь пелену дождя.
      - Ветер-то какой!.. Ты не замерзнешь? - обеспокоенно заметил Невский.
      - Нет.
      - Может, я все-таки провожу?..
      - До дома? Пожалуйста, перестань!
      - Но.
      - Забудь, ладно? - Она повернула к нему мокрое лицо. - Ничего не было.
      Ему показалось, что она плачет.
      - Ты сердишься на меня?
      Секунду она помедлила с ответом.
      - Нет. Почему ты так решил?
      - Да просто. - Он пожал плечами и с неожиданной тоской вдруг произнес: - Ведь это ты сейчас решаешь. Ты - не я. Больше ничего не будет, да?
      - Не надо загадывать, - тихо попросила она. - Может, и будет. - Она ласково взглянула на него и с едва заметным вздохом добавила: Действительно, тебе не надо было приезжать сюда.
      Невский попробовал ее обнять, но Лидочка мягко отстранилась.
      - Боишься, нас увидят? - удивился он. - Да все давным-давно спят!
      - Не в этом дело. - покачала она головой. - Не торопись. Потом. Хорошо?
      - Как знаешь. - с рассеянной улыбкой ответил он и взял ее под руку.
      Они вышли из незапертых ворот и притулились у столба с указателем автобусной остановки.
      Кругом не было ни души.
      И никаких посторонних звуков - только негромкий, ровный шум дождя.
      Слева, в темноте, послышалось натужное урчание и замелькали огоньки.
      Они приближались, делаясь все ярче, пока не превратились, наконец, в две горящие фары рейсового автобуса.
      - А вдруг проедет мимо? - с непонятною надеждой произнес Невский.
      Лидочка только пожала плечами, словно говоря: нашел, о чем спрашивать!..
      Холодный металлический корпус, шумно качнувшись вперед и назад, плотно встал.
      В салоне сквозь мокрые стекла окон виднелись тени всего нескольких пассажиров.
      С лязгом раздвинулись двери.
      - Пойду, - просто и даже как-то буднично сказала Лидочка. - Давай прощаться.
      На короткое мгновение Невский поймал ее руку и мягко потянул к себе.
      Лидочка не сопротивлялась.
      Тогда он обнял ее и крепко поцеловал в мокрые губы.
      Водитель, поторапливая, дал гудок.
      - Все было хорошо, да? - прошептал Невский, стараясь перехватить ее взгляд.
      - Не надо об этом. - Она высвободилась из его объятий и шагнула к автобусу. - Спокойной ночи. И. не думай обо мне плохо.
      - Да, Господи!.. - всплеснул он руками, но двери уже сомкнулись за нею, и автобус, мелькнув тусклой лентой окон, исчез в темноте.
      В мире снова воцарился дождь.
      Хорошо, если только вот на этот вечер и на эту ночь. А если на неделю вдруг зарядит? Или на весь срок? Брр.
      Невский еще немного постоял, нахохлившись, сунув руки глубоко в карманы куртки, а потом развернулся и медленно побрел к санаторию.
      Лишь сейчас до него дошло, что этот их прощальный поцелуй был единственный за целый вечер.
      Первый и последний. Смешно!..
      Невский зябко повел плечами и прибавил шагу.
      Первый день в санатории истек.
      Настроение было никакое.
      Что ж, сказал себе Невский, подождем до утра.
      Глава 8
      Проснулся Невский по привычке очень рано - еще не было и семи утра.
      Минут десять он по инерции нежился в мягкой постели, вяло вспоминая минувший день.
      Лидочка, подумал он, и впрямь забавная девчонка. Это хорошо, что так получилось. Хорошо, что повстречал ее. А с другой стороны. У нее ведь муж, семья. И я - заезжий курортник, каких и до меня, наверное, хватало. Вот таких - случайных, приходяще-уходящих. Стоп! Я что, ревную? - удивился он. Да ерунда! К кому мне ревновать? К фантомам?! И с чего вдруг? Батюшки, неужто я и впрямь влюбился?!
      От этой мысли ему сделалось щемяще-радостно и вместе с тем не по себе.
      Он этого хотел - да! И при том - боялся.
      Обыкновеннейшая психология закоренелого холостяка.
      И все же - хорошо!
      Потом внезапно в голову пришла еще одна шальная мысль: а не попробовать ли - вот сейчас, немедля! - повыдергивать из бороды дурацкие седые волоски, чтоб больше соответствовать предмету вожделений, так сказать?
      Тут Невский не на шутку разозлился на себя.
      Совсем уж, разбежался!.. Что он - люмпен секса, впавший в старческий маразм?! Да Лидочка сама, если угодно, невзирая ни на что!..
      Нет, точно - у тебя поехали мозги, сказал себе печально Невский, ты, дружок, такие мысли брось, не то в грядущем ничего хорошего тебе не светит. Уж какой ты есть, таким и будь, а что другие скажут - это их забота. Главное - не дешевить и не придумывать чего-то там за остальных.
      За остальных придумывать он, к сожалению, любил.
      Иначе никогда не стал бы заниматься психологией. Не оказался бы в конечном счете здесь.
      Кому сказать!..
      Он глубоко вздохнул, раскрыл глаза и, сбросив одеяло, сел на край кровати.
      Куплетова в номере не было.
      Посреди стола лежала записка:
      "Милейший! Я играю в карты".
      Где, с кем - неизвестно.
      Записка осталась еще с вечера, когда Невский вернулся в номер.
      Стало быть, Куплетов ночевать не приходил.
      Да уж, и впрямь - затейник!..
      Невский быстро оделся и сунулся было в тумбочку, где стояла припасенная с поезда бутылочка "Байкала". Однако замер, неприятно пораженный.
      Роскошного охотничьего ножа, на кожаных ножнах которого тонкой медной проволокой было аккуратно вышито: "Невскому - не Александру, но Михаилу", в тумбочке, рядом с бутылкой, не оказалось.
      Невский прекрасно помнил, что перед тем как идти к Лидочке, он положил его именно туда.
      Еще раз обшарив тумбочку, он на всякий случай переворошил все вещи в своей половине гардероба, однако и здесь ножа не отыскал.
      И тотчас в памяти услужливо всплыл злополучный галстук, также неведомо куда пропавший, припомнилось довольно странное поведение Куплетова, когда он, Невский, только-только вошел вчера в комнату.
      Тупое, гаденькое подозрение невольно поднялось и заскребло в душе.
      Понимая, что это не слишком порядочно с его стороны, он все же отворил и соседнюю створку шкафа и несколько времени разглядывал чужие полки.
      Никаких следов.
      Может, вообще из номера украли?
      Но тогда - кто? И для чего?
      Ладно - нож. Это и вправду вещь первостатейная, другой такой, пожалуй, не найдешь. Но галстук!.. Где в нем щеголять? Не в санатории же - на глазах у бывшего владельца!
      В коридоре громко закашляли, и вслед за тем на пороге возник Куплетов.
      Вид у него был понурый, глаза слипались, а седоватые баки топорщились, как шерсть на морде кота, которого с позором отогнали от пролитой валерьяны.
      Определенно, картежная ночь не принесла ему никакого удовлетворения.
      - Милейший! - сипло, без прежней наглой уверенности провозгласил Куплетов. - А вот и вы! А вот и я!.. Смешно!.. Поутру, на заре. - нараспев сказал он и слегка покачнулся. - С добрым утром! Или - спокойной ночи, малыши? У меня - второе. А у вас?
      - С добрым утром, с очень добрым. - невнятно пробормотал Невский, ловко, как ему показалось, захлопывая чужую створку шкафа.
      - Дождь еще идет? - спросил Куплетов, хотя и его пиджак, и его брюки носили явные следы недавнего дождя, причем весьма изрядного.
      - Не знаю, я только что встал, - пожал плечами Невский, радуясь, что обнаружилась вдруг подходящая уловка. - Кстати, как там?
      Не двигаясь с места, Куплетов устремил испытующий взор в окно.
      Этого вполне хватило, чтобы Невский благополучно прикрыл и другую створку шкафа.
      - Ну так что же?
      - Дождь, проливной. Мерзость, - твердо произнес Куплетов. - Мне видятся струи косые. И, кажется, здорово похолодало.
      - Почему вы так решили?
      - Хм. Да я же только с улицы! Вот. Прихожу - и застаю. Нехорошо.
      Невский внутренне сжался.
      Значит, все видел, голубчик, все заметил. Может, и пьяного только разыгрывает из себя?
      - Я искал галстук.
      - Привет! - хохотнул Куплетов. - С утра пораньше - на банкет?! А меня с собой не хотите взять? У меня есть бабочка! Дамы просто мрут.
      Так, подумал с досадой Невский, на галстук не клюнуло. О ноже тогда вообще нет смысла говорить. Но если эдак пойдет и дальше, я уеду отсюда голый! Ничего себе соседушка. Массовик-затейник!..
      - А вы? - спросил он, вызывающе и с неприязнью глядя на Куплетова.
      - Пардон?
      - А вот и не пардон! Вы вчера чем тут занимались? Думаете, я слепой?
      - Вчера? - как бы недоумевая, повторил Куплетов. - Да я чехол искал! От инструмента. Я чехол всегда засовываю, чтоб не мельтешил. А потом ищу.
      Ну ты поговори-поговори, зло подумал Невский. А я-то еще там, в столовой, высмотрел его, решил: интеллигентное лицо, приятный будет собеседник. Господи, с каким давеча восторгом он заглядывался на мой нож! Ведь все же ясно! Мелкий мошенник, уездный аферистик - даже не аферист!.. Пойти с жалобой в дирекцию? Или куда там у них ходят? Впрочем, это я всегда успею. Подождем еще.
      - Ну. ладно, хорошо, замнем, - стараясь, чтобы голос его звучал дружелюбно, сказал Невский. - Это все пустяк. Нам с вами жить здесь да жить.
      - Само собой! - с готовностью подхватил Куплетов. - Я своих соседей уважаю. Предлагаю дружбу! - Он протянул руку и, отлепившись от косяка, торжественно вышел на середину комнаты. - А хотите, будем выступать на пару?
      - Это как?
      - Да чтоб потешней было. Ну, как Ширвиндт и Державин. Или - Винокур с бригадой. Скажешь глупость, а люди смеются. - Куплетов неожиданно погрустнел и, подойдя к своей кровати, тяжело опустился на нее. - Закон эстрады. Вы думаете, отчего у нас такая эстрада глупая? Чтобы зритель себя уважал. Это дело то-онкое!..
      - Увы, - вздохнул Невский, притворяя за ним дверь в коридор, затейник из меня никудышный. Не умею по заказу развлекать. Хотя - полезный дар, не спорю, кусок хлеба гарантирует всегда. Да вы бы прогулялись все-таки немного! Голова, небось, гудит?
      - Нет, совершенно не гудит, - обиделся Куплетов. - Я ведь только разик вчера - по случаю. Мне пить нельзя.
      - Так всегда говорят, - с иронией заметил Невский.
      - Но мне действительно - нельзя! Я не шучу. А вот - себя не берегу. Дурной совсем. Вы знаете, милейший, проигрался в прах!
      - А вообще чем в жизни занимаетесь? Ну, чем кормились до сих пор?
      - Вообще? - уныло повторил Куплетов, разваливаясь на кровати. - А всем понемногу. Был матросом, был токарем, был поваром, был грузчиком, был спекулянтом колбасой, был сутененером - да, представьте, есть такая интересная профессия! - был электромонтером, санитаром в дурдоме, писал босяцкие стишки в многотиражки, работал гримером, шофером, вахтером, шпрехшталлмейстером, официантом. Богатая, насыщенная биография. Как у писателя Максима Горького, к примеру. Знаете такого? Настоящий народный талант. Не иссякает Русь!.. И не иссякнет - это я вам говорю! И что особо радует и удивляет - ни разу в жизни не сидел!..
      Невский невольно хмыкнул.
      - А сейчас?
      - И сейчас не сижу, - с достоинством парировал Куплетов. - Лежу вот на кровати - и о чем-то интересном с вами говорю. А может, и не интересном.
      - Почему же? Очень любопытно. Но я все-таки хотел бы знать: где нынче служите?
      - Я не служу, милейший, это слово мне претит. С душком каким-то. Я тружусь! Всегда и всюду. Рук не покладая. А сейчас в Доме пионеров кружком руковожу. Наши дети любят выжигать, вот я их и учу. Первые робкие шаги в огромное искусство. Да. И там же, по совместительству, уроки бокса даю. Есть очень шустрые ребята. Родители меня уважают, разных знакомств и связей - куча!..
      Куплетов разулся и прикрыл ноги краем одеяла.
      - Но здесь-то вы зачем за эти свои фокусы взялись? - не удержался Невский.
      - Не могу видеть скучающих людей. У меня и так печенка болит, а как на эти рожи взглянешь - еще хуже. Человек на таком культурном отдыхе звереет, я вам точно говорю. Я почему потешаю? Из жалости. От презрения, если хотите. Не желаю быть таким, как они. Вот вы, к примеру. Шастали вчера весь день с этой девчонкой. В другое время, на службе, стали бы себя так вести? Дали бы себя околпачить?
      - Во-первых, никто меня не одурачивал, - сухо произнес Невский. - Не так-то это просто. А во-вторых, откуда вы все это взяли?
      - Да ведь, милейший, видно! - Куплетов даже привстал на кровати. - За версту все видно! Что ж, вы полагаете, - кругом одни слепые?
      - Вас интересуют сплетни? - с откровенной неприязнью спросил Невский. - И вы им доверяете - вы, презирающий всех тех, кто эти сплетни распускает?! Или, может быть, снисходите до того, чтобы подглядывать самолично?
      - По мне - вы хоть со всем санаторием переспите. - Куплетов меланхолично запустил в нос безымянный палец. - Тоже мне, надомник-первооткрыватель!.. Несть вам эдаким числа. Да я о вас забочусь! Подцепить кого-нибудь недолго: не пустыня, слава богу, - санаторий!.. Для того и существует.
      - Что ж, весьма признателен.
      - А, ерунда! Мне на эту Лидку - наплевать. Смазливая, хохочет. Доиграется. Вас жалко! Вы же - только приехали, ничего не знаете. А у нее жених!
      Невский остолбенел.
      - Извините, но. вы говорите чушь! - произнес он зло. - Эта женщина замужем.
      Куплетов лениво повернулся на левый бок и, подперев ладонью небритую щеку, блаженно-укоризненно уставился на Невского.
      - Естественно, - прокурлыкал он, тихонько ухмыляясь, словно нарочно подзадоривая своего соседа. - Там все - шито-крыто... Она, небось, три часа распиналась о разных прелестях семейного уюта. Это она здорово умеет. Романтику развела. А вы уши и развесили. Замужем! - презрительно фыркнул он. - Еще бы! А у нее - любовник, почитай, четвертый год. По-интеллигентному - жених.
      - Что вы там плетете?!
      - Да ведь всем известно! Каждому. Она и не скрывает. Женщины порядочные, а особо шлюхи, - не скрывают ничего. Сплошной шарманный моветон! Эх вы, рыцарь. как его. развеселого образа!.. Уж лучше в карты по ночам играть, как я.
      - Ни слову вашему не верю! - сдавленно выкрикнул Невский. - Вы дешевый циник! И к тому же пьяный.
      - Тяпнул лишку, спору нет, - будто стихи, продекламировал Куплетов. Да, и циник - тоже. Непременно. Вы это тонко подметили. Жизнь у меня бедовая, всего насмотрелся. А тут, под старость, ну, такое искушение нашло!.. Стань циником, сказал мне внутренний голос, пора, мой друг, пора, цинизма сердце просит, без него теперь не проживешь! И - знаете что? Я согласился. Сразу!
      С хмельного глазу Куплетова неудержимо потянуло к патетическим речам.
      - Поверите, Куплетов, в вас есть что-то от мелкого мошенника, неожиданно проникновенным голосом сообщил Невский. Он был взбешен до крайней степени. - Мне кажется, это ваше основное призвание.
      - Я весь внимание, - дурачась, произнес Куплетов. - Мысль очень продуктивная.
      - Да, быть мошенником - всегда и везде! С вами опасно иметь дело, даже пустяковое! - не унимался Невский. - Вы страшный человек, Куплетов.
      - Правда? - хохотнул тот. - Вот бы не подумал. Две ноги, две руки, одна голова. И все остальное - на месте. Нечем вроде бы пугать.
      - С вами препираться - только время попусту терять, - безнадежно вздохнул Невский. - Живите, как хотите.
      - Милейший, - обрадовался Куплетов, - наконец-то вы попали в точку! Как видно, эта перепалка его совершенно не задевала. - Браво-браво! Сто воздушных поцелуев!.. А позвольте-ка узнать, чем вы занимаетесь? Не здесь, конечно же, об этом умолчим, а дома у себя, на службе?
      - Чабаном служу, - огрызнулся Невский.
      - Что ж, пасти баранов - дело благородное. Шагает прямо в двадцать первый век. И - далее, вперед. И все нужней, нужней. Я вам завидую, милейший. Представляете, завидую! - Куплетов сонно зевнул и прикрыл глаза. - И всё вы врете, - добавил он через секунду. - Всё! От и до. И я вам тоже вру.
      - А я не сомневался, - пожал плечами Невский.
      - Не в том смысле, - устало махнул рукой Куплетов и снова беззастенчиво зевнул. - Очень может быть, и вы говорите правду, и я. Не в том смысле.
      - А тогда - в каком?
      - Слова, слова, слова. Шекспир в них толк отменно понимал, не зря писал. Они-то уж случаются - правдивей не найдешь, тютелька в тютельку метят, опять же на словах, а вот - что спряталось за ними. Это надо каждый раз особо обмозговывать, усиленно трудиться! Вам не кажется, милейший, что мы всю жизнь стараемся говорить одну правду - и оттого только еще больше врем? Начинаем говорить правду, не представляя, где она иссякнет. Начинаем говорить правду, которая оправдывает нашу ложь. Видите, и тут без игры слов не обойтись! А это ведь пока по мелочам.
      - Не хватало большего, - криво усмехнулся Невский. - Спиноза вы наш!..
      - Я с вами полностью согласен, - с готовностью закивал Куплетов. - И насчет Спинозы, и насчет остального. Заметьте: мы оба сказали правду и пришли к взаимопониманию. И не верим друг другу ни вот на столько. Конец света на сегодня отменяется. Давайте дружить!
      Он закинул руки за голову и, уставясь в потолок, горестно вздохнул.
      - Пойдемте завтракать, - предложил Невский.
      - Идите, - не поворачивая головы, глухо отозвался Куплетов. - Я лучше посплю.
      Вид у него и в самом деле был усталый и вызывающий скорее жалость, нежели другие чувства.
      Но ведь он взял! - с внезапным отчаянием подумал Невский. Он! Больше некому. Взял - и молчит. И даже не раскаивается. Вот человек!..
      - А насчет Лиды - это верно? - спросил он тихо.
      Куплетов мельком взглянул на него, как-то брезгливо морща лоб, и зарылся щекой в подушку.
      - Все - вранье! - провозгласил он. - Ну, конечно нет! Успокоились? Ведь может человек вот просто так, потехи ради. Не со зла же.
      Невский ничего не ответил. Он сдернул с вешалки красно-оранжевую куртку с сине-белым капюшоном, уже окончательно просохшую к утру, и, на ходу натягивая ее на себя, вылетел из комнаты.
      Он знал, что Куплетов потешается над ним, но ждал именно этих слов. И - дождался наконец. Вот что обидно.
      Двери из вестибюля на улицу были настежь.
      Снаружи по-прежнему моросил мелкий нудный дождь, но на площадке перед домом толклось много народу.
      Все о чем-то разом говорили.
      Невскому удалось только разобрать: "И все. Убили. Нынче ночью. Как она теперь одна?.."
      Глава 9
      Было промозгло, не по-летнему зябко, и оттого все кругом кутались в плащи и куртки. В воздухе плавали цветастые зонты. Всеми владело непонятное, гнетущее возбуждение.
      На глаза Невскому попались его соседи по столу.
      - Всем - здрасьте. С самым добрым утром, - поприветствовал он их машинально.
      - Да какое уж там доброе!.. - горестно молвил Лазаретов и тыльной стороной большого пальца смахнул с кончика носа дождевую каплю.
      - Это просто неслыханно, - подала голос Виолетта Прохоровна. - Ужас! Если бы я только знала, то. никогда бы не приехала сюда. Да-да! Ни за что!
      - А вот мне интересно, откуда ж вы могли бы знать? - неожиданно рассердился Лазаретов. - Вы, Виолетта Прохоровна, право, иногда такие удивительные вещи говорите!..
      Он вытащил большой носовой платок, расправил его и громко высморкался, строго глядя на Невского.
      - Да что тут, собственно, случилось? - спросил тот. - Я слышал, какое-то убийство.
      - Да-да! - закивал Лазаретов. - Жуткое убийство. Представляете?
      - Здесь, в санатории?
      - Ну, вы уж скажете!.. Упаси боже, чтобы - тут! - замахал руками Лазаретов.
      - Медсестра, - ледяным тоном произнесла Евфросинья Аристарховна.
      - Как?! - едва слышно, чужим совершенно голосом, пробормотал Невский. - Лидия Степановна? Ее. убили?
      Страшное предчувствие сжало все внутри в напряженно бьющийся комок.
      - Этого еще не хватало! - опешил Лазаретов. - Нет, она жива. Но ее муж!..
      - За что? - невольно вырвалось у Невского.
      Лазаретов лишь выразительно поморщился да руками развел: дескать, батюшки, за что ж на свете убивают, экий вы наивный человек!..
      - Вот этого как раз никто толком и не знает, - словно проснувшись, защебетала Виолетта Прохоровна. - Говорят разное. И жулик, и подрался, и кто-то, может быть, из зависти. У нас тут такая паника.
      - Виолетта Прохоровна, - с мягкой укоризной произнес Лазаретов, опять вы какие-то удивительные вещи говорите. Где вы видите панику? Я, по-вашему, паникую, или, скажем, Михаил Викторович, или Евфросинья Аристарховна? Право. Совестно такое слушать!
      Разволновавшись, Невский и не пробовал вникать в смысл его слов.
      На мгновение в памяти всплыло самодовольно ухмыляющееся лицо Куплетова.
      "Она вам такого наговорит. А вы уши и развесили. У нее жених! Четвертый год!.."
      Да откуда? Почему?
      И теперь вот это совершенно несуразное, внезапное убийство. Черт знает что!
      - Кто сообщил?
      - Она сама - Лидия Степановна, - с готовностью ответила Виолетта Прохоровна. - Прибежала утром - и криком кричать. Всех подняла. И уж так убивалась, так убивалась. Я, правда, не видела. Но - говорят!
      И я не слышал ничего, досадливо подумал Невский. А под носом вон что происходит. Только время зря потратил на пустые препирательства с массовиком!..
      - Вы ведь вчера поздно с ней гуляли. - ни с того ни с сего, меланхолично глядя в сторону, заметила вдруг Евфросинья Аристарховна.
      То была солидная оплеуха, однако Невский сделал вид, что это - так, сущий пустяк, не стоящий в действительности долгих обсуждений.
      - Верно. Я проводил ее до автобусной остановки. Потому что было очень поздно и темно. А вы, простите, за всеми эдак наблюдаете или только за мной?
      Лазаретов заинтересованно прислушался.
      - Я ни за кем не слежу, - враждебно проговорила Евфросинья Аристарховна.
      - Ой ли?! - качнул головою Невский. - Что-то мне не слишком верится.
      - И на здоровье. Я никого не прошу верить мне или нет. Но разнузданных гулянок у себя под окнами я тоже не потерплю! Это вам не танцульки, и вы не у себя дома. Здесь, как вы знаете, общественное место.
      Последние фразы она произнесла нарочито громким голосом, чтоб было слышно всем, после чего, считая, вероятно, свою миссию успешно выполненной, со смиренным видом отошла на несколько шагов.
      Вон ты куда хватила, подумал Невский. Недооценил я тебя, тихоню.
      В другой бы раз он только равнодушно отмахнулся, не придав ее словам значенья, но теперь все сказанное обрело вдруг непонятный и тревожащий подтекст.
      Нет, никакой вины он за собой, естественно, не ощущал, однако догадался: Евфросинья Аристарховна и впредь готова отравлять ему существовование - и потому, что он одним уж своим видом и манерами вести себя не вписывался в четкий круг ее житейских представлений, и потому, что, надо полагать, сама поборница высоких нравственных устоев относилась к категории людей, которым просто тошно делается, ежели кому-либо другому в данный миг легко и хорошо.
      Она была вдовой со стажем и несла его, как знамя, тяжелеющее год от года, и, похоже, искренне подозревала всех, кто этим стажем не располагал или хотя бы не стремился к обретенью такового.
      - Вот и поругались, - горестно развел руками Лазаретов. - Тут покойник, а они.
      - Да что вы? В нашем корпусе? - побледнела Виолетта Прохоровна. - Он здесь?!
      - Виолетта Прохоровна, иногда вы не понимаете азбучных вещей, - нервно дернулся Лазаретов. Судя по всему, у них тут завязался нежный, трогательный, старческий роман. - Ну, конечно же он дома. Или в городской больнице, в морге... А вот Лидия Степановна.
      - Она у себя? - быстро спросил Невский.
      - Была в кабинете, - подтвердил Лазаретов. - Да у нее там, знаете, народ.
      - Не беспокойтесь.
      - Боже мой, я останусь сегодня без завтрака, - трагически сообщила Виолетта Прохоровна. - От такого кошмара я буду болеть четыре дня.
      Но Невский ее уже не слушал.
      Через две ступеньки он помчался по парадной лестнице к дверям, наверх.
      Что было после, Невский почти не запомнил.
      До самого обеда день прошел в волнениях и совершенно бестолково.
      Все вокруг бродили взбудораженные, болтали без умолку, строя версии одна нелепее другой, шумели, мешали друг другу, бесцельно толчась из угла в угол, а нудный дождь все лил да лил, и налетал порывами резкий холодный ветер, и было такое одинокое чувство, будто лето вдруг закончилось и всем давно уж пора по домам.
      Но это было потом.
      А тогда Лидочка сидела в своем кресле под торшером, бессильно уронив руки на колени, осунувшаяся, разом постаревшая и подурневшая.
      В комнате находились какие-то посторонние, незнакомые люди, но Невский не обратил на них внимания, да и они его словно не заметили.
      Он сразу прошел к креслу в углу - и надолго остался там стоять.
      Лидочка лишь на миг подняла на него глаза, сухие, с воспаленными веками, - и тотчас опустила.
      И во взгляде ее не было ни признательности за то, что он явился - вот сейчас, к ней! - ни отчаяния, ни боли, ни мольбы об утешении и сострадании - все словно спряталось куда-то внутрь, сжалось и окаменело.
      И ты еще будешь говорить, что не любила, с горькой укоризною подумал Невский.
      Глава 10
      Невскому было тревожно и тоскливо, когда он поднимался к себе в номер.
      Он даже не смог бы с определенностью сказать сейчас, что его больше тяготило: то, что вообще случилось это нелепое, в сущности, убийство, или же совсем другое, внезапно властно проникшее в его сознание чувство.
      С неожиданной для себя ясностью, обидной, может быть, он понял, что ревнует.
      Да-да! Бездарно, глупо, но - ревнует. И к тому, кого теперь уж нет на свете, и к тому, кто, видимо, остался.
      К тому, кто остался.
      Ей - в утешенье, ему - во враги.
      Эх, Куплетов, ну, за каким чертом ты сболтнул, кто тебя тянул за язык?!
      Ведь промолчи ты в нужную минуту - и не знал бы Невский ничего, и не терзался бы теперь, испытывая чувство идиотской зависти к возникшему внезапно конкуренту.
      Хуже не бывает: утвердиться в некой ситуации, принять ее, а после обнаружить, что она, играючи, переменилась и тебе уже в ней места нет, хотя ты так старался, так старался ничего не упустить!..
      Да нет же, ерунда, попробовал утешить себя Невский, право же, о чем я думаю - я, посторонний?! Я ведь в самом деле посторонний здесь, и, что бы ни происходило, это понимают все. И даже Лидочка. Ну, мало ли, куда обоих нас кривая завезла! Случайно, вдруг. Не более того.
      Но это была слабая уловка, отговорка. А чувство было древнее, как мир.
      Чем дольше Невский думал об убийстве, тем загадочней оно ему казалось.
      Внятно объяснить, что именно сейчас его смущало, Невский, вероятно, не сумел бы, даже если б очень захотел. Какое-то туманное предчувствие - и только.
      Да, несчастного могли убить без умысла и цели - эдак ненароком.
      А могло быть и иначе!
      Факты?
      Слишком мало фактов, явленных конкретно. Это плохо. Но какие-то пускай разрозненные, пусть, на первую прикидку, меж собой не связанные! есть.
      Их можно попытаться сопоставить, увязать друг с другом - в качестве исходной версии хотя бы.
      Кто ему мешает?
      И тогда вдруг Невский понял, что обязан разобраться в этом деле просто для себя! - поскольку внутренне теперь к нему причастен и не обретет покоя до конца.
      Естественно, подумал Невский, и другие будут этим заниматься профессионально, так сказать. Но мне сейчас важней моё - мой собственный подход. А там - посмотрим. Эдакая небольшая тренировка для ума. Конечно, блажь. Гарантий - никаких. Да только не могу я просто ждать чужого результата, не могу!
      Что ж, пусть другие выясняют, кто убийца.
      Он должен знать всю подноготную - не только и не столько преступления, но и всех прочих отношений, ибо и они в конечном счете осквернены отныне кровью жертвы. Или, напротив, - очищены ею.
      Итак, решил он, стоя на площадке своего второго этажа, попробуем-ка предварительно наметить схему.
      Что мы имеем?
      Странный сосед по комнате, исчезновение галстука и охотничьего ножа, Лидочка, неявная слежка за мной - предвзятая слежка, отметим! - и, наконец, это убийство. Вот то, что лежит, так сказать, на поверхности.
      Плюс данные, покуда менее очевидные: нелады в Лидочкиной семье и вдруг народившийся жених-любовник.
      Про нелады она сама могла придумать, чтоб разжалобить меня, а про любовника хмельной Куплетов тоже мог соврать - чтоб раздосадовать меня и после посмеяться. Тут еще надо проверять.
      И больше фактов вроде - нет. Не густо!
      Главное - почти никакой, по крайней мере видимой, связи между отдельными частями. Если такие связи существуют, разумеется.
      Куплетов?
      Да, он мне не нравится и, более того, - он чем-то подозрителен. Ну так и что?!
      Не нравится!..
      Ведь это же еще не повод полагать. Убийство-то стряслось не здесь, не в санатории!
      К тому же, если кража - его рук дело, то он выдает себя сразу, с головой. Слишком явно, даже нарочито. Надо быть совсем уж без мозгов!..
      Значит, убил не Куплетов. Как там ни крути, а это выглядит правдоподобнее всего.
      Да и с какой стати он полезет убивать?!
      Может, Куплетов и есть тот самый любовник? Не исключенный, между прочим, вариант.
      Но тогда он должен стремиться убрать меня как соперника, а не.
      Постойте-ка! Ведь муж ему мешал куда сильнее!
      Ладно. Предположим, Куплетов все-таки убил его и теперь пытается - сам или через кого-то, а возможно, что уже пытался, - выставить меня причастным к этому делу.
      Каким образом?
      Вот тут цепочка явно рвется. Возникает множество натяжек. Каждый пункт противоречит как бы остальным. И все-таки - попробуем нащупать связь.
      Итак.
      Я проводил Лидочку до остановки и вернулся в номер. Куплетов между тем отсутствовал до утра. Его костюм был влажным от дождя.
      А тут еще - эта Евфросинья Аристарховна! Что она, всерьез взялась следить за мной? Мда. тот еще фрукт!..
      У Куплетова то ли есть алиби, то ли нет.
      Положим для начала - все же есть: он до утра резался в карты, а потом пьяный где-то шатался под дождем, оттого ничего и не помнит.
      Значит, надо выяснить: с кем именно, где и до которого часу он играл.
      У меня алиби нет. Любые Лидочкины показания - дело ненадежное. Особенно теперь.
      Меня видели только уходящим - возвращения в номер, судя по всему, не заметил никто.
      И немудрено: последний автобус ушел без чего-то двенадцать - время очень просто уточнить! - в эту пору в санатории либо уже спали, либо сидели по номерам, и на улице не было никого - лил дождь.
      Подозрение против меня, конечно, слабенькое, концы с концами не сходятся. И все-таки, и все-таки!..
      А ежели нормально рассуждать, то вообще какая-то нелепица: ну почему я вдруг решил, что санаторий, обитатели его - причастны к совершенному убийству?!
      Только потому, что Лидочка работает здесь медсестрой? Так это чистая случайность, совпадение!
      Не будь ее, работай она где-либо еще, ни я, ни кто другой из санаторцев никогда б и не узнали о случившемся! Ну, может, слухи и дошли бы постепенно, но чтоб стольких разом взволновать!.. Смешно!
      В газетах нынче часто пишут про убийства, но, как правило, мы все спокойны, вот в чем дело.
      Может быть, и тут нет ни малейшей связи - просто мне так интересней думать, а на деле виноватых надобно искать на стороне?
      Мне отчего-то хочется, чтоб виноватым был Куплетов.
      Чушь!
      Он - колоритная, неординарная фигура, спору нет, но остальное.
      Вот беда: понапридумал - и теперь цепляюсь, и придумываю дальше. Кто мне эдакое право дал?
      Ведь Лидочка-то - здесь, а никого не обвиняет. И как будто не подозревает даже. Уж она, наверное, могла бы. Если б хоть чуть-чуть.
      Нет, нужно непременно съездить в город: разузнать подробности убийства.
      Потому что верить никому нельзя. Болтают разное: и десять ножевых ран на теле, и разможженный череп, и стреляные гильзы на полу, и убитая во дворе собака, и развороченная дверь в дом, и грабеж.
      Откуда эти слухи, как сюда попали?
      Ладно, решено: с первым же автобусом, после обеда, отправлюсь в город.
      Надеюсь, в здешней милиции мой визит воспримут нормально - слава богу, уже не один мой газетный очерк понаделал шуму, да и выступления по телевидению запомнились, как следует из писем.
      Сюда прибавить надо и международные корреспонденции в центральной прессе - тоже, надо думать, не последний аргумент. И еще книжечка - о психологии насильника, воспитанного пропагандой.
      Но Куплетов!..
      Неужели в нем сидят какие-то преступные задатки?! А ведь так непринужденно вел себя. И - нате вам!..
      Или и вправду я чего-то недопонимаю и сужу, как истинный профан в столь деликатном деле?
      Куплетов спал сном праведника, на спине, вольготно раскидавши руки, и храпел нещадно.
      Сразу бросилось в глаза, что створка шкафа на его, Невского, половине опять приоткрыта.
      Свет, лившийся из окна, легко проникал в образовавшуюся щель, так что можно было без труда разглядеть начальное содержимое полок.
      Интересные дела! Неужто - все по новой?..
      Невский рывком распахнул створку до упора.
      Нет, все вещи были на месте.
      Он пожал плечами и закрыл шкаф, но тотчас заметил, как створка медленно, слегка приотворилась, с механическим упорством обнажая полки.
      Надо полагать, так было и вчера, и позавчера, и еще задолго до его приезда - просто с самого начала на такую мелочь он, увы, не обратил внимания.
      Плохо, подумал Невский, запереть бы не мешало.
      Но ключей не было. Да и водились ли они здесь вообще?!.
      Книга, которую он взял с собой на отдых - "Двенадцать башен" Ли Юя, валялась на тумбочке у изголовья, но читать сейчас не хотелось.
      Невский допил свой вчерашний "Байкал", тихо выкурил сигаретку, вытащил из тумбочки новую, непочатую пачку и, сунув ее в карман, двинулся на выход.
      Никакого конкретного плана действий не было, да, в сущности, и не могло пока возникнуть - просто тягостно и тошно было оставаться в номере, бок о бок с безмятежно почивающим соседом.
      Конечно, неразумно и несправедливо раньше времени подозревать его - и все же!..
      Разум в силах совладать с эмоциями, спрятать их поглубже, но от этого они не исчезают, вот в чем штука. А эмоции, сидящие под спудом, очень скверно действуют на организм и, главное, вредят работе самого рассудка.
      Замкнутый, порочный круг.
      Куплетова будить он не стал.
      Когда Невский уже шел по коридору, ему почудилось, что сзади кто-то пристально за ним наблюдает.
      Он обернулся - одна из дверей, в длинной веренице прочих, слегка скрипнула и тотчас глухо стукнула, как случается при сквозняке.
      В другой бы раз Невский так и решил: сквозняк гуляет - и ладно.
      Но он знал, просто был уверен, что, едва только направится дальше по коридору, как его вослед начнут оглядывать, ощупывать и запоминать два недремлющих ока праведной Евфросиньи Аристарховны.
      Ну и шут с тобой, старой, в сердцах подумал Невский, тебя мне еще не хватало бояться. Хотел бы я знать, скольким кровушки ты попортила за свою замечательную, нужную родине, отважную жизнь?! Давай гляди! Наслаждайся!..
      Лишь один нюанс, по причине сильного волнения и расстройства, Невский упустил из виду в тот момент: его чуткая соседка по столу, Евфросинья Аристарховна, жила не на втором этаже, как он, а на третьем.Только и всего-то.
      Спустившись по лестнице, он пересек вестибюль, набросил на голову капюшон и толкнул парадную дверь.
      До обеда оставалось достаточно времени, чтобы всласть нагуляться по размокшим аллеям, успокоиться и, главное, привести мысли в порядок, чтобы снова проанализировать события минувших суток и попытаться отыскать в этом деле хоть какую-нибудь мало-мальски толковую зацепку.
      Невский рассеянно глянул по сторонам.
      На краю площадки перед главным зданием одиноко стоял милицейский "газик".
      Никто из санаторцев не гулял. Кругом было непривычно, как-то уж совсем по-осеннему, пусто.
      Только желто-синий "газик" на фоне отключенного - по случаю дождя фонтана.
      И еще - трое в милицейской форме, деловито поднимавшиеся по ступеням.
      Впереди, сильно отмахивая, точно на параде, левой рукой, семенил невысокий крепыш в чине майора, на вид - лет пятидесяти, лысоватый, с приличным брюшком и кирпично-красной лоснящейся физиономией.
      Позади него, громко цокая по мрамору подкованными каблуками, с угрюмым выражением на лицах и окаменелой целеустремленностью в глазах, шагали двое подчиненных - худенький, чернявый, слегка сутулый лейтенант и здоровенный румяный сержант с роскошными пшеничными усами.
      Невский ничуть не удивился появлению таких гостей.
      Это вполне естественно, сообразил он. Ведь Лидочкато - здесь! Они должны были приехать сюда. Даже странно, что с таким опозданием.